Страница:
Гарри повис на ремнях и уставился на нее остекленевшими глазами. Монитор жизненных сил у него на лбу был непроницаемо черен.
Фелиция распустила ремни, и бездыханное тело упало на пол. Она заступила на его место, ухватилась за штурвал, стала жать на педали и направила всю свою психокинетическую энергию под корпус, поднимая судно.
«Как тяжело, ох, как тяжело вырываться из омута! Но я сильная, слышишь? Если можешь, сделай меня еще сильнее! Выше… выше… помоги мне! Ради всего, чем ты жив, что любишь, помоги! Выше! Еще выше! Я чувствую, ты во мне, и все они во мне, все слышат меня и помогают, ведь я не только для себя стараюсь, барабанная дробь прекращается, свист и рокот мутной воды смолкают, воронки и скалы выпустили нас, отступили.»
«Мы летим.»
«Я держу ее, могу даже поднять еще выше — спасибо тебе! Вода в бессильной злобе буйствует внизу, и стены ущелья удивленно жмутся друг к другу: не каждый день им приходится лицезреть чудо.»
«Скоро стены падут. Вода выплеснется в огромную круглую заводь, белую, как молоко или сливки. Рона, изгибаясь, спускается, исчезает в дыму, окутавшем озеро. Заключительный всплеск растаял без следа, поглощенный подземными силами.»
«Мы безмятежно парим над туманной страной на солнечных крыльях. Наши враги внизу застыли, ослепленные, счастье так переполняет меня, что я сейчас сгорю… сгорю.»
«Амери и Жаворонок входят в рубку и греются возле моего огня. Потом обнимают, пытаясь унять мою дрожь.»
— Опускайся, дитя мое, — послышался голос Амери.
«И я плавно-плавно опускаюсь.»
Фелиция распустила ремни, и бездыханное тело упало на пол. Она заступила на его место, ухватилась за штурвал, стала жать на педали и направила всю свою психокинетическую энергию под корпус, поднимая судно.
«Как тяжело, ох, как тяжело вырываться из омута! Но я сильная, слышишь? Если можешь, сделай меня еще сильнее! Выше… выше… помоги мне! Ради всего, чем ты жив, что любишь, помоги! Выше! Еще выше! Я чувствую, ты во мне, и все они во мне, все слышат меня и помогают, ведь я не только для себя стараюсь, барабанная дробь прекращается, свист и рокот мутной воды смолкают, воронки и скалы выпустили нас, отступили.»
«Мы летим.»
«Я держу ее, могу даже поднять еще выше — спасибо тебе! Вода в бессильной злобе буйствует внизу, и стены ущелья удивленно жмутся друг к другу: не каждый день им приходится лицезреть чудо.»
«Скоро стены падут. Вода выплеснется в огромную круглую заводь, белую, как молоко или сливки. Рона, изгибаясь, спускается, исчезает в дыму, окутавшем озеро. Заключительный всплеск растаял без следа, поглощенный подземными силами.»
«Мы безмятежно парим над туманной страной на солнечных крыльях. Наши враги внизу застыли, ослепленные, счастье так переполняет меня, что я сейчас сгорю… сгорю.»
«Амери и Жаворонок входят в рубку и греются возле моего огня. Потом обнимают, пытаясь унять мою дрожь.»
— Опускайся, дитя мое, — послышался голос Амери.
«И я плавно-плавно опускаюсь.»
12
— Ты уверена, мама? — спросил Ноданн.
— Проверь сам, — отозвалась королева. — Тагдал отправил ее назад в Гильдию Корректоров, где Куллукет все у нее выведал. Я говорила с ним по дальней связи. Скоро он опять привезет ее во дворец на дознание.
Они сидели в будуаре королевы. Нантусвель была еще в пеньюаре, а Стратег явился с арены в легкой тренировочной тунике, наручнике и оплечье.
— Еще один человеческий заговор! — размышлял он вслух. — Наглость первобытных переходит всякие границы. И за всем, разумеется, стоит эта женщина — Гудериан. Союз людей и фирвулагов, кража священного Копья… а теперь новая подлость!
— Я прочла мстительную мысль Гвен Минивель, — объяснила королева, — после того, как твой отец наполнил ее чрево монаршей милостью. Знаешь, что она подумала?.. «Ты не сможешь бесчестить женщин, когда мы разрушим твою фабрику торквесов, закроем врата времени и освободим всех людей из рабства».
— Какое счастье, что ты была рядом и сумела перехватить мысль!
— Она поставила плотные барьеры. Но недаром же я дала жизнь потомству!
— Да, но кто она такая, чтоб знать о заговоре?
— Увы, весьма многообещающая молодая целительница. Сам Дионкет освободил ее от традиционных торгов. Ее уже давно следовало ввести в королевскую опочивальню. Но Мейвар и Главный Целитель по причинам, которые мне до сих пор неясны… думаю, ты сам до них докопаешься… спрятали ее в катакомбах Гильдии Корректоров. Поскольку наш король пребывал в дурном расположении духа из-за последних печальных новостей, я решила, что девушка могла бы его утешить. Своим пением она очаровала всех гостей на банкете по случаю их прибытия. Признаюсь, я вспомнила себя в молодости, когда укачивала своих кукол и думала о будущих детях… Но довольно об этом… Мой долг обеспечивать спокойствие Верховного Властителя, вот я и поручила твоему брату Куллукету выяснить, что сталось с Гвен Минивель. Главный Целитель не посмел ослушаться королевского приказа, и девушку надлежащим образом представили ко двору. Куллукет не смог бы ее подготовить, он слишком прямолинеен, а короля в его депрессивном состоянии нельзя подвергать неоправданному риску, поэтому я взяла на себя принуждение и коррекцию девицы. Вчера весь день с ней работала, и она впорхнула в спальню, как нимфа. Тагдалу и в голову не пришло, что она его ненавидит. Он был так захвачен страстью, что не услышал глубоко спрятанного призыва к отмщению. Я заставила Минивель петь для него и обеспечила самые что ни на есть материнские формы утешения. Так что она имела успех.
— И не только у короля, — добавил Ноданн. — Сама того не сознавая, она может дать ключ к нашему успеху.
Дверь в будуар отворилась. Королевский Дознаватель, красивый и суровый, в плаще цвета бургундского вина с низко надвинутым капюшоном, втолкнул Сьюки в комнату и знаком приказал страже в рубиновых доспехах оставаться снаружи. Затем почтительно поприветствовал мать и брата.
— Королева-мать! Брат Стратег! Я допросил женщину Гвен Минивель и выпытал у нее все, что ей известно.
На лице Сьюки застыла твердая решимость, хотя глаза и нос распухли и покраснели от слез, а волосы повисли сосульками. Она все еще была в прозрачном пеньюаре наложницы, в который ее обрядили прошлой ночью.
Нантусвель и Ноданн внимательно изучили сведения, содержащиеся в мозгу Куллукета.
— Ах, дитя мое! — воскликнула королева. — Не только государственная измена, но и связь с человеком! С низким серым Стейном Ольсоном, оруженосцем Эйкена Драма! И ты осмелилась зачать его ребенка!
— Стейн — мой муж, — отрезала Сьюки.
Куллукет, столь похожий и непохожий на свою добрую мать, откинул капюшон с лица.
— За одно это положен смертный приговор, Гвен Минивель! Смерть тебе, твоему нерожденному ребенку и его отцу, виновнику порочного зачатия. Ты презрела свой серебряный торквес, лишила себя всех прав на объединение с тану. Ты больше не Гвен Минивель, а просто Сью Гвен Девис, женщина вне закона. Вместе с тобой все соучастники по данному и по другим, более тяжким, преступлениям ответят перед законом независимо от их высокого положения.
Распухшие губы Сьюки растянулись в слабой улыбке. Мысль ее была предельно ясна: «Мы лишимся жизни, зато вы, оставшись в живых, лишитесь всего своего мира.»
— Отошли ее, — сказал Ноданн. — Это надо обсудить.
Куллукет препоручил Сьюки стражникам.
— Пройдемся к фонтану, там попрохладней, — предложила королева. — Мне что-то нехорошо.
Второй целитель королевства взял мать под руку, и все трое вышли в маленький внутренний дворик, где цвели осенние розы. Королева и Куллукет уселись на мраморную чашу фонтана. Стратег принялся расхаживать взад-вперед; грани алмазного оплечья прорезали тенистый уголок призматическими бликами.
— Что ты с ним сделал? — спросила Нантусвель.
— Пришлось применить силу, — сухо отозвался Куллукет. — Стейн и Эйкен Драм завтракали у Гомнола — как вам это нравится? Само собой, юный выскочка и глава Гильдии Принудителей заявили, что ничего не знают о тайной связи Стейна со Сьюки. Викинг оказал упорное сопротивление, несмотря на свой торквес. Но, поскольку предлог для взятия под стражу был достаточно веский, Гомнолу ничего не оставалось, как усмирить его и передать мне. На допросе сведения просочились из его ума, как из сита. До Великой Битвы он будет заключен в тюрьму, а потом выставлен на гладиаторские бои. А его любовница, естественно, пойдет в Великую Реторту.
— А Эйкен Драм?
Куллукет не смог сдержать восхищения.
— О, этот проявил потрясающее хладнокровие! Никакой телепатии не надо, чтобы понять, что хозяин и слуга были в сговоре. Но Драм разыгрывает из себя невинного агнца. Он потребовал, чтобы мы с Гомнолом, не сходя с места, без всякой щадящей терапии обследовали его мозг. Такое грубое вмешательств не каждый выдержит, но маленький пройдоха оказался достойным противником. Ни крупицы предательства, полное неведение в отношении Стейна и Минивель, а также фабрики торквесов и «врат времени».
Стратег перестал расхаживать, присел рядом с братом и шумно перевел дух.
— Значит, вы производили обследование… вместе с Гомнолом?
Королева перевела взгляд с Ноданна на Куллукета и обратно.
— Уж не хочешь ли ты сказать…
Куллукет медленно наклонил голову.
— Вполне может быть. Гомнол и не на такое способен! Я ничего, правда, не заподозрил… Слухи о бессилии короля уже распространились среди рыцарей Высокого Стола, а мы знаем, что Главе Гильдии Принудителей на все начхать, кроме карьеры. Он наверняка понял, что его первоначальная оценка Эйкена Драма как новой звезды на умственном небосклоне ошибочна. К тому же вето, наложенное на его генетический план, касающийся Элизабет и Тагдала… Одним словом, Гомнол, скорее всего, пересмотрел свой династический сценарий.
— О неблагодарный! — вскричала королева. — Снюхаться с Эйкеном Драмом! Вот, посади свинью за Высокий Стол! Мы должны принять меры — немедленно! Пускай Имидол на этой же Битве бросит ему вызов.
— Он проиграет, — без обиняков заявил Куллукет.
— Тогда придумайте что-нибудь! — взмолилась королева. — Ведь Гомнол теперь сделает ставку на клику первобытных! Тут двух мнений быть не может!
Куллукет озадаченно сдвинул брови.
— Не станет же Гомнол помогать им в разрушении оплота собственной власти — он не так глуп! Видимо, Эйкен Драм не посвятил его во все подробности.
— Так давайте просветим его, настроим против звереныша в золотых одеждах! — предложила Нантусвель.
— Спокойно, мама. — Лик Ноданна вновь засиял и окутал королеву солнечным теплом. — Слишком много швали путается у нас под ногами, слишком много интриг, заговоров, козней… Они сталкиваются, переплетаются, мешают нам разобраться. Северная свора с ее железом и, возможно, с Копьем, маленькая разбойница Фелиция, прикончившая нашу сестру Эпону, а теперь щеголяющая в украденном золотом торквесе, мятежница Гудериан с ее подрывной когортой, Эйкен Драм, чьи помыслы известны лишь богине Тане, планы короля, антрополог со своим проклятым обзором, а в довершение всего глава Гильдии Принудителей, стремящийся манипулировать всеми нами! Поистине дьявольский узел!
— Неужели даже тебе не по силам его распутать, брат Стратег? — подколол его Куллукет.
— У меня есть Меч, — заявил Ноданн.
— Как?! Неужели ты решишься?.. — задохнулась королева.
— Люди сами поставили себя вне закона. С Гомнолом мы справимся без особого труда. Эйкен Драм — орешек покрепче, он уже успел завоевать популярность среди наших сограждан. Понадобятся веские доказательства его измены, но, думаю, мы их раздобудем… Все наши неприятности можно повернуть так, чтобы они работали на нас.
— Не слишком ли ты самоуверен? — усомнился Куллукет. — Одно только железо — смертельная опасность для общества тану… Смотри не ошибись в расчетах, иначе наше королевство полетит ко всем чертям.
— Мы же решили всем миром вернуться к простым обычаям, к старым традициям, которым следовали тысячу лет, — сообщил Стратег спокойным голосом. — Поверхностный блеск ущербной человеческой цивилизации ослепил слишком многих наших собратьев, включая Тагдала, и поставил тану на грань краха. Но Тана благосклонна к нам. Еще не поздно повернуть вспять. Когда я разоблачу козни первобытных, даже самые легкомысленные, самые недальновидные из нас уже не смогут игнорировать исходящую от человечества угрозу… А у меня к тому же есть еще кое-что.
Ноданн вытащил зеленую перфокарту.
— Антропологический обзор! — вскричал Куллукет. — Дай посмотреть!
— Антрополог столь бесхитростен, что написал всю правду, — продолжал Ноданн, пропустив его просьбу мимо ушей. — Он говорит о неизбежном приросте населения за счет людей и гибридов. Если тану будут продолжать генетическую эксплуатацию человечества и допускать людей на правящие посты, Многоцветная Земля вскоре окажется под их властью. Король изучил обзор, но все еще не принял окончательного решения. Вместе с другими недоумками в составе Высокого Стола он надеется сохранить статус-кво, попросту уничтожив все копии анализа, компьютерный файл и Брайана Гренфелла с Агмолом. Но стараниями моей любезной Розмар мы заполучили не только копию обзора, но и самого антрополога: он теперь спрятан в надежном месте. В кульминационный момент Великой Битвы он расскажет тану всю правду о своей расе. Я выпущу его перед самым Поединком Героев, и конспираторы из пацифистской фракции не смогут заранее подготовить оппозицию. Перед лицом неизбежной опасности общий гнев нашего воинского братства падет на головы изменников. На Гомнола! На Эйкена Драма! На всех наших соотечественников, которые столь низко пали, что связывают свое выживание с человечеством.
Королева прикрыла рукой дрожащие губы.
— Но в таком случае Тагдал…
— Если он будет упорствовать в своем безумии, ему придется расстаться с троном, — безапелляционно заявил Ноданн. — Я проявлю сыновнее милосердие. В конечном итоге выбор останется за ним.
— Ты, как мать потомства, естественно, не обязана разделить его судьбу, — поспешил заверить ее Куллукет.
Избегая встречаться взглядом с сыновьями, Нантусвель поставила умственные экраны.
— Мы порой бываем слишком жестоки… Я все же надеюсь, что можно найти иной путь.
— Теперь о подрывных планах, прочитанных нами в мозгу Сью Гвен Денис,
— перебил ее Ноданн. — Тут мы тоже в состоянии повернуть дело к нашей выгоде. Главное — не упустить время. Нам известны подробности предполагаемого нападения. Северяне явно не слишком доверяют Эйкену Драму и его невежественному слуге. Однако мы знаем дату — двадцать второе, через два дня. Скорее всего, они нападут ночью, когда активность в стенах Гильдии Принудителей минимальна. Вторая акция первобытных — попытка переправить послание через «врата времени» — без сомнения, развернется на рассвете того же дня.
— Если Гомнолу станет известно о нападении, он наверняка попытается его предотвратить, — заметил Куллукет. — Но мы можем его устранить и сами заняться этим!
Стратег откинул свою овеянную славой голову и захохотал.
— Ох и простак же ты, брат Дознаватель! Ну да ладно, организацию контрудара я беру на себя. Вот увидите, как ловко я с ними справлюсь! А вы тем временем созовете всех воинов потомства, прибывших в Мюрию. Сегодня же после полудня мать проведет священное собрание, чтобы благословить своих богатырей накануне игр. Затем я изложу стратегический план, благодаря которому все враги окажутся в наших руках.
— Убийцу дорогой Эпоны отдайте мне! — попросил Дознаватель.
— Выудишь из нее всю полезную информацию, но только не переусердствуй, — согласился с ним Ноданн. — У девчонки должно хватить сил на выступление в боях гладиаторов — это неотъемлемая часть моего плана. Остальных сбросим в Великую Реторту. Казнь первобытных должна быть публичной, в назидание другим. Лишь для одного лица я сделаю исключение. На Гудериан у меня свои виды.
— Не забывай, на ней, как и на Фелиции, золотой торквес! — предупредил Куллукет.
— Фелицию сразит ее собственное железо, — возразил Стратег. — Проливать кровь на Серебристо-Белой равнине она будет в сером торквесе. А золотой торквес Гудериан не имеет никакого значения — вы скоро сами убедитесь.
Слезы на глазах Нантусвель просохли. Она поднялась с края фонтана и весело проговорила:
— Так как сегодня у нас много гостей, я должна немедленно дать указания поварам. Простите меня. — Сыновья поцеловали ей руки, и она удалилась, волоча за собой шлейф мыслей, касающихся меню торжественного обеда.
Куллукет, прищурясь, поглядел на Стратега.
— Остается непроясненной позиция еще одной человеческой особи. Я настаиваю, чтобы ты проявил должную серьезность в столь важном вопросе.
Образ Мерси замелькал перед мысленным взором обоих братьев.
Прекрасное лицо Ноданна оставалось непроницаемо, как и его ум.
— Другие представители клана были слишком деликатны… или слишком осторожны, чтобы оспаривать мой выбор супруги. Но раз уж ты берешь на себя смелость быть откровенным, то я изложу тебе свои соображения. С первой же нашей встречи я был потрясен невероятной близостью, родством душ, возникшим между мною и Розмар, чего никогда не было в отношениях с другими женщинами и даже с моими соплеменницами. Поэтому, прежде чем избрать ее в жены, я приказал Грегу-Даннету подготовить генетический анализ моей несравненной невесты.
— Ну и…
— Плазма Мерси-Розмар почти идентична нашей собственной. В ней больше генов тану, нежели человеческих. Лишь богине Тане ведомо, чем это объясняется, — я ведь не специалист.
Куллукета, как ученого, ошарашило подобное заявление. За мозговыми заслонами бушевал вихрь гипотез, пронизанных недоверием.
Безразличие Стратега в один миг сменилось дикой яростью. Куллукет, к своему ужасу, был точно окутан второй кожей, утыканной иглами; с острия каждой иглы сорвался электрический разряд, раскаливший болевые рецепторы его эпидермиса почти до смертельной перегрузки. Если б не хватка Ноданнова ума, он не устоял бы на ногах.
Агония прекратилась так же быстро, как началась, вытесненная ощущением небывалого блаженства.
А Ноданн про себя подумал: пусть твой ржавый котелок варит что хочет, брат Дознаватель, ты ведь у нас мастер на всякие гнусности, но впредь ты никогда не усомнишься в моем выборе, не позволишь себе ни единого намека на неверность Розмар.
— Опять ты ведешь себя как деревенский простак! — зазвенел голос Аполлона. — Не забывай, кто из нас будет королем. И не тебе меня учить болевому принуждению!..
— Проверь сам, — отозвалась королева. — Тагдал отправил ее назад в Гильдию Корректоров, где Куллукет все у нее выведал. Я говорила с ним по дальней связи. Скоро он опять привезет ее во дворец на дознание.
Они сидели в будуаре королевы. Нантусвель была еще в пеньюаре, а Стратег явился с арены в легкой тренировочной тунике, наручнике и оплечье.
— Еще один человеческий заговор! — размышлял он вслух. — Наглость первобытных переходит всякие границы. И за всем, разумеется, стоит эта женщина — Гудериан. Союз людей и фирвулагов, кража священного Копья… а теперь новая подлость!
— Я прочла мстительную мысль Гвен Минивель, — объяснила королева, — после того, как твой отец наполнил ее чрево монаршей милостью. Знаешь, что она подумала?.. «Ты не сможешь бесчестить женщин, когда мы разрушим твою фабрику торквесов, закроем врата времени и освободим всех людей из рабства».
— Какое счастье, что ты была рядом и сумела перехватить мысль!
— Она поставила плотные барьеры. Но недаром же я дала жизнь потомству!
— Да, но кто она такая, чтоб знать о заговоре?
— Увы, весьма многообещающая молодая целительница. Сам Дионкет освободил ее от традиционных торгов. Ее уже давно следовало ввести в королевскую опочивальню. Но Мейвар и Главный Целитель по причинам, которые мне до сих пор неясны… думаю, ты сам до них докопаешься… спрятали ее в катакомбах Гильдии Корректоров. Поскольку наш король пребывал в дурном расположении духа из-за последних печальных новостей, я решила, что девушка могла бы его утешить. Своим пением она очаровала всех гостей на банкете по случаю их прибытия. Признаюсь, я вспомнила себя в молодости, когда укачивала своих кукол и думала о будущих детях… Но довольно об этом… Мой долг обеспечивать спокойствие Верховного Властителя, вот я и поручила твоему брату Куллукету выяснить, что сталось с Гвен Минивель. Главный Целитель не посмел ослушаться королевского приказа, и девушку надлежащим образом представили ко двору. Куллукет не смог бы ее подготовить, он слишком прямолинеен, а короля в его депрессивном состоянии нельзя подвергать неоправданному риску, поэтому я взяла на себя принуждение и коррекцию девицы. Вчера весь день с ней работала, и она впорхнула в спальню, как нимфа. Тагдалу и в голову не пришло, что она его ненавидит. Он был так захвачен страстью, что не услышал глубоко спрятанного призыва к отмщению. Я заставила Минивель петь для него и обеспечила самые что ни на есть материнские формы утешения. Так что она имела успех.
— И не только у короля, — добавил Ноданн. — Сама того не сознавая, она может дать ключ к нашему успеху.
Дверь в будуар отворилась. Королевский Дознаватель, красивый и суровый, в плаще цвета бургундского вина с низко надвинутым капюшоном, втолкнул Сьюки в комнату и знаком приказал страже в рубиновых доспехах оставаться снаружи. Затем почтительно поприветствовал мать и брата.
— Королева-мать! Брат Стратег! Я допросил женщину Гвен Минивель и выпытал у нее все, что ей известно.
На лице Сьюки застыла твердая решимость, хотя глаза и нос распухли и покраснели от слез, а волосы повисли сосульками. Она все еще была в прозрачном пеньюаре наложницы, в который ее обрядили прошлой ночью.
Нантусвель и Ноданн внимательно изучили сведения, содержащиеся в мозгу Куллукета.
— Ах, дитя мое! — воскликнула королева. — Не только государственная измена, но и связь с человеком! С низким серым Стейном Ольсоном, оруженосцем Эйкена Драма! И ты осмелилась зачать его ребенка!
— Стейн — мой муж, — отрезала Сьюки.
Куллукет, столь похожий и непохожий на свою добрую мать, откинул капюшон с лица.
— За одно это положен смертный приговор, Гвен Минивель! Смерть тебе, твоему нерожденному ребенку и его отцу, виновнику порочного зачатия. Ты презрела свой серебряный торквес, лишила себя всех прав на объединение с тану. Ты больше не Гвен Минивель, а просто Сью Гвен Девис, женщина вне закона. Вместе с тобой все соучастники по данному и по другим, более тяжким, преступлениям ответят перед законом независимо от их высокого положения.
Распухшие губы Сьюки растянулись в слабой улыбке. Мысль ее была предельно ясна: «Мы лишимся жизни, зато вы, оставшись в живых, лишитесь всего своего мира.»
— Отошли ее, — сказал Ноданн. — Это надо обсудить.
Куллукет препоручил Сьюки стражникам.
— Пройдемся к фонтану, там попрохладней, — предложила королева. — Мне что-то нехорошо.
Второй целитель королевства взял мать под руку, и все трое вышли в маленький внутренний дворик, где цвели осенние розы. Королева и Куллукет уселись на мраморную чашу фонтана. Стратег принялся расхаживать взад-вперед; грани алмазного оплечья прорезали тенистый уголок призматическими бликами.
— Что ты с ним сделал? — спросила Нантусвель.
— Пришлось применить силу, — сухо отозвался Куллукет. — Стейн и Эйкен Драм завтракали у Гомнола — как вам это нравится? Само собой, юный выскочка и глава Гильдии Принудителей заявили, что ничего не знают о тайной связи Стейна со Сьюки. Викинг оказал упорное сопротивление, несмотря на свой торквес. Но, поскольку предлог для взятия под стражу был достаточно веский, Гомнолу ничего не оставалось, как усмирить его и передать мне. На допросе сведения просочились из его ума, как из сита. До Великой Битвы он будет заключен в тюрьму, а потом выставлен на гладиаторские бои. А его любовница, естественно, пойдет в Великую Реторту.
— А Эйкен Драм?
Куллукет не смог сдержать восхищения.
— О, этот проявил потрясающее хладнокровие! Никакой телепатии не надо, чтобы понять, что хозяин и слуга были в сговоре. Но Драм разыгрывает из себя невинного агнца. Он потребовал, чтобы мы с Гомнолом, не сходя с места, без всякой щадящей терапии обследовали его мозг. Такое грубое вмешательств не каждый выдержит, но маленький пройдоха оказался достойным противником. Ни крупицы предательства, полное неведение в отношении Стейна и Минивель, а также фабрики торквесов и «врат времени».
Стратег перестал расхаживать, присел рядом с братом и шумно перевел дух.
— Значит, вы производили обследование… вместе с Гомнолом?
Королева перевела взгляд с Ноданна на Куллукета и обратно.
— Уж не хочешь ли ты сказать…
Куллукет медленно наклонил голову.
— Вполне может быть. Гомнол и не на такое способен! Я ничего, правда, не заподозрил… Слухи о бессилии короля уже распространились среди рыцарей Высокого Стола, а мы знаем, что Главе Гильдии Принудителей на все начхать, кроме карьеры. Он наверняка понял, что его первоначальная оценка Эйкена Драма как новой звезды на умственном небосклоне ошибочна. К тому же вето, наложенное на его генетический план, касающийся Элизабет и Тагдала… Одним словом, Гомнол, скорее всего, пересмотрел свой династический сценарий.
— О неблагодарный! — вскричала королева. — Снюхаться с Эйкеном Драмом! Вот, посади свинью за Высокий Стол! Мы должны принять меры — немедленно! Пускай Имидол на этой же Битве бросит ему вызов.
— Он проиграет, — без обиняков заявил Куллукет.
— Тогда придумайте что-нибудь! — взмолилась королева. — Ведь Гомнол теперь сделает ставку на клику первобытных! Тут двух мнений быть не может!
Куллукет озадаченно сдвинул брови.
— Не станет же Гомнол помогать им в разрушении оплота собственной власти — он не так глуп! Видимо, Эйкен Драм не посвятил его во все подробности.
— Так давайте просветим его, настроим против звереныша в золотых одеждах! — предложила Нантусвель.
— Спокойно, мама. — Лик Ноданна вновь засиял и окутал королеву солнечным теплом. — Слишком много швали путается у нас под ногами, слишком много интриг, заговоров, козней… Они сталкиваются, переплетаются, мешают нам разобраться. Северная свора с ее железом и, возможно, с Копьем, маленькая разбойница Фелиция, прикончившая нашу сестру Эпону, а теперь щеголяющая в украденном золотом торквесе, мятежница Гудериан с ее подрывной когортой, Эйкен Драм, чьи помыслы известны лишь богине Тане, планы короля, антрополог со своим проклятым обзором, а в довершение всего глава Гильдии Принудителей, стремящийся манипулировать всеми нами! Поистине дьявольский узел!
— Неужели даже тебе не по силам его распутать, брат Стратег? — подколол его Куллукет.
— У меня есть Меч, — заявил Ноданн.
— Как?! Неужели ты решишься?.. — задохнулась королева.
— Люди сами поставили себя вне закона. С Гомнолом мы справимся без особого труда. Эйкен Драм — орешек покрепче, он уже успел завоевать популярность среди наших сограждан. Понадобятся веские доказательства его измены, но, думаю, мы их раздобудем… Все наши неприятности можно повернуть так, чтобы они работали на нас.
— Не слишком ли ты самоуверен? — усомнился Куллукет. — Одно только железо — смертельная опасность для общества тану… Смотри не ошибись в расчетах, иначе наше королевство полетит ко всем чертям.
— Мы же решили всем миром вернуться к простым обычаям, к старым традициям, которым следовали тысячу лет, — сообщил Стратег спокойным голосом. — Поверхностный блеск ущербной человеческой цивилизации ослепил слишком многих наших собратьев, включая Тагдала, и поставил тану на грань краха. Но Тана благосклонна к нам. Еще не поздно повернуть вспять. Когда я разоблачу козни первобытных, даже самые легкомысленные, самые недальновидные из нас уже не смогут игнорировать исходящую от человечества угрозу… А у меня к тому же есть еще кое-что.
Ноданн вытащил зеленую перфокарту.
— Антропологический обзор! — вскричал Куллукет. — Дай посмотреть!
— Антрополог столь бесхитростен, что написал всю правду, — продолжал Ноданн, пропустив его просьбу мимо ушей. — Он говорит о неизбежном приросте населения за счет людей и гибридов. Если тану будут продолжать генетическую эксплуатацию человечества и допускать людей на правящие посты, Многоцветная Земля вскоре окажется под их властью. Король изучил обзор, но все еще не принял окончательного решения. Вместе с другими недоумками в составе Высокого Стола он надеется сохранить статус-кво, попросту уничтожив все копии анализа, компьютерный файл и Брайана Гренфелла с Агмолом. Но стараниями моей любезной Розмар мы заполучили не только копию обзора, но и самого антрополога: он теперь спрятан в надежном месте. В кульминационный момент Великой Битвы он расскажет тану всю правду о своей расе. Я выпущу его перед самым Поединком Героев, и конспираторы из пацифистской фракции не смогут заранее подготовить оппозицию. Перед лицом неизбежной опасности общий гнев нашего воинского братства падет на головы изменников. На Гомнола! На Эйкена Драма! На всех наших соотечественников, которые столь низко пали, что связывают свое выживание с человечеством.
Королева прикрыла рукой дрожащие губы.
— Но в таком случае Тагдал…
— Если он будет упорствовать в своем безумии, ему придется расстаться с троном, — безапелляционно заявил Ноданн. — Я проявлю сыновнее милосердие. В конечном итоге выбор останется за ним.
— Ты, как мать потомства, естественно, не обязана разделить его судьбу, — поспешил заверить ее Куллукет.
Избегая встречаться взглядом с сыновьями, Нантусвель поставила умственные экраны.
— Мы порой бываем слишком жестоки… Я все же надеюсь, что можно найти иной путь.
— Теперь о подрывных планах, прочитанных нами в мозгу Сью Гвен Денис,
— перебил ее Ноданн. — Тут мы тоже в состоянии повернуть дело к нашей выгоде. Главное — не упустить время. Нам известны подробности предполагаемого нападения. Северяне явно не слишком доверяют Эйкену Драму и его невежественному слуге. Однако мы знаем дату — двадцать второе, через два дня. Скорее всего, они нападут ночью, когда активность в стенах Гильдии Принудителей минимальна. Вторая акция первобытных — попытка переправить послание через «врата времени» — без сомнения, развернется на рассвете того же дня.
— Если Гомнолу станет известно о нападении, он наверняка попытается его предотвратить, — заметил Куллукет. — Но мы можем его устранить и сами заняться этим!
Стратег откинул свою овеянную славой голову и захохотал.
— Ох и простак же ты, брат Дознаватель! Ну да ладно, организацию контрудара я беру на себя. Вот увидите, как ловко я с ними справлюсь! А вы тем временем созовете всех воинов потомства, прибывших в Мюрию. Сегодня же после полудня мать проведет священное собрание, чтобы благословить своих богатырей накануне игр. Затем я изложу стратегический план, благодаря которому все враги окажутся в наших руках.
— Убийцу дорогой Эпоны отдайте мне! — попросил Дознаватель.
— Выудишь из нее всю полезную информацию, но только не переусердствуй, — согласился с ним Ноданн. — У девчонки должно хватить сил на выступление в боях гладиаторов — это неотъемлемая часть моего плана. Остальных сбросим в Великую Реторту. Казнь первобытных должна быть публичной, в назидание другим. Лишь для одного лица я сделаю исключение. На Гудериан у меня свои виды.
— Не забывай, на ней, как и на Фелиции, золотой торквес! — предупредил Куллукет.
— Фелицию сразит ее собственное железо, — возразил Стратег. — Проливать кровь на Серебристо-Белой равнине она будет в сером торквесе. А золотой торквес Гудериан не имеет никакого значения — вы скоро сами убедитесь.
Слезы на глазах Нантусвель просохли. Она поднялась с края фонтана и весело проговорила:
— Так как сегодня у нас много гостей, я должна немедленно дать указания поварам. Простите меня. — Сыновья поцеловали ей руки, и она удалилась, волоча за собой шлейф мыслей, касающихся меню торжественного обеда.
Куллукет, прищурясь, поглядел на Стратега.
— Остается непроясненной позиция еще одной человеческой особи. Я настаиваю, чтобы ты проявил должную серьезность в столь важном вопросе.
Образ Мерси замелькал перед мысленным взором обоих братьев.
Прекрасное лицо Ноданна оставалось непроницаемо, как и его ум.
— Другие представители клана были слишком деликатны… или слишком осторожны, чтобы оспаривать мой выбор супруги. Но раз уж ты берешь на себя смелость быть откровенным, то я изложу тебе свои соображения. С первой же нашей встречи я был потрясен невероятной близостью, родством душ, возникшим между мною и Розмар, чего никогда не было в отношениях с другими женщинами и даже с моими соплеменницами. Поэтому, прежде чем избрать ее в жены, я приказал Грегу-Даннету подготовить генетический анализ моей несравненной невесты.
— Ну и…
— Плазма Мерси-Розмар почти идентична нашей собственной. В ней больше генов тану, нежели человеческих. Лишь богине Тане ведомо, чем это объясняется, — я ведь не специалист.
Куллукета, как ученого, ошарашило подобное заявление. За мозговыми заслонами бушевал вихрь гипотез, пронизанных недоверием.
Безразличие Стратега в один миг сменилось дикой яростью. Куллукет, к своему ужасу, был точно окутан второй кожей, утыканной иглами; с острия каждой иглы сорвался электрический разряд, раскаливший болевые рецепторы его эпидермиса почти до смертельной перегрузки. Если б не хватка Ноданнова ума, он не устоял бы на ногах.
Агония прекратилась так же быстро, как началась, вытесненная ощущением небывалого блаженства.
А Ноданн про себя подумал: пусть твой ржавый котелок варит что хочет, брат Дознаватель, ты ведь у нас мастер на всякие гнусности, но впредь ты никогда не усомнишься в моем выборе, не позволишь себе ни единого намека на неверность Розмар.
— Опять ты ведешь себя как деревенский простак! — зазвенел голос Аполлона. — Не забывай, кто из нас будет королем. И не тебе меня учить болевому принуждению!..
13
Катлинель Темноглазая оседлала своего халика и в толпе зевак отправилась по вечернему холодку на Серебристо-Белую равнину, снедаемая жгучим любопытством: как-то проводит свое время древний враг, разместившийся во всем великолепии по краю поля битвы.
Она проехала широкий мост через канал. Русло потока было вымощено известняком; чистые, отражавшие сияние звезд воды покрывали их метра на три. Поток брал начало из огромного подземного источника — Морского Колодца — и поил всю долину еще с тех пор, как тану впервые явились на землю Авена. Маленький народ то и дело наполнял из него бурдюки и ведра. Чуть дальше по течению фирвулажанки полоскали белье, а еще дальше, где канал мелел, сворачивая к востоку, чтобы влиться в Большую лагуну, виднелись нехитрые постройки купален.
Катлинель спустилась к воде напоить иноходца. Затем направила его по центральной улице палаточного городка, где в обложенных камнями кострах пылал огонь. Большие земляные павильоны фирвулагской знати были украшены золотом и серебром, а тенты и палатки оторочены затейливой вышивкой. Над богатыми жилищами вздымались высокие флагштоки с дорогими штандартами, перьями и позолоченными черепами поверженных врагов. На всех штандартах красовались чудовищные иллюзионные символы воинов-фирвулагов.
Весь маленький народ высыпал на улицу. Некоторые выступали в роскошных обсидиановых доспехах, но большинство ходило в штанах, куртках, усыпанных драгоценными камнями, и отороченных мехом плащах, хотя последние явно излишни в таком теплом климате. На мужчинах и на женщинах были островерхие шляпы. Леди побогаче прикалывали к шляпкам развевающиеся вуали, золотую бахрому, декоративные рога или длинные ленты, свисавшие перед ушами и позади них. У высокомерных тану вошло в привычку именовать своих теневых побратимов «маленьким народом». Но Катлинель все больше попадались на глаза фирвулаги, по росту не уступающие людям. Время от времени весь свет застила огромная фигура чемпиона, намного превосходящего тану ростом. В столице болтали, что фирвулагов в этом году понаехало на Великую Битву видимо-невидимо — должно быть, их ободрила победа над Финией. По слухам, войско древнего врага ныне может похвастаться гордыми богатырями, которые прежде отказывались от участия, считая для себя недостойным биться с людьми, пополнявшими армию тану. Так, покинули свои убежища Медор и коварный Накалави, выступавший в обличье освежеванного кентавра с обнаженными мышцами, жилами, кровеносными сосудами, специально выставленными напоказ, чтобы вселить ужас в противника. И даже Пейлол Одноглазый — Стратег фирвулагов — нарушив двадцатилетнее воздержание, решил принять участие в нынешней Битве.
По предварительным подсчетам, на Серебристо-Белую равнину уже прибыли пятьдесят тысяч фирвулагов, то есть почти две трети всего их населения. Половину составляли борцы, вдвое превышавшие числом корпус рыцарей тану и их человеческих союзников.
Торговцы осаждали Катлинель, пока она ехала среди костров, глядя на буйное веселье фирвулагов. К ней отовсюду тянулись руки с драгоценностями и безделушками — маленький народ прежде всего славился искусными ювелирных дел мастерами, но были тут и продавцы сластей, и соленых орешков, и крепкого сидра, и экзотических вин. Однако Темноглазая не поддавалась на их уговоры. Лишь добравшись до конца длинной улицы и свернув к неказистым палаткам черни, Катлинель поддалась соблазну: карлица с толстыми русыми косицами и в ярко-красном платье продавала флаконы из резного миртового дерева, наполненные духами с головокружительным ароматом лесных цветов.
— Спасибо, леди, — маленькая торговка с поклоном взяла деньги. — У нас говорят, что перед запахом «Сада Гесперид» не устоит ни один парень.
Катлинель рассмеялась.
— Тогда с этими духами надо быть поосторожнее.
— Я слыхала, — последовала угодливо-язвительная реплика, — с вашими кавалерами не так-то просто сладить.
— Ну, это мы скоро на Битве проверим, — улыбнулась Катлинель и тронула поводья.
Когда она проезжала мимо выставленных под тентами пиршественных столов, где-то совсем рядом послышался цокот копыт другого иноходца. Откуда ни возьмись, выскочил пьяный нахал, схватил ее коня под уздцы, но, прежде чем она успела применить защитный прием, другой всадник пришел ей на помощь. Один умственный выпад швырнул наглеца в объятия подвыпивших дружков, а те, заплетающимися языками принеся извинения Катлинель, увели его прочь.
— Я ваша должница, милорд. — Она поклонилась своему спасителю.
Он был высок, строен, широкоплеч; под забралом шлема, украшенного золотым венцом, виднелась плотно прилегающая к голове шапочка. Она скрывала его волосы, шею и переходила в короткий плащ, расшитый по краям драгоценными камнями. На всаднике был костюм темно-фиолетового цвета.
— Для меня это большая честь, миледи. Боюсь, мои земляки слишком увлекаются пирушками и радуются раньше времени.
Он шагом поехал рядом с ней; Катлинель разглядывала его с неприкрытым удивлением.
— Простите мою оплошность… Поскольку шея у вас закрыта, я приняла вас за соплеменника.
— А кого вы считаете своими соплеменниками? — поинтересовался он с едва уловимой иронией в бархатном голосе.
Вспыхнув, Катлинель натянула поводья и готова уже была поворотить коня и умчаться прочь от наглеца. Но тот поднял руку, и конь застыл как вкопанный.
— Виноват, миледи. Непростительная бесцеремонность с моей стороны. Просто всякому видно, что ваша красота — результат слияния человеческой и танусской крови. А по вашим изумрудно-серебряным одеждам я понял, что вы, подобно мне, из числа иллюзионистов, причем высшего класса. Если вы благосклонно смените свой справедливый гнев на милость и сохраните в памяти не мою грубую шутку, а оказанную вам прежде незначительную услугу, то мы могли бы совершить небольшую прогулку верхом и дружески поболтать. Не скрою, ваш народ очень меня интересует.
— А вы, я вижу, за словом в карман не лезете, лорд фирвулаг… Ну что ж, принимаю ваше предложение. Я — Катлинель, по прозванию Темноглазая, и в Высоком Столе мне как низшей из высших тану отведено последнее место.
— Уверен, это ненадолго! — Он снял шлем и венец; фиолетовая шапочка закрывала всю его голову. — Меня называют Властелином Луговой Горы. Мои владения лежат далеко на севере, на окраинах королевства фирвулагов. Никогда прежде я не бывал на Великой Битве. Мой народ так озабочен повседневными проблемами выживания, что ему не до ритуальных игр.
— У нас такое заявление сочли бы ересью, но я вас понимаю.
— Значит, среди тану тоже есть не слишком рьяные воители?
— И довольно много, — призналась Катлинель, — особенно среди гибридов, как я. Но сила традиции непреодолима.
— А-а, традиции… Но, говорят, в последнее время древние обычаи не находят в народе особого понимания. Некогда столь послушное и полезное вам человечество, кажется, взбунтовалось против вашего Верховного Властителя.
— Да, в союзе с вами, фирвулагами!
— Тану первыми вступили в союз с людьми, почему бы и нам не последовать их примеру? Надо признать, что мы, фирвулаги, народ более узколобый и прямолинейный. Так, большинство моих собратьев ни за что не сядут верхом вот на такое животное — предпочитают топать на своих крепких ногах.
— А вы как будто не слишком щепетильны?
— Поневоле приходится быть реалистом, благородная леди. Скажите, правда ли, что человеческим ученым у вас, тану, почет и уважение? Что вы используете их специальные знания, чтобы развивать свою экономику и технологии?
— Я вхожу в руководство Гильдии Творцов. Все науки, кроме медицины и психобиологии — наша епархия. И у нас в Гильдии работает очень много ученых людей. Готовят молодые кадры, занимаются практическим применением своих знаний… Агрономы, геологи, инженеры всех отраслей и даже специалисты по общественным наукам — все поставили свои способности на службу Многоцветной Земле.
Она проехала широкий мост через канал. Русло потока было вымощено известняком; чистые, отражавшие сияние звезд воды покрывали их метра на три. Поток брал начало из огромного подземного источника — Морского Колодца — и поил всю долину еще с тех пор, как тану впервые явились на землю Авена. Маленький народ то и дело наполнял из него бурдюки и ведра. Чуть дальше по течению фирвулажанки полоскали белье, а еще дальше, где канал мелел, сворачивая к востоку, чтобы влиться в Большую лагуну, виднелись нехитрые постройки купален.
Катлинель спустилась к воде напоить иноходца. Затем направила его по центральной улице палаточного городка, где в обложенных камнями кострах пылал огонь. Большие земляные павильоны фирвулагской знати были украшены золотом и серебром, а тенты и палатки оторочены затейливой вышивкой. Над богатыми жилищами вздымались высокие флагштоки с дорогими штандартами, перьями и позолоченными черепами поверженных врагов. На всех штандартах красовались чудовищные иллюзионные символы воинов-фирвулагов.
Весь маленький народ высыпал на улицу. Некоторые выступали в роскошных обсидиановых доспехах, но большинство ходило в штанах, куртках, усыпанных драгоценными камнями, и отороченных мехом плащах, хотя последние явно излишни в таком теплом климате. На мужчинах и на женщинах были островерхие шляпы. Леди побогаче прикалывали к шляпкам развевающиеся вуали, золотую бахрому, декоративные рога или длинные ленты, свисавшие перед ушами и позади них. У высокомерных тану вошло в привычку именовать своих теневых побратимов «маленьким народом». Но Катлинель все больше попадались на глаза фирвулаги, по росту не уступающие людям. Время от времени весь свет застила огромная фигура чемпиона, намного превосходящего тану ростом. В столице болтали, что фирвулагов в этом году понаехало на Великую Битву видимо-невидимо — должно быть, их ободрила победа над Финией. По слухам, войско древнего врага ныне может похвастаться гордыми богатырями, которые прежде отказывались от участия, считая для себя недостойным биться с людьми, пополнявшими армию тану. Так, покинули свои убежища Медор и коварный Накалави, выступавший в обличье освежеванного кентавра с обнаженными мышцами, жилами, кровеносными сосудами, специально выставленными напоказ, чтобы вселить ужас в противника. И даже Пейлол Одноглазый — Стратег фирвулагов — нарушив двадцатилетнее воздержание, решил принять участие в нынешней Битве.
По предварительным подсчетам, на Серебристо-Белую равнину уже прибыли пятьдесят тысяч фирвулагов, то есть почти две трети всего их населения. Половину составляли борцы, вдвое превышавшие числом корпус рыцарей тану и их человеческих союзников.
Торговцы осаждали Катлинель, пока она ехала среди костров, глядя на буйное веселье фирвулагов. К ней отовсюду тянулись руки с драгоценностями и безделушками — маленький народ прежде всего славился искусными ювелирных дел мастерами, но были тут и продавцы сластей, и соленых орешков, и крепкого сидра, и экзотических вин. Однако Темноглазая не поддавалась на их уговоры. Лишь добравшись до конца длинной улицы и свернув к неказистым палаткам черни, Катлинель поддалась соблазну: карлица с толстыми русыми косицами и в ярко-красном платье продавала флаконы из резного миртового дерева, наполненные духами с головокружительным ароматом лесных цветов.
— Спасибо, леди, — маленькая торговка с поклоном взяла деньги. — У нас говорят, что перед запахом «Сада Гесперид» не устоит ни один парень.
Катлинель рассмеялась.
— Тогда с этими духами надо быть поосторожнее.
— Я слыхала, — последовала угодливо-язвительная реплика, — с вашими кавалерами не так-то просто сладить.
— Ну, это мы скоро на Битве проверим, — улыбнулась Катлинель и тронула поводья.
Когда она проезжала мимо выставленных под тентами пиршественных столов, где-то совсем рядом послышался цокот копыт другого иноходца. Откуда ни возьмись, выскочил пьяный нахал, схватил ее коня под уздцы, но, прежде чем она успела применить защитный прием, другой всадник пришел ей на помощь. Один умственный выпад швырнул наглеца в объятия подвыпивших дружков, а те, заплетающимися языками принеся извинения Катлинель, увели его прочь.
— Я ваша должница, милорд. — Она поклонилась своему спасителю.
Он был высок, строен, широкоплеч; под забралом шлема, украшенного золотым венцом, виднелась плотно прилегающая к голове шапочка. Она скрывала его волосы, шею и переходила в короткий плащ, расшитый по краям драгоценными камнями. На всаднике был костюм темно-фиолетового цвета.
— Для меня это большая честь, миледи. Боюсь, мои земляки слишком увлекаются пирушками и радуются раньше времени.
Он шагом поехал рядом с ней; Катлинель разглядывала его с неприкрытым удивлением.
— Простите мою оплошность… Поскольку шея у вас закрыта, я приняла вас за соплеменника.
— А кого вы считаете своими соплеменниками? — поинтересовался он с едва уловимой иронией в бархатном голосе.
Вспыхнув, Катлинель натянула поводья и готова уже была поворотить коня и умчаться прочь от наглеца. Но тот поднял руку, и конь застыл как вкопанный.
— Виноват, миледи. Непростительная бесцеремонность с моей стороны. Просто всякому видно, что ваша красота — результат слияния человеческой и танусской крови. А по вашим изумрудно-серебряным одеждам я понял, что вы, подобно мне, из числа иллюзионистов, причем высшего класса. Если вы благосклонно смените свой справедливый гнев на милость и сохраните в памяти не мою грубую шутку, а оказанную вам прежде незначительную услугу, то мы могли бы совершить небольшую прогулку верхом и дружески поболтать. Не скрою, ваш народ очень меня интересует.
— А вы, я вижу, за словом в карман не лезете, лорд фирвулаг… Ну что ж, принимаю ваше предложение. Я — Катлинель, по прозванию Темноглазая, и в Высоком Столе мне как низшей из высших тану отведено последнее место.
— Уверен, это ненадолго! — Он снял шлем и венец; фиолетовая шапочка закрывала всю его голову. — Меня называют Властелином Луговой Горы. Мои владения лежат далеко на севере, на окраинах королевства фирвулагов. Никогда прежде я не бывал на Великой Битве. Мой народ так озабочен повседневными проблемами выживания, что ему не до ритуальных игр.
— У нас такое заявление сочли бы ересью, но я вас понимаю.
— Значит, среди тану тоже есть не слишком рьяные воители?
— И довольно много, — призналась Катлинель, — особенно среди гибридов, как я. Но сила традиции непреодолима.
— А-а, традиции… Но, говорят, в последнее время древние обычаи не находят в народе особого понимания. Некогда столь послушное и полезное вам человечество, кажется, взбунтовалось против вашего Верховного Властителя.
— Да, в союзе с вами, фирвулагами!
— Тану первыми вступили в союз с людьми, почему бы и нам не последовать их примеру? Надо признать, что мы, фирвулаги, народ более узколобый и прямолинейный. Так, большинство моих собратьев ни за что не сядут верхом вот на такое животное — предпочитают топать на своих крепких ногах.
— А вы как будто не слишком щепетильны?
— Поневоле приходится быть реалистом, благородная леди. Скажите, правда ли, что человеческим ученым у вас, тану, почет и уважение? Что вы используете их специальные знания, чтобы развивать свою экономику и технологии?
— Я вхожу в руководство Гильдии Творцов. Все науки, кроме медицины и психобиологии — наша епархия. И у нас в Гильдии работает очень много ученых людей. Готовят молодые кадры, занимаются практическим применением своих знаний… Агрономы, геологи, инженеры всех отраслей и даже специалисты по общественным наукам — все поставили свои способности на службу Многоцветной Земле.