Минаков Василий. Гневное небо Тавриды

   Боевым разворотом уйдя в сторону, Литвинчук нацелился на вторую группу. Сближение под ракурсом две четверти со стороны солнца. С пятисот метров стрелки "юнкерсов" открыли огонь. Литвинчук ввел машину в пологое пикирование. Небольшой доворот, и перекрестие прицела совместилось с фюзеляжем "юнкерса". Еще несколько секунд на сближение...
   Оранжевая трасса полоснула по серому телу врага. Тот вспыхнул, потянул к берегу...
   - Рухнул, командир! Возле Камыш-Буруна... Смотри, "мессеры"!
   В атаку заходила первая пара. Литвинчук моментально развернулся. Ведущий гитлеровец нырнул вниз, ведомый отвернул вправо. Борис бросился за ним, гитлеровец не рассчитал маневр, оказался под носом у Колонтаенко.
   - Бей! - крикнул комэск, отворачивая, чтоб не попасть под его очередь.
   Колонтаенко моментально поймал гитлеровца в прицел, ударил. "Мессер" неуклюже завалился на крыло...
   - Есть, командир!
   Литвинчук шел навстречу второму, лоб в лоб. Выждал, когда у врага сдали нервы. Затем молниеносный переворот через крыло, заход в хвост. Колонтаенко, чтоб не мешать, пристроился в хвост к командиру. Три самолета неслись друг за другом, то чуть не отвесно ныряя к земле, то крутой горкой взмывая вверх. Оторваться от Литвинчука... Колонтаенко улыбался. Наконец это понял и сам фашист. Бросился на отчаянный трюк: переломил машину в отвесное пике, затем вертикально взмыл вверх. Литвинчук разгадал маневр, выждал, встретил. Судьба врага была решена...
   Но как раз в это время подоспел со своим звеном вызванный на помощь лейтенант Краснов. С ходу поймал в прицел зависший "мессер" и сбил его одной очередью.
   - Дарю на память, Петя! - крикнул Литвинчук.
   - Спасибо, Борис! В долгу не останусь, - уверенно обязался Краснов.
   Через несколько минут вся фашистская армада была рассеяна. Побросав бомбы куда попало, "юнкерсы" убрались восвояси...
   Я поздравил Бориса со сбитым "арадо".
   - Редкая дичь! Стоило перышко взять на память. Деткам показывать после войны.
   Женатый Борис такой шутки не принял. С сомненьем пощурился вдаль, будто пытаясь там разглядеть это "после", что я так просто ему обещал.
   - С креста надо было тогда начинать, - заметил без сожаления, впрочем. Что фриц мне на память дарил.
   - Друг? Вместе летали? В одной "карусели"?
   - Летали. В одном самолете. Вдвоем.
   - Ну, знаешь, Боря, - я покосился в сторону штаба. - Считай, я не слышал. Кстати, на днях мы тут вспоминали ваш "цирк"...
   - Вот в то как раз время и довелось прокатиться...
   Оказалось, не шутит.
   Обозленные налетами маленьких бомбардировщиков немцы разнюхали их аэродром. Вечером 23 августа береговые посты наблюдения предупредили: идут в вашу сторону. Командир полка поднял дежурное звено. Борису достался сектор в глубь моря километров на двадцать.
   - Луна взошла рано, и от заката щелочка оставалась. На этой полоске его и засек. Пропустил мимо, чтоб окончательно убедиться, глаз-то не очень еще был наметан на них. Точно, "хейнкель"! Один идет, разделились, значит, как темнота наступила, поодиночке пробраться хотят. Не торопясь развернулся. Заметил? Нет, позволяет зайти себе в хвост. Ну, значит, я ему и хозяин. Подкрался не больше как на полсотни, выбрал, как в тире, правый мотор. Где ж тут промажешь? Дым белым парком, как из чайника, потянулся. Застрочили его стрелки. Повторно с маневром пришлось заходить, но попал и в левый. Фриц провалился, но опытный, видно, тут же опору обрел. Пламя сумел сбить скольжением, но из пике выйти пороху не хватило. До берега все ж дотянул, приземлился на пляже у Донузлава. Как на картинке, распластанный под луной! Горючее у меня еще оставалось, проштурмовал его с двух заходов, чтоб пограничников к месту привлечь...
   Наутро стало известно, что пограничники захватили фашистских летчиков, когда те собирались удрать на резиновой лодке. Один из стрелков был убит очередью Литвинчука в воздухе, второй ранен при штурмовке на берегу. Борис живых фашистов еще не видел, попросился слетать на заставу на По-2.
   Пограничники вынесли его на руках из кабины, давай качать. Тут же, понурясь, стояли три гитлеровца.
   - Командир их, матерый зверь, вдруг увидел у меня орден. Отбрыкнулся от охранника, просунулся сквозь толпу. "Циркус? Циркус?" - показывает на ладонях. Может, отсюда потом и пошло это - "цирк". Я машинально кивнул. Он вдруг вытянулся передо мной, каблуками прищелкнул. Расстегнул китель, главный свой крест отвинтил. Протягивает торжественно: "Битте..." Я головой мотаю - на кой. "Европа, Европа", - он поясняет: не за разбой, мол, на вашей земле получил. Я, как могу, ему объясняю:' мол, все равно за разбой...
   - Но ты сказал, что летал с ним?
   - Тут же и полетели. "Что с ними будете делать?" - спрашиваю у хлопцев. "В Симферополь отправим". - "Может, летчика сначала к нам отвезу? Что-то полезное нам расскажет". Начальник заставы подумал. "Бери! Только уж пусть извинит, свяжем. Мало что может в башку ему в воздухе там прийти". Ребята специалисты, к спинке сиденья его прикрутили. "Во, - говорят, - осанка, как генерал!" Полетели. Тут мне молодость вспомнилась, аэроклуб, машина сама подсказала, родненький наш У-2, для солидности марку сменивший. Не удержался, серию заложил на высшую сложность. Оглянулся - фриц бледный, но улыбается, понял: "Гут, гут!" Так вот и долетели...
   Вечером дома в Евпатории - жили еще по довоенному, с семьями, - жена Шура, сама летчица, встретила, как обычно, вопросом: "Трудный был, Боря, полет?" "Веселый!" - ответил Борис, расхохотавшись...
   - Ас "арадо" трудно было? - задал я тот же почти вопрос.
   - Бывало и потрудней. Живучая каракатица! Но сама по себе-то, вот именно, дичь. Если б не "мессеры"...
   Это было 22 ноября, над Эльтигеном.
   К боевым действиям полк приступил с рассвета. Перед вылетом группы Литвинчука над плацдармом уже побывали сначала третья, за ней вторая эскадрильи. Бои завязывались с ходу и заканчивались, когда кончался в баках бензин. Прошло три недели со дня высадки десанта, в сражение вовлекались все новые и новые силы...
   Взлетели двумя звеньями - восемь машин. Видимость в небе была хорошая, облачность стояла невысоко. Над Керченским полуостровом увидели шестнадцать Ме-109 - пришли расчистить воздушное пространство для своих бомбардировщиков. Вступать в бой почему-то не торопились.
   Выждал и Литвинчук. Обе группы прошли своими курсами, строем, словно бы не заметив друг друга. И тут Борис, стремительно развернувшись, ринулся в самую гущу вражеской стаи. Ведомые моментально поняли его. Закрутилась воздушная карусель.
   Стесненные невысокой облачностью, машины маневрировали в основном по горизонтали. Фашисты действовали нахально: их было ровно вдвое больше. Один, зайдя в хвост Краснову, уже готовился открыть огонь. Петр резким маневром развернул машину и в лоб расстрелял фашиста. Пыл вражеских летчиков поостыл.
   Но вот показались бомбардировщики - восемнадцать Ю-87. Литвинчук бросился с одним звеном на них, четверка Краснова осталась сковывать боем "мессеры". Гвардейцы дрались бесстрашно. "Юнкерсы", не ожидавшие нападения, сломали строй, принялись сбрасывать бомбы. Они рвались в расположении гитлеровских войск. Рассеяв и обратив бомбардировщики в бегство, Литвинчук вернулся к "мессерам".
   Но фашистские истребители уже потеряли охоту драться, стали уходить в облака. Вскоре восьмерку Литвинчука сменила другая.
   Уже был взят курс на свой аэродром, когда Георгий Колонтаенко вдруг передал:
   - Внизу "арадо"!
   - Вижу, - отозвался Литвинчук. - Атакую звеном. Петя, прикрой от "мессеров"!
   Огромная каракатица летела на высоте тридцати метров, вела наблюдение за передвижением наших плавсредств в Керченском проливе. Литвинчук, сделав полупереворот, зашел в атаку. Ведомые не успели повторить его маневр, как он уже бил из пушки и пулеметов.
   Атакованный гидроплан оказал остервенелое сопротивление. Две его пушки и два пулемета, казалось, заполнили огнем все пространство над ним. Машина Бориса стремительно взмыла вверх. Его сменило звено Краснова. Вся четверка открыла огонь одновременно. Гидроплан задымил, но продолжал лететь и вести прицельный огонь. Исключительная живучесть этой машины не раз обманывала наших истребителей.
   Вновь атакует Борис. С ним рядом идет Колонтаенко. Сближение. До предела. Меж огненных трасс. И вот... Вся длинная очередь вошла в темно-зеленую тушу "арадо", он загорелся, ткнулся в воду носом и сразу стал погружаться.
   - Сбор, идем домой, - спокойно оповестил своих товарищей Литвинчук.
   Убедившись в бесплодности попыток сбросить десант в море, гитлеровцы вели бои на изнурение. Старались не дать возможности расширить и укрепить плацдарм. При этом на авиацию возлагалась одна из главных задач - контроль коммуникаций, связывающих плацдарм с Кавказским побережьем.
   ...Вторым звеном в эскадрилье Литвинчука командовал старший лейтенант Дмитрий Зюзин. 25 ноября он вылетел во главе восьмерки на прикрытие плацдарма от вражеских бомбардировщиков. Барражирование решил проводить двумя звеньями на разных высотах - это облегчало своевременное обнаружение противника.
   Над позициями врага появились наши штурмовики в сопровождении "яков". Они с ходу обрушили вниз ураган огня. Зюзин видел, как взрывались боеприпасы на вражеских артиллерийских позициях, как слетали башни с танков, сосредоточившихся для атаки. Бомбы и реактивные снаряды ложились густо и точно, экипажи "илов" работали на совесть, не обращая внимания на вспыхивающие вокруг них разрывы, на трассы "эрликонов" и пулеметов.
   Группа "яков" была начеку. Когда на горизонте появились темные точки, быстро обретавшие форму "мессершмиттов", она заняла выгодную позицию и решительно иступила в бой.
   Зюзин горел желанием помочь "якам", но его задачей было другое.
   Испытывать нервы пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как в воздухе появилось свыше двух десятков Ю-87 под прикрытием шестерки Ме-109. Зюзин распределил силы: одно звено связало боем "мессеры", другое с ходу врезалось в строй бомбардировщиков.
   Первая же атака увенчалась успехом. Один из "юнкерсов" потянул дымовой хвост к земле: его с короткой дистанции срезала пулеметно-пушечная очередь Зюзина. Бой разгорался. Было сбито и подбито еще несколько бомбардировщиков противника. Остальные, сбросив бомбы куда попало, повернули на свой аэродром...
   Дмитрий Зюзин участвовал в боях с начала войны. Не сразу пришли к нему победы. Первое время мешала горячность. Как-то в сорок первом году, осенью, в составе группы вылетел к Перекопу. Заметив идущие навстречу "мессеры", ведущий группы стал набирать высоту. Немцы - тоже. Выше и выше, выжимая из моторов все, что возможно. Гитлеровцев было больше. И вот они в четком строю первыми устремились навстречу. Зюзин услышал в наушниках: "Спокойно, держать строй!" когда уже несся впереди всех, целясь в лоб головному "мессеру". Справа и слева мелькнули силуэты неприятельских машин, трассирующие очереди...
   Потом - пустое безоблачное небо. Где же ведущий гитлеровец, где остальные враги, где свои? Далеко позади внизу вилась тугая наклонная "карусель". Друзья сражались, может быть, гибли...
   К счастью, все обошлось. Гитлеровцы выключились из боя, ушли в свою сторону: видимо, у них кончался запас горючего...
   Были и другие уроки. Были даже победы, которые вспоминать теперь не хотелось. Представление, что храбрость превыше всего, постепенно сменилось убеждением: успех обеспечивается способностью сохранять ясность мысли и полное самообладание в самых критических положениях. Точная оценка возможностей противника, соответственный выбор действий. Неустанное совершенствование летного и тактического мастерства.
   Всему этому Дмитрий учился у своих замечательных командиров - Арсения Шубикова, Бориса Литвинчука.
   В эти дни Дмитрий Зюзин одержал свою двенадцатую победу.
   Его четверка вылетела по тревоге к Керченскому проливу: бившиеся с "мессерами" однополчане нуждались в помощи. Зюзин увидел "карусель" издали, по неуловимым признакам угадал: горючее у товарищей на исходе. Надо немедленно обеспечить им выход из боя...
   Случай для этого тут же представился: один из "мессеров" задымил и кометой понесся вниз. Внимание фашистских летчиков на какой-то момент было отвлечено. Дмитрий искусным виражом воткнулся в "карусель". Немцы, решив, что новая четверка пришла на усиление своих, поспешили выйти из боя.
   Звено Зюзина осталось одно - ждать очередную волну вражеских бомбардировщиков. Чтобы захватить их врасплох, Дмитрий решил выдвинуть свой воздушный патруль вперед.
   - Следовать за мной на Багерово, - передал ведомым.
   Над вражеской территорией вести бой опаснее, зато можно рассчитывать на внезапность. Расчет оказался верным вдвойне: "хейнкели" появились без сопровождения истребителей. Очевидно, "мессершмитты" поспешили вперед расчистить воздух над плацдармом. Бомбардировщики, надеясь на них, вряд ли как следует ведут наблюдение...
   Подав команду на атаку, Зюзин ввел самолет в пикирование. Нацелился на ведущего, сблизился до предела. Длинная очередь прошила моторы "хейнкеля", он загорелся, перевалился через крыло, сорвался в штопор. В строю немцев возникла паника, они начали освобождаться от бомб, сбрасывая их в поле в расположении своих войск...
   На разборе в полку действия старшего лейтенанта Зюзина получили самую высокую оценку. Особо отмечались его хладнокровие, трезвый и точный расчет, способность правильно оценить обстановку.
   Последним подошел поздравить Литвинчук.
   - Спасибо, Дима! Толково соображаешь. Есть чему поучиться.
   - Тебе? У меня?
   - Мне у тебя. Сегодня. Завтра может быть наоборот.
   - А послезавтра? - пошутил Зюзин.
   - Послезавтра, возможно, обоим. У Пети Краснова, например.
   27 ноября, рассвет. Над командным пунктом взвивается зеленая ракета. Пара за парой выруливает на полосу звено Краснова. За ним взлетают Борис и Жора Колонтаенко.
   Вот тоже вопрос. Кому в бою легче, ведущему или его "щиту"? Вернее, кому тяжелее? Литвинчук скажет - Жоре. Жора - конечно, Борису. И оба будут правы. Лит-винчуку труднее быть на месте Жоры, Жоре - на месте Литвинчука. Разные роли, разные характеры. Во всех лучших парах ведущий как будто самой природой создан быть ведущим, ведомый как бы еще не больше создан "щитом".
   Вот и плацдарм. На исходе четвертая неделя ожесточенных боев за ничтожный клочок земли. Кажется, на нем не должно бы остаться живого места. И, однако, десант живет. Живет, укрепляет свои позиции, пополняет личный состав и вооружение. Потому что в этом клочке - залог освобождения всего Крыма.
   Над окопами немцев - облака пыли и дыма. Только что поработали наши штурмовики. Теперь надо ждать гитлеровских бомберов.
   Пронизая жидкую облачность, Борис с Колонтаенко набирают высоту. За ними звено Краснова. Вот и противник - шестерка Ю-87.
   - Петя, держи прикрытие!
   Прикрытие - двенадцать "мессеров". Сразу устремляются на четверку Краснова, намеренно отставшую от пары Литвинчука. Петр искусно выводит звено из-под удара, разворачивается, предлагает лобовую. Гитлеровцы благоразумно воздерживаются, отходят в сторону солнца.
   Тем- временем Литвинчук атакует "юнкерсы".
   "Мессеры" разделились. Шестерка устремилась за ним, другая осталась караулить Краснова. Именно это и надо Борису. Демонстрируя сумасшедший каскад фигур, он отводит "своих" фрицев в сторону. Краснов отрывается от "своих", устремляется к бомбардировщикам. Удар с ходу. "Юнкерсы" нарушают строй, беспорядочно освобождаются от груза...
   - Жора, прикрой!
   Борис врезается в строй "мессеров", длинной очередью
   упирается в хвост одного. Устремляется к следующему. Пара гитлеровцев нависает над ним. Колонтаенко самоотверженно принимает на себя атаку...
   "Юнкерсы" рассеяны, бегут на запад. Краснов делает вид, что преследует их. Часть "мессеров" снова отвлекается на него. Он моментально разворачивается и, оставив их далеко за хвостом, спешит на помощь комэску...
   Фашист, сбитый Литвинчуком, втыкается в землю возле немецкой траншеи. На горизонте появляется восьмерка "аэрокобр" - однополчане спешат на смену. Гитлеровские истребители, увидев их, порознь покидают пространство над плацдармом...
   - Отбился, Жора? - Литвинчук оглядывается: ведомый уже за хвостом. Спасибо!
   - Поздравляю, командир!
   Отворот в море, курс на аэродром. У береговой черты Керченского полуострова, метров на тысячу ниже, ползет Ю-88. Очевидно, разведчик направляется из Феодосии к Кавказскому побережью.
   - Жора, премия! Горючее есть? Атакуй, прикрою на случай!
   "Юнкерс" их замечает, снижаясь, выжимает скорость. Колонтаенко увеличивает обороты до максимальных.
   - Врешь, гад, не уйдешь!
   - Не забывай о горючем, Жора!
   Враг огрызается очередями. Литвинчук маневрирует, отвлекая огонь на себя. Колонтаенко сближается, чтобы ударить наверняка: на вторую атаку бензина не хватит. Двести, сто метров, пятьдесят...
   - Жора, врежешься...
   Очередь. Снаряды тридцатисемимиллиметровой пушки прошивают фюзеляж, моторы, крылья. "Юнкерс" разваливается на глазах...
   - Молодец, Жора!
   - Спасибо за подарочек, командир!
   Четыре недели боев - полдюжины сбитых самолетов противника.
   Так работали над Эльтигеном Борис Литвинчук и его товарищи.
    
   Тихая работа
   Нас на бомбежку переднего края не посылали - прошли, видимо, те времена. Хватало там и штурмовиков, и "Петляковых". Наш 5-й гвардейский, как и соседний 36-й, - полки минно-торпедные, "длинная рука" командования ВВС флота. Мы занимались своими, морскими делами.
   Кое-что, правда, еще оставалось "в наследство" от прошлых времен. Почетное наследство...
   Положение 17-й немецкой армии в Крыму становилось все более сложным, моральный дух ее солдат падал. Захватчикам, блокированным на полуострове, был крайне необходим спокойный тыл - как для удержания этого важного стратегического района, так и на случай возможной эвакуации своих войск.
   Обеспокоенное высадкой наших десантов гитлеровское командование предприняло решительные действия против крымских партизан. В горы были посланы новые карательные части, каждая из которых поддерживалась артиллерией, танками, бомбардировочной авиацией.
   Народные мстители еще раньше получили задачу навязать оккупантам непрерывную, изнурительную войну в тылу.
   "В течение ноября 1943 года партизаны совершили 48 нападений на гарнизоны и колонны противника. По далеко не полным данным, уничтожили 1067 солдат и 44 офицера, 4 воинских железнодорожных эшелона, два склада горючего и боеприпасов, 20 грузовиков, 60 повозок и много другого военного имущества, пленили 40 солдат и 8 офицеров, взяли трофеи: 2 танка, 32 пулемета и автомата, 205 винтовок, 7 автомашин, 267 лошадей...".
   Но партизаны нуждались в оружии, боеприпасах, продовольствии, медикаментах. Авиация Черноморского флота с самого начала привлекалась к их снабжению, лучшие экипажи нашего полка имели достаточный опыт ночных полетов в горах, поиска заданных районов, точного сброса грузов.
   Однако для выполнения таких заданий нужны хорошие метеоусловия. А погода вот уже несколько недель стояла - хуже некуда...
   17 ноября во второй половине дня нас со штурманом вызвал начальник штаба майор Немировский.
   - Вчера танки противника прорвались под гору Калан-Баир. Партизаны крайне нуждаются в гранатах, патронах для противотанковых ружей, пулеметов и автоматов. Место сброса мешков и сигналы уточнит майор Конзелько. Повторяю: задача ответственная. Подумайте, что делать, если район сброса будет закрыт облачностью. Задание должно быть выполнено при любых условиях!
   Начальник разведки полка Николай Александрович Конзелько тщательно изложил обстановку в районе Калан-Баир. Указал поселок в тридцати километрах от партизанского лагеря: в нем находился один из карательных отрядов врага.
   - Имейте в виду. Вас могут попытаться обмануть. Сигнал партизан - ромб из костров, ориентированный север - юг.
   На стоянке уже шла подготовка самолета. На внешние замки подвешены три мешка, на земле лежат еще пять: их должны втащить в кабину воздушных стрелков, разместить возле бомболюков.
   Прилуцкий проложил маршрут, тщательно произвел расчеты. Предложил подвесить в бомболюки светящие авиационные бомбы. Партизаны знают: там, где спускаются "люстры", надо искать и груз.
   Время! Самолет рванулся вперед, поднимая клубящийся хвост пыли...
   Над морем облачность. Сосредоточиваю все внимание на приборах. Первый слой. Второй. "Шуба" толщиной в тысячу метров. Третий ярус. И вот, наконец, чистая голубая даль, пронизанная лучами заходящего солнца.
   - Да... Если так же и там... - ворчит про себя Прилуцкий.
   - При любых условиях, сказал начштаба.
   - Да, а если врежемся в гору, так сам же потом...
   - "Потом" не будет, Коля. Тот свет будет. Тот, представляешь? А Немировский на этом останется. Григорий Константинович. Так что можешь не беспокоиться.
   Солнце падает за горизонт, сразу наступает темнота. Облачность понижается, в ней появляются разрывы. Летим на высоте полутора тысяч. Над берегом в районе Алушты лишь редкие отдельные облачка. Впереди вырисовывается вершина Чатыр-Дага - огромный стол. Берем курс на Калан-Баир. Опять облачность. До места сброса считанные минуты. Снижаюсь до высоты гор.
   - Ну как, Коля?
   Не отвечает. Приник к остеклению в носу кабины.
   Отрывается, открывает боковую форточку - в кабину врываются струи переохлажденного дождя.
   - Рискнем еще, командир?
   - Тебе виднее...
   - Виднее... Все шутишь? Пожалуй, можно метров на шести...
   Снижаюсь. Чувствую холод в спине. Отношу за счет открытой форточки.
   - Ну как, Коля?
   Внизу мелькают какие-то бесформенные пятна. Прилуцкий дает команду на доворот. Еще. В одну сторону, в другую...
   - Ни фига, командир! Может, еще... Из-под шлема на очки стекают струи пота. Спина прилипла к бронеспинке.
   - Смотри, Николай.
   - Давай, сколько можешь...
   Могу. Сжимаюсь в ожидании страшного удара...
   - Вправо десять!
   - Нашел?
   - Кажется, вижу... Ага, вроде ромбом!
   - Панов, Жуковец! Приготовиться к сбросу!
   - Давно готовы, командир!
   Кружу на месте, боясь задеть крылом гору. Штурман опять молчит.
   - Два градуса вправо! Так держать! Выбери крен! Наконец нажимает на кнопку электросбрасывателя. Машина вздрагивает. Невольно вздрагиваю и я.
   - Панов?
   - Сбросили, командир!
   С минимальным креном иду по кругу. Выбираюсь из смертельных объятий гор.
   Все парашюты раскрылись? Светить не будем?
   - Все! Не требуется светить.
   - Уф-ф!.. Молодец, штурман!
   - Уф-ф!.. Молодец, командир!
   - Значит, не будет, Коля, того-то света?
   - Вроде не будет. Пока. Только насчет Немировского ты ошибаешься, Вася. Он бы и там нас нашел. Представляешь? Всю загробную жизнь заниматься разбором...
   Представили. И мы со штурманом, и стрелки. Дружно погоготали в ларингофоны.
   Несколько дней подряд над морем и побережьем стояла сквернейшая погода. Самолеты-разведчики улетали и возвращались с полпути - кругом туман, низкая облачность, грозящая обледенением...
   5 декабря подготовили торпедоносец к вылету, заступили в боевое дежурство. Вдруг распоряжение: снять торпеду. Когда стальная сигара уже лежала на аэродромной тележке, к стоянке подкатила штабная "эмка". Майор Немировский против обыкновения торопливо распахнул дверцу:
   - Минаков! Вас и штурмана срочно вызывает начальник штаба дивизии. Садитесь в машину!
   - Что бы означала такая честь? - подтолкнул меня локтем Прилуцкий.
   - Садись, там увидим. Планшет прихватил? Обычно задачу на боевой вылет нам ставили в полку, в эскадрилье. И вдруг, да еще по такой погоде...
   Начальник штаба дивизии подполковник Петр Григорьевич Кудин встретил как старых знакомых.
   - Садитесь, гвардейцы! Прошлое задание вы выполнили отлично. Весь груз попал по адресу. У партизан опять чрезвычайная обстановка. Несколько дней назад немцы, прочесывая лес, зажали один из отрядов. Окружили. Ребята отчаянно сопротивляются, отбивают атаку за атакой. Но... кончились продукты, кончаются и боеприпасы. Пятый день едят ремни. Понятно?
   - Понятно...
   - Тогда прошу к карте.
   На крупномасштабной штабной карте район обведен кружком с копейку. На наших его пришлось обозначить жирной точкой. Вот тут и попади...
   - Шесть стокилограммовых десантных мешков возьмете? Понимаю, аэродром раскис...
   - Можно взять больше. Три подвесим на внешних замках, семь - в фюзеляж.
   - Поднимешься? Молодец! Время взлета рассчитайте сами. Задание командования флота! Впрочем, что вас убеждать...
   Обратно доставили той же "эмкой".
   К самолету уже подвезли дополнительные мешки.
   Затащили их через нижний люк кабины стрелков.
   Штурман проложил маршрут, сделал расчет полета. Решили взлетать за два часа до захода солнца, чтобы в светлое время пройти над морем, в глубоких сумерках пересечь береговую черту, с началом полной темноты войти в район сбрасывания.
   Метеорологи не утешили: погода по всему маршруту прежняя.
   Однако после обеда над аэродромом облачность приподнялась. Командование решило провести тренировку молодых экипажей, прибывших в полк недавно.
   Мы выжидали свое время на стоянке. Близкий шум моторов привлек внимание. Машина шла со снижением со стороны гор. На границе аэродрома выровнялась и понеслась в горизонтальном полете на высоте метров сорок-пятьдесят.
   - Провозят на низкополетной, - заметил Николай.