Страница:
И Ягве простер руку Свою, и коснулся уст моих, и сказал: вот Я вложил слова Мои в уста твои. Смотри, ныне поставил Я тебя над народами и царствами, чтобы искоренять и разрушать, губить и разорять, строить и насаждать" (Иер 1, 6-10)
Таким образом, перед Иеремией была поставлена задача: в решающий для народа час беспощадно выкорчевывать нечестие и зло с тем, чтобы насаждать семена грядущего Царства. И пусть вся страна празднует освобождение от древнего врага, пророк должен прервать ее веселие, поднявшись "как крепость, как железная башня, как стена медная против царя Иудеи, против князей ее, против священников ее и против народа земли".
Иеремия направляется в Иерусалим, туда, где подобает говорить пророку Божию. До города около часа быстрой ходьбы. Когда он входит в ворота, он слышит шум и ликующие крики: столица охвачена праздничным возбуждением. Недавнее прошлое забыто, о покаянии никто не помышляет. Во всем винят Ниневию и плохих правителей. У всех на устах пророчество Нафана о вечной славе дома Давидова.
Никакое праздничное богослужение не проходит теперь без выступлений пророков, которые изрекают перед народом глаголы Господни и поют священные гимны.
На этот раз пророчествовать будет левит из Анатота.
Быть может, Иеремия произнес свою речь с того самого помоста, откуда говорили Исайя или Михей, и поэтому их слова ожили в его сознании, во всяком случае, вначале он заговорил языком старых пророков. Желая напомнить народу о его измене Моисееву Завету, он повторил притчу Осии о неверной жене, притчу Исайи о винограднике. Он не мог не сочувствовать решению царя Иосии покончить с язычеством в стране, но при этом ясно видел, сколь поверхностным оставалось "обращение" масс. Еще и еще раз воскрешал Иеремия картины времен отступничества. Даже язычников готов был он ставить в пример Израилю:
"Пойдите на Греческие острова и посмотрите, пошлите в Кидар, разузнайте хорошенько и посмотрите: было ли что-нибудь подобно этому? Переменил ли какой-нибудь народ богов своих (хотя это и не боги)? А Мой народ променял Славу свою на тщету. Подивитесь этому, небеса, и содрогнитесь от ужаса" (Иер 2, 10-12).
Пророк, намеренно сгущая краски, рисует картину народного падения. Он заранее отвергает все оправдания и разит беспощадно. Мало того, что народ в годы узаконенного нечестия надругался над своей верой и погрузился в омут язычества, он и теперь еще не полностью отказался от суеверий и идолов. Чего стоят клятвы именем Ягве, когда заветы Его ни во что не ставятся, когда рядом с Его храмом еще теплятся очаги преступного идолопоклонства? Как можно терпеть тех, кто думает, что можно одновременно служить Ягве и истуканам? "Удивительное и страшное делается в этой стране,-говорит Иеремия,-пророки пророчествуют ложь, священники господствуют с их помощью, а народ Мой любит все это" (5, 31).
В другой раз, подражая Софонии, Иеремия поет перед толпой грозную песнь о возмездии. Пусть не обольщают себя иудеи падением одного врага: явятся и другие. Там, на Севере, где слышен шум битв, Ягве готовит полчища новых завоевателей. Они придут, неотвратимые и звероподобные, говорящие на неведомом языке и не знающие пощады. Предсказывая это новое нашествие, Иеремия сам пугается своих слов.
"И сказал я: о Владыка мой Ягве! Неужели Ты только обманывал этот народ и Иерусалим, говоря: "мир будет у вас", а между тем меч доходит до души?" (Иер 4, 10).
Как мучительно говорить это людям, едва только вкусившим радость освобождения! Но пророк не в силах противиться внутреннему голосу. Ему остается лишь оплакивать свой народ, страну и себя в жалобной песне:
Утроба моя, утроба моя!
Стонет сердце мое, не могу молчать.
Ибо слышишь, душа моя, звук трубы и крики сражения... Мрак застилает глаза пророка, все вокруг погружается в пучину гибели. Гляжу я на землю и вот на ней разгром и запустение,
На небеса и нет в них света. Гляжу на горы
и вот они сотрясаются, и все холмы колеблются.
(Иер 4, 19-24)
Увы! Никаких уроков не извлекла Иудея из судьбы своей "сестры" Северного царства. Теперь израильтянам дается последний день для покаяния; Север и Юг должны, объединившись, пойти по пути покаяния и исправления.
"Возвратитесь, дети-отступники, - говорит Ягве, - ибо Я сочетался с вами, и возьму вас по одному из города, по два из племени, и приведу вас на гору Сион" (Иер 3,14).
Хотя Иеремия и разделял веру в мировую миссию Иерусалима, но он меньше всего думал, что для этого достаточно культовой реформы. Если люди обратятся к Богу со всей искренностью, то внешние символы богопочитания окажутся даже излишними: В те дни не будут говорить больше:
"Ковчег Ягве, Ковчег Ягве!" Он и на ум не придет, и не вспомнят о нем,
и не будут приходить к нему, и уже не станет его.
(Иер 3, 16)
Пророчество Нафана исполнится, но исполнением его явится не освобождение Израиля от иноземных врагов, а сила его веры, которая просветит человечество:
"В то время назовут Иерусалим престолом Ягве, и все народы ради имени Ягве соберутся в Иерусалиме и не будут более поступать по упорству злого своего сердца" (Иер 3, 17).
Как страстно должен был желать пророк, чтобы эта вселенская Пятидесятница свершилась на его глазах! Но толпа, опьяненная политическими успехами, осталась глуха к его призыву: никто не любит, когда ему открывают глаза на его заблуждения; Иеремия же не был демагогом и не умел льстить народу. Во имя Израиля он начал борьбу с самим Израилем и не замалчивал его грехи, потому что хотел спасти его. Патриоты возмущались его речами, предпочитая слушать тех пророков, которые от имени Ягве сулили им новые победы. Между тем Иеремия больше, чем какой-либо из пророков, любил свой несчастный народ и многострадальную землю. Такая же суровая любовь позволила Данте назвать Италию рабой и домом разврата.
Убедившись, что простой народ не желает его слушать, Иеремия попытался найти сочувствие среди образованных и влиятельных горожан. Ведь они теперь поддерживали замыслы царя и его религиозное рвение. Но иерусалимская знать встретила насмешками молодого проповедника. Он слишком многого от них требовал, и его обличения их раздражали. После ряда неудач Иеремия понял, что его попытки бесполезны. Ему стали противны эти беспечные и самодовольные болтуны. "Похотливые жеребцы, - саркастически отзывался он о них, - каждый из них ржет на жену другого".
Таким образом, итог первых выступлений пророка оказался ничтожным. Никто не обратил серьезного внимания ни на него, ни на его увещевания. "Обойдите улицы Иерусалима,-мрачно говорил Иеремия,-посмотрите и разведайте, поищите на его площадях, найдете ли вы честного человека, найдете ли соблюдающего правду и ищущего истину?" (Иер 5, 1).
Он сделал все, что было в его силах, чтобы выполнить повеление Божие, но слово его оказалось гласом вопиющего в пустыне.
"С кем мне говорить? Кого убеждать, чтобы слушали? Вот ухо у них закрыто, и они не могут слушать; вот слово Ягве у них в пренебрежении, оно им неприятно".
Не помог и горький опыт минувших лет. Пророк взывал:
"Остановитесь на путях своих и осмотритесь. Спросите о путях древних, какая дорога лучше, и ступайте по ней, и найдете покой душам вашим. Но они отвечали: не пойдем" (Иер 6, 10, 16).
Иеремия вернулся в родной городок без всякой надежды на подлинное возрождение Израиля. Но вскоре в Иерусалиме произошло событие, которое, казалось, могло поколебать его пессимизм.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава девятая
ВОЗРОЖДЕНИЕ ПРОФЕТИЗМА И ПРИЗВАНИЕ ИЕРЕМИИ
1. Краткое сообщение о перевороте мы находим в 4 Цар 21, 23-24 и 2 Пар 33, 21-25. Мотивы заговора там не указаны. Однако в общей картине политических событий того времени историки видят указание на то, что заговорщики принадлежали к наиболее радикальной антиассирийской группировке. Возвращение же трона династии Давида приписывается более умеренной партии, опиравшейся на "народ земли" (см.: А. Маlатаt. Тhе Нistorical Васkground of the Assasination of Amon, King of Juda.-"Israel Exploration Journal", 1953, р. 26).
2. Библия перечисляет предков Софонии (евр. Цефаниягу) до четвертого колена, что указывает на его аристократическое происхождение. Прапрадед его, Езекия, иногда отождествляется с царем Езекией (см.: И. Тюрнин. Книга пророка Софонии. Сергиев Посад, 1897). В Книге Софонии нет биографических сведений о пророке, но говорится, что он пророчествовал во дни Иосии. Обличение звездопоклонства показывает, что Софония проповедовал до 622 г., в котором царь Иосия окончательно упразднил языческие культы. Книга распадается на четыре части:
1) Возвещение Судного Дня: 1, 2-2, 3.
2) Пророчества о народах: 2, 4-15.
3) Обличение грехов Иерусалима: 3, 1-8.
4) Обетования, написанные, вероятно, в последние годы жизни пророка, когда он стал свидетелем первых религиозных преобразований в стране: 3, 9-20.
В целом книга признается всеми библеистами подлинной. Сомнения вызывают лишь пророчества против Моава и Амона. Однако эти сомнения разделяются далеко не всеми авторами. См.: G. Т. Мопtague. Zephaniah, Nahum, Habakkuk, Lamentations, Obadiah. Collegeville 1967, р. 16; R.T.А. Миrphу. Zephaniah, Nahum, Habakkuk:-JВС, I, р. 292.
3. Геродот. История, I,106. О скифском нашествии говорит также и Страбон (I, 321). О размерах скифского завоевания достоверных сведений нет (см.: Б.Пиотровский. Скифы и Древний Восток.-"Советская археология", 1954, т. 19, с. 141; В. Белявский. Война Вавилона за независимость (627-605 гг. до н.э.) и гегемония скифов в Передней Азии.-"Исследования по истории стран Востока", ЛГУ, 1964). Ряд исследователей Библии полагает, что нашествие скифов послужило поводом для пророчеств Софонии о Дне Ягве (см.: А. Глаголев. Книга пророка Софонии-ТБ, т. VII, с. 331).
4. 2 Паралипоменон (34, 3) указывает, что обращение Иосии к вере Давида относится к восьмому году его правления, т.е. к 633/32 гг., а начало объединения Севера и Юга-к 12 году, т.е. к 628 г. Эти даты близки к годам политических кризисов в Ассирии (630 год отстранение Ассурбанипала, 627-й-его смерть). См.: В. Белявский. Вавилон легендарный и Вавилон исторический. М., 1972, с. 55; F. Сross апd D. Freedтап. Josiah's Revolt against Assiria.- "Journal of Near Eastern Studies", v. XII, 1953, р. 56, ff.
5. Эти молитвы Иеремии, обычно называемые "исповедями", включены в разные места его книги. См.: H.W. Robinsоп. Тhе Сross оf Jeremiah, 1950. Есть мнение, что они составляли первоначально отдельный сборник, хотя доказательств этому нет. "Исповеди" давали повод толкователям (особенно протестантским) видеть в Иеремии чистого индивидуалиста. Но в таком подходе есть элемент утрировки. "В его представлении, справедливо отмечает Л.Буйе,-как и в представлении всех других пророков, Бог обращается не к отдельному человеку, но всегда к народу. Но верно и то, что благодаря Иеремии народ Божий начинает отличаться от всех других тем, что он перестает быть безликой массой и становится обществом личностей, превращается в то, что вскоре получит наименование Церкви" (Л Буйе. О Библии и Евангелии, с 76). Об особенностях проповеди Иеремии см.. G. von Rаd. Тhе Оld Теstament Theology, II, р. 196, ff.
Глава десятая
ИЕРУСАЛИМСКАЯ РЕФОРМА
Иудея и Израиль, 622-609 гг.
По боговдохновенному разумению пророков Израильских - вестников Грядущего, цель договора между Ягве и народом есть истинное соединение Божества с человеком.
Вл. Соловьев
Царю Иосии шел двадцать шестой год, он был молод, смел, энергичен и почти совсем освободился от опеки старых сановников. При дворе образовался теперь тесный круг поборников реформ. В него входили, секретарь царя Шафан, его сын Ахикам, комендант Иерусалима Маасея, Шаллум, заведовавший дворцовыми облачениями, верховный священник столицы Хилкия. Опираясь на них, Иосия наконец пошел на окончательный разрыв в Ниневией. До сих пор он все еще формально числился ее данником. Занятая борьбой с врагами, Ниневия довольствовалась номинальным подчинением Иудеи.
Весной 622 г. Иосия объявил о полном восстановлении царства Давида, простиравшегося "от Дана до Беершебы".
Чтобы поднять значение Иерусалимского храма, царь замыслил произвести в нем капитальную реставрацию. За триста лет своего существования Дом Божий пришел в ветхость. Вследствие того, что предпочтение нередко оказывалось другим святилищам, он надолго оставался без надлежащего ремонта. Некоторые цари производили в нем перестройки, изуродовавшие ансамбль.
Ответственное дело реставрации было поручено царскому секретарю Шафану, который должен был следить за ходом работ и время от времени доносить о них Иосии. Ремонт требовал больших средств: во многих местах нужно было заменить плиты облицовки, обновить деревянные стропила и обшивку. Для оплаты рабочих была вскрыта храмовая казна, состоявшая из народных пожертвований.
Однажды, когда Шафан пришел в храм, чтобы проверить, как продвигается работа, священник Хилкия сказал ему: "Я нашел в Доме Божием книгу Торы" и подал Шафану свернутую рукопись.
Секретарь ознакомился с содержанием свитка и сразу же понял, что это необычайно ценная находка. Перед ними были заповеди, данные народу через Моисея. Книга могла оказать большую помощь инициаторам реформы.
Явившись на доклад к царю, Шафан сообщил ему, что средства храмовой казны израсходованы, а в конце добавил: "Хилкия, священник, дал мне книгу". Иосия заинтересовался манускриптом, и Шафан прочел ему несколько мест из Торы.
"Полностью уничтожьте, - услышал царь, - все места, где народы, которых вы изгоните, служили своим богам на высоких горах, и на холмах, и под всяким тенистым деревом. Разрушьте их жертвенники, разбейте их каменные столбы, срубите священные деревья и сожгите статуи богов, чтобы вам уничтожить имя их в тех местах. Вы не должны делать подобного для Ягве, Бога вашего, а только в то место, которое Ягве, Бог ваш, изберет из всех колен ваших, чтобы там пребывало Имя Его, - туда приносите всесожжения ваши, и жертвенные трапезы ваши, и дары, и приношения, и обеты ваши" (Втор 12,2-6).
Для Иосии не было сомнения, что речь здесь идет об Иерусалиме. А ведь Израиль уже не один век сооружал алтари Ягве повсюду в городах и селениях!..
"Если не послушаешь голоса Ягве, Бога твоего, - читал далее Шафан, придут на тебя проклятия, и поразит тебя Ягве, отведет тебя и царя твоего к племени, которого вы не знали, и будешь притчею и посмешищем среди народов" (Втор 28, 15).
Теперь для Иосии стало ясно, почему Бог столь долго отвращал лицо от людей Своих: нужно было не только уничтожить идольские алтари (а ведь их еще много и в самом Иерусалиме!), но и все святилища Ягве, кроме Сионского храма. Значит, правы были пророки, когда проклинали тельцов Дана и Бетэля и поносили полуязыческие обряды в честь Ягве на холмах! Как избежать теперь небесного гнева?
Разодрав свои одежды в знак скорби, царь заплакал и велел своим ближайшим помощникам немедленно найти пророка Божия, чтобы испросить совета. "Пойдите, - сказал он, - вопросите Ягве от меня и от всей Иудеи о найденной книге, потому что велик гнев Ягве, воспылавший на нас за то, что отцы наши не повиновались словам этой книги и не поступали по ее заветам".
Как ни странно, но в этот момент в Иерусалиме не нашлось ни одного пророка, к которому можно было бь обратиться. Софония, вероятно, уже умер. Иеремия уединился в Анатоте, да и вообще не был авторитетен. К простым царским пророкам, провозносившим молитвы во время службы, посланные, видимо, не думали идти, так как не очень верили им. В конце концов было решено обратиться к жене царедворца Шаллума - Голде. Эта Мудрая женщина уже давно слыла пророчицей, говорившей по вдохновению свыше. Она жила на окраине города, и туда направилась делегация во главе с Шафаном и священником Хилкией, нашедшим Тору.
Голда приняла посланных сурово. Она уже прослышала о содержании книги. "Скажите человеку, который послал вас ко мне,-заявила она,-так говорит Ягве: Я пошлю бедствие на место это и на жителей его, все угрозы книги, которую читал царь Йудейский, за то, что оставили Меня и кадят другим богам, прогневляя Меня всеми своими делами, и горит гнев Мой против этого места, и не угаснет".
Впрочем, относительно самого царя Голда прибавила, что он не доживет до дня бедствий и за свою ревность примет мирную кончину (1).
Через несколько дней после находки глашатаи объявили в Иерусалиме, что царь созывает народ в храм. Встревоженные жители спешили собраться во дворе Дома Господня, чтобы услышать царскую волю. Когда храмовая площадь была запружена толпой, Иосия, окруженный духовенством и сановниками, поднялся на возвышение у колонны. Он громогласно объявил, что в храме найдена священная книга Торы, в которой Бог возвещает Свой Завет Израилю. Царь велел подать ему свиток и стал читать. Над собравшимися, как встарь, зазвучали полузабытые слова Десяти Заповедей, прогремел страстный призыв "Шема Исраэль!", воскресли грозные предостережения относительно языческих соблазнов, завершающиеся благословениями и проклятиями.
"В этот день,-читал Иосия,-сказал ты Ягве, что Он будет Богом твоим и что ты будешь ходить путями Его, хранить уставы Его, и заповеди Его, и законы Его и слушаться гласа Его. И Ягве Обещал тебе сегодня, что, если ты будешь хранить все заповеди Его, ты будешь Его собственным народом, как Он говорил тебе" (Втор 26, 17-18).
Это был знаменательный час в истории Израиля. Рожденрый не как нация, а как община верных, народ Божий возвращался теперь к своему истоку. Здесь, перед вратами храма, после долгих лет забвения и отступничества вновь обозначилась его особая судьба; здесь из национального племенного единства высвобождалось единство иное, духовное, которого чаяли пророки и которое шесть веков спустя будет утверждено на этой самой земле и в этом Святом Граде.
Закончив чтение, Иосия призвал собравшихся вновь заключать с Богом Завет, который был нарушен отцами. Кроме того, он объявил, что последние следы идолопоклонства подлежат истреблению, а единственным местом принесения жертв будет отныне храм Иерусалимский.
Человек порывистый и импульсивный, Иосия не стал медлить с исполнением требования Торы. Прежде всего нужно было вымести из столицы все, что напоминало об идолопоклонстве. Пример прадеда, царя Езекии, вдохновлял Иосию на самые решительные действия. Храм был еще раз тщательно осмотрен. Жаровни, кадильницы, фетиши, статуэтки-принадлежности обрядов в честь Ваала и Астарты-все это было сложено в кучу, вынесено из города и сожжено в овраге. Потом пришел черед колесницы для процессий и алтарей, воздвигнутых Менаше. По всему Иерусалиму стоял шум разрушения, грохот падающих камней, за стенами поднимались клубы черного дыма.
Особенное отвращение вызывал у царя Тофет-место в Генномской долине, где в жертву Молоху приносили детей. Он приказал не просто истребить все следы изуверского культа, но и устроить в Тофете свалку нечистот.
Покончив с делами в столице, Иосия отправился на Север, чтобы лично проследить за тем, как исполняются там повеления Торы. Для того чтобы народ и после разрушения не приходил совершать обряды на старых алтарях, развалины подвергались "осквернению": на них сжигались старые кости; считалось, что после этого место уже непригодно для жертвоприношений. Так поступал Иосия не только со святилищами Астарты, Кемоша и Милкома, которые построил Соломон на Елеонской горе, но и со святилищами Ягве.
Служителям этих алтарейЯгве было приказано покинуть свои места и идти в Иерусалим.
Пуританский поход продолжался, и скоро отряд Иосии достиг Бетэля, главного религиозного центра северян, пощаженного даже ассирийцами. Здесь Амос некогда предрекал гибель Эфраима, а Осия призывал небесные громы на тельцов, отсюда же шел яд векового раскола Израиля и Иуды. Теперь пробил последний час старого святилища; Иосия велел уничтожить его и предать "осквернению". Когда его слуги вынимали кости из склепа, чтобы сжечь их на месте алтаря, царь заметил, что неподалеку стоит какое-то сооружение. "Что это за памятник?" - спросил он, думая, что перед ним еще один недозволенный алтарь. Но ему объяснили, что это гробница человека Божиего, предсказавшего конец Бетэльского храма. Иосия с почтением остановился у памятника; он увидел в нем зримое доказательство правоты своих решительных действий.
Наконец отряд вступил в пределы Галилеи. Там оставалось еще много языческих капищ, построенных переселенцами с востока. Уничтожить их было труднее: Иосии оказали сильное сопротивление, поддерживаемое жрецами.
От Галилеи царь повернул назад и к празднику Пасхи прибыл в Иерусалим
14-е число весеннего месяца нисана было первым днем пасхальных торжеств. Царь объявил, что в этот день он дарит народу животных для праздничных жертв из своих стад. Духовенства в городе было теперь много, как никогда, число его пополнилось за счет уничтожения провинциальных храмов. Священники отделяли от жертвенных животных часть, положенную для алтаря, остальное тут же варили и жарили на кострах. Пиршество превратило город в единую пасхальную горницу. Повсюду перед народом читались поучения из Торы.
"Если спросит у тебя сын твой, что значат эти заповеди-уставы, которые дал нам Ягве, Бог наш, то ты скажешь сыну твоему: рабами мы были у фараона в Египте, и Ягве вывел нас из Египта мощною рукою, и явил Ягве знамения и чудеса великие бедственные на Египет, фараона и на весь дом его перед глазами нашими, и Он вывел нас оттуда, чтобы привести нас и дать нам землю, о которой клялся Он отцам нашим. И заповедал нам Ягве исполнять все эти уставы, бояться Ягве, Бога нашего, дабы добро было нам во все дни, дабы сохранить нашу жизнь, как и теперь" (Втор 6, 20-24)
x x x
До нас не дошли сведения о событиях, которыми были наполнены тринадцать лет, протекшие между находкой Торы и смертью Иосии. Все это время усилия реформаторов, вероятно, не ослабевали. Полностью освободившись от власти Ассура, Иудея решила наладить свою внутреннюю жизнь и согласовать ее с требованиями Второзакония. Тора была для нее теперь всем и гражданским, и религиозным кодексом, а следовательно, дух социальной справедливости, которым Тора была проникнута, становится отныне идеалом Иудейского царства. Впервые в истории государство приняло столь человечные законы, защищавшие интересы беднейших слоев населения. Напомним, что в том самом году, когда была обнародована Тора, в Афинах ввели законы Драконта, отличавшиеся небывалой жестокостью, о которых сами греки говорили, что они написаны не чернилами, а кровью.
Неудивительно, что влияние Второзакония привело Израиль к быстрому расцвету. Города снова стали многолюдными, возродились ремесла, торговля, земледелие. О благоденствии страны при Иосии свидетельствуют даже раскопки (2).
Но при всем этом не следует изображать иерусалимскую реформу в розовых тонах. Есть все основания полагать, что народ, невзирая на свою любовь к Иосии, осуждал религиозную политику царя и противился ей. Поэтому дело реформы в значительной степени приобретало характер чисто официальный.
Показательно, что все эти годы мы почти ничего не слышим об Иеремии. Как объяснить это? Почему пророк, призванный бороться с заблуждениями народа, не встал в ряды активных деятелей реформы? Прямого ответа на этот вопрос нет; здесь можно лишь строить догадки.
Пророку идеи Торы были, безусловно, близки, царя Иосию он искренне чтил за справедливость и благочестие. Но мог ли он согласиться с упразднением всех святилищ, кроме храма Иерусалимского? Ведь он не был, как Исайя, корнями связан со Святым Городом. Правда, сама по себе централизация культа могла показаться ему полезной, ибо сводила обряд жертвоприношений к минимуму. Прежде любая трапеза или убой скота включали в себя ритуальные церемонии. Пророки видели, как легко эти формы наполнялись языческим содержанием. Следить за чистотой богослужения в одном месте было легче, чем во многих, а именно через обрядовую сторону проникали в религию Израиля элементы суеверий. И все же Иеремия не стал энтузиастом иудейской реформы. Вероятно, он вообще не придавал большой цены внешним переменам в культе и введению новых законов. Трудность его положения заключалась в том, что он не мог быть противником нововведений, но, как человек тонкий и проницательный, видел их слабые стороны и не очень верил в их результаты.
Впрочем, есть одно свидетельство, доказывающее, что некоторое участие в деле Иосии пророк все же принял. В Анатоте и в Иерусалиме он несколько раз выступил с призывами следовать заповедям Торы. "Слушайте слова этого Завета,-говорил он,- и исполняйте их". Он напомнил народу, как часто слово Божие нарушалось им и какие горькие плоды приносило непослушание (Иер 11, 2).
В родном городке проповеди Иеремии вызвали бурное негодование. Сельское духовенство, вероятно, сочло его предателем всего сословия левитов. Действительно, невзирая на прямые указания Торы, столичные священники оттеснили прочих левитов на задний план. Бессильные перед царем, левиты обрушили свой гнев на Иеремию. Даже родные братья восстали против него; многие земляки угрожали пророку расправой и пытались даже убить его (3).
x x x
Эти столкновения в Анатоте - лишь частный случай той борьбы, которая происходила в стране вокруг идей реформы. Народная вера не желала сдаваться. Милые сердцу алтари лежали в развалинах, некому было принести жертву при закладке дома, при начале пахоты, перед сбором урожая. Болезненная операция почти отсекла обряды от быта, и последствия этого не замедлили сказаться. Во многих городах и селениях царили растерянность и недовольство, поддерживаемые левитами.
Перед иерусалимским духовенством встала теперь задача упорядочить религиозную жизнь народа на основе новых установлений. Храм не мог на равных правах содержать священников, собранных со всех концов страны. Поэтому естественно, что некоторые из них должны были удалиться в частную жизнь, а иные - занять места второстепенных служителей храма, музыкантов и певцов (4).
Таким образом, перед Иеремией была поставлена задача: в решающий для народа час беспощадно выкорчевывать нечестие и зло с тем, чтобы насаждать семена грядущего Царства. И пусть вся страна празднует освобождение от древнего врага, пророк должен прервать ее веселие, поднявшись "как крепость, как железная башня, как стена медная против царя Иудеи, против князей ее, против священников ее и против народа земли".
Иеремия направляется в Иерусалим, туда, где подобает говорить пророку Божию. До города около часа быстрой ходьбы. Когда он входит в ворота, он слышит шум и ликующие крики: столица охвачена праздничным возбуждением. Недавнее прошлое забыто, о покаянии никто не помышляет. Во всем винят Ниневию и плохих правителей. У всех на устах пророчество Нафана о вечной славе дома Давидова.
Никакое праздничное богослужение не проходит теперь без выступлений пророков, которые изрекают перед народом глаголы Господни и поют священные гимны.
На этот раз пророчествовать будет левит из Анатота.
Быть может, Иеремия произнес свою речь с того самого помоста, откуда говорили Исайя или Михей, и поэтому их слова ожили в его сознании, во всяком случае, вначале он заговорил языком старых пророков. Желая напомнить народу о его измене Моисееву Завету, он повторил притчу Осии о неверной жене, притчу Исайи о винограднике. Он не мог не сочувствовать решению царя Иосии покончить с язычеством в стране, но при этом ясно видел, сколь поверхностным оставалось "обращение" масс. Еще и еще раз воскрешал Иеремия картины времен отступничества. Даже язычников готов был он ставить в пример Израилю:
"Пойдите на Греческие острова и посмотрите, пошлите в Кидар, разузнайте хорошенько и посмотрите: было ли что-нибудь подобно этому? Переменил ли какой-нибудь народ богов своих (хотя это и не боги)? А Мой народ променял Славу свою на тщету. Подивитесь этому, небеса, и содрогнитесь от ужаса" (Иер 2, 10-12).
Пророк, намеренно сгущая краски, рисует картину народного падения. Он заранее отвергает все оправдания и разит беспощадно. Мало того, что народ в годы узаконенного нечестия надругался над своей верой и погрузился в омут язычества, он и теперь еще не полностью отказался от суеверий и идолов. Чего стоят клятвы именем Ягве, когда заветы Его ни во что не ставятся, когда рядом с Его храмом еще теплятся очаги преступного идолопоклонства? Как можно терпеть тех, кто думает, что можно одновременно служить Ягве и истуканам? "Удивительное и страшное делается в этой стране,-говорит Иеремия,-пророки пророчествуют ложь, священники господствуют с их помощью, а народ Мой любит все это" (5, 31).
В другой раз, подражая Софонии, Иеремия поет перед толпой грозную песнь о возмездии. Пусть не обольщают себя иудеи падением одного врага: явятся и другие. Там, на Севере, где слышен шум битв, Ягве готовит полчища новых завоевателей. Они придут, неотвратимые и звероподобные, говорящие на неведомом языке и не знающие пощады. Предсказывая это новое нашествие, Иеремия сам пугается своих слов.
"И сказал я: о Владыка мой Ягве! Неужели Ты только обманывал этот народ и Иерусалим, говоря: "мир будет у вас", а между тем меч доходит до души?" (Иер 4, 10).
Как мучительно говорить это людям, едва только вкусившим радость освобождения! Но пророк не в силах противиться внутреннему голосу. Ему остается лишь оплакивать свой народ, страну и себя в жалобной песне:
Утроба моя, утроба моя!
Стонет сердце мое, не могу молчать.
Ибо слышишь, душа моя, звук трубы и крики сражения... Мрак застилает глаза пророка, все вокруг погружается в пучину гибели. Гляжу я на землю и вот на ней разгром и запустение,
На небеса и нет в них света. Гляжу на горы
и вот они сотрясаются, и все холмы колеблются.
(Иер 4, 19-24)
Увы! Никаких уроков не извлекла Иудея из судьбы своей "сестры" Северного царства. Теперь израильтянам дается последний день для покаяния; Север и Юг должны, объединившись, пойти по пути покаяния и исправления.
"Возвратитесь, дети-отступники, - говорит Ягве, - ибо Я сочетался с вами, и возьму вас по одному из города, по два из племени, и приведу вас на гору Сион" (Иер 3,14).
Хотя Иеремия и разделял веру в мировую миссию Иерусалима, но он меньше всего думал, что для этого достаточно культовой реформы. Если люди обратятся к Богу со всей искренностью, то внешние символы богопочитания окажутся даже излишними: В те дни не будут говорить больше:
"Ковчег Ягве, Ковчег Ягве!" Он и на ум не придет, и не вспомнят о нем,
и не будут приходить к нему, и уже не станет его.
(Иер 3, 16)
Пророчество Нафана исполнится, но исполнением его явится не освобождение Израиля от иноземных врагов, а сила его веры, которая просветит человечество:
"В то время назовут Иерусалим престолом Ягве, и все народы ради имени Ягве соберутся в Иерусалиме и не будут более поступать по упорству злого своего сердца" (Иер 3, 17).
Как страстно должен был желать пророк, чтобы эта вселенская Пятидесятница свершилась на его глазах! Но толпа, опьяненная политическими успехами, осталась глуха к его призыву: никто не любит, когда ему открывают глаза на его заблуждения; Иеремия же не был демагогом и не умел льстить народу. Во имя Израиля он начал борьбу с самим Израилем и не замалчивал его грехи, потому что хотел спасти его. Патриоты возмущались его речами, предпочитая слушать тех пророков, которые от имени Ягве сулили им новые победы. Между тем Иеремия больше, чем какой-либо из пророков, любил свой несчастный народ и многострадальную землю. Такая же суровая любовь позволила Данте назвать Италию рабой и домом разврата.
Убедившись, что простой народ не желает его слушать, Иеремия попытался найти сочувствие среди образованных и влиятельных горожан. Ведь они теперь поддерживали замыслы царя и его религиозное рвение. Но иерусалимская знать встретила насмешками молодого проповедника. Он слишком многого от них требовал, и его обличения их раздражали. После ряда неудач Иеремия понял, что его попытки бесполезны. Ему стали противны эти беспечные и самодовольные болтуны. "Похотливые жеребцы, - саркастически отзывался он о них, - каждый из них ржет на жену другого".
Таким образом, итог первых выступлений пророка оказался ничтожным. Никто не обратил серьезного внимания ни на него, ни на его увещевания. "Обойдите улицы Иерусалима,-мрачно говорил Иеремия,-посмотрите и разведайте, поищите на его площадях, найдете ли вы честного человека, найдете ли соблюдающего правду и ищущего истину?" (Иер 5, 1).
Он сделал все, что было в его силах, чтобы выполнить повеление Божие, но слово его оказалось гласом вопиющего в пустыне.
"С кем мне говорить? Кого убеждать, чтобы слушали? Вот ухо у них закрыто, и они не могут слушать; вот слово Ягве у них в пренебрежении, оно им неприятно".
Не помог и горький опыт минувших лет. Пророк взывал:
"Остановитесь на путях своих и осмотритесь. Спросите о путях древних, какая дорога лучше, и ступайте по ней, и найдете покой душам вашим. Но они отвечали: не пойдем" (Иер 6, 10, 16).
Иеремия вернулся в родной городок без всякой надежды на подлинное возрождение Израиля. Но вскоре в Иерусалиме произошло событие, которое, казалось, могло поколебать его пессимизм.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава девятая
ВОЗРОЖДЕНИЕ ПРОФЕТИЗМА И ПРИЗВАНИЕ ИЕРЕМИИ
1. Краткое сообщение о перевороте мы находим в 4 Цар 21, 23-24 и 2 Пар 33, 21-25. Мотивы заговора там не указаны. Однако в общей картине политических событий того времени историки видят указание на то, что заговорщики принадлежали к наиболее радикальной антиассирийской группировке. Возвращение же трона династии Давида приписывается более умеренной партии, опиравшейся на "народ земли" (см.: А. Маlатаt. Тhе Нistorical Васkground of the Assasination of Amon, King of Juda.-"Israel Exploration Journal", 1953, р. 26).
2. Библия перечисляет предков Софонии (евр. Цефаниягу) до четвертого колена, что указывает на его аристократическое происхождение. Прапрадед его, Езекия, иногда отождествляется с царем Езекией (см.: И. Тюрнин. Книга пророка Софонии. Сергиев Посад, 1897). В Книге Софонии нет биографических сведений о пророке, но говорится, что он пророчествовал во дни Иосии. Обличение звездопоклонства показывает, что Софония проповедовал до 622 г., в котором царь Иосия окончательно упразднил языческие культы. Книга распадается на четыре части:
1) Возвещение Судного Дня: 1, 2-2, 3.
2) Пророчества о народах: 2, 4-15.
3) Обличение грехов Иерусалима: 3, 1-8.
4) Обетования, написанные, вероятно, в последние годы жизни пророка, когда он стал свидетелем первых религиозных преобразований в стране: 3, 9-20.
В целом книга признается всеми библеистами подлинной. Сомнения вызывают лишь пророчества против Моава и Амона. Однако эти сомнения разделяются далеко не всеми авторами. См.: G. Т. Мопtague. Zephaniah, Nahum, Habakkuk, Lamentations, Obadiah. Collegeville 1967, р. 16; R.T.А. Миrphу. Zephaniah, Nahum, Habakkuk:-JВС, I, р. 292.
3. Геродот. История, I,106. О скифском нашествии говорит также и Страбон (I, 321). О размерах скифского завоевания достоверных сведений нет (см.: Б.Пиотровский. Скифы и Древний Восток.-"Советская археология", 1954, т. 19, с. 141; В. Белявский. Война Вавилона за независимость (627-605 гг. до н.э.) и гегемония скифов в Передней Азии.-"Исследования по истории стран Востока", ЛГУ, 1964). Ряд исследователей Библии полагает, что нашествие скифов послужило поводом для пророчеств Софонии о Дне Ягве (см.: А. Глаголев. Книга пророка Софонии-ТБ, т. VII, с. 331).
4. 2 Паралипоменон (34, 3) указывает, что обращение Иосии к вере Давида относится к восьмому году его правления, т.е. к 633/32 гг., а начало объединения Севера и Юга-к 12 году, т.е. к 628 г. Эти даты близки к годам политических кризисов в Ассирии (630 год отстранение Ассурбанипала, 627-й-его смерть). См.: В. Белявский. Вавилон легендарный и Вавилон исторический. М., 1972, с. 55; F. Сross апd D. Freedтап. Josiah's Revolt against Assiria.- "Journal of Near Eastern Studies", v. XII, 1953, р. 56, ff.
5. Эти молитвы Иеремии, обычно называемые "исповедями", включены в разные места его книги. См.: H.W. Robinsоп. Тhе Сross оf Jeremiah, 1950. Есть мнение, что они составляли первоначально отдельный сборник, хотя доказательств этому нет. "Исповеди" давали повод толкователям (особенно протестантским) видеть в Иеремии чистого индивидуалиста. Но в таком подходе есть элемент утрировки. "В его представлении, справедливо отмечает Л.Буйе,-как и в представлении всех других пророков, Бог обращается не к отдельному человеку, но всегда к народу. Но верно и то, что благодаря Иеремии народ Божий начинает отличаться от всех других тем, что он перестает быть безликой массой и становится обществом личностей, превращается в то, что вскоре получит наименование Церкви" (Л Буйе. О Библии и Евангелии, с 76). Об особенностях проповеди Иеремии см.. G. von Rаd. Тhе Оld Теstament Theology, II, р. 196, ff.
Глава десятая
ИЕРУСАЛИМСКАЯ РЕФОРМА
Иудея и Израиль, 622-609 гг.
По боговдохновенному разумению пророков Израильских - вестников Грядущего, цель договора между Ягве и народом есть истинное соединение Божества с человеком.
Вл. Соловьев
Царю Иосии шел двадцать шестой год, он был молод, смел, энергичен и почти совсем освободился от опеки старых сановников. При дворе образовался теперь тесный круг поборников реформ. В него входили, секретарь царя Шафан, его сын Ахикам, комендант Иерусалима Маасея, Шаллум, заведовавший дворцовыми облачениями, верховный священник столицы Хилкия. Опираясь на них, Иосия наконец пошел на окончательный разрыв в Ниневией. До сих пор он все еще формально числился ее данником. Занятая борьбой с врагами, Ниневия довольствовалась номинальным подчинением Иудеи.
Весной 622 г. Иосия объявил о полном восстановлении царства Давида, простиравшегося "от Дана до Беершебы".
Чтобы поднять значение Иерусалимского храма, царь замыслил произвести в нем капитальную реставрацию. За триста лет своего существования Дом Божий пришел в ветхость. Вследствие того, что предпочтение нередко оказывалось другим святилищам, он надолго оставался без надлежащего ремонта. Некоторые цари производили в нем перестройки, изуродовавшие ансамбль.
Ответственное дело реставрации было поручено царскому секретарю Шафану, который должен был следить за ходом работ и время от времени доносить о них Иосии. Ремонт требовал больших средств: во многих местах нужно было заменить плиты облицовки, обновить деревянные стропила и обшивку. Для оплаты рабочих была вскрыта храмовая казна, состоявшая из народных пожертвований.
Однажды, когда Шафан пришел в храм, чтобы проверить, как продвигается работа, священник Хилкия сказал ему: "Я нашел в Доме Божием книгу Торы" и подал Шафану свернутую рукопись.
Секретарь ознакомился с содержанием свитка и сразу же понял, что это необычайно ценная находка. Перед ними были заповеди, данные народу через Моисея. Книга могла оказать большую помощь инициаторам реформы.
Явившись на доклад к царю, Шафан сообщил ему, что средства храмовой казны израсходованы, а в конце добавил: "Хилкия, священник, дал мне книгу". Иосия заинтересовался манускриптом, и Шафан прочел ему несколько мест из Торы.
"Полностью уничтожьте, - услышал царь, - все места, где народы, которых вы изгоните, служили своим богам на высоких горах, и на холмах, и под всяким тенистым деревом. Разрушьте их жертвенники, разбейте их каменные столбы, срубите священные деревья и сожгите статуи богов, чтобы вам уничтожить имя их в тех местах. Вы не должны делать подобного для Ягве, Бога вашего, а только в то место, которое Ягве, Бог ваш, изберет из всех колен ваших, чтобы там пребывало Имя Его, - туда приносите всесожжения ваши, и жертвенные трапезы ваши, и дары, и приношения, и обеты ваши" (Втор 12,2-6).
Для Иосии не было сомнения, что речь здесь идет об Иерусалиме. А ведь Израиль уже не один век сооружал алтари Ягве повсюду в городах и селениях!..
"Если не послушаешь голоса Ягве, Бога твоего, - читал далее Шафан, придут на тебя проклятия, и поразит тебя Ягве, отведет тебя и царя твоего к племени, которого вы не знали, и будешь притчею и посмешищем среди народов" (Втор 28, 15).
Теперь для Иосии стало ясно, почему Бог столь долго отвращал лицо от людей Своих: нужно было не только уничтожить идольские алтари (а ведь их еще много и в самом Иерусалиме!), но и все святилища Ягве, кроме Сионского храма. Значит, правы были пророки, когда проклинали тельцов Дана и Бетэля и поносили полуязыческие обряды в честь Ягве на холмах! Как избежать теперь небесного гнева?
Разодрав свои одежды в знак скорби, царь заплакал и велел своим ближайшим помощникам немедленно найти пророка Божия, чтобы испросить совета. "Пойдите, - сказал он, - вопросите Ягве от меня и от всей Иудеи о найденной книге, потому что велик гнев Ягве, воспылавший на нас за то, что отцы наши не повиновались словам этой книги и не поступали по ее заветам".
Как ни странно, но в этот момент в Иерусалиме не нашлось ни одного пророка, к которому можно было бь обратиться. Софония, вероятно, уже умер. Иеремия уединился в Анатоте, да и вообще не был авторитетен. К простым царским пророкам, провозносившим молитвы во время службы, посланные, видимо, не думали идти, так как не очень верили им. В конце концов было решено обратиться к жене царедворца Шаллума - Голде. Эта Мудрая женщина уже давно слыла пророчицей, говорившей по вдохновению свыше. Она жила на окраине города, и туда направилась делегация во главе с Шафаном и священником Хилкией, нашедшим Тору.
Голда приняла посланных сурово. Она уже прослышала о содержании книги. "Скажите человеку, который послал вас ко мне,-заявила она,-так говорит Ягве: Я пошлю бедствие на место это и на жителей его, все угрозы книги, которую читал царь Йудейский, за то, что оставили Меня и кадят другим богам, прогневляя Меня всеми своими делами, и горит гнев Мой против этого места, и не угаснет".
Впрочем, относительно самого царя Голда прибавила, что он не доживет до дня бедствий и за свою ревность примет мирную кончину (1).
Через несколько дней после находки глашатаи объявили в Иерусалиме, что царь созывает народ в храм. Встревоженные жители спешили собраться во дворе Дома Господня, чтобы услышать царскую волю. Когда храмовая площадь была запружена толпой, Иосия, окруженный духовенством и сановниками, поднялся на возвышение у колонны. Он громогласно объявил, что в храме найдена священная книга Торы, в которой Бог возвещает Свой Завет Израилю. Царь велел подать ему свиток и стал читать. Над собравшимися, как встарь, зазвучали полузабытые слова Десяти Заповедей, прогремел страстный призыв "Шема Исраэль!", воскресли грозные предостережения относительно языческих соблазнов, завершающиеся благословениями и проклятиями.
"В этот день,-читал Иосия,-сказал ты Ягве, что Он будет Богом твоим и что ты будешь ходить путями Его, хранить уставы Его, и заповеди Его, и законы Его и слушаться гласа Его. И Ягве Обещал тебе сегодня, что, если ты будешь хранить все заповеди Его, ты будешь Его собственным народом, как Он говорил тебе" (Втор 26, 17-18).
Это был знаменательный час в истории Израиля. Рожденрый не как нация, а как община верных, народ Божий возвращался теперь к своему истоку. Здесь, перед вратами храма, после долгих лет забвения и отступничества вновь обозначилась его особая судьба; здесь из национального племенного единства высвобождалось единство иное, духовное, которого чаяли пророки и которое шесть веков спустя будет утверждено на этой самой земле и в этом Святом Граде.
Закончив чтение, Иосия призвал собравшихся вновь заключать с Богом Завет, который был нарушен отцами. Кроме того, он объявил, что последние следы идолопоклонства подлежат истреблению, а единственным местом принесения жертв будет отныне храм Иерусалимский.
Человек порывистый и импульсивный, Иосия не стал медлить с исполнением требования Торы. Прежде всего нужно было вымести из столицы все, что напоминало об идолопоклонстве. Пример прадеда, царя Езекии, вдохновлял Иосию на самые решительные действия. Храм был еще раз тщательно осмотрен. Жаровни, кадильницы, фетиши, статуэтки-принадлежности обрядов в честь Ваала и Астарты-все это было сложено в кучу, вынесено из города и сожжено в овраге. Потом пришел черед колесницы для процессий и алтарей, воздвигнутых Менаше. По всему Иерусалиму стоял шум разрушения, грохот падающих камней, за стенами поднимались клубы черного дыма.
Особенное отвращение вызывал у царя Тофет-место в Генномской долине, где в жертву Молоху приносили детей. Он приказал не просто истребить все следы изуверского культа, но и устроить в Тофете свалку нечистот.
Покончив с делами в столице, Иосия отправился на Север, чтобы лично проследить за тем, как исполняются там повеления Торы. Для того чтобы народ и после разрушения не приходил совершать обряды на старых алтарях, развалины подвергались "осквернению": на них сжигались старые кости; считалось, что после этого место уже непригодно для жертвоприношений. Так поступал Иосия не только со святилищами Астарты, Кемоша и Милкома, которые построил Соломон на Елеонской горе, но и со святилищами Ягве.
Служителям этих алтарейЯгве было приказано покинуть свои места и идти в Иерусалим.
Пуританский поход продолжался, и скоро отряд Иосии достиг Бетэля, главного религиозного центра северян, пощаженного даже ассирийцами. Здесь Амос некогда предрекал гибель Эфраима, а Осия призывал небесные громы на тельцов, отсюда же шел яд векового раскола Израиля и Иуды. Теперь пробил последний час старого святилища; Иосия велел уничтожить его и предать "осквернению". Когда его слуги вынимали кости из склепа, чтобы сжечь их на месте алтаря, царь заметил, что неподалеку стоит какое-то сооружение. "Что это за памятник?" - спросил он, думая, что перед ним еще один недозволенный алтарь. Но ему объяснили, что это гробница человека Божиего, предсказавшего конец Бетэльского храма. Иосия с почтением остановился у памятника; он увидел в нем зримое доказательство правоты своих решительных действий.
Наконец отряд вступил в пределы Галилеи. Там оставалось еще много языческих капищ, построенных переселенцами с востока. Уничтожить их было труднее: Иосии оказали сильное сопротивление, поддерживаемое жрецами.
От Галилеи царь повернул назад и к празднику Пасхи прибыл в Иерусалим
14-е число весеннего месяца нисана было первым днем пасхальных торжеств. Царь объявил, что в этот день он дарит народу животных для праздничных жертв из своих стад. Духовенства в городе было теперь много, как никогда, число его пополнилось за счет уничтожения провинциальных храмов. Священники отделяли от жертвенных животных часть, положенную для алтаря, остальное тут же варили и жарили на кострах. Пиршество превратило город в единую пасхальную горницу. Повсюду перед народом читались поучения из Торы.
"Если спросит у тебя сын твой, что значат эти заповеди-уставы, которые дал нам Ягве, Бог наш, то ты скажешь сыну твоему: рабами мы были у фараона в Египте, и Ягве вывел нас из Египта мощною рукою, и явил Ягве знамения и чудеса великие бедственные на Египет, фараона и на весь дом его перед глазами нашими, и Он вывел нас оттуда, чтобы привести нас и дать нам землю, о которой клялся Он отцам нашим. И заповедал нам Ягве исполнять все эти уставы, бояться Ягве, Бога нашего, дабы добро было нам во все дни, дабы сохранить нашу жизнь, как и теперь" (Втор 6, 20-24)
x x x
До нас не дошли сведения о событиях, которыми были наполнены тринадцать лет, протекшие между находкой Торы и смертью Иосии. Все это время усилия реформаторов, вероятно, не ослабевали. Полностью освободившись от власти Ассура, Иудея решила наладить свою внутреннюю жизнь и согласовать ее с требованиями Второзакония. Тора была для нее теперь всем и гражданским, и религиозным кодексом, а следовательно, дух социальной справедливости, которым Тора была проникнута, становится отныне идеалом Иудейского царства. Впервые в истории государство приняло столь человечные законы, защищавшие интересы беднейших слоев населения. Напомним, что в том самом году, когда была обнародована Тора, в Афинах ввели законы Драконта, отличавшиеся небывалой жестокостью, о которых сами греки говорили, что они написаны не чернилами, а кровью.
Неудивительно, что влияние Второзакония привело Израиль к быстрому расцвету. Города снова стали многолюдными, возродились ремесла, торговля, земледелие. О благоденствии страны при Иосии свидетельствуют даже раскопки (2).
Но при всем этом не следует изображать иерусалимскую реформу в розовых тонах. Есть все основания полагать, что народ, невзирая на свою любовь к Иосии, осуждал религиозную политику царя и противился ей. Поэтому дело реформы в значительной степени приобретало характер чисто официальный.
Показательно, что все эти годы мы почти ничего не слышим об Иеремии. Как объяснить это? Почему пророк, призванный бороться с заблуждениями народа, не встал в ряды активных деятелей реформы? Прямого ответа на этот вопрос нет; здесь можно лишь строить догадки.
Пророку идеи Торы были, безусловно, близки, царя Иосию он искренне чтил за справедливость и благочестие. Но мог ли он согласиться с упразднением всех святилищ, кроме храма Иерусалимского? Ведь он не был, как Исайя, корнями связан со Святым Городом. Правда, сама по себе централизация культа могла показаться ему полезной, ибо сводила обряд жертвоприношений к минимуму. Прежде любая трапеза или убой скота включали в себя ритуальные церемонии. Пророки видели, как легко эти формы наполнялись языческим содержанием. Следить за чистотой богослужения в одном месте было легче, чем во многих, а именно через обрядовую сторону проникали в религию Израиля элементы суеверий. И все же Иеремия не стал энтузиастом иудейской реформы. Вероятно, он вообще не придавал большой цены внешним переменам в культе и введению новых законов. Трудность его положения заключалась в том, что он не мог быть противником нововведений, но, как человек тонкий и проницательный, видел их слабые стороны и не очень верил в их результаты.
Впрочем, есть одно свидетельство, доказывающее, что некоторое участие в деле Иосии пророк все же принял. В Анатоте и в Иерусалиме он несколько раз выступил с призывами следовать заповедям Торы. "Слушайте слова этого Завета,-говорил он,- и исполняйте их". Он напомнил народу, как часто слово Божие нарушалось им и какие горькие плоды приносило непослушание (Иер 11, 2).
В родном городке проповеди Иеремии вызвали бурное негодование. Сельское духовенство, вероятно, сочло его предателем всего сословия левитов. Действительно, невзирая на прямые указания Торы, столичные священники оттеснили прочих левитов на задний план. Бессильные перед царем, левиты обрушили свой гнев на Иеремию. Даже родные братья восстали против него; многие земляки угрожали пророку расправой и пытались даже убить его (3).
x x x
Эти столкновения в Анатоте - лишь частный случай той борьбы, которая происходила в стране вокруг идей реформы. Народная вера не желала сдаваться. Милые сердцу алтари лежали в развалинах, некому было принести жертву при закладке дома, при начале пахоты, перед сбором урожая. Болезненная операция почти отсекла обряды от быта, и последствия этого не замедлили сказаться. Во многих городах и селениях царили растерянность и недовольство, поддерживаемые левитами.
Перед иерусалимским духовенством встала теперь задача упорядочить религиозную жизнь народа на основе новых установлений. Храм не мог на равных правах содержать священников, собранных со всех концов страны. Поэтому естественно, что некоторые из них должны были удалиться в частную жизнь, а иные - занять места второстепенных служителей храма, музыкантов и певцов (4).