Я снова застонал и посмотрел на нее…
Снова двойной рывок — моя пятая веревка!
Еще одна в безопасности!
— Моя последняя добралась! — шепот Люр.
Три в безопасности! Три прячутся среди скал. Рыбная ловля закончилась. Сирк украл три четверти моих приманок.
Но теперь Сирк на крючке!
Слабость, подобной которой я не знал, расплавила мои кости и мышцы. Лицо Люк белее мела, под глазами черные пятна.
Теперь наша очередь. У упавших стройных девушек скоро может появиться компания.
Я взял веревку у Люр. Дернул. Почувствовал ответный сигнал.
Мы привязали к тонким веревкам более прочные. Когда их потянули, мы к их концам привязали еще более прочные.
Они поползли прочь от нас… прочь… прочь…
А теперь лестницы — наш мост.
Легкие, но прочные лестницы. Такими их научились сплетать много-много лет назад. На их концах когти; зацепившись за что-нибудь, они отцепляются с большим трудом.
Мы прикрепили к веревкам концы лестниц. Лестницы поползли от нас через папоротники… в горячее дыхание котла… через него…
Невидимые в этом испарении… невидимые в зеленом сумраке… они позли все вперед и вперед…
Они в руках трех девушек! Те закрепляют их концы. Под моими руками лестницы натянулись и застыли. Мы закрепили свой конец.
Дорога на Сирк открыта!
Я обернулся к ведьме. Она стояла, глядя куда-то вдаль. В глазах ее горел зеленый волчий огонь. И неожиданно, сквозь шипение водопада, я расслышал вой ее волков — где-то далеко — далеко.
Она расслабилась, опустила голову, улыбнулась мне…
— Да, я умею разговаривать с волками, Двайану!
Я подошел к лестнице, потянул. Держится прочно.
— Я первый, Люр. Пусть ждут, пока я не доберусь. Затем вы, Дара и Нарал, подниметесь, чтобы защищать мне спину.
Глаза Люр сверкнули.
— Вслед за тобой пойду я. Твои офицеры вслед за мной.
Я обдумал ее слова. Ладно, пусть будет так.
— Как хочешь, Люр. Но не двигайся, пока я не переберусь. Потом пусть Овадра посылает солдат. Овадра, не более десяти одновременно могут находиться на лестнице. Повяжите им тканью рты и носы. Считайте до тридцати — медленно, вот так, — прежде чем выпустить следующую. Прикрепи мне на спину топор и меч, Люр. Пусть все так же закрепят оружие. Смотрите, как я пользуюсь руками и ногами.
Я вцепился в лестницу, широко расставив руки и ноги. Начал подниматься. Как паук. Медленно, чтобы они научились. Лестница раскачивалась, но слегка; угол подъема удобен для меня.
Вот я над папоротниками. Вот уже на краю потока. Над потоком. Пар завивался вокруг меня. Скрыл меня. Горячее дыхание гейзера высушило пар. Я ничего не видел, кроме перекладины лестницы непосредственно перед собой…
Слава Люке за это! Если все вокруг меня скрыто, значит сам я скрыт от окружающих.
Я перебрался через поток. Миновал утес. Теперь я над парапетом. Я спрыгнул с лестницы меж скал — незамеченным. Дернул лестницу. Почувствовал ответный рывок. Лестница отяжелела… еще больше… еще…
Я отвязал топор и меч…
— Двайану…
Я обернулся. Это три девушки. Я начал восхвалять их… сдерживая смех. Черная и зеленая краска из-за пара растеклась и образовала чудовищные узоры.
— Дворянство вам, девушки! С этого момента! Зеленый и черный — цвета вашего герба! То, что вы сделали этой ночью, станет легендой в Караке.
Я посмотрел в сторону укреплений. Между ими и нами находилась ровная скальная площадка, покрытая песком, не шире половины полета стрелы. Там у костра стояли два десятка солдат. Большая группа виднелась у парапета в сторону моста. Еще солдаты в дальнем конце парапета; все они смотрят на волков.
Башни подъемного моста спускаются прямо к площадке. Правая башня — глухая стена. В левой большие ворота. Они открыты и не охраняются. Возможно, их охрана — солдаты у костра. Между башнями спускается широкая рампа, подход к началу моста.
Кто-то коснулся моей руки. Рядом со мной стояла Люр. Вслед за ней появились два моих офицера. Затем один за другим — солдаты. Я попросил их подготовить луки, наложить стрелы. Один за другим они растворялись в зеленой тьме. Укрывались в тени скал.
Десять человек… двадцать… тридцать… как стрела, шипение потока разорвал крик! Лестница задрожала. Она изогнулась. Снова отчаянный крик… лестница провисла…
— Двайану, лестница оборвалась… ай, Овадра…
— Тише, Люр. Они могли услышать крик. Лестница не может оборваться…
— Вытащи ее, Двайану… вытащи ее!
Вместе мы вытащили лестницу. Мы тащили ее как сеть, и быстро. Неожиданно она совсем полегчала… пробежала в наших руках…
Концы ее были обрезаны ножом или ударом топора.
— Предательство! — сказал я.
— Как это возможно… там Овадра…
Я продвинулся в тени скал.
— Дара, расставь солдат. Пусть Нарал расставит их на дальнем конце. Пусть по сигналу начинают стрелять. По три залпа. Первый по тем, у костра. Второй и третий — по тем у парапета, ближе к башне. Затем за мной. Поняла?
— Поняла, господин.
Приказ передали по линии; я слышал, как натягиваются тетивы.
— Нас меньше, чем мне хотелось бы, Люр, но ничего не поделаешь, придется действовать. Нам теперь не выбраться из Сирка, только с помощью мечей.
— Я знаю. Но я думаю о Овадре… — голос ее задрожал.
— Она в безопасности. Если бы предателей было много, мы услышали бы звуки боя. Больше не нужно разговаривать, Люр. Мы должны действовать быстро. После третьего залпа ударим по воротам.
Я дал сигнал. Лучники встали. Стрелы полетели в стоявших у огня. Мало кто их них остался в живых. Немедленно второй шквал стрел обрушился на стоявших у башни.
Хай! Прекрасно стреляют! Как падают те! Еще раз…
Свист оперенных стрел! Песня луков! Боги — как хорошо жить снова!
Я выскочил из-за скалы, Люр рядом. За нами побежали женщины-солдаты. Мы устремились к воротам башни. Мы были уже на полпути, когда крепость проснулась.
Послышались крики. Заревели трубы, воздух заполнился звоном бронзовых гонгов, поднимавших по тревоге спящий Сирк. Мы бежали дальше. Рядом падали копья, свистели стрелы. Из других ворот в стене выбегали солдаты, бежали нам наперерез.
Мы уже у двери башни подъемного моста… мы уже в башне!
Но не все. Треть упала под ударами копий и стрел. Мы закрыли прочную дверь. Опустили массивные засовы. И вовремя. В дверь застучали молоты обманутой стражи.
Помещение каменное, большое и пустое. Кроме двери, через которую мы вошли, выходов нет. Я понял причину этого: никто в Сирке не думал о возможности нападения изнутри. Высоко бойницы смотрят на ров, под ними платформы для лучников. У одной стены рычаги, приводящие в движение подъемный мост.
Все это я увидел одним быстрым взглядом. Прыгнул к рычагам и начал поворачивать их. Завертелись колеса.
Мост начал опускаться.
Ведьма поднялась на платформу для лучников, выглянула наружу; поднесла к губам рог; послала через прорезь в стене призыв — сигнал Тибуру и его войску.
Стук в дверь прекратился. Начались сильные ритмичные удары. Удары тарана. Крепкое дерево дрожало от них, засовы скрипели. Люр крикнула мне:
— Мост опущен, Двайану! По нему поднимается Тибур Становится светлее. Начинается рассвет. Ведут лошадей.
Я выругался.
— Люка, пошли ему разум не топать по мосту на лошади!
— Он делает это! Только он, и Рашча, и еще с полдюжины других… остальные спешились… Хай! в них стреляют из бойниц… среди них падают копья… Сирк берет свою дань…
Послышался громовой удар в дверь. Дерево раскололось…
Громовой рев. Крики, вопли боя. Удары меча о меч, свист стрел. И над всем этим хохот Тибура.
Таран больше не бил в дверь.
Я отбросил засовы, приготовил топор приоткрыл дверь и выглянул.
По рампе от моста бежали солдаты Карака.
Я открыл дверь шире. У основания башни и начала моста лежали мертвые защитники крепости.
Я вышел. Солдаты увидели меня.
— Двайану! — прозвенел их крик.
Из крепости слышались удары большого гонга — предупреждение Сирку.
Сирк больше не спал!
20. «ТСАНТАВУ, ПРОЩАЙ!»
КНИГА ЛЕЙФА
21. ВОЗВРАЩЕНИЕ В КАРАК
Снова двойной рывок — моя пятая веревка!
Еще одна в безопасности!
— Моя последняя добралась! — шепот Люр.
Три в безопасности! Три прячутся среди скал. Рыбная ловля закончилась. Сирк украл три четверти моих приманок.
Но теперь Сирк на крючке!
Слабость, подобной которой я не знал, расплавила мои кости и мышцы. Лицо Люк белее мела, под глазами черные пятна.
Теперь наша очередь. У упавших стройных девушек скоро может появиться компания.
Я взял веревку у Люр. Дернул. Почувствовал ответный сигнал.
Мы привязали к тонким веревкам более прочные. Когда их потянули, мы к их концам привязали еще более прочные.
Они поползли прочь от нас… прочь… прочь…
А теперь лестницы — наш мост.
Легкие, но прочные лестницы. Такими их научились сплетать много-много лет назад. На их концах когти; зацепившись за что-нибудь, они отцепляются с большим трудом.
Мы прикрепили к веревкам концы лестниц. Лестницы поползли от нас через папоротники… в горячее дыхание котла… через него…
Невидимые в этом испарении… невидимые в зеленом сумраке… они позли все вперед и вперед…
Они в руках трех девушек! Те закрепляют их концы. Под моими руками лестницы натянулись и застыли. Мы закрепили свой конец.
Дорога на Сирк открыта!
Я обернулся к ведьме. Она стояла, глядя куда-то вдаль. В глазах ее горел зеленый волчий огонь. И неожиданно, сквозь шипение водопада, я расслышал вой ее волков — где-то далеко — далеко.
Она расслабилась, опустила голову, улыбнулась мне…
— Да, я умею разговаривать с волками, Двайану!
Я подошел к лестнице, потянул. Держится прочно.
— Я первый, Люр. Пусть ждут, пока я не доберусь. Затем вы, Дара и Нарал, подниметесь, чтобы защищать мне спину.
Глаза Люр сверкнули.
— Вслед за тобой пойду я. Твои офицеры вслед за мной.
Я обдумал ее слова. Ладно, пусть будет так.
— Как хочешь, Люр. Но не двигайся, пока я не переберусь. Потом пусть Овадра посылает солдат. Овадра, не более десяти одновременно могут находиться на лестнице. Повяжите им тканью рты и носы. Считайте до тридцати — медленно, вот так, — прежде чем выпустить следующую. Прикрепи мне на спину топор и меч, Люр. Пусть все так же закрепят оружие. Смотрите, как я пользуюсь руками и ногами.
Я вцепился в лестницу, широко расставив руки и ноги. Начал подниматься. Как паук. Медленно, чтобы они научились. Лестница раскачивалась, но слегка; угол подъема удобен для меня.
Вот я над папоротниками. Вот уже на краю потока. Над потоком. Пар завивался вокруг меня. Скрыл меня. Горячее дыхание гейзера высушило пар. Я ничего не видел, кроме перекладины лестницы непосредственно перед собой…
Слава Люке за это! Если все вокруг меня скрыто, значит сам я скрыт от окружающих.
Я перебрался через поток. Миновал утес. Теперь я над парапетом. Я спрыгнул с лестницы меж скал — незамеченным. Дернул лестницу. Почувствовал ответный рывок. Лестница отяжелела… еще больше… еще…
Я отвязал топор и меч…
— Двайану…
Я обернулся. Это три девушки. Я начал восхвалять их… сдерживая смех. Черная и зеленая краска из-за пара растеклась и образовала чудовищные узоры.
— Дворянство вам, девушки! С этого момента! Зеленый и черный — цвета вашего герба! То, что вы сделали этой ночью, станет легендой в Караке.
Я посмотрел в сторону укреплений. Между ими и нами находилась ровная скальная площадка, покрытая песком, не шире половины полета стрелы. Там у костра стояли два десятка солдат. Большая группа виднелась у парапета в сторону моста. Еще солдаты в дальнем конце парапета; все они смотрят на волков.
Башни подъемного моста спускаются прямо к площадке. Правая башня — глухая стена. В левой большие ворота. Они открыты и не охраняются. Возможно, их охрана — солдаты у костра. Между башнями спускается широкая рампа, подход к началу моста.
Кто-то коснулся моей руки. Рядом со мной стояла Люр. Вслед за ней появились два моих офицера. Затем один за другим — солдаты. Я попросил их подготовить луки, наложить стрелы. Один за другим они растворялись в зеленой тьме. Укрывались в тени скал.
Десять человек… двадцать… тридцать… как стрела, шипение потока разорвал крик! Лестница задрожала. Она изогнулась. Снова отчаянный крик… лестница провисла…
— Двайану, лестница оборвалась… ай, Овадра…
— Тише, Люр. Они могли услышать крик. Лестница не может оборваться…
— Вытащи ее, Двайану… вытащи ее!
Вместе мы вытащили лестницу. Мы тащили ее как сеть, и быстро. Неожиданно она совсем полегчала… пробежала в наших руках…
Концы ее были обрезаны ножом или ударом топора.
— Предательство! — сказал я.
— Как это возможно… там Овадра…
Я продвинулся в тени скал.
— Дара, расставь солдат. Пусть Нарал расставит их на дальнем конце. Пусть по сигналу начинают стрелять. По три залпа. Первый по тем, у костра. Второй и третий — по тем у парапета, ближе к башне. Затем за мной. Поняла?
— Поняла, господин.
Приказ передали по линии; я слышал, как натягиваются тетивы.
— Нас меньше, чем мне хотелось бы, Люр, но ничего не поделаешь, придется действовать. Нам теперь не выбраться из Сирка, только с помощью мечей.
— Я знаю. Но я думаю о Овадре… — голос ее задрожал.
— Она в безопасности. Если бы предателей было много, мы услышали бы звуки боя. Больше не нужно разговаривать, Люр. Мы должны действовать быстро. После третьего залпа ударим по воротам.
Я дал сигнал. Лучники встали. Стрелы полетели в стоявших у огня. Мало кто их них остался в живых. Немедленно второй шквал стрел обрушился на стоявших у башни.
Хай! Прекрасно стреляют! Как падают те! Еще раз…
Свист оперенных стрел! Песня луков! Боги — как хорошо жить снова!
Я выскочил из-за скалы, Люр рядом. За нами побежали женщины-солдаты. Мы устремились к воротам башни. Мы были уже на полпути, когда крепость проснулась.
Послышались крики. Заревели трубы, воздух заполнился звоном бронзовых гонгов, поднимавших по тревоге спящий Сирк. Мы бежали дальше. Рядом падали копья, свистели стрелы. Из других ворот в стене выбегали солдаты, бежали нам наперерез.
Мы уже у двери башни подъемного моста… мы уже в башне!
Но не все. Треть упала под ударами копий и стрел. Мы закрыли прочную дверь. Опустили массивные засовы. И вовремя. В дверь застучали молоты обманутой стражи.
Помещение каменное, большое и пустое. Кроме двери, через которую мы вошли, выходов нет. Я понял причину этого: никто в Сирке не думал о возможности нападения изнутри. Высоко бойницы смотрят на ров, под ними платформы для лучников. У одной стены рычаги, приводящие в движение подъемный мост.
Все это я увидел одним быстрым взглядом. Прыгнул к рычагам и начал поворачивать их. Завертелись колеса.
Мост начал опускаться.
Ведьма поднялась на платформу для лучников, выглянула наружу; поднесла к губам рог; послала через прорезь в стене призыв — сигнал Тибуру и его войску.
Стук в дверь прекратился. Начались сильные ритмичные удары. Удары тарана. Крепкое дерево дрожало от них, засовы скрипели. Люр крикнула мне:
— Мост опущен, Двайану! По нему поднимается Тибур Становится светлее. Начинается рассвет. Ведут лошадей.
Я выругался.
— Люка, пошли ему разум не топать по мосту на лошади!
— Он делает это! Только он, и Рашча, и еще с полдюжины других… остальные спешились… Хай! в них стреляют из бойниц… среди них падают копья… Сирк берет свою дань…
Послышался громовой удар в дверь. Дерево раскололось…
Громовой рев. Крики, вопли боя. Удары меча о меч, свист стрел. И над всем этим хохот Тибура.
Таран больше не бил в дверь.
Я отбросил засовы, приготовил топор приоткрыл дверь и выглянул.
По рампе от моста бежали солдаты Карака.
Я открыл дверь шире. У основания башни и начала моста лежали мертвые защитники крепости.
Я вышел. Солдаты увидели меня.
— Двайану! — прозвенел их крик.
Из крепости слышались удары большого гонга — предупреждение Сирку.
Сирк больше не спал!
20. «ТСАНТАВУ, ПРОЩАЙ!»
В Сирке слышался шум, похожий на гудение огромного потревоженного улья. Гремели трубы, били барабаны. Удары множества гонгов отвечали тому единственному, который продолжал бить где-то в сердце захваченной крепости. Теперь через мост устремились женщины — солдаты Карака, пока вся площадь не заполнилась ими.
Кузнец повернул свою лошадь, оказался лицом ко мне.
— Боги, Тибур! Хорошо сделано!
— Не было бы сделано, если бы не ты, Двайану! Ты увидел, ты понял, ты сделал. Мы лишь младшие участники.
Что ж, это правда. Но в этот момент Тибур мне почти нравился. Жизнь моей крови! Не игрушка — повести войска по мосту! Кузнец — солдат! Лишь бы был верен мне — и к Калкру ведьму!
— Очисть крепость, Ударяющий по наковальне! Нам не нужны стрелы в спину.
— Будет сделано, Двайану.
Метлой меча и молота, копья и стрелы крепость была очищена.
Гром гонга замер на половине удара.
В плечо мне уперся носом мой жеребец, он мягко подул мне в ухо.
— Ты не забыл мою лошадь! Руку, Тибур!
— Веди нас, Двайану!
Я прыгнул в седло. Высоко поднял боевой топор, развернул жеребца и поскакал к городу. Я летел, как стрела. Тибур слева от меня, женщина-ведьма справа, солдаты за нами.
Через скальный портал мы ворвались в Сирк.
Живая волна встретила нас, чтобы отбросить назад. Взлетали молоты, рубили топоры, пролетали копья и оперенные стрелы. Моя лошадь споткнулась и с криком упала; ее задние ноги были подрублены. Кто-то схватил меня за плечи, поднял. Мне улыбалась женщина-ведьма. Она отрубила руку, тянувшую меня к груде мертвых. Топором и мечом мы расчистили вокруг себя круг. Я вскочил на спину серого жеребца, с которого упал дворянин, ощетинившийся стрелами.
Мы ударились о живую волну. Она подалась, завиваясь вокруг нас.
Вперед и вперед! Рубить топором и колоть мечом! Резать, рубить и пробиваться!
Завивавшаяся волна отброшена. Перед нами лежал Сирк.
Я сдержал лошадь. Сирк лежал перед нами — но не приглашал нас!
Город лежал в углублении между крутыми неприступными черными скалами. Край прохода к городу находился выше городских крыш. Дома начинались на расстоянии полета стрелы. Красивый город. Нет ни цитадели, ни форта, ни храмов, ни дворцов. Только каменные дома, около тысячи, с плоскими крышами, расставленные редко, окруженные садами, между ними широкие улицы, усаженные деревьями. Много газонов. За городом возделанные поля и цветущие сады.
И никакой преграды. Путь открыт.
Слишком открыт!
На крышах домов я увидел блеск оружия. Слышался стук топоров, заглушавший рев труб и барабанный бой.
Хай! Они строят на улицах баррикады из деревьев, готовят нам сотни засад, ожидают, что мы прямо устремимся на них.
Расставляют свои сети прямо на виду у Двайану!
Однако они неплохо владеют тактикой. Это лучшая защита. Я не раз встречался с ней в войнах с варварами. Это значит, что нам придется сражаться за каждый шаг, каждый дом превращается в крепость, стрелы летят в нас с каждой крыши и из каждого окна. В Сирке есть предводитель, который сумел за короткое время так организовать сопротивление. Я почувствовал уважение к этому предводителю, кем бы он ни был. Он избрал единственный возможный путь к победе — если только его противник не знает контрмер.
Я их знал. Мне тяжело досталось это знание.
Сколько сможет предводитель продержать защитников в их тысячах крепостей? Как всегда, в этом опасность этого способа защиты. Каков первоначальный импульс жителей города, в который ворвался враг? Обрушиться на врага, выйдя из своих крепостей, как это делают муравьи или пчелы. Не часто находится достаточно сильный вождь, способный удержать их от этого. Если каждый дом Сирка останется связанным с другими, останется активной частью целого, Сирк непобедим. Но если их начнут отсекать одного за другим? Изолировать? Отрезать от предводителя?
Хай! Тогда в отчаянии они поползут из всех щелей! Их погонит ярость и отчаяние, вытянет, как на веревках. Они выбегут — убивать и быть убитыми. Утес обрушится — камень за камнем. Печенье будет съедено нападающими — крошка за крошкой.
Я разделил наших солдат и одну часть послал против Сирка небольшими отрядами, с приказом разойтись по городу и использовать любые укрытия. Они должны взять любой ценой крайние дома, стрелять в окна и по крышам, взламывать двери. Другие будут нападать на соседние дома, но они не должны далеко отходить друг от друга и не углубляться в город.
Я набрасывал на Сирк сеть и не хотел, чтобы ее ячейки были разорваны.
Уже наступил день.
Солдаты двинулись вперед. Я видел, как вверх и вниз устремляются стрелы, свистя при этом, как змеи. Слышал, как стучат топоры о двери.
Клянусь Люкой! Вот на одной крыше появился флаг Карака! Еще один.
Шум в Сирке становился громче, в нем слышались ноты безумия. Хай! Я знал, что они долго не выдержат. И я узнал этот звук. Скоро он станет почти непереносим. Его издают люди в отчаянии!
Хай! Скоро они выскочат…
Тибур бранился рядом со мной. Я взглянул на Люр: она дрожала. Солдаты шумели, они рвались в бой. Я видел их голубые глаза, твердые и холодные, их лица под шлемами — не лица женщин, а юных воинов… тот, кто ждет от них женского милосердия, проснется в холодном поту.
— Клянусь Зардой! Битва кончится, прежде чем мы сможем обнажить лезвие!
Я рассмеялся.
— Терпение, Тибур! Терпение — наше лучшее оружие. И Сирка тоже, если бы они знали это. Пусть первыми утратят это оружие.
Шум становился громче. В начале улицы появилось с полсотни солдат Карака, они сражались против большего числа защитников Сирка, которых становилось все больше, они выбегали из домов и с перекрестных улиц осажденного города.
Этого момента я и ждал!
Я отдал приказ. Издал воинский клич. Мы двинулись на них. Наши солдаты расступились, пропустили нас и смешались с теми, кто шел за нами. Мы ударили в защитников Сирка. Они отступали, но при этом отчаянно сражались, и многие седла дворян опустели, и многие лошади бегали без всадников, прежде чем мы преодолели первую баррикаду.
Хай! Но как они сражались из-за торопливо поваленных деревьев — женщины, мужчины и дети, едва способные согнуть лук или поднять меч!
Теперь солдаты Карака начали нападать на них с боков; солдаты Карака стреляли в них с крыш домов, которые они покинули; мы сражались с Сирком, как он планировал сражаться с нами. И те, кто противостоял нам, скоро отступили, побежали, и мы были на баррикаде. Сражаясь, мы добрались до сердца Сирка — большой красивой площади, на которой били фонтаны и цвели цветы. Брызги фонтанов стали алыми, и когда мы уходили с площади, на ней не осталось цветов.
Мы заплатили здесь тяжелую дань. Половина дворян была убита. Копье ударило меня в шлем и чуть не свалило с лошади. Я ехал без шлема, весь в крови, кричал, с меча капала кровь. Нарал и Дара были ранены, но по-прежнему защищали мою спину. Ведьма, Кузнец и его приближенные оставались невредимы.
Послышался топот копыт. На нас устремилась волна всадников. Мы поскакали им навстречу. Мы столкнулись, как две волны. Слились. Смешались. Засверкали мечи. Ударили молоты. Загремели топоры. Хай! Теперь рукопашная
— вот это я знаю и люблю больше всего!
Закружился безумный водоворот. Я взглянул направо и увидел, что ведьму отделили от меня. Тибура не было видно. Что ж, они, несомненно, постоят за себя, где бы ни были.
Направо и налево взмахивал я мечом. Передо мной, перед нападавшими на меня, над шлемами солдат Карака, разделявших нас, появилось смуглое лицо… смуглое лицо, с него на меня напряженно смотрели глаза… все время на меня… все время… Рядом с этим человеком другой, стройная фигура… Карие глаза этого устремлены тоже на меня… В них ненависть, а в черных понимание и печаль.
Черные глаза и карие глаза затронули что-то глубоко-глубоко во мне… Они напоминали о чем-то… звали меня… будили что-то спящее.
Я услышал собственный голос, отдававший приказ прекратить схватку; все боевые крики поблизости стихли. Солдаты Сирка и Карака стояли молча, удивленно глядя на меня. Я тронул лошадь, поехал между телами, пристально глядя в черные глаза.
Странно, почему я опустил меч… почему я так стою… почему печаль в этих глазах разрывает мне сердце…
Человек со смуглым лицом произнес два слова:
— Лейф!.. Дегатага!
…Дегатага!..
То, что спало, проснулось, устремилось наружу, раскачивая мозг… разрывая его… потрясая каждый нерв…
Я услышал крик — голос ведьмы.
Через кольцо солдат пронеслась лошадь. На ней Рашча, зубы оскалены, холодные глаза глядят в мои. Он поднял руку. В ней сверкнул кинжал и погрузился в спину того, кто назвал меня — Дегатага!
Назвал меня…
Боже, я его знаю!
Тсантаву! Джим!
Теперь то, что спало, полностью проснулось… мой мозг принадлежал ему… это я сам… Двайану забыт!
Я бросил лошадь вперед.
Рашча готов был нанести второй удар — всадник с карими глазами размахивал перед ним мечом, а Джим падал, сползал по боку своей лошади.
Я перехватил руку Рашчи, прежде чем он смог ударить снова. Схватил его руку, загнул назад, услышал, как треснула кость. Рашча завыл, как волк.
Молот пролетел рядом с моей головой, промахнувшись на волос. Я увидел, как Тибур возвращает его за ремень.
Я наклонился, вырвал Рашчу из седла. Его здоровая рука схватила меня за горло. Я перехватил эту руку и загнул ее назад. И тоже сломал.
Лошадь моя споткнулась. Одной рукой держа Рашчу за горло, другой сжимая его, я упал на него. Извернулся и бросил его себе на колено. Моя рука переместилась с горла на грудь. Левая нога зажала его.
Быстрый удар сверху вниз — звук, как от сломанной хворостины. Ломающий Спины больше ничего не сломает. Его собственная спина сломана.
Я вскочил на ноги. Посмотрел в лицо всадника с карими глазами…
…Эвали!..
Я закричал: «Эвали!»
Неожиданно битва вокруг меня разгорелась заново. Эвали повернулась, чтобы отбить нападение. Ее закрыли широкие плечи Тибура… он стащил ее с лошади… в левой руке его что-то сверкнуло… полетело ко мне…
Я бросился в сторону — недостаточно быстро…
Что-то ударило меня по голове. Я опустился на четвереньки, слепой и глухой. Потом услышал смех Тибура, пытался побороть слепоту и головокружение, чувствовал, как кровь струится по лицу…
Прижавшись к земле, раскачиваясь на коленях, слышал, как битва прошумела надо мной и ушла в сторону.
Головокружение прошло. Слепота миновала. Я по-прежнему стоял на четвереньках. Подо мной тело человека… человека, чьи черные глаза смотрели на меня с пониманием… с любовью.
Я почувствовал прикосновение к плечу, с трудом поднял голову. Это Дара.
— Волосок между жизнью и смертью, господин. Выпей это.
Она поднесла к моим губам флакон. Горькая горячая жидкость пробежала по внутренностям, придала устойчивости, силы. Теперь я видел вокруг себя кольцо женщин-солдат, меня охраняли… за ними еще одно кольцо, на лошадях.
— Ты меня слышишь, Лейф? У меня мало времени…
Я наклонился.
— Джим! Джим! О Боже, зачем ты пришел сюда? Возьми меч и убей меня!
Он взял меня за руку, сжал ее.
— Не будь дураком, Лейф! Ты не виноват… спаси Эвали!
— Я спасу тебя, Тсантаву, унесу отсюда…
— Заткнись и слушай. Со мной кончено, Лейф, я это знаю. Кинжал пробил кольчугу и погрузился в легкие… Я истекаю кровью… внутри… дьявол, Лейф! Не воспринимай слишком тяжело… Это могло произойти на войне… В любое время… Не твоя вина…
Меня передернуло рыдание, слезы смешались с кровью на лице.
— Я убил его, Джим, я убил его!
— Я знаю, Лейф… отличная работа… Я видел… я кое-что должен сказать тебе… — голос его стих.
Я поднес к его губам флакон… это вернуло его к жизни…
— Сейчас… Эвали… тебя ненавидит! Спаси ее… Лейф… что бы она ни сделала. Послушай. Через малый народ из Сирка нам передали сообщение, что ты хочешь там с нами встретиться. Что ты изображаешь из себя Двайану… Что ты только делаешь вид, что ничего, кроме Двайану, не помнишь… чтобы устранить подозрения и захватить власть… Ты собираешься ускользнуть… прийти в Сирк и повести нас против Карака. Ты хочешь, чтобы я был рядом с тобой… тебе нужна Эвали, чтобы убедить пигмеев…
— Я ничего не посылал тебе, Джим! — простонал я.
— Я знаю — теперь… Но тогда мы поверили… Ты спас Шри от волков и бросил вызов ведьме…
— Джим, сколько времени прошло между спасением Шри и этим лживым посланием?
— Два дня… Но какое это имеет значение? Я рассказал Эвали… что с тобой… снова и снова рассказывал ей твою историю… Она не поняла… но поверила мне… Еще немного, Лейф… я ухожу…
И опять жгучая жидкость оживила его.
— Мы добрались до Сирка… два дня назад… перебрались через реку с Шри и двадцатью пигмеями… было легко… слишком легко… волки не выли, хотя я знал, что они следят за нами… выслеживают нас… и не только они… Мы ждали… потом началось нападение… и я понял, что мы в ловушке… Как вы перебрались через гейзеры?.. неважно… но… Эвали считает, что ты послал сообщение… что ты… предатель…
Глаза его закрылись. Руки были холодны, холодны.
— Тсантаву, брат, не верь! Тсантаву, вернись, поговори со мной…
Его глаза открылись, я с трудом расслышал…
— Ты не Двайану… Лейф? Не будешь им… никогда?
— Нет, Тсантаву… не покидай меня!
— Наклони… голову… ближе, Лейф… спаси Эвали…
Голос его звучал все слабее.
— Прощай… Дегатага… не вини себя…
Тень прежней сардонической улыбки пробежала по его бледному лицу.
— Ты не выбирал… своих проклятых… предков!.. Не повезло… Нам было хорошо… вместе… Спаси… Эвали…
Из его рта полилась кровь.
Джим умер… умер!
Тсантаву больше нет!
Кузнец повернул свою лошадь, оказался лицом ко мне.
— Боги, Тибур! Хорошо сделано!
— Не было бы сделано, если бы не ты, Двайану! Ты увидел, ты понял, ты сделал. Мы лишь младшие участники.
Что ж, это правда. Но в этот момент Тибур мне почти нравился. Жизнь моей крови! Не игрушка — повести войска по мосту! Кузнец — солдат! Лишь бы был верен мне — и к Калкру ведьму!
— Очисть крепость, Ударяющий по наковальне! Нам не нужны стрелы в спину.
— Будет сделано, Двайану.
Метлой меча и молота, копья и стрелы крепость была очищена.
Гром гонга замер на половине удара.
В плечо мне уперся носом мой жеребец, он мягко подул мне в ухо.
— Ты не забыл мою лошадь! Руку, Тибур!
— Веди нас, Двайану!
Я прыгнул в седло. Высоко поднял боевой топор, развернул жеребца и поскакал к городу. Я летел, как стрела. Тибур слева от меня, женщина-ведьма справа, солдаты за нами.
Через скальный портал мы ворвались в Сирк.
Живая волна встретила нас, чтобы отбросить назад. Взлетали молоты, рубили топоры, пролетали копья и оперенные стрелы. Моя лошадь споткнулась и с криком упала; ее задние ноги были подрублены. Кто-то схватил меня за плечи, поднял. Мне улыбалась женщина-ведьма. Она отрубила руку, тянувшую меня к груде мертвых. Топором и мечом мы расчистили вокруг себя круг. Я вскочил на спину серого жеребца, с которого упал дворянин, ощетинившийся стрелами.
Мы ударились о живую волну. Она подалась, завиваясь вокруг нас.
Вперед и вперед! Рубить топором и колоть мечом! Резать, рубить и пробиваться!
Завивавшаяся волна отброшена. Перед нами лежал Сирк.
Я сдержал лошадь. Сирк лежал перед нами — но не приглашал нас!
Город лежал в углублении между крутыми неприступными черными скалами. Край прохода к городу находился выше городских крыш. Дома начинались на расстоянии полета стрелы. Красивый город. Нет ни цитадели, ни форта, ни храмов, ни дворцов. Только каменные дома, около тысячи, с плоскими крышами, расставленные редко, окруженные садами, между ними широкие улицы, усаженные деревьями. Много газонов. За городом возделанные поля и цветущие сады.
И никакой преграды. Путь открыт.
Слишком открыт!
На крышах домов я увидел блеск оружия. Слышался стук топоров, заглушавший рев труб и барабанный бой.
Хай! Они строят на улицах баррикады из деревьев, готовят нам сотни засад, ожидают, что мы прямо устремимся на них.
Расставляют свои сети прямо на виду у Двайану!
Однако они неплохо владеют тактикой. Это лучшая защита. Я не раз встречался с ней в войнах с варварами. Это значит, что нам придется сражаться за каждый шаг, каждый дом превращается в крепость, стрелы летят в нас с каждой крыши и из каждого окна. В Сирке есть предводитель, который сумел за короткое время так организовать сопротивление. Я почувствовал уважение к этому предводителю, кем бы он ни был. Он избрал единственный возможный путь к победе — если только его противник не знает контрмер.
Я их знал. Мне тяжело досталось это знание.
Сколько сможет предводитель продержать защитников в их тысячах крепостей? Как всегда, в этом опасность этого способа защиты. Каков первоначальный импульс жителей города, в который ворвался враг? Обрушиться на врага, выйдя из своих крепостей, как это делают муравьи или пчелы. Не часто находится достаточно сильный вождь, способный удержать их от этого. Если каждый дом Сирка останется связанным с другими, останется активной частью целого, Сирк непобедим. Но если их начнут отсекать одного за другим? Изолировать? Отрезать от предводителя?
Хай! Тогда в отчаянии они поползут из всех щелей! Их погонит ярость и отчаяние, вытянет, как на веревках. Они выбегут — убивать и быть убитыми. Утес обрушится — камень за камнем. Печенье будет съедено нападающими — крошка за крошкой.
Я разделил наших солдат и одну часть послал против Сирка небольшими отрядами, с приказом разойтись по городу и использовать любые укрытия. Они должны взять любой ценой крайние дома, стрелять в окна и по крышам, взламывать двери. Другие будут нападать на соседние дома, но они не должны далеко отходить друг от друга и не углубляться в город.
Я набрасывал на Сирк сеть и не хотел, чтобы ее ячейки были разорваны.
Уже наступил день.
Солдаты двинулись вперед. Я видел, как вверх и вниз устремляются стрелы, свистя при этом, как змеи. Слышал, как стучат топоры о двери.
Клянусь Люкой! Вот на одной крыше появился флаг Карака! Еще один.
Шум в Сирке становился громче, в нем слышались ноты безумия. Хай! Я знал, что они долго не выдержат. И я узнал этот звук. Скоро он станет почти непереносим. Его издают люди в отчаянии!
Хай! Скоро они выскочат…
Тибур бранился рядом со мной. Я взглянул на Люр: она дрожала. Солдаты шумели, они рвались в бой. Я видел их голубые глаза, твердые и холодные, их лица под шлемами — не лица женщин, а юных воинов… тот, кто ждет от них женского милосердия, проснется в холодном поту.
— Клянусь Зардой! Битва кончится, прежде чем мы сможем обнажить лезвие!
Я рассмеялся.
— Терпение, Тибур! Терпение — наше лучшее оружие. И Сирка тоже, если бы они знали это. Пусть первыми утратят это оружие.
Шум становился громче. В начале улицы появилось с полсотни солдат Карака, они сражались против большего числа защитников Сирка, которых становилось все больше, они выбегали из домов и с перекрестных улиц осажденного города.
Этого момента я и ждал!
Я отдал приказ. Издал воинский клич. Мы двинулись на них. Наши солдаты расступились, пропустили нас и смешались с теми, кто шел за нами. Мы ударили в защитников Сирка. Они отступали, но при этом отчаянно сражались, и многие седла дворян опустели, и многие лошади бегали без всадников, прежде чем мы преодолели первую баррикаду.
Хай! Но как они сражались из-за торопливо поваленных деревьев — женщины, мужчины и дети, едва способные согнуть лук или поднять меч!
Теперь солдаты Карака начали нападать на них с боков; солдаты Карака стреляли в них с крыш домов, которые они покинули; мы сражались с Сирком, как он планировал сражаться с нами. И те, кто противостоял нам, скоро отступили, побежали, и мы были на баррикаде. Сражаясь, мы добрались до сердца Сирка — большой красивой площади, на которой били фонтаны и цвели цветы. Брызги фонтанов стали алыми, и когда мы уходили с площади, на ней не осталось цветов.
Мы заплатили здесь тяжелую дань. Половина дворян была убита. Копье ударило меня в шлем и чуть не свалило с лошади. Я ехал без шлема, весь в крови, кричал, с меча капала кровь. Нарал и Дара были ранены, но по-прежнему защищали мою спину. Ведьма, Кузнец и его приближенные оставались невредимы.
Послышался топот копыт. На нас устремилась волна всадников. Мы поскакали им навстречу. Мы столкнулись, как две волны. Слились. Смешались. Засверкали мечи. Ударили молоты. Загремели топоры. Хай! Теперь рукопашная
— вот это я знаю и люблю больше всего!
Закружился безумный водоворот. Я взглянул направо и увидел, что ведьму отделили от меня. Тибура не было видно. Что ж, они, несомненно, постоят за себя, где бы ни были.
Направо и налево взмахивал я мечом. Передо мной, перед нападавшими на меня, над шлемами солдат Карака, разделявших нас, появилось смуглое лицо… смуглое лицо, с него на меня напряженно смотрели глаза… все время на меня… все время… Рядом с этим человеком другой, стройная фигура… Карие глаза этого устремлены тоже на меня… В них ненависть, а в черных понимание и печаль.
Черные глаза и карие глаза затронули что-то глубоко-глубоко во мне… Они напоминали о чем-то… звали меня… будили что-то спящее.
Я услышал собственный голос, отдававший приказ прекратить схватку; все боевые крики поблизости стихли. Солдаты Сирка и Карака стояли молча, удивленно глядя на меня. Я тронул лошадь, поехал между телами, пристально глядя в черные глаза.
Странно, почему я опустил меч… почему я так стою… почему печаль в этих глазах разрывает мне сердце…
Человек со смуглым лицом произнес два слова:
— Лейф!.. Дегатага!
…Дегатага!..
То, что спало, проснулось, устремилось наружу, раскачивая мозг… разрывая его… потрясая каждый нерв…
Я услышал крик — голос ведьмы.
Через кольцо солдат пронеслась лошадь. На ней Рашча, зубы оскалены, холодные глаза глядят в мои. Он поднял руку. В ней сверкнул кинжал и погрузился в спину того, кто назвал меня — Дегатага!
Назвал меня…
Боже, я его знаю!
Тсантаву! Джим!
Теперь то, что спало, полностью проснулось… мой мозг принадлежал ему… это я сам… Двайану забыт!
Я бросил лошадь вперед.
Рашча готов был нанести второй удар — всадник с карими глазами размахивал перед ним мечом, а Джим падал, сползал по боку своей лошади.
Я перехватил руку Рашчи, прежде чем он смог ударить снова. Схватил его руку, загнул назад, услышал, как треснула кость. Рашча завыл, как волк.
Молот пролетел рядом с моей головой, промахнувшись на волос. Я увидел, как Тибур возвращает его за ремень.
Я наклонился, вырвал Рашчу из седла. Его здоровая рука схватила меня за горло. Я перехватил эту руку и загнул ее назад. И тоже сломал.
Лошадь моя споткнулась. Одной рукой держа Рашчу за горло, другой сжимая его, я упал на него. Извернулся и бросил его себе на колено. Моя рука переместилась с горла на грудь. Левая нога зажала его.
Быстрый удар сверху вниз — звук, как от сломанной хворостины. Ломающий Спины больше ничего не сломает. Его собственная спина сломана.
Я вскочил на ноги. Посмотрел в лицо всадника с карими глазами…
…Эвали!..
Я закричал: «Эвали!»
Неожиданно битва вокруг меня разгорелась заново. Эвали повернулась, чтобы отбить нападение. Ее закрыли широкие плечи Тибура… он стащил ее с лошади… в левой руке его что-то сверкнуло… полетело ко мне…
Я бросился в сторону — недостаточно быстро…
Что-то ударило меня по голове. Я опустился на четвереньки, слепой и глухой. Потом услышал смех Тибура, пытался побороть слепоту и головокружение, чувствовал, как кровь струится по лицу…
Прижавшись к земле, раскачиваясь на коленях, слышал, как битва прошумела надо мной и ушла в сторону.
Головокружение прошло. Слепота миновала. Я по-прежнему стоял на четвереньках. Подо мной тело человека… человека, чьи черные глаза смотрели на меня с пониманием… с любовью.
Я почувствовал прикосновение к плечу, с трудом поднял голову. Это Дара.
— Волосок между жизнью и смертью, господин. Выпей это.
Она поднесла к моим губам флакон. Горькая горячая жидкость пробежала по внутренностям, придала устойчивости, силы. Теперь я видел вокруг себя кольцо женщин-солдат, меня охраняли… за ними еще одно кольцо, на лошадях.
— Ты меня слышишь, Лейф? У меня мало времени…
Я наклонился.
— Джим! Джим! О Боже, зачем ты пришел сюда? Возьми меч и убей меня!
Он взял меня за руку, сжал ее.
— Не будь дураком, Лейф! Ты не виноват… спаси Эвали!
— Я спасу тебя, Тсантаву, унесу отсюда…
— Заткнись и слушай. Со мной кончено, Лейф, я это знаю. Кинжал пробил кольчугу и погрузился в легкие… Я истекаю кровью… внутри… дьявол, Лейф! Не воспринимай слишком тяжело… Это могло произойти на войне… В любое время… Не твоя вина…
Меня передернуло рыдание, слезы смешались с кровью на лице.
— Я убил его, Джим, я убил его!
— Я знаю, Лейф… отличная работа… Я видел… я кое-что должен сказать тебе… — голос его стих.
Я поднес к его губам флакон… это вернуло его к жизни…
— Сейчас… Эвали… тебя ненавидит! Спаси ее… Лейф… что бы она ни сделала. Послушай. Через малый народ из Сирка нам передали сообщение, что ты хочешь там с нами встретиться. Что ты изображаешь из себя Двайану… Что ты только делаешь вид, что ничего, кроме Двайану, не помнишь… чтобы устранить подозрения и захватить власть… Ты собираешься ускользнуть… прийти в Сирк и повести нас против Карака. Ты хочешь, чтобы я был рядом с тобой… тебе нужна Эвали, чтобы убедить пигмеев…
— Я ничего не посылал тебе, Джим! — простонал я.
— Я знаю — теперь… Но тогда мы поверили… Ты спас Шри от волков и бросил вызов ведьме…
— Джим, сколько времени прошло между спасением Шри и этим лживым посланием?
— Два дня… Но какое это имеет значение? Я рассказал Эвали… что с тобой… снова и снова рассказывал ей твою историю… Она не поняла… но поверила мне… Еще немного, Лейф… я ухожу…
И опять жгучая жидкость оживила его.
— Мы добрались до Сирка… два дня назад… перебрались через реку с Шри и двадцатью пигмеями… было легко… слишком легко… волки не выли, хотя я знал, что они следят за нами… выслеживают нас… и не только они… Мы ждали… потом началось нападение… и я понял, что мы в ловушке… Как вы перебрались через гейзеры?.. неважно… но… Эвали считает, что ты послал сообщение… что ты… предатель…
Глаза его закрылись. Руки были холодны, холодны.
— Тсантаву, брат, не верь! Тсантаву, вернись, поговори со мной…
Его глаза открылись, я с трудом расслышал…
— Ты не Двайану… Лейф? Не будешь им… никогда?
— Нет, Тсантаву… не покидай меня!
— Наклони… голову… ближе, Лейф… спаси Эвали…
Голос его звучал все слабее.
— Прощай… Дегатага… не вини себя…
Тень прежней сардонической улыбки пробежала по его бледному лицу.
— Ты не выбирал… своих проклятых… предков!.. Не повезло… Нам было хорошо… вместе… Спаси… Эвали…
Из его рта полилась кровь.
Джим умер… умер!
Тсантаву больше нет!
КНИГА ЛЕЙФА
21. ВОЗВРАЩЕНИЕ В КАРАК
Я склонился к Джиму и поцеловал его в лоб. Встал. Я онемел от горя. Но под немотой кипел мучительный гнев, мучительный ужас. Смертоносный гнев против ведьмы и Кузнеца — ужас перед самим собой, ужас перед… Двайану!
Нужно найти Тибура и ведьму — но сначала нужно сделать кое-что еще. Они и Эвали могут подождать.
— Дара, пусть его поднимут. Отнесите его в один из домов.
Я пошел вслед за солдатами, уносившими тело Джима. Сражение продолжалось, но далеко от нас. А вокруг нас только мертвые. Я решил, что последние очаги сопротивления Сирка находятся в конце долины.
Дара, Нарал, я и с полдюжины солдат прошли в сломанные двери того, что еще вчера было уютным домом. В центре его находился небольшой зал с колоннами. Остальные солдаты остались снаружи, охраняя вход. Я приказал снести в зал стулья, кровати и все, что может гореть, и сложить все это в погребальный костер. Дара сказала:
— Господин, позволь перевязать твои раны.
Я сел и размышлял, пока она омывала рану у меня на голове жгучим вином. Мозг мой по-прежнему странно застыл, но работал четко. Я Лейф Ленгдон. Двайану больше не хозяин моего мозга — и никогда не будет. Но он жив. Он живет, как часть меня. Шок от появления Джима растворил Двайану в Лейфе Ленгдоне. Как будто два противоположных течения слились; как будто соединились две капли; как будто сплавились два металла.
Кристально ясно помнил я все, что видел и слышал и думал с того момента, как был сброшен с моста Нансур. И кристально ясно, болезненно ясно помнил все, что происходило до того. Двайану не умер, нет! Он часть меня, и теперь я несравненно сильнее. Я могу использовать его, его силу, его мудрость — но он не может использовать меня. Я во главе. Я хозяин.
И я думал, сидя здесь, что если хочу спасти Эвали, если хочу совершить и другой поступок, который обязан совершить, даже если придется умереть, внешне я должен оставаться Двайану. В этом моя власть. Нелегко объяснить происшедшее со мной превращение моим солдатам. Они верили в Двайану и следовали за мной как за Двайану. Если даже Эвали, знавшая меня как Лейфа, любившая меня как Лейфа, слышавшая объяснения Джима, — даже если она не смогла понять, как могут понять остальные? Нет, они не должны заметить перемены.
Я ощупал голову. Порез глубокий и длинный; очевидно, только крепкий череп спас меня.
— Дара, кто нанес эту рану?
— Тибур, господин.
— Он пытался убить меня… Почему он не закончил?
— Левая рука Тибура всегда приносила смерть. Он считал, что не может промахнуться. Он увидел, что ты упал, и решил, что ты мертв.
— А смерть прошла на расстоянии волоса. И если бы кто-то не оттолкнул меня… Это была ты, Дара?
— Я, Двайану. Я видела, как он поднял руку, поняла, что последует. Бросилась тебе в ноги, чтобы он меня не видел.
— Ты боишься Тибура?
— Нет, я не хотела, чтобы он знал, что промахнулся.
— Почему?
— Чтобы у тебя было больше возможности убить Тибура, господин. Твоя сила уменьшилась со смертью твоего друга.
Я пристально посмотрел на своего смелого офицера. Что она знает? Узнаю позже. Я посмотрел на костер. Он был почти готов.
— А что он метнул, Дара?
Она достала из-за пояса любопытное орудие, подобного которому я никогда не видел. Конец его был заострен, как кинжал, с четырьмя острыми, как бритва, ребрами. Металлическая рукоять, круглая, похожая на древко маленького копья. Весило оружие около пяти фунтов. Металл, из которого оно изготовлено, я не узнал: плотнее, тяжелее, чем лучшая сталь. В сущности это метательный нож. Ни одна кольчуга не выдержала бы удара этого острия, да еще брошенного с силой Кузнеца. Дара взяла его у меня и потянула за короткое древко. Немедленно острые ребра растопырились, как ножи. На конце каждого ребра острая колючка. Дьявольское оружие! Его невозможно извлечь, только вырезать, а если потянешь, высвобождаются эти ребра и еще глубже впиваются в тело. Я взял оружие у Дары и спрятал его за пояс. Если раньше у меня и были сомнения, как поступить с Тибуром, теперь никаких сомнений не было.
Нужно найти Тибура и ведьму — но сначала нужно сделать кое-что еще. Они и Эвали могут подождать.
— Дара, пусть его поднимут. Отнесите его в один из домов.
Я пошел вслед за солдатами, уносившими тело Джима. Сражение продолжалось, но далеко от нас. А вокруг нас только мертвые. Я решил, что последние очаги сопротивления Сирка находятся в конце долины.
Дара, Нарал, я и с полдюжины солдат прошли в сломанные двери того, что еще вчера было уютным домом. В центре его находился небольшой зал с колоннами. Остальные солдаты остались снаружи, охраняя вход. Я приказал снести в зал стулья, кровати и все, что может гореть, и сложить все это в погребальный костер. Дара сказала:
— Господин, позволь перевязать твои раны.
Я сел и размышлял, пока она омывала рану у меня на голове жгучим вином. Мозг мой по-прежнему странно застыл, но работал четко. Я Лейф Ленгдон. Двайану больше не хозяин моего мозга — и никогда не будет. Но он жив. Он живет, как часть меня. Шок от появления Джима растворил Двайану в Лейфе Ленгдоне. Как будто два противоположных течения слились; как будто соединились две капли; как будто сплавились два металла.
Кристально ясно помнил я все, что видел и слышал и думал с того момента, как был сброшен с моста Нансур. И кристально ясно, болезненно ясно помнил все, что происходило до того. Двайану не умер, нет! Он часть меня, и теперь я несравненно сильнее. Я могу использовать его, его силу, его мудрость — но он не может использовать меня. Я во главе. Я хозяин.
И я думал, сидя здесь, что если хочу спасти Эвали, если хочу совершить и другой поступок, который обязан совершить, даже если придется умереть, внешне я должен оставаться Двайану. В этом моя власть. Нелегко объяснить происшедшее со мной превращение моим солдатам. Они верили в Двайану и следовали за мной как за Двайану. Если даже Эвали, знавшая меня как Лейфа, любившая меня как Лейфа, слышавшая объяснения Джима, — даже если она не смогла понять, как могут понять остальные? Нет, они не должны заметить перемены.
Я ощупал голову. Порез глубокий и длинный; очевидно, только крепкий череп спас меня.
— Дара, кто нанес эту рану?
— Тибур, господин.
— Он пытался убить меня… Почему он не закончил?
— Левая рука Тибура всегда приносила смерть. Он считал, что не может промахнуться. Он увидел, что ты упал, и решил, что ты мертв.
— А смерть прошла на расстоянии волоса. И если бы кто-то не оттолкнул меня… Это была ты, Дара?
— Я, Двайану. Я видела, как он поднял руку, поняла, что последует. Бросилась тебе в ноги, чтобы он меня не видел.
— Ты боишься Тибура?
— Нет, я не хотела, чтобы он знал, что промахнулся.
— Почему?
— Чтобы у тебя было больше возможности убить Тибура, господин. Твоя сила уменьшилась со смертью твоего друга.
Я пристально посмотрел на своего смелого офицера. Что она знает? Узнаю позже. Я посмотрел на костер. Он был почти готов.
— А что он метнул, Дара?
Она достала из-за пояса любопытное орудие, подобного которому я никогда не видел. Конец его был заострен, как кинжал, с четырьмя острыми, как бритва, ребрами. Металлическая рукоять, круглая, похожая на древко маленького копья. Весило оружие около пяти фунтов. Металл, из которого оно изготовлено, я не узнал: плотнее, тяжелее, чем лучшая сталь. В сущности это метательный нож. Ни одна кольчуга не выдержала бы удара этого острия, да еще брошенного с силой Кузнеца. Дара взяла его у меня и потянула за короткое древко. Немедленно острые ребра растопырились, как ножи. На конце каждого ребра острая колючка. Дьявольское оружие! Его невозможно извлечь, только вырезать, а если потянешь, высвобождаются эти ребра и еще глубже впиваются в тело. Я взял оружие у Дары и спрятал его за пояс. Если раньше у меня и были сомнения, как поступить с Тибуром, теперь никаких сомнений не было.