– Ну? – с вызовом произносит мужчина с ястребиным лицом коренного американца.
– Я полагала, что это общественная парковка.
– Вы предполагали неверно. Она частная.
– Я журналистка. Надеялась проинтервьюировать нескольких из вас.
– На кого вы работаете?
– На журнал «Подзорная труба».
Тучи немного расходятся.
– Не написать ли вам о последних приключениях носа Барбры Стрейзанд? – говорит индеец и сардонически добавляет: – Без обид.
– Ладно, простите, я не из «Геральд трибьюн», но почему бы не дать мне попробовать? Небольшой положительный отзыв мог бы сослужить вам добрую службу, если только вы не рассчитываете на полном серьезе сорвать строительство атомной бомбы замедленного действия по ту сторону этой полоски воды, просто размахивая плакатами, бренча на гитарах и распевая песни протеста. Без обид.
Какой-то южанин ворчит:
– Дамочка, да они из вас так и прут.
– Интервью окончено, – говорит коренной американец. – Уматывайте отсюда.
– Не беспокойся, Мильтон. – На ступеньке своего трейлера стоит пожилая женщина, беловолосая и краснолицая. Я с ней поговорю.
Из-за хозяйки выглядывает аристократичная собака нечистых кровей. Ясно, что слово этой женщины весомо, потому что все остальные расходятся без малейших возражений.
Луиза приближается к трейлеру.
– Поколение любви и мира?
– Семьдесят пятый не идет ни в какое сравнение с шестьдесят восьмым. У Приморской корпорации имеются осведомители в наших рядах. На прошлые выходные власти хотели расчистить это место для важных персон, и пролилась кровь. Это дало полиции повод для ряда арестов. Боюсь, в результате развивается паранойя. Входите. Меня зовут Хестер Ван Зандт.
– Я очень надеялась встретиться с вами, доктор, – говорит Луиза.
– Конфликт между корпорациями и активистами – это конфликт между наркотическим опьянением и памятью. У корпораций есть деньги, власть и влияние. Наше единственное оружие – это возмущение общественности. Возмущение блокировало строительство Юкатанской дамбы, вынудило уйти в отставку Никсона и, отчасти, положило конец зверствам во Вьетнаме. Но возмущение слишком неуклюжая махина, чтобы его производить и им управлять. Во-первых, необходимы тщательные исследования; во-вторых, широкая осведомленность об их результатах: только если она достигает критической массы, общественное возмущение взрывается и начинает действовать. Любую из стадий легко саботировать. Альберто Гримальди по всему миру могут препятствовать исследованиям, погребая правду в комитетах, притупляя ее и искажая, а также запугивая исследователей. Они могут препятствовать осведомленности, приобретая телевизионные станции, выплачивая «гостевые гонорары» ведущим авторам или попросту скупая средства массовой информации. Пресса – и я имею в виду не только «Вашингтон пост» – вот где ведут свои гражданские войны демократические страны.
– И поэтому вы спасли меня от Мильтона и его собратьев?
– Я хотела предоставить нам правду, какой она нам видится, чтобы вы могли, по крайней мере, сделать осознанный выбор, какую сторону поддерживать. Напишете пасквиль о Новых Плясках бойцов Зеленого фронта в их миниатюрном Вудстоке{70} – и тем самым подтвердите все предрассудки республиканцев и погребете правду немного глубже. Напишете об уровне радиации в морских продуктах, о пределах «безопасного» загрязнения, устанавливаемых теми, кто загрязняет, о политике правительства, покупаемой с молотка дотациями на избирательные кампании, и о частной полиции Приморской корпорации – и тем самым на какую-то долю градуса приблизите температуру общественной осведомленности к точке возгорания.
– Руфус Сиксмит – вы с ним были знакомы? – спрашивает Луиза.
– Конечно была, упокой Господь его душу.
– Мне следовало бы поставить вас по разные стороны… или нет?
Ван Зандт кивает, довольная тактикой Луизы.
– Я познакомилась с ним в начале шестидесятых в округе Колумбия, в одном мозговом комитете, связанном с Федеральной комиссией по энергетике. Я перед ним благоговела! Еще бы – нобелевский лауреат, ветеран Манхэттенского проекта…
– Может быть, вам известно что-нибудь о написанном им отчете, осуждающем реактор «ГИДРА-зеро» и требующем демонтажа Суоннекке «Би»?
– Доктор Сиксмит? Вы абсолютно уверены?
– «Абсолютно уверена»? Нет. «Чертовски сильно уверена»? Да.
Черты Ван Зандт заостряются.
– Боже мой, если бы только Зеленый фронт мог раздобыть копию… – Она нахмуривается. – Если доктор Сиксмит написал разгромный отчет о реакторе «ГИДРА-зеро» и угрожал предать его гласности… что ж, тогда я больше не верю, что он застрелился.
Луиза замечает, что обе они говорят шепотом. Она задает вопрос, воображая, что это спрашивает Грелш:
– Не отдает ли это паранойей – считать, что Приморская корпорация могла бы убить человека ранга Сиксмита только затем, чтобы избежать негативной рекламы?
Ван Зандт снимает с полки пробкового дерева фотографию женщины лет шестидесяти пяти.
– Вот вам пример. Марго Рокер.
– Недавно я видела это имя на плакате.
– Марго является активисткой Зеленого фронта с той поры, как Приморская корпорация купила остров Суоннекке. Эта земля принадлежит ей, и она разрешила нам сидеть тут шипом в боку у корпорации. Полтора месяца назад на ее бунгало – в двух милях отсюда – напали грабители. Денег у Марго нет. Только несколько клочков земли, с которыми она отказывается расстаться, как бы ни обольщала ее Приморская корпорация. Грабители избили ее до потери чувств и бросили умирать, но ничего не взяли. В строгом смысле слова это не убийство, потому что Марго до сих пор в коме, так что полиция склоняется к версии плохо спланированного ограбления с неудачным концом.
– Неудачным для Марго.
– И чертовски удачным для Приморской корпорации. Ее семью засыпают медицинскими счетами. Прошло несколько дней после нападения, и компания по торговле недвижимостью из Лос-Анджелеса, «Открытая перспектива», обращается к двоюродному брату Марго с предложением купить эти несколько акров прибрежных кустарников по цене в четыре раза выше рыночной стоимости. Для создания частного заповедника. Так что я попросила Зеленый фронт навести кое-какие справки об «Открытой перспективе». Она была зарегистрирована всего пару месяцев назад, и угадайте-ка, кто возглавляет список корпоративных вкладчиков? – Ван Зандт указывает подбородком в сторону острова Суоннекке.
Луиза взвешивает все услышанное.
– Я буду держать вас в курсе, Хестер.
– Очень на это надеюсь.
– Итак, Фэй, – говорит Гримальди, балансируя на краю своего стола, – что нам о ней известно?
Фэй Ли говорит, словно читая невидимую шпаргалку:
– Репортер «Подзорной трубы» – полагаю, все мы знаем, что это такое? Двадцать шесть лет, честолюбива, ближе к либералам, чем к радикалам. Дочь известного зарубежного корреспондента Лестера Рея, недавно умершего. Мать повторно вышла замуж за архитектора после дружественного развода семь лет назад, живет в пригороде Буэнас-Йербаса – Юингс-вилле. Родных братьев и сестер нет. Изучала историю и экономику в Беркли, диплом с отличием. Начинала в «Хроникере», Лос-Анджелес, печатала политические статьи в «Трибуне» и «Вестнике». Не замужем, живет одна, по счетам платит вовремя.
– Стоячая вода, да и только, – комментирует Нейпир.
– Тогда напомните мне, почему мы ее обсуждаем, – просит Смок.
Фэй Ли обращается к Гримальди:
– Мы поймали ее, когда она расхаживала по институту, – во вторник, во время запуска. Она утверждала, что у нее назначена встреча с доктором Сиксмитом.
– На предмет?
– Была уполномочена написать статью для «Подзорной трубы», но я думаю, она что-то выуживала.
Президент правления смотрит на Нейпира. Тот пожимает плечами.
– Трудно определить, мистер Гримальди. Если она хотела что-то выудить, мы должны предположить, что она знала, за какого рода рыбой пришла.
Гримальди имеет слабость произнести вслух очевидное:
– Это отчет.
– У журналистов лихорадочное воображение, – говорит Ли, – особенно у голодных и молодых, ищущих свою первую большую сенсацию. Полагаю, она могла бы подумать, что смерть доктора Сиксмита была… как бы это сказать…
Альберто Гримальди изображает озадаченность.
– Мистер Гримальди, – вставляет Смок, – думаю, что у Фэй слишком много такта, чтобы прямо выложить вот что: эта Рей могла вообразить, будто мы убрали Сиксмита.
– «Убрали»? О господи! Это серьезно? Джо? Как ты думаешь?
Нейпир разводит руками.
– Фэй может быть права, мистер Гримальди. «Подзорная труба» отнюдь не славится твердой приверженностью фактам.
– У нас есть какие-нибудь рычаги воздействия на этот журнальчик? – спрашивает Гримальди.
Нейпир мотает головой.
– Я сам этим займусь.
– Она позвонила, – продолжает Ли, – и спросила, не сможет ли она взять интервью у нескольких из наших людей для статьи типа день-из-жизни-ученого. Так что я пригласила ее в отель на сегодняшний банкет и пообещала кое с кем познакомить на протяжении выходных. Собственно, – она бросает взгляд на часы, – я встречаюсь там с ней через час.
– Я дал на это добро, мистер Гримальди, – говорит Нейпир. – Лучше уж пускай она все разнюхивает прямо у нас под носом, где мы сами сможем за ней проследить.
– Совершенно верно, Джо. Совершенно верно. Определите, насколько серьезную угрозу она представляет. И в корне пресекайте всякие болезненные подозрения касательно бедняги Руфуса. – Все вокруг натянуто улыбаются. – Ладно, Фэй, Джо, картина ясна, спасибо, что уделили время. Билл, на пару слов о кое-каких делах в Торонто.
Президент правления и его подручный остаются одни.
– Наш друг, – начинает Гримальди, – Ллойд Хукс. Он меня беспокоит.
Билл Смок обдумывает его слова.
– В каком разрезе?
– У него такой вид, словно ему выпали четыре туза. Мне это не нравится. Понаблюдай за ним.
Билл Смок наклоняет голову.
– И тебе лучше бы припасти в рукаве какой-нибудь несчастный случай для Луизы Рей. В аэропорту ты все выполнил безупречно, но Сиксмит был выдающимся ученым, к тому же иностранцем, и мы не хотим, чтобы эта женщина раскопала какие-нибудь слухи о нечистой игре. – Он кивает вослед Нейпиру и Ли. – Эти двое подозревают что-нибудь о Сиксмите?
– Ли ни о чем не думает. Она пиарщица, а это все равно что иметь постоянную менструацию. Нейпир не смотрит. Он слепец, мистер Гримальди, слепец добровольный, и потом, ему скоро в отставку.
Сакс пытается вспомнить, как чувствовал себя, когда ходил без этого узла в кишках. Он тоскует по своей старой лаборатории в Коннектикуте, где мир состоял из математики, энергии и атомных каскадов, а он был его исследователем. Ему нет дела до этих политических порядков величин, где нарушение лояльности может привести к тому, что мозги твои будут разбросаны по номеру отеля. «Ты разорвешь его на мелкие клочки, Сакс, одну чертову страницу за другой».
Затем его мысли переносятся к избытку водорода, взрыву, переполненным больницам и первым смертям от радиоактивного заражения. Официальному расследованию. Поиску козлов отпущения. Сакс ударяет одним кулаком о другой. До сих пор его предательство Приморской корпорации не выходило за рамки «мыслепреступления»{72}, никогда не воплощалось на деле. «Осмелюсь ли я пересечь эту черту?» Он трет усталые глаза. Управляющий отелем вводит в банкетный зал группу цветоводов. Вниз не спеша спускается женщина, оглядывается в поисках кого-то, кто еще не явился, и направляется в оживленный бар. Сакс восхищается ее хорошо подогнанным замшевым костюмом, стройной фигурой, неброским жемчугом. Бармен наливает ей бокал белого вина и выдает какую-то шутку, которая удостаивается признания, но не улыбки. Она поворачивается в сторону Сакса, и он узнает ту женщину, которую пять дней назад принял за Меган Сиксмит: узел страха рывком затягивается сильнее, и Сакс поспешно выходит наружу через веранду, отворачивая лицо в сторону.
Луиза подходит к нише с окном. На столике стоит нетронутое пиво, но нет никаких признаков его владельца, так что она садится на нагретое место. Это лучшее место во всем помещении. Она смотрит на яхты в бархатистой вечерней голубизне.
“Власть”. Что мы имеем в виду? “Способность определять участь другого человека”. Слушайте, вы, люди науки, строительные магнаты и формирователи общественного мнения: мой самолет может вылететь из “Ла Гардии”, и прежде чем я приземлюсь в Буэнас-Йербасе, вы станете никем. Слушайте и вы, властелины Уолл-стрит, избранные чиновники и судьи: мне может потребоваться больше времени, чтобы сшибить вас с ваших шестков, но ваше итоговое падение будет в той же мере тотальным. – Гримальди обменивается взглядами с главой АЗОС, дабы убедить того, что его внимание не развеялось. – Но почему лишь некоторые добиваются владычества над другими, в то время как огромное большинство людей живут и умирают как приспешники, как домашний скот? Ответ являет собою святую троицу. Первое: богоданные дары харизмы. Второе: дисциплина, позволяющая вырастить эти дары до зрелости, ибо, хотя верхний слой почвы человечества и плодороден для талантов, лишь одно семя из десяти тысяч расцветает – из-за нехватки дисциплины. – Гримальди замечает Фэй Ли, ведущую эту назойливую Луизу Рей к тому кругу, где Спиро Эгню{73} устраивает прием при своем дворе. Во плоти журналистка выглядит привлекательнее, чем на фотографиях: вот, значит, как она заарканила Сиксмита. Он перехватывает взгляд Билла Смока. – Третье: воля к власти. Вот где загадка, лежащая в основе различных человеческих судеб. Что заставляет некоторых накапливать власть там, где большинство их соотечественников теряют, не принимают или сторонятся ее? Это дело привычки? Богатства? Стремления выжить? Естественного отбора? Полагаю, все это лишь предпосылки и результаты, а не сердцевинная причина. Единственный ответ может звучать так: “Здесь не существует «почему». Такова наша природа”. “Кто” и “что” проникают глубже, чем “почему”».
Глава Агентства по защите окружающей среды трясется от веселья, восхищенный собственным каламбуром. Гримальди смеется сквозь зубы.
– Убийственно, Том, абсолютно убийственно.
– И что, Фэй, вы никогда не чувствуете себя на Суоннекке в заточении, совсем?
– Суоннекке? Да это рай! – Голос пиарщицы полон воодушевления. – Буэнас-Йербас всего в часе езды, ниже по побережью – Лос-Анджелес, семья моя – выше, в Сан-Франциско, это же идеально. Дотационные магазины и бытовые предприятия, бесплатная клиника, чистый воздух, нулевая преступность, виды на море. Даже мужчины, – доверительно добавляет она вполголоса, – здесь хоть куда – собственно, у меня есть доступ к их персональным файлам, – так что можешь быть уверенной, что в фонде для свиданий у тебя не окажется какого-нибудь совершенного ничтожества. Кстати, о них – Айзек! Айзек! Ты мобилизован! – Фэй Ли хватает за локоть Айзека Сакса. – Ты помнишь, как несколько дней назад повстречался с Луизой Рей?
– Счастлив быть мобилизованным. Здравствуйте, Луиза, рад вас снова увидеть.
Луиза чувствует в его рукопожатии неловкость.
– Мисс Рей приехала сюда, – поясняет Фэй Ли, – чтобы написать антропологическую статью о Суоннекке.
– Да? Мы скучное племя. Надеюсь, вам удастся набрать нужное количество слов.
Фэй Ли включает свое сияние на полную.
– Уверена, что у Айзека найдется немного времени, чтобы ответить на любой из ваших вопросов, Луиза. Правда, Айзек?
– Изо всех скучных я наискучнейший.
– Не верьте ему, Луиза, – предостерегает Фэй Ли. – Это всего лишь часть стратегии Айзека. Как только твоя оборона ослабнет, он тебя атакует.
Мнимый сердцеед поворачивается на каблуках, неловко улыбаясь носкам своих ботинок.
Его слова оскальзываются, словно Бэмби на льду. На их столике стоит почти пустая бутылка вина. Бар опустел. Сакс не может вспомнить, когда в последний раз он был так пьян или когда был вот так расслаблен и напряжен в одно и то же время: расслаблен, потому что умной молодой женщине хорошо в его обществе; напряжен, потому что готов вскрыть фурункул на своей совести. Сакс испытывает путаное изумление: его влечет к Луизе Рей, и он болезненно сожалеет о таких вот обстоятельствах их знакомства. Женщина и репортер все время переливаются одна в другую.
– Давай переменим тему, – говорит Сакс. – Твоя машина, твой, – он воспроизводит акцент голливудского эсэсовца, – твой «фольксваген». Как его зовут?
– Откуда ты взял, что у моего «жука» есть имя?
– Все владельцы «жуков» дают своим машинам имена. Но только, пожалуйста, не говори, что это Джон, Джордж, Пол или Ринго. – «Господи, Луиза Рей, как же ты красива!»
– Ты будешь смеяться, – говорит она.
– Не буду.
– Будешь.
– Я, Айзек Каспер Сакс, торжественно клянусь не смеяться.
– Да уж, лучше не смеяться, если у тебя второе имя Каспер. Это Гарсиа.
Они оба беззвучно трясутся, пока не разражаются смехом. «Может, я тоже ей нравлюсь, может, она не только делает свою работу».
Луиза набрасывает на свой смех лассо и укрощает его.
– И это все, чего стоят твои клятвы?
Сакс делает жест mea culpa[38] и утирает глаза.
– Обычно они длятся дольше. Не знаю, почему это так смешно, я имею в виду, Гарсиа, – он фыркает, – не такое уж и смешное имя. Однажды я был на свидании с девушкой, которая называла свой автомобиль Росинантом, вот тебе крест.
– А мой так назвал один приятель, бывший Безумный Битник. В честь, знаешь, Джерри Гарсиа, из «Грейтфул Дэд»{74}. Он оставил его возле моего общежития, когда в двигателе вылетела прокладка. Примерно в то время, когда он меня бросил ради заводилы девочек-болельщиц. Паршиво, но правдиво.
– И ты не угостила эту машину паяльной лампой?
– Но ведь Гарсиа не виноват, что его прежний хозяин был обманщиком и потаскуном.
– Должно быть, тот парень просто спятил.
Сакс не собирался этого говорить, но ему не стыдно, что он это сказал.
Луиза Рей кивает со снисходительной признательностью.
– Как бы там ни было, а имя «Гарсиа» этой машине подходит. Отрегулировать ее невозможно, скорость норовит сменить по своему усмотрению, разваливается на мелкие кусочки, багажник не закрывается, масло течет, но дух она все равно не испускает.
– Я полагала, что это общественная парковка.
– Вы предполагали неверно. Она частная.
– Я журналистка. Надеялась проинтервьюировать нескольких из вас.
– На кого вы работаете?
– На журнал «Подзорная труба».
Тучи немного расходятся.
– Не написать ли вам о последних приключениях носа Барбры Стрейзанд? – говорит индеец и сардонически добавляет: – Без обид.
– Ладно, простите, я не из «Геральд трибьюн», но почему бы не дать мне попробовать? Небольшой положительный отзыв мог бы сослужить вам добрую службу, если только вы не рассчитываете на полном серьезе сорвать строительство атомной бомбы замедленного действия по ту сторону этой полоски воды, просто размахивая плакатами, бренча на гитарах и распевая песни протеста. Без обид.
Какой-то южанин ворчит:
– Дамочка, да они из вас так и прут.
– Интервью окончено, – говорит коренной американец. – Уматывайте отсюда.
– Не беспокойся, Мильтон. – На ступеньке своего трейлера стоит пожилая женщина, беловолосая и краснолицая. Я с ней поговорю.
Из-за хозяйки выглядывает аристократичная собака нечистых кровей. Ясно, что слово этой женщины весомо, потому что все остальные расходятся без малейших возражений.
Луиза приближается к трейлеру.
– Поколение любви и мира?
– Семьдесят пятый не идет ни в какое сравнение с шестьдесят восьмым. У Приморской корпорации имеются осведомители в наших рядах. На прошлые выходные власти хотели расчистить это место для важных персон, и пролилась кровь. Это дало полиции повод для ряда арестов. Боюсь, в результате развивается паранойя. Входите. Меня зовут Хестер Ван Зандт.
– Я очень надеялась встретиться с вами, доктор, – говорит Луиза.
26
Часом позже Луиза скармливает свой огрызок яблока кроткой собаке Хестер Ван Зандт. Увешанный книжными полками кабинет Ван Зандт столь же аккуратен, сколь хаотичен кабинет Грелша. Хозяйка завершает рассказ:– Конфликт между корпорациями и активистами – это конфликт между наркотическим опьянением и памятью. У корпораций есть деньги, власть и влияние. Наше единственное оружие – это возмущение общественности. Возмущение блокировало строительство Юкатанской дамбы, вынудило уйти в отставку Никсона и, отчасти, положило конец зверствам во Вьетнаме. Но возмущение слишком неуклюжая махина, чтобы его производить и им управлять. Во-первых, необходимы тщательные исследования; во-вторых, широкая осведомленность об их результатах: только если она достигает критической массы, общественное возмущение взрывается и начинает действовать. Любую из стадий легко саботировать. Альберто Гримальди по всему миру могут препятствовать исследованиям, погребая правду в комитетах, притупляя ее и искажая, а также запугивая исследователей. Они могут препятствовать осведомленности, приобретая телевизионные станции, выплачивая «гостевые гонорары» ведущим авторам или попросту скупая средства массовой информации. Пресса – и я имею в виду не только «Вашингтон пост» – вот где ведут свои гражданские войны демократические страны.
– И поэтому вы спасли меня от Мильтона и его собратьев?
– Я хотела предоставить нам правду, какой она нам видится, чтобы вы могли, по крайней мере, сделать осознанный выбор, какую сторону поддерживать. Напишете пасквиль о Новых Плясках бойцов Зеленого фронта в их миниатюрном Вудстоке{70} – и тем самым подтвердите все предрассудки республиканцев и погребете правду немного глубже. Напишете об уровне радиации в морских продуктах, о пределах «безопасного» загрязнения, устанавливаемых теми, кто загрязняет, о политике правительства, покупаемой с молотка дотациями на избирательные кампании, и о частной полиции Приморской корпорации – и тем самым на какую-то долю градуса приблизите температуру общественной осведомленности к точке возгорания.
– Руфус Сиксмит – вы с ним были знакомы? – спрашивает Луиза.
– Конечно была, упокой Господь его душу.
– Мне следовало бы поставить вас по разные стороны… или нет?
Ван Зандт кивает, довольная тактикой Луизы.
– Я познакомилась с ним в начале шестидесятых в округе Колумбия, в одном мозговом комитете, связанном с Федеральной комиссией по энергетике. Я перед ним благоговела! Еще бы – нобелевский лауреат, ветеран Манхэттенского проекта…
– Может быть, вам известно что-нибудь о написанном им отчете, осуждающем реактор «ГИДРА-зеро» и требующем демонтажа Суоннекке «Би»?
– Доктор Сиксмит? Вы абсолютно уверены?
– «Абсолютно уверена»? Нет. «Чертовски сильно уверена»? Да.
Черты Ван Зандт заостряются.
– Боже мой, если бы только Зеленый фронт мог раздобыть копию… – Она нахмуривается. – Если доктор Сиксмит написал разгромный отчет о реакторе «ГИДРА-зеро» и угрожал предать его гласности… что ж, тогда я больше не верю, что он застрелился.
Луиза замечает, что обе они говорят шепотом. Она задает вопрос, воображая, что это спрашивает Грелш:
– Не отдает ли это паранойей – считать, что Приморская корпорация могла бы убить человека ранга Сиксмита только затем, чтобы избежать негативной рекламы?
Ван Зандт снимает с полки пробкового дерева фотографию женщины лет шестидесяти пяти.
– Вот вам пример. Марго Рокер.
– Недавно я видела это имя на плакате.
– Марго является активисткой Зеленого фронта с той поры, как Приморская корпорация купила остров Суоннекке. Эта земля принадлежит ей, и она разрешила нам сидеть тут шипом в боку у корпорации. Полтора месяца назад на ее бунгало – в двух милях отсюда – напали грабители. Денег у Марго нет. Только несколько клочков земли, с которыми она отказывается расстаться, как бы ни обольщала ее Приморская корпорация. Грабители избили ее до потери чувств и бросили умирать, но ничего не взяли. В строгом смысле слова это не убийство, потому что Марго до сих пор в коме, так что полиция склоняется к версии плохо спланированного ограбления с неудачным концом.
– Неудачным для Марго.
– И чертовски удачным для Приморской корпорации. Ее семью засыпают медицинскими счетами. Прошло несколько дней после нападения, и компания по торговле недвижимостью из Лос-Анджелеса, «Открытая перспектива», обращается к двоюродному брату Марго с предложением купить эти несколько акров прибрежных кустарников по цене в четыре раза выше рыночной стоимости. Для создания частного заповедника. Так что я попросила Зеленый фронт навести кое-какие справки об «Открытой перспективе». Она была зарегистрирована всего пару месяцев назад, и угадайте-ка, кто возглавляет список корпоративных вкладчиков? – Ван Зандт указывает подбородком в сторону острова Суоннекке.
Луиза взвешивает все услышанное.
– Я буду держать вас в курсе, Хестер.
– Очень на это надеюсь.
27
Альберто Гримальди испытывает удовольствие, когда проводит в своем кабинете на Суоннекке внеплановые брифинги по безопасности с участием Билли Смока и Джо Нейпира. Ему нравится степенное поведение обоих мужчин, так контрастирующее со свойственной просителям и свите придворных манерой лебезить. Нравится отправлять свою секретаршу в приемную, где главы компаний, руководители профсоюзов и правительственные чиновники вынуждены томиться в ожидании, лучше всего – часами, и слышать, как она говорит: «Билл, Джо, сейчас у мистера Гримальди есть окно для вас». Смок и Нейпир дают Гримальди возможность тешить эту черту характера, роднящую его с Дж. Эдгаром Гувером{71}. О Нейпире он думает как о непреклонном бульдоге, чье детство, проведенное в Нью-Джерси, наложило на него отпечаток, не смягченный и тридцатью годами жизни в Калифорнии; Билл же Смок – это давнишний его знакомец, готовый пройти сквозь стены, этику и законность, чтобы выполнить волю своего хозяина. Сегодняшняя встреча усилена присутствием Фэй Ли, вызванной Нейпиром для последнего пункта их неписаной повестки дня: журналистка по имени Луиза Рей собирается посетить в эти выходные остров Суоннекке – представляет она угрозу для безопасности или нет?– Итак, Фэй, – говорит Гримальди, балансируя на краю своего стола, – что нам о ней известно?
Фэй Ли говорит, словно читая невидимую шпаргалку:
– Репортер «Подзорной трубы» – полагаю, все мы знаем, что это такое? Двадцать шесть лет, честолюбива, ближе к либералам, чем к радикалам. Дочь известного зарубежного корреспондента Лестера Рея, недавно умершего. Мать повторно вышла замуж за архитектора после дружественного развода семь лет назад, живет в пригороде Буэнас-Йербаса – Юингс-вилле. Родных братьев и сестер нет. Изучала историю и экономику в Беркли, диплом с отличием. Начинала в «Хроникере», Лос-Анджелес, печатала политические статьи в «Трибуне» и «Вестнике». Не замужем, живет одна, по счетам платит вовремя.
– Стоячая вода, да и только, – комментирует Нейпир.
– Тогда напомните мне, почему мы ее обсуждаем, – просит Смок.
Фэй Ли обращается к Гримальди:
– Мы поймали ее, когда она расхаживала по институту, – во вторник, во время запуска. Она утверждала, что у нее назначена встреча с доктором Сиксмитом.
– На предмет?
– Была уполномочена написать статью для «Подзорной трубы», но я думаю, она что-то выуживала.
Президент правления смотрит на Нейпира. Тот пожимает плечами.
– Трудно определить, мистер Гримальди. Если она хотела что-то выудить, мы должны предположить, что она знала, за какого рода рыбой пришла.
Гримальди имеет слабость произнести вслух очевидное:
– Это отчет.
– У журналистов лихорадочное воображение, – говорит Ли, – особенно у голодных и молодых, ищущих свою первую большую сенсацию. Полагаю, она могла бы подумать, что смерть доктора Сиксмита была… как бы это сказать…
Альберто Гримальди изображает озадаченность.
– Мистер Гримальди, – вставляет Смок, – думаю, что у Фэй слишком много такта, чтобы прямо выложить вот что: эта Рей могла вообразить, будто мы убрали Сиксмита.
– «Убрали»? О господи! Это серьезно? Джо? Как ты думаешь?
Нейпир разводит руками.
– Фэй может быть права, мистер Гримальди. «Подзорная труба» отнюдь не славится твердой приверженностью фактам.
– У нас есть какие-нибудь рычаги воздействия на этот журнальчик? – спрашивает Гримальди.
Нейпир мотает головой.
– Я сам этим займусь.
– Она позвонила, – продолжает Ли, – и спросила, не сможет ли она взять интервью у нескольких из наших людей для статьи типа день-из-жизни-ученого. Так что я пригласила ее в отель на сегодняшний банкет и пообещала кое с кем познакомить на протяжении выходных. Собственно, – она бросает взгляд на часы, – я встречаюсь там с ней через час.
– Я дал на это добро, мистер Гримальди, – говорит Нейпир. – Лучше уж пускай она все разнюхивает прямо у нас под носом, где мы сами сможем за ней проследить.
– Совершенно верно, Джо. Совершенно верно. Определите, насколько серьезную угрозу она представляет. И в корне пресекайте всякие болезненные подозрения касательно бедняги Руфуса. – Все вокруг натянуто улыбаются. – Ладно, Фэй, Джо, картина ясна, спасибо, что уделили время. Билл, на пару слов о кое-каких делах в Торонто.
Президент правления и его подручный остаются одни.
– Наш друг, – начинает Гримальди, – Ллойд Хукс. Он меня беспокоит.
Билл Смок обдумывает его слова.
– В каком разрезе?
– У него такой вид, словно ему выпали четыре туза. Мне это не нравится. Понаблюдай за ним.
Билл Смок наклоняет голову.
– И тебе лучше бы припасти в рукаве какой-нибудь несчастный случай для Луизы Рей. В аэропорту ты все выполнил безупречно, но Сиксмит был выдающимся ученым, к тому же иностранцем, и мы не хотим, чтобы эта женщина раскопала какие-нибудь слухи о нечистой игре. – Он кивает вослед Нейпиру и Ли. – Эти двое подозревают что-нибудь о Сиксмите?
– Ли ни о чем не думает. Она пиарщица, а это все равно что иметь постоянную менструацию. Нейпир не смотрит. Он слепец, мистер Гримальди, слепец добровольный, и потом, ему скоро в отставку.
28
Айзек Сакс сгорбившись сидит в «фонаре» бара в отеле Суоннекке и смотрит на яхты в бархатистой вечерней голубизне. На столе стоит нетронутое пиво. Мысли ученого переходят от смерти Руфуса Сиксмита к страху, что может обнаружиться утаенная им копия отчета Сиксмита, а затем – к предупреждению Нейпира о конфиденциальности. «Сделка, доктор Сакс, состоит в том, что ваши идеи являются собственностью Приморской корпорации. Вы же не хотите не выполнить условий сделки с таким человеком, как мистер Гримальди, правда?» Неуклюже, но действенно.Сакс пытается вспомнить, как чувствовал себя, когда ходил без этого узла в кишках. Он тоскует по своей старой лаборатории в Коннектикуте, где мир состоял из математики, энергии и атомных каскадов, а он был его исследователем. Ему нет дела до этих политических порядков величин, где нарушение лояльности может привести к тому, что мозги твои будут разбросаны по номеру отеля. «Ты разорвешь его на мелкие клочки, Сакс, одну чертову страницу за другой».
Затем его мысли переносятся к избытку водорода, взрыву, переполненным больницам и первым смертям от радиоактивного заражения. Официальному расследованию. Поиску козлов отпущения. Сакс ударяет одним кулаком о другой. До сих пор его предательство Приморской корпорации не выходило за рамки «мыслепреступления»{72}, никогда не воплощалось на деле. «Осмелюсь ли я пересечь эту черту?» Он трет усталые глаза. Управляющий отелем вводит в банкетный зал группу цветоводов. Вниз не спеша спускается женщина, оглядывается в поисках кого-то, кто еще не явился, и направляется в оживленный бар. Сакс восхищается ее хорошо подогнанным замшевым костюмом, стройной фигурой, неброским жемчугом. Бармен наливает ей бокал белого вина и выдает какую-то шутку, которая удостаивается признания, но не улыбки. Она поворачивается в сторону Сакса, и он узнает ту женщину, которую пять дней назад принял за Меган Сиксмит: узел страха рывком затягивается сильнее, и Сакс поспешно выходит наружу через веранду, отворачивая лицо в сторону.
Луиза подходит к нише с окном. На столике стоит нетронутое пиво, но нет никаких признаков его владельца, так что она садится на нагретое место. Это лучшее место во всем помещении. Она смотрит на яхты в бархатистой вечерней голубизне.
29
Взгляд Альберто Гримальди блуждает по освещенному свечами банкетному залу. В помещении булькают фразы, которые больше произносятся, нежели выслушиваются. Его собственная речь вызвала более сильный и продолжительный смех, чем речь Ллойда Хукса, который теперь что-то серьезно обсуждает с вице-президентом правления, Уильямом Уили. Итак, о чем же беседует эта парочка? Гримальди мысленно еще раз пишет краткое распоряжение для Билла Смока. Глава Агентства по защите окружающей среды излагает ему какую-то бесконечную историю о школьных днях Генри Киссинджера, так что Гримальди обращается к воображаемым слушателям с речью на тему власти.“Власть”. Что мы имеем в виду? “Способность определять участь другого человека”. Слушайте, вы, люди науки, строительные магнаты и формирователи общественного мнения: мой самолет может вылететь из “Ла Гардии”, и прежде чем я приземлюсь в Буэнас-Йербасе, вы станете никем. Слушайте и вы, властелины Уолл-стрит, избранные чиновники и судьи: мне может потребоваться больше времени, чтобы сшибить вас с ваших шестков, но ваше итоговое падение будет в той же мере тотальным. – Гримальди обменивается взглядами с главой АЗОС, дабы убедить того, что его внимание не развеялось. – Но почему лишь некоторые добиваются владычества над другими, в то время как огромное большинство людей живут и умирают как приспешники, как домашний скот? Ответ являет собою святую троицу. Первое: богоданные дары харизмы. Второе: дисциплина, позволяющая вырастить эти дары до зрелости, ибо, хотя верхний слой почвы человечества и плодороден для талантов, лишь одно семя из десяти тысяч расцветает – из-за нехватки дисциплины. – Гримальди замечает Фэй Ли, ведущую эту назойливую Луизу Рей к тому кругу, где Спиро Эгню{73} устраивает прием при своем дворе. Во плоти журналистка выглядит привлекательнее, чем на фотографиях: вот, значит, как она заарканила Сиксмита. Он перехватывает взгляд Билла Смока. – Третье: воля к власти. Вот где загадка, лежащая в основе различных человеческих судеб. Что заставляет некоторых накапливать власть там, где большинство их соотечественников теряют, не принимают или сторонятся ее? Это дело привычки? Богатства? Стремления выжить? Естественного отбора? Полагаю, все это лишь предпосылки и результаты, а не сердцевинная причина. Единственный ответ может звучать так: “Здесь не существует «почему». Такова наша природа”. “Кто” и “что” проникают глубже, чем “почему”».
Глава Агентства по защите окружающей среды трясется от веселья, восхищенный собственным каламбуром. Гримальди смеется сквозь зубы.
– Убийственно, Том, абсолютно убийственно.
30
Луиза Рей разыгрывает недалекую журналистку-паиньку, дабы уверить Фэй Ли, что не представляет никакой угрозы. Только тогда она получит достаточно свободы, чтобы снюхаться с диссидентскими приятелями Сиксмита. Джо Нейпир, глава службы безопасности, напоминает Луизе отца: спокойный, трезвый, примерно того же возраста и облысевший. За время роскошного пиршества из десяти блюд она раз или два замечает, что он задумчиво на нее смотрит.– И что, Фэй, вы никогда не чувствуете себя на Суоннекке в заточении, совсем?
– Суоннекке? Да это рай! – Голос пиарщицы полон воодушевления. – Буэнас-Йербас всего в часе езды, ниже по побережью – Лос-Анджелес, семья моя – выше, в Сан-Франциско, это же идеально. Дотационные магазины и бытовые предприятия, бесплатная клиника, чистый воздух, нулевая преступность, виды на море. Даже мужчины, – доверительно добавляет она вполголоса, – здесь хоть куда – собственно, у меня есть доступ к их персональным файлам, – так что можешь быть уверенной, что в фонде для свиданий у тебя не окажется какого-нибудь совершенного ничтожества. Кстати, о них – Айзек! Айзек! Ты мобилизован! – Фэй Ли хватает за локоть Айзека Сакса. – Ты помнишь, как несколько дней назад повстречался с Луизой Рей?
– Счастлив быть мобилизованным. Здравствуйте, Луиза, рад вас снова увидеть.
Луиза чувствует в его рукопожатии неловкость.
– Мисс Рей приехала сюда, – поясняет Фэй Ли, – чтобы написать антропологическую статью о Суоннекке.
– Да? Мы скучное племя. Надеюсь, вам удастся набрать нужное количество слов.
Фэй Ли включает свое сияние на полную.
– Уверена, что у Айзека найдется немного времени, чтобы ответить на любой из ваших вопросов, Луиза. Правда, Айзек?
– Изо всех скучных я наискучнейший.
– Не верьте ему, Луиза, – предостерегает Фэй Ли. – Это всего лишь часть стратегии Айзека. Как только твоя оборона ослабнет, он тебя атакует.
Мнимый сердцеед поворачивается на каблуках, неловко улыбаясь носкам своих ботинок.
31
– Трагический изъян Айзека Сакса, – анализирует Айзек Сакс двумя часами позже, развалившись на стуле в «фонаре» напротив Луизы, – состоит в следующем. Он слишком труслив, чтобы быть воином, но недостаточно труслив, чтобы лечь и перевернуться на спину, как хорошая собачка.Его слова оскальзываются, словно Бэмби на льду. На их столике стоит почти пустая бутылка вина. Бар опустел. Сакс не может вспомнить, когда в последний раз он был так пьян или когда был вот так расслаблен и напряжен в одно и то же время: расслаблен, потому что умной молодой женщине хорошо в его обществе; напряжен, потому что готов вскрыть фурункул на своей совести. Сакс испытывает путаное изумление: его влечет к Луизе Рей, и он болезненно сожалеет о таких вот обстоятельствах их знакомства. Женщина и репортер все время переливаются одна в другую.
– Давай переменим тему, – говорит Сакс. – Твоя машина, твой, – он воспроизводит акцент голливудского эсэсовца, – твой «фольксваген». Как его зовут?
– Откуда ты взял, что у моего «жука» есть имя?
– Все владельцы «жуков» дают своим машинам имена. Но только, пожалуйста, не говори, что это Джон, Джордж, Пол или Ринго. – «Господи, Луиза Рей, как же ты красива!»
– Ты будешь смеяться, – говорит она.
– Не буду.
– Будешь.
– Я, Айзек Каспер Сакс, торжественно клянусь не смеяться.
– Да уж, лучше не смеяться, если у тебя второе имя Каспер. Это Гарсиа.
Они оба беззвучно трясутся, пока не разражаются смехом. «Может, я тоже ей нравлюсь, может, она не только делает свою работу».
Луиза набрасывает на свой смех лассо и укрощает его.
– И это все, чего стоят твои клятвы?
Сакс делает жест mea culpa[38] и утирает глаза.
– Обычно они длятся дольше. Не знаю, почему это так смешно, я имею в виду, Гарсиа, – он фыркает, – не такое уж и смешное имя. Однажды я был на свидании с девушкой, которая называла свой автомобиль Росинантом, вот тебе крест.
– А мой так назвал один приятель, бывший Безумный Битник. В честь, знаешь, Джерри Гарсиа, из «Грейтфул Дэд»{74}. Он оставил его возле моего общежития, когда в двигателе вылетела прокладка. Примерно в то время, когда он меня бросил ради заводилы девочек-болельщиц. Паршиво, но правдиво.
– И ты не угостила эту машину паяльной лампой?
– Но ведь Гарсиа не виноват, что его прежний хозяин был обманщиком и потаскуном.
– Должно быть, тот парень просто спятил.
Сакс не собирался этого говорить, но ему не стыдно, что он это сказал.
Луиза Рей кивает со снисходительной признательностью.
– Как бы там ни было, а имя «Гарсиа» этой машине подходит. Отрегулировать ее невозможно, скорость норовит сменить по своему усмотрению, разваливается на мелкие кусочки, багажник не закрывается, масло течет, но дух она все равно не испускает.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента