Итак, запрет на рекламу и замена ее изданием справочников и организацией справочных (не консалтинговых даже, а именно справочных) служб имеет существенное число плюсов. Нужная информация становится доступнее. Ресурсы (финансовые и другие) перестают расходоваться впустую и идут на более полезные вещи. Наконец, и это самое главное, утраняется факт информационного насилия вместе с негативными воздействиями рекламы на психику.
   Однако, спросит читатель, как же все-таки быть с телевидением и радио? Ответов на этот вопрос может быть много. Во-первых, нет совершенно ничего странного, если официальные правительственные каналы будет финансировать государство, хотя бы для того, чтобы иметь средства для широкого сообщения официальных новостей. Следует понимать, что финансирование еще не означает полного контроля, ведь государственные деньги - это деньги налогоплательщиков. Попутно следует отметить, что нынешняя схема финансирования телевидения представляет собой тоже своего рода налог, отягощенный потерями в цепочке, давлением на психику и не имеющий ничего общего с потенциально справедливой системой перераспределения средств, которую в идеале должны представлять собой государственные налоги. Так что, возможно, стоит отдать налоговую функцию наиболее приспособленному для ее выполнения учаснику общественных отношений - государству.
   Во-вторых, не следует недооценивать кабельные и шифрованные каналы телевидения, за прием которых зрители платят деньги. Ведь деньги эти будут весьма незначительны на фоне общего снижения цен за счет ликвидации расходов на рекламу, а с развитием инфраструктуры цифровых сетей связи кабельное цифровое телевидение неизбежно начнет вытеснять открытое эфирное телевидение, существующее сейчас.
   Наконец, финансировать различные частные каналы, авторские проекты и т.п. могут учрежденные все тем же государством или кем-то еще фонды по той же схеме, которая сейчас успешно используется для распределения грантов в фундаментальной науке. Словом, перестраивать и переосмысливать придется многое, но никакой катастрофы не случится. Подводя итог, можно констатировать, что потребность общества в рекламе сильно преувеличена.
   Еще одна проблема, которую удается снять введением нашего определения свободы слова - это проблема противоречий в нынешних конституциях.
   Напомним статью 29 ныне действующей Конституции РФ.
   1. Каждому гарантируется свобода мысли и слова. 2. Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства. 3. Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них. 4. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом. 5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается.
   С одной стороны, пункты 1 и 5 выглядят вполне либерально. Свобода мысли и слова, свобода массовой информации, отсутствие цензуры - все, кажется, в порядке. С другой же стороны, пункт 2, за отсутствием общепринятого определения "пропаганды и агитации", практически всегда воспринимается как запрет вообще любого высказывания соответствующих убеждений, тем более их публикации. Более того, слова о неприкосновенности частной жизни, встречающиеся в другой статье Конституции, а равно и пункт 4 статьи 29, упоминающий государственную тайну, показались законодателям достаточным основанием для введения огромного количества ограничений, на деле практически сводящих на нет свободу слова. Нынешнее Минпечати с его лицензированием средств массовой информации стоило бы, пожалуй, назвать Министерством цензуры, а не печати. Действующий Закон о СМИ вообще делает понятие свободы слова каким-то эфемерным.
   Результатом такого откровенного наплевательства на Конституцию и фундаментальные права человека является еще и то, что даже в обществе сейчас преобладает точка зрения, что свобода слова суть не более чем красивые слова, игрушка для отдельных фанатиков. Апеллируя к свободе слова, всегда рискуешь увидеть снисходительную усмешку на лице собеседника. Люди НЕ ВЕРЯТ в свободу слова. И особенно обидно то, что все эти перекосы как в законодательтве, так и в массовом сознании, обусловлены не более чем неопределенностью терминов.
   Свобода слова уже была определена выше. В пресловутом втором пункте фигурируют слова "пропаганда" и "агитация". Из общих соображений понятно, что пропаганда и агитация - это активные действия, направленные на принятие отдельными людми или некоторым сообществом определенной точки зрения. То есть, вообще говоря, пропаганда и агитация - это частные случаи рекламы, только рекламируемым товаром является точка зрения.
   Как уже обсуждалось выше, в информационном обществе будущего нет места рекламе, поскольку реклама практически всегда являет собой информационное насилие. Так что, вообще говоря, запрет каких-то отдельных видов рекламы, тем более таких неприятных, как пропаганда ненависти, оказывается (при нашем понимании слов "пропаганда" и "агитация") явлением скорее положительным, то есть повышающим, а не снижающим свободу слова.
   В чем же коренное различие между нашим пониманием этих слов и тем смыслом, который вкладывают в эти слова нынешние власти, сводя на нет саму свободу слова?
   Дело в том, что власти под пропагандой и агитацией готовы понимать любой обмен информацией, которая содержит какие-то положительные высказывания по поводу "запрещенных" тем. Мы же считаем, что информационный обмен, проходящий по обоюдному согласию обеих сторон - принимающей и передающей, при условии информированности принимающей стороны о характере предлагаемой информации, не может считаться ни пропагандой, ни агитацией.
   Эти сущности - информационное насилие во всех его видах и свободу слова - следует раз и навсегда разделить. Рассмотрим примеры. Рекламный щит с надписью "Бей жидов, спасай Россию" - естественно, противозаконен, и запрет подобных вещей ничьих прав не ущемит. Следует четко понимать, что в идеале незаконным должен считаться любой рекламный щит, не исключая и "наглядной агитации" в стиле "солнце, воздух и вода - наши лучшие друзья".
   Переход к обществу без рекламы будет, естетсвенно, постепенным, и запрет рекламы определенных категорий является вполне логичным первым шагом.
   О законности газеты, содержащей антисемитские или какие-нибудь античеченские высказывания, можно поспорить. Во всяком случае, лозунг "Бей жидов", набранный заглавными буквами на первой полосе, можно считать незаконным, поскольку прочитать первую полосу могут не только те, кто купил газету (тем самым согласившись получить содержащуюся в ней информацию). Более того, даже если соответствующие лозунги содержатся глубоко в тексте на незаметной второй странице, такое издание все еще находится на грани фола, поскольку его может купить человек, не подозревающий об истинных свойствах подаваемой там информации.
   Можно указать и такой способ распространения газеты, который заведомо не должен никем и никогда признаваться противозаконным. Допустим, все экземпляры газеты прямо в типографии упаковываются в конверты и запечатываются. На конверте содержится название газеты, служебная информация (номер, дата, выходные данные) и предупреждение о том, что материалы газеты носят такой-то и такой-то характер. Предупреждение заканчивается традиционной фразой "вскрывая данный конверт, Вы подтверждаете свое согласие на прочтение материалов этой категории". В этом случае, как легко видеть, информационное насилие исключается.
   Информационный обмен между издателем газеты и читателем заведомо идет по обоюдному согласию - первый выразил это согласие, выпустив газету, второй - вскрыв конверт.
   В этом случае газета попадет не к случайному "неопределенному" читателю, а лишь к тому, кто осознанно ищет именно такие материалы. Либо это уже убежденный сторонник "запрещенной" точки зрения, тогда в его мировоззрении такая газета уже ничего не изменит. Либо это человек, который счел для себя необходимым ознакомиться с существующей (пусть даже и опальной) точкой зрения.
   Можно возразить, что как раз такой человек может вдруг, прочитав газету с "нехорошими" материалами, взять да и принять "нехорошую" точку зрения. В ответ на это остается только призвать уважать свободу чужого мышления.
   Следует понимать, что никакая этическая система не вправе считаться абсолютной. В конце концов, никто же не запрещает публиковать Mein Kampf или там маркиза Де Сада. Эти книги должны существовать и быть доступными хотя бы для того, чтобы дать Личности возможность сравнить различные точки зрения. Выбор этической системы должен быть сознательным, что невозможно при отсутствии возможности сравнений.
   Вернемся к тексту 29й статьи, на этот раз - к ее четвертому пункту и рассмотрим ситуацию с распространением информации, которую запрещено либо разглашать (государственная тайна), либо производить. Например, при производстве той же детской порнографии (именно порнографии) происходит растление малолетних, что, бесспорно, незаконно.
   С аналогичной проблемой мы сталкивались при обсуждении копирайтного права. Дело в том, что контрафактную информацию можно получить, не нарушая ни закона (с учетом свободы слова), ни собственных обязательств. Например, кто-то другой нарушает собственную подписку о неразглашении и передает вам сведения, составляющие государственную или какую-то другую (например, медицинскую) тайну. Этот кто-то, безусловно, нарушитель, его надо найти и наказать. А вот те, кто получили информацию уже от него, получили ее в полном соответствии с нашим определением свободы слова. К сожалению, государство предпочитает накладывать ограничения на распространение информации определенной категории, что приводит к появлению откровенно цензорских явлений.
   То же касается и информации, созданной, собранной или полученной незаконным путем. Ограничивать ее дальнейшее распространение - значит допустить исключение из категорического правила и, следовательно, сделать это правило некатегорическим. То есть подвергнуть свободу слова новой опасности.
   Автору этих строк часто задают "провокационные" вопросы типа "а хотел бы ты, чтобы подробности из твоей личной жизни оказались опубликованы?". Ответ очевиден - разумеется, я бы этого не хотел. Однако, если это все же произойдет, виновными я буду считать только тех, кто непосредственно допустил или тем паче подстроил утечку соответствующей информации. Отличие шпиона или папарацци от тех, кто получил от них информацию и запустил ее дальше, состоит в том, что первые нарушили принцип свободы информационного обмена, получив информацию без согласия ее обладателя, вторые же лишь реализуют свою свободу слова.
   Впрочем, неприкосновенность частной жизни, или, как говорят американцы, privacy - это тема для отдельной главы.
   Говоря о свободе информационного обмена, нельзя не затронуть проблемы обратной, а именно - права хранить в тайне все то, что человек по каким-то причинам не желает раскрывать. Права хранить молчание.
   Вспомним, что в определении свободы информационного обмена, данном в главе 5, фигурирует обоюдная добрая воля. Случай с отсутствием доброй воли получателя мы рассмотрели подробно и в различных ракурсах. Однако отсутствие доброй воли обладателя информации - случай не менее распространенный, и в данной статье было бы несправедливо обойти его вниманием.
   Современное законодательство в целом ряде случаев требует от граждан раскрытия той или иной информации независимо от доброй воли. Это касается прежде всего обязанности давать свидетельские показания, обязанности сообщать известные факты о готовящихся или совершенных преступлениях и т.п. В ряде случаев такие требования закона вступают в противоречие с традициями и нормами морали, что не лучшим образом сказывается на уважении людей к законодательству.
   В ныне действующей Конституции РФ сделан шаг к решению этой проблемы. Человек ныне избавлен от обязанности свидетельствовать против самого себя, против своего супруга/супруги, против ближайших родственников. Кроме того, некоторые действующие законы устанавливают дополнительные исключения из всеобщей стукаческой обязанности - например, Закон РФ о свободе совести и религиозных объединениях гарантирует священнослужителям тайну исповеди, что, кстати, совершенно непонятным образом соотносится с записанным в Конституции утверждением о том, что Россия - государство светское.
   Так или иначе, проблема не решается такими полумерами. Например, человек, "сдавший" своего лучшего друга, навсегда потеряет уважение окружающих и даже свое собственное. Поэтому мало кто, узнав, что его друг совершил нечто противозаконное, предпочтет остаться в ладу с законом. Естественно, предусмотреть такую ситуацию законодательно - это то же самое, что сделать свидетельские показания делом сугубо добровольным, поскольку всегда останется возможность отказаться от дачи свидетельских показаний, сославшись на наличие дружбы, что очень сложно проверить.
   Следует заметить, что доказать виновность в отказе от дачи показаний или тем более в сокрытии сведений тоже крайне сложно, и соответствующие статьи практически не работают. Осталось только сделать следующий шаг и отменить их, и проблема будет устранена. Много ли общество при этом потеряет, судить не возьмусь, но вот выгоды очевидны. Во всяком случае, уважения к Закону это может прибавить изрядно, поскольку плох тот закон, который невозможно соблюдать.
   Отдельного рассмотрения заслуживает всевозможная перлюстрация, прослушивание телефонов и прочий перехват частной информации, выведывание информации помимо согласия ее обладателя, проще говоря - шпионаж.
   Понятно, что в либеральном информационном обществе все эти пережитки мрачного прошлого должны исчезнуть как класс. Впрочем, если устранение навязывания информации требует перестройки общественных отношений, пусть даже неизбежной ввиду взрывного роста информационных потоков в обществе, то шпионаж, независимо от его целей и задач ("национальная безопасность", "правопорядок" и прочие химеры), окажется не у дел в самое ближайшее время, причем здесь технический прогресс сыграет свою роль непосредственно. Развитие информационных технологий включает и развитие криптографии и основанных на ней средств защиты информации. В настоящее время некоторые государства, включая Россию и США, отчаянно пытаются сохранить свои "законные" привилегии по подслушиванию, подглядыванию и прочему шпионажу в отношении своих граждан, накладывая разнообразные запреты на применение криптографии, однако сегодня уже очевидно, что в этой борьбе государствам ничего не светит. Крипто доступно всем уже сегодня, и нет никакой возможности повернуть прогресс вспять. Так, нашумевший проект СОРМ-2 не был реализован отчасти и потому, что его реализация, стоящая огромных денег, на деле практически бесполезна.
   Можно подойти к проблеме и с другой стороны. Потребитель, платящий деньги оператору связи, платит их не за то, чтобы его прослушивали разнообразные "органы". Почему-то никого не удивляет понятие врачебной тайны, тайны исповеди и т.п., а ведь тайна связи по сути своей абсолютно аналогична. Человек вынужден пользоваться услугами связи точно так же, как он вынужден пойти к врачу со своими болезнями. Использование таких обстоятельств против человека вопиюще антиэтично. Поэтому существуют как минимум коммерческие клиники, в которых пациенту гарантируется анонимность и конфиденциальность. Что же касается оператора связи, то нынешнее законодательство лишает его возможности гарантировать аналогичную защиту своему клиенту.
   В принципе, можно даже не заставлять всех операторов связи давать подобные гарантии. Проблема может быть решена существенно более логичным образом, а именно - ограничением проведения ОРМ только случаями, когда такая возможность предусмотрена договором между оператором и пользователем. Причем принудить оператора к включению такого пункта в договор должно быть нельзя, кроме как разве что купить его контрольный пакет акций. При такой системе оказываются и волки сыты, и овцы целы, поскольку ничьи права, с одной стороны, не нарушаются, а с другой стороны, остается возможность проведения ОРМ на крупнейших сетях связи, поскольку таковые обычно находятся в государственной или муниципальной собственности.
   Впрочем, все эти мысли вслух имеют скорее теоретический характер. Как уже отмечено выше, развитие криптографии вскоре поставит крест на самом понятии СОРМа.
   Эта статья началась с некоторого исторического обзора. Позволю себе закончить еще одним обращением к этой странной системе сведений и домыслов, именуемой Всемирной Историей. При взгляде на историю цивилизации можно заметить подъемы и спады, повороты влево и вправо, но есть два параметра, которые изменяются исключительно в одном направлении. Первый из них естественнонаучный и технический прогресс. Второй - степень либерализации общества. Этические акценты неумолимо смещаются от интересов общины, стада, социума, государства к интересам Личности, а общественная организация проходит путь от абсолютной власти фараона к Декларации Прав Человека. Обратные процессы если и возникают где-то, то ненадолго.
   Процесс либерализации невозможно считать законченным на Декларации Прав Человека, поскольку сама эта декларация за десятилетия своего существования морально устарела. То, что могло показаться тогдашним ООНовцам излишним анархическим экстремизмом, который не может быть воплощен в жизнь (например, запрет воинской повинности), сегодня воспринимается как вполне понятная норма, пусть еще не везде реализованная, но неизбежная в ближайшем будущем. Кроме того, возникновение и взрывное развитие информационных общественных отношений также вносит свои коррективы.
   Я не случайно упомянул рядом технический прогресс и либерализацию общества. С моей точки зрения, либерализация является неизбежным следствием развития технологий. В древнем социуме всем приходилось трудиться как рабочим муравьям на благо муравейника, в противном случае погибала вся община. Думать было некогда и не над чем. Рост производительности труда позволил индивидууму вздохнуть свободнее и начать свое превращение из рабочего муравья в Личность. Развитие же информационных технологий освободило мышление, дав пищу для размышлений и породив таким образом свободомыслие.
   Либеральное информационное общество будущего, устройство которого я постарался обрисовать, уже начинает появляться. Оно появится очень скоро, возможно, через двадцать лет, возможно, через десять, а возможно, и раньше. Следует понимать, что его появление неизбежно. Сеть Сетей вошла в нашу жизнь, никого не спросив, и не собирается из нее уходить.
   Человечеству еще предстоит это понять, осознать, что мир необратимо изменился, и перестроиться соответствующим образом. И чем раньше каждый из нас осознает всю глубину и необратимость происшедшего, тем лучше.
   Благодарю за внимание.