Осталось получить ответ на вопрос "когда?".
И чтобы поставить последнюю точку в этом затянувшемся, только им двоим понятном диалоге, Иисус теперь уже прямо заявляет Иуде: "что делаешь, делай скорее". Никто из учеников, кроме, возможно, Иоанна[101], не понял этих слов, однако совершенно ясно, что именно их ждал Иуда - и больше не медлит. Эти сакраментальные слова стали для него последним импульсом, сигналом, своеобразным энергетическим зарядом. Они не только подтверждали правильность избранного Иудой пути, но и определяли срок выполнения всей операции. "Делай скорее", означает "немедленно", "сию минуту", "прямо сейчас". Воодушевлённый этой поддержкой, этим вовремя подставленным плечом друга, Иуда тут же уходит. Отныне он уже не знает сомнений. Ещё бы: сам Иисус развеял их раз и навсегда!
Той же ночью он исполняет задуманное.
4.
"Что делаешь, делай скорее"... На первый взгляд эти слова могут быть расценены как прямое указание Иисуса предать его в руки властей. Разве его направляющая воля не очевидна в приведённых выше свидетельствах? "Что делаешь, делай скорее" - это ли не прямой приказ? "И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту" - это ли не откровенный выбор одного из двенадцати? А слова "ты сказал" в ответ на вопрос Иуды, по еврейской традиции означающие утверждение и аналогичные современному "да", - это ли не волеизъявление Учителя?
Однако не всё так просто.
Согласно свидетельствам Матфея, Марка и Луки, Иуда предложил свои услуги первосвященникам накануне "дня опресноков", то есть не менее чем за сутки до той знаменитой Тайной вечери, где Иисус произнёс роковые слова. Иначе говоря, Иуда замыслил предательство ещё до прямого указания Иисуса. Здесь, правда, возможно возражение: если Иуда задумал предать Иисуса ещё до Тайной вечери, то как объяснить утверждение Иоанна: "И после сего куска вошёл в него сатана" (13:17)? Выходит, что до "сего куска" Иуда о предательстве не помышлял? Постараемся ответить на это возражение. На первый взгляд Иоанн противоречит Луке, который утверждает, что сатана вошёл в Иуду, когда "приближался праздник опресноков, называемый Пасхою" (Лк. 22:1). В действительности же никакого противоречия здесь нет. Если более внимательно перечитать четвёртое Евангелие, то нетрудно обнаружить следующее свидетельство: "И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его..." и т.д. (Ин. 13:2). Именно это короткое "уже" всё объясняет: к Тайной вечере Иуда уже был готов предать Иисуса в руки его врагов. Можно лишь предположить, что это намерение, приведшее к сговору с первосвященниками, возникло у Иуды накануне дня опресноков, что согласуется с указаниями трёх других авторов[102]. "Что делаешь, делай скорее" - это лишь последний сигнал к активным действиям, к завершающей фазе разыгрывающейся трагедии. Иуда верно понял этот сигнал - и не заставил себя долго ждать.
Итак, согласно данной версии, основанной на свидетельствах евангелистов, Иуда пошёл на предательство по прямому указанию Иисуса, однако это указание, открыто прозвучавшее на Тайной вечере (но никем, кроме Иуды, не понятое), было лишь кульминацией, завершающим этапом всего плана "предательства". Сама идея предать Иисуса в руки его врагов созрела у Иуды раньше, ещё накануне "дня опресноков"[103].
5.
Однако неверно было бы думать, что слова Иисуса преследовали только одну цель: поддержать и направить Иуду в его деянии. Вспомним, что и сам Иисус в последние дни своего земного служения не раз подвергался приступам сомнений, а смятённый дух его ужасался грядущей участи. "Глупо жестоки ко всему человечеству те, кто полагает, будто бы человек Иисус, не будучи "трусом", не мог бы страшиться физических мук и смерти так, как страшился их, судя по Гефсимании, - считает Мережковский. - Немногим умнее, но ещё жесточе к самому Господу те, кто хотел бы нас уверить, будто бы Он не мог страшиться их вовсе, будучи Сыном Божьим"[104]. Да, Иисус являлся Сыном Божиим, и как Сын Божий, он неуклонно шёл к намеченной цели, однако, по его собственному же неоднократному свидетельству, он являлся также и Сыном Человеческим. И эта вторая, человеческая, ипостась не могла не проявиться в нём и в его действиях в форме естественного, чисто человеческого страха перед ожидающей его чудовищной участью, перед физической смертью. Это должно было произойти, и это произошло незадолго до праздника Пасхи.
И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь, и бодрствуйте. И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. Возвращается, и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. И опять отошед, молился, сказав то же слово (Мк. 14:33-39).
"Пронеси чашу сию мимо Меня" - слышим мы крик из глубины души Сына Человеческого, страстно жаждущего жить и испытывающего вполне естественный страх перед небытием; "но не чего Я хочу, а чего Ты" - раздаётся тут же смиренный голос Сына Божьего, послушного воле Отца и всего себя отдающего великой миссии, ради исполнения которой он и был послан в мир. Два начала, две ипостаси, "дух" и "плоть" ведут борьбу в душе Иисуса, рождая смятение, вселяя неуверенность. От исхода этой борьбы, от результатов этого противостояния зависят судьбы грядущих поколений. И Иисус знает это.
Страшась своей душевной слабости и не желая больше искушать ни себя, ни Отца, Иисус дает прямое указание единственному, в ком он был уверен более всего - Иуде Искариоту, поскорее помочь ему в завершении своей миссии.
6.
Предвидим давно сдерживаемые возражения противников Иуды Искариота.
Действительно, - могли бы заявить наши оппоненты, - Иисус даёт указание Иуде предать его, однако эти слова обращены не к другу, а к преступнику, каковым Иуда, собственно, и является. "Моё время пришло, - как бы говорит он предателю. - Довольно медлить! Хватит малодушничать! Раз решился на чёрное дело, иди и сделай то, что задумал"[105]. Возможно, Иуда, действительно, проявил малодушие, испугавшись в последний момент предстоящего деяния, а может быть, он вообще решил отказаться от задуманного - ведь деньги за преступление он уже получил! Если принять, что Иуда отличался безнравственностью и беспринципностью, то он вполне мог предать не только Иисуса, но и первосвященников, нанявших его. Однако Иисус, понимая необходимость запланированного Иудой, в решающий час направляет его, вынуждает завершить начатое. Возможно также, Иисус, действительно, боялся проявить обычную человеческую слабость, опасался, что в последний момент душевные силы покинут его и он откажется от выполнения своей миссии, - и потому торопит Иуду: "Что делаешь, делай скорее - иначе будут поздно". Оба и Иуда, и Иисус - стояли на пороге событий, в которых им предстояло принять непосредственное, решающее участие - неудивительно поэтому, что и тот, и другой испытывали страх перед грядущим.
Иуда, подстёгиваемый словами Учителя, пошёл и предал Иисуса в руки врагов.
7.
Предложенная версия весьма убедительна, однако против неё может быть выдвинуто как минимум два контраргумента.
Первый. Вспомним кусок хлеба, который Иисус, "обмакнув... подал Иуде Симонову Искариоту". Мы уже выяснили, что Иисус никогда не сделал бы этого, будь Иуда преступником и грешником, т.к. свято чтил традиции своего народа. Такой чести он мог удостоить только верного друга.
Второй. Мы знаем, что Иисус был чужд греха, ибо затем и пришёл в мир, чтобы победить его. Мы знаем также (об этом речь уже шла выше), что он никогда не стал бы провоцировать совершение греха другим человеком. Провидя помыслы и поступки своих учеников, он не допустил бы, чтобы Иуда совершил предательство, руководствуясь негативными побуждениями и тая в душе злой умысел. И уж тем более он не стал бы сам толкать его на преступление - а ведь именно так, согласно традиционной версии, следует трактовать обращённые к Иуде известные слова Иисуса.
Таким образом, мы приходим к явному несоответствию в выводах "традиционалистов". Если Иисус произносит роковые слова (роковые как для него самого, так и для Иуды), то обращены они могут быть только к другу, преданному, верному сподвижнику, готовому на любую жертву ради Учителя.
Поцелуй Иуды
Целованием любви предаем мы тебя.
Леонид Андреев,
"Иуда Искариот"
1.
Особое место в анализируемом событии занимает кощунственность формы "предательства" Иисуса Иудой Искариотом, вошедшей в список метафор как "поцелуй Иуды". По крайней мере, именно так трактуется этот факт сложившимся за две тысячи лет общественным мнением.
Приведём свидетельства всех четырёх евангелистов, в которых даны описания ареста Иисуса.
Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы всё ещё спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предаётся в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня. И когда ещё говорил Он, вот, Иуда, один из двенадцати, пришёл, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И тотчас подошед к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришёл? Тогда подошли, и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлёк меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсёк ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечём погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть? В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с Вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Сие же всё было, да сбудутся писания пророков. Тогда все ученики, оставивши Его, бежали (Мф. 26:45-56)
Кончено, пришёл час; вот, предаётся Сын Человеческий в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня. И тотчас, как Он ещё говорил, приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его, и ведите осторожно. И пришед тотчас подошёл к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его. А они возложили на Него руки свои и взяли Его. Один же из стоявших тут извлёк меч, ударил раба первосвященникова и отсёк ему ухо. Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня; каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня; но да сбудутся Писания. Тогда, оставивши его, все бежали (Мк. 14:41-50).
Когда Он ещё говорил это, появился народ, а впереди его шёл один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошёл к Иисусу, чтобы поцеловать Его. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть. Иисус же сказал ему: Иуда! целованием ли предаёшь Сына Человеческого? Бывшие же с Ним, видя, к чему идёт дело, сказали Ему: Господи! не ударить ли нам мечём? И один из них ударил раба первосвященникова и отсёк ему правое ухо. Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно. И коснувшись уха его, исцелил его. Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня! Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь - ваше время и власть тьмы (Лк. 22:47-53).
Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошёл Сам и ученики Его. Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. Иисус же, зная всё, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: "это Я", - они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, - да сбудется слово, речённое Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого. Симон же Петр, имея меч, извлек его, ударил первосвященнического раба, отсек ему правое ухо; имя рабу было Малх. Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Тогда воины я тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса, и связали Его (Ин. 18:1-12).
Из приведённых выше фрагментов следует, что в жизнеописаниях Иисуса имеются разночтения. Поскольку же они не противоречат друг другу, а, напротив, дополняют, попытаемся, сопоставив все приведённые авторами факты, составить единый рассказ, учитывающий все детали приведённых свидетельств. Это необходимо сделать ввиду важности события. Итак:
Тёмная апрельская ночь (канун Пасхи), особенно тёмная именно в этих широтах и именно в это время года. Возможно, светит луна, но именно поэтому в тени мрак кажется ещё более чёрным и густым.
Пригороды Иерусалима. Иисус с одиннадцатью учениками (Иуда накануне ушёл за стражей) приходит за поток (ущелье) Кедрон, где был сад (или лес, роща) - именно там, по его предвидению, должна произойти развязка. Сад, наверняка уже покрывшийся листвой и потому бросающий на землю густую тень, ещё более усугубляет темноту ночи.
Появляется Иуда во главе толпы народа и вооружённых стражников, посланных первосвященниками арестовать Иисуса, с фонарями и светильниками. Иуда даёт знак стражникам: "Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его, и ведите осторожно". Иисус, заранее ожидая их появления, выходит вперёд. Одиннадцать учеников не решаются последовать за Учителем и прячутся за его спиной, один только Пётр с мечом в руке следует за Иисусом. Иуда встречается с Иисусом, приветствует его: "Радуйся, Равви!" и целует. Иисус говорит ему: "Друг, для чего ты пришёл? Целованием ли предаёшь Сына Человеческого?" Иуда, видимо, не успевает ответить, так как в этот момент подходят следующие за ним по пятам стражники с оружием и фонарями.
Теперь Иисус обращается к ним: "Кого ищете?" Те, неуверенные, что перед ними тот, кто им нужен (неверный свет фонарей в ночной тьме, в тени густых крон, вряд ли способен чётко высветить фигуру Иисуса), отвечают ему: "Иисуса Назорея". Иисус отвечает им: "Это Я". Стражники в смятении отступают назад и падают на землю. Иисус повторяет свой вопрос: "Кого ищете?" И вновь они отвечают: "Иисуса Назорея". Во второй раз Иисус указывает им на себя: "Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их [учеников], пусть идут". Только после этого стражники приступают к нему, чтобы схватить его.
Пётр же, желая, по-видимому, вступиться за Иисуса, извлекает меч и бьёт им первосвященнического раба, отсекая тому правое ухо. Но Иисус останавливает Петра: "Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов [для защиты]?" Сотворив чудо, он исцеляет раба. Затем обращается к арестовавшим его: "Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня! Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь - ваше время и власть тьмы". Но те вместо ответа связывают его.
Ученики в панике оставляют Иисуса и бегут прочь.
2.
Итак, если внимательно вчитаться в приведённый текст, то сразу же возникает множество вопросов. Зачем Иуде нужно было указывать на Иисуса, если того и так прекрасно знали в лицо? Что означает поцелуй Иуды? Что означают слова Иисуса, обращённые к Иуде? Почему Иисус не избежал ареста, хотя мог это сделать, обратившись за помощью к Отцу? Более того, почему он запретил Петру вступиться за него, когда тот уже пустил в ход свой меч? Если придерживаться традиционных взглядов на предательство Иуды, то чёткого, логичного ответа на эти вопросы получить не удастся. Поэтому попытаемся ответить на них, исходя их нашей версии.
Вопрос первый: зачем Иуде нужно было указывать на Иисуса, если того и так прекрасно знали в лицо? Из приведённых ниже слов следует, что Иисус был хорошо известен не только своим сторонникам, но и врагам. Об этом свидетельствует всё повествование Евангелий, на страницах которых не раз упоминаются встречи Иисуса с фарисеями, их горячие споры, едва ли не доходящие до ссор.
Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук (Лк. 22:53).
Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего; что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что я говорил им; вот, они знают, что Я говорил (Ин. 18:19-21).
О том же косвенно свидетельствует также и опознание Петра иудеями:
И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином (Мф. 26:69).
Наивно было бы полагать, что знающие в лицо ученика Иисуса - Петра нуждались в посторонней помощи для опознания самого Учителя - Иисуса.
Выходит, указание Иуды на Иисуса было лишним? Отнюдь. Да, Иисус хорошо был известен, и особенно в Иерусалиме - это не подлежит сомнению. Однако вспомним, в каких условиях происходил арест. Ночь, густые кроны деревьев, беспросветная темень. Неверные отблески фонарей, вряд ли способные осветить чащу. Вероятность ошибки при аресте даже хорошо известного человека в таких условиях была очень велика, но и Иисус, и Иуда знали: ошибки быть не должно - иначе все их усилия могут пойти прахом. Потому-то и даёт знак стражникам Иуда: "Кого я поцелую, Тот и есть". Ту же цель преследует и сам поцелуй Иуды. Однако поцелуй не дал ожидаемого результата: стражники всё ещё не решаются схватить Иисуса, то ли по причине темноты (знак-поцелуй мог быть ими не замечен), то ли из страха перед Иисусом, о котором знали, что он умел творить чудеса и управлять бесами. С этого момента Иисус сам руководит своим арестом.
3.
Вопрос второй: что означает поцелуй Иуды? Казалось бы, ответ на этот вопрос мы только что получили, однако это не совсем так. Поцелуй имеет ещё и другой смысл, значительно более важный. Да, для стражников поцелуй служил сигналом, но предназначался он в первую очередь не для них, а для Иисуса. На самом деле поцелуй олицетворяет собой прощальный жест посвященных в известную лишь им высшую тайну двух мучеников, один из которых шёл на физическую смерть во имя вечной славы, второй - во имя вечного позора. Своим поцелуем Иуда выражает преданность Иисусу, прощание с горячо любимым другом и товарищем. Тем же поцелуем Иуда, вероятно, просит у Иисуса прощение за то, что подверг его нечеловеческим страданиям. Считать же поцелуй только знаком, указывающим стражникам на Иисуса, было бы в корне неверно. Куда проще, естественнее и надёжнее было бы просто взять Иисуса за руку, или схватить за плечо, и затем передать его посланникам фарисеев.
Характерным является также приветствие Иуды: "Радуйся, Равви!" Так можно приветствовать только близкого друга, учителя, но никак не того, кому желаешь зла.
Да, бытующая версия о том, что Иуда своим поцелуем проявляет верх кощунства, скорее всего неверна, - могли бы возразить наши оппоненты из лагеря "традиционалистов", - так как она не подтверждена библейскими текстами, однако видеть в поцелуе прощание двух верных друзей также было бы ошибкой. И тем не менее, это именно прощание: возможно, в грешной душе Иуды, который понимает, что совершает непоправимое зло, в последний момент пробуждается человеческое чувство. Он хочет проститься с предаваемым им Учителем, так как знает: больше он его никогда не увидит. Возможно, в глубине души он был всё-таки привязан к Иисусу, и сейчас, в этот критический, переломный момент в их общей судьбе, скрытая привязанность проявилась во всей своей полноте. Как бы то ни было, но этот проблеск человечности не снимает с Иуды обвинения в предательстве: не следует забывать и о второй функции этого поцелуя - указании стражникам на Иисуса.
Совершенно верно, - отвечаем мы, - поцелуй есть проявление искренних человеческих чувств, выход которым Иуда даёт самым естественным образом. Боль, отчаяние, страсть, сожаление, смятение, смертельная тоска, ощущение неотвратимости жестокой судьбы - весь этот сонм чувств воплотился в одном-единственном прощальном поцелуе. Однако невозможно себе представить, чтобы искренняя привязанность к Иисусу, пусть даже только-только пробудившаяся, уживалась бы в душе Иуды с крайним цинизмом - а как иначе расценить слова, тайком от Иисуса сказанные страже перед самым арестом: "Кого я поцелую, Тот и есть"?! Одно явно противоречит другому. Нет, только общей целью, которой следовали и Учитель, и ученик, только единым замыслом, задуманным и направляемым Богом-Отцом, можно объяснить действия Иуды в ту трагическую ночь. Только при таком подходе выявляется органическая взаимосвязь всех поступков двенадцатого апостола.
Таким образом, мы снова возвращаемся к исходной версии о поцелуе как прощании двух друзей, двух соратников и сподвижников, между которыми существовала духовная близость и полное взаимопонимание. Эта версия тем более предпочтительна, что она логична и стройна во всех отношениях, в ней нет изъянов и смысловых натяжек.
4.
Вопрос третий: каков смысл слов Иисуса, обращённых к Иуде: "Друг, для чего ты пришёл?" и "Иуда! целованием ли предаёшь Сына Человеческого?" Попытаемся найти объяснения обоим вопросам Иисуса.
И тот, и другой вопросы кажутся в устах Иисуса весьма странными. Неужели Иисус не знает, зачем явился Иуда? Прекрасно знает: чтобы предать его в руки стражников. И смысл поцелуя ему наверняка известен. Нет, Иисус вкладывает в свои вопросы иной смысл: "Друг, для чего ты пришёл? Чтобы проститься, увидеть Меня в последний раз? А твой поцелуй означает ли, что ты именно сейчас предаёшь меня в руки врагов? что это именно тот знак, который я так жду от тебя? что другого знака не будет? что - это всё?" Возможен и иной вариант: "Друг, для чего ты пришёл? Ты мог бы не возвращаться, ведь ты уже сделал то, что должен был сделать, остальное я сделаю сам. Ты здесь больше не нужен, уходи, не подвергай себя опасности. Твоё время ещё не пришло". Или такой вариант: "Друг, для чего ты пришёл? Чтобы предать Меня в руки врагов? Это и есть именно то, что я от тебя жду? Ты ставишь последнюю точку в этом деле?" Эти варианты вполне правомерны, но главное в них не то, что их отличает, а, напротив, сближает: вопросы Иисуса обращены к другу, а не к врагу. Да и обращение "друг" (по Матфею) о многом говорит. Если исходить из традиционной точки зрения на поступок Иуды, то такое обращение кажется необъяснимым. Разве мог Иисус, провидя предательство и зная имя предателя, называть его другом? Не вернее ли было бы предположить, что такое тёплое обращение Иисуса явилось знаком искреннего расположения и любви к Иуде - не к предателю, нет, а к безвестному, непризнанному, непонятому герою, жертвующему не только своей жизнью (как пророк, Иисус знал и о близкой кончине Иуды), но и своим добрым именем ради друга и Учителя? И что характерно: ни к кому другому из своих учеников Иисус ни разу не обращается со словом "друг"!
Однако, - могут возразить наши оппоненты, - Иуда был не единственным, кого Иисус так именует. Так, в ночь накануне ареста, по свидетельству Иоанна, Иисус обращается к своим ученикам: "Я назвал вас друзьями" (15:15) (причём Иуды среди них уже не было: он ушёл за стражей), а обращаясь к Марии Магдалине после воскресения, называет учеников "братьями Моими" (20:17).
И всё же следует признать, что персонально Иисус обращается как к другу только к Иуде, то есть как бы выделяет его из среды учеников, оказывая ему тем самым особую честь. Как бы то ни было, человека, который преднамеренно творит ему зло, Иисус, читающий в душах людей как в открытой книге, другом никогда бы не назвал.
5.
Вопрос четвёртый: почему Иисус не избежал ареста, хотя мог это сделать, обратившись за помощью к Отцу? Ведь у него было время скрыться. Значит, арест входил в его планы, являлся частью его жизненного пути ("неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?"), более того, он сам и руководил им, направлял его. Таким образом, Иисус сам распорядился своей жизнью, и никто более не волен был вершить его судьбу:
Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять её; никто не отнимает её у Меня, но Я Сам отдаю её: имею власть отдать её и власть имею опять принять её (Ин. 10:17-18).
Следует отметить один незначительный на первый взгляд момент. Иуда заявляет стражникам: "возьмите Его, и ведите осторожно". Не является ли это "ведите осторожно" проявлением спонтанной заботы об Учителе, желанием оберечь его от возможного насилия со стороны стражников или сопровождавшего их народа по пути в город, чисто человеческим участием к любимому Учителю, даже вопреки логике содеянного им? Да, он предал его, предал "по совету Божию", но наверняка, будь на это его воля, Иуда скорее бы отдал собственную жизнь в обмен на жизнь Иисуса. Однако его задача оказалась намного сложнее, нежели быть распятым на кресте. На такой шаг мог пойти только человек, искренне любящий своего Учителя, до самого конца следующий самой главной заповеди Библии: возлюби Господа своего больше чем самого себя. Пожалуй, Иуда чем-то сродни Аврааму: во имя любви к Богу Авраам жертвует жизнью собственного сына, Иуда же - жизнью Сына Божьего и, позже, своей собственной жизнью.
И чтобы поставить последнюю точку в этом затянувшемся, только им двоим понятном диалоге, Иисус теперь уже прямо заявляет Иуде: "что делаешь, делай скорее". Никто из учеников, кроме, возможно, Иоанна[101], не понял этих слов, однако совершенно ясно, что именно их ждал Иуда - и больше не медлит. Эти сакраментальные слова стали для него последним импульсом, сигналом, своеобразным энергетическим зарядом. Они не только подтверждали правильность избранного Иудой пути, но и определяли срок выполнения всей операции. "Делай скорее", означает "немедленно", "сию минуту", "прямо сейчас". Воодушевлённый этой поддержкой, этим вовремя подставленным плечом друга, Иуда тут же уходит. Отныне он уже не знает сомнений. Ещё бы: сам Иисус развеял их раз и навсегда!
Той же ночью он исполняет задуманное.
4.
"Что делаешь, делай скорее"... На первый взгляд эти слова могут быть расценены как прямое указание Иисуса предать его в руки властей. Разве его направляющая воля не очевидна в приведённых выше свидетельствах? "Что делаешь, делай скорее" - это ли не прямой приказ? "И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту" - это ли не откровенный выбор одного из двенадцати? А слова "ты сказал" в ответ на вопрос Иуды, по еврейской традиции означающие утверждение и аналогичные современному "да", - это ли не волеизъявление Учителя?
Однако не всё так просто.
Согласно свидетельствам Матфея, Марка и Луки, Иуда предложил свои услуги первосвященникам накануне "дня опресноков", то есть не менее чем за сутки до той знаменитой Тайной вечери, где Иисус произнёс роковые слова. Иначе говоря, Иуда замыслил предательство ещё до прямого указания Иисуса. Здесь, правда, возможно возражение: если Иуда задумал предать Иисуса ещё до Тайной вечери, то как объяснить утверждение Иоанна: "И после сего куска вошёл в него сатана" (13:17)? Выходит, что до "сего куска" Иуда о предательстве не помышлял? Постараемся ответить на это возражение. На первый взгляд Иоанн противоречит Луке, который утверждает, что сатана вошёл в Иуду, когда "приближался праздник опресноков, называемый Пасхою" (Лк. 22:1). В действительности же никакого противоречия здесь нет. Если более внимательно перечитать четвёртое Евангелие, то нетрудно обнаружить следующее свидетельство: "И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его..." и т.д. (Ин. 13:2). Именно это короткое "уже" всё объясняет: к Тайной вечере Иуда уже был готов предать Иисуса в руки его врагов. Можно лишь предположить, что это намерение, приведшее к сговору с первосвященниками, возникло у Иуды накануне дня опресноков, что согласуется с указаниями трёх других авторов[102]. "Что делаешь, делай скорее" - это лишь последний сигнал к активным действиям, к завершающей фазе разыгрывающейся трагедии. Иуда верно понял этот сигнал - и не заставил себя долго ждать.
Итак, согласно данной версии, основанной на свидетельствах евангелистов, Иуда пошёл на предательство по прямому указанию Иисуса, однако это указание, открыто прозвучавшее на Тайной вечере (но никем, кроме Иуды, не понятое), было лишь кульминацией, завершающим этапом всего плана "предательства". Сама идея предать Иисуса в руки его врагов созрела у Иуды раньше, ещё накануне "дня опресноков"[103].
5.
Однако неверно было бы думать, что слова Иисуса преследовали только одну цель: поддержать и направить Иуду в его деянии. Вспомним, что и сам Иисус в последние дни своего земного служения не раз подвергался приступам сомнений, а смятённый дух его ужасался грядущей участи. "Глупо жестоки ко всему человечеству те, кто полагает, будто бы человек Иисус, не будучи "трусом", не мог бы страшиться физических мук и смерти так, как страшился их, судя по Гефсимании, - считает Мережковский. - Немногим умнее, но ещё жесточе к самому Господу те, кто хотел бы нас уверить, будто бы Он не мог страшиться их вовсе, будучи Сыном Божьим"[104]. Да, Иисус являлся Сыном Божиим, и как Сын Божий, он неуклонно шёл к намеченной цели, однако, по его собственному же неоднократному свидетельству, он являлся также и Сыном Человеческим. И эта вторая, человеческая, ипостась не могла не проявиться в нём и в его действиях в форме естественного, чисто человеческого страха перед ожидающей его чудовищной участью, перед физической смертью. Это должно было произойти, и это произошло незадолго до праздника Пасхи.
И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь, и бодрствуйте. И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. Возвращается, и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. И опять отошед, молился, сказав то же слово (Мк. 14:33-39).
"Пронеси чашу сию мимо Меня" - слышим мы крик из глубины души Сына Человеческого, страстно жаждущего жить и испытывающего вполне естественный страх перед небытием; "но не чего Я хочу, а чего Ты" - раздаётся тут же смиренный голос Сына Божьего, послушного воле Отца и всего себя отдающего великой миссии, ради исполнения которой он и был послан в мир. Два начала, две ипостаси, "дух" и "плоть" ведут борьбу в душе Иисуса, рождая смятение, вселяя неуверенность. От исхода этой борьбы, от результатов этого противостояния зависят судьбы грядущих поколений. И Иисус знает это.
Страшась своей душевной слабости и не желая больше искушать ни себя, ни Отца, Иисус дает прямое указание единственному, в ком он был уверен более всего - Иуде Искариоту, поскорее помочь ему в завершении своей миссии.
6.
Предвидим давно сдерживаемые возражения противников Иуды Искариота.
Действительно, - могли бы заявить наши оппоненты, - Иисус даёт указание Иуде предать его, однако эти слова обращены не к другу, а к преступнику, каковым Иуда, собственно, и является. "Моё время пришло, - как бы говорит он предателю. - Довольно медлить! Хватит малодушничать! Раз решился на чёрное дело, иди и сделай то, что задумал"[105]. Возможно, Иуда, действительно, проявил малодушие, испугавшись в последний момент предстоящего деяния, а может быть, он вообще решил отказаться от задуманного - ведь деньги за преступление он уже получил! Если принять, что Иуда отличался безнравственностью и беспринципностью, то он вполне мог предать не только Иисуса, но и первосвященников, нанявших его. Однако Иисус, понимая необходимость запланированного Иудой, в решающий час направляет его, вынуждает завершить начатое. Возможно также, Иисус, действительно, боялся проявить обычную человеческую слабость, опасался, что в последний момент душевные силы покинут его и он откажется от выполнения своей миссии, - и потому торопит Иуду: "Что делаешь, делай скорее - иначе будут поздно". Оба и Иуда, и Иисус - стояли на пороге событий, в которых им предстояло принять непосредственное, решающее участие - неудивительно поэтому, что и тот, и другой испытывали страх перед грядущим.
Иуда, подстёгиваемый словами Учителя, пошёл и предал Иисуса в руки врагов.
7.
Предложенная версия весьма убедительна, однако против неё может быть выдвинуто как минимум два контраргумента.
Первый. Вспомним кусок хлеба, который Иисус, "обмакнув... подал Иуде Симонову Искариоту". Мы уже выяснили, что Иисус никогда не сделал бы этого, будь Иуда преступником и грешником, т.к. свято чтил традиции своего народа. Такой чести он мог удостоить только верного друга.
Второй. Мы знаем, что Иисус был чужд греха, ибо затем и пришёл в мир, чтобы победить его. Мы знаем также (об этом речь уже шла выше), что он никогда не стал бы провоцировать совершение греха другим человеком. Провидя помыслы и поступки своих учеников, он не допустил бы, чтобы Иуда совершил предательство, руководствуясь негативными побуждениями и тая в душе злой умысел. И уж тем более он не стал бы сам толкать его на преступление - а ведь именно так, согласно традиционной версии, следует трактовать обращённые к Иуде известные слова Иисуса.
Таким образом, мы приходим к явному несоответствию в выводах "традиционалистов". Если Иисус произносит роковые слова (роковые как для него самого, так и для Иуды), то обращены они могут быть только к другу, преданному, верному сподвижнику, готовому на любую жертву ради Учителя.
Поцелуй Иуды
Целованием любви предаем мы тебя.
Леонид Андреев,
"Иуда Искариот"
1.
Особое место в анализируемом событии занимает кощунственность формы "предательства" Иисуса Иудой Искариотом, вошедшей в список метафор как "поцелуй Иуды". По крайней мере, именно так трактуется этот факт сложившимся за две тысячи лет общественным мнением.
Приведём свидетельства всех четырёх евангелистов, в которых даны описания ареста Иисуса.
Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: вы всё ещё спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предаётся в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня. И когда ещё говорил Он, вот, Иуда, один из двенадцати, пришёл, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И тотчас подошед к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришёл? Тогда подошли, и возложили руки на Иисуса, и взяли Его. И вот, один из бывших с Иисусом, простерши руку, извлёк меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсёк ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечём погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть? В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять Меня; каждый день с Вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Сие же всё было, да сбудутся писания пророков. Тогда все ученики, оставивши Его, бежали (Мф. 26:45-56)
Кончено, пришёл час; вот, предаётся Сын Человеческий в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня. И тотчас, как Он ещё говорил, приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его, и ведите осторожно. И пришед тотчас подошёл к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его. А они возложили на Него руки свои и взяли Его. Один же из стоявших тут извлёк меч, ударил раба первосвященникова и отсёк ему ухо. Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня; каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня; но да сбудутся Писания. Тогда, оставивши его, все бежали (Мк. 14:41-50).
Когда Он ещё говорил это, появился народ, а впереди его шёл один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошёл к Иисусу, чтобы поцеловать Его. Ибо он такой им дал знак: Кого я поцелую, Тот и есть. Иисус же сказал ему: Иуда! целованием ли предаёшь Сына Человеческого? Бывшие же с Ним, видя, к чему идёт дело, сказали Ему: Господи! не ударить ли нам мечём? И один из них ударил раба первосвященникова и отсёк ему правое ухо. Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно. И коснувшись уха его, исцелил его. Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня! Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь - ваше время и власть тьмы (Лк. 22:47-53).
Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошёл Сам и ученики Его. Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. Иисус же, зная всё, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: "это Я", - они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, - да сбудется слово, речённое Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого. Симон же Петр, имея меч, извлек его, ударил первосвященнического раба, отсек ему правое ухо; имя рабу было Малх. Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Тогда воины я тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса, и связали Его (Ин. 18:1-12).
Из приведённых выше фрагментов следует, что в жизнеописаниях Иисуса имеются разночтения. Поскольку же они не противоречат друг другу, а, напротив, дополняют, попытаемся, сопоставив все приведённые авторами факты, составить единый рассказ, учитывающий все детали приведённых свидетельств. Это необходимо сделать ввиду важности события. Итак:
Тёмная апрельская ночь (канун Пасхи), особенно тёмная именно в этих широтах и именно в это время года. Возможно, светит луна, но именно поэтому в тени мрак кажется ещё более чёрным и густым.
Пригороды Иерусалима. Иисус с одиннадцатью учениками (Иуда накануне ушёл за стражей) приходит за поток (ущелье) Кедрон, где был сад (или лес, роща) - именно там, по его предвидению, должна произойти развязка. Сад, наверняка уже покрывшийся листвой и потому бросающий на землю густую тень, ещё более усугубляет темноту ночи.
Появляется Иуда во главе толпы народа и вооружённых стражников, посланных первосвященниками арестовать Иисуса, с фонарями и светильниками. Иуда даёт знак стражникам: "Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его, и ведите осторожно". Иисус, заранее ожидая их появления, выходит вперёд. Одиннадцать учеников не решаются последовать за Учителем и прячутся за его спиной, один только Пётр с мечом в руке следует за Иисусом. Иуда встречается с Иисусом, приветствует его: "Радуйся, Равви!" и целует. Иисус говорит ему: "Друг, для чего ты пришёл? Целованием ли предаёшь Сына Человеческого?" Иуда, видимо, не успевает ответить, так как в этот момент подходят следующие за ним по пятам стражники с оружием и фонарями.
Теперь Иисус обращается к ним: "Кого ищете?" Те, неуверенные, что перед ними тот, кто им нужен (неверный свет фонарей в ночной тьме, в тени густых крон, вряд ли способен чётко высветить фигуру Иисуса), отвечают ему: "Иисуса Назорея". Иисус отвечает им: "Это Я". Стражники в смятении отступают назад и падают на землю. Иисус повторяет свой вопрос: "Кого ищете?" И вновь они отвечают: "Иисуса Назорея". Во второй раз Иисус указывает им на себя: "Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их [учеников], пусть идут". Только после этого стражники приступают к нему, чтобы схватить его.
Пётр же, желая, по-видимому, вступиться за Иисуса, извлекает меч и бьёт им первосвященнического раба, отсекая тому правое ухо. Но Иисус останавливает Петра: "Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов [для защиты]?" Сотворив чудо, он исцеляет раба. Затем обращается к арестовавшим его: "Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня! Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь - ваше время и власть тьмы". Но те вместо ответа связывают его.
Ученики в панике оставляют Иисуса и бегут прочь.
2.
Итак, если внимательно вчитаться в приведённый текст, то сразу же возникает множество вопросов. Зачем Иуде нужно было указывать на Иисуса, если того и так прекрасно знали в лицо? Что означает поцелуй Иуды? Что означают слова Иисуса, обращённые к Иуде? Почему Иисус не избежал ареста, хотя мог это сделать, обратившись за помощью к Отцу? Более того, почему он запретил Петру вступиться за него, когда тот уже пустил в ход свой меч? Если придерживаться традиционных взглядов на предательство Иуды, то чёткого, логичного ответа на эти вопросы получить не удастся. Поэтому попытаемся ответить на них, исходя их нашей версии.
Вопрос первый: зачем Иуде нужно было указывать на Иисуса, если того и так прекрасно знали в лицо? Из приведённых ниже слов следует, что Иисус был хорошо известен не только своим сторонникам, но и врагам. Об этом свидетельствует всё повествование Евангелий, на страницах которых не раз упоминаются встречи Иисуса с фарисеями, их горячие споры, едва ли не доходящие до ссор.
Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук (Лк. 22:53).
Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего; что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что я говорил им; вот, они знают, что Я говорил (Ин. 18:19-21).
О том же косвенно свидетельствует также и опознание Петра иудеями:
И подошла к нему одна служанка и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином (Мф. 26:69).
Наивно было бы полагать, что знающие в лицо ученика Иисуса - Петра нуждались в посторонней помощи для опознания самого Учителя - Иисуса.
Выходит, указание Иуды на Иисуса было лишним? Отнюдь. Да, Иисус хорошо был известен, и особенно в Иерусалиме - это не подлежит сомнению. Однако вспомним, в каких условиях происходил арест. Ночь, густые кроны деревьев, беспросветная темень. Неверные отблески фонарей, вряд ли способные осветить чащу. Вероятность ошибки при аресте даже хорошо известного человека в таких условиях была очень велика, но и Иисус, и Иуда знали: ошибки быть не должно - иначе все их усилия могут пойти прахом. Потому-то и даёт знак стражникам Иуда: "Кого я поцелую, Тот и есть". Ту же цель преследует и сам поцелуй Иуды. Однако поцелуй не дал ожидаемого результата: стражники всё ещё не решаются схватить Иисуса, то ли по причине темноты (знак-поцелуй мог быть ими не замечен), то ли из страха перед Иисусом, о котором знали, что он умел творить чудеса и управлять бесами. С этого момента Иисус сам руководит своим арестом.
3.
Вопрос второй: что означает поцелуй Иуды? Казалось бы, ответ на этот вопрос мы только что получили, однако это не совсем так. Поцелуй имеет ещё и другой смысл, значительно более важный. Да, для стражников поцелуй служил сигналом, но предназначался он в первую очередь не для них, а для Иисуса. На самом деле поцелуй олицетворяет собой прощальный жест посвященных в известную лишь им высшую тайну двух мучеников, один из которых шёл на физическую смерть во имя вечной славы, второй - во имя вечного позора. Своим поцелуем Иуда выражает преданность Иисусу, прощание с горячо любимым другом и товарищем. Тем же поцелуем Иуда, вероятно, просит у Иисуса прощение за то, что подверг его нечеловеческим страданиям. Считать же поцелуй только знаком, указывающим стражникам на Иисуса, было бы в корне неверно. Куда проще, естественнее и надёжнее было бы просто взять Иисуса за руку, или схватить за плечо, и затем передать его посланникам фарисеев.
Характерным является также приветствие Иуды: "Радуйся, Равви!" Так можно приветствовать только близкого друга, учителя, но никак не того, кому желаешь зла.
Да, бытующая версия о том, что Иуда своим поцелуем проявляет верх кощунства, скорее всего неверна, - могли бы возразить наши оппоненты из лагеря "традиционалистов", - так как она не подтверждена библейскими текстами, однако видеть в поцелуе прощание двух верных друзей также было бы ошибкой. И тем не менее, это именно прощание: возможно, в грешной душе Иуды, который понимает, что совершает непоправимое зло, в последний момент пробуждается человеческое чувство. Он хочет проститься с предаваемым им Учителем, так как знает: больше он его никогда не увидит. Возможно, в глубине души он был всё-таки привязан к Иисусу, и сейчас, в этот критический, переломный момент в их общей судьбе, скрытая привязанность проявилась во всей своей полноте. Как бы то ни было, но этот проблеск человечности не снимает с Иуды обвинения в предательстве: не следует забывать и о второй функции этого поцелуя - указании стражникам на Иисуса.
Совершенно верно, - отвечаем мы, - поцелуй есть проявление искренних человеческих чувств, выход которым Иуда даёт самым естественным образом. Боль, отчаяние, страсть, сожаление, смятение, смертельная тоска, ощущение неотвратимости жестокой судьбы - весь этот сонм чувств воплотился в одном-единственном прощальном поцелуе. Однако невозможно себе представить, чтобы искренняя привязанность к Иисусу, пусть даже только-только пробудившаяся, уживалась бы в душе Иуды с крайним цинизмом - а как иначе расценить слова, тайком от Иисуса сказанные страже перед самым арестом: "Кого я поцелую, Тот и есть"?! Одно явно противоречит другому. Нет, только общей целью, которой следовали и Учитель, и ученик, только единым замыслом, задуманным и направляемым Богом-Отцом, можно объяснить действия Иуды в ту трагическую ночь. Только при таком подходе выявляется органическая взаимосвязь всех поступков двенадцатого апостола.
Таким образом, мы снова возвращаемся к исходной версии о поцелуе как прощании двух друзей, двух соратников и сподвижников, между которыми существовала духовная близость и полное взаимопонимание. Эта версия тем более предпочтительна, что она логична и стройна во всех отношениях, в ней нет изъянов и смысловых натяжек.
4.
Вопрос третий: каков смысл слов Иисуса, обращённых к Иуде: "Друг, для чего ты пришёл?" и "Иуда! целованием ли предаёшь Сына Человеческого?" Попытаемся найти объяснения обоим вопросам Иисуса.
И тот, и другой вопросы кажутся в устах Иисуса весьма странными. Неужели Иисус не знает, зачем явился Иуда? Прекрасно знает: чтобы предать его в руки стражников. И смысл поцелуя ему наверняка известен. Нет, Иисус вкладывает в свои вопросы иной смысл: "Друг, для чего ты пришёл? Чтобы проститься, увидеть Меня в последний раз? А твой поцелуй означает ли, что ты именно сейчас предаёшь меня в руки врагов? что это именно тот знак, который я так жду от тебя? что другого знака не будет? что - это всё?" Возможен и иной вариант: "Друг, для чего ты пришёл? Ты мог бы не возвращаться, ведь ты уже сделал то, что должен был сделать, остальное я сделаю сам. Ты здесь больше не нужен, уходи, не подвергай себя опасности. Твоё время ещё не пришло". Или такой вариант: "Друг, для чего ты пришёл? Чтобы предать Меня в руки врагов? Это и есть именно то, что я от тебя жду? Ты ставишь последнюю точку в этом деле?" Эти варианты вполне правомерны, но главное в них не то, что их отличает, а, напротив, сближает: вопросы Иисуса обращены к другу, а не к врагу. Да и обращение "друг" (по Матфею) о многом говорит. Если исходить из традиционной точки зрения на поступок Иуды, то такое обращение кажется необъяснимым. Разве мог Иисус, провидя предательство и зная имя предателя, называть его другом? Не вернее ли было бы предположить, что такое тёплое обращение Иисуса явилось знаком искреннего расположения и любви к Иуде - не к предателю, нет, а к безвестному, непризнанному, непонятому герою, жертвующему не только своей жизнью (как пророк, Иисус знал и о близкой кончине Иуды), но и своим добрым именем ради друга и Учителя? И что характерно: ни к кому другому из своих учеников Иисус ни разу не обращается со словом "друг"!
Однако, - могут возразить наши оппоненты, - Иуда был не единственным, кого Иисус так именует. Так, в ночь накануне ареста, по свидетельству Иоанна, Иисус обращается к своим ученикам: "Я назвал вас друзьями" (15:15) (причём Иуды среди них уже не было: он ушёл за стражей), а обращаясь к Марии Магдалине после воскресения, называет учеников "братьями Моими" (20:17).
И всё же следует признать, что персонально Иисус обращается как к другу только к Иуде, то есть как бы выделяет его из среды учеников, оказывая ему тем самым особую честь. Как бы то ни было, человека, который преднамеренно творит ему зло, Иисус, читающий в душах людей как в открытой книге, другом никогда бы не назвал.
5.
Вопрос четвёртый: почему Иисус не избежал ареста, хотя мог это сделать, обратившись за помощью к Отцу? Ведь у него было время скрыться. Значит, арест входил в его планы, являлся частью его жизненного пути ("неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?"), более того, он сам и руководил им, направлял его. Таким образом, Иисус сам распорядился своей жизнью, и никто более не волен был вершить его судьбу:
Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять её; никто не отнимает её у Меня, но Я Сам отдаю её: имею власть отдать её и власть имею опять принять её (Ин. 10:17-18).
Следует отметить один незначительный на первый взгляд момент. Иуда заявляет стражникам: "возьмите Его, и ведите осторожно". Не является ли это "ведите осторожно" проявлением спонтанной заботы об Учителе, желанием оберечь его от возможного насилия со стороны стражников или сопровождавшего их народа по пути в город, чисто человеческим участием к любимому Учителю, даже вопреки логике содеянного им? Да, он предал его, предал "по совету Божию", но наверняка, будь на это его воля, Иуда скорее бы отдал собственную жизнь в обмен на жизнь Иисуса. Однако его задача оказалась намного сложнее, нежели быть распятым на кресте. На такой шаг мог пойти только человек, искренне любящий своего Учителя, до самого конца следующий самой главной заповеди Библии: возлюби Господа своего больше чем самого себя. Пожалуй, Иуда чем-то сродни Аврааму: во имя любви к Богу Авраам жертвует жизнью собственного сына, Иуда же - жизнью Сына Божьего и, позже, своей собственной жизнью.