Когда чайник запел, запела и Герда – старую песенку из ее детства в Миннесоте. Запела без слов, давно забытых. Она не слышала, как вошел Руперт, только почувствовала, будто в комнате что-то переменилось. Обернулась и увидела его на пороге двери в холл. Растрепанные волосы и румяное от ветра лицо говорили, что он гонялся по парку вместе с Маком.
   Несколько секунд он таращил на нее глаза и молчал, будто стараясь вычислить, кто она такая и что делает в его доме. Потом сказал ровным голосом, в котором не было привета:
   – Добрый вечер, Герда.
   – Добрый вечер, мистер Келлог.
   – Как прошел отпуск?
   – О, великолепно. Но, по правде говоря, я рада возвращению домой.
   – И я рад, что вы вернулись.
   Но радости не было ни в его лице, ни в голосе, и Герда задумалась, чем могла она досадить ему. "Что я такого сделала? Я была в Йеллоустоне. Ах, вероятно, это одно из его скверных настроений. Немногие знают о таких его настроениях".
   – Как поживает миссис Келлог? – осторожно спросила она. – И Мак?
   – Миссис Келлог уехала на другие каникулы. И Мака взяла с собой.
   – Но...
   Чайник засвистел, словно предупреждая. Герда сжала губы и захлопотала около плиты, стараясь не глядеть на деревянную вешалку у задней двери, где висел красный с черным витой поводок Мака. Ей чудилось, будто глаза мистера Келлога уставились ей в спину, как двуствольное ружье.
   – Что же, Герда? Рассказывайте дальше.
   – Я ни о чем говорить не собиралась. Вас не соблазняет яйцо, мистер Келлог?
   – Нет, благодарю вас. Я поужинал.
   – Питаясь в ресторанах так долго, как пришлось мне, проголодаешься по чему-нибудь домашнему, вроде яйца всмятку.
   Яйцо растрескалось в кипящей воде. Герда бросила в воду щепотку соли, чтобы белок не вытек из скорлупы. Ее рука дрожала, и немного соли просыпалось на плиту, мгновенно превратив синее пламя газа в оранжевое. "Поводок Мака висит у двери. Он хорошо воспитанный песик, лучший из всех. Но никому в голову не придет вести его без поводка из-за машин. Особенно этого не станет делать миссис Келлог. Она нервничает в потоке автомобилей. Никогда не пробовала научиться водить машину".
   Вслух Герда спросила:
   – Вы питались в ресторанах или дома, пока миссис Келлог в отъезде?
   – Так на так.
   – Должна признаться, кухня в безукоризненном порядке.
   – Сегодня утром мисс Бартон забежала по дороге из церкви домой и помогла мне с уборкой.
   – О! – произнесла Герда, а про себя подумала: "Миссис Бартон, эта тварь с крашеными волосами. По дороге домой из церкви по дороге! А куда ведут наши дороги нынче, хотела бы я знать?"
   Она вынула яйцо из кастрюльки и сунула на яичную подставку. Затем намазала маслом кусок хлеба, села за стол и принялась за еду. Мистер Келлог все еще торчал на пороге, разглядывая ее со странным выражением в глазах. Это привело ее в такое замешательство, что она едва могла глотать.
   – Между прочим, – заговорил Руперт, – вам будет интересно узнать, что Мак выглядел шикарно. Моя жена привезла ему из Мехико новый поводок – одну из этих причудливых, сплетенных руками кожаных вещичек.
   – Да ну! Как это мило.
   – Мак тоже так считает.
   – Могу поручиться, он выглядел так очаровательно, что не передашь словами.
   – Да. – Руперт отступил с гримасой, словно от внезапной боли. – Когда поедите, хотел бы поговорить с вами, Герда. Я буду в кабинете.
   Разговор оказался прост. Ее уволили. Ни малейших претензий к ее деловым качествам, конечно. Все дело в простой экономии. Миссис Келлог пробудет на востоке неопределенное время, и нет никакой возможности содержать Герду. Он произнес множество добрых слов о ее достоинствах, ее умелости и так далее. Но все сводилось к одному: ее увольняли. Месячное жалованье вместо предуведомления и лучшие рекомендации, которые напечатает мисс Бартон, будут ждать ее в конторе. Доброго пути и большой удачи.
   Герда спросила:
   – Значит, вы хотите, чтобы я сейчас же, сразу ушла?
   – Да.
   – Прямо вот так, ночью?
   – Так будет проще всего, – заверил Руперт, – поскольку вы еще не распаковались. Я отвезу вас, куда захотите.
   – Мне некуда идти.
   – Есть отели. И Христианская ассоциация молодых женщин.
   Герда подумала о теплых, уютных вечерах перед ее телевизором, взамен которых наступят смертельно холодные в гостиной ХАМЖ, в компании множества женщин, таких же скучных, как она сама. Обида ударила ей в глаза так, что она залилась слезами.
   – Ну, ну, Герда, – смутился Руперт. – Не надо плакать. Ведь, в сущности говоря, это не касается личности.
   – Лично меня касается!
   – Мне очень жаль. Я хотел бы – право же, мы все хотели бы, чтобы дела складывались иначе.
   – Какое ужасное возвращение домой.
   – Бывает ужаснее, – возразил Руперт, вспомнив, как возвратился сам.
   – Как быть с телевизором?
   – Он ваш. Я приглашу электрика, чтобы он отключил его и перевез к вам, когда вы устроитесь.
   – Если устроюсь.
   – Я убежден, что вы без труда найдете место, которое приглянется вам больше. Здесь вам было бы очень скучно без миссис Келлог и Мака. Советую обратиться в агентство по найму.
   Герда всхлипнула. Ее не прельщал этот совет. Она знала агентства по найму, надменный тон, каким там задавали вопросы с таким видом, будто не очень просто найти место, а все лишь для того, чтобы поднять себе цену, когда место найдется.
   – Пожалуй, я позвоню Брандонам, – подумала она вслух.
   – Кому?
   – Брандонам. Брату миссис Келлог и его жене. Им приходится содержать огромный дом в Атертоне, и я неоднократно слышала ее жалобы на то, как трудно найти приличную помощь.
   Он молчал, продолжая таращиться на нее, словно на помешанную. Герда, вспыхнув, спросила:
   – Может, вы считаете, что я и мои деревенские привычки не годятся для такого модного места? Ведь вы это подумали? Ну так позвольте вам доложить, что я собственными ушами слышала, как миссис Брандон назвала меня сокровищем. Это случилось не более трех месяцев назад. И если я была сокровищем три месяца назад, я полагаю, ничего с тех пор не изменилось.
   – Конечно, конечно, вы сокровище, – согласился Руперт. Он говорил почти что шепотом, а хотелось завыть в голос. – Только, насколько я знаю, у миссис Брандон сейчас полный штат прислуги.
   – Это не значит, что завтра он тоже будет полным. Или через неделю, при теперешнем положении дел в мире.
   – Вас может не устроить жизнь на полуострове.
   – Там очень приятный климат. Весь этот городской туман тяжело отзывается на моих бронхах, а они самое слабое у меня место.
   – У Брандонов трое детей. Очень шумных.
   – Немножко шуму мне не повредит. – Она повернулась к двери. – Пожалуй, я пойду поищу картонок, чтобы запаковать остаток моих вещей.
   – Герда. Подождите!
   Она обернулась, удивленная настойчивым голосом.
   – Да, сэр?
   – Я сам позвоню миссис Брандон, если хотите, и спрошу, есть ли у нее место, что она может платить вам, ну и так далее.
   – Не хочу затруднять вас.
   – Это вовсе не трудно.
   – Право, вы удивительно добры, мистер Келлог. Я чрезвычайно обязана...
   – Могу позвонить прямо сейчас, пока вы здесь, и наладить дело. – Он одарил ее сухой усмешкой. – Вам может полюбиться работа у Брандонов. У каждого свой вкус.
   Складывая у себя в комнате оставшиеся вещи, она слышала его разговор по телефону из кухни. Он говорил так отчетливо и громко, что она с удивлением подумала – не стала ли Хелен Брандо} немножко глуховата.
   – Хелен? Руперт у телефона... Отлично. А вы?.. Рад слышать это... О, она наслаждается, посещая все удовольствия Нью-Йорка. Хелен, причина моего звонка – Герда. Она вернулась сегодня вечером из отпуска, и мне пришлось объявить ей, что я не в состоянии содержать ее. Как вы знаете, она идет по первому классу в своей работе... Сокровище. Да, она помнит, что вы ее так назвали, когда говорили с Эми не так давно... Не могу помочь, даже если Эми будет злиться. Вопрос простой экономии... Буду питаться в ресторанах и найму женщину, которая станет раз в неделю убирать дом. Но, возвращаясь к проблеме Герды...
   Герда-сокровище вступила в короткую битву с Гердой-женщиной. Победила женщина и прокралась на цыпочках через холл к телефону в спальне хозяина. Ей не понадобилось снимать трубку, чтобы слышать Руперта, его голос прямо гремел в кухне. Миссис Брандон несомненно оглохла. А может, всегда была глуха и скрывала это, читая по губам собеседников.
   Рука Герды с виноватой медлительностью потянулась к трубке.
   – Не надо бы делать это. Ведь я сокровище...
   – Я думал, хорошо бы сохранить Герду в семье... Да нет, понимаю, сейчас вам никто не нужен, Хелен... Честно говоря, я думаю, вы потеряете замечательную возможность, если не схватитесь за нее. У нее редчайшая квалификация, как вы сам знаете. Я уверен, она была бы хороша при детях... Ну, что ж, раз у вас нет места, ничего не поделаешь...
   Щепетильно, словно хирург, Герда подняла трубку. В ухо загудел сигнал "не занято". Примерно секунду она предполагала, что миссис Брандон, внезапно обидевшись или заскучав, повесила трубку. Потом опять из кухни послышался голос Руперта:
   – Естественно, она разочаруется. Я тоже. Но мы не можем требовать от вас невозможного, Хелен... Да, я посоветую ей попробовать еще раз, через несколько месяцев. Всего хорошего, Хелен.

Глава 9

   – Эта Герда Ландквист надежна? – спросил, потирая подбородок, Додд.
   Не считая последних двадцати четырех часов, Джилл Брандон едва знал о существовании Герды и не мог бы толком ответить на вопрос. Но ему хотелось ей верить, и он энергично закивал:
   – Вполне надежна. Я доверил бы ей собственную жизнь.
   Додд улыбнулся своей сухой усмешкой, означавшей недоверие практически каждому.
   – Есть множество людей, которым я доверил бы собственную жизнь, но не поверил бы в их отчет о том, что они видели или испытали.
   – Мисс Ландквист не из фантазеров. И у нее нет причин выставлять в дурном свете моего зятя.
   – Месть за то, что он ее рассчитал.
   – Она уже работает на гораздо более выгодном месте, – натянуто заметил Джилл.
   – У вас?
   – У нас.
   – Почему?
   – Почему? Нам была нужна еще одна прислуга. Вот почему.
   "Вовсе не потому, – подумал Додд. – Теперь, когда он заполучил первые крохи свидетельства против зятя, он будет хранить это в безопасном месте. Не хотел бы я быть в шкуре Келлога. У Брандона серьезные намерения".
   Джилл сказал:
   – Поймите, Герда даже не знает, что Эми пропала. Она думает, Эми просто проводит время в Нью-Йорке.
   – А по-вашему это не так?
   – Я знаю, что не так. Я уже говорил вам: у нас есть родственники в Куинсе и Уестчестере. Я звонил в оба места вчера ночью, когда Герда явилась к нам со своей историей. Никто из них не видел Эми и не слышал о ней.
   – Это ровно ничего не означает.
   – Означает, если знать Эми. Она всегда поддерживала родственные связи. Если б она находилась вблизи Нью-Йорка, она позвонила бы кузену Харрису или тете Катэ. Хочешь не хочешь, а связалась бы с ними из чувства долга.
   – Давно вы последний раз видели сестру?
   – Она уехала в Мехико-Сити третьего сентября, в среду. Я попрощался с нею накануне.
   – Она себя нормально вела?
   – Вполне.
   – Была в хорошем настроении?
   – В великолепном. Чуть возбуждена перед поездкой, совсем как ребенок, который никуда еще самостоятельно не ездил.
   – Миссис Виат была тогда с нею?
   – Да. Они обе бегали по магазинам, делали последние покупки. И позвонили, чтоб я приехал позавтракать с ними.
   – Что за женщина была миссис Виат? – поинтересовался Додд.
   – Эксцентричная. Некоторые считали ее очень забавной, и думается, Эми была довольно-таки очарована ею, – во всяком случае, никогда не знала, как поведет себя Уильма в каждую следующую секунду. – Помолчав, он мрачно добавил: – Теперь знает.
   – Да. Надо полагать – знает. В какой день миссис Виат покончила с собой?
   – Около трех недель тому назад. В воскресенье вечером, седьмого сентября. Я узнал назавтра, когда секретарша Руперта, мисс Бартон, позвонила мне в контору. Руперт в тот же день, седьмого, поехал в Мехико.
   Додд записал даты в блокнот больше для того, чтобы что-нибудь делать, а не в расчете воспользоваться ими. Все еще убежденно веря в "полеты" семейных дам, он считал, что Эми вынырнет в один из ближайших дней с неправдоподобной, внезапно приключившейся историей.
   – Я не имел от него вестей целую неделю, – продолжал Джилл. – В тот вечер меня не было дома, но он передал через моего сына, чтобы я пришел к нему домой обсудить нечто очень важное. Когда я пришел, он сказал, что Эми уехала, и дал мне ее прощальное письмо – первое из тех, что я принес к вам. Помните его содержание?
   – Да.
   – Она писала, что напилась в тот вечер, когда умерла Уильма.
   – И дальше?
   – Руперт немножко добавил к этому. Сказал, что она была в компании с американским завсегдатаем баров по имени О'Доннел. Думаю, он соврал. Моя сестра хорошо воспитана. Воспитанная женщина никогда не войдет в бар и не подцепит...
   – Минуточку, мистер Брандон, – прервал Додд. – Давайте выясним кое-что. Если я должен найти вашу сестру, мне гораздо важнее знать ее недостатки, чем достоинства. Она может быть доброй, ласковой, милой и так далее. Это ничем не поможет мне. Но если я узнаю, что она питает слабость к завсегдатаю баров по имени О'Доннел, я немедленно возьмусь за свои папки в поисках завсегдатая баров по имени О'Доннел.
   – Ваш юмор не смешит.
   – Я не думал шутить. Я устанавливал факты.
   – Что ж, считайте, что установили, – холодно сказал Джилл. – И все же это не меняет дела. У моей сестры нет слабостей в таком роде. Кроме того, Руперт известный враль.
   – Имеете в виду рассказ Герды Ландквист, как он разыграл телефонный разговор с вашей женой?
   – Да, в числе многого другого.
   – Как вы думаете, зачем он фальсифицировал этот разговор?
   – Это очевидно. Чтобы Герда не пробовала получить место в нашем доме.
   – Почему?
   – Боялся, что она снабдит нас кое-какой информацией.
   – Говоря "нас", вы подразумеваете себя и жену?
   – Одного себя. Миссис Брандон видит в каждом лучшее. Она поразительно доверчива.
   – Руперт тоже, – согласился Додд. – Иначе он ни за что не пустился бы на этот трюк с телефоном, зная, что в спальне есть второй аппарат.
   – Доверчив? Возможно. Или просто глуп.
   – Во всяком случае – дилетант.
   – Дилетант. – Джилл обрадованно закивал. – Именно дилетант. Вот почему его поймают.
   Додд сложил руки и прикрыл глаза. Как священник, готовый помолиться за грешные души, хотя они, по его глубокому убеждению, так и останутся погрязшими во грехе.
   – Скажите, мистер Брандон, Герда Ландквист давала вам какую-нибудь информацию, порочащую вашего зятя? Ну, скажем, скверный ли у него характер? Часто он ссорится с женой? Кто он – пьяница или водохлеб?
   – Нет, ни то, ни другое, насколько мне известно.
   – Чем он особенно плох, по мнению Герды?
   – Он угрюм, легко поддается плохому настроению.
   – И это все?
   – Еще она вспоминает, что прошлой весной он поздно возвращался домой. Ссылался на работу.
   – В какой месяц весны?
   – Кажется, она назвала март.
   – Март, – указал Додд, – время подоходного налога, а ваш зять бухгалтер. Ему везло, если он вообще умудрялся приходить домой.
   Джилл вспыхнул:
   – Не понимаю, на чьей вы, в общем-то, стороне?
   – Я не принимаю чью-нибудь сторону, пока обе команды не выйдут на поле и я не пойму, какую игру они поведут.
   – Это не игра, мистер Додд. Пропала моя сестра. Отыщите ее.
   – Стараюсь, – ответил Додд. – Вы принесли фотографии?
   – Вот, пожалуйста.
   Фотографии лежали в плотном конверте: две формальных и около дюжины больших цветных моментальных снимков. На большинстве снимков Эми улыбалась. Но обе фотографии показывали ее серьезной и застенчивой, как если бы она не хотела находиться перед камерой и знала заранее, что результаты никого не удовлетворят. "Подавлена, – подумал Додд. – Стремится понравиться. Слишком стремится".
   Один из моментальных снимков запечатлел ее сидящей на лужайке с черным песиком у ног. На фоне зеленой травы отчетливо переплетались красное и черное в поводке и ошейнике собачки.
   – Это Мак?
   – Да. Породистый шотландский терьер. Пять лет назад я подарил его Эми в день рождения. Она привязана к нему, пожалуй, даже слишком. В конце концов, это все-таки собака, а не ребенок, а она таскает его с собой куда бы ни шла: в город за покупками и тому подобное. Даже собиралась взять его с собой в Мехико, но испугалась карантина на границе.
   – Она всегда держит его на поводке?
   – Всегда. И непременно на этом поводке. Наверно, вы не заметили в нем ничего особенного, если только вы не знаток шотландских тканей. Но этот узор совсем необычен. Он представляет клан Маклак-лана. Мак зарегистрирован в Американском собачьем клубе под своим официальным именем Маклаклан Меррихарт, и Эми захотела сделать ошейник, поводок и шубку Мака из настоящего шотландского тартана. Комплект обошелся в сотню долларов, – почти столько же стоила собака.
   Джилл прервался, чтобы зажечь сигарету. Изображения Эми, разложенные по столу Додда, насмешливо ему улыбались.
   "К чему вся эта возня вокруг меня и моей собачки? Мы в Нью-Йорке. Посещаем зрелища. У Мака – новый, ручной работы кожаный поводок, который я купила ему в Мехико..."
   – Где бы ни была сейчас Эми, – заговорил Джилл, – она не взяла с собой Мака. Его поводок все еще висит в кухне.
   – Руперт поясняет. Он сказал Герде...
   – Я знаю, что он сказал Герде. Но это неправда.
   – Согласен, не похоже на правду, – осторожно заметил Додд. – Хотя и возможно.
   – Знай вы Эми, так не подумали бы. Она по-детски гордится тартаном Мака.
   – Тогда куда же девалась собака?
   – Я бы дорого дал, чтобы знать ответ.
   "Возможно, и придется", – подумал Додд. Розыск людей был достаточно сложен. Разыскать скотча, похожего на тысячу других скотчей, казалось невозможным. Не было никаких гарантий, что собачонка еще жива. Он спросил:
   – Зачем Келлогу было первым долгом говорить вам, что Эми взяла с собой собаку?
   – Хотел убедить меня, что Эми сама вернулась домой и уехала опять.
   – Есть какое-нибудь свидетельство на этот счет?
   – Слово Руперта.
   – Больше никто ее не видел?
   – По моим сведениям, никто.
   Додд проверил свои записи.
   – Посмотрим. Она вернулась из Мехико в воскресенье, четырнадцатого сентября, и уехала в тот же вечер, ни с кем не простившись и не виденная никем, кроме Руперта. Правильно?
   – Так.
   – У вас есть какое-нибудь предположение – почему?
   – Почему она не позвонила мне и не показалась? Конечно, у меня есть соображение Она домой не возвращалась. Может быть, вообще не покидала Мехико.
   – Будем откровенны, мистер Брандон, вы уверены, что ваша сестра умерла?
   Джилл посмотрел на снимки, улыбавшиеся со стола Додда: "Я умерла? Не глупи, Джилли. Я в Нью-Йорке. Я веселюсь". Он ответил сквозь стиснутые зубы:
   – Да, я верю в то, что он убил ее.
   – С какой целью?
   – Деньги.
   Додд негромко вздохнул:
   – Если не деньги, то любовь. Возможно, оба они дошли до точки, оба ищут безопасности.
   – Он обладает всеми полномочиями, – пояснил Джилл. – Ему даже незачем дожидаться доказательств о ее смерти, чтобы унаследовать деньги.
   – Ваша сестра оставила завещание?
   – Да. Руперт получает половину ее имущества.
   – А кому другая половина?
   – Она завещана мне.
   Додд промолчал. Но его густые черные брови поднялись по лбу и опустились, как бы следя за мелькнувшей мыслью: "Любопытно, мистер Брандон. Я знаю – а вы не знаете, что я знаю, – вот уже некоторое время вы живете не по средствам, выхватывая куски из состояния, чтобы подкормить весьма недокормленные инвестиции". Вслух Додд сказал:
   – В том случае, если ваша сестра скончалась, вам было бы выгодно доказать это как можно быстрее.
   – На что вы намекаете?
   – В том случае, если миссис Келлог просто отсутствует, полномочия ее мужа остаются в силе. У него полный контроль над ее имуществом, и сколько достанется вам или кому-нибудь еще, целиком на его усмотрении. Допустим, сестра умерла. Для вас выгодно сохранить ее имущество нетронутым, – значит, надо как можно скорей добыть свидетельство о ее смерти. С точки зрения мужа, чем дольше откладывать и тянуть, тем лучше будет для него.
   – Мне неприятно думать о таких вещах.
   "Ты уже подумал о них, парень. Не пробуй надуть меня".
   – Полно, мистер Брандон, мы же просто забавляемся, высказывая всякие предположения. Кстати, ваша сестра должна была вполне доверять Руперту, иначе она ни за что не дала бы ему таких полномочий.
   – Может быть. Но он мог применить какие-нибудь настойчивые меры, чтобы получить их.
   – Вы говорили, будто у него небольшое, но процветающее дело?
   – Говорил.
   – И он живет скромно?
   – Но нет гарантий, что он намерен и дальше жить скромно, – ответил Джилл. – Эта его спокойная внешность может скрывать достаточно фантастические и дикие идеи.
   – Вы верите, что он уволил Герду Ландквист по экономической необходимости?
   – Только если у него были какие-то необычные расходы.
   – Например, долги игрока?
   – Например, другая женщина.
   – С вашей стороны, это чистая спекуляция, не так ли, мистер Брандон. Или нечистая, по обстоятельствам дела.
   – Можете называть это спекуляцией. Я называю обыкновенной арифметикой. Дважды два ведет к мисс Бартон, его секретарше. – Джилл зарыл сигарету в переполненной пепельнице, рекламирующей лавку Пицца Луиджи на Мезон-стрит. – У меня две секретарши, но, могу вас уверить, ни у одной нет ключа от черного входа, и ни одна не ходит за моей собакой, ни одна не забегает после церкви, чтобы навести порядок в доме.
   – Проверка мисс Бартон не составит особого труда.
   – Только, пожалуйста, осторожней. Если она что-нибудь заподозрит, то сразу насплетничает Руперту, а он поймет, что я вас нанял. Он ничего не должен знать. Основа нашей тактики – сюрприз.
   – Моей тактики, если не возражаете, мистер Брандон.
   – Ладно, вашей. Покуда он не будет пойман. И – наказан.
   Додд откинулся на своем вертящемся стуле и сплел пальцы. Теперь он видел: Брандон больше хочет наказать Руперта, чем найти сестру. Он слегка вздрогнул. Было три часа солнечного теплого дня. Но чудилось, что это полночь суровой зимы.
   Додд встал, затворил окно и почти сразу распахнул его настежь. Ему не понравилось сидеть взаперти с Джиллом Брандоном. Он спросил:
   – Скажите, вы разговаривали с зятем после того утра, когда он отдал вам письмо?
   – Нет.
   – Вы не делились с ним подозрениями?
   – Нет.
   – Это могло бы очистить воздух.
   – Я не собираюсь давать ему преимущество, чтобы он подкупил моих сторонников.
   – Вы уверены, у вас есть сторонники?
   – Уверен. Никто не станет лгать, как лжет он, если нет чего-то, что надо скрыть.
   – Хорошо, – прервал его Додд. – На минуту оставим Руперта в покое. Как вы считаете, где видели миссис Келлог последний раз?
   – В госпитале. Она попала туда в шоке после смерти Уильмы. Кажется, он называется Американско-Британское общество.
   – А как называется отель, где останавливались они обе?
   – Собирались остановиться в отеле "Виндзор". Но не знаю, остановились или нет. У миссис Виат был очень переменчивый нрав: по любому пустяку могла рассердиться и тут же переехать в другое место. Но можно биться об заклад: где бы они ни остановились, выбирала миссис Виат. Сестра так и не научилась отстаивать свои права.
   Додд записал: "Отель "Виндзор", 3 сентября. Американо-Британский госпиталь, 7 сентября". Потом собрал фотографии Эми, положил их назад в плотный конверт и пометил его: "Э.Келлог".
   – Пошлю парочку моему другу в Мехико.
   – Зачем?
   – Он может согласиться за плату расследовать, как началась беда. В деле нужен объективный отчет, – вы так нетерпимы ко всему, что говорит ваш зять.
   – Он кто, ваш друг?
   – Полицейский в отставке из Лос-Анджелеса по имени Фоулер. Он хорошо работает и дорого стоит.
   – Как дорого?
   – Не берусь назвать точную сумму.
   Джилл вытащил из кармана конверт без марки и протянул его Додду.
   – Тут пятьсот наличными. Этого пока достаточно?
   – В зависимости...
   – В зависимости от чего?
   – От того, сколько понадобится моему другу, чтобы дать взятку.
   – Денежную взятку? Кому он должен будет дать взятку?
   – В Мехико, – сухо сказал Додд, – практически всем.

Глава 10

   По четвергам Пат Бартон посещала танцевальные вечера в Академии Кента. Чтобы не заходить домой после работы, она просто брала в контору свое танцевальное снаряжение – пару прозрачных туфель из пластиката на трехвершковых каблуках и флакон одеколона с сильным запахом, потому что в Академии не выветривался прогорклый воздух школьного гимнастического зала. Словом, одеколон был если не необходимостью, то благом, чего нельзя было сказать о башмачках Золушки. Они препятствовали успехам мисс Бартон. После одиннадцати месяцев ("Научим танцевать с первого урока") у нее все еще серьезно не ладилось с мамбой, а сверхпрограммные колебания тела в ее танго приводили инструктора в отчаянье: