Шок. Общий шок. Яковлев расширенными глазами смотрел на Хромого. И, кажется, начал понимать...
   - Валера, - окликнул его Маронко, - тебя я отдельно прошу не цепляться к деталям. Твоя преданность Саше известна всем, и сейчас ты начнешь отстаивать его интересы. Пойми - я думал не один час. Спасти его может только консервация. Если он останется у руля, он моментально "засветится". И тогда к тем наркотикам, которые нашли у него в машине, добавится ряд куда более тяжких статей. И тот шаг, который я предлагаю вам совершить, на самом деле продиктован именно пониманием истинных интересов моего сына.
   Яковлев сник. А потом нагло осведомился:
   - Так что, мне ему передать, что вы приказали голосовать за Хромого? А то ведь вы сами знаете, Сашка мне башку открутит за то, что я взял на себя ответственность в таком деле, да еще и пошел против него. Предлагаю подождать, пока его выпустят.
   - Ждать мы не будем, - жестко сказал Маронко. - Ни часа. Потому что до завтрашнего вечера нам уже необходимо переменить все, что только возможно. Для того, чтобы Борис мог это сделать, ему необходим статус лидера. Не хочешь брать на себя ответственность - хорошо. Это сделаю я. Можешь завтра Саше так и сказать. Я приказал вам поддержать Бориса. И, в частности, сообщить ему всю секретную информацию. Имена своих агентов, если желаешь, можешь утаить - но все остальное раскроешь.
   - А это зачем? - изумился Эйфель.
   - Затем, что на Цезаря уже заведено уголовное дело! - неожиданно взорвался Маронко. - Затем, что он окончательно свихнулся и вообще ни о чем не заботится! Затем, что при его провале полетят все остальные! И если он не желает принимать меры безопасности, то это сделаю я! Вам все понятно или каждому отдельно объяснять, как Яковлеву?! Обнаглели, черти, м-мать вашу... Ваше дело - приказы выполнять, ясно?! Когда мне потребуется совет, я его спрошу, а сейчас извольте заткнуться и делать что сказано!
   Вот так он не разговаривал никогда. Не орал, не унижал людей. Тем более, что они ничего особенного и не говорили. Притихли, опустили головы. На скулах у всех играли желваки. Стерпят, сейчас стерпят... А потом все припомнят. И его случайную обмолвку - можешь завтра Саше так и сказать - в том числе. Он ведь предлагал Яковлеву объяснять Сашке ситуацию с таким видом, будто сам уже встретиться не планирует.
   Отповеди Яковлеву показалось мало. А парень молодец, стоит на своем до последнего.
   - Сергей Иванович, я к вам отношусь с искренним уважением. Но позвольте напомнить, что у Сашки с вами отношения союзные. Организация это Организация, а ясеневская группировка - это ясеневская группировка. И наш бизнес - это наш бизнес. Я не обязан сообщать Хромому ничего, что является тайной нашей команды.
   - Яковлев, - вмешался Хромой, - Цезарю союзные отношения и формальная - я подчеркиваю, формальная - принадлежность к другой группировке не помешала три месяца заправлять Организацией. И чем хуже я?
   - Ты дурней, - невозмутимо заметил ВДВ.
   Хромой взвился, но Маронко резко хлопнул ладонью по столу.
   - Молчать. Кто здесь умней, решаю я, - и язвительно хмыкнул: - Саша свои умственные способности нам в прошлом году продемонстрировал блестяще, ничего не скажешь. Когда я два месяца исправлял все его выверты. В этом году начал хорошо, а закончил... Сейчас он за решеткой. Что отнюдь не доказывает его ума. А вытаскивал его Борис. Я хотел бы поставить вас в известность, господа, что усилиями все того же Бориса - и только его измайловский блок ныне перестал существовать. Точнее, то, что от него осталось, возглавил Муравей. Именно тот человек, с которым войны не будет точно. Все наши серьезные конкуренты, а именно: Гончар, Чума, Рокки, Хирург - мертвы.
   - Ой дурак... - Яковлев схватился за голову. - Господи, какой же дурак! Боже мой, это что ж теперь будет... Сашка в прошлом году специально всех оставил, чтобы нас от черных хоть кто-то загораживал... Дурак, какой же дурак... Ну, все. Теперь готовьтесь к переделу. И такому, что в крови утонем уже мы.
   Маронко тяжело вздохнул.
   - Валера, твое мнение в данном вопросе несущественно. Отмашку на ликвидацию дал я.
   Глаза у Яковлева сразу стали пустыми. Абсолютно спокойно, невыразительным голосом он произнес:
   - Сергей Иванович, мне надоело ломать комедию. Мнение не учитывается, голосовать вы приказываете... Права голоса мы не имеем. Так зачем нас вызвали? Зачем? Чтобы мы идиотски радовались, что над нами ставят придурка? Хорошо, мы радуемся. В нашем присутствии здесь необходимости нет. Мы посидим внизу, кого-нибудь пошлем за пивком, чтобы время скоротать. Вы пока обсудите все ваши проблемы, а потом просто сообщите, что нам делать. Я выполню любой ваш приказ. Но объяснять Сашке ничего не буду. Последняя просьба - сделайте это сами.
   Он поднялся, сделал знак своим. Пять человек покинули кабинет. Арсений укоризненно посмотрел на Маронко, неодобрительно покачал головой. Но промолчал. Маронко снял трубку телефона, набрал номер диспетчерской и приказал Эдику выдать ушедшим чего-нибудь спиртного, чтобы горе залить. Нечего им выезжать за пределы "Дачи".
   - Борис, тебе придется постоянно следить за ними, - суховато заметил он. - Ребята неплохие, но от рук отбились. Вседозволенность их здорово испортила. Почаще напоминай, что главный - ты, а не они.
   - А что, мы уже проголосовали? - удивился Слон. - Хотя чего я спрашиваю, и так все ясно... За Цезаря все решили, Белый пойдет за Хромым, Ученый тоже на его стороне. Вахо, мы с тобой при любом раскладе в меньшинстве. Нашего мнения тоже не спрашивают. Сергей, все это хорошо, но ты объясни: почему?! Ты сам в свое время дал Цезарю "зеленый свет". И командовал он неплохо, напрасно ты к нему придираешься. "Залететь" любой может. Ты же просто раздавил его!
   - Шура, на тебя я орать не стану, конечно. Просто напомню, с чего начался беспредел 91-го года. С провала Аспиранта. Который точно так же, как сейчас Саша, возомнил себя самым умным и занялся самодеятельностью. За что и получил пятнадцать лет после кассационной жалобы. А первый приговор был по высшей мере. Я совсем не хочу, чтобы такая участь постигла моего сына. И лучше сейчас раздавлю его, чем позволю умереть за решеткой. А Борис, позволь тебе напомнить, на протяжении многих лет считался основным кандидатом на мое место. И тебя это вполне устраивало. Так что я считаю этот вопрос решенным.
   Слон развел руками, покосился на Вахо. Тот кивнул:
   - Все равно будет так, как скажет Сергей. И чего орать напрасно?
   - Ювелиру бы сообщить надо о смене руководства, - задумчиво обронил Белый. - А то еще он начнет возмущаться, он тоже вроде как сторону Цезаря держал...
   - Борис, - устало вздохнул Маронко, - позвони Ювелиру, проинформируй. Если у него возникнут вопросы, позовешь меня. Я на веранду выйду. Нехорошо что-то...
   Ему позарез нужно было перемолвиться с Яковлевым вдали от Хромого. Чтобы парень не затаил зло и первым не подбил Сашку на бунт. Надо дать понять, что резкость вызвана не их конкретным проступком, а общей взвинченностью.
   - Не против, если я тебе компанию составлю? - невинным тоном спросил Белый. - У меня к тебе еще вопросец личного характера имеется.
   Маронко надеялся, что Хромой хоть на радостях забудет соглядатая приставить... Не забыл. Ну ладно, Белый - еще не самое плохое. Мог пойти сам или послать Шалаева.
   Спустились вниз. Оскорбленные ясеневцы удалились в сад, прихватив по бутылке сухого вина на нос. В сад так в сад. Маронко прошел на веранду, пересек ее, толкнул стеклянную дверь. Навстречу шел Яковлев с трубкой мобильного телефона в руке. С непроницаемой физиономией и не глядя в глаза.
   - Это вас, Сергей Иванович, - протянул он трубку.
   - Кто?
   При Белом он не имел права разговаривать с неназвавшимися абонентами Хромой чуял подвох.
   - Какой-то Дмитрий, адвокат. Он сказал, вы его знаете.
   Маронко чуть не выронил телефон. Господи, Вихров все-таки догадался, как обойти прослушивающиеся линии... Покосился на Яковлева - все-таки его невозмутимость странная. Это не оскорбленная невинность, скорее, друг детства Ванятка догадался какие-то пояснения дать.
   - Привет, Дима, - как ни в чем ни бывало, сказал он в микрофон трубки.
   - Яковлев уверял, что принял меры против радиоперехвата разговора. Там рядом никого нет?
   - Да ничего, говори.
   - Тогда кратко информирую. Яковлеву я позвонил сразу после того, как ты отказался со мной разговаривать. В обстановке я более-менее разобрался. Тебе известно, кто играет против тебя?
   - Конечно! - Маронко радостно засмеялся, будто услышал нечто очень приятное. - Твой старый друг!
   - Алияр?! - Вихров выругался. - Но тогда это совсем плохо...
   Плохо не это. Плохо - если он Яковлева держит в курсе событий. Потому что тот не преминет поделиться с Сашкой, а тому до поры вообще ничего знать нельзя.
   - Дим, а если не секрет - ты с кем-нибудь делился своими... переживаниями?
   - В смысле, насколько осведомлен Яковлев? Пока я от него только текущий отчет спрашивал. Единственное, когда он мне сказал, что Корсара записали в предатели, я намекнул - история темная, не стоит спешить с выводами. Заодно и втолковал, что ты нервничаешь, поэтому сорвался и наорал на него.
   - Вот за это - спасибо.
   - Ты намеренно отдалил его от голосования, чтобы он потом при случае все переиграл?
   - Естественно.
   - Как насчет легенды, что на тебя наехали спецслужбы, и ты, спасая сына, отстранился от власти? Спрос будет с лидера Организации, и ты подставил под удар Хромого. Если я такое скажу Яковлеву, чтобы он до поры не выступал, он поверит?
   - Великолепно. То, что надо.
   - Значит, ты не заинтересован во вражде между Цезарем и Хромым. Даже в том, чтобы тот хоть что-то пронюхал об истинном положении дел. Я тебя правильно понял?
   - Как всегда.
   - Тогда продолжаю доклад. Цезаря я нашел.
   - Слава Богу.
   - Он в КПЗ, но я даже близко подобраться не смог. Финист там же. Есть у меня твердое убеждение, что их могут ликвидировать в любой момент.
   - Верно подмечено.
   - Жена Цезаря в больнице, и я хочу навести Яковлева на светлую мысль, что ей там не место, есть врачи и получше.
   - Замечательно.
   - Что требуют с тебя?
   Маронко засомневался. Сказать правду? Одним словом... Но тогда Ваня начнет действовать куда как более круто...
   - Деньги, Дима, все в нашем мире решают только деньги, - уклончиво ответил он.
   - Это еще не самое плохое. А почему, если речь только о деньгах, ты не желаешь ставить об этом в известность Цезаря?
   - У меня есть на то веские причины.
   - Дело твое... Запас времени есть?
   - Практически нет.
   - До утра терпишь?
   - Часов до шести.
   - А, так это приурочено к выходу Цезаря... Его должны выпустить, по крайней мере, на сегодняшний вечер уголовное дело еще не возбуждено. А если не выпустят - не расстраивайся. Даже лучше. Я переведу его под опеку ФСБ. И там выкрутиться будет проще.
   Только этого не хватает, чтобы Сашка очутился под крылом у покровителя Алияра...
   - Ошибаешься. Как раз вот этого допускать нельзя ни в коем случае.
   - Да? Ладно, тогда будем бороться сейчас. Ты не спеши, тяни время до утра. И Яковлева из особняка не гони. Я позвоню, он принесет тебе трубку. Своим сторожам можешь сказать, что это по поводу какого-нибудь контракта с UMF беспокоят.
   - Вполне подойдет. Что еще?
   - Парня твоего, Савельева, я нашел. Живой и невредимый, сидит в КПЗ в Ярославле. Абсолютно убитый, следователь жалуется, что из него слова не вытянешь. Говорит, уставится в стену перед собой и молчит. Со всем соглашается, но даже не прислушивается к тому, что ему втирают. Взяли именно за угон. Три года светит. Что с ним дальше делать?
   - А это на твое усмотрение. Я к таким вещам отношусь индифферентно.
   - Есть еще одна новость. Вчера в районе Водников выловили утопающего. На берегу парочка любовью занималась, видели, как он с моста свалился. Уверяли, что не сам. Он выплыл на поверхность и опять пошел ко дну. Парень вытащил его на берег, вызвал "Скорую", доставили в больницу. Мужчина лет шестидесяти на вид, кисти обеих рук в буквальном смысле слова искрошены, ногтей нет, на теле живого места нет, в легких воды полно и прочие прелести. Абсолютно седой. Сейчас в реанимации, врачи за жизнь не ручаются. Без сознания. Я туда послал своего агента, он сделал снимок. Пациент отдаленно похож на Корсара. Не могло такого быть, чтобы это именно он?
   Маронко усмехнулся. Н-да, разведчика так просто не угробишь.
   - Вероятнее всего, потому что район тот же. Да и все обстоятельства совпадают.
   - А, так ты знаешь, что конкретно с ним сделали?
   - Разумеется.
   - И что мне с ним делать?
   - Свидетелям заплатить, чтобы молчали. Врачам - тоже. Желательно наведаться в диспетчерскую и уничтожить записи о вызове. Потерпевшего вниманием не оставлять ни в коем случае.
   - Понял.
   - Еще одно. Летом - а может, и раньше - нас наконец-то навестит твой старый друг.
   - Алияр?
   - Да-да. Я знаю, ты будешь рад с ним встретиться.
   - Еще бы.
   - Постарайся, чтобы он не застал тебя врасплох. Сам понимаешь, такого человека надо встречать при параде. А то еще обидится, что не выставили ему почетный караул в аэропорте.
   - Я ему выставлю, - с угрозой пообещал Вихров. - Я ему такой караул выставлю... Если я правильно понял, мне следует позаботиться о личной охране для себя?
   - Верно. У него хорошие связи, знает все досконально.
   - Ничего... Ладно, тогда до утра?
   - Успеха тебе.
   Маронко вернул трубку Яковлеву. Покосился на него - интересно, уловил суть по отрывочным фразам и советам? Вряд ли, вполне заурядный разговор. Ничего, что непосредственно указывало бы на происходящие события.
   На душе стало заметно легче при мысли о том, что жив Корсар и Илья в надежных руках. Все, господин Ювелир, вы проиграли. Жаль только, что дожить до победы не получается. Но ничего, думал Маронко, умру со спокойной совестью.
   Белый смотрел на него вопросительно-тревожно. А, ему же пояснить требуется, кто звонил да зачем... Обойдешься, дорогой. И Хромому ты ни слова не скажешь.
   - Валера, - Маронко повернулся к Яковлеву, - я...
   - Все нормально, Сергей Иванович. Я бы тоже психовал и на всех кидался, если бы моих сыновей посадили.
   - Не в этом дело. Конечно, я был резковат. Но пойми - я ничего не делаю просто так. Саше просто нельзя сейчас возглавлять Организацию. Даже если бы не эти проблемы. Он не созрел до реальной власти. И власть его погубит. А я стремлюсь совсем не к этому.
   - Какие данные мне нужно приготовить для Хромого?
   - Я могу сказать, что ты не обязан сообщать. Дела концерна его не касаются ни с какой стороны, поскольку это не имущество Организации, и своих денег он туда не вкладывал. То же самое относится к другим компаниям. Ты можешь показать ему те же документы, которые предоставляются налоговой инспекции, этого достаточно. Далее, личный состав вашей бригады он знать должен, но полные биографии ни к чему. Твой разведблок - это тоже только твоя епархия. Я, к примеру, сам не знал, сколько агентов у Корсара. Но вот полный отчет по теневому бизнесу Хромой должен получить. В общем-то, у него те же полномочия, что были у меня.
   - Хорошо. С вашего разрешения, я съезжу домой, все подготовлю. Вернусь сегодня или завтра утром.
   - Погоди, не спеши. Ты мне еще понадобишься сегодня. Иди пока к своим, я позову.
   Яковлев успокоился. Это хорошо. Маронко проводил его взглядом, делая вид, что не замечает тревожно-вопросительной физиономии Белого. В конце концов тот не выдержал:
   - Сергей, с кем ты разговаривал?
   - А что такое?
   - Да мы вроде договаривались, что ты...
   - А-а, отчитываться вам! Ну что ж, раз так просишь... Звонил мой очень хороший друг. Которого, кстати сказать, беспокоят события, происходящие в данный момент. А возможности этого друга очень велики. Ты слышал, что я в разговоре с Хромым упоминал Визиря и Падишаха. Так вот, Падишах только из-за моего друга боится ехать в Россию. Даже под чужим именем.
   Белый насупился, помрачнел.
   - Я вас всех предупреждал, что вы четким строем маршируете к собственным могилам. Но это еще не все. Этот мой хороший друг отыскал Корсара.
   - Уже выловили труп? - испугался Белый.
   - Хуже. Для вас - хуже. Он выжил. И если я хоть что-то понимаю, то произошло это благодаря тебе, потому что рельс ему на шею вешал ты. Это я знаю точно.
   Белый булькнул горлом, сообразив, к чему клонит Маронко.
   - Но и это не все. Вы, конечно, можете разыскать Корсара, и даже добить его. Существует еще один свидетель всей вашей подлости. У Корсара был помощник. И этого человека вам не достать. Даже не знаете, кто он.
   Физиономия Белого приняла обреченное выражение. Невежливо повернувшись задницей, отыскал стул, с размаху уселся, закрыл лицо ладонями.
   - Господи, - простонал он, - ну что ж это за напасти... Бедная моя девочка... Сергей, хоть на секунду поставь себя на мое место! Что с ней станет, ну что?! Ей и так ни за что досталось...
   - Заткнись, - жестко приказал Маронко. - Заткнись и кончай ломать комедию. Мне твои сентиментальные сопли и вранье уже поперек горла стоят. Один в честного вора играет, второй любящим отцом, невинно пострадавшим, прикидывается... Только первый стучит гэбэшникам, и добро бы правильным! Так нет, такие же ссученные, как и он сам... А ты на судьбу плачешься да помощь свою навязываешь. Типа на меня наплевать, ты, Сергей, дочку мою пожалей. Да только виноват в этом ты сам. Никто не тянул тебя за уши, сам пошел к Хромому. Денег захотелось лишних. Вот и расплатился. Цезарь твоей Люде жизнь спас, и за тобой пошел, свою башку подставив. А ты с горящими праведным гневом глазами что сделал? Правильно, продолжил копать ему яму. И помощь свою предложил оригинально. Сергей, сказал ты, пусть Цезаря грохнут. Пожалей себя, отдай ребят Хромому. На коленях меня умолял не сдаваться, принять меры... Только на лбу твоем все мысли и побуждения ясно написаны. Большими красными буквами. Хромой посоветовал раскрутить меня на треп, чтоб узнать - всех он убрал, кто ему помешать мог, или не всех. Менты очень любят таких жалостливых в качестве подсадных уток использовать. Знаешь, что в камере делают с такими? Правильно, опускают. Один Хромой никем не прикидывается. Дерьмо оно и есть дерьмо, за километр видно. Но и в своем дерьме он все ж почище тебя. По крайней мере, в лицо говорит - да, предал. Да, денег хочу.
   - Сергей...
   - Так вот, слушай меня внимательно. У тебя есть два выхода. Либо ты на этот раз будешь делать только то, что я тебе скажу, либо я сам поговорю с Хромым. И поступлю очень просто. Объясню, какие у меня силовые аргументы, назову все имена. Предложу реально взглянуть на вещи. И заплачу ему миллиард зеленых. Наличными. Только ему. С условием, чтобы он избавил меня от остальных мерзавцев, и чтобы никто даже не вспоминал о них. А ведь я, в отличие от Визиря, расплачиваюсь честно. И что останется от тебя и твоей дочки?
   Белый взмок от волнения. В глазах - ужас, всамделишный ужас.
   - У тебя нет миллиарда...
   - Как и бомбы в сейфе не было, правда? А как, по-твоему, я залог за красную ртуть оставлял, когда Саша ее через границу перевозил? Или полагаешь, что мне ее под честное слово доверили?
   Заткнулся. Раскинул мозгами, решил, что такой ценный товар без равновесного залога не отдадут. Он же не знал о старой дружбе и мифической важности красной ртути. Поэтому пришел к выводу, что миллиард наличествует. Хотя вот это и был блеф. Миллиарда у Маронко не было. Ни наличными, ни на счетах. Не дотянул. И та простая мысль, что Маронко не стал бы жертвовать собой, располагай он возможностью перекупить Хромого, Белого не осенила. А Хромой, к сожалению, прекрасно знал, сколько приносит Организация, и на мелкие подачки не разменивался...
   - Хорошо, - сдавленно произнес Белый. - Я... Я сделаю все.
   - Конечно, - кивнул Маронко, - у тебя и нет другого выхода. О том, что мне кто-то звонил, ты забудешь. Яковлев не проболтается, а ты не слышал ничего. Сейчас, вернувшись в кабинет, я всех отправлю обедать. Ты откажешься, скажешь, что не голоден. Попьешь кофейку в моем обществе. Потом, когда Яковлев поедет в город, напросишься его сопровождать. Для пущей уверенности в том, что он не выкинет номер. После возвращения милости прошу в мою компанию.
   - Хочешь, чтобы я постоянно у тебя на глазах был?
   - Верно. Как я у вас, так и ты у меня. И если мне понадобится еще что-то от тебя - сделаешь без малейшего колебания. Потому что при необходимости я поступлю с тобой куда хуже, чем мог бы Хромой. И ты это знаешь. 91-й год помнишь? Если нет, я лично для тебя устрою камерное представление.
   И быстрым шагом пошел в дом. Времени в обрез, надо успеть многое, очень многое...
   ...Ночь. Последняя ночь в его жизни. Ничего уже нельзя изменить. Он хотел инсценировать самоубийство - но у Ювелира проснулась звериная хитрость. Он должен умереть так, чтобы все это видели и ни у кого не возникло сомнений. Ни в самой смерти, ни в естественности ее причин.
   Ему "приготовили" инфаркт. В шесть утра Хромой привезет яд. В восемь продолжится совет, на котором Ученый будет перераспределять обязанности бригадиров с учетом изменений в обстановке. За полчаса до того, как ребят выпустят из КПЗ, позвонит Ювелир. И если за это время у Маронко не случится "сердечный приступ" с летальным исходом, ребята погибнут. Встречать их поедут свои, но смерть будет ждать внутри. Они просто не выйдут на улицу. Конечно, в отместку возникнет некоторый беспредел, но кому от него станет легче? Да никому...
   Конечно, можно спуститься на первый этаж. Свистнуть ВДВ и Яковлеву, грохнуть Хромого - Белый сам не вякнет. Позвонить Вихрову, воспользовавшись чьим-нибудь мобильным телефоном. Поделиться подозрениями относительно того покровителя Ювелира, который носит погоны... А если у них продумана система страховки? Если ребят выпустят только после звонка этого чина? Если они смогут выйти только в сопровождении Ювелира? А если были перекупленные и помимо Рустамова? Говорил же Ювелир про какого-то верного пса, завербованного Хромым... Тогда по ребятам дадут залп из гранатометов свои же.
   Нет. При такой низкой осведомленности о планах противника рисковать нельзя. Не тот случай. И не те ценности на чаше весов. Все, что было в его силах, он уже сделал.
   Эх, Организация... Какая это была красивая мечта - там, в лагере. И сколько же зла она принесла всем, в том числе и ее создателям! Благими намерениями дорога в ад вымощена, и Маронко очень хорошо понял это. К сожалению, на собственной шкуре.
   Когда ему было двадцать пять, он мечтал, что рано или поздно сумеет изменить этот мир. Хотя бы для некоторых. В России очень много несправедливо униженных людей. Среди тех, кого обыватели считают отбросами и подонками, попадаются настоящие таланты. Просто они оказались невостребованными, государственная машина смяла и растоптала их, выбросила в шлак, посчитав нерациональным возиться с ними. Кто-то мог стать художником - но, единожды отвергнутый, начал рисовать клише для фальшивых денег. Кто-то родился генералом - но не нашлось "волосатой руки", и человек возглавил банду. Криминал принимает всех, здесь не нужен блат - только характер, ум и удача. Это очень немного. И Маронко всерьез полагал, что жизненно необходимо создать некое убежище для таких людей. Свой мир, где они получили бы то, чего заслуживали на самом деле. И где никто не называл бы их мерзавцами. Мир, который будет жить по другим законам. Более справедливым. Более человечным. Он ведь по своим убеждениям был идеалистом, как это ни странно...
   И, как любому идеалисту, ему и в голову тогда не приходило, во что все это может вылиться... Думал дать людям передышку, возможность самореализоваться, почувствовать себя человеком, а не уголовником. Но очень скоро понял, что государственная машина и мафия - структуры-антагонисты. И война между ними неизбежна. Страшная, безжалостная, война на уничтожение.
   То, что в результате он создал, нельзя назвать убежищем ни в каком приближении. Маронко временами становилось жутко, когда он неуверенно и неохотно оглядывался назад. Государственная машина оставляет за бортом нестандартных граждан - Организация их уничтожает. Все то же самое, что и в любом правительстве. Только более грубое, циничное. Политики хоть прикрываются красивыми словами - бандиты объясняют свои действия подлинными мотивами. Депутаты уверяют, что ими движут идеи процветания государства преступники не лгут. Зачем? Кто посмеет назвать их мерзавцами, если их защищает мафия? Жадность, зависть, трусость и подлость - вот их идеалы. Кто не с ними - тот умрет. Маронко своими руками создал мельницу смерти, которая перемалывает все лучшее, что есть в людях. Государство дает шанс, слабый, но шанс. Организация не милует никого. Зачем он это сделал?!
   Конечно, до этого он всегда находил себе оправдание. Говорил, что этот взгляд неправилен в корне уже потому, что односторонний. Убивает же не именно Организация. Она лишь структура, объединившая готовых убийц. Криминал изобретен давно.
   Ну хорошо, пусть даже Организация - мельница смерти. Но ведь Маронко создал не только ее. Она ведь стала всего лишь фундаментом для десятков других начинаний, среди которых попадаются те, что являются настоящим убежищем. Это прежде всего концерн UMF. Миллион рабочих мест, стабильная зарплата. Одно из немногих действительно престижных предприятий, где не спрашивают, за что сидел. Где рабочим выделяют общежития, не отличающиеся по удобствам от нормальной квартиры. Люди, работающие в фирме, не боятся завтрашнего дня. И продукция концерна по карману простому человеку, который хочет жить по западным стандартам на российскую зарплату.