9
   Ржаво-оранжевый «фольксваген-жук» Луизы едет по гладкой, как стекло, дороге, направляясь к мосту длиной больше полумили. Этот мост соединяет мыс Йербас с островом Суоннекке, на котором стоит электростанция, главенствующая над пустынными окрестностями. На контрольно-пропускном пункте возле моста сегодня неспокойно. Вдоль последнего отрезка пути стоят около ста демонстрантов, которые скандируют: «Си» на Суоннекке – через наши трупы!» Полицейский заслон оттесняет их от очереди из девяти или десяти автомобилей. Луиза, сидя в ожидании, читает плакаты. «ТЫ ВЪЕЗЖАЕШЬ НА РАКОВЫЙ ОСТРОВ», – предупреждает один, другой плюется: «К ЧЕРТУ, НЕТ! АТОМ – БРЕД!», третий загадочен: «ГДЕ, О ГДЕ ЖЕ МАРГО РОКЕР?»
   В окно стучат; Луиза крутит ручку, опуская стекло, и видит свое лицо в солнцезащитных очках охранника.
   – Луиза Рей, журнал «Подзорная труба».
   – Пропуск для прессы, мэм.
   Луиса достает его из сумочки.
   – Что, ожидаете сегодня неприятностей?
   – Не-а. – Он сверяется с картонкой, приколотой к отвороту ее жакета, и возвращает пропуск. – Здесь только обычные наши «зеленые» недоумки из трейлерного лагеря. А парни из колледжей предпочитают места, где сподручнее заниматься серфингом.
   Когда она переезжает через мост, из-за более старых и серых охлаждающих башен реактора «Эй» появляется корпус реактора «Би». Луиза снова задумывается о Руфусе Сиксмите. «Почему он не дал мне своего номера? Ученые не могут страдать телефобией. Почему никто в жилищной конторе его дома даже не знает его имени? У людей науки не бывает псевдонимов».
   От КПП единственная на острове дорога поведет ее к поселку корпорации. А затем, следуя указателям, Луиза достигнет Центра связей с общественностью в Отделении исследовательских и конструкторских работ.
   Дорога прижимается к берегу. В море чайки кружатся над рыбачьими лодками. Через десять минут Луиза добирается до поселка из примерно двухсот роскошных домов с видом на глубокий, укрытый от моря залив. Кое-где поросший редким лесом склон под станцией делят между собой отель и поле для гольфа. Она оставляет «жука» на парковочной площадке отделения и смотрит на здания станции в абстрактном стиле, наполовину укрытые выступом холма. Высаженные в ряд пальмы шелестят под тихоокеанским ветром.
   – Здравствуйте! – К ней подходит женщина, по виду – американка китайского происхождения. – У вас потерянный вид. Приехали на запуск?
   Из-за ее стильного костюма цвета бычьей крови, безупречного макияжа и уверенных манер Луиза в брусничном замшевом жакете чувствует себя оборванкой.
   – Фэй Ли. – Женщина протягивает руку. – Пресс-служба Приморской корпорации.
   – Луиза Рей, журнал «Подзорная труба». – Рукопожатие у Фэй Ли твердое и сильное.
   – «Подзорная труба»? Никогда не думала…
   – …что наши редакционные интересы распространяются на энергетическую политику?
   Фэй Ли улыбается.
   – Не поймите меня неправильно, но ведь этот журнал такой взбалмошный.
   Луиза призвала на помощь могущественное божество Дома Грелша.
   – Маркетинговые исследования указывают на рост числа читателей, которым требуется нечто существенное. Меня пригласили в «Подзорную трубу» для обеспечения должной высоколобости журнала.
   – Очень рада, что вы приехали, Луиза, каким бы ни был ваш лоб. Позвольте мне проводить вас и помочь зарегистрироваться. Служба безопасности настаивает на досмотре сумок и всем таком прочем, но не очень-то вежливо обращаться с нашими гостями как с саботажниками. Лично меня пригласили для этого.
10
   Джо Нейпир наблюдает за несколькими экранами слежения, охватывающими лекционный зал, прилегающие к нему коридоры и Центр связей с общественностью. Он встает, взбивает специальную подушку и садится снова. «То ли мне мерещится, то ли в самом деле старые мои раны ноют сильнее, чем в последнее время?» Его взгляд порхает от экрана к экрану. Один из них показывает техника, проверяющего звук; другие – команду телевизионщиков, обсуждающих углы съемки и освещение; Фэй Ли, шагающую через парковку с какой-то посетительницей; официанток, разливающих вино в сотни бокалов; ряд стульев под лозунгом, на котором значится «СУОННЕККЕ «БИ» – АМЕРИКАНСКОЕ ЧУДО».
   «Настоящим чудом – размышляет Джозеф Нейпир, – было добиться, чтобы одиннадцать из двенадцати ученых забыли о своих девятимесячных изысканиях». Экран показывает, как эти самые ученые, дружелюбно переговариваясь, поднимаются на сцену. Как говорит Гримальди, у каждой совести где-то есть выключатель. Нейпир мысленно перечитывает памятные места из тех бесед, с помощью которых удалось достигнуть коллективной амнезии. Между нами, доктор Франклин, законникам Пентагона не терпится проверить в действии свой блестящий новенький Акт о безопасности. Любой, кто поднимет шум, угодит в черный список и навсегда лишится возможности работать по специальности где бы то ни было в стране.
   Служитель добавляет еще один стул к стоящему на сцене ряду.
   Выбор прост, доктор Мозес. Если вы хотите, чтобы советская технология обгоняла нашу, передайте этот доклад в свой Союз ответственных ученых, летите в Москву получать свою медаль, но в ЦРУ велели передать, что обратный билет вам не понадобится.
   Аудитория, состоящая из сановников, ученых, сотрудников мозговых центров и тех, кто формирует общественное мнение, рассаживается по местам. Экран показывает Уильяма Уили, вице-президента правления Приморской корпорации, шутливо разговаривающего с теми важными персонами, кому была оказана честь занять место в президиуме.
   Профессор Кин, руководство Министерства обороны несколько недоумевает. К чему озвучивать ваши сомнения теперь? Не хотите ли вы сказать, что ваша работа над прототипом была проделана неряшливо?
   Слайд-проектор высвечивает снимок станции Суоннекке «Би», снятый с воздуха объективом «рыбий глаз».
   «Одиннадцать из двенадцати. И только Руфус Сиксмит где-то скрывается».
   Нейпир говорит в свой уоки-токи:
   – Фэй? Шоу начинается через десять минут.
   Статика.
   – Записывай, Джо. Я сопровождаю посетительницу в лекционный зал.
   – Как освободишься, сообщи, пожалуйста.
   Статика.
   – Записывай. Все подряд.
   Нейпир держит в руке устройство, прикидывая, сколько оно весит. «А Джо Нейпир? Есть у его совести выключатель?» Он отпивает глоток горького черного кофе. «Э, приятель, моего случая ты не касайся. Я только исполняю приказы. Мне остается полтора года до отставки, а потом я уберусь отсюда и буду удить форель в прозрачных горных ручьях, пока сам не превращусь в какую-нибудь чертову цаплю».
   Милли, его покойная жена, смотрит на мужа с фотографии на его консольном столе.
11
   – Наша великая нация страдает от пагубного, подрывающего здоровье наркотика. – Альберто Гримальди, президент правления Приморской корпорации и Человек года по версии «Ньюсуика», великолепно владеет искусством драматической паузы. – Имя ему – Нефть.
   Огни рампы отбрасывают на него золотистый отблеск.
   – Геологи говорят нам, что в Персидском заливе остается всего семьдесят четыре миллиарда галлонов этих нечистот юрского океана. Может быть, на наш век хватит? Скорее всего, нет. Самый настоятельный вопрос, встающий перед США, леди и джентльмены, звучит так: «А что тогда?»
   Альберто Гримальди обегает взглядом своих слушателей. «Все у меня в руках».
   – Кое-кто зарывает голову в песок. Другие фантазируют о ветряных турбинах, резервуарах и, – сухая полуулыбка, – свинячьем газе. – Сообразный смешок. – Мы в Приморской корпорации имеем дело с реальностями. – Подъем голоса. – Сегодня я нахожусь здесь для того, чтобы сказать вам: у нас есть лекарство от нефти – прямо здесь, прямо сейчас, на острове Суоннекке!
   Улыбаясь, он ждет, когда стихнут аплодисменты.
   – Поскольку сегодня наступает эпоха отечественной, изобильной и безопасной атомной энергии! Друзья, я так счастлив, я очень горд представить вам одно из величайших инженерных достижений в истории – реактор «ГИДРА-зеро»!
   На слайдовом экране появляется схема – реактор в разрезе, и проинструктированная часть аудитории бешено аплодирует, подавая пример большинству присутствующих.
   – Ну все, пора, как говорится, и честь знать, я всего лишь президент правления. – Приязненный смех. – Чтобы раздвинуть занавес нашей смотровой галереи и перекинуть рычаг, подключающий Суоннекке «Би» к национальной энергосистеме, Приморская корпорация имеет высокую честь приветствовать здесь особого гостя. Известного на Капитолийском холме как Энергетический Гуру Президента… – Улыбка во весь рот. – Мне доставляет огромное удовольствие приветствовать человека, не нуждающегося в представлениях. Федеральный уполномоченный по вопросам энергетики Ллойд Хукс!
   Навстречу бурным аплодисментам на сцену выходит безупречно ухоженный человек. Ллойд Хукс и Альберто Гримальди стискивают друг другу предплечья в жесте братской любви и доверия.
   – Твои сценаристы становятся лучше, – бормочет Ллойд Хукс, меж тем как оба они широко улыбаются зрителям, – но сам ты по-прежнему Ходячая Алчность.
   Альберто Гримальди похлопывает Ллойда Хукса по спине и в тон ему отвечает:
   – В правление этой компании ты пробьешься только через мой труп, продажный ты сукин сын!
   Ллойд Хукс, весь лучась, оглядывает зрительный зал.
   – Значит, ты все еще можешь предлагать конструктивные решения, Альберто.
   Разражается канонада вспышек.
   Из заднего выхода выскальзывает молодая женщина в брусничном жакете.
12
   – Простите, где здесь дамская комната?
   Охранник, говорящий по своему уоки-токи, машет рукой вдоль коридора.
   Луиза Рей оглядывается. Охранник стоит к ней спиной, так что она сворачивает за угол и попадает в сеть повторяющихся коридоров, охлаждаемых и приглушаемых жужжащими кондиционерами. Она минует двух спешащих техников в комбинезонах – оба они из-под своих капюшонов жадно глядят на ее груди, но никак ее не задевают. На дверях красуются загадочные надписи: «W212 ПОЛУСПУСК», «Y009 ПОДПРОХОД», «V770 БЕЗОПАСНО [СВОБОДНО]». Периодически встречаются двери повышенной секретности, с кодовыми замками. На лестничной площадке она изучает план этажей, но не находит никаких следов Сиксмита.
   – Заблудились, леди?
   Луиза изо всех сил старается восстановить самообладание. На нее смотрит седой чернокожий служитель.
   – Да, я ищу комнату доктора Сиксмита.
   – Кхм-кхм. Этот англичанин. Четвертый этаж, си-сто пять.
   – Спасибо.
   – Но его здесь не было с неделю или две.
   – В самом деле? Вы не скажете, почему?
   – Кхм-кхм. Он в отпуске. Уехал в Вегас.
   – Доктор Сиксмит? В Вегас?
   – Кхм-кхм. Так мне сказали.
 
   Дверь комнаты С105 приотворена. Недавняя попытка стереть с именной таблички слова «Доктор Сиксмит» закончилась неудачей – они только размазались. Через щель Луиза Рей наблюдает за молодым человеком, который сидит за столом и перебирает стопку тетрадей. Содержимое комнаты собрано в несколько упаковочных клетей. Луизе вспоминается отцовское присловье: «Порой достаточно вести себя по-свойски, чтобы быть своим».
   – Так, – произносит Луиза, входя. – Вы, полагаю, не доктор Сиксмит?
   Человек виновато роняет тетрадь, и Луиза понимает, что несколько мгновений она выиграла.
   – О боже, – он смотрит на нее, – вы, должно быть, Меган.
   «К чему возражать?»
   – А вы?
   – Айзек Сакс. Инженер. – Он встает и обрывает преждевременное рукопожатие. – Я помогал вашему дяде с его отчетом.
   Внизу с лестницы доносятся торопливые шаги. Айзек Сакс закрывает дверь. Говорит негромким взволнованным голосом:
   – Меган, где скрывается Руфус? Я ужасно беспокоюсь. Вы что-нибудь от него слышали?
   – Я надеялась у вас узнать, что случилось.
   Входят Фэй Ли и невозмутимый охранник.
   – Луиза. Все еще ищете дамскую комнату?
   «Веди себя глупо».
   – Нет. С дамской комнатой у меня прошло удачно – кстати, там безукоризненно чисто, – но я опоздала на встречу с доктором Сиксмитом. Только… в общем, он, кажется, отсюда уехал.
   Айзек Сакс издает озадаченный звук. Сглотнув, спрашивает:
   – Так вы не племянница Сиксмита?
   – Простите, но я никогда этого не говорила. – Луиза воспроизводит заготовленную полуложь для Фэй Ли. – Я познакомилась с доктором Сиксмитом прошлой весной на Нантакете. Выяснилось, что мы оба приехали туда из Буэнас-Йербаса, так что он дал мне свою визитку. Три недели назад я ее разыскала, позвонила ему, и мы договорились встретиться сегодня, чтобы обсудить научную статью для «Подзорной трубы». – Она посмотрела на часы. – Десять минут назад. Речи в связи с запуском продолжались дольше, чем я рассчитывала, так что я потихоньку оттуда улизнула. Надеюсь, это не причинило какого-нибудь вреда?
   Фэй Ли изображает убежденность:
   – Мы не можем допустить, чтобы неспециалисты расхаживали по столь засекреченному исследовательскому институту, как наш.
   Луиза изображает раскаяние:
   – Я думала, что контроль ограничится регистрацией и проверкой сумки, но, видимо, была слишком наивной. Хотя доктор Сиксмит может за меня поручиться. Просто спросите у него, и все.
   И Сакс и охранник переводят глаза на Фэй Ли, которая не пропускает удара.
   – Вряд ли это возможно. Внимания доктора Сиксмита потребовал один из наших канадских проектов. Могу лишь предположить, что его секретарша не была в курсе подробностей вашего с ним разговора, когда отменяла все встречи, обозначенные в его еженедельнике.
   Луиза глядит на ящики.
   – Похоже, он уехал надолго.
   – Да, так что мы высылаем ему его оборудование. Здесь, на Суоннекке, его консультации заканчивались. Доктор Сакс любезно помог подчистить хвосты.
   – Вот, значит, и все мое первое интервью с большим ученым.
   Фэй Ли держит дверь открытой.
   – Возможно, мы сумеем найти вам другого.
13
   – Алло, междугородная? – Руфус Сиксмит держит трубку телефона в безымянном пригородном мотеле за чертой Буэнас-Йербаса. – У меня проблема со звонком на Гавайи… да. Я пытаюсь позвонить… – Он диктует номер Меган. – Да, буду у телефона.
   На телеэкране без желтого или зеленого цвета Ллойд Хукс похлопывает по спине Альберто Гримальди на введении в действие нового реактора «ГИДРА» на острове Суоннекке. Они машут публике в лекционном зале, словно спортсмены-победители, а сверху сыплются серебряные конфетти.
   – Как и следовало ожидать, – говорит репортер, – президент правления Приморской корпорации Альберто Гримальди объявил сегодня об одобрении строительства на Суоннекке блока «Си». На второй реактор «ГИДРА-зеро» выделяются пятьдесят миллионов долларов из федерального бюджета, при этом создаются тысячи рабочих мест. Опасения, что массовые аресты, имевшие место на «Тримайл-Айленд»{57} этим летом, повторятся в Золотом штате{58}, не оправдались.
   Надломленный и изможденный, Руфус Сиксмит обращается к телевизору:
   – А когда водородный пузырь взломает корпус реактора? Когда преобладающие ветры разнесут радиацию по всей Калифорнии?
   Он выключает телевизор и стискивает себе переносицу. «Я доказал это. Я это доказал. Вы не сумели меня купить и решили запугать. Я, да простит меня Господь, поддался, но теперь – все. Больше душить собственную совесть я не буду».
   Звонит телефон. Сиксмит хватает трубку.
   – Меган?
   Резкий мужской голос:
   – Они идут за вами.
   – Кто это?
   – Они отследили ваш последний звонок из мотеля «Тальбот», бульвар Олимпия, тысяча сорок шесть. Немедленно отправляйтесь в аэропорт, ближайшим рейсом улетайте в Англию и сделайте, если вам это надо, разоблачение оттуда. Но поспешите.
   – Почему я должен верить…
   – Будьте логичны. Если я лгу, вы все равно вернетесь в Англию целым и невредимым – со своим отчетом. Если я не лгу, вас убьют.
   – Я требую, чтобы вы сказали…
   – У вас двадцать минут, чтобы убраться отсюда, максимум. Поезжайте!
   Тон набора – гудящая вечность.
14
   Джерри Нуссбаум переворачивает стул, садится на него верхом, складывает руки на его спинке и опускает на них подбородок.
   – Вообрази себе сцену: я и шестеро этих негроидов в дредлоках, и гланды мне щекочет ихняя пушка. Я толкую не о глухой ночи в Гарлеме, я толкую о Гринвич, черт его, Виллидже, средь бела, черт его, дня, после стопудового стейка с Норманом, черт его, Мейлером{59}. Ну и вот, этот черный братан шмонает меня своей двухцветной лапой и вытаскивает мой бумажник. «Чо это? Кожа аллигатора? – Нуссбаум воспроизводит акцент Ричарда Прайора{60}. – Негусто, бельчонок!» Негусто? Эти задницы заставили меня вывернуть все карманы – буквально до цента. Но кто посмеялся последним? Нуссбаум, кто же еще! Сел в такси и по пути к Таймс-сквер написал свою редакционную статейку «Новые племена», которая ныне, без ложной скромности, стала классикой и которую к концу недели у меня закупили в тридцати изданиях! Мои грабители сделали мне имя. Так что, Лу-Лу, как насчет того, чтобы ты пригласила меня на ужин, а я научил бы тебя, как извлечь немного золотишка из Клыков Судьбы?
   Пишущая машинка Луизы звякает.
   – Если грабители обобрали тебя буквально до цента, то что ты делал в такси от Гринвич-Виллиджа до Таймс-сквер? Ты что, расплачивался за проезд натурой?
   – Ты, – Нуссбаум грузно ерзает, – просто гений по части неврубания.
   Рональд Джейкс капает на фотографию свечным воском.
   – Определение Недели. Что такое консерватор?
   К лету 1975 года эта шутка давно устарела.
   – Ограбленный либерал.
   Уязвленный Джейкс возвращается к искажению фотографии. Луиза пересекает кабинет, направляясь к двери Дома Грелша. Ее босс говорит по телефону тихим, полным раздражения голосом. Луиза ждет снаружи, но слышит его слова.
   – Нет – нет-нет, мистер Фрам, это очень опасно, назовите мне – эй, сейчас я говорю – назовите мне более опасное состояние, чем лейкемия! Знаете, что я думаю? Я думаю, что моя жена для вас – это не более чем канцелярщина, отделяющая вас от вашего перерыва на гольф в три часа, что, не так? Тогда докажите мне это. У вас есть жена, мистер Фрам? Есть? Есть. Вы можете себе представить, что это ваша жена лежит в больничной палате с выпадающими волосами?.. Что? Что? «Эмоциями делу не поможешь»? Это все, что вы можете предложить, мистер Фрам? Да, приятель, ты чертовски прав, я поищу себе адвоката!
   Грелш швыряет трубку, колотит боксерскую грушу, при каждом ударе выдыхая «Фрам!», падает в кресло, закуривает сигарету и замечает, как Луиза мнется в дверном проеме.
   – Жизнь. Буря дерьма в двенадцать баллов. Слышала что-нибудь?
   – Самое главное. Я могу зайти позже.
   – Нет. Входи, присаживайся. Луиза, ты молода, здорова и сильна?
   – Да. – Луиза садится на краешек стула. – А что?
   – А то, что я скажу пару слов насчет твоей статьи о неподтвержденном сокрытии фактов в Приморской корпорации, и ты станешь старой, больной и слабой.
15
   В международном аэропорту Буэнас-Йербаса доктор Руфус Сиксмит кладет ванильного цвета папку для бумаг в ячейку под номером 909, оглядывается по сторонам запруженного народом зала, бросает в щель монеты, поворачивает ключ и опускает его в коричневый конверт с набивкой, на котором уже значится адрес: Луизе Рей, редакция «Подзорной трубы», Клу-билдинг, строение 12, 3-я авеню, Буэнас-Йербас. Сиксмит пробирается к почтовому ящику, и сердце у него бьется все чаще. «Что, если они меня схватят, прежде чем я до него дойду?» Пульс взмывает. Бизнесмены, семьи с тележками для багажа, цепочки престарелых туристов – все, кажется, намерены преградить ему путь. Щель почтового ящика становится все ближе. Вот она уже в нескольких ярдах… в нескольких дюймах.
   Коричневый конверт заглатывается и исчезает. «С богом». После этого Сиксмит становится в очередь за билетом. Сообщения о задержках рейсов убаюкивают его, словно литания. Вскидываясь, он тревожно выискивает агентов Приморской корпорации, приближающихся, чтобы схватить его в этот поздний час. Наконец кассирша делает ему знак подойти.
   – Мне надо в Лондон. Собственно, куда угодно в Соединенном Королевстве. Любое место, любая авиалиния. Заплачу наличными.
   – Никакой возможности, сэр. – Усталость кассирши проглядывает сквозь ее макияж. – Самое раннее, что я могу предложить, – она сверяется с телетайпной распечаткой, – это рейс в Хитроу, Лондон… завтра после полудня, вылет в три пятнадцать, компания «Лейкер скайтрейнз», пересадка в аэропорту Кеннеди, Нью-Йорк.
   – Мне крайне важно вылететь как можно скорее.
   – Уверена, что так оно и есть, сэр, но у нас забастовка авиадиспетчеров, и тысячи пассажиров ждут рейсов.
   Сиксмит говорит сам себе, что даже Приморская корпорация не смогла бы организовать забастовки на авиалиниях, чтобы его задержать.
   – Что ж, придется лететь завтра. В один конец, бизнес-класс, пожалуйста, для некурящих. В аэропорту можно где-нибудь устроиться на ночь?
   – Да, сэр, на третьем уровне. Отель «Бон вояж». Вам там будет удобно. Будьте добры, ваш паспорт. Я оформлю билет.
16
   Проникая сквозь немытые стекла, закат освещает вельветинового Хемингуэя в квартире Луизы. Луиза покусывает карандаш, углубившись в чтение брошюры «Запрягая солнце: два десятилетия мирной атомной энергии». Хавьер за ее письменным столом решает задачи на деление в столбик. Чуть слышно играет пластинка Кэрол Кинг «Гобелен»{61}. Через окна доносится смутный гул автомобилей, едущих по домам. Звонит телефон, но Луиза не снимает трубку. Хавьер следит за автоответчиком, который включается с металлическим щелканьем. «Здравствуйте, это Луиза Рей, я не могу подойти к телефону прямо сейчас, но если вы оставите свое имя и телефон, я вам перезвоню».
   – Ненавижу эти штуковины, – жалуется женский голос. – Лапочка, это твоя мама. Я только что узнала от Битти Гриффин, что ты порвала с Хэлом – в прошлом месяце? Я просто онемела! Ты не обмолвилась об этом ни словечком ни на похоронах отца, ни у Альфонса. Меня так беспокоит эта твоя замкнутость. Мы с Дуги собираем пожертвования для Американского общества раковых больных, и для нас было бы всем на свете, и солнцем, и луной, и звездами, если бы ты покинула свое крохотное гнездышко хотя бы на выходные и приехала к нам. Лапочка? Здесь будут тройняшки Хендерсоны – Деймиан, кардиолог, Ланс, гинеколог, и Джесси… Дуг? Дуг! Джесси Хендерсон, он кто? Лоботомист? А, забавно. В любом случае, доченька, Битти сказала мне, что по какому-то сочетанию планет все трое братьев не женаты. В самом деле, лапочка, в самом деле! Так что позвони, как только это услышишь. Ну, целую!
   И она действительно заканчивает поцелуем взасос:
   – Мммм-чмааа!
   – Она говорит, как мамаша-ведьма в «Зачарованных»{62}. – Хавьер немного выжидает. – Что значит «онеметь»?
   Луиза не поднимает взгляда.
   – Когда ты так удивлен, что не можешь говорить.
   – Не похоже, чтобы она очень уж онемела, правда?
   Луиза поглощена своим занятием.
   – Лапочка?
   Луиза швыряет в мальчика шлепанцем.
17
   В номере отеля «Бон вояж» доктор Руфус Сиксмит перечитывает пачку писем, полученных без малого полвека назад от его друга Роберта Фробишера. Сиксмит знает их наизусть, но их текстура, шуршание и выцветшие буквы, написанные рукой его друга, успокаивают его нервы. Эти письма – то, что он вынес бы из горящего здания. Ровно в семь часов он умывается, меняет рубашку и вкладывает девять прочитанных писем в Библию, которую убирает в прикроватную тумбочку. Непрочитанные письма Сиксмит сует в карман пиджака и идет в ресторан.
   Обед состоит из крошечного стейка с полосками жареных баклажанов и плохо промытым салатом. Он скорее умерщвляет, чем удовлетворяет аппетит Сиксмита. Доктор оставляет половину на тарелке и потягивает газированную воду, читая последние письма Фробишера. Через слова Роберта он видит самого себя, ищущего в Брюгге своего непостоянного друга, свою первую любовь – «и, если буду честным, последнюю».