вдруг он ясно почувствовал, что у него есть тайна. Он хотел ее всем
рассказать, но ее нельзя рассказать... И если бы все знали то, что знает он,
то все равно это была бы тайна, у всех была бы тайна. Она передается не
простым рассказом, а каким-то волшебным прикосновением из сердца в сердце.
Так вот о чем говорили ему в детстве кот с зажигающимися глазами и
леший с красным огоньком! Вот что такое тайна!..
Но теперь он нигде не мог найти ни кота, ни лешего...
Он жил одиноко, этот грустный гном, и почти все время молчал. Когда он
был один, молчание его заполнялось тайной, и ему было хорошо. Но вот часто,
когда рядом бывали гномы, ему становилось и вправду грустно. Доверить им
тайну он уже не пытался, он теперь хорошо знал, что тайну можно доверить
только тем, у кого есть своя тайна, и он молчал. Когда молчание становилось
очень тягостным, его заполняли пустые мертвые слова, и все это было очень
грустно. А как ему хотелось доверить кому-нибудь свою тайну! Это так тяжело
- жить с протянутыми руками... Куда же это пропали кот и леший?
- А зачем вам кот и леший?
Это сказала девушка, такой же гном, как и, он, но девушка, которая была
рядом, а он ее не заметил. Оказывается, последнюю фразу он произнес вслух, и
она услышала.
- А зачем вам кот и леший? - спросила она.
- А? Что вы спросили? Зачем мне кот и леший?... - и вдруг ему
неудержимо захотелось рассказать про кота и лешего, рассказать про огни его
детства, про то, что так долго лежит у него на душе. Может быть, она даже
знает, как найти кота и лешего? А если нет, все равно он выскажется и уйдет.
Его же ничто не связывает с этой девушкой.
Нет, она не знала, где найти кота и лешего. Он уже все рассказал, и они
сидели и молчали. Но молчание совсем не нужно было заполнять пустыми
словами, оно заполнялось само небом и деревьями. И деревья заговорили:
- У нас есть тайна, поэтому кот и леший доверили нам свою тайну. Мы
идем от того, что глубже нас, к тому, что выше нас. Вот наша тайна.
Как ясно прозвучал голос деревьев в молчании. Они так отчетливо
услышали его - и грустный гном, и девушка. Они вместе прикоснулись к тайне
деревьев, и эта тайна связала их так, что они никак не могли разнять рук.
"Если деревья доверили ей свою тайну, значит, и я могу доверить свою", -
подумал грустный гном. И он доверил ей свою тайну, про озеро.
А она сказала тихо-тихо:
- Так пойдем и возьмем то, что протягивает озеро... И небо, и деревья
тоже протягивают к нам руки... Я это знаю, это моя тайна...
И тогда вдруг зажглись три огня - один рубиновый и два зеленых. Да,
конечно, это были кот и леший, они появились наконец. Знаешь, оказывается,
ни одна свадьба в лесу не обходится без них. Только они могут разрешить или
не разрешить жениться. Они проверяют, есть ли тайны у жениха и невесты. Если
есть, если те действительно обменялись тайнами, то кот и леший еще открывают
им свою и устраивают необыкновенную свадьбу с огнями. Но бывает так, что
двое хотят жениться, а тайны у них нет, или у одного есть, а у другого нет.
Тогда леший начинает щелкать, пальцами и смеяться, а кот молчит и гасит
глаза. Они хорошо знают, что из такой женитьбы ничего не выйдет и что такая
любовь погаснет. У людей часто бывают неудачные женитьбы, потому что их
женят не кот с лешим, а кто-то другой...
Больше уже леший не смеялся над нашим гномом. И наконец-то они с котом
открыли свою тайну.
- Наша тайна - вечный огонь. За ночью приходит рассвет. Это пора
цветенья огня, а когда цветок огня закрывается, он оставляет свои семена в
ночи. Мы - хранители этих семян.

Молчи, как ночь, как тишина, молчи,
Как тишина, повисшая над ними.
Мы асе живем в одной глухой ночи,
Мы входим в ночь с зажженными глазами.

В лесу молчащем, где-нибудь у пня,
В овраге темном, на замшелых склонах
Мы зажигаем молча три огня -
Один рубиновый и два зеленых.


Они видны в другом конце земли,
Три огонька в огромных темных кронах
Глухую ночь, слепую ночь прожгли
Один рубиновый и два зеленых.

В каком-то сердце пламя занялось,
Бредет сквозь ночь мерцающее пламя,
И ночь дрожит, прожженная насквозь,
Ночь прожжена горящими глазами.




ЛЕГКОНОЖКА





Было это на берегу моря. Это был город, в котором жило море. Оно дышало
и разговаривало. И если очень захотеть, всегда можно было заставить город
помолчать, сесть, поджав под себя ноги или обхватив коленки руками, и
слушать, что говорило море. Долго? Море большое, и ему очень много надо
сказать, поэтому слушать можно было очень долго. И смотреть, хотя ничего на
море не было - одно только море. А разве нужно что-то еще?
Ей казалось, что больше ничего не нужно. Она была девочка, выросшая на
море, и очень счастливая оттого, что она никогда не расставалась с морем,
просто оттого, что солнце встает очень рано, а спускается в море очень
медленно и по дороге разливает столько разноцветных огней, что можно весь
день следить за ними. И вообще, когда море рядом, такое огромное, то счастье
ровно такого размера, и только непонятно, как оно умещается в груди.
Как ее звали? В городе ее называли Легконожкой. Она очень подолгу
неподвижно сидела у моря, но когда потом поднималась, то и вправду казалось,
что кто-то приделал крылышки к ее ногам, так быстро и легко они порхали.
Сидит-сидит, кажется, все дела оставила, и вдруг в какой-то миг они у нее
как-то сами собой все сделались, и опять сидит она на берегу моря, точно ей
ничего не нужно и никаких дел никогда не бывало.
Где бы она ни появлялась в городе, сразу все становилось легко и
просто, и всем начинало казаться, что все трудное это выдумка какая-то. Даже
неловко становилось. Ну что трудного было в их жизни? А когда Легконожка
убегала, опять в души людей натекала тяжесть, руки и ноги поднимались с
трудом, в голосах накапливалось раздражение... Прибежит она - и снова
небывало всего этого.
Такая это была девочка. В общем-то самая обыкновенная девочка. Она,
конечно, знала сказки про принцесс и знала, что уж это-то совершенно
необыкновенные существа. А она была только обыкновенная девочка, у которой,
как водится, и платья-то настоящего не было... А хорошо бы платье, такое же
красивое, как море вечером или ранним утром, или как небо над морем. Вот из
этого всего - платье. Но вот это-то и бывает только у самых настоящих
принцесс, и "хорошо, что никто не знает, что иногда она об этом думает.
Впрочем, не так уж много.
А в их городе жил настоящий принц. В настоящем дворце. Легконожка
иногда заглядывалась на этот дворец и думала, что вот там-то люди ходят в
переливчатых воздушных платьях, с драгоценными камнями, как маленькие моря,
и все люди там такие же прекрасные, как море. Что поделать, так она думала.
Она думала, что попасть в этот дворец - это все равно, что попасть в морское
царство: то есть все, что море говорит ей без слов, все, что звучит в плеске
волн, там оживает. Встало из волн, отделилось - и живет.
Так она думала, глядя на дворец. А принц из окна своего дворца глядел
на нее. Она его очень занимала. Какая-то удивительная девушка. То сидит, как
вкопанная, и глаз не сводит с дворца, то вдруг срывается и прямо взлетает. И
что бы она ни делала, стоит ли, летит ли, похоже, что ей никогда не бывает
скучно... Это было для принца самое необыкновенное. Если бы она тут же, на
глазах взлетела на шпиль колокольни, как птица, это было бы для него не так
удивительно, как то, что она никогда не скучает. Ведь принц-то скучал
постоянно. Все драгоценные камни и картины, и книжки ему надоедали так же
быстро, как детские игрушки. Сколько у него было камней, картин и детских
игрушек! Дело в том, что он ничего не любил выбрасывать. И все комнаты
дворца были заставлены вещами, которые никому не были нужны, но бережно
хранились. В том числе и все детские игрушки принца, хотя он уже давно не
был ребенком и никогда в них не играл.
Иногда ему доставляло удовольствие показывать, сколько у него было
богатств. Он очень гордился, когда люди удивлялись и охали, и приказывал еще
бережнее все хранить, хотя все это ему было совершенно не нужно.
И вот однажды он подумал, как бы удивилась эта девушка, если бы увидела
все его богатства. Какое бы у нее было лицо, и как бы это его развлекло!
Легконожка как раз стояла под окнами дворца, не подозревая, что принц
смотрит на нее. Вдруг она заметила, что он машет ей рукой. Сначала она
подумала, что он спутал ее с кем-нибудь, а потом, когда поняла, что это
именно ее он зовет, встала, как вкопанная, а еще через минуту уже взлетела
наверх во дворец. Как сияли ее глаза! Тут уж принц встал, как вкопанный!
Такого сияния он, пожалуй, еще никогда не видел ни в одном драгоценном
камне. И вдруг ему показалось, что вот этого-то драгоценного камня и не
хватает ему в его сокровищнице, и если бы такой камень у него был, он, может
быть, даже перестал бы скучать.
Принц подумал это и взял Легконожку за руки, и руки ее стали дрожать,
как листья на ветру. - Тебе холодно? - спросил принц. Она ничего не
ответила, но лицо ее загорелось, как заря на море.
- Тебе жарко?
- Нет, нет, сейчас пройдет, - сказала Легконожка и улыбнулась своей
счастливой улыбкой, и тут уж принцу стало сначала холодно, а потом жарко. Во
всяком случае, не скучно! Нет, эту девушку он отпускать не хотел!
И он повел ее по дворцу. И глаза ее так разгорелись при виде всей этой
красоты, что принцу показалось, что наконец-то наступил самый настоящий
праздник. А когда они пришли в комнату детских игрушек, Легконожка заплакала
от счастья.
- И это все твое?
- Конечно, - ответил принц.
- И ты с этим делаешь вес, что хочешь?
- Конечно, - сказал он опять, а про себя подумал, что он, собственно,
ничего не хочет с этим делать, и даже смотрит на это только тогда, когда
показывает кому-нибудь.
- Ну да, - сказала Легконожка, - настоящий принц это тот, кому это все
принадлежит.
- Конечно, - кивнул принц, тут уже вполне искренне. Но вот тут-то,
пожалуй, и началось это странное: то, что оба они говорят одно и то же, а
подразумевают совсем разное. Легконожка думала, что настоящий принц - это
что-то вроде волшебника, который вынимает все необыкновенное и прекрасное
прямо из карманов, что оно словно растет на нем, как яблоки на дереве! Сам
прекрасный, потому вокруг все прекрасное.
Ну, а принц думал точно то, что было сказано: настоящий принц тот, кому
все это принадлежит.
Поэтому Легконожку от слов "настоящий принц" бросало в жар и в холод, а
принца... Принц просто приосанивался и довольно улыбался. Вообще-то, когда
он был один, эти слова - "настоящий принц" - не значили ровно ничего, кроме
скуки, но зато произнесенные при других людях, они значили очень много. И
поэтому принц терпеть не мог оставаться один. Ему надо было, чтобы вес время
рядом были люди, и притом почти все время новые, которые в первый раз
слышат, что он настоящий принц. Ему это было надо, чтобы самому почаще
удостоверяться в том, что он настоящий принц.
Никто никогда не оспаривал его звания, но почему-то ему все время надо
было удостоверяться в этом. Может быть, чтобы чуть меньше скучать, или
просто чуть чаще забывать, что он смертельно скучает. Особенно он любил
общество новых девушек. Было таким наслаждением смотреть, как они трепещут и
замирают при словах "настоящий принц". А потом, когда они привыкали к этим
словам, с ними случалось то же, что со всеми игрушками и картинами и
драгоценными камнями, - он на них больше не смотрел.
- Ты настоящий принц, значит тебе надо настоящую принцессу, - сказала
Легконожка, - а я простая девушка... Я пойду... - ив глазах ее повисли две
капельки.
Тогда принц чуть наклонился, поцеловал ее сначала в одну капельку,
потом в другую и сказал:
- Мне совсем не обязательна настоящая принцесса. Вполне достаточно
того, что я настоящий принц. И тебе совсем незачем уходить.
Что случилось с ногами Легконожки? Почему они вдруг так отяжелели? Или
это счастье так придавило их своей тяжестью, что они совершенно перестали ей
подчиняться?
- Там, на берегу моря, мой дом, и меня там ждут, - сказала она, вернее,
это сказали только ее губы, а ноги не сделали ни шагу. - Там, на берегу
моря, сейчас закат, - сказало ее сердце, а ноги опять не сделали ни шагу.
- Мы скоро пойдем с тобой вместе туда, на берег моря, - сказала она
принцу и больше уже не спорила со своими ногами, которые не могли сделать ни
шагу. - Скоро, скоро... .
- Да, да, - сказал принц. - Да, да.
Так это началось.
Она стала жить во дворце. И день, и другой, и еще, и еще. Она проходила
по прекрасным залам, от которых вздрагивало сердце и широко раскрывались
руки, но мимо, мимо, в зал, где были игрушки. Здесь она останавливалась.
Надолго. Очень надолго. Ей казалось, что она видит то, что слышала от моря;
ей казалось, что море лепит одну за другой сказки, и надо только угадать, из
какой сказки эта игрушка, и из какой - та. И если угадать, то сказки
составлялись сами собой, одна сказка за другой, и вот тогда-то она и
взлетала и летала по залам, и сверкала, как все драгоценные камни, и
кружилась. И принц летал и сверкал вместе с ней. И день, и другой, и еще, и
еще... Но... все-таки, сколько же можно? Не без конца же?
- Как не без конца? А разве бывают концы?
- Конечно, бывают. У всего бывает конец. И всему бывает конец.
- Неправда. У моря нет конца.
- Ну, мало ли что море, а мы люди...
Это принц говорил про себя. А когда она смотрела на него, он старался
загнать эти мысли подальше, чтобы они не выглядывали, и она бы ничего не
замечала. Но однажды он не успел их спрятать. Она слишком быстро оглянулась
на него и застала врасплох, когда он зевал. Зе-вал?! Вот здесь, когда у нее
только что на глазах составлялась сказка?! Зе-вал, когда такое рядом?
- Зевал, ну да, ну и что? Неужели человеку зевнуть нельзя? Неужели
человек заскучать не может?
- Скучать? Как это - скучать?
- Ну, очень просто. Ведь все это я уже видел, все это уже было.
- Ну да, конечно, было, ну и что?
Вот тут-то и выяснилось, что говорили они одно и то же, но это значило
совершенно разное. И никак, никак невозможно друг другу объяснить... Какая
тяжесть придавила Легконожку... Казалось, еще немножко, и она сломается под
этой тяжестью. Так было день, и другой, и еще... А потом она вдруг сказала:
- Я пойду.
- Подожди немного, - попросил принц. - Может быть, ты чем-нибудь еще
развлечешь меня.
И тогда Легконожка вздохнула, глубоко-глубоко, и потом взглянула
куда-то далеко-далеко и сказала:
- Нет, принц, мне нельзя жить там, где бывают концы.
- Но концы всюду бывают...
- Нет, принц. Я живу там, где нет никакого конца. Где все без конца.
- Что значит "без конца"?
- Ах, принц, я знаю мало слов, но еще меньше умею объяснять, что значат
слова. Прощай, принц.
Ушла. И ничего не объяснила. И опять он должен скучать... скучать...
А она... Она очутилась у своего моря, и сидела, и смотрела на него
долго, долго, до тех пор, пока, наконец, счастье не стало таких же размеров,
как море, и сделалось непонятно, как это оно умещается в груди. И тогда на
ногах снова выросли невидимые крылья. И она стала быстрой и легкой, и все,
что нужно, стало делаться само собой.
Все, как раньше. Но не совсем. Точно на дне этого счастья, как на дне
морском, лежит что-то... затонуло и лежит. А может быть, потому-то и бывают
бури на море, что морю очень хочется, чтобы все то, что там, на дне его,
стало бы видно всем, чтобы все наконец узнали, что в его глубине... может
быть, этого хочется морю так сильно, что вдруг нарушается его покой, и
мечутся белые валы, и оно тоскует и зовет, зовет и тоскует, а люди на берегу
спешат только спрятаться от него и совсем не понимают, что оно зовет и
тоскует...
И все-таки море оставалось прежним морем, а Легконожка прежней
Легконожкой. Только теперь она старалась никогда не пробегать мимо дворца и
уж, конечно, не останавливалась там.
И вот однажды она увидела, что низко над морем как будто летит птица с
горящими крыльями. Птица приближалась, приближалась, и вдруг стало ясно, что
это не птица, а корабль с самыми настоящими алыми парусами, прямо из той
сказки - про Алые паруса.
Корабль причалил к берегу, и с него сошли люди, и среди них - заморский
принц. Он приплыл в этот город за настоящей принцессой.
Конечно, первая, кого он увидел, была Легконожка, потому что все были в
домах, а она на берегу. Он спросил ее, не она ли настоящая принцесса? Но
Легконожка сказала, что она обыкновенная девушка.
- А зачем тебе настоящая принцесса?
- Затем, что я - настоящий принц, - ответил заморский гость
- Ну и что же? Разве не хватит того, что ты настоящий принц? Зачем тебе
принцесса?
- Настоящий принц не может жить без настоящей принцессы, а настоящая
принцесса - без настоящего принца. Если они не встретят друг друга, они
будут всю жизнь сидеть на берегу моря и смотреть на море.
- Где же ты будешь искать настоящую принцессу, - спросила Легконожка
тихо-тихо, - пойдешь во дворец?
- Нет, дворец мне совсем не обязателен. У меня есть своя примета.
- Какая же это - хрустальный башмачок или горошина?
- Нет, ни то, ни другое.
Как-то мгновенно все в городе прослышали, что приехал заморский принц.
И вот на берег пришла толпа народа и столько девушек - одна красивее другой,
и Легконожка нырнула в толпу, и принц ее потерял. Она и сама не очень знала,
зачем она это сделала. Может быть, оттого, что ей хотелось посмотреть, какая
же это у принца примета, а может, еще почему-нибудь...
Заморский принц загрустил. Он все время искал ее в толпе, пристально
вглядывался в каждую девушку и задавал ей какой-то вопрос, но так тихо, что
никто, кроме этой девушки, не мог расслышать его. После этого вопроса все
девушки отходили, а принц становился все грустней и грустней. И вдруг он
увидел Легконожку. И ей показалось, что в глазах у него вспыхнули те самые
алые паруса.
- Ну, какая же у тебя примета? - спросила Легконожка тихо-тихо. - Что
такое настоящая принцесса?
- Настоящая принцесса, - сказал он, - это та девушка, которая счастлива
ни от чего, и счастье которой ни от чего не может кончиться.
- Которая просто живет там, где не бывает концов, - сказала Легконожка
еще тише, и это было так, как будто ей примерили хрустальный башмачок, а она
из кармана вынула другой.
Вы думаете, мы приблизились к концу сказки? Нет, у этой сказки нет
конца. Мы просто попали туда, где все без конца.



    ОЛЬ, ОМ, ЭЛЬ



На больших, выступающих из земли корнях Старого Дерева, прижавшись к
стволу, сидело странное создание с лохматой головой и длинным носом. Оно
было небольшое и очень тихое. Лицо почти человеческое, только морщинистое и
цвета древесной коры. И огромные глаза с треть лица. Глаза грустные и
добрые. Созданье сидело, подперев рукой щеку, очень спокойно, так что почти
сливалось с Деревом. За спиной у него была котомка, а рядом с ногой была
кисточка от свернувшегося, похожего на скрученную древесную ветку, хвоста.
Человек? Нет... Но глаза человеческие. Хотя все-таки не совсем.
Разве бывают человеческие глаза, которые так смотрят? И за Дерево и за
землю смотрят. И может быть, еще и еще за что-то. Точно у всего появились
глаза. Вот они и смотрели.
А разве человек может сидеть так неподвижно? Так, что его можно не
заметить и спутать с Деревом?
Но вот созданье вздохнуло и тихо сказало: меня зовут Оль. Я сижу здесь
давно. С тех пор, как Ее не стало. Сижу и думаю. Я ведь не могу поверить,
что Ее совсем нет. Ведь я знаю: если кто-то был, то он и есть. Я Ее в первый
раз увидел давно, задолго до того, как Она появилась на земле. Я сидел на
берегу и глядел на море. И вдруг увидел, что вода засветилась
зеленовато-голубым, а потом розовато-сиреневым цветом. И тогда я взглянул в
воду и увидел Ее на дне морском. Она сидела в своем саду среди кораллов и
раковин и глядела вверх. А потом поднялась вместе с волной и - запела!,.
Как Она пела! Кто Ее слышал, тот знал, что жизнь никогда не кончится, а
счастье сейчас прожжет грудь и выплеснется из нее и повиснет новым солнцем
на небе - и так создастся еще один мир, а потом еще и еще... Вот почему так
много звезд не небе. Иногда мне кажется, что это брызги от Ее голоса... а
когда голос замолкает, они ведь все равно остаются. Вот ведь что...
Застывшие отзвуки.
Это сейчас я так думаю. А тогда... Тогда я просто глядел на Нее и был
счастлив. И ни о чем не думал. И вот Она выплыла на поверхность моря и плыла
и пела. А по морю шел корабль, и на нем был принц. И Она увидела его и
полюбила. Я понимаю Ее. Что-то было в этом принце такое, что Она могла его
полюбить. Но вот его мне понять труднее. Не заметить Ее?! Впрочем, люди ведь
такие невнимательные... Глядел на море и - ничего не видел... И кто его
спас, не заметил. Ну, кажется, он был тогда без сознания. И все-таки...
Очнулся, увидел над собой склонившуюся девушку в розовом платье и сразу
влюбился. А Ее так и не заметил. Заметил тогда, когда уж совсем нельзя было
пройти мимо. Спускался к морю по лестнице своего дворца и увидел девушку,
укутанную в собственные волосы. Говорят, у Нее раньше был хвост. А потом
появились человеческие ножки. Не знаю... Просто раньше она была одно с
волной. А потом отделилась, чтобы стать заметной. Вот так и появились ноги.
Волна перестала быть ее продолжением, и - Она встала на ноги...
- Кто ты? - спросил Ее принц. Она хотела ответить и - не смогла. Потому
что у Нее уже не было Ее голоса. Этот голос говорил за всех - за волны, за
море, за небо, за меня. Люди не знают, что бывает такой голос. Люди говорят
словами. Только за себя говорят. Так говорить Она не могла. Вот Она и
молчала. Глядела на него и молчала. Но как глядела! Он ведь понял, что так
люди не глядят. Что Она глядит не только за себя и... ждет, чтобы и он
взглянул так же. Он, кажется, доже захотел, но.. не смог. И вот велел одеть
Ее в человеческие одежды и стал говорить с Ней человеческими словами. Стал
рассказывать Ей про себя, про свою мечту, про девушку в розовом платье. А
Она... она слушала и молчала. И ведь догадывался он иногда, что никто, кроме
Нее, ему не нужен. И тогда говорил, что женится только на Ней, и тут же
добавлял - потому что девушки в розовом платье я никогда не встречу...
Ну вот. А оказалось, что встретил. И настала последняя ночь в Ее жизни,
когда Она вышла на палубу и была совершенно одна. Никто, кроме меня, Ее не
видел. А я видел. Я все видел. Я смотрел на Нее и плакал. И вдруг выплыли из
волн ее сестры и протянули Ей нож. И сказали: его спасла ты, а не принцесса.
Почему же должна жить она, а ты - погибнуть? Спеши. Убей ее, это будет
только справедливо. И ты вернешься к нам и проживешь еще 300 лет.
Я услышал это и задрожал. Я так хотел, чтобы Она их не послушалась! Ну,
конечно, Она не послушалась. Она взяла нож, но ведь Она выбросила его в
волны, как только сестры скрылись. И я был так благодарен ей за это!
... А за что, собственно, благодарен? Ведь после этого Ее не стало. А
принцесса продолжала жить, как ни в чем не бывало, и принц вместе с ней. И я
не понимаю, как это возможно? И как я мог этого хотеть?! И еще я не понимаю,
- неужели принц может жить и быть счастливым, когда Ее не стало? Просто
примириться с тем, что Ее нет... Это возможно? И разве может быть, чтобы Ее
не было?..

***
Когда б мы досмотрели до конца
Один лишь миг всей пристальностью взгляда,
То нам другого было бы не надо
И свет вовек бы не сходил с лица.

Когда б в какой-то уголок земли
Вгляделись мы до сущности небесной,
То мертвые сумели бы воскреснуть,
А мы б совсем не умирать могли.


И - дух собраться до конца готов.
Вот-вот... сейчас...

Но нам до откровенья
Не достает последнего мгновенья,
И - громоздится череда веков.


Ну да, именно... Всего одного мгновения не хватило и - жизнь пошла
куда-то в сторону. Началась не та, не настоящая жизнь. А настоящая точно
застыла где-то в стороне и ждет, а ты никак, никак не можешь к ней
возвратиться. Наоборот, с каждым днем отходишь все дальше и дальше. Я
слишком много видел людей. У них именно так и бывает. Может, и у принца так?

***

- Принц, ты счастлив?
... Как часто я слышу этот вопрос. И непонятно, кто мне его задает.
Счастлив ли я? Нет, нет, нет, конечно. Да был ли я когда-нибудь счастлив?
Какое-то мгновение, когда я вышел на палубу с принцессой, я думал, что я
очень счастлив. Как давно это было! И разве это было счастье? Я ведь почти
сразу стал искать Ее глазами. И увидел, что нет Ее, но не обеспокоился. Мне
казалось, что с ней ничего не может случиться. Ну, как с морем или со
звездочкой. Я почему-то знал, что Она - вечная. Но очень скоро я
забеспокоился. Не о Ней. О себе. Точно я перестал быть собой. Я не я.
Принцесса заметила это и и спросила, что со мной. И я сказал, что пропала
моя подруга.
- Что?? В первый же день нашей общей жизни ты мне говоришь о какой-то
своей подруге?!
- Но ведь я только и делал, что говорил ей о тебе. Это был единственный
человек, которому я мог говорить о тебе. Она слушала и молчала.
- Возможно, она была немая.
- Ну да, немая... Но что с того? Глаза у нее были говорящие. И тут я
вспомнил Ее глаза и понял, что без них меня нет. вот так, -- нет и все. В Ее
глазах было то, что никогда не кончается. Даже море имеет горизонт. А в Ее
глазах горизонта не было. А ведь я думал, что мне с Ней так хорошо, потому
что я могу говорить с Ней о моей мечте, о девушке в розовом платье. А
оказывается, розовое платье тут было ни при чем. Сами Ее глаза - вот оно,
мое счастье. Только бы взглянуть еще раз в Ее глаза!..
Но ведь этого всего совершенно нельзя было сказать принцессе. Хотя я и
попытался. "Если бы я с тобой мог говорить о Ней, как с Ней о тебе!"..
Ах, как она обиделась! Опустила свои длинные ресницы. На них задрожали