В комнате повисла тишина, странно подчеркнутая боем барабанов. Не знаю, как долго мы сидели молча. Неожиданно бой барабанов стал слабее.
   И затем совсем прекратился. Тишина казалась чем-то нереальным. Я почувствовал, как расслабляются напряженные нервы. От неожиданной тишины заболело в ушах, медленнее забилось сердце.
   — Послание получено. Они приняли условия, — сказала Эвали.
   Ведьма встала.
   — Ты оставишь себе девушку на ночь, Двайану?
   — Она будет спать в одной из этих комнат. Ее будут охранять. Никто не сможет пройти к ней, миновав эту мою комнату. — Я со значением посмотрел на нее. — А я сплю некрепко. Так что не бойся, что она сбежит.
   — Я рада, что барабаны не потревожат твой сон, Двайану.
   Она насмешливо отсалютовала мне и вышла вместе с Овадрой.
   Неожиданно на меня снова обрушилась усталость. Я повернулся к Звали, которая смотрела на меня с выражением сомнения. В ее глазах определенно не было ни презрения, ни отвращения. Что ж, вот я и добился того, чего добивался всеми этими маневрами. Она наедине со мной. И я понял, что после всего, что она видела, после всего, что испытала из-за меня, слова бесполезны. Да и не мог я сказать всего, что хотел. Нет, впереди много времени… может быть, утром, когда я высплюсь… или после того, как сделаю то, что задумал… тогда она поверит…
   — Спи спокойно, Эвали. Спи без страха… и поверь, что все, что было неправильно, будет исправлено. Иди с Дарой. Тебя будут хорошо охранять. Никто не сможет пройти к тебе, кроме как через эту комнату, а здесь буду я. Спи и ничего не бойся.
   Я позвал Дару, объяснил ей, что нужно делать, и Эвали ушла с ней. У занавеса, закрывавшего вход в соседнюю комнату, она заколебалась, полуобернулась, будто собираясь сказать что-то, но передумала. Вскоре вернулась Дара. Она сказала:
   — Она уже спит, Двайану.
   — Спи и ты, друг, — ответил я. — И все, кто был сегодня со мной. Я думаю, ночью опасаться нечего. Отбери таких, кому можно полностью доверять. Пусть охраняют коридор и вход в эту комнату. Где ты ее положила?
   — Через комнату, Двайану.
   — Будет лучше, если ты и остальные будут спать здесь. К вашим услугам с полдесятка комнат. Захватите с собой вина и хлеба, побольше.
   Она рассмеялась.
   — Ты ожидаешь осаду, Двайану?
   — Заранее никогда нельзя знать.
   — Ты не вполне доверяешь Люр, господин?
   — Я совсем ей не доверяю, Дара.
   Она кивнула и повернулась, чтобы идти. Повинуясь внезапному импульсу, я сказал:
   — Дара, лучше ли ты будешь спать сегодня и легче ли тебе будет отбирать стражу, если я скажу тебе: пока я жив, жертвоприношений Калкру не будет?
   Она вздрогнула, лицо ее посветлело, смягчилось. Она протянула мне руку:
   — Двайану, мою сестру отдали Калкру. Ты на самом деле хочешь этого?
   — Клянусь жизнью! Клянусь всеми богами!
   — Спи спокойно, господин! — Она задыхалась. Вышла, но я успел заметить на ее глазах слезы.
   Что ж, женщина имеет право плакать, даже если она солдат. Я сам сегодня плакал.
 
   Я налил себе вина, пил его и размышлял. В основном о загадке Калкру. И для этого были причины.
   Что такое Калкру?
   Я снял цепь с шеи, открыл ящичек и стал рассматривать кольцо. Закрыл ящичек и поставил его на стол. Я чувствовал, что пока размышляю, лучше убрать кольцо подальше от сердца.
   У Двайану были сомнения относительно этого чудовища: на самом ли деле оно Дух Пустоты? Я, Лейф Ленгдон и пассивный Двайану, теперь не сомневался, что это не так. Но я не мог и принять теорию Барра о массовом гипнозе. А мошенничество вообще вне вопроса.
   Кем или чем бы ни был Калкру, он, как сказала ведьма, существовал. Или по крайней мере существовала тень, которая при помощи ритуала и кольца становилась материальной.
   Я думал, что мог бы принять все происшествие в оазисе за галлюцинацию, если бы оно не повторилось здесь, в земле теней. Нет никаких сомнений в реальности жертвоприношения, которое я совершил; никакого сомнения в уничтожении — поглощении — растворении — двенадцати девушек. Нет сомнения в том, что Йодин верил в способность щупальца уничтожить меня, в том, что оно уничтожило его самого. И подумал, что если жертвы и Йодин стоят где-то в боковом крыле и смеются надо мной, как предполагал Барр, то это крыло где-то в другом мире. И к тому же глубочайший ужас малого народа, ужас большинства айжиров — и восстание в древней земле айжиров, вызванное тем же ужасом, которое уничтожило в ходе гражданской войны саму землю айжиров.
   Нет, чем бы ни было это существо, как бы ни противоречило его признание науке, как бы его ни называть — атавизм, суеверие, — оно существовало. Оно не с этой земли, несомненно. Оно не сверхъестественное. Точнее сверхъестественное, если считать таким приходящее из другого измерения или из иного мира, недоступного нашим органам чувств.
   И я подумал, что наука и религия действительно кровные сестры, именно поэтому они так не выносят друг друга. Ученые и богословы одинаковы в своем догматизме, в своей нетерпимости.
   Но как есть в церкви люди, чей мозг не окаменел в религиозном догматизме, так же и в лабораториях можно встретить людей с неокаменевшим мозгом. Эйнштейн, который осмелился бросить вызов всем нашим представлениям о пространстве и времени в четырехмерном мире, в котором само время является измерением, который дал доказательства существования пятимерного пространства вместо четырехмерного, доступного нашим органам чувств… возможность того, что десятки миров совмещаются в пространстве вместе с нашим… энергия, которая может стать материей, если настроить ее на другую вибрацию… и все эти миры не подозревают о существовании друг друга… полностью опровергнутая старая аксиома, что два тела не могут одновременно занимать одно и то же пространство…
   И я подумал: что если давным-давно один из айжиров, древний ученый, обнаружил все это? Открыл пятое измерение, помимо длины, высоты, ширины и времени? Или открыл один из тех смежных миров, чья материя проникает сквозь щели нашего мира? И, открыв этот мир, он нашел средства вызывать жителей этого мира в наш, дал им возможность проникать к нам? Звуком и жестом, кольцом и экраном создал ворота, через которые могут проходить эти существа из другого мира — или по крайней мере становиться видными. Какое оружие приобрел этот открыватель, какое оружие получили жрецы!
   Если это так, то одно или множество существ ютятся в этом входе в поисках глотка жизни? Воспоминания, завещанные мне Двайану, говорили, что в земле айжиров существовали и другие храмы, помимо того, в оазисе. То же ли самое существо появлялось во всех храмах? То же ли существо, появлявшееся в экране храма оазиса, появляется и в храме земли миража? Или их много — существ из другого измерения или из другого мира, тех, что алчно отвечают на призыв? Не обязательно, чтобы в своем мире эти существа имели форму Кракена. Возможно, именно такую форму они принимают на выходе под влиянием законов природы.
   Некоторое время я размышлял над этим. Мне казалось, что это объясняет появление Калкру. И если это так, то чтобы избавиться от Калкру, нужно уничтожить средства, при помощи которых он появляется в нашем мире. Именно это и хотели сделать древние жители земли айжиров.
   Но почему только представители древней крови могут вызывать?..
   Я услышал негромкий голос у двери. Неслышно подошел, прислушался. Открыл дверь: со стражниками говорила Люр.
   — Что тебе нужно, Люр?
   — Я хочу поговорить с тобой. Это займет немного времени, Двайану.
   Я рассматривал ведьму. Она стояла неподвижно, в глазах ее не было вызова, не было расчетливости — только просьба. Рыжие пряди падали на белые плечи. Она была без оружия, без украшений. И выглядела моложе, чем всегда, какая-то жалкая. У меня не было желания насмехаться над ней или отказывать. Напротив, во мне шевельнулась жалость.
   — Входи, Люр… и говори, что у тебя на уме.
   Я закрыл за ней дверь. Она подошла к окну, выглянула в тускло светящуюся ночь. Я подошел к ней.
   — Говори тише, Люр. Девушка спит в соседней комнате. Пусть спит.
   Она без всякого выражения сказала:
   — Я хотела бы, чтобы ты никогда не появлялся здесь, Желтоволосый.
   Я подумал о Джиме и ответил:
   — Я тоже хотел бы этого, ведьма. Но я здесь.
   Она прислонилась ко мне, положила руку мне на сердце.
   — Почему ты так меня ненавидишь?
   — Я не ненавижу тебя, Люр. Во мне ни к кому нет ненависти — только к одному.
   — И это?..
   Я невольно взглянул на стол. Здесь горела свеча, ее пламя освещало ящичек с кольцом. Она посмотрела туда же. Сказала:
   — Что ты собираешься сделать? Раскрыть Карак перед карликами? Восстановить мост Нансур? Править Караком и рррллия вместе со смуглой девушкой? Если так… что станет с Люр? Ответь мне… Я любила тебя, когда ты был Двайану… ты хорошо это знаешь…
   — И убила бы меня, пока я был Двайану, — мрачно добавил я.
   — Потому что я видела, как умирает Двайану, когда ты смотрел в глаза незнакомца, — ответила она. — Ты, кого победил Двайану, убивал Двайану. А я его любила. Разве я не должна было отомстить за него?
   — Если ты веришь, что я больше не Двайану, значит я человек, друга которого ты заманила в ловушку и убила, человек, чью любимую ты захватила и хотела убить. И если это так, то какое право ты имеешь на меня, Люр?
   Она некоторое время молчала; потом ответила:
   — У меня есть оправдание. Я тебе сказала, что любила Двайану. Кое-что я о тебе знала с самого начала, Желтоволосый. Но я видела, как в тебе просыпается Двайану. И знала, что это истинно он. Я знала также, что пока живы этот твой друг и смуглая девушка, Двайану в опасности. Поэтому я задумала вызвать их в Сирк. Я пыталась убить их раньше, чем ты с ними увидишься. Тогда, думала я, все будет хорошо. Тогда не сможет вернуться того, кто был побежден Двайану. Я проиграла. Я поняла это, когда по своему капризу Люка свела вас троих вместе. Гнев и печаль охватили меня… и я сделала… то, что сделала…
   — Люр, — сказал я, — ответь мне правдиво. В тот день, когда ты вернулась на озеро Призраков после охоты на двух женщин… не были ли это твои посыльные, которые должны были отнести в Сирк ложное послание? И не ждала ли ты сообщения, что мой друг и смуглая девушка в ловушке, прежде чем дать сигнал к выступлению? И не было ли у тебя мысли, что тогда — если я открою дорогу в Сирк — ты сможешь избавиться не только от них, но и от Двайану? Вспомни: ты любила Двайану, но, как сказал он тебе, власть ты любила больше. А Двайану угрожал твоей власти. Отвечай правдиво.
   Вторично я увидел слезы на глазах ведьмы. Она ответила разбито:
   — Да, я послала шпионов. Я ждала, пока эти двое не окажутся в ловушке. Но я никогда не хотели причинить вред Двайану.
   Я не поверил ей. Но по-прежнему не испытывал ни гнева, ни ненависти. Только растущую жалость.
   — Люр, теперь я скажу тебе правду. Я не собираюсь править Караком и рррллия вместе с Эвали. У меня больше нет желания власти. Оно ушло с Двайану. В мире, который я заключу с карликами, ты будешь править Караком
   — если пожелаешь. Смуглая девушка уйдет с ними. Она не захочет оставаться в Караке. И я не захочу…
   — Ты не можешь уйти с нею, — прервала она меня. — Желтые псы никогда не будут доверять тебе. Их стрелы всегда будут нацелены на тебя.
   Я кивнул: эта мысль давно пришла мне в голову.
   — Все это уладится, — сказал я. — Но жертвоприношений больше не будет. Ворота Калкру закроются навсегда. Я закрою их.
   Глаза ее расширились.
   — Ты хочешь сказать…
   — Я хочу сказать, что навсегда закрою Калкру дорогу в Карак — разве что Калкру окажется сильнее меня.
   Она беспомощно стиснула руки.
   — Какая польза мне тогда от Карака… как смогу я удержать его жителей?
   — И все-таки… я уничтожу ворота Калкру.
   Она прошептала:
   — Боги, если бы у меня было кольцо Йодина…
   Я улыбнулся в ответ.
   — Ведьма, ты так же хорошо, как и я, знаешь, что Калкру не приходит на зов женщины.
   Колдовские огоньки загорелись в ее глазах; в них мелькнул зеленоватый отблеск.
   — Существует древнее пророчество, Желтоволосый. Двайану его не знал… или забыл. В нем говорится, что когда Калкру придет на зов женщины, он — останется. Именно поэтому ни одной женщине в земле айжиров не позволено было становиться жрицей и проводить жертвоприношения.
   В ответ я рассмеялся.
   — Отличный любимчик — вдобавок к твоим волкам, Люр.
   Она пошла к двери, остановилась.
   — Что, если бы я полюбила тебя… как любила Двайану? Ты смог бы любить меня, как любил Двайану? И еще сильнее! Отправь смуглую девушку к ее народу и сними с них наказание смертью за переход на эту сторону Нанбу. Станешь ли ты править вместе со мной Караком?
   Я открыл перед ней дверь.
   — Я тебе уже сказал, что мне не нужна власть, Люр.
   Она вышла.
   Я пошел к окну, подвинул к нему кресло и сидел, размышляя. Неожиданно откуда-то поблизости от крепости послышался волчий вой. Он прозвучал три раза, потом еще трижды.
   — Лейф!
   Я вскочил на ноги. Рядом со мной была Эвали. Через вуаль своих волос она смотрела на меня; ее глаза светились, в них не было сомнения, ненависти, страха. Это были глаза прежней Эвали.
   — Эвали!
   Я обнял ее, мои губы отыскали ее губы.
   — Я слышала, Лейф!
   — Ты веришь, Эвали?
   Она поцеловала меня, прижалась ко мне.
   — Но она права, Лейф. Ты не можешь вернуться со мной в землю малого народа. Они никогда, никогда не поймут. А я не стану жить в Караке.
   — Пойдешь ли ты со мной, Эвали? В мою землю? После того как я сделаю… то, что должен сделать… и если не погибну при этом?
   — Я пойду с тобой, Лейф!
   Она немного поплакала и потом уснула у меня на руках. Я поднял ее, отнес в соседнюю комнату, укрыл. Она не проснулась.
   Я вернулся к себе. Проходя мимо стола, взял ящичек и хотел надеть на шею цепь. Потом поставил его на место. Никогда не надену больше эту цепь! Не выпуская из рук меча, я лег в кровать. И уснул.

23. В ХРАМЕ КАЛКРУ

   Дважды я просыпался. Первый раз меня разбудил волчий вой. Волки выли как будто прямо под окном. Я сонно прислушался и снова заснул.
   Второй раз я проснулся от беспокойного сна. Я был уверен, что меня разбудил какой-то звук в комнате. Рука моя упала на рукоять меча, лежавшего на полу рядом с кроватью. У меня было ощущение, что в комнате кто-то есть. В зеленой полутьме, наполнявшей комнату, ничего не было видно. Я негромко спросил:
   — Эвали, это ты?
   Ни ответа, ни звука.
   Я сел, даже опустил ноги на пол, чтобы встать. Потом вспомнил, что за дверью стража, что рядом Дара и ее солдаты, и сказал себе, что проснулся только от тревожного сна. Но некоторое время я лежал прислушиваясь, сжимая меч в руке. Потом снова уснул.
 
   Послышался стук в дверь, я проснулся. Уже давно рассвело. Я тихо подошел к двери, чтобы не разбудить Эвали. Открыл ее. Среди стражников был Шри. Маленький человек пришел в полном вооружении, с копьем, изогнутым ножом, а за плечами — маленький, но удивительно звучный барабан. Он дружески посмотрел на меня. Я потрепал его по руке и указал на занавес.
   — Эвали там, Шри. Разбуди ее.
   Он прошел мимо меня, я поздоровался с охраной и повернулся вслед за Шри. Он стоял у занавеса, глядя на меня, в глазах его не было дружеского выражения. Он сказал:
   — Эвали здесь нет.
   Я недоверчиво смотрел на него, потом оттолкнул и вбежал в комнату. Она была пуста. Я подошел к груде шелков и подушек, на которых спала Эвали, потрогал ее. Тепло не чувствуется. Вместе с Шри я пошел в следующую комнату. Здесь спали Дара и с полдюжины женщин. Я коснулся плеча Дары. Она, зевая, села.
   — Дара, девушка исчезла!
   — Исчезла! — она смотрела на меня так же недоверчиво, как я только что на золотого пигмея. Вскочила, вбежала в соседнюю комнату, потом вместе со мной по другим комнатам. Там спали солдаты. Эвали не было.
   Я вернулся в свою комнату. Меня охватил бешеный гнев. Быстро, хрипло допросил стражу. Они никого не видели. Никто не входил, никто не выходил. Золотой пигмей слушал, не отрывая от меня взгляда.
   Я пошел в комнату Эвали. Проходя мимо стола, я увидел ящичек. Моя рука опустилась на него, приподняла. Он непривычно легок… Я открыл его…
   Кольца Калкру в нем не было!
   Я смотрел на него — огнем жгло меня осознание того, что может означать отсутствие кольца и Эвали. Я застонал, ухватился за стол, чтобы не упасть.
   — Бей в барабан, Шри! Созывай свой народ! Пусть идут быстрее! Может, еще успеем!
   Золотой пигмей засвистел, глаза его превратились в бассейны желтого огня. Он не знал всего ужаса моей мысли, но прочел достаточно. Он подскочил к окну, выставил свой барабан и стал посылать один призыв за другим — категоричные, гневные, злые. И немедленно послышался ответ — сначала с Нансура, а потом со всего пространства за рекой зазвучали барабаны малого народа.
   Слышит ли их Люр? Конечно, слышит. Но остановит ли ее их угроза? Она поймет, что я проснулся, что малый народ знает о ее предательстве и о судьбе Эвали.
   Боже! Если она услышит… пусть задержится, даст возможность спасти Эвали!
   — Сюда, господин! — Вместе с пигмеем мы заторопились на зов Дары. В комнате, где спала Эвали, на месте соединения двух камней висел кусок шелка.
   — Здесь проход, Двайану. Так они ее взяли. Они торопились: кусок шелка застрял, когда камни закрывались.
   Я поискал, чем бы ударить по камню. Но Дара уже нажимала тут и там. Камень отодвинулся. Шри мимо меня пробежал в темный туннель, который открывался за камнем. Я заторопился за ним, за мной Дара и остальные. Проход оказался узким и коротким. Кончался он сплошной каменной стеной. И тут Дара стала нажимать в разных местах, пока стена не открылась.
   Мы вбежали в комнату верховного жреца. Глаза Кракена смотрели на меня с непостижимой злобой. Но мне показалось, что теперь в них вызов.
   Вся бессмысленная ярость, весь слепой гнев покинули меня. Их место заняли холодная осмотрительность, целеустремленность, не допускавшие спешки… Слишком поздно спасти Эвали? Но никогда не поздно уничтожить тебя, мой враг!
   — Дара, приведи лошадей. Собери как можно больше людей, которым можно доверять. Бери только самых сильных. Пусть ждут у выезда на дорогу к храму… Мы поедем кончать с Калкру. Скажи им об этом.
   Я заговорил с золотым пигмеем.
   — Не знаю, сможем ли мы помочь Эвали. Но я собираюсь положить конец Калкру. Хочешь подождать своих или пойдешь со мноЙ?
   — Пойду с тобой.
   Я знал, где в черной крепости находится жилище Люр, это недалеко. Я знал также, что там ее не найду, но мне нужно было быть уверенным. И к тому же она может отвезти Эвали на озеро Призраков, думал я, минуя группы молчаливых, обеспокоенных, недоумевающих и приветствующих меня солдат. Но в глубине души я знал, что это не так. В глубине души я знал, что именно Люр ночью разбудила меня, Люр, прокравшаяся в комнату, чтобы украсть кольцо Калкру. И есть только одна причина, почему она сделала это. Нет, на озере Призраков ее нет.
   Однако… если она побывала в моей комнате, почему она не убила меня? Или собиралась, но я проснулся м позвал Эвали, и это ее остановило? Побоялась заходить так далеко? Или пощадила меня сознательно?
   Я дошел до ее комнат. Люр здесь не было. Не было никого из ее женщин. Помещения пусты, нет даже охраны.
   Я побежал. Золотой пигмей сопровождал меня, копье в левой руке, кривой нож — в правой. Мы добежали до выезда на дорогу к храму.
   Здесь меня ждали три или четыре сотни солдат. Все верхом — и все женщины. Я сел на лошадь, которую подвела ко мне Дара, посадил к себе в седло Шри. Мы поскакали к замку.
   Мы были уже на полпути, когда из деревьев, окаймлявших дорогу, выскочили белые волки. Как белый прибой, налетели они с двух сторон, вцеплялись в горло лошадей, бросались на всадников. Они нас задержали, неожиданная засада привела к падению нескольких лошадей, другие спотыкались об упавших. Вместе с лошадьми падали солдаты, волки набрасывались на них, прежде чем они могли подняться. Мы толпились среди них — лошади, люди, волки — в кровавом кольце.
   Прямо к моему горлу прыгнул большой белый волк, предводитель стаи, его зеленые глаза горели. У меня не было времени для удара мечом. Левой рукой я схватил его за горло, поднял и перебросил через спину. Но даже и при этом его клыки оцарапали меня.
   Мы миновали волков. Те, что остались в живых, поскакали за нами. Они заметно уменьшили мое войско.
   Я услышал звон наковальни… тройной удар… наковальня Тубалки!
   Боже! Это правда… Люр в храме… и Эвали… и Калкру!
   Мы бросились к двери в храм. Я услышал древнюю мелодию. У входа толпа ощетинившихся мечами дворян, мужчин и женщин.
   — Прямо на них, Дара! Затопчите их!
   Мы прорвались сквозь них, как таран. Мечи против мечей, боевые топоры и молоты бьют их, лошади топчут.
   Не прекращается резкая песня Шри. Его копье бьет, кривой нож рубит…
   Мы ворвались в храм Калкру. Пение прекратилось. Те, что пели, встали; они ударили в нас мечами, молотами и топорами; кололи и рубили наших лошадей, стаскивали нас вниз. Амфитеатр превратился в арену смерти…
   Край платформы находился передо мной. Я остановил лошадь, встал ей на спину и прыгнул на платформу. Справа от меня наковальня Тубалки, рядом с поднятым для удара молотом застыла Овадра. Я слышал рокот барабанов, пробуждающих Калкру. Над ними склонились жрецы.
   Перед жрецами, высоко подняв кольцо Калкру, стояла Люр. А между нею и пузырчатым океаном желтого камня, этими воротами Калкру, прикованные цепями попарно золотые пигмеи…
   А в воинском кольце — Эвали!
   Ведьма не посмотрела на меня; она ни разу не оглянулась на арену смерти, бушевавшей в амфитеатре, где сражались солдаты и дворяне.
   Она продолжала ритуал.
   Я с криком бросился к Овадре. Вырвал из ее рук большой молот. Бросил его в желтый экран… прямо в голову Калкру. Всю свою силу до последней унции я вложил в этот бросок.
   Экран треснул. Молот отлетел от него… упал.
   А ведьма продолжала ритуал… голос ее не дрогнул.
   По треснувшему экрану пробежала дрожь. Кракен, плывший в пузырчатом океане, казалось, то отходил назад, то приближался…
   Я побежал к нему… к молоту На мгновение остановился возле Эвали. Сунул руки за золотое кольцо вокруг ее талии, сломал его, будто деревянное. Уронил к ее ногам свой меч.
   — Защищайся, Эвали! — Я подобрал молот. Поднял его. Глаза Калкру шевельнулись… они смотрели на меня… осознавали мое присутствие… щупальца дернулись. Меня охватил парализующий холод… Я боролся с ним, собрав всю силу воли.
   Ударил молотом Тубалки по желтому камню… еще раз… и еще…
   Щупальца Калкру протянулись ко мне!
   Послышался хрустальный звон, будто поблизости ударила молния. Желтый камень экрана раскололся. Осколки обрушились на меня, как дождь со снегом, принесенные ледяным ураганом. Земля задрожала. Храм покачнулся. Мои руки упали, оцепенев. Молот Тубалки выпал из руки, которая больше не чувствовала его. Холод поднимался по мне… все выше… выше… послышался резкий ужасный крик…
   На мгновение на том месте, где был экран, повисла тень Калкру. Потом она сморщилась. Ее как будто втягивало куда-то бесконечно далеко. Она исчезла.
   Жизнь хлынула в меня.
   Весь пол был покрыт осколками желтого камня… и среди них черные осколки каменного Кракена… Я растоптал их в пыль…
   — Лейф!
   Голос Эвали, пронзительный, болезненный. Я повернулся. С поднятым мечом ко мне устремилась Люр. Прежде чем я смог пошевельнуться, Эвали бросилась между нами, заслонила меня, ударила ведьму моим мечом.
   Меч Люр парировал удар, меч ее взлетел… ударил… Эвали упала…
   Люр повернулась ко мне… я смотрел, как она приближается, не шевелился, ничего не хотел делать… на ее мече кровь… кровь Эвали…
   Что-то, как молнией, коснулось ее груди. Она остановилась, будто ее удержали сзади рукой. Медленно опустилась на колени. Упала на камень.
   Через край платформы перескочил большой волк, он с воем набросился на меня. Еще одна вспышка. Волк перевернулся в прыжке — и упал.
   Я увидел присевшего Шри. Одно из его копий торчало в груди Люр, другое — в горле волка. Увидел, как золотой пигмей бежит к Эвали… увидел, как она встает, зажимая рукой кровоточащее плечо…
   Как автомат, я направился к Люр. Белый волк пытался встать, потом пополз на животе к ведьме. Он добрался до нее раньше меня. Положил голову ей на грудь. Повернул голову и лежал, глядя на меня, умирая.
   Ведьма тоже взглянула на меня. Глаза ее стали мягче, жестокое выражение рта исчезло. В ее взгляде была нежность. Она улыбнулась мне.
   — Я хотела бы, чтобы ты никогда не приходил, Желтоволосый!
   А потом:
   — Ай… и… ай! Мое озеро Призраков!
   Рука ее шевельнулась, легла на голову умирающего волка. Люр вздохнула…
   Ведьма была мертва.
 
   Я смотрел в потрясенные лица Эвали и Дары.
   — Эвали, ты ранена…
   — Неглубоко, Лейф… Скоро заживет… неважно…
   Дара сказала:
   — Слава Двайану! Великий поступок совершил ты сегодня!
   Она опустилась на колени, поцеловала мне руку. Я увидел, что те из моих солдат, что пережили эту схватку, тоже стоят на коленях. И что Овадра лежит возле наковальни Тубалки, и что Шри тоже на коленях и смотрит на меня с восхищением.
   Я слышал барабаны малого народа… теперь уже не на той стороне Нанбу… на этой… в Караке… и ближе.
   Дара снова заговорила:
   — Вернемся в Карак, господин. Ты теперь его правитель.
   Я сказал Шри:
   — Бей в барабан, Шри. Расскажи, что Эвали жива. Что Люр мертва. Что ворота Калкру закрыты навсегда. Пусть не будет больше убийств.