В беду попал Макс Клаузен. Если бы он не принял самых решительных мер для спасения своих импортно-экспортных дел, то на его счету в банке остались бы только оперативные средства группы. Макс был радистом, лучшим из тех, кого могла привлечь на свою службу советская военная разведка, но он был плохим коммерсантом. Теперь ему угрожало полное банкротство. Не находя выхода из создавшегося положения, Клаузен решил посоветоваться с Зорге и рассказать ему, что больше невозможно скрывать оперативные средства группы на банковском счету его импортно-экспортной конторы.
   Тогда свершилось самое большое чудо, какое когда-либо знал финансовый мир. Зорге в течение нескольких дней искал пути к спасению своего агента, который не мог активно работать без надежного «прикрытия». Наконец Зорге решился провести крупную финансовую авантюру, которая имела целью прежде всего сохранить позиции Клаузена в деловом мире. Для проведения этого замысла в жизнь нужна была помощь Одзаки и Мияги, которых Зорге немедленно вызвал к себе. Предполагалось закрыть импортно-экспортную контору и вместо нее основать фирму «Клаузен», предприятия которой, оснащенные немецким оборудованием, занимались бы печатанием карт, чертежей и других графических материалов.
   Одзаки и Мияги должны были информировать официальные круги о том, что к их услугам в Японии теперь будут немецкие технические специалисты и полиграфическое оборудование. Они помогли Зорге разработать план организации дела, а Клаузен тем временем приобрел японскую типографию на средства, каким-то загадочным путем полученные из Германии. Из Гамбурга в Японию выехали несколько специалистов, чтобы на месте руководить технологическим процессом производства. К весне на предприятии фирмы «Клаузен» было установлено новое оборудование, был набран штат рабочих. Фирма могла начать свою деятельность. Дело оказалось не под силу Максу, и он не раз высказывал Зорге свои опасения за будущее. Зорге отметал прочь все опасения и считал большой удачей, что на этот раз удалось пригласить на работу очень опытного управляющего.
   Одзаки, Мияги и друзья Клаузена из числа японских промышленников совместными усилиями наладили работу фирмы. К тому времени, когда из печатного станка предприятия Клаузена вышли первые оттиски, фирма уже получила много заказов, в том числе от японских военных ведомств, которые были рады получать продукцию немецкого производства прямо в Японии. Однажды утром Макс получил письмо от министра промышленного производства Германии Альберта Шпеера, в котором выражалась надежда на успех предприятия и благодарность за проявленную инициативу, способствующую укреплению дружественных связей между Германией и Японией. Маловероятно, что Шпеер что-либо знал о Клаузене, раньше чем прочитал сообщение торгового атташе немецкого посольства в Токио.
   Зорге был очень доволен таким развитием событий. Благодаря его стараниям Макс стал крупным дельцом, располагавшим хорошими связями в промышленных кругах Японии. У группы Зорге снова появилась прекрасная возможность скрывать свои оперативные средства, а Клаузен мог спокойно выполнять свои обязанности радиста. Помимо этого, Макс неожиданно стал одним из самых ценных агентов группы. Он теперь имел доступ к чертежам промышленного оборудования, различного вооружения и бортовой самолетной аппаратуры. Копии этих чертежей попадали в Москву даже раньше, чем они были утверждены и поступали в промышленность Японии.
   С начала войны в Китае японская промышленность полностью переключилась на обеспечение нужд вооруженных сил. По мере того как нарастала напряженность обстановки в Европе, вся экономика страны готовилась к тотальной войне. Каждое предприятие работало на полную мощность, но и этого было недостаточно. Фирма «Клаузен», предприятия которой были оснащены немецким оборудованием, была настоящим кладом для японских ведомств.
   Макс, как ни старался, не мог справиться со всеми этими делами. Все свое внимание он сосредоточил на финансовой деятельности фирмы — единственном, что он мог понять и оценить. Как и подобает богатому промышленнику, Макс приобрел роскошную виллу в пригороде Токио и новенький автомобиль. Зорге, который все еще пользовался старым, потрепанным автомобилем, с интересом наблюдал за этим превращением своего друга. Он знал, однако, что, чем вольготнее будет Макс обращаться с деньгами, чем больше он будет похож на преуспевающего дельца, тем лучше сможет вести свою секретную работу.
   Тем временем обстановка в Японии обострилась. Назрел правительственный кризис, вызванный разногласиями по поводу ведения войны в Китае и общего стратегического курса страны. Принц Коноэ, а также наиболее здравомыслящие военные и политические лидеры считали необходимым для Японии закрепиться в Китае и в дальнейшем действовать в зависимости от того, как развернутся события после начала войны в Европе. Германия требовала от японского правительства вступления в европейский конфликт и нападения на дальневосточные районы СССР, с тем чтобы развязать себе руки для ведения тотальной войны на Западе.
   Коноэ и его сторонники оказывали сопротивление этому нажиму немцев, который теперь находил поддержку у милитаристски настроенных молодых политических и военных руководителей Японии. Коноэ ушел в отставку, и в результате Одзаки потерял работу, которая была так важна для группы Зорге. Одзаки все еще оказывал большое влияние на политику Японии в Китае и поддерживал связи с видными японскими руководителями, но это не могло возместить утраченный им доступ к официальным документам.
   Зорге все время держал в центре своего внимания главную задачу — информировать Москву о планах Японии в отношении России. Манчжурия оставалась по-прежнему плацдармом для вторжения в Советский Союз, а Квантунская армия, насчитывавшая в своем составе около двух миллионов солдат и офицеров, была вполне подходящим орудием для осуществления подобного замысла. Для Зорге важно было устроить Одзаки на какую-то официальную должность, которая позволила бы заблаговременно получить информацию о попытке Японии вторгнуться в Россию. Правление Южно-Маньчжурской железной дороги предложило Одзаки должность начальника информационной службы, в задачу которой входило обобщение всей собранной в Манчжурии разведывательной информации для доклада правительству. Помимо этого, Одзаки оставался специальным советником правительственной комиссии по делам в Китае.
   Для группы Зорге назначение Одзаки на эту должность в правлении Южно-Маньчжурской железной дороги было очень ценным. Ведь в случае принятия правительством решения о вторжении в дальневосточные районы России эта организация получила бы соответствующие указания одной из первых, если не считать военного командования. Кроме того, принц Коноэ, не являясь официально членом правительства, был в курсе его решений и поддерживал тесный контакт со многими правительственными учреждениями.
   В то время Коноэ был одним из самых осведомленных политических деятелей на Дальнем Востоке. Он и члены его семьи занимали видное место в политической жизни страны долгие годы, а личное влияние Коноэ на политику Японии было весьма значительным. Одним из важнейших источников информации для Коноэ служила известная группа «Завтрак». Это была неофициальная организация, созданная по инициативе двух лучших друзей Одзаки, так же как и он являвшихся личными секретарями принца. В организацию вошли видные журналисты, ученые и представители различных областей деятельности. По установившейся традиции группа собиралась на совещание под председательством Коноэ по крайней мере раз в неделю. На этих совещаниях всесторонне обсуждались важнейшие вопросы внешней и внутренней политики.
   В обеденное время члены группы не могли собираться, и поэтому было решено проводить совещания за завтраком в доме одного из членов группы или в номере одной из токийских гостиниц.
   Совещания носили неофициальный характер, никаких протоколов не велось. Участники могли высказывать такие мнения и предложения, которые наверняка послужили бы поводом для ареста, если бы были произнесены в другом месте. Поскольку группа обычно собиралась в среду, она скоро получила название «Среда». Одзаки всегда был одним из самых уважаемых ораторов на совещаниях группы и, несомненно, оказывал большое влияние на решения Коноэ. Источником информации для Одзаки служили подробные донесения от агентуры правления Южно-Маньчжурской железной дороги, решения правительственной комиссии по делам в Китае, планы правительства, которые, как всегда, были известны Коноэ и о которых он рассказывал Одзаки во время совещаний группы «Среда». В целом Зорге был очень доволен. Отставка Коноэ, конечно, была неприятным фактом, однако группа Зорге теперь была лучше, чем прежде, информирована об обстановке в Манчжурии. На суде Одзаки заявил следующее:
   «В те дни острой политической борьбы в стране отдельные факты не имели большого значения. Даже самые важные решения могут быстро отменяться. Например, правительство или командование армии могут противиться проведению того или иного мероприятия, но внешние факторы, над которыми они не имеют контроля, часто ведут к вынужденному изменению политики. Поэтому важнее всего уловить общую тенденцию, а не стараться узнать точно, что было сказано и какое решение принято. Я был уверен, что сумею узнать заранее только об одном важном решении, а именно о точной дате возможного нападения Японии на Россию».

   Одзаки рассказал суду кое-что и о методах своей деятельности. Он заявил: «Если вы поинтересуетесь моими методами, то мне придется прямо сказать, что деятельность, которой я занимался, была совершенно бессистемной. Трудолюбие — вот залог моего успеха. По натуре я очень общителен и добр к людям. У меня много друзей, которые и были источником информации. Я никогда не искал каких-то особых сведений (Одзаки, однако, признал, что он старался в первую очередь выполнить задания, которые Зорге считал срочными) и стремился составить свое собственное мнение по интересовавшему меня вопросу на основе различных сообщений и слухов. Мне никогда не приходилось задавать наводящих вопросов».
   Новое осложнение для группы Зорге чуть было не возникло, когда Коноэ и его сторонники снова оказались у власти. Коноэ стал премьер-министром и официально порвал свои связи с группой «Среда», поскольку, занимая официальный пост, он больше не мог руководить ее деятельностью. Не получая официальной поддержки, группа быстро попала под удар политической полиции, которой стали известны опасные настроения некоторых ее членов. Прокатилась волна арестов, но Одзаки удалось избежать даже допросов. Аресты скоро прекратились, так как Коноэ взял уцелевших членов группы «Среда» под защиту и разрешил им встречаться в своей официальной резиденции, хотя сам в этих совещаниях больше не участвовал.
   Клаузен преуспевал, Одзаки снова занял прочное положение среди приближенных Коноэ, но Зорге не мог чувствовать себя спокойно. Он был уверен, что японской контрразведке удалось напасть на след его радиопередатчика. В этом не было ничего странного. Клаузен вот уже в течение четырех лет регулярно поддерживал радиосвязь с Россией. Помимо того, Клаузен доложил Зорге о ряде случаев, свидетельствовавших о том, что японская контрразведка ведет наблюдение за иностранцами, которые могли быть причастны к радиопередачам. Однажды он неожиданно рано вернулся домой и увидел, что Анна с трудом удерживает какого-то японца от взлома двери, которая вела в комнату, где в то время хранился радиопередатчик. Когда Макс резко потребовал от японца объяснений, тот, улыбаясь, сказал, что он водопроводчик, которого хозяин дома послал проверить трубы. Извинившись, японец добавил, что не мог понять, что говорила ему Анна. Все это очень сильно обеспокоило Макса. В другом случае, когда Макс как-то вечером вел передачу из спальни в своей квартире, в уличную дверь сильно постучали. Это был электромонтер, попросивший выключить в доме рубильник осветительной сети на время ремонта электропроводки в соседнем доме. Клаузен спрятал передатчик, и снова страх обуял его.
   На этом странные происшествия не кончились. Как-то Макс вел передачу из квартиры Эдит Вукелич. Вдруг в окне появилась тень человека. Макс едва успел закрыть передатчик своим телом от постороннего взгляда. Оказалось, что это был кровельщик, поднимавшийся по лестнице на крышу здания. Еще раз Клаузену пришлось поволноваться в своей собственной квартире. Однажды во время передачи он услышал, как его жена с кем-то здоровается в прихожей. Быстро заперев дверь в комнату, Макс спрятал передатчик в постель. В гостиной он увидел инспектора политической полиции, и мелкая дрожь пробежала по телу Макса. К счастью, выяснилось, что это был просто знакомый Анны, пришедший поболтать о каких-то общих делах.
   Последний инцидент, чуть было окончательно не расшатавший нервы Клаузена, произошел во время поездки в город из дома Вукелича. Машину вел Макс, а передатчик в то время был в руках Вукелича. На одном из перекрестков их машину задержал полицейский. Макс было растерялся, но Вукелич спокойно сказал, что они едут ужинать в ресторан «Сеннари» и, кажется, никаких нарушений не допустили. Полицейский в ответ только кивнул головой и сказал: «У вас потушены фары. Уже темно, и так ездить нельзя». Макс, овладев собой, поблагодарил полицейского за совет, и тот спокойно ушел.
   Между тем полковник Осаки наконец получил ответ разведывательного управления на свою просьбу поручить зарубежной агентуре выяснить, получают ли правительства соответствующих стран какую-либо заблаговременную информацию о планах Японии. Прочитав этот документ, полковник Осаки впервые за много месяцев улыбнулся. Самая трудная задача, которая когда-либо встречалась Осаки за всю его многолетнюю службу в контрразведке, была решена.


Глава X. Накануне войны


   Шла весна 1939 года. Японский пароход причалил у морского вокзала в Шанхае, и скоро прибывшие пассажиры уже разбрелись по городу, каждый по своим делам. Один из них с обернутым в красную бумагу пакетом в руках сразу же в порту сел в такси и отправился к известному в городе универмагу. Это был Зорге. Войдя в магазин, он подошел к отделу подарков и некоторое время с любопытством разглядывал различные женские украшения, разложенные под стеклом прилавка. Какой-то мужчина нечаянно толкнул его, но Зорге, казалось, не обратил на него никакого внимания и, выслушав поспешные извинения незнакомца, продолжал рассматривать какие-то заинтересовавшие его бусы. Потом вдруг Зорге отошел от прилавка и быстро пошел за толкнувшим его незнакомцем к дверям универмага, все еще держа в руке пакет в красной обертке.
   Шедший впереди Зорге незнакомец нес примерно такой же пакет, но в белой обертке. Неторопливой походкой он направился к ближайшей гостинице. Зорге последовал за ним. Войдя в вестибюль гостиницы, Зорге огляделся и увидел незнакомца с белым пакетом у стойки бара. Зорге тоже подошел к стойке и встал рядом с незнакомцем, положив свой пакет неподалеку от белого пакета, который принадлежал незнакомцу. В баре, кроме них, никого не было. Улучив момент, когда бармен отвернулся, чтобы поставить бокалы на полку, Зорге взял белый пакет, положил на прилавок несколько монет и поспешно вышел на улицу. Незнакомец допил вино и с удивлением посмотрел на дверь, через которую только что вышел Зорге.
   Этот связной из Москвы не впервые встречался с Зорге, но никогда раньше разведчик так быстро не уходил. Расплатившись, незнакомец взял пакет в красной обертке и вышел из гостиницы. В пакете он увозил в Москву копии чертежей нового оборудования для подводных лодок и двадцать роликов микропленки, содержавшей информацию, собранную группой Зорге за предшествующий месяц.
   Придя в номер своей гостиницы, Зорге вскрыл пакет и переложил оттуда в свой карман крупную сумму денег, а также десять роликов с пленкой. В последнее время Зорге решил пользоваться пленкой, присылаемой из Москвы, так как опасался, что частые закупки пленки в японских магазинах могут привлечь внимание японской контрразведки.
   Лежа в постели, Зорге обдумывал план действий на следующий день. Вдруг спокойствие изменило ему. Он почему-то неожиданно подумал, что глупо поступил, согласившись прибегнуть к старому способу обмена пакетами в баре. Вместе с тем Зорге хорошо сознавал, что у него не было времени, чтобы придумать какой-нибудь более сложный вариант встречи. Ему вспомнилось, что он хорошо известен шанхайской полиции по своим прошлым делам, и от этого волнение только усилилось.
   Два дня спустя Зорге возвратился в Токио. Еще в пути ему пришла в голову хорошая идея, как укрыть радиопередатчик Клаузена. Вскоре этот план был осуществлен.
   Зорге арендовал небольшой деревянный домик в фешенебельном квартале пригорода, от которого до Токио было не более часа езды на автомобиле. Залив, на берегу которого находился домик, служил для местных рыбаков якорной стоянкой их судов. Мияги удалось подыскать человека, который согласился сдать в аренду свое суденышко и остаться при этом шкипером на нем. Устроившись в своем новом домике, Зорге пригласил этого человека к себе и прямо предложил ему крупную сумму в американской валюте, если тот согласится отдать свою шхуну в полное распоряжение Зорге и будет держать язык за зубами, не задавая лишних вопросов. Если у рыбака поначалу и были какие-то колебания, то потом он очень быстро забыл о них.
   На следующий день Клаузен на своей автомашине доставил передатчик в домик Зорге, а затем на шхуну. Два дня Макс и Зорге трудились в каюте, не допуская туда никого, даже шкипера. Передатчик был ловко установлен за одной из переборок каюты. Доступ к нему открывался путем нажатия надежно скрытой кнопки. Рядом с этой кнопкой была другая, нажатие которой обеспечивало уничтожение шхуны со всем ее содержимым в случае угрозы обнаружения передатчика. Шкипер, конечно, ничего не знал об этом.
   Оборудовав шхуну, Зорге намеревался выходить на ней в море и под видом морских прогулок и рыбной ловли вести радиопередачи с помощью своей рации. Он мог теперь даже приглашать на шхуну гостей, которые ничего, конечно, не подозревали бы о том, что происходит в каюте, пока они веселятся. Максу на какое-то время больше не нужно было опасаться обнаружения передатчика радиопеленгационными станциями японской контрразведки. Он мог вести передачи даже в то время, когда на палубе шхуны Зорге развлекались сотрудники министерства иностранных дел, других японских ведомств и иностранных представительств.
   Однако Зорге не знал, что предпринимает его самый опасный враг — полковник Осаки. А контрразведчик был занят изучением донесений японской зарубежной агентуры. Из США поступило сообщение, что американское правительство в начале войны в Китае считало наиболее вероятным дальнейшее развертывание японской экспансии в южном направлении. Сообщения из Франции, Англии и Германии подтверждали сообщения из США, а из Москвы от японского агента пришло сообщение, согласно которому Россия сохраняет численность своих войск на Дальнем Востоке на постоянном уровне и интерес русских к Квантунской армии никогда не выходит за обычные рамки. Дальнейшая проверка донесений, ранее поступивших от этих агентов, показала, что по развитию событий в соответствующих странах можно сделать вывод о получении правительствами заблаговременной информации о планах и намерениях Японии. Полковник Осаки в этой связи счел необходимым просить аудиенцию у военного министра.
   К этому времени Зорге, надежно укрыв радиопередатчик, снова почувствовал себя спокойно. Каждое утро он завтракал у генерала Отта, с которым у него установились настолько доверительные отношения, что Зорге стал неизменным автором всех подписываемых послом докладов об обстановке в стране. От Зорге посол черпал всю информацию о стране, с удовольствием слушал его рассказы о том, какие проблемы обсуждаются в высших военных и политических кругах Японии и почти всегда соглашался с трактовкой, которую давал Зорге тем или иным событиям.
   Неожиданно для себя я получил приказ выехать из Токио и занять пост второго секретаря немецкого посольства в Лондоне. Я не могу сказать, что мне было жалко расставаться с Зорге. Однако теперь я очень сожалею, что мне не удалось быть свидетелем его карьеры в Японии до конца. Проводить жену и меня в порт пришли немногие сотрудники посольства, но любопытно, что среди них был и Зорге, с которым мы никогда не были друзьями. Он спокойно пожал мне руку на прощание и пожелал удачи на новом месте службы. Я и сейчас помню, как Зорге в привычном для него белом костюме стоял широко расставив ноги и, совершенно не двигаясь, смотрел на уходящий от японских берегов корабль. По-моему, сколь бы невероятным ни казалось такое предположение, Зорге уже знал тогда, что война вот-вот охватит страны Европы, и был взволнован тем фактом, что один из его коллег по работе в посольстве скоро примет непосредственное участие в этом конфликте.
   Больше Зорге я не видел, но его образ снова предстал передо мной, когда шесть лет спустя в лагере для интернированных я часами слушал рассказы моих бывших токийских друзей об этом человеке.
   В июне в районе реки Халхин-Гол на монгольско-маньчжурской границе один из многочисленных пограничных инцидентов неожиданно вылился в военные действия довольно значительных масштабов. Не предполагала этого, и группа Зорге. В Москве же сначала решили, что Япония изменила свои планы и начинает войну. Вскоре, однако, стало ясно, что в Токио и не собирались допускать расширения конфликта.
   Этим воспользовались русские. Они приложили немало усилий, чтобы захватить побольше пленных, от которых рассчитывали получить точные данные о численности и вооружении войск Квантунской армии. До этого советская разведка располагала только информацией, поступавшей от группы Зорге. Недовольство командования Красной Армии тем фактом, что группа не сумела предупредить о так называемом халхин-голском инциденте, перешло теперь в восхищение работой Зорге. Дело в том, что пленные буквально с точностью до последней роты и последней винтовки подтвердили цифры, собранные Зорге и его товарищами в Токио. Если советскому командованию и было нужно какое-то подтверждение верности Зорге своему долгу и точности сообщаемых им сведений, то оно его, несомненно, получило.
   В июле халхин-голский инцидент окончился. Внимание всего мира сосредоточилось на событиях в Европе. Из бесед с генералом Оттом Зорге узнал, что немцы пытаются добиться от Японии согласия вступить в военный союз против Англии и Советского Союза. Текст соответствующего договора был одобрен Гитлером и передан японскому послу в Берлине генералу Осима. Сколько ни старался генерал Отт, ему не удалось добиться подписания Японией этого договора. Японское правительство, поддерживаемое командованием военно-морских сил, отклоняло одно предложение за другим. Установившиеся с Оттом отношения позволили Зорге быть постоянно в курсе этих переговоров, и он периодически посылал в Москву радиограммы, содержавшие подробную информацию о немецких предложениях Японии. Когда же переговоры окончательно сорвались, Зорге отправил на микрофотопленке полный обзорный доклад, в котором предупреждал, что для Германии Япония является единственным союзником и что если ей не удалось добиться своих целей на этот раз, то она наверняка предпримет еще одну попытку вовлечь Японию в войну на своей стороне.
   В сентябре, когда немецкие танки уже мчались по полям Польши, Зорге получил благодарность от советского военного командования за собранную им информацию о составе Квантунской армии.
   Между тем в Токио японское верховное командование, учтя печальные уроки халхин-голского инцидента, сочло необходимым реорганизовать японскую армию. Предполагалось сформировать бронетанковые дивизии по немецкому образцу и авиационные эскадрильи, специально предназначенные для выполнения задач по непосредственной поддержке сухопутных войск в бою. В тот же день, когда был отдан приказ о реорганизации японской армии, Одзаки передал фотокопию этого документа Вукеличу, а через сутки Клаузен, превратившийся в страстного «рыболова», радировал о его содержании в Москву. Шкиперу могло показаться странным, что его хозяева, выходя в море на рыбалку, все время проводили в каюте, но он не обращал на это никакого внимания — ведь ему платили деньги именно за то, чтобы он не задавал лишних вопросов.
   Незадолго до этого Вукелич вернулся из поездки в район Халхин-Гола, где он был гостем японского командования как специальный корреспондент агентства «Гавас». Вукелич привез ценные сведения о настроениях и взглядах японских офицеров и моральном состоянии войск. Вся эта информация на микрофотопленке также была отправлена в Москву.
   Передав в июле донесение о деятельности немцев в Токио, Зорге сосредоточил свое внимание на сборе информации, которая, по сути дела, являлась лишь комментарием к происходящим событиям и приобрела ценность только после начала войны в Европе. Это был прогноз о развитии обстановки в Европе, составленный на основе сведений, которые Зорге, очевидно, получил в немецком посольстве.