В день окончания работ проверялись системы – все находились на своих местах, кроме астронавигатора Петрова-Степного, который перед окончанием работ две ночи не спал – производил расчеты. Я разрешил ему дойти до озера, которое находилось от кольцевой воронки в ста метрах, да и местность там во все стороны отлично просматривалась. На следующий день предполагался пробный полет и беглый обзор планеты. Петров-Степной вышел из корабля и, как положено по уставу, захлопнул за собой люк. Примерно через десять минут, проверяя проводку, главный энергетик опробовал высокую защиту без подачи ее на активный пояс. Петров-Степной предупреждал о недопустимости подачи защиты на активный пояс – в этом случае, по его расчетам, при определенных условиях осуществляется эффект перехода. Однако питание на пояс и не подавалось. Он включился самопроизвольно, очевидно, сработали неизвестные нам силы. Опять наступило временное помрачение сознания, а после этого, когда были включены экраны, мы обнаружили себя в нашей системе. Восстановилась связь, хотя и не полностью. Утверждаю, действия главного энергетика были правильными, при запуске на холостой ход активный пояс не должен был включиться.
   Командир «Арзамаса-2», капитан звездного плавания, Иванов И.Л.».
   – Что на это скажешь, уважаемый товарищ академик?
   – Что тягать главного энергетика не надо – вины его нет. Очевидно, при холостом включении образовался какой-то канал между кораблем и сопряженной точкой. Пока так. Я смотрел датчики. А для полного объяснения явления подождем Исидора – он действительно светлая голова.
   – И пропадает в астронавигаторах?
   – Судя по фотографии, он пропадает в несколько иной роли, но место ему у нас, в теоретическом центре.
   – Уж не в доктора ли сразу? – подзадорил Парфенов.
   – В этом ли дело, батенька! Сколько докторов новые рессоры к телегам изобретают! Здесь же – скачок. Ты-то понимаешь, что произошло?
   – Кажется – да.
   – Да ни черта ты не понимаешь! И я не понимаю – время нужно, чтобы осмыслить это. Впрочем, это только нам не понятно. А твоему заму сразу станет ясно, как только появится инструкция. Разве что маленькая неясность останется, как для курсистки с электричеством.
   – А это как?
   – А так, что ей все было ясно, кроме одного – как керосин по проводам в лампе течет.

21

   На восьмые сутки после выхода из Священного города, в полдень, две тысячи панцирников Липпина, вместе с присоединившейся к ним тысячей всадников, с юга подошли к стенам кольца. Одновременно с севера, через Узкую щель, спустились триста храмовых стражей – сто конных и двести пеших. И верблюжий обоз.
   – Да, – сдвинув шлем, почесался Липпин, – крепость серьезная, здесь даром хлеб не ели. Что, друг, – обратится он к старому воину, спрыгнут! с коня перед остановившимся строем, – как ее брать будем?
   – Как обычно – строем черепахи и прикрывшись щитами. Осадные башни подведем И – камни из катапульт на их головы!
   – Дельно говоришь, старина. Все слышали? Нет крепостей, устоявших перед имперскими солдатами! Тысяцких ко мне!.. Садитесь, – бросил наместник, когда трое тысяцких и начальник храмовых стражей вошли в поставленный шатер, – ковры уже были брошены на траву, а на низком столе стояли блюда с бараниной, овечьим сыром, лепешками и глиняный кувшин с вином. – Видели? – указах рукой в сторону крепости Липпин, словно можно было видеть сквозь плотную ткань шатра.
   – Видели, – согласно подтвердили вошедшие, рассаживаясь за столом.
   – Как думаете брать? Может быть, предложим сдаться?
   – Можно предложить, – согласился рябой тысяцкий, – только такие стены не для сдачи строят.
   – Надо окопать крепость рвом с палисадом, чтоб ни одна собака ни худа, ни оттуда Построить из брусьев башни на катках, на них – лучников и пращников И легкие катапульты, – предложил другой тысяцкий, с разрубленной бровью.
   – Хорошо, Гелл, но вплотную их не подкатишь – мешает скос вала.
   – Хотя бы на двадцать шагов подтянуть – люди будут укрыты до последнего броска. А там – с лестницами на штурм. Катапульты и пращники с лучниками с башен поддержат их, головы не дадут поднять защитникам.
   Это не был пир – через полчаса военачальники вышли из полководческого шатра. Веселые плотники уже гнали первую щепу из подвезенных бревен. Вокруг лагеря четко обозначился будущий вал. И наметка осадного рва, пока глубиной в штык лопаты, уже опоясала крепость.
   – Не нравится мне все это, Геф, – обозревая с ним, Ртепом, Мер и Куном с высоты своей башни эту осадную идиллию, замели Ис, – послушай-ка, Куг, не близко ли они подошли к схенам?
   – Они мерят на полет стрелы. Наши самострелы бьют вдвое дальше.
   – Не шурануть ли из баллист горшками с горючим студнем?
   – Спугнем, Учитель, а дойдет до дела – не будет неожиданности.
   – А если из самострелов – тех, что больше всех руками размахивают? – внимательно разглядывая противника, спросил Геф. – У озера совсем обнаглели, на полвыстрела подошли и палисад начали строить.
   – Что скажешь, Куг? Теперь, с уходом отряда Улука на верхние пастбища, ты наш главный военный специалист, – спрыгнув с приступки у парапета и сбивая с ладоней пыль, обратится Ис к коменданту.
   – Да, близко. – согласился Куг, наблюдая через амбразуру, – пора пугнуть Целься точней! – крикнул он вниз
   Пять стрел вылетели из башенных амбразур. Трое упали на свежевскопанную землю, остальные схватились за щиты и стали торопливо отходить, подобрав павших. Еще двое упали, пока они успели отойти за максимальную дальность полета коротких тяжелых стрел. Там, оградившись большими плетеными щитами, они с опаскою снова взялись за лопаты.
   – Почему далеко оттянулись? До стен – больше трехсот шагов! – разгневался подъехавший со свитой Липпин.
   – Там мы потеряли пятерых, – ответил уже знакомый Липпину седой солдат, – посмотри, что это за стрелы!
   И он протянул наместнику стрелу с острым четырехгранным наконечником.
   – Тяжела, но слабо верится в такую дальнобойность – тут два полета стрелы. Эй, малый, подъедь поближе к с гене, прикрывшись щитом!
   В двухстах шагах от стены того свалила стрела – не спас легкий щит.
   – Ты прав, старина, – спокойно заметил Липпин и тронул коня.

22

   Кликни-ка своих мастеров, Геф, – укрепив над столом на железном крюке яркий фонарь, попросил Ис, – да не сам, крикни в переговорную трубу посыльного. А мы рисунки посмотрим.
   – Для чего эта труба? – принялся разглядывать чертеж Геф. – И раструб какой-то на конце…
   – Сделать сможешь?
   – Раньше бы не смог. Теперь – смогу.
   – Ковка не пойдет, здесь точность нужна.
   – Точно и сделаем. С таким-то инструментом как теперь! А для чего?
   – Для метания снарядов.
   – И далеко?
   – Прицельно – шагов на четыреста.
   – А нарисованная груша – снаряд?
   Ис молча кивнул.
   – С этим проще – литье. Сделаем формы… А может – и трубу? Поговорим с мастерами. А, вот и они.
   На третий день в крепость полетели камни, вышибая пыль из кольцевого вала и отскакивая от стен. Осаждающие установили катапульты на насыпях за осадным частоколом, который успели раскинуть вокруг крепости, оставив проходы для осадных башен, тоже почти достроенных и поставленных на катки. Изредка камни залетали и на крепостной двор, но верха башен не доставали – сказалось, что метательные машины стояли в низине, а стены крепости были высоки. И то сказалось, что, ощутив меткость стрел защитников, имперские солдаты не решились подойти ближе чем на двести пятьдесят – триста шагов. Сказывалось это и на точности стрельбы. Ис запретил переходить из башни в башню через двор и по стенам, теперь ходили только по переходам внутри стен.
   – Пора утихомирить – с верхних площадок башен мы сможем это сделать поточней, чем они.
   – Можно, Учитель, судя по всему, все их катапульты уже на местах. Завтра они полезут на стены, – ответил Куг, проследив полет очередного камня, расколовшегося на половине высоты соседней башни.
   – Жаль, что все штурмовые башни порушить нельзя – некоторые далеко. Начинай, Куг.
   – На всех башнях, приготовиться! – крикнул Куг, растягивая слова, продублированные связными у переговорных труб. – Сначала камнями пристреляемся, а потом и горшки с огненным студнем запустим – чтобы меньше тратить, – объяснил Куг Ису. – Теперь перехожу на поражение, – отметив падение камней, вошел в азарт Куг.
   Он смотрел только на пыль у имперских катапульт, поднятую падающими камнями, и обломки одной из них. Был полдень. Прямое солнце безжалостно четко вырезало в безоблачной сини стремительный хаос гор. И загустевшую тишину после пыльного грохота падающих камней.
   Наместник наблюдал за обстрелом крепости с вышки укрепленного лагеря, который успели обнести валом с частоколом и опоясать рвом. Видно было хорошо, расстояние едва превышало километр. Он видел, что камни из катапульт не причиняют вреда стенам. Одно несколько успокаивало – пока осажденные не отвечали, видимо, у них не было метательных машин. Тогда – молотить по стенам можно беспрепятственно, пока не появится брешь, должны же они когда-нибудь расколоться! Но эта мысль рассеялась с первым упавшим камнем, выпущенным с вершины крепостной стены. Липпин сразу сообразил, к чему это может привести.
   – Немедленно откатить все осадные башни! – крикнул он, перегнувшись через перила, стоявшему внизу вестовому.
   И снова обратился к происходящему вдали. Картина теперь переменилась: спокойно, вне досягаемости имперских катапульт, баллисты последователей неторопливо посылали камень за камнем на имперские позиции.
   «Одну разбили», – бесстрастно отметил про себя наместник.
   – Кто? А, это ты, Гелл, – услышав поднимающиеся шаги тысяцкого, не повернул головы Липпин, – противник снова преподает нам урок, не слишком ли много?
   – Боюсь, мне придется лезть на целые стены!
   Липпин не успел возразить своему тысяцкому.
   Дым и пламя, горит земля вокруг катапульт! И осадная башня!
   – И вторая осадная башня вспыхнула, Гелл.
   – А ведь из сырого леса и крыты мокрыми шкурами, чем это они? – словно кто-то смог бы ему ответить, спрашивал тысяцкий.
   Когда возвратился посыльный, горели уже четыре осадные башни, расположенные в пределах досягаемости крепостных баллист. Первые две уже рухнули, а две другие, обнажив огненные ребра, горели быстрым сухим огнем.
   – Поднимайся наверх, – бросил Липпин вестовому, – на весь лагерь причитать нечего.
   – Из крепости летят горшки с каким-то дьявольским тестом. Его не гасит вода. Горит все – дерево, земля, мясо.
   – Это что, со страху померещилось?
   – Я видел это, наместник!
   Когда посыльный спустился, наместник перевел взгляд на Гелла и прищурился, словно прицелился в разрубленную бровь тысяцкого:
   – Дело дрянь, придется лезть с лестницами. За ночь подтяни оставшиеся башни. Утром – на приступ. Штурмовать с северной стороны, там немного ниже. Да и все уцелевшие осадные башни – здесь.
   – Первыми пошлю храмовых солдат. Но лучше бы, наместник, подтянуть сюда все силы. Ведь у дороги на верхние пастбища нам сейчас все равно не прорваться – там отошедшие в горы последователи катят на наши головы каменные лавины. И там, у выхода на равнину, мы держим почти половину сил! Оставь там заслон.
   – А если ударят с тылу? Да и здесь – почти две тысячи!
   – Хорошо. Храмовое воинство подопру копьями, но штурмовать придется с одной стороны. Будь больше людей – хотя бы отвлекали с других сторон.

23

   Рассвет выдался влажным – чувствовалось приближение сезона дождей. Туман еще лежал на траве, когда защитники крепости увидели приближающиеся к стенам большие тяжелые щиты, похожие на снятые с петель ворота, покрытые мокрыми шкурами. Вслед за ними медленно ползли на катках черные осадные башни: укрытые от камней и стрел, плотным строем шли имперские солдаты. Первый ряд прикрывался тусклою в раннем свете бронзой щитов, остальные несли щиты над головами, образуя огромную металлическую черепаху, непроницаемую для стрел. И, как только солнце осветило синеву гор, с осадных башен полетели в крепость камни из пращей и легких катапульт, а лучники засыпали стены стрелами. Казалось, над парапетом не поднять головы.
   – Стрелкам – к амбразурам, над парапетом не выставляться. Баллистам – по осадным башням горшками с горючим студнем!
   – Так, Куг. Штурм – здесь. Прикажи тем, что остались на других участках, не покидать своих мест, что бы здесь ни случилось. Сотню – в резерв. Понадобится – перебросим по внутренним переходам.
   – Понял, действую!
   Вспыхнули сразу две осадные башни. С них на головы находящихся внизу падали горящие пращники. Их откидывали щитами. Храмовые стражи выскочили с лестницами из-за своих огромных щитов – те тоже горели – и кинулись к стене, падая и поднимаясь на крутом скосе вала. За ними, обходя горящие башни, двигались имперские солдаты – размеренно, без крика, держа равнение. И сразу же по ним застучали тяжелые стрелы.
   Храмовым стражам нужно было взбежать по откосу и приставить лестницы к стене. Они бежали, задыхаясь от крика, подпираемые копьями железных имперских солдат. Многие из храмовых стражей упали на склоне вала – густо летели стрелы, да и под самыми стенами все простреливалось из амбразур башен с двух сторон. А всего-то между башнями было около семидесяти метров! Оставшиеся в живых установили десяток лестниц и полезли наверх, прикрываясь круглыми щитами. Они падали с лестниц на следующих за ними, утыканные стрелами, словно поднявшие иглы дикобразы. А за ними, уже раскаленные солнцем, горели бронзою имперские щиты. Несколько храмовых стражей достигли верха стены, но там заработали мечи и секиры защитников и все, забравшиеся на стену, полетели вниз, увлекая за собой ползущих по лестницам. Тогда, обезумев от ужаса, оставшиеся в живых кинулись назад.
   Наместник напрасно беспокоился за боевые порядки своих солдат – те даже не сбавили шага, раздвинув щитами невменяемую толпу. Остановились, прикрывшись Щитами, под стеной, подняли упавшие лестницы. Они тоже падали, хотя и реже, чем их легковооруженные предшественники, но тут же смыкались. Создавалось впечатление могучей неуязвимости этих воинов. Потом, поддержанные лучниками, стрелявшими из-за горящих щитов и башен, они дружно полезли на стену.
   – Пора, – положил ладонь на плечо Куга Учитель.
   Тот кивнул, надвинул шлем и застучал подошвами по ступеням – кинулся из башни на стену. Сразу же на головы и щиты имперских солдат полетели горшки с горючим студнем. Горшки лопались, и густая горящая масса расползалась по щитам, панцирям, шлемам. И не было от нее спасения. Горели лестницы. Но нападающих было много. Полсотни солдат все же ворвались на стену. Однако длинные мечи защитников их не подвели, как не подвели и доспехи. К тому же, зажатые с двух сторон на стене, имперские солдаты расстреливались сверху из обеих башен. Иса подмывало спуститься и помочь, но он понимал, что кому-то необходимо видеть бой в целом. Зато на стене, дорвавшись до драки, яростно рубился Куг. Рухнула, объятая пламенем, еще одна лестница, теперь на стене больше падало имперских солдат, чем поднималось. Упала последняя лестница. Догорали костры осадных башен, сгорели передвижные щиты. Ничто не укрывало теперь лучников, и они отошли к осадному палисаду. Оставшиеся внизу солдаты отступили сомкнутым строем, но их сотни уменьшились наполовину. А сотник, оставшийся на стене с последними пятью солдатами, оглянувшись, увидел отступающих, плюнул, отбросил бесполезный меч и приказал своим сдаться.
   Внизу валялись тела. Особенно много под самыми стенами. Некоторые шевелились, пытались ползти. Тогда из бойниц вырывались стрелы, добивая раненых.
   – Прекрати.
   – Что? А… Ясно. Прекратить стрельбу! – заорал Куг, – Осатанели… Что с этими делать будем? – кивнул на пленников.
   – В подвал башни.
   – А знаешь, Учитель, что бы они с нами сделали, попадись мы им?
   – Знаю, но, даже имея дело со зверем, нельзя уподобляться ему.

24

   Штурм отбит, – глядя на догорающие осадные башни, проговорил Липпин.
   – Что же, мне, как десятнику, на стену лезть?
   – Надо взять крепость, Гелл. И немедленно – они тоже измотаны, да и стрелы наши летели густо. Вряд ли их осталось более двухсот. Сколько участвовало в штурме?
   – Тысяча, половина осталась под стенами; храмовые стражи почти все.
   – Нужно штурмовать, Гелл.
   – У меня в резерве пять сотен конников да восемьсот пеших осталось.
   – Бросай всех. Конников – спешить.
   – Мы оголим эту сторону крепости. Рискованно, наместник!
   – Им и в голову не придет, что мы можем оголить палисады.
   – У дороги на верхние пастбища топчется тысяча пеших и пятьсот конных!
   – Мы теряем время. Да и неизвестно, сколько их на верхних пастбищах, а удар оттуда в тыл – это серьезно! Хотел бы я поточней знать, сколько их в крепости! Иди, Гелл, и да помогут тебе наши боги!
   Имперские колонны снова пришли в движение.
   – Слушай! Зарядить самострелы! – закричали десятники. Скрипнула натягиваемая воротом тетива. На стенах все стихло. На верхних площадках башен ждали сигнала заряженные баллисты. Ис и Куг ждали, когда имперские колонны пройдут стопятидесятиметровую отметку. Гефа наверху не было – он со своими мастерами только что закончил изготовление метательных труб. Снаряды были уже отлиты, Ис сам вчера залил стальные груши массой, похожей на застарелый топленый жир. И навинтил головки, предупредив, что ронять нельзя. Да Геф и его мастера и сами знали это – только они и умели обращаться в этими трубами.
   – Учитель, Ртеп зовет к переговорной трубе, – поднял голову дежурный. Ис подошел к раструбу.
   – Докладываю – на моей стороне подозрительно тихо. Через стену послал разведку – проползли до самого палисада. Там пусто.
   – Ясно. Всех на нашу сторону сняли. Приготовь дымные плошки, будьте внимательны! Слышишь, Куг? Липпин все поставил на кон. Ну и авантюрист!
   – Слышу. Прошли отметку.
   На такой дистанции редкая стрела находила цель – они градом отскакивали от щитов. Но некоторые все же отыскивали щели.
   Первая колонна сомкнулась, оставив павших. Из-за передвижных щитов, которые катили лучники, полетели стрелы. Но много ли настреляешь, целясь снизу вверх, в узкие прорези бойниц! А в ответ с башен швыряли горшки с горючим студнем баллисты, с двух башен – шесть штук. Четыре вспыхнули кострами на траве, два лопнули в середине колонны, растекаясь по доспехам негасимою лавой. Солдаты брызнули в стороны и вновь сомкнулись по команде Гелла, оставив после себя двадцать три живых факела. Вслед за первой, с интервалом в пятьдесят шагов, шли еще четыре колонны.
   – Похоже, наместник вывел всех, – хлопнул по плечу Куга мощною дланью Ис.
   С пятидесяти метров ни мы и панцири стали слабой защитой от арбалетных стрел, так что приставить лестницы к стене сумела едва ли половина воинов первой колонны. Но первую колонну уже подпирала вторая, вторую – третья, замыкала пятая. Гелл гнал солдат наверх, колотя рукояткой меча по бронзовым спинам. А сверху и с боков из башенных амбразур летели стрелы. На медные шлемы солдат сыпались, раскалываясь, горшки с горючим студнем.
   Пока никто не смог достигнуть верха стены, хотя уже больше половины второй колонны лежало по всему скосу вала. Однако Гелл был жив: то ли ему, как всегда, сопутствовала удача, то ли мгновенная реакция старого воина выручала его. Он успевал даже думать, быстро и точно. Было ясно, что единственная возможность выиграть – это влезть на стену и перебить защитников. И он кричал:
   – Лестницы, лестницы!
   И гнал по ним солдат.
   – Ис, – тронул его за железный локоть подошедший сзади Геф, – трубы сделаны. Люди готовы.
   – Одну трубу с двадцатью снарядами – мне. Быстро!
   – Уже здесь.
   – Куг, сотне резерва спуститься с противоположной стороны крепости – Ртеп приготовил лестницы. Поведешь сам. И ударишь с тыла.
   – Иду!
   – Стой, с тобой пойдет Геф с пятью мастерами; дашь ему десять человек, ящики со снарядами нести. Мастера пойдут с метательными трубами. Их к рукопашной не допускать! И чтоб сзади них при стрельбе никто не стоял – глаза высмолит! Теперь – бегом!
   Геф и Куг скатились вниз.
   – Нави с десятком – за мной, на стену! Трубу беру я, тащите ящик!
   Казалось, гребень штурмующих вот-вот перехлестнет парапет. Несколько имперских солдат уже спрыгнуло на боевую площадку. Ис бросил трубу, выхватил меч и кинулся туда. Нави был рядом. Не знали имперские солдаты премудростей фехтования, ведомых Ису! Он сразу сбил двоих – правда, меч его был длиннее имперского. Нави рубился рядом. И весь его отборный десяток. Имперские солдаты, не ожидавшие такого отпора, были прижаты к парапету и переколоты. А поднявшийся с той стороны над парапетом имперский сотник вдруг взмахнул руками, будто собирался лететь, и рухнул вниз на головы своей сотни – его Ис оглушил щитом.
   – Нави, трубу! – гаркнул он, отбрасывая щит и меч, лег животом на парапет и, не целясь, ахнул из трубы в копошащийся внизу муравейник. Он скатился под прикрытие парапета, когда осколки взвизгнули по стене – бил почти в упор. Тяжело рухнули сразу две лестницы. Внизу, один за другим, грянули еще шесть разрывов – с тыла ударил Куг.
   – Нави, с противоположной стены – всех к воротам, за мной!
   Никто уже не пытался ставить лестницы – Гелл понял, что дело проиграно. Надо спасать, что еще можно спасти.
   «Говорил идиоту, нельзя снимать людей с той стороны. Теперь – как котят об угол», – мгновенно пронеслось в мозгу и погасло. Его не задело осколками, он только видел, как вспыхнуло пламя и вокруг упали солдаты, невольно заслоняя его. И стало вдруг тихо.
   «Оглох, – сообразил он, – как после удара камнем по шлему. Это пройдет».
   – Всем отойти от стены, стройся в колонну! – скатившись с вала и пробежав сгоревшие осадные башни, не слыша себя, скомандовал он. Уцелевшие панцирники, заслышав знакомый рык, начали строиться. Но новый залп разметал наметившийся порядок. А потом, пока Геф со своей командой заряжали гранатометы, на ошеломленных имперских солдат рухнул всей железной сотней Куг. А из ворот с другой сотней в спину отходящим ударил Ис. Мечи уверенно застучали по имперским шлемам, раскалывая их как орехи. Топот бегущих ног покрыл голос бессильного тысяцкого. А Геф и его помощники посылали залп за залпом вслед бегущим.
   – Нет конницы, – топнул ногою Куг, – пешком этих парней не догнать!
   Догонять, впрочем, было и некого – едва сотня добежала до лагеря, как тут же, схватив лошадей, кинулась к южному выходу из долины, забыв, что есть еще войска, блокирующие Улука. Лишь наместник Липпин, бросив лагерь, с десятком всадников кинулся под защиту этого полуторатысячного отряда; едва они доскакали, как и это войско, бросив обозы, стремительно покатилось к Узкой щели.
   Солнце уже склонилось к вершинам гор, а пленные имперские солдаты все носили тела своих товарищей и опускали их в ров, окружавший бывший имперский укрепленный лагерь. Когда погас дневной свет, на поле закачались печальные факелы; наутро лишь черные плеши в траве напоминали о вчерашнем. Да вместо рва по периметру лагеря возник узкий земляной вал.
   Улук с конной сотней шел за отходящими до выхода из долины.

25

   Что с ними делать? – кивнув на утренний табор между озером и крепостью, осведомился Куг.
   – Черт его знает, не в рабство же продавать!
   – А что – покупатели бы нашлись.
   – Свое прошлое позабыл?
   – Я – так. Но делать что-то надо. Почти сотня голов.
   – Как баранов считаешь. Ты с тысяцким говорил?
   – Говорил, Учитель, он – собака опытная, выбился из солдат. С ним-то как, может – петлю на шею и пусть на солнышке вялится?
   – Негоже так. В бою, в горячке – дело другое. Позови-ка его. Только в крепость не надо – сами за ворота выйдем.
   Ис и Куг уселись перед воротами на доске, положенной на два дырявых имперских барабана. Гелл стоял перед ними в грязной белой рубахе без рукавов с широкой красной полосой по подолу. На ногах у него были не сандалии, а башмаки из грубой кожи – это вместе со штанами Империя переняла от варваров. Так что тысяцкий, как и его солдаты, был в штанах.
   – Твое имя Гелл и ты командовал тысячей? – зачем-то с прежней витиеватостью спросил Ис, закончив созерцание его наряда и перейдя на правую бровь, рассеченную широким шрамом.
   – Командовал, – мрачно подтвердил тот, набычив рыжую, с проседью, голову.
   – Мы думаем, – Ис привычно положил руку на плечо Куга, – что с тобой делать?
   – Выкупа не получите. Поместий у меня нет.
   – Ты не из вольноотпущенников? – поинтересовался Куг.
   – Из граждан Империи, – не принял подачки тысячкий. Он поднял голову, провел жесткой ладонью по волосам, еще прочнее расставил ноги и, заложив руки за спину, хрустнул плечами. Глухота уже прошла, только тупая головная боль донимала Гелла.
   – Рабов распинал?
   – В Империи для этого есть специалисты.
   – И ты, конечно, об этом ничего не хотел знать! – вырвалось у Куга.
   – Я солдат. И не лезу в чужие дела.
   – А деревни приходилось жечь? Во время прошлого восстания?
   – Мне приказывали, я исполнял.
   – Но там же были женщины, дети!
   – Я солдат, и лишь исполнял приказы. Отвечает тот, кто приказывает.