Мерфи Уоррен. Утраченное звено

   — А, понимаю, — сказал портье и добавил: — Извините, сэр, у меня много других дел, так что я, пожалуй, лучше положу трубку.
   — Ты ведь не станешь звонить русским? — спросил Римо.
   — Нет, сэр.
   Портье держал линию, пока Римо набирал кодовый номер района 800. Сигнал прошел через два коммутатора, прежде чем достичь санатория в Рае под Нью-Йорком, где штаб КЮРБ осуществлял операцию прикрытия.
   — Римо на связи, — сказал Римо.
   Смит не представился, когда в трубке раздался его суховатый голос, но его ядовитые интонации трудно было не узнать.
   — Римо, вы не знаете, кто такой Бобби Джек Биллингс?
   Римо на мгновение задумался, и перед его мысленным взором возникло жирное лицо с неизменной банкой пива.
   — Знаю. Он приходится президенту дядей или кем-то еще.
   — Шурином, — уточнил Смит. — Его похитили.
   — Пожалуй, это не так уж плохо, — произнес Римо, кладя трубку на рычаг и выдергивая телефонный шнур из розетки.

Глава третья

   — Ну и глухое же место вы выбрали, — произнес Римо.
   — Подумайте об этом, когда в следующий раз соберетесь отключать телефон, — заметил Смит.
   Было два часа ночи, когда Римо вошел в вагон нью-йоркской подземки на станции между 56-й улицей и Шестой авеню. Доктор Харолд В. Смит, в сером костюме и с «дипломатом», уже сидел там на одном из пластиковых сидений. В вагоне больше никого не было, но он носил явные следы недавнего пребывания Homo New Yorkis: стены были испещрены грязными надписями, непристойные фразы бросались в глаза с металлические панелей, большинство рекламных плакатов было сорвано, а те, что остались, превратились в изображение гигантских фаллосов. Вагон насквозь провонял едким запахом марихуаны.
   Римо с отвращением огляделся. Ему вдруг вспомнилась книга, попавшаяся на глаза пару лет назад, — в ней автор пытался оправдать подобный вандализм, называя его новым типом городского народного искусства. Тогда Римо не придал ей значения, поскольку автор был помешанным на насилии чудаком, пытающимся найти правду, красоту и вечные истины в профессиональном боксе, воине, бунтах, надругательстве над женщинами и грабежах.
   — Мы бы могли встретиться где-нибудь в ресторане, — сказал Римо, усаживаясь на сиденье возле Смита. — Но только не здесь.
   — Конгресс снова вышел на тропу войны. Так что излишняя осторожность нам не повредит, — объяснил Смит.
   — Все равно цепочка замыкается на президенте, так что, пока он на месте, нам ничего не грозит.
   — Это верно, — ответил Смит уклончиво; говорил он сдавленным, бесстрастным голосом, словно эмоции стоили денег, а он не хотел платить.
   Поезд накренился, проходя поворот; скрежет колес больно резанул Римо по ушам.
   — Как бы там ни было, — добавил Смит, — но по всему выходит, что Бобби Джека Биллингса похитили.
   — Да кому он нужен?
   — Не знаю. Пока требований о выкупе не поступало.
   — Наверняка пьет где-нибудь, — высказал догадку Римо.
   Смит покачал головой и поправил лежащий на коленях «дипломат», словно отсутствие аккуратности могло принести штрафные очки при выведении окончательной оценки за прожитую жизнь.
   — Он слишком известная личность, — наконец изрек Смит. — Его бы наверняка где-нибудь обнаружили, но он бесследно исчез. — И Смит в двух словах описал обстоятельства, при которых пропал Бобби Джек Биллингс.
   Поезд подъезжал к станции на 51-й улице. Римо покачал головой.
   — Значит, на месте преступления найдены звезда Давида и свастика?
   — Да. Мы их, конечно же, проверили, но это просто дешевые значки и могли быть куплены где угодно.
   — А последними его видели арабы? — задал Римо новый вопрос.
   — Ливийцы, — уточнил Смит.
   — Не знаю, что вы думаете по этому поводу, но я лично считаю, что все это дело высосано из пальца.
   — Вам это кажется немного невероятным?
   — Весьма маловероятным.
   — Мне тоже.
   Поезд резко тронулся, так что Смит откинулся на сиденье.
   — Тем не менее вполне возможно, — продолжал он, — что Биллингса похитила какая-то банда, имеющая связи за границей. Президент слишком уж им дорожит, и похищение могут использовать, чтобы шантажировать президента. Хотя такая возможность беспокоит меня меньше всего.
   — Что же вас тогда беспокоит?
   — Что президент сам отдал приказ о похищении, — ответил Смит.
   Римо покачал головой.
   — Не думаю. Помните, речь идет о Вашингтоне. Президенту со всей его командой вряд ли удастся даже найти там ресторан, где подают яичницу, не то, что организовать похищение. Но если вы и правы, какой в этом смысл?
   — Может, они хотели бы убрать Биллингса до окончания избирательной кампании. Ведь он у них как бельмо на глазу.
   — Но если это их рук дело, зачем же президент попросил нас провести расследование?
   — А он и не просил, — ответил Смит. — Мы вышли на это дело по другим каналам. — Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не стал раскрывать эти каналы, но в том и не было необходимости.
   Римо знал, что через компьютерную сеть, телефон и осведомителей КЮРЕ имеет выход на все агентства, занимающиеся охраной порядка в стране. Движение финансовых средств, расследование преступлений, любое событие в жизни нации, — все проходило по разветвленной информационной сети КЮРЕ и загружалось в банки данных в Рае под Нью-Йорком.
   — Сдаюсь, — сказал Римо. — Что я должен делать?
   — Проверьте охранников, приставленных к Биллингсу. Вполне возможно, они что-то знают. Если нет, остаются еще ливийцы, с которыми он встречался в тот день. У меня записаны их имена. — Смит достал из «дипломата» листок бумаги — поезд как раз подъезжал к шумной, наполненной визгом станции. Взяв листок, Римо свернул его и положил в карман.
   Автоматические двери отворились, и в вагон с шумом ввалились трое молодых парней. У одного в руках был небольшой приемник, на полную мощность изрыгавший диско. Второй держал бумажный пакет, а третий — переносную лестницу.
   Из бумажного пакета они достали бутылку вина и пустили ее по кругу. Каждый по очереди прикладывался к ней и, громко чмокая, пил. Транзистор поставили на сиденье, где он продолжал орать. Парень, державший приемник, был одет в джинсовую куртку с вышитым на спине драконом. Двое его приятелей поставили стремянку прямо в проходе. Не свода глаз с парней, Римо произнес:
   — Хорошо, я все выясню. А ливийцы знают, что он исчез?
   — Думаю, они догадались, потому что на следующий день после происшествия им прислали официальные извинения президента, где сообщалось, что его шурин слишком много выпил, забрел в дом к своему приятелю и там заснул. Может, они приняли это за чистую монету, не знаю. Позже Белый дом обнародовал фотографию, на которой Биллингс играет в волейбол возле собственного дома. Конечно, фотография архивная, снятая прошлым летом, но об этом никто не знает. Возможно, фотография убедила ливийцев в том, что Бобби Джек где-то здесь. — Смит взглянул на парней. — А разве в этих поездах нет охраны? — поинтересовался он.
   — Конечно, есть, — ответил Римо. — Но они прячутся в головном вагоне вместе с кондуктором.
   И тут в вагоне раздался голос, заглушивший радио:
   — Кажется, мне не нравятся эти люди, севшие в наш вагон.
   Римо поднял глаза: парень с приемником смотрел на него. Римо показал ему язык.
   — Эй, мужик, ты чего? — заорал парень и уменьшил звук.
   — Пытаюсь показать, как мне противно на тебя смотреть, — объяснил Римо.
   — Вы слыхали? Слыхали? — зашелся парень, обращаясь к своим дружкам, которые как раз доставали из бумажного пакета баллончики с краской. — Ребята, он нас оскорбил. Он сказал: «Противно». Это же оскорбление!
   — Твоя жизнь — вот истинное оскорбление, — отозвался Римо. — А ну-ка, заткнись и выключи свой дебильник!
   — Чего? — переспросил парень и врубил приемник на полную катушку.
   Смит произнес:
   — Я вас прошу.
   — И не просите, — бросил Римо.
   Парень с приемником поднялся с места и угрожающе посмотрел на Римо. Римо тоже встал. Он был ниже парня и меньше его по весу.
   — Видали, — обратился парень к дружкам, — ему хочется подраться. Он первый полез.
   Один из приятелей стоял на стремянке, поливая белой краской потолок, другой для устойчивости держал лестницу, сжимая в руке еще два баллончика с краской. Они неплохо экипированы, решил Римо. Судя по всему, дружки собирались закрасить надписи на потолке и написать там что-то свое, поэтому не обращали внимания на своего приятеля, который продолжал орать:
   — Что — хочим подраться?!
   — Ты что, не умеешь правильно говорить? — спросил Римо, направляясь к парням. Он легко проскользнул мимо того, что держал лестницу, схватил с сиденья транзистор, швырнул его об пол и со всей силы опустил на него каблук. Транзистор издал жалобный стон и смолк.
   Неожиданно наступившая тишина привлекла внимание парней на лестнице и они посмотрели на Римо, который стоял перед их дружком в джинсовой куртке. Тот, что был на лестнице, бросил баллончик с краской на сиденье и спрыгнул вниз.
   Тут Римо понял, что они пьяны. Ему вспомнились те времена, когда он еще не работал на КЮРЕ, а был полицейским в Нью-Джерси, приговоренным к электрическому стулу за преступление, которого не совершал. К счастью, электрический стул не сработал. Позже Римо примкнул к подразделению «КЮРЕ», отвечающему за убийства. Наставником его стал Чиун, наемный убийца корейского происхождения. В те далекие времена в Нью-Джерси Римо напивался почти каждую ночь. Но когда бывал пьян, ему и в голову не приходило затеять драку или обрушить на головы людей грохотание своего транзистора. Он был благовоспитанным пропойцей, никогда не лез в чужие дела, не заговаривал первым и всегда улыбался. И куда подевались мирные пьянчужки, подумал Римо.
   Эти воспоминания о прошлом спасли парням жизнь. Когда они набросились на Римо, он попятился и схватил с сиденья баллончик с краской. Парни изо всех сил молотили кулаками, пытаясь его достать, но он, легко уворачиваясь, нажимал время от времени на головку баллончика, брызгая белой краской прямо им в лицо.
   Наконец поезд подошел к узловой станции на 24-й улице. Двери открылись, и Римо одного за другим вышвырнул парней на платформу, легко уходя от их бешеных ударов. Не успели двери закрыться, как полетевшая вслед за парнями лестница погребла их под собой.
   — И впредь ведите себя прилично! — прорычал Римо им вдогонку.
   Двери закрылись, и он с улыбкой повернулся к Смиту.
   — Вот видите? Все очень прилично.
   — С годами вы становитесь мягче, — заметил Смит.
   — Просто старею понемногу, — ответил Римо.

Глава четвертая

   Специальное удостоверение государственного департамента, которое предъявил Римо, не произвело на представителя секретных служб городка Хиллз никакого впечатления. Может, ему больше понравилось бы удостоверение министерства сельского хозяйства или пропуск ЦРУ, а может, карточка ФБР или дипломатическая аккредитация при ООН, подумал Римо. Он всегда носил с собой полный набор этих документов. Дело в том, что Смит каждый раз выдавал ему какие-то новые бумаги, предназначенные для каждого конкретного случая, но Римо их неизменно терял.
   Охранник постарше взял из рук Римо удостоверение и стал его ощупывать, словно получал информацию благодаря осязанию, а не при помощи собственных глаз.
   — Похоже, оно в порядке, — наконец изрек он, возвращая документ. — Но мы уже говорили сегодня с вашими людьми.
   — В таком случае, история еще свежа в вашей памяти, и у вас не возникнет трудностей с деталями. — Римо совсем не понравился этот агент Дерл.
   — Все очень просто, — начал Дерл. — Мы сидели в машине у входа на вокзал, а Бобби Джек был позади здания. Тут появились арабы и говорят, будто он пропал. Мы не могли его найти, вот я и решил, что он действительно пропал.
   — А вы не видели, как он уходил? — спросил Римо.
   — Я же уже сказал, что нет. Хотите пива?
   — Нет, лучше воды.
   — В этом доме воды не держат. Только пиво, — сообщил Дерл.
   — Я пас. — Римо оглядел гостиную Бобби Джека Биллингса. Вся мебель была обита плотной цветастой тканью, от которой исходил затхлый запах, словно ее неделю держали мокрой в баке стиральной машины.
   — Что представлял из себя Биллингс в последнее время? — спросил Римо.
   Агент Дерл развалился на диване, от Римо его отделял журнальный столик. Он пожал плечами.
   — А что он вообще из себя представлял? Вставал поздно, выпивал перед завтраком. Весь день ходил пьяный. И ночью тоже. А потом пьяный ложился спать.
   — Не может быть, чтобы он был таким дерьмом, — высказал сомнение Римо.
   — Таким дерьмом? Да на самом деле Звено еще хуже!
   — Почему вы называете его Звеном? — поинтересовался Римо.
   Агент Дерл хмыкнул.
   — Мы сказали ему, что это сокращение от имени Линкольн^[1]. Ему понравилось. И президенту тоже.
   — Но на самом деле это не сокращение от имени Линкольн?
   — Да никакое это не сокращение. Просто Звено. Знаете такое выражение: «недостающее звено»? Очень к нему подходит. Он находится еще на переходной стадии от обезьяны к человеку, даже не научился еще регулировать мочеиспускание.
   — А он ничего не говорил о том, что может потеряться? Уехать? Не казался обеспокоенным?
   — Звено вообще ни о чем не говорит, кроме того что ему нужно в туалет. И единственное, что его волнует, — это что может кончиться запас пива.
   — Как вы думаете, где он может быть? — спросил Римо напрямик.
   Дерл снова пожал плечами.
   — Кто ж его знает? Вот, бывает, ходишь каждый день по одной и той же улице, и там на тротуаре лежит обертка от жвачки. А однажды вдруг идешь — обертки нет. Интересно, думаешь, куда же это она подевалась? Но на самом-то деле тебе все равно. С оберткой от жвачки все что хочешь может произойти.
   — Похоже, вы не очень-то ему симпатизировали? — сказал Римо. — А я считал, что ребята вроде вас обязаны развивать в себе добрые чувства к человеку, которого охраняют.
   — Только не к Бобби Джеку Биллингсу, — отозвался Дерл.
   — Ну, ладно, — Римо поднялся. — Где ваш напарник?
   — Оп поехал на пару дней в Атланту — там у него дела. Это все, что вас интересует?
   — Да.
   — Вы, мужики, хоть не такие надоедливые. А эта цыпочка сегодня так и засыпала меня вопросами.
   — Что еще за цыпочка?
   — Тоже из госдепартамента. Вы, наверно, ее знаете. Здоровенная такая баба, блондинка шести футов росту с косичками и фиолетовыми глазами. Мисс... как ее там? Мисс Лестер.
   — А, ясно. Это она.
   — Чувствуется, вы там из кожи вон лезете, — заметил Дерл.
   Римо пожал плечами.
   — Сами знаете, как это бывает.
   — Это точно.
   — Там, наверно, решили, что мне удастся разузнать что-то, что ускользнуло от нее. Одна голова хорошо, а две лучше.
   — Даже если одна из этих голов принадлежит вам?
   — Я бы сказал: особенно если одна принадлежит мне. — Римо посмотрел на Дерла, и его темные глаза насквозь прожгли тайного агента.
   Агент хотел было что-то сказать, но заглянул глубоко в глядевшие на него глаза и увидел там нечто, что не смог бы назвать, поэтому промолчал. Лишь по прошествии времени он осознал, что там увидел. Из глубины зрачков Римо на него смотрела сама смерть.
   Агент Гавон в Атланте тоже мало чем помог. У него и в мыслях не было, что с Биллингсом может быть что-то не так, он не имел ни малейшего представления, куда тот мог исчезнуть, но был не прочь поболтать о мисс Лестер, которая была намного симпатичнее Римо.
   — Высокая блондинка, — объяснил он. — Явилась сюда и просто забросала меня вопросами. Но уж вопросы были поинтереснее ваших.
   — Слушайте, — начал Римо — ему уже порядком надоели замечания по поводу его неполноценности. — Она просто выполняет для меня посильную предварительную работу. А потом уже прихожу я и задаю вопросы по существу.
   — Например? — поинтересовался Гавон. — Задайте мне хоть один настоящий вопрос по существу.
   Римо ничего не приходило в голову. Наконец он произнес:
   — Какой сорт пива пьет Бобби Джек?
   — А это важно? — переспросил Гавон.
   — Еще бы! В нем ключ к разгадке. Итак, какой сорт?
   — Он пил любое.
   — Но было же какое-то, которое он предпочитал остальным.
   — Безусловно. То, что похолоднее.
   — От вас мало толку, — сказал Римо.
   — Задавайте нормальные вопросы, — парировал Гавон.

* * *

   Мустафа Каффир сидел в кабинете на верхнем этаже ливийского представительства, расположенного в старинном особняке в районе 60-х улиц Манхаттана. Слушая голос в телефонной трубке, он часто кивал, но выражение лица у него при этом оставалось кислым.
   Глядя в окно на расположившееся внизу здание нью-йоркской полиции, он со странной радостью подумал о том, что представительство Ливии, чья внешняя политика строилась на лозунге «Смерть евреям», день и ночь охраняется полицией, содержащейся на средства нью-йоркских налогоплательщиков, а, как известно, именно в этом городе самый большой процент еврейского населения.
   Тихо пробормотав: «Слушаюсь, господин полковник», — он повесил трубку и посмотрел на своего помощника. Как и Каффир, тот был одет в арабскую национальную одежду.
   — Неприятности, Ваше превосходительство? — спросил помощник. Это был худой мужчина и говорил он с естественной доверительностью, свойственной близким друзьям или любовникам, каковыми они с Каффиром давно являлись.
   — Он ненормальный, — ответил Каффир, — он хочет организовать вооруженное вторжение на территорию Уганды, чтобы вернуть к власти Иди Амина. Он почему-то уверен, что угандийцы, все как один, выйдут на улицы приветствовать этого шута.
   Помощник поджал губы и покачал головой.
   Каффир хмыкнул.
   — Все это было бы смешно... И вот этот идиот сосредоточивает силы на границе с Угандой. — Он рассмеялся. — Сосредоточивает силы. Ясно?
   — Это просто смешно, Ваше превосходительство, — хихикнул помощник. У него были темные глаза и длинные слипшиеся ресницы. Кожа имела светлый оттенок, и весь он напоминал ярко раскрашенную куклу.
   — Да, смешно, — послышался голос с порога.
   Каффир повернулся на стуле и увидел в дверях американца — на нем были черные брюки и спортивная майка.
   — Кто?.. — начал было Каффир.
   — Меня зовут Римо. Я не займу у вас больше двух минут. В его присутствии можно говорить? — Римо кивнул в сторону помощника.
   — Кто вас пустил? — возвысил голос Каффир.
   Помощник потянулся к телефону, но Римо перехватил его руку, прежде чем он успел коснуться аппарата. Помощник отдернул руку и стал массировать ее, пытаясь унять боль. Болело так, словно он прикоснулся к раскаленной плите.
   — Не смейте причинять ему боль! — рявкнул Каффир.
   Римо посмотрел на Каффира, потом перевел взгляд на нежного юношу. Мгновенно оценив обстановку, он согласно кивнул.
   — Я не дотронусь до него, если вы согласитесь сотрудничать. Много времени я не отниму.
   Каффир колебался. Тогда Римо сделал шаг в сторону помощника, который, забившись в кресло, съежился под взглядом американца.
   — Что вас интересует? — поспешно проговорил Каффир. — Кто вы такой?
   — Неважно, кто я, — ответил Римо. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Когда Бобби Джек Биллингс ушел от вас пару дней назад, мое правительство пришло к выводу, что служба охраны президентской семьи работает хуже, чем хотелось бы. И хотя Бобби Джек нашелся и теперь все в полном порядке, его легко могли похитить или причинить ущерб его здоровью. Вы меня понимаете?
   Каффир кивнул. Римо взглянул на молодого помощника — тот тоже кивнул.
   — Моя задача состоит в том, чтобы убедиться: меры безопасности совершенствуются. Но для этого мне нужна ваша помощь. Всего несколько вопросов.
   Ответы на вопросы заняли лишь пару минут. Каффир не видел, чтобы кто-нибудь слонялся без дела возле вокзала. Он не видел никого, кто мог бы кинуть на землю значки в том месте, где стоял Бобби Джек. Странностей в поведении охранников он тоже не заметил. А закончил он словами:
   — Если человек сам захочет уйти, полагаю, найдется мало способов его удержать. — Про себя же он подумал: «Хорошо было бы, чтобы вот так же, по своей воле, ушел ливийский президент. Уж его-то точно никто не стал бы удерживать».
   — Спасибо, — поблагодарил Римо. — Это все, что я хотел узнать. — Он уже повернулся к двери, как вдруг остановился. — Впрочем, последний вопрос. К вам не приходила, случайно, некая американка? Высокая блондинка с косичками. Мисс Лестер. Она не расспрашивала вас ни о чем?
   — Нет, я не встречал такой женщины, — ответил Каффир.
   — А вы? — обратился Римо к помощнику.
   Молодой человек покачал головой.
   — Прощайте, — с этими словами Римо вышел из кабинета.
   Дверь за Римо закрылась, но они еще долго молчали, приходя в себя. Наконец Каффир произнес:
   — Они еще не нашли шурина президента.
   — Ясно как белый день, — согласился помощник.
   — Это хорошо, — заметил Каффир и потянулся к телефону.
   — Кому вы собираетесь звонить? — спросил помощник.
   — Нашему агенту. Надо его предупредить, — объяснил Каффир.

Глава пятая

   Президент Соединенных Штатов сидел в Овальном кабинете. Посмотрев на часы, он перевел взгляд на пресс-секретаря, который должен был подготовить его к пресс-конференции — она начиналась через пятнадцать минут. Чтобы появиться на экране телевизоров в безупречном виде, он не спешил одеваться: пиджак вместе со свежевыглаженной светло-голубой сорочкой и темным галстуком висели на вешалке, он наденет их в последний момент.
   Пресс-секретарь выглядел обеспокоенным. Все шло наперекосяк: вот-вот может начаться война на Ближнем Востоке, Иран, полностью поддавшийся антиамериканским настроениям, запретил все поставки нефти в США, цены на газ достигли небывалой высоты, галопировала инфляция, экономические показатели падали, а кривая безработицы резко ползла вверх. Национально-освободительные силы Южной Африки, которые Америка поддержала в ущерб законно избранному правительству, только что совершили новый террористический акт, расстреляв автобус с миссионерами и детьми.
   — Да, все это мне известно, — вдруг резко перебил президент. — А не случилось ли еще какой-нибудь гадости, о которой меня могут спросить?
   — Кажется, больше ничего, кроме того, что я перечислил, — ответил пресс-секретарь, а сердце его при этом ушло в пятки. Он знал, в чем дело. Последнее время их преследовали несчастья, рутинные неприятности стали столь обыденным делом, что президент уже воспринимал их как должное. Так что сейчас явно не они волновали президента.
   — Бобби Джек опять выкинул какой-нибудь фокус? — спросил президент в лоб. Пресс-секретарю показалось, что шеф как-то подозрительно на него при этом посмотрел.
   — Нет, сэр, — ответил молодой человек. — Я ничего такого не слыхал.
   — Не натворил ли чего наш парень в школе? Прилично ли ведет себя жена?
   — С этим вес в порядке, сэр.
   — Хорошо, тогда давай собираться, — сказал президент.
   Пресс-секретарю показалось, что президент удовлетворен. Хотел бы я тоже испытывать чувство удовлетворенности, подумал пресс-секретарь. Казалось, шеф порой забывал, что полным ходом идет президентская кампания, где он баллотируется на второй срок, и если пресса сообщит о спаде в экономике, катастрофической инфляции, войне на Ближнем Востоке и том затруднительном положении, в которое ставят правительство поддержанные Америкой группировки, его шансы на успех будут невысоки.
   Президент оделся, но повязывать новый галстук не стал, а надел на шею уже завязанный: у него плохо получались узлы, поэтому он старался носить завязанный однажды галстук как можно дольше. Он опять взглянул на циферблат — ему так хотелось, чтобы стрелки остановились и никогда не достигли четырех часов. Он ненавидел пресс-конференции, а к журналистам относился так же, как Черчилль к нацистам, — либо они берут тебя за горло, либо лежат у твоих ног. Если они не подлизывались к нему, пытаясь выведать что-нибудь эксклюзивное, то непременно старались его подловить, чтобы довести до импичмента.
   Надевая пиджак, поправляя галстук и даже шагая по коридору на встречу с журналистами, он постоянно повторял про себя заученные фразы. Инфляция, спад, безработица, перебои с поставками газа, Иран, террористы... он может справиться со всем этим. Последние четыре года он только и делал, что пытался все это преодолеть. Изо дня в день. Так что здесь неожиданностей быть не может.
   Сделав заявление, в котором говорилось, будто дела идут хорошо и даже имеются некоторые положительные тенденции, он почувствовал облегчение, оттого что никто из журналистов не рассмеялся. Он не мог вспомнить репортера, задавшего идиотский вопрос об уровне смертности в автодорожных катастрофах, поэтому ткнул пальцем в первого попавшегося на глаза. Им оказался тонкогубый протестант англо-саксонского происхождения из Чикаго, который говорил так, словно у него были склеены губы.
   — Спасибо, господин президент, — начал репортер, вставая. — Сэр, мы хотели бы узнать, что случилось с вашей прической.
   — Простите, — не понял президент.
   — С вашей прической. Видите ли, раньше у вас пробор был справа, а теперь слева. Почему?
   — С началом президентской кампании я всегда перехожу на левый пробор, — объяснил президент. — Следующий. — Внутри у него все кипело. От этих идиотских вопросов. В мире черт знает что творится, а этот параноик спрашивает о волосах. Разве не может человек позволить себе изменить прическу, когда начинает лысеть?