Трент приложил палец к губам и, воспользовавшись замешательством секретаря, успел прошмыгнуть во внутренние помещения. Здесь вновь выхватил жидкостной пистолет и навел его на изумленно вскинувшего брови миллиардера.
   Гетти сразу прервал разговор. Трент приказал:
   – Скажите секретарю в приемной, что вы меня вызывали.
   Кристофер некоторое время глядел на Трента. Спустя несколько секунд он, не спуская глаз с дула пистолета, выговорил с сильным австралийским акцентом:
   – Парень, это ко мне. Все нормально. Команда, убрать новости.
   Новостные колонки исчезли.
   – Вы Рэндол Кристофер? – спросил Трент и спрятал оружие.
   – Кто ты такой, черт побери, и где моя охрана? Трент улыбнулся:
   – Они в отключке. Рядом с этим действительно замечательным номером. Должен признаться, вы здесь неплохо устроились. Надеюсь, мне в конце концов удастся наворовать достаточно добра у людей, подобных вам, чтобы и у меня появилась возможность останавливаться в таком же отеле.
   Кристофер, по-прежнему не скрывая удивления, в упор рассматривал непрошеного гостя.
   – Мне кажется, это вполне достойная цель, – поделился он с миллиардером.
   На лице Гетти появилось что-то напоминающее озарение.
   – Так это ты украл?.. – медленно выговорил он. Трент кивнул:
   – Я. Несколько дней назад. Это была отличная работа, я очень горжусь подобным достижением.
   – Кто ты такой?
   – Замечательный вопрос, но не в моих правилах отвечать на него. Хотя я восхищаюсь вашей наглостью. Когда вы спросили, у вас даже лицо не дрогнуло.
   – Ты слишком много говоришь. Зачем ты здесь? Убить меня?
   Трент сделал шаг по направлению к миллиардеру.
   – Я хочу, чтобы вы больше никогда не нанимали Макутов. Ни под каким видом! Я хочу, чтобы вы забыли о камне. Вы навсегда потеряли его, он больше никогда не вернется к вам. Хочу, чтобы вы знали: я никогда бы не пошел на это дело, если бы мне сообщили, кому принадлежит эта вещица. В такого рода делах я всегда проявляю предусмотрительную щепетильность, но на этот раз меня подвели. Я хочу, чтобы вы искренне, от всего сердца согласились со мной, что нанимать убийц, чтобы завладеть этой прекрасной вещью, недопустимо и недостойно.
   Наступила тишина. Наконец Кристофер произнес:
   – Что меня ждет, если я откажусь удовлетворить все твои пожелания?
   – Ответ очевиден, – пожал плечами Трент. – После того как я выйду отсюда, в ваш номер войдет человек, который церемониться не станет. – Он кивком указал на еще открытую дверь. – Сейчас я уйду. Не надо меня провожать. Итак, вы отказываетесь?
   Кристофер покачал головой:
   – Я согласен.
   Часы на стене показывали 4.45 утра.
   Священник Энди Строуберри, Джимми и Мила сидели в его рабочем кабинете при церкви. Все бодрствовали, им даже кофе не потребовалось, хватило одних
   разговоров.
   – Такое с ним часто случается? – спросил Энди. Мила вздохнула:
   – Бывает. Это началось два или три года назад. Он вдруг начал исчезать. Его нет день, два. Три дня о нем ни слуху ни духу. Никто не знает, куда он делся.
   – Он возвращается? – спросил священник.
   – Он всегда возвращается, – заявил Джимми. Мила добавила:
   – Я уверена, с ним все в порядке. – Она помолчала. – Он осторожный.
   Священник встал, прошелся.
   – Ребята, уже поздно. Я очень устал, завтра меня ждет трудный день. Если хотите, можете остаться здесь. Нет никакой необходимости уходить в такую рань.
   Когда он вышел из кабинета, Мила упрямо повторила:
   – Я уверена, с ним все в порядке.
   – Конечно он жив, – согласился Джимми.
   – Это все, что я знаю, – выговорила совсем тихо Мила.
   Джимми кивнул.
 
   – Эй, просыпайся!
   Джоди Джоди открыла глаза:
   – Что тебе?
   Берд проворчал, выжидающе глядя на нее:
   – Сегодня что-то совсем невмоготу от холода. Джоди Джоди тихо ответила:
   – Разожги огонь в очаге. Или сделай что-нибудь еще... Берд уселся на краю постели:
   – Джимми и Мила сегодня домой не вернутся.
   – Трент тоже.
   – Я знаю.
   Берд искоса глянул на Джоди Джоди. Она выдержала его взгляд и спросила:
   – Ну?
   – Можно я лягу рядом с тобой?
   Джоди Джоди отвернулась к стенке и закрыла глаза.
   – Ты стащил мое одеяло, а теперь лезешь. Если сунешься, я так стукну тебя по голове, что у тебя сразу в мозгах прояснится.
 
   Через несколько минут планета наконец достаточно повернулась вокруг оси, чтобы первые лучи солнца осветили Флэтбуш. Мила и – Джимми спали в кабинете священника Энди Строуберри.
   Сам священник лежал в постели, снов ему в ту ночь не довелось увидеть.
   Берд и Джоди Джоди тоже уснули, несмотря на то что парень, два раза сунувшись к Джоди Джоди, получил в ответ семь увесистых пинков. Девушка сочла это вполне приемлемым воздаянием. Она по сути своей являлась искренней сторонницей религиозной доктрины, утверждавшей, что, если ты сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.
   Доминик Симон лежала на кушетке в доме отца – такая же мертвая, как и вчерашним вечером, когда в ресторане «У Макги» ее сразила автоматная очередь. В этом доме той ночью никто не спал.
   Между тем Трент прямо из отеля направился в офис человека, нанявшего его. Стоило Тренту назвать пароль, как его тут же пропустили в кабинет.
   В сопровождении сотрудника охраны музея он вошел в просторный зал, напоминавший скорее выставку произведений искусства, чем рабочую комнату. Каждый из выставленных здесь предметов, по оценке Трента, стоил от десяти до пятнадцати тысяч кредиток Объединения. Работодателя – тридцатипятилетнего, лысого, как бильярдный шар, мужчину, восседавшего за письменным столом, – тоже можно было отнести скорее к редким произведениям искусства, чем к бизнесменам. Он был разодет с таким шиком, какой и не снился обитателям Фринджа. Каждая вещь на нем стоила столько, сколько землякам Трента хватило бы на год. Включая искусно отделанный, покрытый замысловатой резьбой рабочий стол, который Трент, не раздумывая, «увел» бы из этого кабинета, если, конечно, тот был бы поменьше размерами.
   По углам комнаты расположились сотрудники службы безопасности, и юноша был уверен, что все они прошли соответствующий инструктаж и приняли все меры предосторожности.
 
   Как только Трент вошел в кабинет, на лице хозяина мелькнул страх.
   – Ты и есть... Трент?
   – А вы, значит, Гидеон Гамильтон, исполнительный директор отдела покупок Национального музея естественной истории?
   – Ты выглядишь моложе, чем я ожидал. Трент остановился в нескольких шагах от стола. Садиться не стал.
   – Камень у вас с собой? – спросил Гамильтон.
   – Позвоните адвокату Давенпорту. 201311-BARD. Гамильтон не ответил. Некоторое время он обдумывал предложение, затем произнес:
   – Команда. Позвоните 201311-BARD.
   Последовала пауза, на этот раз более долгая. Наконец справа от Трента на голографическом экране появилось изображение седой стареющей женщины.
   Адвокат Давенпорт выговорила ясным четким контральто:
   – По поручению моего клиента я обязана проинформировать вас, что объект находится у меня. Объект может быть переслан заказчику только по заключению договоренности об обмене.
   Гамильтон разозлился:
   – Значит, вы не захватили его с собой?
   – В ваш офис? Где столько охраны? – Трент отрицательно покачал головой. – Конечно нет.
   – Что касается вашего последнего требования, здесь есть проблема.
   Трент решительно шагнул вперед. Охранники тут же дернулись со своих мест.
   – Я хочу получить свои деньги!
   – Нам трудно сразу собрать всю сумму, которую вы запрашиваете.
   Трент перебил его:
   – Вы переводите всю оговоренную сумму на счет моего адвоката. На это вам дается один час. После чего...
   В разговор вмешалась старушка, до сих пор наблюдавшая с голографического экрана:
   – Мой клиент распорядился, что, если означенная договоренность не будет выполнена в указанный здесь срок, я выброшу объект в Атлантический океан.
   – Вы знаете, на что вы решили посягнуть?! – воскликнул Гамильтон, не в силах сдержать раздражение. Давенпорт вежливо ответила:
   – Нет, не знаю. Но у меня есть инструкция, и я поступлю согласно желанию клиента.
   На лице Гамильтона нарисовалось выражение, какое бывает у пойманного преступника. Он сжался в кресле, втянул голову в плечи.
   – Деньги будут переведены до истечения часа, – заявил он.
   Трент повернулся и направился к выходу.
   – Трент, тебе больше нечего сказать? – окликнули его сзади.
   Юноша не выдержал, повернулся и, повысив голос, произнес:
   – Вчера погибли четыре человека. Вы знали об этом? Вас это взволновало?
   Гидеон Гамильтон вздохнул:
   – За Гранью каждый день умирают люди. Вы сделали для нас очень важную работу. Мы недооценили вас.
   Трент повернулся и, едва сумев сдержать гнев, сделал шаг в сторону Гамильтона.
   – Знаете, в чем ваша главная трудность? Вы почему-то считаете себя хорошими парнями.
   Исполнительный директор пожал плечами:
   – Послушайте, Трент, давайте оставим лирику. Вы один из лучших контрагентов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться. Надеюсь, мы еще поработаем вместе?
   Трента бросило в дрожь, гнев мешал говорить.
   – Я – профессионал. И поступаю так, как должен поступать профессионал. – Он сделал шаг по направлению к хозяину кабинета, заметил, как охранники потянулись к оружию. – Я всегда говорю правду и всегда получаю плату...
   Их разделял только стол. Трент огромным усилием сдержался.
   Гамильтон кротко согласился:
   – Я знаю.
   – И я не работаю на кого попало.
* * *
   Священник Энди с трудом пролез через люк и выбрался на крышу. Трент сидел в одном из расставленных там и сям кресел, наблюдая за закатом.
   Он посмотрел на отдувающегося священника.
   – Смотрю, декабрь вас не очень-то радует? Энди огляделся, кивнул:
   – Да уж. А все-таки у вас здесь замечательно.
   – Я люблю проводить здесь время. Отсюда далеко видно.
   Священник подошел к краю крыши, осторожно заглянул вниз.
   – Всегда приходится держаться подальше от края. Какой-нибудь снайпер может ошибиться и влепить заряд, – прокомментировал Трент.
   Энди туг же почти бегом отошел от края. Подтащил поближе одно из кресел, сел рядом с Трентом. Вопрос прозвучал неожиданно:
   – Кто ты?
   – Замечательный вопрос! Я – это я. Попытайтесь рассмотреть явление в совокупности со всеми сопутствующими обстоятельствами. Взгляните на тех, кто меня окружает, и вы узнаете, кто я. Прибавьте сюда четверых убитых, мои хлопоты. Много чего надо прибавить. – Трент говорил медленно, растягивая слова.
   – Оставим в покое твою семью, не будем тревожить мертвых. Кто ты есть?
   – Не в этот раз.
   – Я столько слышал о тебе, вот почему явился сюда. Но мы встретились, и я испытываю сомнение, дано ли мне понять тебя? Эта загадка не дает мне покоя. Знаешь, я всегда руководствовался в жизни принципом – если что-то кажется тебе слишком хорошим, чтобы быть правдой, верь, так оно и есть.
   Трент рассмеялся:
   – Я кажусь слишком хорошим, чтобы это было правдой? Ну, вы и знаток характеров!
   – Объясни, что это за камень? Почему вокруг него такая суета?
   Трент посмотрел прямо на оранжевый шар чуть задымленного зимнего солнца. Прикинул, как начать. И стоит ли? Почему бы нет.
   – Около двух миллиардов лет назад в земной коре частички корунда, титана и окисей железа смешались в некое уплотнение, которое под действием огромного давления и немыслимой температуры сплавилось в маленький камешек, вес которого составил пятьсот шестьдесят три карата. Около четырех столетий назад его выкопали на острове Шри-Ланка и назвали Звездой Индии. В тысяча девятисотом году Джон Пирпонт Морган подарил его Национальному музею естественной истории, а в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Мерф де Серф выкрал его из зала музея. Он придумал и исполнил необычайный трюк. Никто из охранников и смотрителей так и не заметил, как он спустился с крыши на веревке и похитил камень. – Рассказывая об этом эпизоде, Трент улыбнулся. – Он, правда, допустил ошибку – нельзя было держать камень при себе. Когда полиция схватила его, сапфир стал решающей уликой, сгубившей его. Спустя пятьдесят четыре года, во время Объединительной войны, музей был ограблен. Исчезли бесценные экспонаты, среди которых и Звезда Индии.
   – Ты решил вернуть камень?
   – Таковы условия контракта. – Трент, пожав плечами, помолчал. – Очень красивый камень! Пятнадцатилетняя девушка заплатила жизнью за то, чтобы этот раритет вернулся на прежнее место. Как вы полагаете, священник, это равноценная замена?
   – Сегодня со мной связались чиновники из Международного продовольственного банка. Трент искоса посмотрел в его сторону.
   – Меня назначили региональным директором, – произнес вдохновенно священник.
   Трент кивнул. Понятное дело, кому еще в таких местах распределять продовольствие, как не священнику.
   – Кто-то перевел на счет нашего района четверть миллиона кредиток. В распоряжение церкви Эриса, что на Флэтбуше. На тысячу кредиток Продовольственный банк может снабжать едой, жильем и медицинским обслуживанием сотню человек в течение двух лет. Ты представляешь себе, что значит кредит в четверть миллиона? Это значит, что в будущем году двести пятьдесят сотен жителей нашего района не умрут от голода. И в следующем тоже. Черт побери, это просто неслыханный рождественский подарок! – Энди помолчал, поглядел на закат, потом добавил: – Если кто-то из окружающих тебя людей выглядит неумеренно добрым, чтобы можно было с чистой душой поверить ему, считай, он такой и есть. Но не всегда. Как раз исключения и портят наш мир.
   Трент не ответил. Священник – огромного роста, толстый, чернокожий мужчина – поднялся и направился к люку. Юноша остался на крыше.
 
   Уже ночью, когда на небе заиграли мелкие зимние звезды, на крышу вылезла Мила. С собой принесла одеяло. Уселась в то же кресло, которое несколько часов назад освободил священник Эндрю Строуберри.
   – Ты что, всю ночь собираешься здесь сидеть? Смотри, снег пойдет.
   Он не ответил. Мила укрыла его одеялом. Накинула и вдруг заметила, что Трента бьет дрожь.
   – Слышь, – заворчала Мила, укутывая его одеялом. – Я знаю тебя почти шесть лет. И за все это время до меня в первый раз дошло, что ты тоже человек.

Интерлюдия: ЗЕМЛЯ
5 ноября 2068 года

   Ноябрь 2068 года, пятница, ночь.
   День выдштся пасмурный, холодный, ночь оказалась не лучше, промозглая, мрачная. Трент с чашкой черного кофе в руках стоял в дверном проеме, выводившем на балкон. За спиной яркими огнями сверкал зал ресторана «У Макги», перед ним за широкой полосой темной воды угадывались небоскребы Манхэттена.
   Падал мелкий снежок.
   Трент разглядывал огни большого города. Огни столицы.
   Сам он прятался в полумраке, черты казались смазанными. Света от расположенной на торце балкона вывески «У Макги» едва хватало, чтобы высветить полоску лба, овальные скулы, только светло-голубые глаза различались отчетливо. Трент повернул нагревательное кольцо на кружке с кофе, поднял его как можно выше – все равно с каждым новым глотком жидкость становилась все холоднее.
   Сколько он простоял у дверей, сказать трудно. Трент почти допил кофе, когда хлопок по плечу вывел его из созерцательного, раздумчивого состояния. Это был Джимми, тоже принимавший участие в вечеринке.
   – Мечтаешь? Трент кивнул.
   – Братан, – тихо спросил Джимми, наклонившись к уху Трента, – где ты?
   – Здесь, на козырьке, – ответил Трент, не поворачивая головы.
   – Это я понимаю. А где еще?
   – Здесь, на козырьке. Больше нигде.
   Джимми передвинулся за спину Трента, кивнул. Тот, не поворачиваясь, добавил:
   – Пытаюсь понять, почему сегодня так холодно.
   – Лично я решил, что ты подумываешь о том, как было бы здорово поваляться на пляже.
   Пляж, золотистый песок – это было так далеко от того, о чем размышлял Трент. Однако он не стал разочаровывать дружка.
   – Абсолютно точно. – Он повернулся к Джимми. – Просто замечательно нежиться на пляже, потягивать пивко и наблюдать за загорелыми девчонками.
   Джимми усмехнулся, выговорил нарочито по-местному, с ленцой пропуская буквы:
   – Дговорились. Ты когда-нибудь окажешься на пляже. Мож, нам тоже повез с таким отдыхом.
   – Обязательно повезет. Еще одно дельце, подобное тому, что мы провернули вчера, и следующее Рождество проведем в Большом городе.
   Джимми невольно облизнул губы, склонился к Тренту и от прихлынувшего страха заговорил, как учили в школе:
   – Так скоро?
   Трент пожал плечами:
   – Нас только пятеро. Самое большое число помощников, которых я могу взять с собой, это четыре человека. Больше никому не могу довериться. Так или иначе, а нам необходимо вырваться отсюда. Мы не можем застрять здесь навсегда.
   Только теперь Трент уловил, что Джимми изрядно выпил.
   – А чем плохо во Фриндже, братан? – спросил ла­тинос. – Конечно, в Патрулируемых секторах безопаснее. Но, парень, едва ли кто из миротворцев отважится появиться за Гранью. В Патрулируемых секторах все устоялось, там нам придется ходить по струнке, кланяться каждому вшивому миротворцу.
   – Мы не можем вечно оставаться во Фриндже. Я не хочу провести старость на улице.
   – Это правильно, – согласился Джимми. – И, конечно, не на этом холодном козырьке. Смотри, как тепло и весело в зале. Братан, глянь-ка на Джоди Джоди, ишь гляделки на тебя выкатила. Что скажешь, братан?
   Трент пожал плечами.
   – Не понимаю, что с ней случилось, – ответил он. – Я полагал, как раз ты и она созданы друг для друга. Джимми рубанул воздух ребром ладони:
   – Я просто слов не нахожу, братан! Ты порой бываешь не столько глуп, сколько слеп. Не надо разбивать мне сердце. Это ты ей нравишься, я имею в виду – по-настоящему. Пусть лучше она обожжется на тебе, чем на ком-нибудь еще.
   – Ладно, замяли.
   Джимми, склонив голову набок, пристально изучал Трента.
   – Все равно, парень, я когда-нибудь узнаю, о чем ты мечтаешь. Я порой думаю, что ты выйдешь в большие люди.
   Теперь Трент усмехнулся:
   – Что-то не верится.
   – Пока не верится, – уточнил Джимми. – Все-таки поделись, что там вертелось в твоей голове, когда я подошел?
   – Я вспоминал лягушатника Мохаммеда, – ответил Трент со всей возможной искренностью.
   – Ну дела. Французишка с арабским именем?
   – Так и есть.
   – Загадка на загадке, – вздохнул Джимми. – В твоих чертах вроде бы нет ничего арабского. Трент не ответил.
   – Или ты собираешься пришить этого лягушатника? – спросил чернокожий дружок.
   – Джимми, убийство...
   – Это плохо. Я знаю, знаю. Тебе что, никогда не приходилось убивать?
   – Однажды. Это был несчастный случай. – Трент, помолчав, добавил: – Он утонул.
   – Братан, и ты до сих пор терзаешься муками совести?
   – Такое тоже иногда случается, Джимми. Через много-много лет я понял, что он спас мне жизнь.
   Трент задумался о том, что, когда тебе семнадцать, шесть лет кажутся немыслимым по давности сроком. Он не стал дожидаться, когда Джимми что-нибудь ответит, обнял друга за плечо, сказав:
   – Давай-ка вернемся к своим. И повел друга в зал.
* * *
   Такие дела, читатель.
   Всякое время рождает легенды. Но прежде чем миф отразится в словах, придающих всякой вещи волнующий смысл и аромат таинственности, требуется совсем немного – правда. Событие, способное привлечь внимание или, скажем так, способное наполниться дневным светом и хранить его в самые темные и жуткие ночи, в любом случае должно состояться.
   Быть!
   Легенды редко исполнены доброты. Великодушие, кротость, назидательность, тем более счастливые концы более свойственны интерпретациям. Само же событие, по большей части, жестоко. Обыденные, наполненные привычно добродетельным благородством или великодушием происшествия редко задерживаются в памяти поколений. Другое дело любовь, смерть, неукротимая отвага, ненасытная жадность. Они толкают человека на потрясающие воображение поступки. Однако само по себе деяние еще только повод, который может обернуться сказанием, а может и зачахнуть в людской памяти.
   Я знавал многих замечательных людей, живших в Неразрывном Времени. Я был знаком с Ифахадом, схватившимся в смертельной схватке с К'Эйли. Я присутствовал на знаменитом заседании Конгресса, когда члены Зарадина решили начать войны во времени. Я присутствовал, когда благородный король Артур пал, сраженный рукой Камбера Тремодиана. Я очень горевал о нем. Я присутствовал, когда осененный гением Шекспир хватался за перо. Был свидетелем, когда композитор благородная Эри Моорх сочиняла свое последнее и самое популярное произведение – двадцатисемичасовой сен-сабль «Властелин Колец».
   Я был знаком с тремя самыми отъявленными негодлями, которых когда-либо рождала человеческая раса, – с Шивой Куриачином, с Олой, впоследствии ставшей Голубой Леди, и самим Камбером Тремодианом.
   Знавал я и добрых людей, их было куда больше. Они-то и определили мою жизнь, но больше всего я сожалею о том, что мне никогда не довелось встретиться с Трентом Неуловимым.