Страница:
Жрец – высокий худой старик с белыми прядями редких волос – появился на пороге и бесстрастно ждал, пока приблизится незваный гость. Длинные тонкие руки он скрестил на груди.
– Мое имя – Лопака. – Воин остановился перед ним.
– Мне было известно о твоем возможном приходе, – холодно ответствовал жрец.
– Я ищу здесь убежища.
– Это твое право. Закон гласит, что жизнь любого, кому удалось проникнуть в Пуюонуа, неприкосновенна. Так тому и быть. Желаешь ли ты пройти очищение?
– Да.
– Это также твое право.
Повинуясь жесту старого жреца, Лопака опустился на колени и низко склонил голову. Кахуна начал долгую церемонию очищения от вины за совершенный проступок, но воин не слышал ни слова из древних заклинаний, смысл которых давно утратили непосвященные. Лопака знал, что этот последний этап окончательно изнурит его, так как продолжится чуть ли не сутки. После этого человек, нарушивший табу, считался заново рожденным и должен был уйти. Побежденный воин, однако, имел привилегии. Ему дозволялось оставаться в городе до тех пор, пока не заживут его раны и он не будет в силах покинуть священную землю.
Эта мысль заставила Лопаку мысленно усмехнуться. Он решил задержаться здесь, пока ярость сторонников Коа не утихнет. Воин понимал, что это случится скоро, потому что островитяне – народ добродушный. К тому же им будет попросту не до мести, так как они будут заняты избранием нового вождя. Он же завербует тем временем новый отряд, хорошенько вымуштрует его, а через год-другой нападет на того, кто займет место Коа.
Лопака многому научился в этот раз и уже не позволит себе недооценить противника, да и противник будет иной. Со смертью Коа и исчезновением Лилиа правящая династия острова неминуемо придет в смущение и растерянность. Нового вождя изберут из стариков или подростков, что сыграет Лопаке на руку.
Его время еще настанет.
Поначалу Акаки не поверила своим глазам, когда копье пронзило Коа и молодой вождь начал оседать на землю. Это зрелище вызвало в ее памяти иные времена – те, когда военные столкновения происходили на Мауи часто. Проталкиваясь к поверженному Коа, Акаки искала глазами дочь.
Увидев, что юноша мертв, Акаки пришла в ярость. Она забыла обо всем, кроме мести. Когда из зарослей, окружавших территорию для брачных церемоний, появился отряд с Лопакой во главе, она издала вопль ненависти и гнева и бросилась навстречу, словно надеясь предотвратить нападение. Заметив это, воины Коа опомнились, заслонили собой Акаки, и вскоре завязалось настоящее сражение. Оттесненная назад, она все же видела происходящее благодаря своему высокому росту. Если бы могла, Акаки вступила бы в бой, потому что сразу поняла, чья рука метнула копье в Коа. Лопака, недовольный своей судьбой, давно мечтал завладеть плащом вождя Хана.
– Сражайтесь, воины! – закричала Акаки, и ее сильный голос перекрыл шум сражения. – Не дайте уйти живым убийце Коа, подлому предателю Лопаке! Он спит и видит себя вождем Хана, но что ждет подданных такого вождя? Лопака зальет остров кровью, ненависть и зло воцарятся здесь вместо добра и мира! Женщины! Не стойте в стороне, берите палки и камни – все, что подвернется! Пусть Лопака знает, что мы не хотим такого вождя! Лучше смерть, чем его власть!
Ее неистовая ярость нашла отклик в сердцах островитян. В приспешников Лопаки полетели камни. Акаки, как тигрица, набросилась на зазевавшегося воина Лопаки, царапая и пиная его. Когда отряд, изрядно поредевший, начал отступать, женщина велела барабанщикам двигаться следом за ним, выбивая непрерывное послание жрецам на случай, если кто-то из побежденных решит искать убежище в Пую-онуа. Более всего она не желала, чтобы туда добрался сам Лопака. Он не из тех, кто честно погибнет в бою, его змеиное сердце не упустит шанса на спасение, а церемония очищения навсегда снимет с него все обвинения. Покинув город живым и невредимым, он неминуемо вернется и снова начнет мутить воду.
Когда сражение закончилось и барабанщики последовали за единственным оставшимся в живых к городу-убежищу, Акаки почувствовала смертельную усталость после страшного напряжения – ведь она была уже не первой молодости. В полном изнеможении лежала Акаки в хижине целый час, а очнувшись, первым делом подумала о дочери и удивилась тому, что Лилиа не попадалась ей на глаза с самого убийства Коа. Поначалу Акаки предполагала, что девушка оплакивает где-нибудь смерть возлюбленного, ничего не зная о разыгравшейся битве. Однако поиски дочери ничего не дали, и Акаки не на шутку встревожилась. Когда же одна из женщин припомнила, что видела, как Эйза Радд увлек ошеломленную Лилиа под деревья, Акаки и вовсе пришла в ужас.
Ее охватили самые дурные предчувствия. Она знала, что судно белых два дня назад бросило якорь в одной из бухт. К удивлению островитян, экипаж не сошел на берег даже для того, чтобы пополнить запасы питьевой воды. Это было то самое торговое судно, что несколько недель назад доставило сюда Радда, а потом отправилось дальше по островам. Теперь оно два дня стояло на якоре в бухте. Поскольку белые всегда проявляли странности, о нем забыли в горячке приготовлений к свадьбе.
Акаки поспешила к бухте, инстинктивно догадываясь, что искать нужно именно там. Солнце уже вставало, когда глазам ее открылась пустынная океанская гладь. Судно белых исчезло.
Акаки опустилась на песок и закрыла лицо руками.
– Зачем? – повторяла она сквозь слезы. – Зачем Эйза Радд похитил тебя, доченька?
Акаки ничуть не сомневалась в том, что это – его рук дело. Цели похищения она не понимала, но с первого взгляда не доверяла Радду, казалось, источавшему запах зла. Акаки пожалела, что не удосужилась расспросить о нем, возможно, ей удалось бы узнать, зачем он появился на острове. Все дело в том, что островитяне привыкли доверять людям. Каждый, кто ступал на землю Мауи, считался гостем, ему были рады и не лезли в душу, довольствуясь тем, что человек ведет себя мирно и не доставляет неприятностей. Только серьезные причины заставляли жителей Мауи проявлять враждебность к чужестранцу. К несчастью, порой оказывалось уже слишком поздно.
Акаки долго еще размышляла. Возможно, она ошиблась и Эйза Радд просто бежал с острова, не желая стать случайной жертвой столкновения, а Лилиа скрылась в горах, охваченная горем, и не желает никого видеть, даже мать. Чего ради кому-то увозить ее с острова?
Эта мысль вдохнула в Акаки надежду, и она поспешила в деревню, чтобы возобновить поиски дочери. Там ее ожидало еще одно неприятное известие: из Пуюонуа, все так же при помощи барабанов, было передано, что Лопаке удалось туда проникнуть. Акаки, слишком тревожась за дочь, не приняла это близко к сердцу. Сейчас Лопака ее ничуть не интересовал.
В окрестностях деревни были обысканы все укромные уголки. Жители обследовали все любимые места Лилиа, в том числе Семь Священных Озер и прилегающие к ним скалы. Мало-помалу они ни с чем возвращались в деревню. Последней, едва волоча ноги от усталости, пришла Акаки. Теперь уже стало ясно – Лилиа бесследно исчезла.
К вечеру деревня заволновалась снова, на этот раз из-за безвластия. Островитяне не представляли себе жизни без вождя.
Но кто займет место Коа? Воины, преследовавшие Лопаку, тоже вернулись, но такие усталые и угнетенные, что не могли принять участия в обсуждении будущего. Считая вопрос насущным, Акаки заставила себя задуматься о нем немедленно.
Вообще говоря, проблем было две. Лопака ускользнул от преследователей и теперь, без сомнения, проходил в Пуюонуа церемонию очищения, которая позволит ему жить дальше как ни в чем не бывало. Наверняка он уже разрабатывает план, как собрать под свое крыло других недовольных и изменить тактику в будущем, чтобы заполучить власть. «Такие, как он, не сдаются, пока живы», – с горечью решила Акаки. У нее даже мелькнула мысль устроить засаду на Лопаку, дождаться, пока он выйдет из города, и убить, но она знала, что островитяне не согласятся нарушить обычаи, даже если от этого зависит их будущее.
Другой проблемой было безвластие. Оно не могло продолжаться долго, ведь островитяне не мыслили себе жизни без вождя. Испокон веков ими повелевали, они же повиновались с радостью. Безвластие означало хаос, однако большинство потомков рода повелителей еще не достигли совершеннолетия. Из старших оставались лишь сама Акаки и старик по имени Наи, человек большого ума. Но ведь вождь должен быть крепок и физически, а Наи – калека, едва способный передвигаться. Несколько лет назад он попался в зубы акуле и сильно пострадал. Жены и детей Наи лишился еще раньше и теперь находился на попечении всей деревни.
Жители собирались группами и обсуждали дела. Раз никого, кроме Наи, нет, ему и быть вождем, говорили все.
Поздно вечером Акаки заглянула в хижину Наи. Очень встревоженный, он лежал на свежей плетеной циновке.
– Я знаю, зачем ты здесь, Акаки. – Наи беспомощно повел искалеченной рукой. – Мне передали, что говорят в деревне. Но как же я стану править? От меня осталась только половина!
– Ты прав, Наи, – спокойно отозвалась Акаки, уже составившая план действий. – Аши должен быть силен и крепок, он не может править из хижины.
– Но как же нам быть? Ведь из всей линии только ты и я в зрелых годах...
– Значит, я и буду вождем. – Акаки поднялась. В свете масляной лампы она казалась высокой и сильной, под стать мужчинам. – Я так решила, потому что выхода нет, а люди нуждаются в вожде. Я буду править мудро и справедливо, клянусь. Согласен ли ты, Наи, с моим решением? Или выступишь против?
Посмотрев на нее, старик покачал головой:
– Нет, Акаки, я не буду против. Никто не откажет тебе в праве стать вождем, раз другого выбора нет. Но каковы будут тайные мысли твоих подданных? И сможешь ли ты противостоять Лопаке, если он предъявит права на власть?
– Его права сомнительны, и все это знают, к тому же людям нужен мир, а не война. Что до меня, Наи, я сделаю все, чтобы Лопака никогда не получил плащ вождя!
На другой день утром Акаки объявила о намерении принять бремя власти на свои плечи. Как она и предполагала, никто не высказался против. Коротко обрезав волосы в знак траура по Коа и печали по Лилиа, Акаки проводила все свободное от дел время в одиночестве, на людях же была приветлива и весела. Каждый вечер, когда солнце опускалось низко над океаном, Акаки уходила к бухте, откуда уплыла в неизвестном направлении ее дочь. До самой темноты она сидела на белом песке, не сводя взгляда с горизонта и надеясь, что там появятся паруса.
Глава 3
– Мое имя – Лопака. – Воин остановился перед ним.
– Мне было известно о твоем возможном приходе, – холодно ответствовал жрец.
– Я ищу здесь убежища.
– Это твое право. Закон гласит, что жизнь любого, кому удалось проникнуть в Пуюонуа, неприкосновенна. Так тому и быть. Желаешь ли ты пройти очищение?
– Да.
– Это также твое право.
Повинуясь жесту старого жреца, Лопака опустился на колени и низко склонил голову. Кахуна начал долгую церемонию очищения от вины за совершенный проступок, но воин не слышал ни слова из древних заклинаний, смысл которых давно утратили непосвященные. Лопака знал, что этот последний этап окончательно изнурит его, так как продолжится чуть ли не сутки. После этого человек, нарушивший табу, считался заново рожденным и должен был уйти. Побежденный воин, однако, имел привилегии. Ему дозволялось оставаться в городе до тех пор, пока не заживут его раны и он не будет в силах покинуть священную землю.
Эта мысль заставила Лопаку мысленно усмехнуться. Он решил задержаться здесь, пока ярость сторонников Коа не утихнет. Воин понимал, что это случится скоро, потому что островитяне – народ добродушный. К тому же им будет попросту не до мести, так как они будут заняты избранием нового вождя. Он же завербует тем временем новый отряд, хорошенько вымуштрует его, а через год-другой нападет на того, кто займет место Коа.
Лопака многому научился в этот раз и уже не позволит себе недооценить противника, да и противник будет иной. Со смертью Коа и исчезновением Лилиа правящая династия острова неминуемо придет в смущение и растерянность. Нового вождя изберут из стариков или подростков, что сыграет Лопаке на руку.
Его время еще настанет.
Поначалу Акаки не поверила своим глазам, когда копье пронзило Коа и молодой вождь начал оседать на землю. Это зрелище вызвало в ее памяти иные времена – те, когда военные столкновения происходили на Мауи часто. Проталкиваясь к поверженному Коа, Акаки искала глазами дочь.
Увидев, что юноша мертв, Акаки пришла в ярость. Она забыла обо всем, кроме мести. Когда из зарослей, окружавших территорию для брачных церемоний, появился отряд с Лопакой во главе, она издала вопль ненависти и гнева и бросилась навстречу, словно надеясь предотвратить нападение. Заметив это, воины Коа опомнились, заслонили собой Акаки, и вскоре завязалось настоящее сражение. Оттесненная назад, она все же видела происходящее благодаря своему высокому росту. Если бы могла, Акаки вступила бы в бой, потому что сразу поняла, чья рука метнула копье в Коа. Лопака, недовольный своей судьбой, давно мечтал завладеть плащом вождя Хана.
– Сражайтесь, воины! – закричала Акаки, и ее сильный голос перекрыл шум сражения. – Не дайте уйти живым убийце Коа, подлому предателю Лопаке! Он спит и видит себя вождем Хана, но что ждет подданных такого вождя? Лопака зальет остров кровью, ненависть и зло воцарятся здесь вместо добра и мира! Женщины! Не стойте в стороне, берите палки и камни – все, что подвернется! Пусть Лопака знает, что мы не хотим такого вождя! Лучше смерть, чем его власть!
Ее неистовая ярость нашла отклик в сердцах островитян. В приспешников Лопаки полетели камни. Акаки, как тигрица, набросилась на зазевавшегося воина Лопаки, царапая и пиная его. Когда отряд, изрядно поредевший, начал отступать, женщина велела барабанщикам двигаться следом за ним, выбивая непрерывное послание жрецам на случай, если кто-то из побежденных решит искать убежище в Пую-онуа. Более всего она не желала, чтобы туда добрался сам Лопака. Он не из тех, кто честно погибнет в бою, его змеиное сердце не упустит шанса на спасение, а церемония очищения навсегда снимет с него все обвинения. Покинув город живым и невредимым, он неминуемо вернется и снова начнет мутить воду.
Когда сражение закончилось и барабанщики последовали за единственным оставшимся в живых к городу-убежищу, Акаки почувствовала смертельную усталость после страшного напряжения – ведь она была уже не первой молодости. В полном изнеможении лежала Акаки в хижине целый час, а очнувшись, первым делом подумала о дочери и удивилась тому, что Лилиа не попадалась ей на глаза с самого убийства Коа. Поначалу Акаки предполагала, что девушка оплакивает где-нибудь смерть возлюбленного, ничего не зная о разыгравшейся битве. Однако поиски дочери ничего не дали, и Акаки не на шутку встревожилась. Когда же одна из женщин припомнила, что видела, как Эйза Радд увлек ошеломленную Лилиа под деревья, Акаки и вовсе пришла в ужас.
Ее охватили самые дурные предчувствия. Она знала, что судно белых два дня назад бросило якорь в одной из бухт. К удивлению островитян, экипаж не сошел на берег даже для того, чтобы пополнить запасы питьевой воды. Это было то самое торговое судно, что несколько недель назад доставило сюда Радда, а потом отправилось дальше по островам. Теперь оно два дня стояло на якоре в бухте. Поскольку белые всегда проявляли странности, о нем забыли в горячке приготовлений к свадьбе.
Акаки поспешила к бухте, инстинктивно догадываясь, что искать нужно именно там. Солнце уже вставало, когда глазам ее открылась пустынная океанская гладь. Судно белых исчезло.
Акаки опустилась на песок и закрыла лицо руками.
– Зачем? – повторяла она сквозь слезы. – Зачем Эйза Радд похитил тебя, доченька?
Акаки ничуть не сомневалась в том, что это – его рук дело. Цели похищения она не понимала, но с первого взгляда не доверяла Радду, казалось, источавшему запах зла. Акаки пожалела, что не удосужилась расспросить о нем, возможно, ей удалось бы узнать, зачем он появился на острове. Все дело в том, что островитяне привыкли доверять людям. Каждый, кто ступал на землю Мауи, считался гостем, ему были рады и не лезли в душу, довольствуясь тем, что человек ведет себя мирно и не доставляет неприятностей. Только серьезные причины заставляли жителей Мауи проявлять враждебность к чужестранцу. К несчастью, порой оказывалось уже слишком поздно.
Акаки долго еще размышляла. Возможно, она ошиблась и Эйза Радд просто бежал с острова, не желая стать случайной жертвой столкновения, а Лилиа скрылась в горах, охваченная горем, и не желает никого видеть, даже мать. Чего ради кому-то увозить ее с острова?
Эта мысль вдохнула в Акаки надежду, и она поспешила в деревню, чтобы возобновить поиски дочери. Там ее ожидало еще одно неприятное известие: из Пуюонуа, все так же при помощи барабанов, было передано, что Лопаке удалось туда проникнуть. Акаки, слишком тревожась за дочь, не приняла это близко к сердцу. Сейчас Лопака ее ничуть не интересовал.
В окрестностях деревни были обысканы все укромные уголки. Жители обследовали все любимые места Лилиа, в том числе Семь Священных Озер и прилегающие к ним скалы. Мало-помалу они ни с чем возвращались в деревню. Последней, едва волоча ноги от усталости, пришла Акаки. Теперь уже стало ясно – Лилиа бесследно исчезла.
К вечеру деревня заволновалась снова, на этот раз из-за безвластия. Островитяне не представляли себе жизни без вождя.
Но кто займет место Коа? Воины, преследовавшие Лопаку, тоже вернулись, но такие усталые и угнетенные, что не могли принять участия в обсуждении будущего. Считая вопрос насущным, Акаки заставила себя задуматься о нем немедленно.
Вообще говоря, проблем было две. Лопака ускользнул от преследователей и теперь, без сомнения, проходил в Пуюонуа церемонию очищения, которая позволит ему жить дальше как ни в чем не бывало. Наверняка он уже разрабатывает план, как собрать под свое крыло других недовольных и изменить тактику в будущем, чтобы заполучить власть. «Такие, как он, не сдаются, пока живы», – с горечью решила Акаки. У нее даже мелькнула мысль устроить засаду на Лопаку, дождаться, пока он выйдет из города, и убить, но она знала, что островитяне не согласятся нарушить обычаи, даже если от этого зависит их будущее.
Другой проблемой было безвластие. Оно не могло продолжаться долго, ведь островитяне не мыслили себе жизни без вождя. Испокон веков ими повелевали, они же повиновались с радостью. Безвластие означало хаос, однако большинство потомков рода повелителей еще не достигли совершеннолетия. Из старших оставались лишь сама Акаки и старик по имени Наи, человек большого ума. Но ведь вождь должен быть крепок и физически, а Наи – калека, едва способный передвигаться. Несколько лет назад он попался в зубы акуле и сильно пострадал. Жены и детей Наи лишился еще раньше и теперь находился на попечении всей деревни.
Жители собирались группами и обсуждали дела. Раз никого, кроме Наи, нет, ему и быть вождем, говорили все.
Поздно вечером Акаки заглянула в хижину Наи. Очень встревоженный, он лежал на свежей плетеной циновке.
– Я знаю, зачем ты здесь, Акаки. – Наи беспомощно повел искалеченной рукой. – Мне передали, что говорят в деревне. Но как же я стану править? От меня осталась только половина!
– Ты прав, Наи, – спокойно отозвалась Акаки, уже составившая план действий. – Аши должен быть силен и крепок, он не может править из хижины.
– Но как же нам быть? Ведь из всей линии только ты и я в зрелых годах...
– Значит, я и буду вождем. – Акаки поднялась. В свете масляной лампы она казалась высокой и сильной, под стать мужчинам. – Я так решила, потому что выхода нет, а люди нуждаются в вожде. Я буду править мудро и справедливо, клянусь. Согласен ли ты, Наи, с моим решением? Или выступишь против?
Посмотрев на нее, старик покачал головой:
– Нет, Акаки, я не буду против. Никто не откажет тебе в праве стать вождем, раз другого выбора нет. Но каковы будут тайные мысли твоих подданных? И сможешь ли ты противостоять Лопаке, если он предъявит права на власть?
– Его права сомнительны, и все это знают, к тому же людям нужен мир, а не война. Что до меня, Наи, я сделаю все, чтобы Лопака никогда не получил плащ вождя!
На другой день утром Акаки объявила о намерении принять бремя власти на свои плечи. Как она и предполагала, никто не высказался против. Коротко обрезав волосы в знак траура по Коа и печали по Лилиа, Акаки проводила все свободное от дел время в одиночестве, на людях же была приветлива и весела. Каждый вечер, когда солнце опускалось низко над океаном, Акаки уходила к бухте, откуда уплыла в неизвестном направлении ее дочь. До самой темноты она сидела на белом песке, не сводя взгляда с горизонта и надеясь, что там появятся паруса.
Глава 3
День шел за днем, и они походили один на другой, как капли воды. Постепенно Лилиа начало казаться, что она всю свою жизнь провела в душной, вонючей, едва освещенной масляной плошкой каюте и никогда не ощущала под ногами твердую землю.
Ее поддерживали воля к жизни и жажда мести. В первый же день Лилиа поклялась себе вернуться в Хана и отомстить за смерть любимого.
Дважды в неделю после заката солнца Эйза Радд приходил за девушкой и выводил ее на палубу, где Лилиа проводила час или два, в зависимости от настроения своего тюремщика, и пряталась только при звуке шагов. По ночам весь экипаж судна, кроме вахтенного, спал в своих гамаках. Матросы ничего не знали о пленнице. Эйза Радд состоял в сговоре только с капитаном.
Выводя девушку на прогулку в первый раз, он злобно прошипел:
– Не думай, что это моя идея, принцесса! По мне, ты не заслуживаешь такой роскоши, но капитан твердит, что без свежего воздуха ты, видите ли, зачахнешь.
Радд не переставал приставать к Лилиа, и стычки с ним стимулировали ее волю. Она считала его самым отвратительным созданием, какое когда-либо встречала. Однако девушка старалась не злить своего тюремщика, зная, что он жесток и мстителен. Обозлившись, Радд мог попросту уморить ее голодом.
Смерть не пугала Лилиа, тем более что она догадывалась о гнусных планах Радда. Куда бы он ее ни вез, ничего хорошего это не сулило.
Однажды Радд принес ей в обычное время миску еды. Заглянув в нее, Лилиа увидела кусок тухлого вареного мяса. Вскрикнув от отвращения, девушка отшвырнула миску.
– Что это?! В Хана таким не кормят даже свиней!
– Не советую воротить нос, принцесса, другого все равно не получишь. Здесь тебе не Мауи, а открытое море. Может, тебе налить из общего котла? Чего захотела! Моряки в поте лица добывают свой хлеб и ром, а от тебя никакого толку. Целый день полеживаешь на боку да еще всем недовольна. – Помолчав, Радд подмигнул Лилиа. – Хотя, конечно, я мог бы и расщедриться, будь ты со мной поласковее. Сама посуди, я плачу за твой проезд из своего кармана, какой мне резон платить больше? Ну что? Услуга за услугу?
Он бочком начал приближаться. Девушка пятилась, пока не прижалась спиной к стене.
– Держись от меня подальше, Эйза Радд, иначе я закричу во весь голос, кто-нибудь услышит и придет.
– Как же, придет! Ну, услышат тебя, обратятся к капитану, а он скажет, что это не их ума дело, раз проезд оплачен. Я плачу, значит, и ставлю условия, так-то, девочка.
Радд все приближался. Лицо его раскраснелось, нижняя губа отвисла, дыхание участилось. Наконец он оказался так близко, что Лилиа чувствовала его несвежее дыхание и вонь застарелого пота.
Не встретив сопротивления, Радд стиснул ее правое запястье. Его свободная рука легла на грудь. Девушка рванулась, но, к ее удивлению и испугу, Радд оказался сильнее. К тому же он разозлился и так стиснул ей грудь, что на глаза навернулись слезы.
– Не трепыхайся, а то хуже будет! – со злобной насмешкой прошипел он. – Строишь из себя недотрогу, как будто я не знаю, что вы, туземки, готовы раздвинуть ноги для каждого встречного-поперечного.
– Только если мужчина нам по душе! Ни одна девушка не отдается тому, кто ей ненавистен!
– Ненавистен, вот как? Я тебе покажу – ненавистен!
Радд так стиснул грудь Лилиа, что от боли у нее помутилось в глазах, и это позволило мерзавцу опрокинуть ее на пол.
Придавив ноги девушки коленом, а грудь локтем, он начал дергать узел капа. Ткань треснула, Радд сорвал и отбросил ее, а затем раздвинул Лилиа ноги.
– Теперь мы посмотрим, кому отдаются туземные девки! Лежи и получай удовольствие, моя разборчивая принцесса.
Лилиа забилась со всем отчаянием обреченности, но перевес был явно на стороне насильника. Побагровевший Радд тянулся к ней мокрыми губами. Глаза его остекленели от вожделения.
Вклинившись между ногами девушки, Радд начал расстегивать брюки. Ему пришлось убрать руку с груди Лилиа. Жадно глотнув воздуха, девушка изо всех сил рванулась в сторону, почти сбросив с себя насильника. Отведя ногу, она с размаху всадила колено ему в пах. Радд завопил от боли и обмяк. Теперь уже не составило труда оттолкнуть его.
Девушка схватила свою капа, вскочила и прикрыла наготу. Зажав руками пах, Радд поднялся на колени.
– Я тебя предупреждала, – процедила она. – Запомни, Радд, что бы ты ни делал, я не покорюсь!
– Проклятая желтая сука! До сих пор я обходился с тобой мягко, но за это... за это тебе не поздоровится!
Двое суток не поворачивался ключ в двери каюты, двое суток не появлялся Эйза Радд. Запах от помойного ведра стал невыносимым, Лилиа ослабела от голода и жажды.
Несколько раз девушка приближалась к двери, но уходила, так и не постучав, не желая признать себя побежденной. К тому же Лилиа сомневалась, что Радд уморит ее голодом. Почему-то она представляла для него ценность, а он был скаредный и жадный..
По истечении вторых суток послышался скрежет ключа. Лилиа тотчас поднялась. За время плавания она потеряла в весе, а теперь еще и ослабела, но встретила своего тюремщика с высоко поднятой головой. Он принес ведро воды и миску с едой.
– Фу, ну и смердит здесь! – Радд поморщился. – Чтоб мне пропасть, сроду не нюхал такой вони! Вот тебе вода, вымойся, а этим можешь набить свой пустой живот.
Ей хотелось наброситься на пищу, но Лилиа не двинулась с места, чтобы Радд не заметил, как она слаба.
– Спасибо, – с достоинством промолвила она.
– Не благодари. Ты для меня не человек, а только имущество, в которое вложены денежки.
Радд поставил миску и ведро на пол, подхватил помойную жестянку и исчез за дверью. Едва его шаги затихли в коридоре, Лилиа накинулась на еду. Первым делом она напилась. Вода застоялась, как и случается в долгих морских путешествиях, но была лучше прежней. Утолив жажду, девушка приступила к еде. Вместе с сытостью пришла дремота, и Лилиа через силу заставила себя вымыться.
После этого случая время снова потянулось однообразно. Раз в день появлялся Радд с миской и ведром. От такого рациона девушка исхудала. К счастью, прогулки по палубе тоже возобновились.
Однако Радд больше не пытался насиловать Лилиа. Более того, он почти не разговаривал с ней. Наконец, настал день, когда он явился не с одним, а с двумя ведрами воды, и притом теплой. Пораженная Лилиа даже не спросила, что это означает. В несколько заходов Радд принес деревянную лохань, обмылок, ветхое полотенце и приличную еду, тоже в двух мисках. А затем и ворох одежды.
– Завтра поутру мы будем там, куда держим путь, – сообщил он. – Это не какой-нибудь паршивый остров, так что придется тебе прикрыться, принцесса.
– Я ни за что не надену платье, которое Исаак Джэггар назвал «матушкой Хаббард»!
– Вздор! Я принес тебе нормальную одежду. В такой ходят женщины там, куда мы плывем. Так положено, и нечего упрямиться. Если ты вздумаешь расхаживать по улицам, тряся голой грудью, поначалу все сбегутся, а потом ты очутишься в тюрьме и узнаешь, что такое настоящая клетка. Чтоб мне пропасть, уж я-то знаю, посидел свое!
– Но я не могу носить такое... такое одеяние!
– Сможешь как миленькая! И смотри, не очень долго раздумывай, а то позову парочку дюжих матросов, они тебя быстренько запихнут в это платье вверх ногами! Или... – Радд гнусно ухмыльнулся, – или они тебя подержат, а я одену. Что тебе больше по душе? Учти, эти ребята не видели женщин долго, очень долго, едва ли они совладают с собой. Ну все! Завтра утром, когда пришвартуемся, чтоб была одета и обута, ясно?
Он собирался уйти.
– Постой! Куда мы прибываем? Что это за страна?
– Это Англия, девочка, старая добрая Англия. Лондон, если уж быть точным. Тебе там понравится, чтоб мне пропасть! В этом городишке столько диковин, что и не снилось на твоем куске земли.
Он ушел, оставив девушку наедине с грудой одежды. Она приблизилась, посмотрела на странные детали, потом подняла верхнюю, повертела и снова бросила.
Совсем иные мысли занимали Лилиа сейчас. Англия! Страна, где родился ее отец, где он долгое время жил! Как странно, что Радд доставил ее именно сюда. Вопреки всему девушка усмотрела в этом совпадении хорошее предзнаменование. Так и не зная планов Радда на свой счет и опасаясь их, она все же испытала радостное волнение при мысли, что окажется в стране, которую мечтала увидеть.
Подумав об этом, девушка снова вернулась к вороху одежды.
Длинное, до пят платье. Какие-то необъятные юбки. Вероятно, их следует надевать вниз, чтобы платье было пышным. Пара чулок. Еще какие-то предметы и наконец самое ужасное – одежда для ног, или обувь, как называл это отец. Такая узкая, что кажется невозможным вставить туда стопу, не то что двигаться в этом.
Однако Лилиа понимала, что выбора нет и ей придется надеть все это. Между тем она понятия не имела о назначении отдельных деталей, не знала, как приспособить их. Не обращаться же за помощью или советом к Радду! Боже, в какие крохотные колодки ей предстоит всунуть ноги! А ведь она никогда в жизни не носила обуви.
Долго сидела девушка над одеждой, перебирая ее, размышляя, что надеть сначала, а что потом и куда именно.
Рано утром ее разбудила перекличка матросов на верхней палубе. Голоса были громкими и радостно-возбужденными, движение судна быстро замедлялось, и наконец с плеском упал в воду якорь.
Накануне девушка так и улеглась в одежде, страшась даже мысли о том, что утром еще раз придется пройти через ритуал сложного облачения. Невероятное количество предметов туалета стесняло и затрудняло движения. Прежде Лилиа и не предполагала, что можно чувствовать себя так неудобно и неестественно. Все детали одежды болтались на ней, кроме башмаков, которые, напротив, были очень тесны. К тому же от платья и прочего исходил неприятный запах плесени.
Вскоре раздался привычный скрежет ключа. Радд быстро вошел в каюту, но, увидев Лилиа, замер и приоткрыл рот. Очевидно, не ожидал, что островитянка справится со сложным нарядом белой женщины.
– Хм... надо же, ты все это надела... хм... чтоб мне пропасть, у тебя какой-то... какой-то совсем другой вид!
Лилиа выжидающе посмотрела на своего тюремщика. Отвесив шутовской поклон, он сделал жест в сторону двери.
– После вас, мисс!
Девушка вышла наконец за порог своей тюрьмы. Ноги у нее подгибались – каблучок был низким, но нестойким.
На палубе ее ждал неприятный сюрприз: все вокруг было окутано густым серым туманом. Мачты корабля терялись в нем уже в полуметре над головой. Казалось, толстое сырое одеяло укрыло весь мир.
Радд подтолкнул девушку к веревочной лестнице, и Лилиа едва разглядела внизу баркас. В нем сидели два матроса на веслах. Гребя, матросы украдкой бросали на девушку озадаченные взгляды, но она не обращала на это внимания, всматриваясь в густую пелену тумана.
Внезапно посветлело – всходило солнце. С ним повеял свежий бриз, который начал разгонять туман. Когда он полностью рассеялся на несколько мгновений, Лилиа ахнула, впервые увидев город, творение белого человека.
Дома из серого известняка и потемневшего от сажи кирпича казались чудовищно громадными. Их украшали башенки, карнизы, каменные завитки. Строения тянулись насколько мог охватить взгляд. По мере того как туман редел, глазам девушки открывалась портовая гавань, где стояло на якоре неисчислимое множество судов. Лодки сновали между судами и пристанью.
– Ну что, принцесса, каково? Небось дух захватило, а?
Лилиа едва слышала замечание Радда, такое самодовольное, словно порт принадлежал ему. Она с жадностью впивала глазами окружающее. Страх перед большим городом проснулся в ней лишь тогда, когда лодка коснулась причала. На пристани толпилось великое множество людей, и все они кричали, толкались, куда-то пробивались, занимались погрузкой или выгрузкой. Лилиа и не представляла себе, что такое количество людей может быть в одном месте. Вся эта масса народу, казалось, готова была сомкнуться вокруг девушки, сдавить ее и задушить. Будь это возможно, она обратилась бы в бегство. Догадавшись о страхах девушки, Радд крепко взял ее под руку и не отпускал, пока они не сошли на берег.
Несмотря на невероятное количество чудес и диковинок, Лилиа чувствовала себя одинокой, затерянной, всем чужой. Долгое морское путешествие в душной, тесной каюте без окон еще вчера казалось ей самым страшным, однако новый опыт был по-своему тягостен.
Сотни людей спешили по каким-то своим делам, не обращая на девушку ни малейшего внимания Чужие лица, чужая одежда, чужая жизнь. И холод, промозглый холод, пробирающий до костей. Весна вот-вот должна была смениться летом, но Лилиа, знавшая только тропическую жару, дрожала всем телом.
Выбравшись из порта, Радд нанял кеб и втолкнул туда девушку.
– Предместье по дороге на Суссекс. Путь не близкий, но не волнуйся, приятель, тебе заплатят, – сказал он кебмену.
В повозке белых Лилиа было так же неуютно, как и в порту, однако глаза ее невольно устремились к окошку. Кеб катился по булыжной мостовой улиц, переходящих одна в другую и заполненных толпами народа. На улицах, хоть и не слишком чистых, было множество лавок с разного рода товаром в витринах.
Девушка забилась в угол, сжалась в комок, чтобы согреться, и отдалась во власть растущего изумления и страха. Лондон оказался больше, неизмеримо больше, чем она предполагала. Должно быть, это самый крупный город мира. Какое счастье, что отец учил ее истории и географии! Лилиа лихорадочно пыталась вспомнить то, что знала об Англии вообще и о Лондоне в частности. К счастью, она имела понятие об экипажах и велосипедах и узнавала их, когда видела. Конечно, от этого они не стали менее пугающими и чуждыми, но хотя бы не заставляли теряться в догадках.
Лилиа снова поразила мысль о том, что она – на родине отца. Совпадение казалось невероятным.
– Послушай... – нерешительно обратилась она к своему спутнику, – я хочу знать, куда ты меня везешь и зачем.
– Все в свое время, принцесса, все в свое время, – ухмыльнулся Радд. – Потерпи, осталось недолго.
Когда кеб выехал из города в предместье, глазам девушки открылась сельская Англия во всей ее весенней красе. Ветерок перебирал желтые головки диких нарциссов, яркие азалии в палисадниках, ветки миндальных деревьев в таком обильном цвету, что молодая листва терялась среди белоснежных лепестков. Обилие растительности, пусть даже незнакомой, несколько утешило девушку. Зеленые холмы простирались до самого горизонта, живописные луга были разделены живыми изгородями, купы деревьев склонялись над прудом или речушкой. После буйства джунглей на Мауи флора Англии казалась скудной, и все же Лилиа жадно разглядывала придорожные лужайки и рощи. Время от времени мелькала ферма или постоялый двор, а порой и особняк в стороне от дороги, почти скрытый деревьями и тщательно ухоженным кустарником.
Они ехали по немощеной дороге, и пыль так и клубилась за кебом. Становилось все теплее. Девушка согрелась и, утомленная впечатлениями, прикорнула в углу сиденья.
Ее поддерживали воля к жизни и жажда мести. В первый же день Лилиа поклялась себе вернуться в Хана и отомстить за смерть любимого.
Дважды в неделю после заката солнца Эйза Радд приходил за девушкой и выводил ее на палубу, где Лилиа проводила час или два, в зависимости от настроения своего тюремщика, и пряталась только при звуке шагов. По ночам весь экипаж судна, кроме вахтенного, спал в своих гамаках. Матросы ничего не знали о пленнице. Эйза Радд состоял в сговоре только с капитаном.
Выводя девушку на прогулку в первый раз, он злобно прошипел:
– Не думай, что это моя идея, принцесса! По мне, ты не заслуживаешь такой роскоши, но капитан твердит, что без свежего воздуха ты, видите ли, зачахнешь.
Радд не переставал приставать к Лилиа, и стычки с ним стимулировали ее волю. Она считала его самым отвратительным созданием, какое когда-либо встречала. Однако девушка старалась не злить своего тюремщика, зная, что он жесток и мстителен. Обозлившись, Радд мог попросту уморить ее голодом.
Смерть не пугала Лилиа, тем более что она догадывалась о гнусных планах Радда. Куда бы он ее ни вез, ничего хорошего это не сулило.
Однажды Радд принес ей в обычное время миску еды. Заглянув в нее, Лилиа увидела кусок тухлого вареного мяса. Вскрикнув от отвращения, девушка отшвырнула миску.
– Что это?! В Хана таким не кормят даже свиней!
– Не советую воротить нос, принцесса, другого все равно не получишь. Здесь тебе не Мауи, а открытое море. Может, тебе налить из общего котла? Чего захотела! Моряки в поте лица добывают свой хлеб и ром, а от тебя никакого толку. Целый день полеживаешь на боку да еще всем недовольна. – Помолчав, Радд подмигнул Лилиа. – Хотя, конечно, я мог бы и расщедриться, будь ты со мной поласковее. Сама посуди, я плачу за твой проезд из своего кармана, какой мне резон платить больше? Ну что? Услуга за услугу?
Он бочком начал приближаться. Девушка пятилась, пока не прижалась спиной к стене.
– Держись от меня подальше, Эйза Радд, иначе я закричу во весь голос, кто-нибудь услышит и придет.
– Как же, придет! Ну, услышат тебя, обратятся к капитану, а он скажет, что это не их ума дело, раз проезд оплачен. Я плачу, значит, и ставлю условия, так-то, девочка.
Радд все приближался. Лицо его раскраснелось, нижняя губа отвисла, дыхание участилось. Наконец он оказался так близко, что Лилиа чувствовала его несвежее дыхание и вонь застарелого пота.
Не встретив сопротивления, Радд стиснул ее правое запястье. Его свободная рука легла на грудь. Девушка рванулась, но, к ее удивлению и испугу, Радд оказался сильнее. К тому же он разозлился и так стиснул ей грудь, что на глаза навернулись слезы.
– Не трепыхайся, а то хуже будет! – со злобной насмешкой прошипел он. – Строишь из себя недотрогу, как будто я не знаю, что вы, туземки, готовы раздвинуть ноги для каждого встречного-поперечного.
– Только если мужчина нам по душе! Ни одна девушка не отдается тому, кто ей ненавистен!
– Ненавистен, вот как? Я тебе покажу – ненавистен!
Радд так стиснул грудь Лилиа, что от боли у нее помутилось в глазах, и это позволило мерзавцу опрокинуть ее на пол.
Придавив ноги девушки коленом, а грудь локтем, он начал дергать узел капа. Ткань треснула, Радд сорвал и отбросил ее, а затем раздвинул Лилиа ноги.
– Теперь мы посмотрим, кому отдаются туземные девки! Лежи и получай удовольствие, моя разборчивая принцесса.
Лилиа забилась со всем отчаянием обреченности, но перевес был явно на стороне насильника. Побагровевший Радд тянулся к ней мокрыми губами. Глаза его остекленели от вожделения.
Вклинившись между ногами девушки, Радд начал расстегивать брюки. Ему пришлось убрать руку с груди Лилиа. Жадно глотнув воздуха, девушка изо всех сил рванулась в сторону, почти сбросив с себя насильника. Отведя ногу, она с размаху всадила колено ему в пах. Радд завопил от боли и обмяк. Теперь уже не составило труда оттолкнуть его.
Девушка схватила свою капа, вскочила и прикрыла наготу. Зажав руками пах, Радд поднялся на колени.
– Я тебя предупреждала, – процедила она. – Запомни, Радд, что бы ты ни делал, я не покорюсь!
– Проклятая желтая сука! До сих пор я обходился с тобой мягко, но за это... за это тебе не поздоровится!
Двое суток не поворачивался ключ в двери каюты, двое суток не появлялся Эйза Радд. Запах от помойного ведра стал невыносимым, Лилиа ослабела от голода и жажды.
Несколько раз девушка приближалась к двери, но уходила, так и не постучав, не желая признать себя побежденной. К тому же Лилиа сомневалась, что Радд уморит ее голодом. Почему-то она представляла для него ценность, а он был скаредный и жадный..
По истечении вторых суток послышался скрежет ключа. Лилиа тотчас поднялась. За время плавания она потеряла в весе, а теперь еще и ослабела, но встретила своего тюремщика с высоко поднятой головой. Он принес ведро воды и миску с едой.
– Фу, ну и смердит здесь! – Радд поморщился. – Чтоб мне пропасть, сроду не нюхал такой вони! Вот тебе вода, вымойся, а этим можешь набить свой пустой живот.
Ей хотелось наброситься на пищу, но Лилиа не двинулась с места, чтобы Радд не заметил, как она слаба.
– Спасибо, – с достоинством промолвила она.
– Не благодари. Ты для меня не человек, а только имущество, в которое вложены денежки.
Радд поставил миску и ведро на пол, подхватил помойную жестянку и исчез за дверью. Едва его шаги затихли в коридоре, Лилиа накинулась на еду. Первым делом она напилась. Вода застоялась, как и случается в долгих морских путешествиях, но была лучше прежней. Утолив жажду, девушка приступила к еде. Вместе с сытостью пришла дремота, и Лилиа через силу заставила себя вымыться.
После этого случая время снова потянулось однообразно. Раз в день появлялся Радд с миской и ведром. От такого рациона девушка исхудала. К счастью, прогулки по палубе тоже возобновились.
Однако Радд больше не пытался насиловать Лилиа. Более того, он почти не разговаривал с ней. Наконец, настал день, когда он явился не с одним, а с двумя ведрами воды, и притом теплой. Пораженная Лилиа даже не спросила, что это означает. В несколько заходов Радд принес деревянную лохань, обмылок, ветхое полотенце и приличную еду, тоже в двух мисках. А затем и ворох одежды.
– Завтра поутру мы будем там, куда держим путь, – сообщил он. – Это не какой-нибудь паршивый остров, так что придется тебе прикрыться, принцесса.
– Я ни за что не надену платье, которое Исаак Джэггар назвал «матушкой Хаббард»!
– Вздор! Я принес тебе нормальную одежду. В такой ходят женщины там, куда мы плывем. Так положено, и нечего упрямиться. Если ты вздумаешь расхаживать по улицам, тряся голой грудью, поначалу все сбегутся, а потом ты очутишься в тюрьме и узнаешь, что такое настоящая клетка. Чтоб мне пропасть, уж я-то знаю, посидел свое!
– Но я не могу носить такое... такое одеяние!
– Сможешь как миленькая! И смотри, не очень долго раздумывай, а то позову парочку дюжих матросов, они тебя быстренько запихнут в это платье вверх ногами! Или... – Радд гнусно ухмыльнулся, – или они тебя подержат, а я одену. Что тебе больше по душе? Учти, эти ребята не видели женщин долго, очень долго, едва ли они совладают с собой. Ну все! Завтра утром, когда пришвартуемся, чтоб была одета и обута, ясно?
Он собирался уйти.
– Постой! Куда мы прибываем? Что это за страна?
– Это Англия, девочка, старая добрая Англия. Лондон, если уж быть точным. Тебе там понравится, чтоб мне пропасть! В этом городишке столько диковин, что и не снилось на твоем куске земли.
Он ушел, оставив девушку наедине с грудой одежды. Она приблизилась, посмотрела на странные детали, потом подняла верхнюю, повертела и снова бросила.
Совсем иные мысли занимали Лилиа сейчас. Англия! Страна, где родился ее отец, где он долгое время жил! Как странно, что Радд доставил ее именно сюда. Вопреки всему девушка усмотрела в этом совпадении хорошее предзнаменование. Так и не зная планов Радда на свой счет и опасаясь их, она все же испытала радостное волнение при мысли, что окажется в стране, которую мечтала увидеть.
Подумав об этом, девушка снова вернулась к вороху одежды.
Длинное, до пят платье. Какие-то необъятные юбки. Вероятно, их следует надевать вниз, чтобы платье было пышным. Пара чулок. Еще какие-то предметы и наконец самое ужасное – одежда для ног, или обувь, как называл это отец. Такая узкая, что кажется невозможным вставить туда стопу, не то что двигаться в этом.
Однако Лилиа понимала, что выбора нет и ей придется надеть все это. Между тем она понятия не имела о назначении отдельных деталей, не знала, как приспособить их. Не обращаться же за помощью или советом к Радду! Боже, в какие крохотные колодки ей предстоит всунуть ноги! А ведь она никогда в жизни не носила обуви.
Долго сидела девушка над одеждой, перебирая ее, размышляя, что надеть сначала, а что потом и куда именно.
Рано утром ее разбудила перекличка матросов на верхней палубе. Голоса были громкими и радостно-возбужденными, движение судна быстро замедлялось, и наконец с плеском упал в воду якорь.
Накануне девушка так и улеглась в одежде, страшась даже мысли о том, что утром еще раз придется пройти через ритуал сложного облачения. Невероятное количество предметов туалета стесняло и затрудняло движения. Прежде Лилиа и не предполагала, что можно чувствовать себя так неудобно и неестественно. Все детали одежды болтались на ней, кроме башмаков, которые, напротив, были очень тесны. К тому же от платья и прочего исходил неприятный запах плесени.
Вскоре раздался привычный скрежет ключа. Радд быстро вошел в каюту, но, увидев Лилиа, замер и приоткрыл рот. Очевидно, не ожидал, что островитянка справится со сложным нарядом белой женщины.
– Хм... надо же, ты все это надела... хм... чтоб мне пропасть, у тебя какой-то... какой-то совсем другой вид!
Лилиа выжидающе посмотрела на своего тюремщика. Отвесив шутовской поклон, он сделал жест в сторону двери.
– После вас, мисс!
Девушка вышла наконец за порог своей тюрьмы. Ноги у нее подгибались – каблучок был низким, но нестойким.
На палубе ее ждал неприятный сюрприз: все вокруг было окутано густым серым туманом. Мачты корабля терялись в нем уже в полуметре над головой. Казалось, толстое сырое одеяло укрыло весь мир.
Радд подтолкнул девушку к веревочной лестнице, и Лилиа едва разглядела внизу баркас. В нем сидели два матроса на веслах. Гребя, матросы украдкой бросали на девушку озадаченные взгляды, но она не обращала на это внимания, всматриваясь в густую пелену тумана.
Внезапно посветлело – всходило солнце. С ним повеял свежий бриз, который начал разгонять туман. Когда он полностью рассеялся на несколько мгновений, Лилиа ахнула, впервые увидев город, творение белого человека.
Дома из серого известняка и потемневшего от сажи кирпича казались чудовищно громадными. Их украшали башенки, карнизы, каменные завитки. Строения тянулись насколько мог охватить взгляд. По мере того как туман редел, глазам девушки открывалась портовая гавань, где стояло на якоре неисчислимое множество судов. Лодки сновали между судами и пристанью.
– Ну что, принцесса, каково? Небось дух захватило, а?
Лилиа едва слышала замечание Радда, такое самодовольное, словно порт принадлежал ему. Она с жадностью впивала глазами окружающее. Страх перед большим городом проснулся в ней лишь тогда, когда лодка коснулась причала. На пристани толпилось великое множество людей, и все они кричали, толкались, куда-то пробивались, занимались погрузкой или выгрузкой. Лилиа и не представляла себе, что такое количество людей может быть в одном месте. Вся эта масса народу, казалось, готова была сомкнуться вокруг девушки, сдавить ее и задушить. Будь это возможно, она обратилась бы в бегство. Догадавшись о страхах девушки, Радд крепко взял ее под руку и не отпускал, пока они не сошли на берег.
Несмотря на невероятное количество чудес и диковинок, Лилиа чувствовала себя одинокой, затерянной, всем чужой. Долгое морское путешествие в душной, тесной каюте без окон еще вчера казалось ей самым страшным, однако новый опыт был по-своему тягостен.
Сотни людей спешили по каким-то своим делам, не обращая на девушку ни малейшего внимания Чужие лица, чужая одежда, чужая жизнь. И холод, промозглый холод, пробирающий до костей. Весна вот-вот должна была смениться летом, но Лилиа, знавшая только тропическую жару, дрожала всем телом.
Выбравшись из порта, Радд нанял кеб и втолкнул туда девушку.
– Предместье по дороге на Суссекс. Путь не близкий, но не волнуйся, приятель, тебе заплатят, – сказал он кебмену.
В повозке белых Лилиа было так же неуютно, как и в порту, однако глаза ее невольно устремились к окошку. Кеб катился по булыжной мостовой улиц, переходящих одна в другую и заполненных толпами народа. На улицах, хоть и не слишком чистых, было множество лавок с разного рода товаром в витринах.
Девушка забилась в угол, сжалась в комок, чтобы согреться, и отдалась во власть растущего изумления и страха. Лондон оказался больше, неизмеримо больше, чем она предполагала. Должно быть, это самый крупный город мира. Какое счастье, что отец учил ее истории и географии! Лилиа лихорадочно пыталась вспомнить то, что знала об Англии вообще и о Лондоне в частности. К счастью, она имела понятие об экипажах и велосипедах и узнавала их, когда видела. Конечно, от этого они не стали менее пугающими и чуждыми, но хотя бы не заставляли теряться в догадках.
Лилиа снова поразила мысль о том, что она – на родине отца. Совпадение казалось невероятным.
– Послушай... – нерешительно обратилась она к своему спутнику, – я хочу знать, куда ты меня везешь и зачем.
– Все в свое время, принцесса, все в свое время, – ухмыльнулся Радд. – Потерпи, осталось недолго.
Когда кеб выехал из города в предместье, глазам девушки открылась сельская Англия во всей ее весенней красе. Ветерок перебирал желтые головки диких нарциссов, яркие азалии в палисадниках, ветки миндальных деревьев в таком обильном цвету, что молодая листва терялась среди белоснежных лепестков. Обилие растительности, пусть даже незнакомой, несколько утешило девушку. Зеленые холмы простирались до самого горизонта, живописные луга были разделены живыми изгородями, купы деревьев склонялись над прудом или речушкой. После буйства джунглей на Мауи флора Англии казалась скудной, и все же Лилиа жадно разглядывала придорожные лужайки и рощи. Время от времени мелькала ферма или постоялый двор, а порой и особняк в стороне от дороги, почти скрытый деревьями и тщательно ухоженным кустарником.
Они ехали по немощеной дороге, и пыль так и клубилась за кебом. Становилось все теплее. Девушка согрелась и, утомленная впечатлениями, прикорнула в углу сиденья.