Страница:
Меньшиков считал, что национализм совершенно научно не изучен и притом - никем не изучается. В будущем, резонно полагал он, такой непростительный недогляд непременно скажется на жизни народов самым трагическим образом. Ведь в основе любого национализма лежит инстинкт самосохранения нации, а сами нации - богатство человечества. "Все русские люди с честью и совестью, - убежденно писал Михаил Осипович, - сознательные или несознательные националисты. Они, как порядочные Немцы, Англичане, Французы, Поляки, Финны, Евреи, несут в своей душе наследственный завет служения своему племени, своему народу. Иначе и не может быть, если говорить о людях вполне здоровых, не поврежденных духом. Отдельная личность - лишь звено в бесконечной цепи рода, и все призвание этого звена - не разрываться, удерживать в себе полную передачу жизни из прошлого в будущее".
Чужую родовую одежду, сказали бы мы, Меньшиков легко примерял на себя, но пользовался в быту только домашними заготовками. "Я очень люблю родной народ, - часто повторял он, - и желаю ему быть лучшим на свете. Но для этого надо не быть оптимистом, не довольствоваться тем, что есть, а брать отовсюду лучшее, что создал родной наш сверхчеловек - человеческий род"74.
Добровольных и вынужденных критиков М.О. Меньшикова либерально-демократическая инерция прямо от национализма обязательно выносила к пресловутому еврейскому вопросу. Так было всегда, но - не всегда было так. От детской "религиозной симпатии к еврейству" Меньшиков пришел к философским спорам с ветхозаветными евреями, испытал грустное чувство непонимания и недоумения и только потом тяжко обрушился на бунтарей-отщепенцев, впавших в ненавистный для него "соблазн социализма". Правда, разумеется, у каждого своя, но ведь Россия не двоилась и не троилась, и потерять ее, единственную, было никак нельзя. В ожесточенной, но все-таки - словесной схватке, к великому сожалению, последнюю, свинцовую точку поставил восемнадцатилетний уголовник Дэвидсон. Никто, кажется, сегодня не знает его полного имени и дальнейшей судьбы, никому, кажется, это не нужно. Оно и понятно, ведь такое родство, например, и по крови и по духу, было абсолютно чуждо мандельштамовскому "еврейскому генералу" Юлию Матвеевичу, постоянно читавшему "Новое Время" и называвшему М.О. Меньшикова не иначе, как "умная голова"75.
"Судите писателя за удостоверенные процессом преступления слова, но как же казнить его душу самосудом такого же, как он, человека из публики, случайно получившего право карать или миловать?" - пророчески заявил Меньшиков 27 августа 1915 года в связи с новым законом о цензуре76.
В годы Первой мировой войны русская цензура немало попортила крови русскому писателю. М.О. Меньшиков, в своих письмах к О.А. Фрибес, постоянно жалуется на то, что его "взяли под предварительную цензуру", просит обратить внимание "на беспорядки в экспедиции "Писем к ближним"", предполагает, что статьи его "застревают где-нибудь в перлюстрации"... Государственная Дума слала по этому поводу запрос в правительство, видный депутат с трибуны осуждал свирепство цензуры над Меньшиковым, сам Михаил Осипович подавал на нее в суд, но - все напрасно. "Не знаю что делать, сокрушенно вздыхал пострадавший в очередном письме из Валдая. - Не пригласить ли херувима вырвать грешный мой язык, и празднословный, и лукавый? Не вложить ли в рот жало мудрыя змеи. Ей Богу, не знаю. Посоветуйте"77.
Сложившаяся обстановка, однако, не могла повредить международному авторитету М.О. Меньшикова, если вообще не способствовала ему (по методу от противного). Летом 1915 года он был единственным из русских журналистов, приглашенных на всемирный конгресс печати в Сан-Франциско. А в начале сентября 1917 года, через частную международную контору, Меньшикова приглашали в Америку с циклом лекций о тогдашнем положении России78.
Ничего не брал в расчет только суровый рок. Тихо сходили на нет "Письма к ближним", и все тоньше становился ручеек меньшиковского слова. Февраль 1917 года сбил с толку, ошарашил, согнул. Суворинские сыновья, распродавшие к этому времени все паи "Нового Времени", быстро уступали натиску обстоятельств и косо смотрели на прежнюю честь и гордость основного патриотического издания родной страны. Наконец, 19 марта (1 апреля) 1917 года в "Новом Времени" появилась последняя статья М.О. Меньшикова "Голос Библии". "Слишком правому сотруднику" безжалостно указали на дверь и распростились с ним навеки79.
Так закончилась одна история "Писем к ближним" и началась другая, в которой не "мудрость кротких", а "безумство храбрых" стало править бал и где была надолго предана забвению "главная задача человеческого существования - великий завет любить ближнего"80.
"На небе рай - на земле Валдай", - гласит народная молва. Хорошо было бы ей разблаговестить по всей России, что не в одни пушкинские времена отсюда начиналось бессмертие...
В лучших традициях отечественных сочинителей лежит публицистический стиль М.О. Меньшикова, словарь его языка, тематическая широта и композиционное построение статей, и многое-многое другое из сокровищницы души и интеллекта. "Письма к ближним" на долгие годы XX века стали неисчерпаемым духовным резервуаром, из которого без зазрения совести, и, понятно, без всяких ссылок, черпали великую премудрость в Советской России. Не избежала этого сомнительного искуса и эмиграция, но здесь, по крайней мере, находились люди, уже в самом названии печатных материалов подчеркивавшие утраченную преемственность. Достаточно известный представитель правых кругов полковник-улан, а затем - писатель и издатель Федор Викторович Винберг в своем литературно-политическом журнале "Луч Света" (книга IV. Мюнхен, 1922) озаглавил весьма важную для себя статью "Беседа с ближними", после чего ввел целую рубрику "Беседы с ближними", но продолжения она не имела из-за окончательного прекращения издания81. Такую же попытку, но в иное время, предпринял генерал-лейтенант Генштаба Сергей Дмитриевич Прохоров. Из задуманного им цикла "Письма к ближним" он опубликовал "два письма" в журнале Общекадетского объединения "Военная быль" (№№ 4 и 5. Париж, 1953), а на остальное ему уже не хватило жизни.
Приведенные образцы, в которых текстуально угадывается дух знаменитого предтечи, на самый поверхностный взгляд характерны одной деталью - оба автора были военными людьми. Это, конечно, неслучайно, а главное - дает нам прекрасную возможность упомянуть нынешний "Российский военный сборник", издаваемый "славной кучкой" полковника Александра Евгеньевича Савинкина. В очень сложные для нашей армии и флота дни они возрождают русскую военную мысль прошлого, совсем по-меньшиковски понимая роль активной военной силы для нашего государства. Из выпуска в выпуск в "Российском военном сборнике" публикуются статьи бывшего морского офицера, беззаветно отдавшего свою жизнь и талант страждущему Отечеству. Идут письма к ближним к живым адресатам...
Сколько же их все-таки было - почтенных и подлинных "Писем к ближним"? - Ответить на такой вопрос как будто легко, если учесть, что на полках фундаментальных библиотек Бедного, Боднарского и Смирнова-Сокольского стояло только 14 томов ценного печатного издания, а последующих они просто не искали. Да и сугубо научная справка из "Библиографии периодических изданий России" ясно указывает период издания "Писем к ближним" с 1902 по 1915 годы (по 12 выпусков в год плюс один выпуск за 1916 год)82.
Но - истина: кажущиеся легкость и ясность уже сослужили плохую службу всем тем, кто жаждал постижения корневой сути. Не след и нам попадать в знакомую ловушку, ведь был-таки, был и 15-й том "Писем к ближним"! Честь и хвала Российской Государственной библиотеке, в собрании которой он сохранился, хотя никак нельзя отделаться от мысли, что здесь мы имеем дело с какой-то загадкой. Сам Михаил Осипович, во всяком случае, не раз давал повод себе и любопытствующим потомкам - усомниться в действенности и благотворности 1916 года для своего творчества и, конкретно, для издания "Писем к ближним".
"Письма к ближним" как единый организм - выдающийся литературный памятник, памятник русской письменной культуры. Это образчик исключительного трудолюбия, мощи и всеохватности человеческой мысли.
Существует такое понятие - "мозговая атака". Машина соперничает с человеком и, неровён час, одолеет его. И может статься, на последнем решающем рубеже спасет человечество простая и дерзкая мысль: выставить против сонма хитроумных компьютеров одного человека в нераздельном времени и пространстве (т. е. в континууме). Пусть будет так, что человечество, если оно к тому моменту окончательно не впадет в маразм, делегирует все свои земные права Михаилу Меньшикову. Каким бы фантастическим ни показалось ныне это предложение, сомневаться в его исходе не приходится. Остается только сожалеть, что пока не проведено даже минимального сравнительного анализа интеллектуальных способностей наисовершенного компьютера с "машиной меньшиковского мозга". Сказано-то на века...
Кончается XX век. Кто напишет сегодня "Кончину века"?.. А ведь это всего лишь одна статья из огромного писательского наследия, авторитетное и беспристрастное суждение о котором мы напрасно оставляем грядущему столетию.
"Тема эта вечной важности, - строго предупредил бы Михаил Осипович, ибо если словом истины сотворен мир, то словами возобладавшей лжи он когда-нибудь будет и разрушен"83.
Юрий Алехин
СЛОВО М.О. МЕНЬШИКОВА В КОНЦЕ XX ВЕКА
Образ высокого здравомыслия
Действенность слова - величина не постоянная. Самые пророческие, самые глубокие животворные слова, и даже Слово, запечатлевшее истину, начинают тускнеть в человеческом сознании по ходу исторического движения. Но со временем, как бы стряхнув вековую пыль, старые слова обжигают сознание новых поколений.
Статьи и очерки Михаила Осиповича Меньшикова, после расправы над ним в 1918 году, находились под запретом в нашей стране почти в течение всего советского времени. А само имя его было предано анафеме. Писатель был не то чтобы обречен, но осужден на несуществование. И даже сейчас творения Меньшикова все еще с трудом пробивают себе дорогу к современному читателю. Его непредвзятое зрение и горячее острое слово несут в себе заряд некоторых злободневных и сегодня проблем. И потому его возвращение - медленно.
Меньшиков прежде всего - социальный мыслитель, о культурной значимости его слова в немалой степени свидетельствует статья "Кончина века", отдельно представленная в этой книге. Писатель-публицист сумел рассмотреть в водовороте событий российской жизни многие серьезнейшие узлы и задачи, которые не потеряли своей актуальности в течение всего XX века и, скорее всего, перейдя в XXI век, укрупнятся, приобретут еще большую злободневность. Его размышления о вере и суеверии, о гибельности для нации "безумных внушений" и ложной веры, "психической обезличенности" обманутых людей, о сломленности воли социума, наконец, о разрушении и "восстановлении человека", ставшие предметом нескольких статей писателя, актуальны и в наше смутное время. "На христианстве, - писал Меньшиков, - мы видим, до какой степени благодетелен переход от ложных внушений к истинной вере: это возвращение в солнечный мир из подземного лабиринта. Совсем было похороненный в национальном и сословном неравенстве, в гипнозе презрения к человеку, дух человеческий как бы воскрес". М.О. Меньшиков разглядел многие опаснейшие болезни социума, которые имели начало, укоренение да и развитие еще в XIX веке. И лишь расширение - до взрыва - в XX. Двадцатый век - как выяснилось - стал временем разрушения человеческой личности.
Такие статьи Меньшикова, как "Кончина века", "Сила веры", "Общество", "Природа" и др., могут быть причислены к жанру произведений, которые принято называть философией истории в нынешнем понимании этого слова.
Мысль Меньшикова, как правило, не угнетена грузом остановившихся идей. Она постоянно движется. И как политический мыслитель, он, скажем, не поддерживает только монархию или только республику, в чем его упрекают некоторые современные умы. Меньшикову важно благоденствие народа прежде всего - и то государственное устройство, которое создаст условия для этого.
Не внешние, переменчивые формы заботят его. Английский философ-неогегельянец Робин Джордж Коллингвуд писал: "Идеалы личного поведения так же непостоянны, как и идеалы социальной организации. Не только содержание, но и определение того, что называем мы идеалами, постоянно изменяется"84. Что же самое неизменное в работе меньшиковской мысли? Сбережение и развитие России, беспокойство и забота о духовном и физическом здоровье нации. Умение разглядеть родные болезни и сказать о них откровенно. Здравый смысл писателя и бесстрашие меньшиковской мысли не раз отмечали его современники, в том числе Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов.
М.О. Меньшиков - непредвзятый исследователь - не чурается сора жизни, злобы дня, поднимая все это до уровня большой литературы. Он своими великолепными очерками, можно сказать, выполнил общелитературную и более того, социально-значимую задачу, которую никто другой не выполнил. Он в своем свободомыслии писал и предупреждал печатным словом о том, о чем, вероятно, не решались в полной мере высказаться ни Н.С. Лесков, ни Л.Н. Толстой, ни А.П. Чехов и что лишь проскальзывало у них в частных беседах, иногда в переписке (скажем, в письмах Чехова-Суворину). Меньшикова заботили во всей полноте и глубине формы национальной государственности и общественного уклада, которые бы способствовали наиболее плодотворному развитию русского народа и в дне текущем, и в перспективе. Его также заботило то, что теперь принято называть "качеством жизни" русского сообщества. Он писал и говорил без оглядки на распространенное то или иное "общественное мнение", никогда не боясь "террора среды". Читатели предлагаемой книги имеют возможность в достаточной мере постичь этот литературный и человеческий подвиг Михаила Осиповича. Потому-то он и был среди тех, кого задавил фундамент "советской античности". И на этом было особенно удобно выстроить чудовищный миф о Меньшикове, дабы пугать им детей нового времени. Пробиться к сущности получавшим советскую гуманитарную образованность ("образованщину") было в высшей степени трудно, даже при наличии благих намерений.
Выньте из литературы, из самого сознания написанное Меньшиковым (а это и было сделано советскими педагогами) - возникнет зияющая пустота. Историческая мысль и духовная реальность исказятся.
Любопытно, что другой сотрудник суворинского "Нового Времени" философ В.В. Розанов легче и быстрее принят был ныне в интеллектуальной и при-интеллектуальной среде. Его имя - на устах. Меньшиков же затушеван. Меньшикова не знают. Что так? Оба "нововременцы", оба - но по-разномупродолжили и развили "Дневник писателя" Ф.М. Достоевского как литературную форму. В своих "Последних листьях, 1916 год" постоянно рефлексирующий Розанов замечает (запись от 16 января): "Меня - нет. В сущности я только веяние". Это повторяется, как рефрен: "Я только тень около тебя, и никакой "сущности" в Розанове нет", "я для этого и отрекся с самого же начала от всякого образа мыслей"85. Отсюда и возникает, вероятно, особая самоотверженность разоблачения. Хотим мы того или не хотим, но такой образ мышления принадлежит все-таки декадансу, который, к слову сказать, на дух не переносил Михаил Осипович. Меньшикову в принципе чужды постоянные колебания интеллектуального импрессионизма: в его писаниях всегда проступает экспрессивный, динамичный и притом определенный образ мыслей, скажем так - образ высокого здравомыслия. Всегда присутствует личность автора, ее опыт, ее история. Острая память и непредвзятое зрение. Редкое соединение редких качеств (столь неудобное для всякого желающего запутать, замутить исторический ход вещей и вследствие этого раздражающее такого рода "мифотворцев").
Меньшиков очень точно улавливал сущность меняющегося реального. "Бытие вечно раздваивается, дифференцируется, и оно же вечно превращается в единство, интегрируется. В этой борьбе различений и отождествлений состоит вся реальная жизнь разума и бытия", - отмечал русский философ А.Ф. Лосев в своей работе "Самое само"86. Эти слова Лосева на ином философском уровне применимы и к меньшиковской методологии социального мышления, которое отнюдь не замкнуто в национальных пределах и не заворожено "родственным", хотя и предано ему.
"Жаль уходящего века - на нем лежала печать величия; жаль особенно потому, что в конце столетия уже чувствовалось некоторое увядание, упадок тона еще недавно столь нервного, непобедимого, - читаем у Меньшикова в "Кончине века". - Жизнь еще всюду кипит с бешеным одушевлением, но уже чувствуются признаки усталости; как будто первая свежесть духа исчерпана, как будто становится скучно жить на свете или, по крайней мере, безрадостно". В России всегда ощущалась недостаточность "качества жизни". В книге "Думы о счастье" (СПб., 1901) в разделе "Прогресс" Меньшиков замечает: "Основы нынешней цивилизации продолжают быть языческими, как бы ни развивались и ни украшались гением человека. Цивилизация эта похожа на допотопную телегу на каменных колесах, покрытую роскошными инкрустациями: колесница драгоценна, в нее вложена бездна искусства, а ехать в ней мученье". Сейчас, в конце XX века, общая атмосфера безрадостности еще более сгустилась, не "дышит почва", и судьба грозит новыми бедствиями.
Меньшиков ошибается, когда пишет, что "пытливость науки" померкла в конце XIX века и что "не слышно о новых, действительно великих открытиях, делающих эпоху". Научно-технические открытия XX века, их технологическое воплощение совершили переворот в жизни человечества, привели к резкому изменению нашего сознания, создали практически новую цивилизацию. Но писатель-публицист трижды прав, когда говорит: "Есть грустное предчувствие, что наш уходящий век уносит с собою надолго молодость нашей расы и что гений ее, вспыхнувший всеми цветами и красками, может отцвесть... Двадцатый век, на который мечтатели возлагают столько надежд, может быть, принесет нам одни разочарования... Глубокое заблуждение думать, что цивилизация гибнет от причин внешних... Завоеватели мира, наследники цивилизации задолго до варваров пали ниже всякого варварства... А отчего собственно падает дух народный - до полного растления - это вопрос в корне своем мистический". Это написано в декабре 1900 года, то есть задолго до "Заката Европы" Освальда Шпенглера, знаменитой книги, вышедшей в 1918 году и потрясшей своими откровениями весь европейский мир. (Именно в 1918 году М.О. Меньшиков был расстрелян, в результате "внутреннего нашествия каких-то грубых сил", предсказанных им.)
Меньшиковским мыслям о падении благочестия, об "огрубении совести", о развращении духа, о варварском разорении окружающей среды - так или иначе впоследствии оказались созвучны публицистика А. Блока, "плачи" и "сны" Н. Клюева, философские статьи Н. Бердяева... И уже в 60-х годах XX века, как удар колокола, прозвучала книга американской ученой Рейчел Карсон "Silent Spring" ("Безмолвная весна") о варварском и опасном нарушении экологического равновесия земной жизни. (Книга так и не переведена на русский язык.) И в конце нашего, увы, тоже уходящего века - неутомимая деятельность француза Жака-Ива Кусто и других людей - как бы в продолжение меньшиковских тревог и забот, который писал в конце 1900 года: "Никогда природа не опустошалась с такой яростью, как в истекший век. Весь восток Европы и частично - северная Азия совершенно изменили свою наружность; неизмеримые пространства лесов срублены или сожжены, исчезло бесчисленное множество болот, озер, ручьев... исчезли целые миры лесных животных, птиц, пресмыкающихся, насекомых, целые миры растительных пород". Это о веке XIX. Что же говорить - о XX? Какие необратимые пустоши после войн и атомных катастроф оставляет он (мы!) - народившимся жителям Земли.
Этот "погром природы" соединяется у Меньшикова с другими факторами: "Мир жизни опустошен белой расой, и этот процесс совершается с развертывающейся энергией. Вслед за черными, красными, кофейными, оливковыми породами наступает очередь бронзовых и желтых населений Азии... Этот страшный процесс в человечестве - поедание белою породою цветных самое тяжкое из преступлений века, самое неизгладимое. Вытеснение сильными слабых идет в менее резкой степени и среди самой белой расы". Какое напряжение противоборствующих сил с возникновением новых векторов и перераспределением сил XX века предсказывают эти слова. А мы добавим, что напряжение это усилится в XXI веке еще больше. И уже появляются определенные признаки расовых войн. Вот какие реальные призраки (а не "призрак коммунизма") бродят по нашей многострадальной планете. Тем более, что демографический рост населения (на уровне взрыва в XX веке) развивается по своим не вполне выясненным и покамест, безусловно, по неуправляемым законам (несмотря на все достижения новейшей цивилизации).
"Третьим и уже безмерным преступлением, вмещающим все остальные, я назвал бы богоотступничество белой расы, слишком заметное за этот век, выпадение ее из единой центральной, ведущей человеческой идеи о Вечном Отце. Это не столько преступление, сколько глубокое несчастие..." замечает писатель. Такова "негативная тринитарность", обрисованная М.О. Меньшиковым.
Глубокое понимание происходящих разрушительных процессов в жизни человечества проявил в конце XIX - начале XX века великий публицист, наш замечательный соотечественник, который самим характером своих публичных высказываний призывал читателя не к вражде, а как бы к беседе, к совместному поиску истины. Этим его письменное слово в чем-то напоминает устное слово Сократа, саму манеру бесед великого грека. И еще одно роковое совпадение. Меньшиков напоминает: "Гуманнейшему из греков отечество ничего не принесло в благодарность, кроме чаши яда..." Его же самого, более всего заботившегося о жизнеспособности России, через 18 лет ждало варварское поругание и расстрел.
...И это его трудное возвращение как мыслителя.
Владимир Лазарев.
ПЕРЕЧЕНЬ ИСТОЧНИКОВ
Тексты М. О. Меньшикова печатаются по источникам:
* Кончина века. Меньшиков М. О. Критические очерки. т.2. - СПб.: Издание СПб. Т-ва Печати, и Издат. дела "Труд", 1902. - С. 374-406;
* Ценз помазания. Письма к ближним. 1913. - С. 121-125;
* Завоевание России. Письма к ближним. 1903. - С. 268-281;
* О любви к отечеству и народной гордости. Письма к ближним. 1904. С. 613-625;
* Вторая душа. Письма к ближним, 1904. - С. 625-636;
* Первая забота. Письма к ближним. 1909. - С. 20-23;
* Завет Петра. Письма к ближним. 1909. - С. 459-463;
* Лев Толстой, Менделеев, Верещагин. Письма к ближним. 1904. - С. 418-431;
* О неутоленной правде. Письма к ближним. 1903. - С. 142-154;
* Нужда великая. Письма к ближним. 1903. - С. 241-254;
* В деревне. Письма к ближним. 1909. - С. 549-561;
* Анархия и цинизм. Письма к ближним. 1905. - С. 512-522;
* Выше свободы. Письма к ближним. 1906. - С. 1227-1231;
* Красные иезуиты. Письма к ближним. 1906. - С. 1419-1424;
* Осада власти. Письма к ближним. 1907. - С. 136-139;
* Поход на богатство. Письма к ближним. 1907. - С. 185-188;
* Нравственный ценз. Письма к ближним. 1906. - С. 816-820;
* Корабль на мели. Письма к ближним. 1907. - С. 93-97;
* Дружина храбрых. Письма к ближним. 1907. - С. 372-375;
* Разговор о свободе. Письма к ближним. 1909. - С. 675-680;
* Что такое демократия. Письма к ближним. 1909. - С. 655-659;
* За полстолетия. Письма к ближним. 1909. - С. 152-156;
* Сила веры. Письма к ближним. 1902. - С. 530-543;
* Лев и Серафим. Письма к ближним. 1903. - С. 455-466;
* Памятник св. Ольге. Письма к ближним. 1907. - С. 423-427;
* Ольгин день. Письма к ближним. 1908. - С. 420-425;
* Завет св. Ольги. Письма к ближним. 1912. - С. 489-493;
* Памяти св. пастыря. Письма к ближним. 1909. - С. 4-7;
* Завещание о. Иоанна. Письма к ближним. 1909. - С. 7-11;
* Голос церкви. Письма к ближним. 1907. - С. 607-610;
* Две России. Письма к ближним. 1907. - С. 43-49;
* Das Ewigweibliche. Письма к ближним. 1902. - С. 422-433;
* О гробе и колыбели. Письма к ближним. 1902. - С. 556-569;
* Среди декадентов. Письма к ближним. 1903. - С. 212-219;
* Борьба миров. Письма к ближним. 1907. - С. 211-216;
* Драма Гоголя. Письма к ближним. 1909. - С. 202-206;
* Два пророка. Письма к ближним. 1907. - С. 508-514;
* Талант и стойкость. Письма к ближним. 1909. - С. 148-152;
* Жива Россия. Письма к ближним. 1909. - С. 173-178;
* Памяти Суворина. Письма к ближним. 1913. - С. 551-555;
* Памяти великого гражданина. Письма к ближним. 1912. - С. 525-529;
* Знание и понимание. Письма к ближним. 1909. - С. 16-20.
1 Декабрь 1900 г. (Примеч. автора. - Ред.)
2 Все против всех (лат.).
3 Дело народа, дело публики (лат.).
4 С помощью бронированного кулака (нем.).
5 Простой народ (лат).
6 Стремление на Восток (нем.).
7 Поздно приходящим (к обеду) - кости (лат.).
8 Ничья вещь (лат.).
9 Мировая история - мировой судья (нем.).
10 Животное общественное (греч.).
11 Вместе (итал).
Чужую родовую одежду, сказали бы мы, Меньшиков легко примерял на себя, но пользовался в быту только домашними заготовками. "Я очень люблю родной народ, - часто повторял он, - и желаю ему быть лучшим на свете. Но для этого надо не быть оптимистом, не довольствоваться тем, что есть, а брать отовсюду лучшее, что создал родной наш сверхчеловек - человеческий род"74.
Добровольных и вынужденных критиков М.О. Меньшикова либерально-демократическая инерция прямо от национализма обязательно выносила к пресловутому еврейскому вопросу. Так было всегда, но - не всегда было так. От детской "религиозной симпатии к еврейству" Меньшиков пришел к философским спорам с ветхозаветными евреями, испытал грустное чувство непонимания и недоумения и только потом тяжко обрушился на бунтарей-отщепенцев, впавших в ненавистный для него "соблазн социализма". Правда, разумеется, у каждого своя, но ведь Россия не двоилась и не троилась, и потерять ее, единственную, было никак нельзя. В ожесточенной, но все-таки - словесной схватке, к великому сожалению, последнюю, свинцовую точку поставил восемнадцатилетний уголовник Дэвидсон. Никто, кажется, сегодня не знает его полного имени и дальнейшей судьбы, никому, кажется, это не нужно. Оно и понятно, ведь такое родство, например, и по крови и по духу, было абсолютно чуждо мандельштамовскому "еврейскому генералу" Юлию Матвеевичу, постоянно читавшему "Новое Время" и называвшему М.О. Меньшикова не иначе, как "умная голова"75.
"Судите писателя за удостоверенные процессом преступления слова, но как же казнить его душу самосудом такого же, как он, человека из публики, случайно получившего право карать или миловать?" - пророчески заявил Меньшиков 27 августа 1915 года в связи с новым законом о цензуре76.
В годы Первой мировой войны русская цензура немало попортила крови русскому писателю. М.О. Меньшиков, в своих письмах к О.А. Фрибес, постоянно жалуется на то, что его "взяли под предварительную цензуру", просит обратить внимание "на беспорядки в экспедиции "Писем к ближним"", предполагает, что статьи его "застревают где-нибудь в перлюстрации"... Государственная Дума слала по этому поводу запрос в правительство, видный депутат с трибуны осуждал свирепство цензуры над Меньшиковым, сам Михаил Осипович подавал на нее в суд, но - все напрасно. "Не знаю что делать, сокрушенно вздыхал пострадавший в очередном письме из Валдая. - Не пригласить ли херувима вырвать грешный мой язык, и празднословный, и лукавый? Не вложить ли в рот жало мудрыя змеи. Ей Богу, не знаю. Посоветуйте"77.
Сложившаяся обстановка, однако, не могла повредить международному авторитету М.О. Меньшикова, если вообще не способствовала ему (по методу от противного). Летом 1915 года он был единственным из русских журналистов, приглашенных на всемирный конгресс печати в Сан-Франциско. А в начале сентября 1917 года, через частную международную контору, Меньшикова приглашали в Америку с циклом лекций о тогдашнем положении России78.
Ничего не брал в расчет только суровый рок. Тихо сходили на нет "Письма к ближним", и все тоньше становился ручеек меньшиковского слова. Февраль 1917 года сбил с толку, ошарашил, согнул. Суворинские сыновья, распродавшие к этому времени все паи "Нового Времени", быстро уступали натиску обстоятельств и косо смотрели на прежнюю честь и гордость основного патриотического издания родной страны. Наконец, 19 марта (1 апреля) 1917 года в "Новом Времени" появилась последняя статья М.О. Меньшикова "Голос Библии". "Слишком правому сотруднику" безжалостно указали на дверь и распростились с ним навеки79.
Так закончилась одна история "Писем к ближним" и началась другая, в которой не "мудрость кротких", а "безумство храбрых" стало править бал и где была надолго предана забвению "главная задача человеческого существования - великий завет любить ближнего"80.
"На небе рай - на земле Валдай", - гласит народная молва. Хорошо было бы ей разблаговестить по всей России, что не в одни пушкинские времена отсюда начиналось бессмертие...
В лучших традициях отечественных сочинителей лежит публицистический стиль М.О. Меньшикова, словарь его языка, тематическая широта и композиционное построение статей, и многое-многое другое из сокровищницы души и интеллекта. "Письма к ближним" на долгие годы XX века стали неисчерпаемым духовным резервуаром, из которого без зазрения совести, и, понятно, без всяких ссылок, черпали великую премудрость в Советской России. Не избежала этого сомнительного искуса и эмиграция, но здесь, по крайней мере, находились люди, уже в самом названии печатных материалов подчеркивавшие утраченную преемственность. Достаточно известный представитель правых кругов полковник-улан, а затем - писатель и издатель Федор Викторович Винберг в своем литературно-политическом журнале "Луч Света" (книга IV. Мюнхен, 1922) озаглавил весьма важную для себя статью "Беседа с ближними", после чего ввел целую рубрику "Беседы с ближними", но продолжения она не имела из-за окончательного прекращения издания81. Такую же попытку, но в иное время, предпринял генерал-лейтенант Генштаба Сергей Дмитриевич Прохоров. Из задуманного им цикла "Письма к ближним" он опубликовал "два письма" в журнале Общекадетского объединения "Военная быль" (№№ 4 и 5. Париж, 1953), а на остальное ему уже не хватило жизни.
Приведенные образцы, в которых текстуально угадывается дух знаменитого предтечи, на самый поверхностный взгляд характерны одной деталью - оба автора были военными людьми. Это, конечно, неслучайно, а главное - дает нам прекрасную возможность упомянуть нынешний "Российский военный сборник", издаваемый "славной кучкой" полковника Александра Евгеньевича Савинкина. В очень сложные для нашей армии и флота дни они возрождают русскую военную мысль прошлого, совсем по-меньшиковски понимая роль активной военной силы для нашего государства. Из выпуска в выпуск в "Российском военном сборнике" публикуются статьи бывшего морского офицера, беззаветно отдавшего свою жизнь и талант страждущему Отечеству. Идут письма к ближним к живым адресатам...
Сколько же их все-таки было - почтенных и подлинных "Писем к ближним"? - Ответить на такой вопрос как будто легко, если учесть, что на полках фундаментальных библиотек Бедного, Боднарского и Смирнова-Сокольского стояло только 14 томов ценного печатного издания, а последующих они просто не искали. Да и сугубо научная справка из "Библиографии периодических изданий России" ясно указывает период издания "Писем к ближним" с 1902 по 1915 годы (по 12 выпусков в год плюс один выпуск за 1916 год)82.
Но - истина: кажущиеся легкость и ясность уже сослужили плохую службу всем тем, кто жаждал постижения корневой сути. Не след и нам попадать в знакомую ловушку, ведь был-таки, был и 15-й том "Писем к ближним"! Честь и хвала Российской Государственной библиотеке, в собрании которой он сохранился, хотя никак нельзя отделаться от мысли, что здесь мы имеем дело с какой-то загадкой. Сам Михаил Осипович, во всяком случае, не раз давал повод себе и любопытствующим потомкам - усомниться в действенности и благотворности 1916 года для своего творчества и, конкретно, для издания "Писем к ближним".
"Письма к ближним" как единый организм - выдающийся литературный памятник, памятник русской письменной культуры. Это образчик исключительного трудолюбия, мощи и всеохватности человеческой мысли.
Существует такое понятие - "мозговая атака". Машина соперничает с человеком и, неровён час, одолеет его. И может статься, на последнем решающем рубеже спасет человечество простая и дерзкая мысль: выставить против сонма хитроумных компьютеров одного человека в нераздельном времени и пространстве (т. е. в континууме). Пусть будет так, что человечество, если оно к тому моменту окончательно не впадет в маразм, делегирует все свои земные права Михаилу Меньшикову. Каким бы фантастическим ни показалось ныне это предложение, сомневаться в его исходе не приходится. Остается только сожалеть, что пока не проведено даже минимального сравнительного анализа интеллектуальных способностей наисовершенного компьютера с "машиной меньшиковского мозга". Сказано-то на века...
Кончается XX век. Кто напишет сегодня "Кончину века"?.. А ведь это всего лишь одна статья из огромного писательского наследия, авторитетное и беспристрастное суждение о котором мы напрасно оставляем грядущему столетию.
"Тема эта вечной важности, - строго предупредил бы Михаил Осипович, ибо если словом истины сотворен мир, то словами возобладавшей лжи он когда-нибудь будет и разрушен"83.
Юрий Алехин
СЛОВО М.О. МЕНЬШИКОВА В КОНЦЕ XX ВЕКА
Образ высокого здравомыслия
Действенность слова - величина не постоянная. Самые пророческие, самые глубокие животворные слова, и даже Слово, запечатлевшее истину, начинают тускнеть в человеческом сознании по ходу исторического движения. Но со временем, как бы стряхнув вековую пыль, старые слова обжигают сознание новых поколений.
Статьи и очерки Михаила Осиповича Меньшикова, после расправы над ним в 1918 году, находились под запретом в нашей стране почти в течение всего советского времени. А само имя его было предано анафеме. Писатель был не то чтобы обречен, но осужден на несуществование. И даже сейчас творения Меньшикова все еще с трудом пробивают себе дорогу к современному читателю. Его непредвзятое зрение и горячее острое слово несут в себе заряд некоторых злободневных и сегодня проблем. И потому его возвращение - медленно.
Меньшиков прежде всего - социальный мыслитель, о культурной значимости его слова в немалой степени свидетельствует статья "Кончина века", отдельно представленная в этой книге. Писатель-публицист сумел рассмотреть в водовороте событий российской жизни многие серьезнейшие узлы и задачи, которые не потеряли своей актуальности в течение всего XX века и, скорее всего, перейдя в XXI век, укрупнятся, приобретут еще большую злободневность. Его размышления о вере и суеверии, о гибельности для нации "безумных внушений" и ложной веры, "психической обезличенности" обманутых людей, о сломленности воли социума, наконец, о разрушении и "восстановлении человека", ставшие предметом нескольких статей писателя, актуальны и в наше смутное время. "На христианстве, - писал Меньшиков, - мы видим, до какой степени благодетелен переход от ложных внушений к истинной вере: это возвращение в солнечный мир из подземного лабиринта. Совсем было похороненный в национальном и сословном неравенстве, в гипнозе презрения к человеку, дух человеческий как бы воскрес". М.О. Меньшиков разглядел многие опаснейшие болезни социума, которые имели начало, укоренение да и развитие еще в XIX веке. И лишь расширение - до взрыва - в XX. Двадцатый век - как выяснилось - стал временем разрушения человеческой личности.
Такие статьи Меньшикова, как "Кончина века", "Сила веры", "Общество", "Природа" и др., могут быть причислены к жанру произведений, которые принято называть философией истории в нынешнем понимании этого слова.
Мысль Меньшикова, как правило, не угнетена грузом остановившихся идей. Она постоянно движется. И как политический мыслитель, он, скажем, не поддерживает только монархию или только республику, в чем его упрекают некоторые современные умы. Меньшикову важно благоденствие народа прежде всего - и то государственное устройство, которое создаст условия для этого.
Не внешние, переменчивые формы заботят его. Английский философ-неогегельянец Робин Джордж Коллингвуд писал: "Идеалы личного поведения так же непостоянны, как и идеалы социальной организации. Не только содержание, но и определение того, что называем мы идеалами, постоянно изменяется"84. Что же самое неизменное в работе меньшиковской мысли? Сбережение и развитие России, беспокойство и забота о духовном и физическом здоровье нации. Умение разглядеть родные болезни и сказать о них откровенно. Здравый смысл писателя и бесстрашие меньшиковской мысли не раз отмечали его современники, в том числе Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов.
М.О. Меньшиков - непредвзятый исследователь - не чурается сора жизни, злобы дня, поднимая все это до уровня большой литературы. Он своими великолепными очерками, можно сказать, выполнил общелитературную и более того, социально-значимую задачу, которую никто другой не выполнил. Он в своем свободомыслии писал и предупреждал печатным словом о том, о чем, вероятно, не решались в полной мере высказаться ни Н.С. Лесков, ни Л.Н. Толстой, ни А.П. Чехов и что лишь проскальзывало у них в частных беседах, иногда в переписке (скажем, в письмах Чехова-Суворину). Меньшикова заботили во всей полноте и глубине формы национальной государственности и общественного уклада, которые бы способствовали наиболее плодотворному развитию русского народа и в дне текущем, и в перспективе. Его также заботило то, что теперь принято называть "качеством жизни" русского сообщества. Он писал и говорил без оглядки на распространенное то или иное "общественное мнение", никогда не боясь "террора среды". Читатели предлагаемой книги имеют возможность в достаточной мере постичь этот литературный и человеческий подвиг Михаила Осиповича. Потому-то он и был среди тех, кого задавил фундамент "советской античности". И на этом было особенно удобно выстроить чудовищный миф о Меньшикове, дабы пугать им детей нового времени. Пробиться к сущности получавшим советскую гуманитарную образованность ("образованщину") было в высшей степени трудно, даже при наличии благих намерений.
Выньте из литературы, из самого сознания написанное Меньшиковым (а это и было сделано советскими педагогами) - возникнет зияющая пустота. Историческая мысль и духовная реальность исказятся.
Любопытно, что другой сотрудник суворинского "Нового Времени" философ В.В. Розанов легче и быстрее принят был ныне в интеллектуальной и при-интеллектуальной среде. Его имя - на устах. Меньшиков же затушеван. Меньшикова не знают. Что так? Оба "нововременцы", оба - но по-разномупродолжили и развили "Дневник писателя" Ф.М. Достоевского как литературную форму. В своих "Последних листьях, 1916 год" постоянно рефлексирующий Розанов замечает (запись от 16 января): "Меня - нет. В сущности я только веяние". Это повторяется, как рефрен: "Я только тень около тебя, и никакой "сущности" в Розанове нет", "я для этого и отрекся с самого же начала от всякого образа мыслей"85. Отсюда и возникает, вероятно, особая самоотверженность разоблачения. Хотим мы того или не хотим, но такой образ мышления принадлежит все-таки декадансу, который, к слову сказать, на дух не переносил Михаил Осипович. Меньшикову в принципе чужды постоянные колебания интеллектуального импрессионизма: в его писаниях всегда проступает экспрессивный, динамичный и притом определенный образ мыслей, скажем так - образ высокого здравомыслия. Всегда присутствует личность автора, ее опыт, ее история. Острая память и непредвзятое зрение. Редкое соединение редких качеств (столь неудобное для всякого желающего запутать, замутить исторический ход вещей и вследствие этого раздражающее такого рода "мифотворцев").
Меньшиков очень точно улавливал сущность меняющегося реального. "Бытие вечно раздваивается, дифференцируется, и оно же вечно превращается в единство, интегрируется. В этой борьбе различений и отождествлений состоит вся реальная жизнь разума и бытия", - отмечал русский философ А.Ф. Лосев в своей работе "Самое само"86. Эти слова Лосева на ином философском уровне применимы и к меньшиковской методологии социального мышления, которое отнюдь не замкнуто в национальных пределах и не заворожено "родственным", хотя и предано ему.
"Жаль уходящего века - на нем лежала печать величия; жаль особенно потому, что в конце столетия уже чувствовалось некоторое увядание, упадок тона еще недавно столь нервного, непобедимого, - читаем у Меньшикова в "Кончине века". - Жизнь еще всюду кипит с бешеным одушевлением, но уже чувствуются признаки усталости; как будто первая свежесть духа исчерпана, как будто становится скучно жить на свете или, по крайней мере, безрадостно". В России всегда ощущалась недостаточность "качества жизни". В книге "Думы о счастье" (СПб., 1901) в разделе "Прогресс" Меньшиков замечает: "Основы нынешней цивилизации продолжают быть языческими, как бы ни развивались и ни украшались гением человека. Цивилизация эта похожа на допотопную телегу на каменных колесах, покрытую роскошными инкрустациями: колесница драгоценна, в нее вложена бездна искусства, а ехать в ней мученье". Сейчас, в конце XX века, общая атмосфера безрадостности еще более сгустилась, не "дышит почва", и судьба грозит новыми бедствиями.
Меньшиков ошибается, когда пишет, что "пытливость науки" померкла в конце XIX века и что "не слышно о новых, действительно великих открытиях, делающих эпоху". Научно-технические открытия XX века, их технологическое воплощение совершили переворот в жизни человечества, привели к резкому изменению нашего сознания, создали практически новую цивилизацию. Но писатель-публицист трижды прав, когда говорит: "Есть грустное предчувствие, что наш уходящий век уносит с собою надолго молодость нашей расы и что гений ее, вспыхнувший всеми цветами и красками, может отцвесть... Двадцатый век, на который мечтатели возлагают столько надежд, может быть, принесет нам одни разочарования... Глубокое заблуждение думать, что цивилизация гибнет от причин внешних... Завоеватели мира, наследники цивилизации задолго до варваров пали ниже всякого варварства... А отчего собственно падает дух народный - до полного растления - это вопрос в корне своем мистический". Это написано в декабре 1900 года, то есть задолго до "Заката Европы" Освальда Шпенглера, знаменитой книги, вышедшей в 1918 году и потрясшей своими откровениями весь европейский мир. (Именно в 1918 году М.О. Меньшиков был расстрелян, в результате "внутреннего нашествия каких-то грубых сил", предсказанных им.)
Меньшиковским мыслям о падении благочестия, об "огрубении совести", о развращении духа, о варварском разорении окружающей среды - так или иначе впоследствии оказались созвучны публицистика А. Блока, "плачи" и "сны" Н. Клюева, философские статьи Н. Бердяева... И уже в 60-х годах XX века, как удар колокола, прозвучала книга американской ученой Рейчел Карсон "Silent Spring" ("Безмолвная весна") о варварском и опасном нарушении экологического равновесия земной жизни. (Книга так и не переведена на русский язык.) И в конце нашего, увы, тоже уходящего века - неутомимая деятельность француза Жака-Ива Кусто и других людей - как бы в продолжение меньшиковских тревог и забот, который писал в конце 1900 года: "Никогда природа не опустошалась с такой яростью, как в истекший век. Весь восток Европы и частично - северная Азия совершенно изменили свою наружность; неизмеримые пространства лесов срублены или сожжены, исчезло бесчисленное множество болот, озер, ручьев... исчезли целые миры лесных животных, птиц, пресмыкающихся, насекомых, целые миры растительных пород". Это о веке XIX. Что же говорить - о XX? Какие необратимые пустоши после войн и атомных катастроф оставляет он (мы!) - народившимся жителям Земли.
Этот "погром природы" соединяется у Меньшикова с другими факторами: "Мир жизни опустошен белой расой, и этот процесс совершается с развертывающейся энергией. Вслед за черными, красными, кофейными, оливковыми породами наступает очередь бронзовых и желтых населений Азии... Этот страшный процесс в человечестве - поедание белою породою цветных самое тяжкое из преступлений века, самое неизгладимое. Вытеснение сильными слабых идет в менее резкой степени и среди самой белой расы". Какое напряжение противоборствующих сил с возникновением новых векторов и перераспределением сил XX века предсказывают эти слова. А мы добавим, что напряжение это усилится в XXI веке еще больше. И уже появляются определенные признаки расовых войн. Вот какие реальные призраки (а не "призрак коммунизма") бродят по нашей многострадальной планете. Тем более, что демографический рост населения (на уровне взрыва в XX веке) развивается по своим не вполне выясненным и покамест, безусловно, по неуправляемым законам (несмотря на все достижения новейшей цивилизации).
"Третьим и уже безмерным преступлением, вмещающим все остальные, я назвал бы богоотступничество белой расы, слишком заметное за этот век, выпадение ее из единой центральной, ведущей человеческой идеи о Вечном Отце. Это не столько преступление, сколько глубокое несчастие..." замечает писатель. Такова "негативная тринитарность", обрисованная М.О. Меньшиковым.
Глубокое понимание происходящих разрушительных процессов в жизни человечества проявил в конце XIX - начале XX века великий публицист, наш замечательный соотечественник, который самим характером своих публичных высказываний призывал читателя не к вражде, а как бы к беседе, к совместному поиску истины. Этим его письменное слово в чем-то напоминает устное слово Сократа, саму манеру бесед великого грека. И еще одно роковое совпадение. Меньшиков напоминает: "Гуманнейшему из греков отечество ничего не принесло в благодарность, кроме чаши яда..." Его же самого, более всего заботившегося о жизнеспособности России, через 18 лет ждало варварское поругание и расстрел.
...И это его трудное возвращение как мыслителя.
Владимир Лазарев.
ПЕРЕЧЕНЬ ИСТОЧНИКОВ
Тексты М. О. Меньшикова печатаются по источникам:
* Кончина века. Меньшиков М. О. Критические очерки. т.2. - СПб.: Издание СПб. Т-ва Печати, и Издат. дела "Труд", 1902. - С. 374-406;
* Ценз помазания. Письма к ближним. 1913. - С. 121-125;
* Завоевание России. Письма к ближним. 1903. - С. 268-281;
* О любви к отечеству и народной гордости. Письма к ближним. 1904. С. 613-625;
* Вторая душа. Письма к ближним, 1904. - С. 625-636;
* Первая забота. Письма к ближним. 1909. - С. 20-23;
* Завет Петра. Письма к ближним. 1909. - С. 459-463;
* Лев Толстой, Менделеев, Верещагин. Письма к ближним. 1904. - С. 418-431;
* О неутоленной правде. Письма к ближним. 1903. - С. 142-154;
* Нужда великая. Письма к ближним. 1903. - С. 241-254;
* В деревне. Письма к ближним. 1909. - С. 549-561;
* Анархия и цинизм. Письма к ближним. 1905. - С. 512-522;
* Выше свободы. Письма к ближним. 1906. - С. 1227-1231;
* Красные иезуиты. Письма к ближним. 1906. - С. 1419-1424;
* Осада власти. Письма к ближним. 1907. - С. 136-139;
* Поход на богатство. Письма к ближним. 1907. - С. 185-188;
* Нравственный ценз. Письма к ближним. 1906. - С. 816-820;
* Корабль на мели. Письма к ближним. 1907. - С. 93-97;
* Дружина храбрых. Письма к ближним. 1907. - С. 372-375;
* Разговор о свободе. Письма к ближним. 1909. - С. 675-680;
* Что такое демократия. Письма к ближним. 1909. - С. 655-659;
* За полстолетия. Письма к ближним. 1909. - С. 152-156;
* Сила веры. Письма к ближним. 1902. - С. 530-543;
* Лев и Серафим. Письма к ближним. 1903. - С. 455-466;
* Памятник св. Ольге. Письма к ближним. 1907. - С. 423-427;
* Ольгин день. Письма к ближним. 1908. - С. 420-425;
* Завет св. Ольги. Письма к ближним. 1912. - С. 489-493;
* Памяти св. пастыря. Письма к ближним. 1909. - С. 4-7;
* Завещание о. Иоанна. Письма к ближним. 1909. - С. 7-11;
* Голос церкви. Письма к ближним. 1907. - С. 607-610;
* Две России. Письма к ближним. 1907. - С. 43-49;
* Das Ewigweibliche. Письма к ближним. 1902. - С. 422-433;
* О гробе и колыбели. Письма к ближним. 1902. - С. 556-569;
* Среди декадентов. Письма к ближним. 1903. - С. 212-219;
* Борьба миров. Письма к ближним. 1907. - С. 211-216;
* Драма Гоголя. Письма к ближним. 1909. - С. 202-206;
* Два пророка. Письма к ближним. 1907. - С. 508-514;
* Талант и стойкость. Письма к ближним. 1909. - С. 148-152;
* Жива Россия. Письма к ближним. 1909. - С. 173-178;
* Памяти Суворина. Письма к ближним. 1913. - С. 551-555;
* Памяти великого гражданина. Письма к ближним. 1912. - С. 525-529;
* Знание и понимание. Письма к ближним. 1909. - С. 16-20.
1 Декабрь 1900 г. (Примеч. автора. - Ред.)
2 Все против всех (лат.).
3 Дело народа, дело публики (лат.).
4 С помощью бронированного кулака (нем.).
5 Простой народ (лат).
6 Стремление на Восток (нем.).
7 Поздно приходящим (к обеду) - кости (лат.).
8 Ничья вещь (лат.).
9 Мировая история - мировой судья (нем.).
10 Животное общественное (греч.).
11 Вместе (итал).