Душой соревнования летчиков и технического состава были комиссары Московской и Особой Северной авиагрупп И. М. Карпенко и В. П. Легостин, начальник политотдела Московской авиагруппы И. К. Потеряйло, комиссары эскадрилий Московской авиагруппы И. С. Булкин, М. М. Комаров, И. М. Кузнецов, Д. С. Гончаренок, комиссары авиабаз С. Л. Окунь (Комендантский аэродром), И. С. Смирнов (аэродром Смольное). Они были опытными политработниками и пользовались заслуженным авторитетом у летного и технического состава.
- Вся наземная работа - подготовка самолетов к вылету, их погрузка и разгрузка, забота о быте и питании летчиков, контакты с местными партийными и советскими органами, аэродромное строительство и многое другое - ложилась на плечи комиссаров эскадрилий, - рассказывал нам при встрече в Москве бывший комиссар Московской авиагруппы И. М. Карпенко. - В своей работе они постоянно опирались на партийные организации эскадрилий. Большинство летчиков и немалая часть инженеров и техников группы были коммунистами. Все важные вопросы, связанные с полетами в блокадный Ленинград, обсуждались на партийных собраниях.
И. М. Карпенко рассказал нам, что эти собрания проходили по-деловому, критика на них была прямой, острой, не взирая на лица, решения принимались конкретные. В эскадрильях хорошо работали агитаторы и пропагандисты, регулярно проводились политинформации и беседы, выпускались стенные газеты и боевые листки. Большое внимание уделялось индивидуальной воспитательной работе в экипажах, в составе которых частенько летали комиссары, выполняя обязанности либо бортмехаников, либо бортстрелков.
- Работа комиссаров эскадрилий облегчалась тем, что экипажи кораблей были дружными, сплоченными, дисциплинированными, - говорил Иосиф Михайлович. - В эскадрильях и экипажах кораблей царила обстановка взаимного доверия и уважения. Все называли друг друга обычно по имени и отчеству, иногда по воинскому званию. Никому не надо было долго объяснять, как лучше выполнить то или иное боевое задание. Каждый понимал своего товарища с полуслова как на земле, так и в воздухе. И еще деталь, характеризующая обстановку в нашей авиагруппе: чинопочитания, угодничества, подхалимажа, неискренности у нас не было. Люди были прямые, принципиальные, правду говорили в глаза, какой бы горькой она ни была... И, как в любом коллективе, лучшей, самой убедительной агитацией был личный пример командиров и комиссаров.
Немало рейсов во фронтовые части и соединения, в глубокий тыл врага и в осажденный Ленинград совершил старший лейтенант И. Булкин, комиссар 3-й эскадрильи, опытный бортмеханик, который в случае надобности всегда мог заменить пилота. На то у него были законные основания - пилотское свидетельство и не раз ему приходилось браться за штурвал самолета, в том числе в тяжелой аварийной обстановке.
Десятки вылетов в блокированный Ленинград совершили комиссары 4-й и 6-й эскадрилий И. Кузнецов и Д. Гончаренок.
Собравшиеся в Хвойной эскадрильи представляли монолитную воздушно-транспортную группу.
Не прошло и недели после создания этой группы, включившей три эскадрильи, как летчики узнали, что навигация на Ладоге, полностью прекратилась. Ленинградской группе был отдан приказ немедленно перебазироваться на полевой аэродром Новой Ладоги и приступить к челночным рейсам на самом коротком плече воздушного моста - Новоладожском пролете.
Дни стали короткими и продолжали идти на убыль. Близость же Новой Ладоги к Ленинграду и значительные запасы продовольствия на ближних базах позволяли максимально увеличить количество авиарейсов в Ленинград.
Как в свое время в Хвойной, в Новой Ладоге к такому повороту событий никто заранее не готовился.
Военный совет своим решением от 15 ноября 1941 года (принятым в день прекращения навигации) обязал командующего ВВС Балтийского флота генерал-майора М. И. Самохина обеспечить подготовку Новоладожского аэродрома и всех его служб к приему транспортных кораблей, прикрытие самолетов на трассах силами морских летчиков-истребителей. На генерал-майора А. М. Шилова была возложена ответственность за подвоз продовольствия и погрузку его в самолеты.
Так же как и в Хвойной, немало забот легло на плечи местных партийных и советских руководителей.
И вот здесь-то как нельзя кстати оказался опыт, накопленный эскадрильями ПС-84 за полтора месяца полетов в блокированный Ленинград из Хвойной.
...Заканчивался первый день работы летчиков на Новоладожском пролете.
Вернулась из последнего, третьего рейса группа ПС-84, которую водил капитан Кузнецов. При заходе на посадку летчики видели застывшие у причалов разбитые фашистскими бомбами баржи, плавающие по большим полыньям мешки с мукой, разрушенные продовольственные склады, пристани.
На пути с аэродрома они встретили группу моряков. Остановились.
- Как слетали, ребята? - опросил пожилой моряк.
- Нормально, - ответил Кузнецов.
Но в тоне, каким он это сказал, чувствовалась обеспокоенность.
- А наши суденышки на приколе... Ладога не пускает. Сейчас на вас надежда, - вставил моряк помоложе.
Нахмурился Кузнецов.
- Надежда надеждой, - сказал он, - а пока с тремя рейсами еле управились...
По выражению его лица было видно: недоволен командир группы.
- Еле управились... Так уже ночь на носу. День-то коротенький, заключил пожилой моряк. - Куда еще летать...
- Если очень постараться, четыре-пять раз слетать вполне можно, твердо, как о само собой разумеющемся, ответил Кузнецов.
- Ну это ты, Дмитрий, подзагнул, - возразил один из летчиков.
- Чего подзагнул? - наступал Кузнецов. - Ты что, не заметил, как грузили самолеты? Как было в Хвойной? Забыл, что ли? А здесь. Горе одно. Сорок минут на загрузку уходит. С заправкой самолетов тянут. Посчитай-ка, если сократить на все это время, то его хватит на один, а то и на два рейса.
К ним подошел комиссар.
- Мы вот тут с летчиками посоветовались. Много есть предложений насчет увеличения числа рейсов. В самый раз коммунистам собраться, обмозговать все, как следует.
...Летчики не любили держать длинные речи. Так было и в этот раз. Собрались после ужина в летном общежитии. Позади был трудный день. Собрание длилось меньше часа. Все понимали: надо наладить интенсивную транспортировку грузов на Новоладожском пролете.
Военный совет Ленфронта утвердил новую схему полетов из Новой Ладоги с "короткого плеча". Это почти вдвое сокращало путь в Ленинград, давало возможность делать по три и более рейсов в день.
Свой доклад Гончаренок начал с рассказа о споре, который разгорелся между летчиками при встрече с моряками. Коммунисты оживились. И тут Гончаренок обратился с вопросом к собранию:
- Так сколько мы сможем делать рейсов за летный день? Может, не прав Кузнецов?
Раздались реплики:
- Пять многовато, а четыре осилим.
- Ну что ж, будем считать четыре рейса нормой, - подытожил Гончаренок и привел убедительные расчеты. Он сказал, что по ленинградским нормам один килограмм масла выдается на 50 человек, один килограмм концентратов - на 20 человек. Один самолет доставит за один рейс 2500 килограммов в осажденный город и накормит 125 тысяч ленинградцев.
- А сколько доставим продуктов за четыре рейса, нетрудно подсчитать, сказал комиссар.
Каждый из участников собрания мысленно проделал арифметический подсчет. 30 самолетов за день могут перевезти в город 75 тонн грузов, а если таких рейсов четыре - это уже 300 тонн. То есть в полтора раза больше установленной на ноябрь нормы Государственного Комитета Обороны. А ведь по воздуху доставлялись исключительно высококалорийные продукты. Нетрудно было представить цену такой помощи.
Делая эти расчеты, летчики не знали, что на другом пролете воздушного моста, который брал свое начало с дальних полевых аэродромов Вологодской области, вовсю развернули транспортные полеты в блокированный город экипажи тяжелых бомбардировщиков 7-го авиаполка.
Сохранился краткий протокол партийного собрания, вернее, запись некоторых выступлений коммунистов. Приведем их.
Валухов (командир корабля). У нас на все самолеты дается одна нагрузка - средняя, две тонны. Между тем загрузка должна даваться на каждый самолет в отдельности. Ведь конструкции не всюду одинаковы... Я могу взять лишних 270 килограммов груза... Предлагаю учитывать эту разницу в задании...
Кузнецов (командир корабля). Предлагаю снять с самолетов подогреватели, запасные части, инструмент. Это даст возможность брать лишних 50-70 килограммов груза на каждый самолет...
Васильев (командир корабля). Предлагаю поставить перед соответствующими организациями вопрос о замене тяжелой деревянной тары бумажной, мешковиной или фанерой. По моим подсчетам, это даст возможность доставлять в Лецинград дополнительно пять тонн продовольствия ежедневно.
Как видим, выступления деловые и предельно лаконичные. Так выступали все. Решение собрания, принятое единогласно, было конкретным.
Когда расходились, Кузнецову кто-то сказал:
- Ну, Дмитрий, держись, на тебя будем равняться.
...Новоладожский аэродром расположился на левом берегу Волхова (сейчас здесь находится поселок рыбаков, разбит фруктовый сад). Поблизости от летного поля в сосняке укрылись продовольственные оклады.
Сюда то и дело подъезжают полуторки с продуктами. Их везут с берега Ладожского озера. Изумительно красивы эти места при впадении Волхова в море-озеро, старинные кирпичные и деревянные домики. Никольский собор с серебряным шпилем, чем-то напоминающим Адмиралтейскую иглу. Одноэтажный, с большими окнами деревянный дом, где помещалось офицерское собрание Суворовского (Суздальского) полка, гостиный двор... Новая Ладога, старинный русский город - ровесник Ленинграда.
Но никто, находясь на берегу у причальной стенки, не вглядывается в излучины обводного Приладожского канала, в старинные здания и церкви, не любуется могучим разливом древней реки, выносящей свои воды в бескрайнюю гладь то тихой, то бешено капризной Ладоги.
Город все чаще бомбит и обстреливает фашистская авиация. Основные удары наносятся по продовольственным складам, причалам и пристаням, аэродрому. Тревога следует за тревогой.
Пристань обезлюдела. Не слышно судовых гудков. Застывшие в затонах суда и баржи подтверждают, что навигация прекратилась.
Но живет, трудится город, не прекращается работа Новоладожского аэродрома.
Как причудливо складывается судьба человека во время войны. В те дни в Новой Ладоге можно было встретить оторванных от своих лабораторий, любимых занятий в институтах крупных ученых, прервавших творческую работу известных режиссеров, писателей, художников, артистов, рабочих Кировского и Металлического заводов... Война сняла их с места, нарушила привычный ритм жизни. И всех этих людей, только что сошедших с трапов самолетов, объединяло одно; тревога за судьбу родного города и стремление отдать все силы, чтобы приблизить день победы над врагом.
Эвакуированных направляют на пункты питания и обогрева в Марьину рощу и в здание средней школы. Их поток все нарастает, достигая трех - трех с половиной тысяч в день.
Пункты питания не справляются. И тогда в двухэтажном кирпичном здании бывшего штаба Суздальского полка открывается столовая, которая работает круглые сутки.
Прямо отсюда эвакуированных отправляют на грузовиках и автобусах дальше на восток. Но машин не хватает. Кто может, уходит пешком.
А в город гонят скот, движутся автоколонны, конные обозы с мясом, мукой, маслом. Над Новой Ладогой ни на минуту не умолкает гул самолетов. Группа за группой уходят они на Ленинград.
- Гляди-ка, - притормозив близ берега Ладоги полуторку, доверху нагруженную мясными тушами, выкрикнул один из водителей. - Летит наше мясо, не задерживается.
Притормозили и остальные.
- А летят-то как низко.
- Красиво летят. Кажется, будто по озеру плывут. Наблюдает за улетающими самолетами и председатель горисполкома А. М. Фадеев. Он идет вдоль берега Волхова, осматривая укрытые брезентом и тщательно замаскированные штабеля продуктов на пирсе рыболовецкого колхоза имени Калинина. Немало муки и круп завезли сюда по реке из Гостинополья в сентябре и октябре. Правда, значительную часть грузов моряки успели до наступления "мертвого сезона" переправить на западный берег озера. Но и того, что оставалось в Новой Ладоге, прикидывал Фадеев, могло хватить на несколько дней работы авиации. Хорошо, что удалось закупить около 400 тонн говяжьего мяса у населения. Шоферы фронтовой дороги тоже стараются. Трудная дорога им не помеха.
Не так давно мы встретились в Новой Ладоге с партийными и советскими руководителями военных лет А. М. Фадеевым, Н. С. Денисовым, Н. С. Ершовым. От них узнали много интересных подробностей о том, как была организована заготовка и доставка на аэродром продуктов, о патриотизме жителей города.
- Когда из города начались перевозки продовольствия в Ленинград на самолетах, мы обратились к населению с просьбой оказать помощь ленинградцам, - вспоминает Н. С. Ершов. - На собраниях люди заявляли: "Надо так надо. И к нам может нагрянуть беда". Разговор шел прямой: "Ты отдашь свою корову?" - спрашивал один другого. "Отдам". - "И я отдам".
Повсеместно решили так: оставить по одной корове на две-три семьи, остальное сдать в фонд помощи Ленинграду...
Не было ни одного случая, чтобы кто-то высказал недовольство. Мнение было единодушное. Если надо, отдадим последнее, говорили новоладожцы.
Самоотверженность жителей Новой Ладоги проявлялась буквально во всем. Когда пошли обозы и автомашины с продуктами из окрестных заречных деревень, встал вопрос об ускорении переправы через Волховское устье. Моста не было. Лед был слаб, паром стоял, к тому же он был маломощный. Но горожане нашли выход из положения. Под паром приспособили старую баржу, соорудили настил, установили мотор, работающий на бензине. Когда паром был готов, собрали народ с пешнями, ломами, топорами, пилами. Прорубили, пропилили во льду канал с берега до берега десятиметровой ширины. И стали гонять по этому "ручью" паром. Он мог взять до двенадцати загруженных автомашин. Подвоз продуктов из заречных деревень пошел куда веселей. Их запас на аэродроме стал быстро увеличиваться.
За сутки Новая Ладога отправляла на базовые аэродромы Комендантский и Смольное до 30-40 транспортных кораблей. Столько же принимала оттуда. В зоне аэродрома в назначенное время появлялись краснозвездные "ишачки" морских летчиков.
Это истребители авиаполков 61-й бригады И. Г. Романенко. Они поджидают в заданном квадрате караваны ПС-84 и будут конвоировать их за Ладогу, до западного берега. Там "ястребки" передадут своих подопечных летчикам 286-го полка, которые доведут корабли до аэродрома Смольное, прикроют на посадке.
С утра получена карта погоды. Обещают снег и низкую облачность. И верно - уже метет. В землянке у дежурного диспетчера дребезжат телефоны. Половина землянки отгорожена старым громоздким буфетом. Здесь летчики и штурманы уточняют маршрут, делают расчеты. А выдастся свободная минутка, читают, забивают "козла", играют в шахматы, пишут письма. Полетные карты лежат в буфете, где мирно стояли когда-то чашки, сахарница и другая посуда. Буфет домовитый. Даже тут, в землянке, он сохранил запах мира и яблок.
Здесь и Дмитрий Кузнецов. Короткие минуты отдыха. Вместе с другими забивает "козла". Стучат костяшки домино, мешая диспетчеру, который не расстается с телефонной трубкой.
- Братцы, - просит он летчиков, - можно потише!
А за оконцем валит снег, и висит над аэродромом об-лачшая, вьюжиая, нелетная погода. И у Кузнецова, и у остальных такое чувство, словно на зимний короткий день и на снежную ночь война дала им отпуск. Но вот звонок. Команда на вылет. Погоды нет и не будет.
Но ее не было уже с утра. Однако это не помешало Кузнецову уже четыре раза сводить свою девятку в Ленинград. Он был уверен, что слетает и в пятый раз, хотя знает, что все устали. Да и у самого силы на пределе. Но надо...
Летчики выходят из землянки. Валит густой снег. Ничего не видно. Как лететь в эту чертову разгулявшуюся метель?.. Но они летят. Впереди - белая стена. Лететь приходится слишком низко, чтобы различать землю. Неожиданно перед самолетами выплывают лесистые холмы. Надо иметь какое-то шестое чувство, чтобы в нужный момент сквозь снежную пелену все это увидеть, что называется, почувствовать, сманеврировать и не врезаться.
...На другой день в боевом донесении командира эскадрильи Бухарова говорилось:
"19 ноября Д. В. Кузнецов взял на борт свыше трех тонн продовольствия и, несмотря на нелетную погоду, частичное обледенение машины, мастерски выполнил слепой полет, приземлившись на Комендантском аэродроме".
Прошло еще два дня летной работы. И снова в очередном донесении отмечалось:
"21 ноября самолеты группы Кузнецова доставили защитникам города 211,8 тонны продовольствия. Отлично выполняли задания в составе группы Кузнецова командиры экипажей ПС-84 В. И. Шутов, И. Г. Мосалев, А. Д. Калина, В. И. Заерко, М. Я. Бычков, Г. К. Кожевич, И. И. Селезнев, Н. Н. Симаков".
Донесения предельно кратки. В них ничего не говорится о том, что все эти рейсы были сопряжены с большой опасностью и риском. Враг, имевший численное превосходство в воздухе, стремился сорвать воздушные перевозки в город, который по замыслу гитлеровского командования был обречен на голодную смерть. Фашистские истребители, хорошо изучившие этот маршрут, рыскали на всех его участках. И нашим истребителям сопровождения приходилось вести, как правило, неравные бои. Им не всегда удавалось защитить транспортные самолеты.
19 ноября, когда группа Кузнецова совершила несколько удачных рейсов в Ленинград, другая группа ПС-84 подверглась внезапному нападению "мессершмиттов".
Вот как это было. На подходе к Комендантскому аэродрому фашистским истребителям удалось поджечь самолет, который вел известный летчик Е. Р. Киреев.
Самолет получил многочисленные повреждения. Разорвавшимся снарядом был убит командир корабля, тяжело ранен второй пилот А. Я. Жукотский. Слабея от потери крови и временами теряя сознание, он все-таки дотянул до аэродрома и благополучно посадил самолет. Люди и груз были спасены. В этой же схватке мужество, высокое летное мастерство проявил командир другого корабля - В. И. Шутов, который умелым маневром вышел из-под удара вражеских истребителей и тоже спас машину и продукты.
В худшем положении оказался самолет М. Е. Жукова, атакованный на небольшой высоте сразу четырьмя истребителями. Самолет загорелся и неуправляемый упал на землю.
Эти схватки в воздухе лишний раз убеждали летчиков, как много значат в бою самообладание, взаимовыручка, высокая ответственность за жизнь экипажа, пассажиров, за бесценный груз.
- Однажды в ясный морозный день 14 транспортных самолетов приземлились на Тихвинском аэродроме, чтобы взять там мясо для Ленинграда, - рассказывали нам командир эскадрильи В. А. Пущинский и его заместитель А. И. Семенков. Экипажи, как обычно, помогли грузить коровьи туши в самолеты. Как только закончилась погрузка, над аэродромом появились 12 "юнкерсов", прорвавшихся через зенитный заслон. Положение казалось безнадежным. Еще секунда-другая, и "юнкерсы" начнут пикировать и бомбить аэродромную площадку.
И вот здесь произошло то, чего меньше всего ожидали фашисты. "К пулеметам!" - крикнул командир корабля Михаил Скрыльвиков и сам первый кинулся к самолету, встал за турельный крупнокалиберный пулемет. Бросились к пулеметам стрелки-радисты, борттехники, в их числе комиссар эскадрильи И. С. Булкин.
Тут же ливень огня нескольких десятков турельных пулеметов заставил фашистов свернуть с боевого курса.
Враг попытался совершить повторный заход, но встретил еще более организованный огонь. Какова была наша радость, когда мы увидели, как, беспорядочно сбрасывая бомбы; фашистские самолеты удирали с поля боя.
...И вот последний рейс московских летчиков из Новой Ладоги в Ленинград. Полчаса лета - и они приземлились на аэродроме Смольное. Там разгрузились, взяли на борт людей.
- На этом ваша работа с Новоладожского аэродрома закончена, - сказал летчикам диспетчер. - Поступило распоряжение еще до наступления темноты всем вернуться на свои базы - в Хвойную и Кушаверу.
С Новой Ладогой летчики расстались с грустью. Какую-то неделю летали с этой площадки. Но она навсегда осталась в памяти. Здесь каждый записал на свой счет по 25-30 рейсов. И каких! Поистине огненных рейсов! Здесь, на Новоладожском пролете, они потеряли своих товарищей: Е Р. Киреева, М. Е. Жукова, И. У. Жантиева... Всего несколько дней назад слышали их голоса, ощущали тепло рук, вместе сидели в столовой... Трудно было примириться с гибелью надежных, верных товарищей, с которыми сроднила их война. У многих было такое чувство, что здесь оставляют они частицу самих себя.
...Прошло немного времени, и самолеты засветло приземлились в Хвойной и Кушавере.
На Хвойнинском аэродроме летчиков встречали как близких, дорогих людей. Девушки из санитарной бригады не скрывали слез радости... Опять собралась добрая половина жителей поселка. Каждому хотелось сказать летчикам слово привата, узнать как "там", в Ленинграде.
Семенков и Булкин направились было в столовую, как к ним подошла средних лет женщина с десятилетним мальчиком. Это была хозяйка дома, где они квартировали, Ольга Ивановна Иванова.
- Пойдемте-ка домой, - пригласила женщина. - Покормлю вас с дороги. Я тут кое-что приготовила.
- Мама блинов напекла, - оповестил сын.
- Здравствуй, Вовка, - протянул мальчику конфету Булкин. - Да ты вроде бы подрос, пока нас не было.
- Вот держи, - Семенков вытащил из кармана комбинезона пачку галет, сунул их в карман мальчишки, подбросил своего любимца в воздух.
От предложения идти ужинать домой летчикам пришлось отказаться. На аэродроме им передали: всем велено собраться в столовой.
- Ольга Ивановна, - сказал Семенков, - а блины вечерком попробуем...
По пути к столовой летчиков остановили девушки.
- Сегодня после ужина танцы и вечер художественной самодеятельности, объявила их старая знакомая Римма Нечаева.
- Для вас приготовили. Приходите, пожалуйста. Ждем, - добавила, покраснев, невысокого роста черноглазая девушка.
К летчикам подошла молодая симпатичная женщина. Это была Вера Николаевна Федорова, парикмахер.
- С возвращением, ребята! Что-то вы подзаросли у меня. На вечер в таком виде не пущу.
- Критику принимаем. Работой обеспечим. Точите ножницы, - ответил за всех Булкин.
Летчики знали эту энергичную женщину еще по работе на аэродроме. Вера Николаевна везде успевала - и грузила самолеты, и разравнивала взлетную полосу, выносила раненых, охраняла продукты.
Потом ее уговорили поработать временно парикмахером. Здесь она и осталась.
...Секретарь Хвойнинского райкома партии Е. И. Зверев не помнил, в двадцатых ли числах ноября или в конце месяца в Хвойную прилетели председатель Ленгориспол-кома Петр Сергеевич Попков и начальник Главного управления ГВФ генерал-майор Василий Сергеевич Молоков.
Расспросив секретаря об интересовавших их вопросах, гости не пробыли в райкоме и получаса.
- Пора, товарищи, - поднялся Зверев. - Летчики нас ждут.
Этот ужин в летной столовой летчики потом называли "банкетом". Хотя все было, как обычно. На столах - алюминиевые кружки с фронтовыми ста граммами. Дары хвойнинских лесов и огородов - соленые грибы, огурцы, капуста, нарезанный лук...
Но никто не притрагивался к еде. Все с любопытством посматривали на командирский стол, где расположились гости. Молоков раскладывал коробочки с орденами, наградные удостоверения.
Наконец из-за стола поднялся Петр Сергеевич Попков. Он передал собравшимся благодарность от Государственного Комитета Обороны, Военного совета Ленинградского фронта, Андрея Александровича Жданова за бесценную помощь ленинградцам.
- Мы знаем, дорогие товарищи, вы сделали все, что могли, - сказал он. К вам нет никаких претензий.
Обведя взглядом лица летчиков, он продолжал:
- Но если каждый из вас сможет брать на самолет еще на центнер больше, - спасем жизни еще тысяч людей. Ленинграду очень тяжело. Вы это знаете не хуже меня. Скоро будет легче. Пошли первые автоколонны с продуктами по ледовой дороге. Спасибо вам за самоотверженную работу.
А теперь слово Василию Сергеевичу Молокову.
Молоков зачитал приказ, провозгласил тост за награжденных. Пожелал всем летчикам успешных рейсов.
Выступлений не было. Вслед за Молоковым поднялся капитан Кузнецов. Сказал всего три слова:
- Служим Советскому Союзу!
В гости к летчикам пришли школьники-старшеклассники. Они дали концерт. Пожалуй, самый большой успех выпал на долю семиклассницы Лии Макаревской...
Но лучше предоставим слово самой Лии Александровне Макаревской, заслуженному учителю РСФСР, ныне директору Хвойнинской средней школы. С нею мы встретились в Хвойной осенью 1980 года. Лия Александровна пообещала во время нашей встречи припомнить все о тех далеких днях и написать подробное письмо.
"Шла война, и, конечно, она напоминала о себе во всем, - пишет Л. А. Макаревская. - Аэродром, летчики, которых прежде не видели жители нашего тихого в довоенные годы поселка, госпитали, эвакуированные... Но так устроена жизнь, что все это тесло переплеталось с мирными делами. Поселок Хвойная жил. Мы, школьники, учились, читали книги, репетировали в драмкружке, нянчили малышей в детском приемнике, помогали родителям, нашим мамам. Ведь у большинства отцы воевали на фронте. Ходили в кино, на танцы...
- Вся наземная работа - подготовка самолетов к вылету, их погрузка и разгрузка, забота о быте и питании летчиков, контакты с местными партийными и советскими органами, аэродромное строительство и многое другое - ложилась на плечи комиссаров эскадрилий, - рассказывал нам при встрече в Москве бывший комиссар Московской авиагруппы И. М. Карпенко. - В своей работе они постоянно опирались на партийные организации эскадрилий. Большинство летчиков и немалая часть инженеров и техников группы были коммунистами. Все важные вопросы, связанные с полетами в блокадный Ленинград, обсуждались на партийных собраниях.
И. М. Карпенко рассказал нам, что эти собрания проходили по-деловому, критика на них была прямой, острой, не взирая на лица, решения принимались конкретные. В эскадрильях хорошо работали агитаторы и пропагандисты, регулярно проводились политинформации и беседы, выпускались стенные газеты и боевые листки. Большое внимание уделялось индивидуальной воспитательной работе в экипажах, в составе которых частенько летали комиссары, выполняя обязанности либо бортмехаников, либо бортстрелков.
- Работа комиссаров эскадрилий облегчалась тем, что экипажи кораблей были дружными, сплоченными, дисциплинированными, - говорил Иосиф Михайлович. - В эскадрильях и экипажах кораблей царила обстановка взаимного доверия и уважения. Все называли друг друга обычно по имени и отчеству, иногда по воинскому званию. Никому не надо было долго объяснять, как лучше выполнить то или иное боевое задание. Каждый понимал своего товарища с полуслова как на земле, так и в воздухе. И еще деталь, характеризующая обстановку в нашей авиагруппе: чинопочитания, угодничества, подхалимажа, неискренности у нас не было. Люди были прямые, принципиальные, правду говорили в глаза, какой бы горькой она ни была... И, как в любом коллективе, лучшей, самой убедительной агитацией был личный пример командиров и комиссаров.
Немало рейсов во фронтовые части и соединения, в глубокий тыл врага и в осажденный Ленинград совершил старший лейтенант И. Булкин, комиссар 3-й эскадрильи, опытный бортмеханик, который в случае надобности всегда мог заменить пилота. На то у него были законные основания - пилотское свидетельство и не раз ему приходилось браться за штурвал самолета, в том числе в тяжелой аварийной обстановке.
Десятки вылетов в блокированный Ленинград совершили комиссары 4-й и 6-й эскадрилий И. Кузнецов и Д. Гончаренок.
Собравшиеся в Хвойной эскадрильи представляли монолитную воздушно-транспортную группу.
Не прошло и недели после создания этой группы, включившей три эскадрильи, как летчики узнали, что навигация на Ладоге, полностью прекратилась. Ленинградской группе был отдан приказ немедленно перебазироваться на полевой аэродром Новой Ладоги и приступить к челночным рейсам на самом коротком плече воздушного моста - Новоладожском пролете.
Дни стали короткими и продолжали идти на убыль. Близость же Новой Ладоги к Ленинграду и значительные запасы продовольствия на ближних базах позволяли максимально увеличить количество авиарейсов в Ленинград.
Как в свое время в Хвойной, в Новой Ладоге к такому повороту событий никто заранее не готовился.
Военный совет своим решением от 15 ноября 1941 года (принятым в день прекращения навигации) обязал командующего ВВС Балтийского флота генерал-майора М. И. Самохина обеспечить подготовку Новоладожского аэродрома и всех его служб к приему транспортных кораблей, прикрытие самолетов на трассах силами морских летчиков-истребителей. На генерал-майора А. М. Шилова была возложена ответственность за подвоз продовольствия и погрузку его в самолеты.
Так же как и в Хвойной, немало забот легло на плечи местных партийных и советских руководителей.
И вот здесь-то как нельзя кстати оказался опыт, накопленный эскадрильями ПС-84 за полтора месяца полетов в блокированный Ленинград из Хвойной.
...Заканчивался первый день работы летчиков на Новоладожском пролете.
Вернулась из последнего, третьего рейса группа ПС-84, которую водил капитан Кузнецов. При заходе на посадку летчики видели застывшие у причалов разбитые фашистскими бомбами баржи, плавающие по большим полыньям мешки с мукой, разрушенные продовольственные склады, пристани.
На пути с аэродрома они встретили группу моряков. Остановились.
- Как слетали, ребята? - опросил пожилой моряк.
- Нормально, - ответил Кузнецов.
Но в тоне, каким он это сказал, чувствовалась обеспокоенность.
- А наши суденышки на приколе... Ладога не пускает. Сейчас на вас надежда, - вставил моряк помоложе.
Нахмурился Кузнецов.
- Надежда надеждой, - сказал он, - а пока с тремя рейсами еле управились...
По выражению его лица было видно: недоволен командир группы.
- Еле управились... Так уже ночь на носу. День-то коротенький, заключил пожилой моряк. - Куда еще летать...
- Если очень постараться, четыре-пять раз слетать вполне можно, твердо, как о само собой разумеющемся, ответил Кузнецов.
- Ну это ты, Дмитрий, подзагнул, - возразил один из летчиков.
- Чего подзагнул? - наступал Кузнецов. - Ты что, не заметил, как грузили самолеты? Как было в Хвойной? Забыл, что ли? А здесь. Горе одно. Сорок минут на загрузку уходит. С заправкой самолетов тянут. Посчитай-ка, если сократить на все это время, то его хватит на один, а то и на два рейса.
К ним подошел комиссар.
- Мы вот тут с летчиками посоветовались. Много есть предложений насчет увеличения числа рейсов. В самый раз коммунистам собраться, обмозговать все, как следует.
...Летчики не любили держать длинные речи. Так было и в этот раз. Собрались после ужина в летном общежитии. Позади был трудный день. Собрание длилось меньше часа. Все понимали: надо наладить интенсивную транспортировку грузов на Новоладожском пролете.
Военный совет Ленфронта утвердил новую схему полетов из Новой Ладоги с "короткого плеча". Это почти вдвое сокращало путь в Ленинград, давало возможность делать по три и более рейсов в день.
Свой доклад Гончаренок начал с рассказа о споре, который разгорелся между летчиками при встрече с моряками. Коммунисты оживились. И тут Гончаренок обратился с вопросом к собранию:
- Так сколько мы сможем делать рейсов за летный день? Может, не прав Кузнецов?
Раздались реплики:
- Пять многовато, а четыре осилим.
- Ну что ж, будем считать четыре рейса нормой, - подытожил Гончаренок и привел убедительные расчеты. Он сказал, что по ленинградским нормам один килограмм масла выдается на 50 человек, один килограмм концентратов - на 20 человек. Один самолет доставит за один рейс 2500 килограммов в осажденный город и накормит 125 тысяч ленинградцев.
- А сколько доставим продуктов за четыре рейса, нетрудно подсчитать, сказал комиссар.
Каждый из участников собрания мысленно проделал арифметический подсчет. 30 самолетов за день могут перевезти в город 75 тонн грузов, а если таких рейсов четыре - это уже 300 тонн. То есть в полтора раза больше установленной на ноябрь нормы Государственного Комитета Обороны. А ведь по воздуху доставлялись исключительно высококалорийные продукты. Нетрудно было представить цену такой помощи.
Делая эти расчеты, летчики не знали, что на другом пролете воздушного моста, который брал свое начало с дальних полевых аэродромов Вологодской области, вовсю развернули транспортные полеты в блокированный город экипажи тяжелых бомбардировщиков 7-го авиаполка.
Сохранился краткий протокол партийного собрания, вернее, запись некоторых выступлений коммунистов. Приведем их.
Валухов (командир корабля). У нас на все самолеты дается одна нагрузка - средняя, две тонны. Между тем загрузка должна даваться на каждый самолет в отдельности. Ведь конструкции не всюду одинаковы... Я могу взять лишних 270 килограммов груза... Предлагаю учитывать эту разницу в задании...
Кузнецов (командир корабля). Предлагаю снять с самолетов подогреватели, запасные части, инструмент. Это даст возможность брать лишних 50-70 килограммов груза на каждый самолет...
Васильев (командир корабля). Предлагаю поставить перед соответствующими организациями вопрос о замене тяжелой деревянной тары бумажной, мешковиной или фанерой. По моим подсчетам, это даст возможность доставлять в Лецинград дополнительно пять тонн продовольствия ежедневно.
Как видим, выступления деловые и предельно лаконичные. Так выступали все. Решение собрания, принятое единогласно, было конкретным.
Когда расходились, Кузнецову кто-то сказал:
- Ну, Дмитрий, держись, на тебя будем равняться.
...Новоладожский аэродром расположился на левом берегу Волхова (сейчас здесь находится поселок рыбаков, разбит фруктовый сад). Поблизости от летного поля в сосняке укрылись продовольственные оклады.
Сюда то и дело подъезжают полуторки с продуктами. Их везут с берега Ладожского озера. Изумительно красивы эти места при впадении Волхова в море-озеро, старинные кирпичные и деревянные домики. Никольский собор с серебряным шпилем, чем-то напоминающим Адмиралтейскую иглу. Одноэтажный, с большими окнами деревянный дом, где помещалось офицерское собрание Суворовского (Суздальского) полка, гостиный двор... Новая Ладога, старинный русский город - ровесник Ленинграда.
Но никто, находясь на берегу у причальной стенки, не вглядывается в излучины обводного Приладожского канала, в старинные здания и церкви, не любуется могучим разливом древней реки, выносящей свои воды в бескрайнюю гладь то тихой, то бешено капризной Ладоги.
Город все чаще бомбит и обстреливает фашистская авиация. Основные удары наносятся по продовольственным складам, причалам и пристаням, аэродрому. Тревога следует за тревогой.
Пристань обезлюдела. Не слышно судовых гудков. Застывшие в затонах суда и баржи подтверждают, что навигация прекратилась.
Но живет, трудится город, не прекращается работа Новоладожского аэродрома.
Как причудливо складывается судьба человека во время войны. В те дни в Новой Ладоге можно было встретить оторванных от своих лабораторий, любимых занятий в институтах крупных ученых, прервавших творческую работу известных режиссеров, писателей, художников, артистов, рабочих Кировского и Металлического заводов... Война сняла их с места, нарушила привычный ритм жизни. И всех этих людей, только что сошедших с трапов самолетов, объединяло одно; тревога за судьбу родного города и стремление отдать все силы, чтобы приблизить день победы над врагом.
Эвакуированных направляют на пункты питания и обогрева в Марьину рощу и в здание средней школы. Их поток все нарастает, достигая трех - трех с половиной тысяч в день.
Пункты питания не справляются. И тогда в двухэтажном кирпичном здании бывшего штаба Суздальского полка открывается столовая, которая работает круглые сутки.
Прямо отсюда эвакуированных отправляют на грузовиках и автобусах дальше на восток. Но машин не хватает. Кто может, уходит пешком.
А в город гонят скот, движутся автоколонны, конные обозы с мясом, мукой, маслом. Над Новой Ладогой ни на минуту не умолкает гул самолетов. Группа за группой уходят они на Ленинград.
- Гляди-ка, - притормозив близ берега Ладоги полуторку, доверху нагруженную мясными тушами, выкрикнул один из водителей. - Летит наше мясо, не задерживается.
Притормозили и остальные.
- А летят-то как низко.
- Красиво летят. Кажется, будто по озеру плывут. Наблюдает за улетающими самолетами и председатель горисполкома А. М. Фадеев. Он идет вдоль берега Волхова, осматривая укрытые брезентом и тщательно замаскированные штабеля продуктов на пирсе рыболовецкого колхоза имени Калинина. Немало муки и круп завезли сюда по реке из Гостинополья в сентябре и октябре. Правда, значительную часть грузов моряки успели до наступления "мертвого сезона" переправить на западный берег озера. Но и того, что оставалось в Новой Ладоге, прикидывал Фадеев, могло хватить на несколько дней работы авиации. Хорошо, что удалось закупить около 400 тонн говяжьего мяса у населения. Шоферы фронтовой дороги тоже стараются. Трудная дорога им не помеха.
Не так давно мы встретились в Новой Ладоге с партийными и советскими руководителями военных лет А. М. Фадеевым, Н. С. Денисовым, Н. С. Ершовым. От них узнали много интересных подробностей о том, как была организована заготовка и доставка на аэродром продуктов, о патриотизме жителей города.
- Когда из города начались перевозки продовольствия в Ленинград на самолетах, мы обратились к населению с просьбой оказать помощь ленинградцам, - вспоминает Н. С. Ершов. - На собраниях люди заявляли: "Надо так надо. И к нам может нагрянуть беда". Разговор шел прямой: "Ты отдашь свою корову?" - спрашивал один другого. "Отдам". - "И я отдам".
Повсеместно решили так: оставить по одной корове на две-три семьи, остальное сдать в фонд помощи Ленинграду...
Не было ни одного случая, чтобы кто-то высказал недовольство. Мнение было единодушное. Если надо, отдадим последнее, говорили новоладожцы.
Самоотверженность жителей Новой Ладоги проявлялась буквально во всем. Когда пошли обозы и автомашины с продуктами из окрестных заречных деревень, встал вопрос об ускорении переправы через Волховское устье. Моста не было. Лед был слаб, паром стоял, к тому же он был маломощный. Но горожане нашли выход из положения. Под паром приспособили старую баржу, соорудили настил, установили мотор, работающий на бензине. Когда паром был готов, собрали народ с пешнями, ломами, топорами, пилами. Прорубили, пропилили во льду канал с берега до берега десятиметровой ширины. И стали гонять по этому "ручью" паром. Он мог взять до двенадцати загруженных автомашин. Подвоз продуктов из заречных деревень пошел куда веселей. Их запас на аэродроме стал быстро увеличиваться.
За сутки Новая Ладога отправляла на базовые аэродромы Комендантский и Смольное до 30-40 транспортных кораблей. Столько же принимала оттуда. В зоне аэродрома в назначенное время появлялись краснозвездные "ишачки" морских летчиков.
Это истребители авиаполков 61-й бригады И. Г. Романенко. Они поджидают в заданном квадрате караваны ПС-84 и будут конвоировать их за Ладогу, до западного берега. Там "ястребки" передадут своих подопечных летчикам 286-го полка, которые доведут корабли до аэродрома Смольное, прикроют на посадке.
С утра получена карта погоды. Обещают снег и низкую облачность. И верно - уже метет. В землянке у дежурного диспетчера дребезжат телефоны. Половина землянки отгорожена старым громоздким буфетом. Здесь летчики и штурманы уточняют маршрут, делают расчеты. А выдастся свободная минутка, читают, забивают "козла", играют в шахматы, пишут письма. Полетные карты лежат в буфете, где мирно стояли когда-то чашки, сахарница и другая посуда. Буфет домовитый. Даже тут, в землянке, он сохранил запах мира и яблок.
Здесь и Дмитрий Кузнецов. Короткие минуты отдыха. Вместе с другими забивает "козла". Стучат костяшки домино, мешая диспетчеру, который не расстается с телефонной трубкой.
- Братцы, - просит он летчиков, - можно потише!
А за оконцем валит снег, и висит над аэродромом об-лачшая, вьюжиая, нелетная погода. И у Кузнецова, и у остальных такое чувство, словно на зимний короткий день и на снежную ночь война дала им отпуск. Но вот звонок. Команда на вылет. Погоды нет и не будет.
Но ее не было уже с утра. Однако это не помешало Кузнецову уже четыре раза сводить свою девятку в Ленинград. Он был уверен, что слетает и в пятый раз, хотя знает, что все устали. Да и у самого силы на пределе. Но надо...
Летчики выходят из землянки. Валит густой снег. Ничего не видно. Как лететь в эту чертову разгулявшуюся метель?.. Но они летят. Впереди - белая стена. Лететь приходится слишком низко, чтобы различать землю. Неожиданно перед самолетами выплывают лесистые холмы. Надо иметь какое-то шестое чувство, чтобы в нужный момент сквозь снежную пелену все это увидеть, что называется, почувствовать, сманеврировать и не врезаться.
...На другой день в боевом донесении командира эскадрильи Бухарова говорилось:
"19 ноября Д. В. Кузнецов взял на борт свыше трех тонн продовольствия и, несмотря на нелетную погоду, частичное обледенение машины, мастерски выполнил слепой полет, приземлившись на Комендантском аэродроме".
Прошло еще два дня летной работы. И снова в очередном донесении отмечалось:
"21 ноября самолеты группы Кузнецова доставили защитникам города 211,8 тонны продовольствия. Отлично выполняли задания в составе группы Кузнецова командиры экипажей ПС-84 В. И. Шутов, И. Г. Мосалев, А. Д. Калина, В. И. Заерко, М. Я. Бычков, Г. К. Кожевич, И. И. Селезнев, Н. Н. Симаков".
Донесения предельно кратки. В них ничего не говорится о том, что все эти рейсы были сопряжены с большой опасностью и риском. Враг, имевший численное превосходство в воздухе, стремился сорвать воздушные перевозки в город, который по замыслу гитлеровского командования был обречен на голодную смерть. Фашистские истребители, хорошо изучившие этот маршрут, рыскали на всех его участках. И нашим истребителям сопровождения приходилось вести, как правило, неравные бои. Им не всегда удавалось защитить транспортные самолеты.
19 ноября, когда группа Кузнецова совершила несколько удачных рейсов в Ленинград, другая группа ПС-84 подверглась внезапному нападению "мессершмиттов".
Вот как это было. На подходе к Комендантскому аэродрому фашистским истребителям удалось поджечь самолет, который вел известный летчик Е. Р. Киреев.
Самолет получил многочисленные повреждения. Разорвавшимся снарядом был убит командир корабля, тяжело ранен второй пилот А. Я. Жукотский. Слабея от потери крови и временами теряя сознание, он все-таки дотянул до аэродрома и благополучно посадил самолет. Люди и груз были спасены. В этой же схватке мужество, высокое летное мастерство проявил командир другого корабля - В. И. Шутов, который умелым маневром вышел из-под удара вражеских истребителей и тоже спас машину и продукты.
В худшем положении оказался самолет М. Е. Жукова, атакованный на небольшой высоте сразу четырьмя истребителями. Самолет загорелся и неуправляемый упал на землю.
Эти схватки в воздухе лишний раз убеждали летчиков, как много значат в бою самообладание, взаимовыручка, высокая ответственность за жизнь экипажа, пассажиров, за бесценный груз.
- Однажды в ясный морозный день 14 транспортных самолетов приземлились на Тихвинском аэродроме, чтобы взять там мясо для Ленинграда, - рассказывали нам командир эскадрильи В. А. Пущинский и его заместитель А. И. Семенков. Экипажи, как обычно, помогли грузить коровьи туши в самолеты. Как только закончилась погрузка, над аэродромом появились 12 "юнкерсов", прорвавшихся через зенитный заслон. Положение казалось безнадежным. Еще секунда-другая, и "юнкерсы" начнут пикировать и бомбить аэродромную площадку.
И вот здесь произошло то, чего меньше всего ожидали фашисты. "К пулеметам!" - крикнул командир корабля Михаил Скрыльвиков и сам первый кинулся к самолету, встал за турельный крупнокалиберный пулемет. Бросились к пулеметам стрелки-радисты, борттехники, в их числе комиссар эскадрильи И. С. Булкин.
Тут же ливень огня нескольких десятков турельных пулеметов заставил фашистов свернуть с боевого курса.
Враг попытался совершить повторный заход, но встретил еще более организованный огонь. Какова была наша радость, когда мы увидели, как, беспорядочно сбрасывая бомбы; фашистские самолеты удирали с поля боя.
...И вот последний рейс московских летчиков из Новой Ладоги в Ленинград. Полчаса лета - и они приземлились на аэродроме Смольное. Там разгрузились, взяли на борт людей.
- На этом ваша работа с Новоладожского аэродрома закончена, - сказал летчикам диспетчер. - Поступило распоряжение еще до наступления темноты всем вернуться на свои базы - в Хвойную и Кушаверу.
С Новой Ладогой летчики расстались с грустью. Какую-то неделю летали с этой площадки. Но она навсегда осталась в памяти. Здесь каждый записал на свой счет по 25-30 рейсов. И каких! Поистине огненных рейсов! Здесь, на Новоладожском пролете, они потеряли своих товарищей: Е Р. Киреева, М. Е. Жукова, И. У. Жантиева... Всего несколько дней назад слышали их голоса, ощущали тепло рук, вместе сидели в столовой... Трудно было примириться с гибелью надежных, верных товарищей, с которыми сроднила их война. У многих было такое чувство, что здесь оставляют они частицу самих себя.
...Прошло немного времени, и самолеты засветло приземлились в Хвойной и Кушавере.
На Хвойнинском аэродроме летчиков встречали как близких, дорогих людей. Девушки из санитарной бригады не скрывали слез радости... Опять собралась добрая половина жителей поселка. Каждому хотелось сказать летчикам слово привата, узнать как "там", в Ленинграде.
Семенков и Булкин направились было в столовую, как к ним подошла средних лет женщина с десятилетним мальчиком. Это была хозяйка дома, где они квартировали, Ольга Ивановна Иванова.
- Пойдемте-ка домой, - пригласила женщина. - Покормлю вас с дороги. Я тут кое-что приготовила.
- Мама блинов напекла, - оповестил сын.
- Здравствуй, Вовка, - протянул мальчику конфету Булкин. - Да ты вроде бы подрос, пока нас не было.
- Вот держи, - Семенков вытащил из кармана комбинезона пачку галет, сунул их в карман мальчишки, подбросил своего любимца в воздух.
От предложения идти ужинать домой летчикам пришлось отказаться. На аэродроме им передали: всем велено собраться в столовой.
- Ольга Ивановна, - сказал Семенков, - а блины вечерком попробуем...
По пути к столовой летчиков остановили девушки.
- Сегодня после ужина танцы и вечер художественной самодеятельности, объявила их старая знакомая Римма Нечаева.
- Для вас приготовили. Приходите, пожалуйста. Ждем, - добавила, покраснев, невысокого роста черноглазая девушка.
К летчикам подошла молодая симпатичная женщина. Это была Вера Николаевна Федорова, парикмахер.
- С возвращением, ребята! Что-то вы подзаросли у меня. На вечер в таком виде не пущу.
- Критику принимаем. Работой обеспечим. Точите ножницы, - ответил за всех Булкин.
Летчики знали эту энергичную женщину еще по работе на аэродроме. Вера Николаевна везде успевала - и грузила самолеты, и разравнивала взлетную полосу, выносила раненых, охраняла продукты.
Потом ее уговорили поработать временно парикмахером. Здесь она и осталась.
...Секретарь Хвойнинского райкома партии Е. И. Зверев не помнил, в двадцатых ли числах ноября или в конце месяца в Хвойную прилетели председатель Ленгориспол-кома Петр Сергеевич Попков и начальник Главного управления ГВФ генерал-майор Василий Сергеевич Молоков.
Расспросив секретаря об интересовавших их вопросах, гости не пробыли в райкоме и получаса.
- Пора, товарищи, - поднялся Зверев. - Летчики нас ждут.
Этот ужин в летной столовой летчики потом называли "банкетом". Хотя все было, как обычно. На столах - алюминиевые кружки с фронтовыми ста граммами. Дары хвойнинских лесов и огородов - соленые грибы, огурцы, капуста, нарезанный лук...
Но никто не притрагивался к еде. Все с любопытством посматривали на командирский стол, где расположились гости. Молоков раскладывал коробочки с орденами, наградные удостоверения.
Наконец из-за стола поднялся Петр Сергеевич Попков. Он передал собравшимся благодарность от Государственного Комитета Обороны, Военного совета Ленинградского фронта, Андрея Александровича Жданова за бесценную помощь ленинградцам.
- Мы знаем, дорогие товарищи, вы сделали все, что могли, - сказал он. К вам нет никаких претензий.
Обведя взглядом лица летчиков, он продолжал:
- Но если каждый из вас сможет брать на самолет еще на центнер больше, - спасем жизни еще тысяч людей. Ленинграду очень тяжело. Вы это знаете не хуже меня. Скоро будет легче. Пошли первые автоколонны с продуктами по ледовой дороге. Спасибо вам за самоотверженную работу.
А теперь слово Василию Сергеевичу Молокову.
Молоков зачитал приказ, провозгласил тост за награжденных. Пожелал всем летчикам успешных рейсов.
Выступлений не было. Вслед за Молоковым поднялся капитан Кузнецов. Сказал всего три слова:
- Служим Советскому Союзу!
В гости к летчикам пришли школьники-старшеклассники. Они дали концерт. Пожалуй, самый большой успех выпал на долю семиклассницы Лии Макаревской...
Но лучше предоставим слово самой Лии Александровне Макаревской, заслуженному учителю РСФСР, ныне директору Хвойнинской средней школы. С нею мы встретились в Хвойной осенью 1980 года. Лия Александровна пообещала во время нашей встречи припомнить все о тех далеких днях и написать подробное письмо.
"Шла война, и, конечно, она напоминала о себе во всем, - пишет Л. А. Макаревская. - Аэродром, летчики, которых прежде не видели жители нашего тихого в довоенные годы поселка, госпитали, эвакуированные... Но так устроена жизнь, что все это тесло переплеталось с мирными делами. Поселок Хвойная жил. Мы, школьники, учились, читали книги, репетировали в драмкружке, нянчили малышей в детском приемнике, помогали родителям, нашим мамам. Ведь у большинства отцы воевали на фронте. Ходили в кино, на танцы...