Страница:
– Как алии нуи я имею право на аудиенцию, – спокойно возразила девушка.
– Мало ли кто и на что имел право когда-то! – Каахуану пренебрежительно взмахнула полной рукой. – Прежде чем заявлять о каких-то правах, достигни зрелости.
– Но я должна видеть короля!
– Ты совершишь худшую ошибку в своей жизни, если повысишь на меня голос! – прикрикнула фаворитка. – За это я могу выдворить тебя с острова.
– Прошу понять меня, Каахуану! – взмолилась девушка, обуздывая гнев. – Это так же важно для всех вас, как и для нас, жителей Хана. На Мауи появился некий Лопака: он вынашивает планы захватить сначала нашу деревню, а потом и весь остров. Но и на этом Лопака не остановится. Он жесток, упрям и жаждет власти над всеми островами! Если не раздавить это зло в зародыше, рано или поздно он доберется и до Гавайи, покусится на трон Лиолио, и тогда...
– Мы здесь слыхом не слыхивали ни о каком Лопаке, – перебила ее Каахуану. – Если бы его мана была достаточно сильна, мы уже почувствовали бы угрозу.
– Его мана сильна и с каждым днем становится сильнее! Лопака – чудовище!
– Ох уж эти мне девичьи страхи и мечты! Какие только образы не рождаются из них! Но ты ведь не думаешь, Лилиа, что зрелая и опытная женщина так наивна, что поверит в такой образ?
– Но Лопака – человек из плоти и крови! Он угрожает Хана и осадил нашу деревню! Я хочу просить короля, чтобы он послал воинов нам на помощь, пока не поздно.
– Воинов? Каких еще воинов? Разве ты не слышала, что с войнами на островах давно покончено и мы долгие годы живем в мире? В этом заслуга Камехамехи, прежнего короля и моего супруга. Он принес мир на острова на веки вечные!
– Именно об этом я и говорю! Мир, завоеванный королем Камехамехой, сейчас под угрозой. Лопака ненавидит мир, он жаждет крови и уже убивает! Этот страшный человек не остановится ни перед чем, пока не добьется королевской власти!
– Ну-ну, не может быть, что все так уж страшно, – насмешливо промолвила Каахуану. – Признаться, я не верю тебе, Лилиа из Хана. Думаю, ты сама одержима жаждой власти, потому и явилась сюда в надежде обольстить короля, обвести его вокруг пальца, сделать игрушкой в своих руках. Но скажу тебе, ты не первая, кому пришла в голову эта мысль, потому простись с надеждой. Я здесь для того, чтобы ничего подобного не случилось. Король несет тяжкую ношу государственной власти, у него много дел и забот! Помни об этом и стыдись!
– Но меня не интересует король! Речь идет совсем о другом!..
– Так говорят все женщины, желающие совратить короля! – Внезапно Каахуану умолкла, и в глазах ее что-то блеснуло. – Постой-ка... Лилиа... Лилиа... Теперь я вспоминаю! Ты даже не одной крови с нами, ты – хаоле, полукровка! – В голосе ее зазвучало торжество. – Горе тебе, девушка! У тебя вообще нет права голоса при дворе короля Лиолио. Сейчас же удались с моих глаз, иначе я попрошу короля предать тебя смерти, чтобы твое присутствие впредь не позорило двор!
Поняв, что проиграла, Лилиа отправилась в жалкую хижину за пределами Каилуа, отведенную для нее и Акаки.
– Мама! – окликнула она, входя в прохладный полумрак. – Это все пустая трата времени...
Девушка запнулась, увидев, как из темного угла вышел человек в черном.
– Твоей матери здесь нет, Лилиа Монрой. Я дождался ее ухода, потому что хотел сказать тебе пару слов наедине.
– Исаак Джэггар! – вырвалось у Лилиа, и она отступила на шаг, готовясь к бегству, но потом с вызовом взглянула на священника. – Что тебе от меня понадобилось на этот раз?
– Я пришел сюда... я пришел... – Наконец Джэггар справился с собой и торжественно продолжал: – Я пришел спасти тебя.
– По поручению Лопаки? – насмешливо осведомилась девушка.
– По поручению Господа нашего, всеблагого и всемилостивого. Наши цели с Лопакой отчасти совпадают. Если ты откажешься от язычества и встанешь на путь искупления, то не будешь представлять для него угрозу. Скоро и сам он станет смиренной овцой в стаде пастыря нашего, и когда это случится, рука его больше не поднимется на создания Божьи.
– Это Лопака тебе такого наговорил?
– Да. И еще он обещал, что после воцарения позволит мне проповедовать перед его языческими подданными и не будет препятствовать обращению их в истинную веру.
– И он, конечно, обещал сделать тебя своей правой рукой? Этот человек – лжец! Что ему до твоей веры, священник, если он никогда не верил в богов своего народа? Он наобещал бы тебе и вдвое больше, но этого не понадобилось – ты и так попался на его приманку. Лопака использует тебя и смеется над тобой, а ты, несчастный слепец, не видишь своего.
– Это ты слепа, Лилиа. Пади на колени, покайся во всех грехах, во всех нечестивых помыслах. Тогда Господь наш сжалится над тобой, и святая церковь примет тебя в лоно свое. Я дам тебе полное отпущение, мы выйдем отсюда рука об руку и направимся прямиком к Лопаке. Я скажу ему, что отныне ты находишься под моим покровительством.
– Пасть на колени? Не бывать этому! Побывав в Англии, я много узнала о тебе, Исаак Джэггар. Например, мне известно, какой ты христианин! Ты только с виду таков, на деле же в тебе живет большое зло. Как лицемер, ты говоришь одно, а делаешь другое. За это тебя отлучили от церкви, и ты не имеешь права говорить от лица белого бога.
– Как ты смеешь обвинять меня, женщина! Ты не понимаешь, о чем говоришь! Тебе не дано понять... о нет, не дано! – Джэггар вдруг закрыл лицо руками, потом вскинул их к соломенному потолку хижины и воззвал: – Боже милостивый! Прости ее, ибо она не ведает, что творит. Это заблудшая овечка, но под моим влиянием она познает свет веры и падет во прах перед тобой, Господи...
Лилиа сделала шаг назад, но большая рука священника поймала ее за локоть. Он впился взглядом в ее полуобнаженное тело. Другая его рука неверным шарящим движением потянулась к груди, и взгляд тотчас стал масленым, похотливым. От этого прикосновения девушку охватило невыразимое отвращение.
– Идем же, моя овечка, идем со мной. – В углах губ Джэггара запузырилась слюна. – Я буду твоим пастырем, я поведу тебя дорогой истинной веры... Мы воссоединимся не в грехе, а в благочестии, и с той минуты ни один волос не упадет с твоей головы...
Лилиа удалось вырваться, но при этом она оказалась в глубине хижины. Священник, быстро заступив ей дорогу к выходу, продолжал что-то бормотать о священном слиянии и просветлении.
– Ты что же, надеешься одурачить меня, Исаак Джэггар? – не помня себя от возмущения и брезгливости, воскликнула девушка. – Тебе нет дела до того, какой я веры, тобой движет обыкновенная похоть! Ты ничем не лучше Лопаки... Нет, ты хуже его, гораздо хуже! Если Лопака и лжет, то хотя бы не притворяется иным, чем он есть на самом деле, не скрывает своих помыслов и называет вещи своими именами. Пока жива, я не последую за тобой!
Джэггар размахнулся, намереваясь ударить ее. Однако потом его плечи ссутулились, а рука бессильно повисла вдоль тела. Он потряс головой, словно отгоняя наваждение, и в глазах его снова зажегся фанатический огонь.
– Это ты во всем виновата, Лилиа Монрой! Это в тебе живет большое зло, и имя этому злу – обольщение. Ты сосуд греха, воплощение бесстыдства, ты совращаешь одним видом своего полуголого тела. Боже, ты и святого собьешь с пути истинного! – Он обшарил ее взглядом, и Лилиа охватило желание прикрыться. – Посмей только сказать, что я не прав! Почему ты не хочешь носить достойную одежду и скрывать это грешное тело от мужских глаз? Потому что это лишит тебя возможности обольщать! Подобно Еве, по вине которой был утрачен рай, ты искушаешь мужчин, а когда они поддаются на приманку, изображаешь невинность и унижаешь их! Тебя радует, что по твоей милости еще один несчастный обречен на вечные муки! Как прокаженная, ты заражаешь всех одним своим прикосновением, одним своим дыханием! Последний раз повторяю: раскайся и следуй за мной, пока я еще готов спасти твою душу!
В этот момент в дверном проеме мелькнула тень, и послышался голос Акаки:
– Лилиа! Ты вернулась?
Войдя, женщина удивленно уставилась на священника.
– Что здесь происходит? Что нужно этому человеку, доченька?
Преподобный Джэггар заметался по хижине. Увидев Акаки, он как бы уменьшился в размерах и потерял зловещее величие безумца. Теперь это был застигнутый врасплох бледный и худой человек. Со сдавленным возгласом он выскочил из хижины и исчез в зарослях. Акаки с минуту смотрела ему вслед, потом повернулась к дочери.
– Это ведь Исаак Джэггар? Но как он здесь оказался? Насколько мне известно, священник переметнулся к Лопаке... Странно. – Внезапная мысль заставила ее нахмуриться. – Что-то произошло? Он обидел тебя, Лилиа?
– Нет, мама, ничего страшного не случилось. – Тем не менее Лилиа содрогнулась и обхватила себя руками. – Это плохой человек, мама, очень плохой.
Джэггар нашел Эйзу Радда в условленном месте на пляже. К тому времени, когда они встретились, миссионер уже пришел в себя.
– Ну что? – нетерпеливо осведомился Радд. – Покончил ты, наконец, с этой туземной сучонкой или нет?
Джэггар стиснул руки в кулаки с такой силой, что ногти, отчасти обломанные, отчасти обкусанные, впились в ладони. Миссионер всей душой приветствовал эту боль – она несла с собой что-то вроде очищения, помогала забыть, что он снова был на грани падения.
– Ну что молчишь, преподобный? – брюзгливо настаивал Радд. – Скажи, ты ведь прикончил ее?
– Нет, – благочестиво ответил Джэггар, собравшись с мыслями. – Я служу Господу и никогда не подниму руку на Его создание, как бы оно ни погрязло в грехах.
– И так ты ответишь Лопаке, когда он задаст тебе тот же самый вопрос? – хмыкнул Радд, покачиваясь на пятках. – Представляю себе, как неприятно он будет удивлен. Чтоб мне пропасть, он может даже... Как это ты выразился? Поднять на тебя руку, и притом не пустую.
– Господь наш не оставит нас в час испытания и подскажет, как избавиться от Лилиа. Душа ее поражена проказой, и за это она должна быть... Она должна быть...
Миссионер уставился вдаль невидящим взглядом. Что-то смутное забрезжило в его сознании. Он напрягся – и вспомнил. Ему приходилось слышать о Молокаи, небольшом острове из числа Сандвичевых. Там, как и везде, мирно жили какие-то туземцы, но на севере далеко вдавался в море мыс, изолированный от остальной части непроходимыми скалами. С трех других сторон этот кусок суши был совершенно недоступен из-за кораллового рифа, где ревел бешеный прибой. Не только суда, но и лодки туземцев не могли преодолеть этот естественный барьер, лишь очень ловкому и сильному пловцу удавалось миновать его. Мыс этот назывался Калаупапа. Проникнуть туда (а вернее, оттуда) можно было единственной крутой тропой, охранявшейся денно и нощно.
На мысе Калаупапа находилась колония прокаженных. Их привозили к самому рифу, сбрасывали в море и оставляли на произвол судьбы. Если несчастному удавалось преодолеть риф, колония пополнялась. В любом случае он навеки исчезал, что и требовалось, ибо жертвы этой болезни мало походили на людей, скорее уж на исчадий ада. Туземцы считали, что лишь ужасный проступок так страшно наказуется богами и прокаженным нечего делать среди нормальных людей. То было поистине чистилище, разве что на этом свете...
– Да, да... там ей самое место, – бормотал священник, перед глазами которого проходили картины одна другой ужаснее.
– Что такое ты говоришь? Я не слышу!
– Я говорю, – Джэггар взглянул на Радда с улыбкой праведника, только что совершившего добрый поступок, – что нашел способ избавиться от Лилиа раз и навсегда. Я знаю место, где Господь сам решает, оборвать нить судьбы человека или оставить его жить. Если Лилиа погибнет, это будет не наша вина, если выживет, то пожалеет об этом. Так или иначе мы устраним ее с дороги. Ей больше не править людьми Хана!
– Да ну? – заинтересовался Радд. – И что же это за способ? Говори скорее, преподобный, я умираю от любопытства!
Джэггар понизил голос, словно деревья кругом имели уши, и начал шептать ему на ухо свой план. По мере того как он говорил, Радд ухмылялся все злораднее.
Поняв, что ее попытки получить аудиенцию у короля Лиолио обречены на провал, Лилиа впала в уныние. Она не могла смириться с тем, что судьба Мауи нисколько не интересует жителей других островов, в особенности гавайцев. Двору, поглощенному интригами, неизбежными в моменты больших перемен, приходилось еще решать проблему огромного наплыва людей.
Новости приходили из Хана очень редко. Последний раз Кавика передал с одним из воинов, что деревня с успехом отбивает не слишком яростные атаки, а сам он все свое время отдает обучению воинов. Это внушало надежды, но Лилиа мучилась от бессилия и невозможности внести хоть какую-то лепту в борьбу.
Как обычно, девушка искала утешения в море. На закате, перед самым наступлением сумерек, она в течение часа плавала в волнах прибоя в самом безлюдном уголке пляжа, вдали от Каилуа. Только в это время ей удавалось отрешиться от тревог, отдаваясь любимому занятию.
Воспоминания о неожиданном появлении Исаака Джэггара постепенно сгладились. Как-то раз Лилиа отправилась плавать раньше обычного и к сумеркам так устала, что едва шевелила руками и ногами. Солнце уже скрылось за горизонтом, когда она поплыла к берегу.
На полпути девушке пришлось отдохнуть, лежа на спине. Южная ночь стремительно надвигалась. Наконец Лилиа решила, что осилит оставшееся расстояние, и повернулась. К ее удивлению и испугу, совсем рядом оказалась лодка с гребцами-островитянами, которая быстро приближалась. Вид пассажиров в темных одеяниях миссионеров ужаснул Лилиа.
Еще не вполне сообразив, что именно происходит и чего ждать от этой неожиданной встречи, она ушла поглубже под воду. Сумрак еще не вполне сгустился, и она различала на поверхности длинное темное пятно – днище каноэ. Два человека спрыгнули в воду, и послышался слабый плеск. Лилиа ушла еще глубже – так, что ударилась плечом о дно, оказавшееся ближе, чем она предполагала. Двое ныряльщиков быстро приближались, намереваясь захватить ее в клещи. Лилиа попыталась набрать скорость. Обычно это ей легко удавалось, но в этот день она слишком утомилась, чтобы далеко опередить погоню. Вскоре девушку схватили за руки, и ныряльщики начали всплывать, увлекая ее за собой.
Девушка сделала отчаянную, но тщетную попытку вырваться. Как только Лилиа оказалась на поверхности, к ней потянулись и другие руки. Дальнейшее сопротивление стало бессмысленным. Ее втащили в лодку и бросили на дно.
Первым, что бросилось Лилиа в глаза, когда она уселась, было ухмыляющееся лицо Эйзы Радда.
– Что, принцесса, не ожидала? Давно мы к тебе подбирались, и вот оно – свиделись! Чтоб мне пропасть, теперь уж тебе не ускользнуть.
Мрачная физиономия Исаака Джэггара выглянула из-за плеча Радда.
– Если бы ты послушалась меня, Лилиа, то избегла бы весьма неприятной участи. А теперь мне волей-неволей придется совершить то, что необходимо.
– И что же необходимо? Вернуть меня Лопаке?
– О нет, это было бы слишком милосердно. Тебе не место среди достойных людей. Душа твоя сгнила, Лилиа Монрой, так пусть с ней вместе сгниет и твое распутное, грешное тело.
– О чем ты говоришь, священник?
– Не волнуйся, ты все поймешь и без объяснений, притом очень скоро. Остаток жизни ты будешь горько раскаиваться в том, что отвергла мое предложение.
– Что ты задумал, Исаак Джэггар? Ты, видно, совсем потерял рассудок, если говоришь так странно! Отпусти меня сейчас же, слышишь!
Неописуемый ужас охватил девушку, и она обвела диким взглядом четверых людей, сидевших на веслах. Они уже снова гребли, берег стремительно удалялся и почти скрылся в сгустившемся мраке. Этот отрезок пляжа и днем чаще всего бывал безлюдным, а в этот час звать на помощь было совершенно бессмысленно. Лилиа прикинула, хватит ли у нее сил еще на один нырок в глубину.
Словно угадав ее мысли, Радд ухватил ее за руку повыше локтя.
– И думать забудь об этом, принцесса. Не для того мы так хорошо все придумали, чтобы упустить тебя.
– Лучше всего связать ей руки за спиной, – посоветовал Джэггар. – Тогда она уж точно никуда не денется.
Он подошел с мотком веревки и вместе с Раддом скрутил Лилиа руки. Теперь она была совсем беспомощна. И все же девушка не оставила попыток к спасению. На веслах сидели четыре туземца-островитянина. Она обратилась к ним на родном языке:
– Я – Лилиа из деревни Хана, что на острове Мауи. Мы ведь принадлежим к одному народу, так почему же вы помогаете не мне, а этим белым? Это безумцы, они уготовили мне что-то страшное! Неужели вы позволите им осуществить ужасный замысел?
Гребцы и ухом не повели, зато Радд громко расхохотался своим противным кудахчущим смехом.
– Не трать попусту слов, принцесса. Может, ты думаешь, что туземцы неподкупны? Чтоб мне пропасть, их точно так же можно купить с потрохами, как и любого белого! Этим ребятам хорошо заплатили, и они на время оглохли и онемели.
– Все равно сунь ей в рот кляп, – мрачно посоветовал Джэггар. – Кто знает... это исчадие ада вполне способно сбить с толку кого угодно, а нам еще плыть и плыть.
Через минуту во рту у Лилиа оказалась какая-то гнусная, дурно пахнущая тряпка.
После этого время тянулось с отупляющей медлительностью. Гребцы делали взмах за взмахом, не зная усталости. Каноэ уже удалилось от острова на значительное расстояние, вокруг все так же расстилалась океанская гладь, слабо озаренная светом молодой луны. Не только гребцы, но Радд и Джэггар не произносили ни слова. Мало-помалу Лилиа погрузилась в глубокий сон. Проснулась она от того, что каноэ как бы заметалось из стороны в сторону. Приподнявшись, девушка бросила безумный взгляд через борт.
Там бесновались волны, сталкиваясь и пенясь, как то бывает вблизи коралловых рифов. Направо виднелся остров, частью покрытый зеленью, частью скалистый, а прямо по курсу лежал плоский мыс, далеко вдающийся в море. Волны с ревом бились о его изрезанные берега, вздымая фонтаны пены. Это зрелище устрашало, да и сам мыс был пустынным и угрюмым на вид.
– Вот мы и на месте, – сказал Радд и приблизился, чтобы развязать веревку на запястьях Лилиа. – Скоро у тебя будет новый дом... если, конечно, ты туда доберешься.
Все еще ничего не понимая, ошеломленная Лилиа даже не сопротивлялась, когда он рывком поднял ее на ноги. Лишь когда Радд подтолкнул ее к борту, она уперлась ногами в дно.
– Не трудись! – вопил Радд, стараясь перекричать рев волн. – Все равно окажешься в воде, а там уж хочешь – плыви, а хочешь – сразу иди на дно. Как говорят островитяне, алоха!
Лилиа попыталась уцепиться за борт, но толчок был так силен, что пальцы сорвались и она оказалась в воде. Волна тотчас накрыла ее с головой и потащила в глубину, прямо к острым выступам кораллов, вокруг которых крутились песчаные водовороты. Лилиа инстинктивно устремилась в сторону и вверх, к поверхности. Вынырнув, она огляделась. Каноэ уже удалилось от бурных вод и быстро удалялось от острова. Радд, заметив ее, помахал рукой и что-то крикнул, но крик потерялся в реве бушующего моря.
В следующее мгновение течение снова подхватило Лилиа и швырнуло туда, где вода бесновалась особенно яростно. Опыт помог девушке избегнуть оскаленных зубов рифа, а идущая следом волна перебросила ее через опасное место. Впереди ждала еще одна смертельная ловушка – бешеный прибрежный прибой, однако другого пути не было.
Лилиа осторожно поплыла вперед, высматривая место, хотя бы отчасти проходимое. Лишь в самый последний момент увидев выемку в скалах, где водоворот крутился не так быстро, Лилиа поплыла туда. Она сильно ударилась о берег, но удержалась в крохотной заводи, где едва можно было развернуться. Волна отхлынула, таща ее за собой на верную гибель.
К счастью, слепо шаря руками по дну, Лилиа нащупала какой-то выступ и держалась за него, пока не пришла новая волна. На этот раз ей удалось подтянуться и вцепиться в колючий куст, торчащий из трещины в скале. Девушка повисла на нем, моля богов послать волну повыше. Очевидно, боги не оставили ее в миг тяжкого испытания, так как волна и в самом деле пришла очень высокая. Вскоре Лилиа лежала на берегу, жадно хватая ртом воздух.
Отдышавшись и немного придя в себя, девушка уселась на мокрых скалах, осыпаемых водяной пылью, и огляделась. Что же это за место? Куда она попала?
Побережье поросло густым и довольно высоким кустарником. Лилиа показалось, что она слышит шорох ветра, но к ней кто-то быстро приближался. Встревоженная девушка поднялась на ноги.
Кусты раздвинулись, оттуда вышел человек и остановился, разглядывая ее. Увидев его, Лилиа едва подавила крик.
Такое не являлось к ней даже в кошмарах. Незнакомец был обмотан ветхим тряпьем, но видимые участки тела разлагались заживо. Руки, напоминающие когтистые птичьи лапы, с трудом держали подобие копья, глубоко запавшие глаза пугали лихорадочным блеском.
Ледяной холод пронизал Лилиа. Она поняла, что по милости своих врагов находится на Калаупапа – там, куда испокон веков свозили прокаженных и.оставляли на произвол судьбы.
Никто и никогда еще не вернулся с Калаупапа.
Глава 16
– Мало ли кто и на что имел право когда-то! – Каахуану пренебрежительно взмахнула полной рукой. – Прежде чем заявлять о каких-то правах, достигни зрелости.
– Но я должна видеть короля!
– Ты совершишь худшую ошибку в своей жизни, если повысишь на меня голос! – прикрикнула фаворитка. – За это я могу выдворить тебя с острова.
– Прошу понять меня, Каахуану! – взмолилась девушка, обуздывая гнев. – Это так же важно для всех вас, как и для нас, жителей Хана. На Мауи появился некий Лопака: он вынашивает планы захватить сначала нашу деревню, а потом и весь остров. Но и на этом Лопака не остановится. Он жесток, упрям и жаждет власти над всеми островами! Если не раздавить это зло в зародыше, рано или поздно он доберется и до Гавайи, покусится на трон Лиолио, и тогда...
– Мы здесь слыхом не слыхивали ни о каком Лопаке, – перебила ее Каахуану. – Если бы его мана была достаточно сильна, мы уже почувствовали бы угрозу.
– Его мана сильна и с каждым днем становится сильнее! Лопака – чудовище!
– Ох уж эти мне девичьи страхи и мечты! Какие только образы не рождаются из них! Но ты ведь не думаешь, Лилиа, что зрелая и опытная женщина так наивна, что поверит в такой образ?
– Но Лопака – человек из плоти и крови! Он угрожает Хана и осадил нашу деревню! Я хочу просить короля, чтобы он послал воинов нам на помощь, пока не поздно.
– Воинов? Каких еще воинов? Разве ты не слышала, что с войнами на островах давно покончено и мы долгие годы живем в мире? В этом заслуга Камехамехи, прежнего короля и моего супруга. Он принес мир на острова на веки вечные!
– Именно об этом я и говорю! Мир, завоеванный королем Камехамехой, сейчас под угрозой. Лопака ненавидит мир, он жаждет крови и уже убивает! Этот страшный человек не остановится ни перед чем, пока не добьется королевской власти!
– Ну-ну, не может быть, что все так уж страшно, – насмешливо промолвила Каахуану. – Признаться, я не верю тебе, Лилиа из Хана. Думаю, ты сама одержима жаждой власти, потому и явилась сюда в надежде обольстить короля, обвести его вокруг пальца, сделать игрушкой в своих руках. Но скажу тебе, ты не первая, кому пришла в голову эта мысль, потому простись с надеждой. Я здесь для того, чтобы ничего подобного не случилось. Король несет тяжкую ношу государственной власти, у него много дел и забот! Помни об этом и стыдись!
– Но меня не интересует король! Речь идет совсем о другом!..
– Так говорят все женщины, желающие совратить короля! – Внезапно Каахуану умолкла, и в глазах ее что-то блеснуло. – Постой-ка... Лилиа... Лилиа... Теперь я вспоминаю! Ты даже не одной крови с нами, ты – хаоле, полукровка! – В голосе ее зазвучало торжество. – Горе тебе, девушка! У тебя вообще нет права голоса при дворе короля Лиолио. Сейчас же удались с моих глаз, иначе я попрошу короля предать тебя смерти, чтобы твое присутствие впредь не позорило двор!
Поняв, что проиграла, Лилиа отправилась в жалкую хижину за пределами Каилуа, отведенную для нее и Акаки.
– Мама! – окликнула она, входя в прохладный полумрак. – Это все пустая трата времени...
Девушка запнулась, увидев, как из темного угла вышел человек в черном.
– Твоей матери здесь нет, Лилиа Монрой. Я дождался ее ухода, потому что хотел сказать тебе пару слов наедине.
– Исаак Джэггар! – вырвалось у Лилиа, и она отступила на шаг, готовясь к бегству, но потом с вызовом взглянула на священника. – Что тебе от меня понадобилось на этот раз?
– Я пришел сюда... я пришел... – Наконец Джэггар справился с собой и торжественно продолжал: – Я пришел спасти тебя.
– По поручению Лопаки? – насмешливо осведомилась девушка.
– По поручению Господа нашего, всеблагого и всемилостивого. Наши цели с Лопакой отчасти совпадают. Если ты откажешься от язычества и встанешь на путь искупления, то не будешь представлять для него угрозу. Скоро и сам он станет смиренной овцой в стаде пастыря нашего, и когда это случится, рука его больше не поднимется на создания Божьи.
– Это Лопака тебе такого наговорил?
– Да. И еще он обещал, что после воцарения позволит мне проповедовать перед его языческими подданными и не будет препятствовать обращению их в истинную веру.
– И он, конечно, обещал сделать тебя своей правой рукой? Этот человек – лжец! Что ему до твоей веры, священник, если он никогда не верил в богов своего народа? Он наобещал бы тебе и вдвое больше, но этого не понадобилось – ты и так попался на его приманку. Лопака использует тебя и смеется над тобой, а ты, несчастный слепец, не видишь своего.
– Это ты слепа, Лилиа. Пади на колени, покайся во всех грехах, во всех нечестивых помыслах. Тогда Господь наш сжалится над тобой, и святая церковь примет тебя в лоно свое. Я дам тебе полное отпущение, мы выйдем отсюда рука об руку и направимся прямиком к Лопаке. Я скажу ему, что отныне ты находишься под моим покровительством.
– Пасть на колени? Не бывать этому! Побывав в Англии, я много узнала о тебе, Исаак Джэггар. Например, мне известно, какой ты христианин! Ты только с виду таков, на деле же в тебе живет большое зло. Как лицемер, ты говоришь одно, а делаешь другое. За это тебя отлучили от церкви, и ты не имеешь права говорить от лица белого бога.
– Как ты смеешь обвинять меня, женщина! Ты не понимаешь, о чем говоришь! Тебе не дано понять... о нет, не дано! – Джэггар вдруг закрыл лицо руками, потом вскинул их к соломенному потолку хижины и воззвал: – Боже милостивый! Прости ее, ибо она не ведает, что творит. Это заблудшая овечка, но под моим влиянием она познает свет веры и падет во прах перед тобой, Господи...
Лилиа сделала шаг назад, но большая рука священника поймала ее за локоть. Он впился взглядом в ее полуобнаженное тело. Другая его рука неверным шарящим движением потянулась к груди, и взгляд тотчас стал масленым, похотливым. От этого прикосновения девушку охватило невыразимое отвращение.
– Идем же, моя овечка, идем со мной. – В углах губ Джэггара запузырилась слюна. – Я буду твоим пастырем, я поведу тебя дорогой истинной веры... Мы воссоединимся не в грехе, а в благочестии, и с той минуты ни один волос не упадет с твоей головы...
Лилиа удалось вырваться, но при этом она оказалась в глубине хижины. Священник, быстро заступив ей дорогу к выходу, продолжал что-то бормотать о священном слиянии и просветлении.
– Ты что же, надеешься одурачить меня, Исаак Джэггар? – не помня себя от возмущения и брезгливости, воскликнула девушка. – Тебе нет дела до того, какой я веры, тобой движет обыкновенная похоть! Ты ничем не лучше Лопаки... Нет, ты хуже его, гораздо хуже! Если Лопака и лжет, то хотя бы не притворяется иным, чем он есть на самом деле, не скрывает своих помыслов и называет вещи своими именами. Пока жива, я не последую за тобой!
Джэггар размахнулся, намереваясь ударить ее. Однако потом его плечи ссутулились, а рука бессильно повисла вдоль тела. Он потряс головой, словно отгоняя наваждение, и в глазах его снова зажегся фанатический огонь.
– Это ты во всем виновата, Лилиа Монрой! Это в тебе живет большое зло, и имя этому злу – обольщение. Ты сосуд греха, воплощение бесстыдства, ты совращаешь одним видом своего полуголого тела. Боже, ты и святого собьешь с пути истинного! – Он обшарил ее взглядом, и Лилиа охватило желание прикрыться. – Посмей только сказать, что я не прав! Почему ты не хочешь носить достойную одежду и скрывать это грешное тело от мужских глаз? Потому что это лишит тебя возможности обольщать! Подобно Еве, по вине которой был утрачен рай, ты искушаешь мужчин, а когда они поддаются на приманку, изображаешь невинность и унижаешь их! Тебя радует, что по твоей милости еще один несчастный обречен на вечные муки! Как прокаженная, ты заражаешь всех одним своим прикосновением, одним своим дыханием! Последний раз повторяю: раскайся и следуй за мной, пока я еще готов спасти твою душу!
В этот момент в дверном проеме мелькнула тень, и послышался голос Акаки:
– Лилиа! Ты вернулась?
Войдя, женщина удивленно уставилась на священника.
– Что здесь происходит? Что нужно этому человеку, доченька?
Преподобный Джэггар заметался по хижине. Увидев Акаки, он как бы уменьшился в размерах и потерял зловещее величие безумца. Теперь это был застигнутый врасплох бледный и худой человек. Со сдавленным возгласом он выскочил из хижины и исчез в зарослях. Акаки с минуту смотрела ему вслед, потом повернулась к дочери.
– Это ведь Исаак Джэггар? Но как он здесь оказался? Насколько мне известно, священник переметнулся к Лопаке... Странно. – Внезапная мысль заставила ее нахмуриться. – Что-то произошло? Он обидел тебя, Лилиа?
– Нет, мама, ничего страшного не случилось. – Тем не менее Лилиа содрогнулась и обхватила себя руками. – Это плохой человек, мама, очень плохой.
Джэггар нашел Эйзу Радда в условленном месте на пляже. К тому времени, когда они встретились, миссионер уже пришел в себя.
– Ну что? – нетерпеливо осведомился Радд. – Покончил ты, наконец, с этой туземной сучонкой или нет?
Джэггар стиснул руки в кулаки с такой силой, что ногти, отчасти обломанные, отчасти обкусанные, впились в ладони. Миссионер всей душой приветствовал эту боль – она несла с собой что-то вроде очищения, помогала забыть, что он снова был на грани падения.
– Ну что молчишь, преподобный? – брюзгливо настаивал Радд. – Скажи, ты ведь прикончил ее?
– Нет, – благочестиво ответил Джэггар, собравшись с мыслями. – Я служу Господу и никогда не подниму руку на Его создание, как бы оно ни погрязло в грехах.
– И так ты ответишь Лопаке, когда он задаст тебе тот же самый вопрос? – хмыкнул Радд, покачиваясь на пятках. – Представляю себе, как неприятно он будет удивлен. Чтоб мне пропасть, он может даже... Как это ты выразился? Поднять на тебя руку, и притом не пустую.
– Господь наш не оставит нас в час испытания и подскажет, как избавиться от Лилиа. Душа ее поражена проказой, и за это она должна быть... Она должна быть...
Миссионер уставился вдаль невидящим взглядом. Что-то смутное забрезжило в его сознании. Он напрягся – и вспомнил. Ему приходилось слышать о Молокаи, небольшом острове из числа Сандвичевых. Там, как и везде, мирно жили какие-то туземцы, но на севере далеко вдавался в море мыс, изолированный от остальной части непроходимыми скалами. С трех других сторон этот кусок суши был совершенно недоступен из-за кораллового рифа, где ревел бешеный прибой. Не только суда, но и лодки туземцев не могли преодолеть этот естественный барьер, лишь очень ловкому и сильному пловцу удавалось миновать его. Мыс этот назывался Калаупапа. Проникнуть туда (а вернее, оттуда) можно было единственной крутой тропой, охранявшейся денно и нощно.
На мысе Калаупапа находилась колония прокаженных. Их привозили к самому рифу, сбрасывали в море и оставляли на произвол судьбы. Если несчастному удавалось преодолеть риф, колония пополнялась. В любом случае он навеки исчезал, что и требовалось, ибо жертвы этой болезни мало походили на людей, скорее уж на исчадий ада. Туземцы считали, что лишь ужасный проступок так страшно наказуется богами и прокаженным нечего делать среди нормальных людей. То было поистине чистилище, разве что на этом свете...
– Да, да... там ей самое место, – бормотал священник, перед глазами которого проходили картины одна другой ужаснее.
– Что такое ты говоришь? Я не слышу!
– Я говорю, – Джэггар взглянул на Радда с улыбкой праведника, только что совершившего добрый поступок, – что нашел способ избавиться от Лилиа раз и навсегда. Я знаю место, где Господь сам решает, оборвать нить судьбы человека или оставить его жить. Если Лилиа погибнет, это будет не наша вина, если выживет, то пожалеет об этом. Так или иначе мы устраним ее с дороги. Ей больше не править людьми Хана!
– Да ну? – заинтересовался Радд. – И что же это за способ? Говори скорее, преподобный, я умираю от любопытства!
Джэггар понизил голос, словно деревья кругом имели уши, и начал шептать ему на ухо свой план. По мере того как он говорил, Радд ухмылялся все злораднее.
Поняв, что ее попытки получить аудиенцию у короля Лиолио обречены на провал, Лилиа впала в уныние. Она не могла смириться с тем, что судьба Мауи нисколько не интересует жителей других островов, в особенности гавайцев. Двору, поглощенному интригами, неизбежными в моменты больших перемен, приходилось еще решать проблему огромного наплыва людей.
Новости приходили из Хана очень редко. Последний раз Кавика передал с одним из воинов, что деревня с успехом отбивает не слишком яростные атаки, а сам он все свое время отдает обучению воинов. Это внушало надежды, но Лилиа мучилась от бессилия и невозможности внести хоть какую-то лепту в борьбу.
Как обычно, девушка искала утешения в море. На закате, перед самым наступлением сумерек, она в течение часа плавала в волнах прибоя в самом безлюдном уголке пляжа, вдали от Каилуа. Только в это время ей удавалось отрешиться от тревог, отдаваясь любимому занятию.
Воспоминания о неожиданном появлении Исаака Джэггара постепенно сгладились. Как-то раз Лилиа отправилась плавать раньше обычного и к сумеркам так устала, что едва шевелила руками и ногами. Солнце уже скрылось за горизонтом, когда она поплыла к берегу.
На полпути девушке пришлось отдохнуть, лежа на спине. Южная ночь стремительно надвигалась. Наконец Лилиа решила, что осилит оставшееся расстояние, и повернулась. К ее удивлению и испугу, совсем рядом оказалась лодка с гребцами-островитянами, которая быстро приближалась. Вид пассажиров в темных одеяниях миссионеров ужаснул Лилиа.
Еще не вполне сообразив, что именно происходит и чего ждать от этой неожиданной встречи, она ушла поглубже под воду. Сумрак еще не вполне сгустился, и она различала на поверхности длинное темное пятно – днище каноэ. Два человека спрыгнули в воду, и послышался слабый плеск. Лилиа ушла еще глубже – так, что ударилась плечом о дно, оказавшееся ближе, чем она предполагала. Двое ныряльщиков быстро приближались, намереваясь захватить ее в клещи. Лилиа попыталась набрать скорость. Обычно это ей легко удавалось, но в этот день она слишком утомилась, чтобы далеко опередить погоню. Вскоре девушку схватили за руки, и ныряльщики начали всплывать, увлекая ее за собой.
Девушка сделала отчаянную, но тщетную попытку вырваться. Как только Лилиа оказалась на поверхности, к ней потянулись и другие руки. Дальнейшее сопротивление стало бессмысленным. Ее втащили в лодку и бросили на дно.
Первым, что бросилось Лилиа в глаза, когда она уселась, было ухмыляющееся лицо Эйзы Радда.
– Что, принцесса, не ожидала? Давно мы к тебе подбирались, и вот оно – свиделись! Чтоб мне пропасть, теперь уж тебе не ускользнуть.
Мрачная физиономия Исаака Джэггара выглянула из-за плеча Радда.
– Если бы ты послушалась меня, Лилиа, то избегла бы весьма неприятной участи. А теперь мне волей-неволей придется совершить то, что необходимо.
– И что же необходимо? Вернуть меня Лопаке?
– О нет, это было бы слишком милосердно. Тебе не место среди достойных людей. Душа твоя сгнила, Лилиа Монрой, так пусть с ней вместе сгниет и твое распутное, грешное тело.
– О чем ты говоришь, священник?
– Не волнуйся, ты все поймешь и без объяснений, притом очень скоро. Остаток жизни ты будешь горько раскаиваться в том, что отвергла мое предложение.
– Что ты задумал, Исаак Джэггар? Ты, видно, совсем потерял рассудок, если говоришь так странно! Отпусти меня сейчас же, слышишь!
Неописуемый ужас охватил девушку, и она обвела диким взглядом четверых людей, сидевших на веслах. Они уже снова гребли, берег стремительно удалялся и почти скрылся в сгустившемся мраке. Этот отрезок пляжа и днем чаще всего бывал безлюдным, а в этот час звать на помощь было совершенно бессмысленно. Лилиа прикинула, хватит ли у нее сил еще на один нырок в глубину.
Словно угадав ее мысли, Радд ухватил ее за руку повыше локтя.
– И думать забудь об этом, принцесса. Не для того мы так хорошо все придумали, чтобы упустить тебя.
– Лучше всего связать ей руки за спиной, – посоветовал Джэггар. – Тогда она уж точно никуда не денется.
Он подошел с мотком веревки и вместе с Раддом скрутил Лилиа руки. Теперь она была совсем беспомощна. И все же девушка не оставила попыток к спасению. На веслах сидели четыре туземца-островитянина. Она обратилась к ним на родном языке:
– Я – Лилиа из деревни Хана, что на острове Мауи. Мы ведь принадлежим к одному народу, так почему же вы помогаете не мне, а этим белым? Это безумцы, они уготовили мне что-то страшное! Неужели вы позволите им осуществить ужасный замысел?
Гребцы и ухом не повели, зато Радд громко расхохотался своим противным кудахчущим смехом.
– Не трать попусту слов, принцесса. Может, ты думаешь, что туземцы неподкупны? Чтоб мне пропасть, их точно так же можно купить с потрохами, как и любого белого! Этим ребятам хорошо заплатили, и они на время оглохли и онемели.
– Все равно сунь ей в рот кляп, – мрачно посоветовал Джэггар. – Кто знает... это исчадие ада вполне способно сбить с толку кого угодно, а нам еще плыть и плыть.
Через минуту во рту у Лилиа оказалась какая-то гнусная, дурно пахнущая тряпка.
После этого время тянулось с отупляющей медлительностью. Гребцы делали взмах за взмахом, не зная усталости. Каноэ уже удалилось от острова на значительное расстояние, вокруг все так же расстилалась океанская гладь, слабо озаренная светом молодой луны. Не только гребцы, но Радд и Джэггар не произносили ни слова. Мало-помалу Лилиа погрузилась в глубокий сон. Проснулась она от того, что каноэ как бы заметалось из стороны в сторону. Приподнявшись, девушка бросила безумный взгляд через борт.
Там бесновались волны, сталкиваясь и пенясь, как то бывает вблизи коралловых рифов. Направо виднелся остров, частью покрытый зеленью, частью скалистый, а прямо по курсу лежал плоский мыс, далеко вдающийся в море. Волны с ревом бились о его изрезанные берега, вздымая фонтаны пены. Это зрелище устрашало, да и сам мыс был пустынным и угрюмым на вид.
– Вот мы и на месте, – сказал Радд и приблизился, чтобы развязать веревку на запястьях Лилиа. – Скоро у тебя будет новый дом... если, конечно, ты туда доберешься.
Все еще ничего не понимая, ошеломленная Лилиа даже не сопротивлялась, когда он рывком поднял ее на ноги. Лишь когда Радд подтолкнул ее к борту, она уперлась ногами в дно.
– Не трудись! – вопил Радд, стараясь перекричать рев волн. – Все равно окажешься в воде, а там уж хочешь – плыви, а хочешь – сразу иди на дно. Как говорят островитяне, алоха!
Лилиа попыталась уцепиться за борт, но толчок был так силен, что пальцы сорвались и она оказалась в воде. Волна тотчас накрыла ее с головой и потащила в глубину, прямо к острым выступам кораллов, вокруг которых крутились песчаные водовороты. Лилиа инстинктивно устремилась в сторону и вверх, к поверхности. Вынырнув, она огляделась. Каноэ уже удалилось от бурных вод и быстро удалялось от острова. Радд, заметив ее, помахал рукой и что-то крикнул, но крик потерялся в реве бушующего моря.
В следующее мгновение течение снова подхватило Лилиа и швырнуло туда, где вода бесновалась особенно яростно. Опыт помог девушке избегнуть оскаленных зубов рифа, а идущая следом волна перебросила ее через опасное место. Впереди ждала еще одна смертельная ловушка – бешеный прибрежный прибой, однако другого пути не было.
Лилиа осторожно поплыла вперед, высматривая место, хотя бы отчасти проходимое. Лишь в самый последний момент увидев выемку в скалах, где водоворот крутился не так быстро, Лилиа поплыла туда. Она сильно ударилась о берег, но удержалась в крохотной заводи, где едва можно было развернуться. Волна отхлынула, таща ее за собой на верную гибель.
К счастью, слепо шаря руками по дну, Лилиа нащупала какой-то выступ и держалась за него, пока не пришла новая волна. На этот раз ей удалось подтянуться и вцепиться в колючий куст, торчащий из трещины в скале. Девушка повисла на нем, моля богов послать волну повыше. Очевидно, боги не оставили ее в миг тяжкого испытания, так как волна и в самом деле пришла очень высокая. Вскоре Лилиа лежала на берегу, жадно хватая ртом воздух.
Отдышавшись и немного придя в себя, девушка уселась на мокрых скалах, осыпаемых водяной пылью, и огляделась. Что же это за место? Куда она попала?
Побережье поросло густым и довольно высоким кустарником. Лилиа показалось, что она слышит шорох ветра, но к ней кто-то быстро приближался. Встревоженная девушка поднялась на ноги.
Кусты раздвинулись, оттуда вышел человек и остановился, разглядывая ее. Увидев его, Лилиа едва подавила крик.
Такое не являлось к ней даже в кошмарах. Незнакомец был обмотан ветхим тряпьем, но видимые участки тела разлагались заживо. Руки, напоминающие когтистые птичьи лапы, с трудом держали подобие копья, глубоко запавшие глаза пугали лихорадочным блеском.
Ледяной холод пронизал Лилиа. Она поняла, что по милости своих врагов находится на Калаупапа – там, куда испокон веков свозили прокаженных и.оставляли на произвол судьбы.
Никто и никогда еще не вернулся с Калаупапа.
Глава 16
– Вы просите рассказать сказку, – сказала Акаки собравшимся вокруг нее детям. – Хорошо, я расскажу такую, чтобы вы поняли, почему нам всем пришлось бежать из родной деревни. Это история Хуа, который когда-то был вождем в Хана.
Старые предания утверждают, что Хуа отличался свирепостью и несправедливостью. Острова наши насчитывают много веков, но никогда они не знали такого плохого повелителя – ни до, ни после Хуа. Беспокойный и воинственный, он настроил множество военных каноэ, а всех мужчин до единого сделал воинами. Если Хуа не враждовал с соседями на Мауи, то отправлялся в набег на Гавайи или Молокан. Именно он развязал первую войну между островами.
В то время кахуна в нашей деревне был Луахоомое, считавшийся прямым потомком самого бога Кане и наделенный ику-пау– божественной властью. Поэтому он требовал почтения к себе и безоговорочного повиновения. При всем том Луахоомое был человеком миролюбивым и не одобрял воинственных устремлений вождя. Он советовал ему прекратить бесконечные войны и обратиться к мирному труду, иначе богам надоест терпеть это безобразие, и они обрушат на Хуа свой гнев.
Такие речи несказанно раздражали Хуа. Разногласия между вождем и жрецом день ото дня все усиливались. Постепенно Хуа начал обвинять Луахоомое в военных неудачах, случавшихся время от времени, приписывая их тому, что тот не молит богов ниспослать победу.
Однажды вождь предпринял нападение на Молокаи, не увенчавшееся успехом. В деревню он вернулся в такой ярости, что, не помня себя, наложил табу на священный источник, в котором совершались омовения перед церемониями, и заколол копьем черную священную собаку, жившую в хижине жреца. Когда Луахоомое явился к нему с претензиями, вождь велел ему убираться восвояси, пока и его не постигла участь собаки.
Жрец вообще не одобрял поведение вождя. Когда Хуа не вел войну, то предавался разного рода порокам, проводил дни в пирушках и напивался до скотского состояния, роняя себя в глазах воинов. Эти пиры длились несколько дней, а то и недель, и народ Хана не знал покоя от криков, шума и танцев хула всю ночь напролет. Порой вождь врывался пьяным в дома, насильно увлекая людей на празднество.
И вот приблизился день праздника в честь бога Лоно, особенно любимый нашим народом, так как он знаменует начало нового года. К празднику все приносят вождю подарки, но Хуа, готовясь к очередному набегу на Гавайи, потребовал от каждого непомерно больших даров. Он также обложил непосильной данью покоренные деревни, заставив поставить ему воинов, каноэ и столько провизии, что застонал весь Мауи. Все должны были принести Хуа свои дары во время празднества.
Народное возмущение нарастало. Обычно жрецы поддерживают власть вождя, но в то время Луахоомое только поощрял недовольных жрецов. В своих речах он гневно осуждал недостойный образ жизни Хуа и его жадность.
Узнав об этом, вождь решил избавиться от неугодного жреца и тем самым пресечь вмешательство всех кахуна в дела повелителей. Задумав убить Луахоомое, Хуа заручился поддержкой Лууаны, жреца более низкого ранга, давно уже метившего на место верховного.
Поскольку нельзя просто так лишить жизни столь влиятельного, любимого и уважаемого человека, Хуа долго измышлял предлог для убийства. Однако Луахоомое, образец достойного поведения, никогда не подавал повода к осуждению. Но наконец вождя осенила черная мысль.
Вы знаете, что такое уау, не правда ли? Это невзрачные птицы, живущие у самого моря. Мясо их не идет в пищу, а перья не так красивы, чтобы служить украшением. И все же вождь приказал поймать несколько таких птиц в силок к празднеству. Этот приказ возбудил всеобщее любопытство. Несколько воинов, собрав все необходимое, пустились в путь. Тут вождь вышел из своей хижины и громко крикнул:
«Только не вздумайте ловить уау у моря! Отправляйтесь в горы и там достаньте мне хоть пару!»
Старший ловчий от удивления потерял дар речи. Все знали, что уау улетают в горы лишь однажды, для гнездования, а как только птенцы подрастают, возвращаются к морю. И ловчий спросил у стоявшего рядом жреца:
Старые предания утверждают, что Хуа отличался свирепостью и несправедливостью. Острова наши насчитывают много веков, но никогда они не знали такого плохого повелителя – ни до, ни после Хуа. Беспокойный и воинственный, он настроил множество военных каноэ, а всех мужчин до единого сделал воинами. Если Хуа не враждовал с соседями на Мауи, то отправлялся в набег на Гавайи или Молокан. Именно он развязал первую войну между островами.
В то время кахуна в нашей деревне был Луахоомое, считавшийся прямым потомком самого бога Кане и наделенный ику-пау– божественной властью. Поэтому он требовал почтения к себе и безоговорочного повиновения. При всем том Луахоомое был человеком миролюбивым и не одобрял воинственных устремлений вождя. Он советовал ему прекратить бесконечные войны и обратиться к мирному труду, иначе богам надоест терпеть это безобразие, и они обрушат на Хуа свой гнев.
Такие речи несказанно раздражали Хуа. Разногласия между вождем и жрецом день ото дня все усиливались. Постепенно Хуа начал обвинять Луахоомое в военных неудачах, случавшихся время от времени, приписывая их тому, что тот не молит богов ниспослать победу.
Однажды вождь предпринял нападение на Молокаи, не увенчавшееся успехом. В деревню он вернулся в такой ярости, что, не помня себя, наложил табу на священный источник, в котором совершались омовения перед церемониями, и заколол копьем черную священную собаку, жившую в хижине жреца. Когда Луахоомое явился к нему с претензиями, вождь велел ему убираться восвояси, пока и его не постигла участь собаки.
Жрец вообще не одобрял поведение вождя. Когда Хуа не вел войну, то предавался разного рода порокам, проводил дни в пирушках и напивался до скотского состояния, роняя себя в глазах воинов. Эти пиры длились несколько дней, а то и недель, и народ Хана не знал покоя от криков, шума и танцев хула всю ночь напролет. Порой вождь врывался пьяным в дома, насильно увлекая людей на празднество.
И вот приблизился день праздника в честь бога Лоно, особенно любимый нашим народом, так как он знаменует начало нового года. К празднику все приносят вождю подарки, но Хуа, готовясь к очередному набегу на Гавайи, потребовал от каждого непомерно больших даров. Он также обложил непосильной данью покоренные деревни, заставив поставить ему воинов, каноэ и столько провизии, что застонал весь Мауи. Все должны были принести Хуа свои дары во время празднества.
Народное возмущение нарастало. Обычно жрецы поддерживают власть вождя, но в то время Луахоомое только поощрял недовольных жрецов. В своих речах он гневно осуждал недостойный образ жизни Хуа и его жадность.
Узнав об этом, вождь решил избавиться от неугодного жреца и тем самым пресечь вмешательство всех кахуна в дела повелителей. Задумав убить Луахоомое, Хуа заручился поддержкой Лууаны, жреца более низкого ранга, давно уже метившего на место верховного.
Поскольку нельзя просто так лишить жизни столь влиятельного, любимого и уважаемого человека, Хуа долго измышлял предлог для убийства. Однако Луахоомое, образец достойного поведения, никогда не подавал повода к осуждению. Но наконец вождя осенила черная мысль.
Вы знаете, что такое уау, не правда ли? Это невзрачные птицы, живущие у самого моря. Мясо их не идет в пищу, а перья не так красивы, чтобы служить украшением. И все же вождь приказал поймать несколько таких птиц в силок к празднеству. Этот приказ возбудил всеобщее любопытство. Несколько воинов, собрав все необходимое, пустились в путь. Тут вождь вышел из своей хижины и громко крикнул:
«Только не вздумайте ловить уау у моря! Отправляйтесь в горы и там достаньте мне хоть пару!»
Старший ловчий от удивления потерял дар речи. Все знали, что уау улетают в горы лишь однажды, для гнездования, а как только птенцы подрастают, возвращаются к морю. И ловчий спросил у стоявшего рядом жреца: