Довольное хрюканье возвестило, что предложение принято.
– Ух! – крякнул колдун, выпив свою порцию.
– Да, недурно, – подтвердил Джесюрон, проделав то же самое.
Затем достойные собутыльники приступили к разговору. Первым заговорил Джесюрон.
– До меня дошли довольно странные слухи, – сказал он. – Может, и ты уже слышал? Знаешь, кто умер?
В глазах жреца вспыхнула свирепая радость.
– Ага! – воскликнул он. – Значит, он наконец протянул ноги?
– Кто это «он»? Я, кажется, не называл ничьего имени. – Джесюрон с притворным удивлением поглядел на колдуна. – Правда, ты знал, что судья Бэйли болел, очень тяжело болел, и что надежды на его выздоровление не было. Да, он уже в гробу. Вчера скончался, бедняга…
Жрец Оби испустил глубокий вздох. Не сожаления, нет. Напротив, то был вздох полнейшего удовлетворения, какое не выразишь словами.
– И какое совпадение, – продолжал Джесюрон деланно простодушным тоном: – ведь совсем недавно перед этим умер мистер Риджли. Кажется, это двое из тех судей, которые приговорили тебя к смерти, Чакра, – не так ли? Видно, их покарала за тебя рука Провидения.
– А может, рука дьявола? – Чакра многозначительно ухмыльнулся.
– Бог ли, черт ли – нам все равно. Главное, Чакра, ты отомщен, а кто тут вмешался, не так уж важно. Двое злейших врагов больше не опасны тебе, Чакра. А третий…
– …скоро последует за ними, – докончил за него Чакра и хитро подмигнул.
– А что? – перешел вдруг на серьезный тон его собеседник. – Ты что-нибудь слышал? К тебе приходила Синтия?
– Только что ушла, всего с четверть часа назад.
– И что же? Она согласна?
– Не беспокойтесь, все сделает, что понадобится. Она теперь во власти Оби – он заставит ее сделать все, что ему угодно. Оби, великий бог, всесилен…
– Да-да, все это я знаю, – прервал его Джесюрон. – А если Оби не подействует, то тогда ты, Чакра, не оплошаешь. Знаю, у тебя найдется зелье посильнее чар Оби и всех богов, вместе взятых.
Они понимающе поглядели друг на друга.
– Сколько времени потребуется, чтобы твое снадобье оказало нужное действие? – спросил Джесюрон, помолчав и как будто мысленно произведя какие-то расчеты.
– Столько, сколько надо. Если нужно, Чакра самого сильного здоровяка отправит на тот свет за три дня. А можно и за три часа, только это опаснее. Будет больше похоже на яд, чем на чары Оби. Да и три дня тоже слишком короткий срок. Три недели – вот самое подходящее. Тогда получится похоже, будто это болезнь – горячка или тиф. И ни у кого никаких подозрений.
– Три недели, говоришь? И никаких симптомов, никто ничего не заподозрит? Ты уверен, что этого достаточно? Помни, Чакра, Лофтус Воган силен, как бык.
– Через три недели сил у него останется не больше, чем у новорожденного теленка. Трех недель не пройдет, как ему будет крышка. Но бог Оби ведь не негр, он, как белый господин, любит, чтобы ему платили. Оби не станет ничего делать, пока ему не заплатят.
– Да-да, разумеется, Оби свое получит. Но сколько же все-таки он хочет за работу?
– Если самому Оби это дело не нужно, он берет сто фунтов, а если дело ему по душе, то всего пятьдесят.
– Пятьдесят фунтов! Деньги немалые, друг Чакра. Ведь дельце для Оби очень даже соблазнительное, а? Это также и его враг, он должен отомстить.
– Верно, Чакра это знает. Вот потому Оби и требует только пятьдесят. Враг сильный, одолеть его трудно. Другой колдун запросил бы все сто. Но, кроме Чакры, никто за это не возьмется, одному только старому Чакре дана такая сила.
– Ладно, пусть будет пятьдесят. Вот, получай задаток – ровно половину. – Джесюрон швырнул в протянутую руку старика кошелек с деньгами. – Остальные через три недели. И тогда наконец оба мы расквитаемся с судьей Воганом. У тебя свои, а у меня свои с ним счеты.
– Через три дня приходите в ущелье, масса Джек. Узнаете все, что нужно.
Тут снова появилась на свет бутылка, и, приложившись к ней напоследок, достойная пара покинула хижину. Хозяин, перевезя гостя через озеро, вернулся к себе и стал приканчивать остатки коньяка.
– Ух! – Он на минуту оторвался от бутылки. – Что это ему так не терпится доконать судью Вогана?.. Да мне до этого дела нет. У меня с ним свои счеты. Если Синтия не подведет, то и месяца не минет, как жирный плантатор, осудивший меня на смерть, станет обглоданным скелетом. А когда судья ляжет в могилу, Лили Квашеба, дочь той Квашебы, которая предпочла мне какого-то желтолицого марона, попадет в мои руки!
Глубоко запавшие глаза колдуна сверкнули зловещим блеском. Раздвинув рот в отвратительной гримасе, заменявшей ему улыбку, он снова принялся за ром и коньяк и пил до тех пор, пока винные пары не одолели его. Не переставая бормотать страшные угрозы врагу, Чакра, мертвецки пьяный, свалился на пол.
Глава LX. ПОЧЕМУ ДЖЕСЮРОН ХОТЕЛ СМЕРТИ СУДЬИ ВОГАНА
Читатель знает, почему Чакра жаждал смерти Лофтуса Вогана. Но почему так желал смерти богатого соседа Джекоб Джесюрон?
Ни одна живая душа не знала, какой секрет хранит коварный старик. Пора раскрыть читателю его тайные помыслы.
Джесюрон был отлично осведомлен о семейной истории плантатора Вогана еще в ту пору, когда тот управлял замком Монтегю. А когда, унаследовав поместье Горный Приют, Лофтус Воган стал его ближайшим соседом, Джесюрон разузнал всю подноготную его домашних дел и секретов. Он получил эти сведения, прислушиваясь к сплетням и заключая сделки, а больше всего – через Чакру. Колдун знал все, что происходило в Горном Приюте. Он знал даже слишком много – это, как уже говорилось, и привело его в свое время на Утес Юмбо. Джесюрон не раз прибегал к содействию Чакры в своих темных делах. Это тайное содружество длилось уже долгие годы. Но о семейных делах Вогана Джесюрон знал даже больше Чакры.
Чакра не подозревал, что у Лофтуса Вогана есть брат, а у того – единственный сын.
Джесюрон проведал, что судья Воган не любит своих английских родственников, не интересуется ими и не поддерживает с ними переписки. Но Джекоба Джесюрона эта родня соседа весьма интересовала. И вот почему.
Он пронюхал, что Лофтус Воган не состоял в законном браке с квартеронкой Квашебой. Это не имело бы никакого значения, будь она белой. Отец все равно мог оставить дочери свое имущество по завещанию.
Но мать Лили Квашебы, или, иначе, мисс Кэт, была квартеронкой и считалась «цветной», так что даже по завещанию Кэт могла унаследовать от отца не более полутора тысяч фунтов стерлингов. Раз Кэт не считалась белой, никакое завещание Лофтуса Вогана не сделало бы ее полной наследницей всего его имущества.
Он имел право завещать свое состояние кому угодно при одном условии, что это будет белый. Если же после смерти Лофтуса Вогана не останется такого завещания, то и поместье и все остальное имущество, движимое и недвижимое, перейдет к ближайшему прямому родственнику – то есть к его племяннику Герберту.
Неужели из этого положения не было никакого выхода? Нет, выход существовал: для этого требовалось специальное постановление гражданских властей.
Судья Воган все это знал и твердо намеревался добиться такого постановления. Он все собирался съездить в столицу Спаниш-Таун, но каждый раз по той или иной причине поездка откладывалась. Вот этой-то поездки и страшился Джекоб Джесюрон, и, чтобы помешать ей, он отправился в храм Оби, ища содействия жреца Чакры. Ведь если судья не успеет осуществить своего намерения, после его смерти Горный Приют достанется Герберту Вогану. А сердце Герберта уже отдано Юдифи Джесюрон. Во всяком случае, так полагали она сама и ее почтенный родитель. Любовные чары Юдифи – это первый шаг к тому, чтобы заполучить богатое поместье соседа. Вторым шагом к достижению этой цели явится смертоносное зелье Чакры.
Глава LXI. СМЕРТОНОСНОЕ ЗЕЛЬЕ
На следующий вечер после посещения Джесюрона и приблизительно в тот же час старый колдун сидел у себя в хижине, поглощенный каким-то, очевидно, очень важным занятием. Посреди хижины в очаге, сложенном из четырех крупных булыжников, был разведен огонь. Он горел очень ярко, хотя над ним поднимались густые клубы дыма. Топливом служили бурые, слежавшиеся глыбы, напоминавшие торф или уголь. Чужестранец затруднился бы определить, что это такое, но любой житель Ямайки, не задумываясь, с одного взгляда понял бы, что это обломки термитных «гнезд». Их можно часто видеть в тропических лесах: это большие, величиной с кабанью голову, куски, прикрепленные к стволам деревьев.
Дым от такого топлива менее едок, чем от древесины, и вдобавок является более сильным средством против москитов – этого бедствия южных стран. Может быть, именно поэтому колдун и избрал такое топливо. Во всяком случае, оно отлично выполняло свое назначение.
На очаге стоял небольшой железный котелок. Старик кидал на него озабоченные взгляды, непрестанно то помешивая кипящую жидкость, то, зачерпнув ее ложкой, поднося поближе к светильнику. Очевидно, это была не кулинарная, но скорее химическая стряпня. Когда он наклонялся над варевом, его проворные движения и бегающий взгляд говорили о каких-то дьявольских замыслах.
Это подтверждалось лежавшими рядом снадобьями, часть которых уже отправилась в котелок. На полу стояла корзина с ядовитыми корешками и травами. Особенно выделялась среди них смертоносная кутра с изогнутым стеблем и золотистым венчиком. Возле нее можно было заметить противоядие – орехи нхандиробы, ибо жрец умел не только убивать, но и лечить, когда это требовалось.
Такая «провизия» явно говорила, что в котелке готовится не похлебка на ужин. Там кипело смертоносное зелье Оби.
Для кого же предназначалось адское варево?
– Пока ты силен, судья Воган, не спорю, но скоро могучий Оби заставит тебя дрожать, как малое дитя, – бормотал старик, помешивая в котелке. – Оби? Ха-ха-ха! Ну, это все для простофиль-негров. Мои корешки и травы посильнее всякого Оби. От них затрепещут и рассыплются в прах все враги Чакры.
Он еще раз зачерпнул ложкой кипящую жидкость и нагнулся над ней.
– Готово! – произнес он. – И цвет и густота – все, как следует.
Сняв котелок с огня, он охладил варево в тыквенной бутылке, а затем перелил яд в бутылку из-под давно выпитого рома. Плотно заткнув бутылку пробкой, колдун поставил ее на видном месте. Затем, собрав свои «припасы» и сунув их обратно в корзину, он подошел к выходу и, опершись обеими руками о притолоку, встал там, прислушиваясь. Он кого-то ждал.
– Скоро полночь. Пора бы ей быть, – бормотал он про себя. – Спущусь-ка вниз. Может, из-за шума воды я ее не услышал…
Он не успел ступить за порог, как послышался женский голос, заглушаемый ревом водопада.
– Она! Я знал, что она придет. Любовь погонит ее теперь хоть к самому дьяволу!
И старик торопливо зашагал к лодке, спеша скорее приступить к выполнению давно вынашиваемой злобной мести.
Глава LXII. МОЛЕНИЕ БОГУ АКОМПОНГУ
Челн совершил свой обычный рейс и вернулся с Синтией. Как и в прошлое свое посещение, она несла корзинку с провизией. Не была забыта и бутылка рома. Как и в прошлый раз, Синтия последовала за Чакрой в хижину, но на этот раз более уверенно и, уже не дожидаясь приглашения, присела на бамбуковый настил. Все же в ее поведении можно было заметить некоторую робость. Она вздрогнула, увидев бутылку, которую Чакра поставил на самом виду. Синтия сразу догадалась о ее содержимом.
– Эту ты захватишь с собой, – сказал горбун, перехватив взгляд мулатки, – а вот эту, – он потянулся к бутылке рома в корзинке Синтии, – возьму…
Даже не закончив фразы, он тут же сунул в рот горлышко бутылки. Через некоторое время колдун знаком показал Синтии, что готов перейти к делу.
– Этот напиток вернет тебе любовь Кубины, – сказал он. – Теперь Кубина будет твой до скончания века. Такого срока с тебя хватит, а?
– В бутылке любовное зелье? – Взгляд Синтии выражал и надежду и недоверие.
– Любовное? Нет, не совсем… Подожди, сейчас дам тебе и любовного зелья.
Он достал откуда-то со стропил скорлупу кокосового ореха, в которой вместо обычной белой жидкости находилось нечто вроде пасты морковного цвета.
– Вот это для Кубины. Будете ворковать, как пара голубков.
– Скажи, Чакра, зелье ему не повредит?
Ревность мулатки, как видно, еще не перешла в жажду мести.
– Не бойся, ничего ему, кроме пользы, от него не будет. А бутылка для судьи Вогана.
Женщина взяла бутылку, хотя руки у нее тряслись.
– И что же я должна с ней делать? – спросила она нерешительно.
– Что делать? Я уже тебе объяснял. Подливай эту настойку нашему общему врагу.
– Но что это за настойка, Чакра? О Чакра, скажи: это яд?
– Да нет, пустоголовая ты женщина! Если бы это был яд, он убил бы сразу на месте. Нет, судья не отравится сразу, но он начнет чахнуть. Долго будет чахнуть и умрет еще не скоро. Это не яд, говорю тебе!.. Ты что, идешь на попятную?
Мулатка колебалась. В ней шевельнулась совесть. Но это длилось лишь одно мгновение.
– Смотри, откажешься – не получишь приворотного снадобья для Кубины! И еще напущу порчу на тебя!
– Нет-нет, Чакра, я не отказываюсь. Я согласна. Я все сделаю, что прикажешь…
– Так-то лучше. А теперь слушай и запоминай.
И мерзкий горбун уселся напротив своей сообщницы, вперив в нее взгляд, словно стараясь запечатлеть в ее сознании то, что он собирался сказать.
– Каждый день твой хозяин на ночь выпивает стакан пунша. Это у него старая привычка, и, уж наверно, он ее не бросил, а?
– Да, перед сном он всегда выпивает стакан или два.
– А я бы всегда пил не меньше двух. А то и три! Ха-ха-ха! Ну ладно. Теперь скажи мне, Синтия, кто готовит ему пунш? Прежде это была твоя обязанность.
– Я и теперь это делаю.
– Вот и прекрасно! Видишь пометки на бутылке? Вот постольку и подливай каждый раз в пунш. Ты кладешь в стакан сахар, лимон, наливаешь воды, потом рому и уж после всего – мою настойку. Запомнишь?
– Запомню, – произнесла мулатка, стараясь говорить твердым голосом. Она боялась выдать свой страх.
– И знай: не выполнишь все, что надо, – плохо тебе придется! Если Оби требует жертвы, он не успокоится, пока ее не получит. Сейчас пойду разбужу бога Акомпонга. Он всегда является, когда его зовет Чакра. Он является в пене водопада. Но на глаза женщине никогда не показывается. Ты услышишь только его голос…
Приняв таинственный вид, колдун снял с гвоздя старую котомку, сплетенную из пальмового листа. В котомке лежало что-то тяжелое. Он вышел с ней из хижины, прикрыв за собой дверь.
– А не то, – сказал он мулатке, – бог вдруг случайно увидит тебя и разгневается.
Синтии и эта мера показалась недостаточной, и, чтобы бог не мог ее заметить, она кинулась к светильнику и погасила его. Потом, ощупью добравшись до настила, бросилась на него, вся трепеща от страха. Вскоре за дверью послышался голос. Если он и не принадлежал самому богу Акомпонгу, то, во всяком случае, был вполне под стать этому африканскому божеству.
Услышав этот голос, Синтия тотчас признала его за человеческий, ибо то был, конечно, голос самого Чакры. Но он звучал очень странно и все время менялся: то становился медленным и тягучим, когда жрец читал нараспев какие-то молитвы, то переходил в скороговорку, когда он принимался лопотать заклинания. Потом вдруг раздался пронзительный выкрик, напоминающий звук рожка. За ним загудел тягучий бас надтреснутого тромбона. И затем начался диалог между Чакрой – и кем еще? Конечно, это был сам Акомпонг!
Синтия сидела ни жива ни мертва, трепеща при мысли, что божество совсем рядом. Если бы она не задула светильник, бог бы ее заметил. Ведь они с Чакрой там, прямо за дверью! Можно было разобрать каждое их слово. Только не все слова были понятны Синтии. Сперва пел Чакра.
Вынь-ка пробку, вынь-ка пробку!
Зелье страшное готово.
Ненавистный белый враг наш,
Ты зари не встретишь новой!
– Ты зари не встретишь новой! – повторил Акомпонг глухо, словно из бочки.
А Чакра продолжал:
Пусть скорей сойдет в могилу,
Пусть он чахнет, пусть он сохнет!
Помни – враг наш должен сгинуть,
Пусть рука твоя не дрогнет!
– Пусть рука твоя не дрогнет! – снова подхватил Акомпонг.
И Чакра запел дальше:
Если сердцем оробеешь,
Если в помощи откажешь, —
Ждет тебя лихая участь:
Ты сама в могилу ляжешь!
– В могилу ляжешь! – опять подхватил африканский бог громко и настойчиво, словно показывая, что никаких поблажек от него не будет.
На короткое время все смолкло, затем снова прозвучали пронзительное гудение рога и басистый, раскатистый рев тромбона. Этим и завершилась церемония. Чакра открыл дверь и стал у входа.
– Зачем ты погасила свет? Но все равно… Слышала ты голос бога?
– Д-да… – вся дрожа, еле выговорила мулатка.
– И ты слышала, что он приказал?
– Да.
– Так вот, не вздумай ослушаться, – советую тебе как друг. Не то берегись! Ну, теперь все. Помни: каждый день на ночь точную порцию. Ну, а теперь пойдем.
Мулатка с готовностью повиновалась. Ей не терпелось выбраться из этого страшного места, где мужество ее подвергалось стольким испытаниям. Подхватив корзинку, в которой уже лежала зловещая бутылка, Синтия выскользнула из хижины, и колдун перевез ее через озеро.
Глава LXIII. ПОЛНОЧНОЕ СВИДАНИЕ
Молодой марон и его возлюбленная снова встретились на обычном месте, под гигантской сейбой, но уже не ярким солнечным полднем, а почти в полночь. Йола так рвалась повидаться с милым, что пренебрегла опасностями, которые всегда таятся в ночном лесу. Страшны были не только свирепые хищные звери и пресмыкающиеся, опасаться приходилось не только клыков кабана и острых зубов аллигатора. Гораздо страшнее были скрывавшиеся в лесу люди – и они находились неподалеку от сейбы, где стояли наши влюбленные. Но любовь не пуглива. Кубина и не помышлял об опасностях, а Йола, когда с ней рядом был ее возлюбленный, не боялась ничего на свете.
Высоко в небе плыла луна. Лучи ее заливали поляну серебристым сиянием, было светло почти как днем. Цветы и на земле и на деревьях раскрылись, жадно впивая сладкую росу. Легкие, воркующие шумы ночного леса и мягкий, еле слышный ветерок ласкали слух. И каждый звук, словно эхо, повторял пересмешник, соловей Запада.
Влюбленных скрывала тень сейбы. Свидание это было, может быть, счастливее всех предыдущих. Они принесли друг другу добрые вести. Кубина сообщил Йоле, что брат ее цел и невредим и по-прежнему под его защитой. Йола же рассказала Кубине, что ее молодая хозяйка обещала отпустить ее на свободу. За те несколько дней, что они не виделись, произошло немало важных событий. Храня в строгой тайне от слуг историю злоключений брата Йолы, судья рассказал ее своей дочери, и мисс Воган упросила отца отпустить Йолу на свободу. Он согласился, но сказал, что даст Йоле «вольную» только в день свадьбы Кэт. Но ведь этот день не за горами.
Кубина пришел в восторг. Теперь деньги, накопленные для выкупа Йолы, можно потратить на устройство дома, на покупку всего необходимого для их новой жизни вдвоем. Впрочем, эта новость не была для него неожиданной. Последнее время он неоднократно встречался с судьей, и между ними установились отношения, позволявшие Кубине меньше страшиться за будущее. Мистер Воган и ему посулил освободить Йолу, но при этом добавил, что многое будет зависеть от того, насколько успешно пройдет процесс против работорговца Джесюрона. Поскольку обвинителем должен был выступить сам Лофтус Воган, Кубипа не сомневался в благоприятном исходе дела. Однако до поры до времени необходимо было все держать в строжайшей тайне. Даже Йоле он только намекнул, что принимаются меры к возвращению похищенной у ее брата собственности. Как и где это будет сделано, она узнает позже, когда против их врага поведется открытая война.
– Каким счастливым будет для нас день свадьбы мисс Воган! – воскликнул молодой марон, нежно глядя на возлюбленную. – Он всем нам принесет счастье. Впрочем, нет… – Лицо Кубины вдруг омрачилось. – Нет, не всем. Есть человек, которому этот день принесет только горе.
– И я знаю такого человека, – сказала Йола. Она тоже вдруг опечалилась.
– Значит, мисс Воган рассказала тебе? Неужели она еще хвастается этим?
– Хвастается? Чем?
– Да тем, что разбила его сердце. Вот представь себе, каково бы мне было, если бы ты обещала выйти замуж за другого! Да, невесело будет бедняге в день свадьбы мисс Воган!
Йола удивленно подняла брови:
– Невесело? Ему-то? Что ты, Кубина, он ведь счастлив! А вот бедная мисс Кэт… Да, для нее это большое горе.
– Горе? Я не понимаю, Йола…
– Ах, мисс Кэт будет так несчастна, когда выйдет замуж за мистера Монгю!..
– Как! – Кубина насторожился. – Ты хочешь сказать, что мисс Воган не рада выйти замуж за мистера Смизи?
– Рада? Она его не любит.
– Вот оно что! – Взгляд Кубины просветлел. – И ты это знаешь наверное?
– Мне сама мисс Кэт сказала. Она от меня ничего не скрывает.
– И это правда, что она не любит жениха?
– «Любит»! Она потешается над ним. А если девушка над кем-нибудь смеется, значит, он ей не мил.
– Ты-то никогда не станешь смеяться надо мной, а?.. Но скажи, милая, почему же она согласилась идти замуж за нелюбимого?
– Отец заставил. Мистер Монгю очень богат, у него много плантаций.
– Так-так… Я чувствовал, что здесь не все ладно. Почему же мисс Воган не любит мистера Смизи, такого знатного, богатого господина?
– Она любит другого, вот и все.
– Она не называла тебе имени того, другого?
– Сколько раз! Да ты и сам знаешь его. Это двоюродный брат мисс Кэт. Он только всего раз и приходил к нам. Но она полюбила его сразу, как только увидела.
– Ты уверена, что это так?
– Ну как же, Кубина! Мисс Кэт столько раз рассказывала мне об этом. Она очень по нему горюет. Говорят, он женится на очень красивой, но злой леди. На дочке старого Джесюрона – ты его знаешь.
– Да, я слыхал кое-что, – сказал Кубина, утаивая от возлюбленной, что у него на этот счет имеются вполне точные сведения. – В конце концов, может случиться, что оба брака расстроятся. Знаешь, Йола, есть такая поговорка: «Ото рта до ложки – длинная дорожка». Как знать! Может, так оно и получится с мистером Воганом и мисс Джесюрон. В общем, то, что ты мне сказала, кое-кого очень обрадует. А день свадьбы твоей хозяйки уже назначен?
– Пока еще нет, но хозяин говорит, что скоро. Вот как только он вернется из своей длинной поездки. Так он сказал вчера мисс Кэт.
– Куда же это судья собрался? Ты не слыхала?
– В Спаниш-Таун, большой город, далеко отсюда.
«Что ему там понадобилось?» – подумал Кубина, а вслух произнес очень серьезным тоном:
– Слушай, Йола, как только мистер Воган соберется в дорогу, немедленно дай мне знать. Когда он уезжает?
– Завтра утром.
– Так скоро? Ну что ж, тем лучше для нас, а может быть, и еще для кого-нибудь. Значит, завтра же вечером приходи сюда. Скажи мисс Кэт, что это очень важно, что дело касается ее самой… Впрочем, нет, не говори ничего. Она и так тебя отпустит. Незачем зря ее беспокоить. Возможно, что мои опасения… Во всяком случае, ты непременно приходи. Буду ждать тебя в это же время.
Йола охотно согласилась. Влюбленные разговаривали еще некоторое время. Кубина клялся в вечной любви всем на свете: деревьями, что росли вокруг, облаком над головой, яркой луной, синими небесами. Он клялся уже десятки раз и до этого, и клятвы его не вызывали сомнения у той, кому они давались. Но влюбленным клятвы никогда не надоедают – ни тому, кто их дает, ни тому, кто им внимает.
Молодая африканка отвечала столь же пламенными клятвами верности. Она уже не тосковала по родине, не сетовала на горькую судьбу, превратившую принцессу в рабыню. Несчастья, казалось, остались позади, а будущее сулило радость и счастье.
Прошел еще час, и влюбленные начали прощаться. Марон обнял гибкий стан девушки и привлек ее к себе. В тени высокого дерева Йола казалась египетской бронзовой статуэткой. Они прощались снова и снова, не в силах расстаться.
Вдруг послышались голоса, и на освещенную луной поляну вышли двое. Они быстро направились к сейбе. Кубина и Йола бесшумно отступили в густую тень дерева. Заметить их там было почти невозможно.
Люди приближались… То были мужчина и женщина. В ярком лунном свете их нетрудно было узнать. Но влюбленные еще раньше узнали их по голосам. Это были Джекоб Джесюрон и Синтия.
– Черт возьми! – пробормотал Кубина. – Какие могут быть общие дела у этой пары ночью в лесу? Готов поручиться, затевают какую-то гнусность!
Дойдя до сейбы, Джесюрон и Синтия остановились. Каждое слово их разговора было отчетливо слышно Кубине и его подруге.
– Послушай, Синтия, голубушка, – начал Джесюрон, – ты еще не сказала мне, зачем он послал за мной.
– Я и сама не знаю, мистер Джесюрон. Разве только…
– Разве только что?
– Когда я отнесла ему корзину с провизией, я сказала при этом, что мистер Воган собирается уезжать завтра утром.
– Да неужто? – Лицо старика выразило сильнейшее беспокойство. – Господи, Боже ты мой! И ты это наверное знаешь, что мистер Воган уезжает?
– Да, масса Джесюрон, я сама укладывала ему сорочки в саквояж. Он едет верхом.
– Но куда, куда он едет? – в тревожном нетерпении допытывался работорговец.
– Кажется, далеко, в Спаниш-Таун.
– В Спаниш-Таун? – Тон, каким он задал этот вопрос, показывал, что новость не доставила ему удовольствия. – В Спаниш-Таун! Так я и знал! Так я и знал!
Он яростно воткнул в землю зонт. И вдруг засуетился.
– Пойдем, пойдем! – заторопил он Синтию. – Скорее, мешкать нельзя. Нельзя терять ни секунды…