Мяхар Ольга Леонидовна. Ангел

   Слезы стекали по щекам и капали на дубовые доски пола. Я ничего не могла с собой поделать, слишком больно было наконец осознать, насколько же я бесполезна для Дика.
   – Эй, ты чего, плачешь, что ли? Ой!
   Оська суматошно взлетел и чуть ли не рухнул мне на плечо, пытаясь обнять за шею крыльями, погладить по лбу и при этом еще и срочно извиниться.
   – Все хорошо, Ось, не переживай. – Я вытерла слезы ладонью и пересадила пушистика себе на руки. Он огорченно смотрел на меня, не зная, как вернуть назад обидные слова. – Ты прав во всем, только вот не получается у меня поступать и мыслить правильно. Наверное, даже этого мне не дано. Я просто буду защищать его и дальше так, как умею. И пусть я ужасный маг и никудышный воин, но зато я искренне хочу его защитить.
   Оська неумело гладил меня крылом по руке, стараясь утешить.
   – Ты ведь поможешь мне, Ось?
   – А куда я денусь.
   Я грустно улыбнулась сквозь все еще капающие слезы.
   – Не бойся, Ирлин, уж кто-кто, а я тебя не брошу, и вдвоем мы уж как-нибудь со всем справимся.
   Я кивнула, осторожно прижимая к груди пернатое чудо.
   – Спасибо.
   Оська только хмыкнул в ответ. А у меня стало значительно легче на душе. И ни я, ни Оська не заметили все это время стоявшего снаружи Лиса, молча слушавшего весь наш разговор.
 
   Ночь. Тишина. Луна заинтересованно заглядывает в окна, освещая кровать и мирно спящего на ней лорда. Мы с Оськой неслышно, как тени, просачиваемся внутрь комнаты, у меня в руке тяжелая сковородка, а в глазах почти отчаяние.
   – Ось, а ты уверен, что это действительно нужно?
   – Анестезия.
   Снова это непонятное слово. Ну ладно – в конце концов, это во благо.
   Прямо около кровати под ногой предательски скрипнула половица, Дик открыл глаза и резко сел. Я врезала ему по голове сковородкой, послышался гулкий звук, и Дик рухнул обратно.
   – Молодец, – вякнул впечатленный мыш, сидя на моем плече. – Именно так это и надо было сделать: сильно и безжалостно.
   Мне хотелось удавиться, но Оська уже принялся командовать, не давая мне толком погрузиться в пучину отчаяния.
   – Так, теперь ляг рядом с ним и прижмись лбом к его груди.
   – А это прилично? – засмущалась я, разглядывая его сильную грудь, выглядывающую из-за распахнутого ворота рубашки.
   – Нет, но не более чем бить его сковородкой по голове.
   Я кивнула и нырнула в постель, опуская свою голову с ярко пылающими щеками ему на грудь. Ощущение было довольно странное, я и не знала, что даже простое прикосновение будет так болезненно и в то же время так приятно. Блин, да что же со мной происходит? Поскорей бы это все закончилось.
   – Ирлин! – заорал Оська.
   – Чего? – мурлыкнула я, вдыхая запах его тела. Пахло морем и немного вином. Приятно.
   – Хватит шарить руками по его груди, сосредоточься!
   Я аж подскочила, с ужасом осознавая, что творю.
   – Ось, я не могу!
   – Без паники, я тут.
   – Нет, ты не понимаешь, я не хочу к нему прикасаться.
   – Почему? – Оська перелетел к нему на грудь и внимательно ее осмотрел. – Вроде ничего страшного нет, да и пахнет приятно.
   Мои уши сейчас сгорят.
   – Вот именно поэтому…
   – Так. Кончай дурью маяться и срочно ложись на него!
   – Ося!!!
   – Он щас очнется! Ты хочешь объединить сознания или нет?
   Под грозным взглядом Оськи я снова легла на грудь Дика, старательно не думая ни о чем, что могло бы меня смутить.
   – Молодец, теперь замри, я буду колдовать, а ты попытайся уснуть.
   Ага, щас. Прямо захраплю, и немедленно!
   Дик внезапно пошевелился и резко притянул меня к себе, прижав за талию к груди так сильно, что я даже вздохнуть не могла.
   – Ось, – прохрипела я, понимая, что ситуация обостряется.
   – Щас, держи! – Мне под нос сунули ручку от сковородки.
   Дика мне стало просто жалко.
   – Давай!
   И я дала. Сковородка с силой рухнула на многострадальный лоб, послышался еще более сильный гул. Я замерла, стараясь не шевелиться.
   – Он жив? – тихо спросил Оська, сидя рядом с его головой на подушке.
   – Не знаю.
   – Так проверь!
   – Как?
   – Послушай, бьется ли сердце.
   Я обругала себя за бестолковость и приложила ухо к груди. Сердце билось, и на душе сразу стало значительно легче. Только вот руки Дика продолжали крепко прижимать меня к нему. Я дернулась, попытавшись освободиться, но ничего не получилось.
   – Ну как? Труп?
   – Нет, – зашипела я, пытаясь разогнуть хотя бы одну из его рук. Результат – нулевой.
   – Да брось ты это, лучше давай продолжим.
   Я вздохнула и кивнула.
   – Ложись.
   – Легла.
   – Так, а теперь расслабься. Я начинаю колдовать.
   Сколько пафоса. Гм, ладно, надо попытаться расслабиться, расслабиться… но все, что я чувствовала, – это жар его тела, силу сжимающих меня рук и теплое дыхание на макушке. Сердце в груди грохотало так, что я испугалась за свою жизнь.
   – Расслабилась? Ты уже должна была заснуть! – пробился ко мне голос Оськи.
   – Не могу я расслабиться, не получается!
   Оська замер, задумчиво на меня поглядев. Я страдала молча, чувствуя, что еще чуть-чуть – и просто сойду с ума.
   – Ладно, погоди, я тебе помогу.
   – Заклинание? – обрадовалась я.
   – Анестезия!
   А в следующую секунду по голове мне грохнули чем-то тяжелым, послышался тихий, уже знакомый гул, и я погрузилась в темноту.
 
   Лица, звуки, тени и краски… они окружают меня, захватывают, кружат и мелькают перед глазами, не давая сосредоточиться. Я пытаюсь понять, разобраться в хаосе мельтешения, но у меня ничего не получается, и все это затягивает все глубже и глубже, стирая собственные мысли и воспоминания. Но…
   – Держись, я тут.
   Золотая фигурка мухи зависает передо мной и настойчиво пытается обратить на себя внимание. Ее жужжание раздражает, и я отмахиваюсь рукой. Так, подождите, рукой? У меня есть руки? Внимательно их рассматриваю, а недовольная и немного помятая муха возвращается.
   – Вот уж спасибо, чуть не убила! Ты чего дерешься?
   – Ося?
   – Нет, Петр Первый, собственной персоной! – истерикует муха, глядя на меня разноцветными фасеточными глазами. И тут выпендрился.
   – Где я?
   – В голове у Дика.
   – А почему все мелькает?
   – А ты задай вопрос, на который хочешь получить ответ, вот мелькание и прекратится.
   – Уверен?
   – Ирлин! – одергивает муха и садится золотистой брошкой мне на платье.
   Так, ладно, у меня и вправду очень мало времени, еще неизвестно, кто первый из нас очнется. Вопрос, надо задать вопрос. А, вот! Я как будто вспомнила что-то. И тут же передо мной развернулась немного блеклая картина. Я прозрачным привидением застываю в ее центре, удивленно оглядываясь по сторонам.
   Ночь, призрак луны выглядывает из-за облаков, старый город нависает громадами домов над случайными путниками. Узкие улочки заполнены трупами и острым запахом гниения, окна выбиты и теперь таращатся своими черными провалами, а невдалеке под еле-еле горящим фонарем застыла одинокая фигура, склонившаяся над кем-то.
   – Мне кажется, нам туда, – тихо вжикнула муха.
   Я послушно пошла вперед и вскоре узнала в фигуре… лорда?
   А у его ног лежал так похожий на него человек, что, если бы не цвет волос – серые, будто припорошенные пылью, – могло показаться, что это его отражение.
   – Зачем ты это сделал? – Голос Дика глух, он стоит на коленях перед окровавленной фигурой с в полуразорванной рубашке. Парень уже практически труп. Сажусь рядом, вглядываясь в его лицо и мучаясь от осознания того, что ничем не могу помочь.
   – Я твой брат, причем старший. – Тихий голос, такой мягкий и приятный, из уголка рта стекает кровь, ему осталось недолго.
   – Я бы справился и один!
   Я вздрагиваю и смотрю в искаженное болью лицо Дика. Так вот кого он потерял совсем недавно. Брата.
   – Ты всегда так говорил, даже будучи ребенком, – говорит умирающий, а потом заходится в надрывном, режущем душу кашле. Он заваливается набок и пытается приподняться, выплевывая на и так мокрые камни мостовой темные сгустки крови. Дик поддерживает его, помогая не упасть, а потом бережно кладет его голову к себе на колени.
   – Послушай, что я тебе скажу. – Голос парня совсем слаб. Боль буквально сжигает меня – боль Дика, которая режет и пронизывает все его воспоминания. – Научись доверять друзьям хотя бы иногда, иначе не выживешь.
   Дик сжимает руки в кулаки и опускает голову. Черная челка падает на глаза, скрывая лицо.
   – У меня нет друзей.
   А вот это уже жестоко. Неверяще смотрю на него, понимая, что кричать и спорить сейчас бессмысленно.
   – Есть. – Легкая улыбка на бледных губах. – Они у тебя есть, и я их видел.
   Удивленно смотрю на парня. Видел? Когда?
   – Ты же знаешь, что я могу заглядывать в зеркала твоего замка. А та девочка с золотыми волосами очень даже ничего.
   – Помолчи. Ты должен беречь силы.
   Его брат прикрывает глаза, дыхание слабеет с каждой секундой, но он все же продолжает говорить.
   – Послушай меня, Дик, послушай хоть раз в жизни. Моя смерть очевидна, слишком много яда впитало сегодня это тело. Но ты должен жить, должен продолжать жить, дышать и любить. – Он снова кашляет, кровь толчками бьет из разрубленных артерий, такое ощущение, что его кашель уже никогда не закончится, но он снова справляется с приступом. – И если ты этого не сделаешь и потеряешь ее, я ведь тебя и с того света достану.
   – О ком ты, у меня нет…
   – Не ври…
   Дик молчит, но боль достигает такой силы, что уже я сейчас начну корчиться на этой земле, воспоминания наполнены этой болью под завязку!
   – Потерпи еще чуть-чуть, – шепчет Оська, – осталось недолго.
   Киваю, сжимая зубы и показывая, что поняла. Если это смог выдержать он – значит, как-нибудь смогу и я.
   – …не ври мне, ты ведь любишь ее, эту золотоглазую девушку, я не слепой.
   Боль неожиданно ослабевает, давая мне шанс разогнуться из позы эмбриона. Я чувствую раздражение и резкое неприятие Дика.
   – А раз любишь – значит, сможешь ее удержать.
   Что это за чувство? Такое странное и сильное. Не понимаю, но оно так знакомо.
   – А теперь прощай, сил поддерживать жизнь в этом теле у меня больше нет…
   Дальше боль оглушает, и Оська буквально вышвыривает меня оттуда, пока я еще в своем уме.
   – Ося, что это было?
   – Смерть брата лорда, – хмуро жужжит муха. – Да уж, теперь многое становится понятным.
   – Что именно? – интересуюсь я, стараясь не смотреть на калейдоскоп воспоминаний, снова закружившийся вокруг меня.
   – Многое, – туманно отвечает Оська.
   А в следующее мгновение я открываю глаза уже в своем собственном теле, чувствуя довольно сильную боль в области затылка. Стон вырывается из груди непроизвольно, очень хочется убить Оську.
   – Ну ты как, пришла в себя?
   Медленно поднимаю голову, рассматривая аж четырех совят, прыгающих со сковородками по подушкам.
   – Так, все ясно – у тебя шок! Давай вставай – и поползли отсюда, пока еще и он не очнулся.
   Пытаюсь сесть. Оська уползает с кровати, спрыгивая на пол. Следом исчезает сковородка, грохнув о доски так, что я резко подпрыгиваю, срочно приходя в себя. И первое, что я вижу, это черные глаза Дика, изучающие мою бледную мордочку.
   – Ой, привет! – Ничего более умного я сказать не могла в принципе.
   Ругая себя, пытаюсь встать, но тут же плюхаюсь обратно, так как Дик даже и не думает убирать руки с моей талии, все так же крепко удерживая на месте. Ситуация критическая, срочно пытаюсь сообразить, как бы поправдоподобнее объяснить, что именно я делаю ночью в его кровати… Гм. Ну не знаю.
   – Ирлин, ты чего застряла? – Это Оська. Громко и из-под кровати. Кошмар. – Давай, поконтачила с ним и вылазь, хорош к нему прижиматься.
   У Дика брови медленно ползут вверх, интерес в его глазах переходит все границы. Сижу пунцовая, сильно ругаясь про себя и старательно ему улыбаясь. Оську – придушу!
   – Ты чего, уснула?
   – Нет, – шиплю я.
   – Тогда слазь, кому говорю, а то опять очнется, а сковородка у меня.
   Стараюсь не смотреть на Дика. Интересно, о чем он сейчас думает?
   – Ося, он уже очнулся! Тишина под кроватью.
   – Да?
   – Да!
   Тихое шуршание. А потом медленно появляющаяся сбоку от головы Дика ручка сковородки.
   Дик с интересом ее рассматривает.
   – Держи, – пыхтит Оська, – она тяжелая.
   Дик садится и сам берет сковородку, поднимая вместе с ней и вцепившегося в ее край Оську. Тот, увидев лицо Дика недалеко от своего клюва (он опять совенок), удивленно хлопает глазками, а потом радостно ощеривается в широкой улыбке.
   – Ой, привет! А мы тут…
   Закончить он не успел, был очень занят: вылетал из окна прямо сквозь стекло, улепетывая от летящей ему вслед сковородки. По-моему, улетел-таки, хотя и не уверена.
   – Так, а теперь разберемся с тобой.
   Я почувствовала, как сердце с грохотом падает в желудок, настойчиво ища путь, ведущий к пятке. Он смотрит на меня очень странно, удерживая в одной руке обе моих ладони, а другой сжимая мой подбородок и изучая широко распахнутые от страха глаза.
   – Ты меня тоже сейчас выкинешь в окно?
   – Куда? – переспрашивает он.
   – В окно. Но там дождь и многокилометровая пропасть – так что, может, накажешь как-нибудь по-другому?
   Он усмехается, даже и не думая развеивать мои страхи.
   – И что ты успела увидеть?
   – Где?
   – Не надо, Лин. – Я замираю. Так он меня еще никогда не называл. Но страх от этого меньше не становится.
   – Ну… я увидела гибель твоего брата.
   Сузившиеся глаза, вздувшиеся желваки и ярость, наполнившая его глаза. Мне хана, он меня точно сейчас убьет! Не видать мне хранительства, как своих ушей…
   Неожиданно меня отпускают, он снова ложится на постель, заведя руки за спину и разглядывая потолок над головой. Я смотрю на него, не зная, что мне делать.
   – Зачем ты это сделала, Лин?
   Вот опять, он снова назвал меня Лин.
   – Я… я переживала!
   Он молчит, продолжая рассматривать рисунок на потолке.
   – Я переживала из-за того, что ты накричал на меня сегодня утром. Я поняла, что случилось что-то ужасное, и хотела узнать, что именно.
   – Узнала?
   Ирония его голоса больно ранит, я не знаю, что мне ему ответить.
   – И что дальше? Как именно ты будешь спасать меня от этой боли?
   Он снова злится, но это уже неважно. Я вспомнила ту чудовищную боль, которая скрутила меня в его воспоминаниях, вижу его искаженное лицо при свете луны и понимаю, что он сейчас очень сильно страдает. А потом… потом я вдруг обхватила его голову руками, легла рядом и с силой поцеловала, сама не понимая, что я творю, что делаю.
   Дик замер, а я все никак не могла от него оторваться. Его губы были сухими и горячими, запах моря и вина кружил голову. А жар его тела передавался моему. Внезапно я почувствовала, как его руки обнимают и с силой прижимают меня к себе. Я вздрогнула и попыталась отстраниться, но теперь уже он мне этого не позволил. Прижав меня к себе, он стал с таким жаром целовать мои губы, щеки, веки, что я задохнулась, не понимая отчего мне не хватает воздуха. Он целовал и постоянно шептал мое имя, запутываясь рукой в шелке моих волос и не отпуская меня ни на миг, будто боялся, что я сейчас исчезну, растворюсь, как утренняя дымка, и он поймет, что все это был лишь сон.
   Вот только я никуда пропадать не намеревалась. В тот момент я бы и за все сокровища мира не смогла бы отстраниться от него.
   – Лин… Лин… моя Лин… – шептал он в темноте, а полночная луна безмятежно освещала все это безобразие и одинокого мокрого совенка, сидящего на подоконнике и хмуро за всем этим наблюдающего.
   И я не знаю, чем бы все это закончилось, только вот в следующее мгновение ярко сверкнула молния, вспыхнул свет и меня что-то заставило исчезнуть и появиться недалеко от кровати… на руках у Васьки. Он яростно смотрел на встрепанного Дика, сидящего на кровати и с не меньшей яростью смотревшего на него.
   – Смертный! – громыхнул Васька, не обращая внимания на мои бурные попытки вырваться. – Ты хоть понимаешь что творишь?!
   Оська тяжело вздохнул и куда-то улетел.
   – Отпусти ее, – прошипел Дик и через мгновение уже стоял напротив Васьки. Кожа его покрывалась чешуей, из-за спины медленно вырастали перепончатые крылья, а пальцы украшались лезвиями длинных когтей.
   – Ну и что тут происходит?
   Вытянув шею я увидела сонного Лиса, на плече у которого сидел Оська. Рядом стоял встрепанный Сон в натянутой наизнанку рубашке и обалдело смотрел на застывших друг перед другом Дика и Ваську. Но тут он заметил меня, мгновенно ощетинился и рванул вперед. Я на всякий случай зажмурилась, ужасаясь количеству неприятностей, которые умудряюсь принести.
   Тихое дуновение ветра, шорох крыльев – и вот я уже на руках у Сона, принявшего свою истинную форму и теперь застывшего неподалеку от окна. Я осторожно посмотрела наружу. Шел дождь. М-дя-а-а… так, берем ситуацию в свои руки. Срочно!
   – Сон, пусти.
   Интересно, и почему меня сегодня никто не слушает? Я ведь серьезно.
   – Сон!
   Медленно и крайне неохотно мне дают утвердиться на собственных конечностях. Оська одобрительно на меня смотрит. Васька с Диком вот-вот сцепятся и перегрызут друг другу глотки. Гм, ну что ж, я честно не хотела колдовать, но, видимо, придется!
   Слова, как и ударения, вспоминаются с трудом, но выкрикиваю я их как можно более громко и угрожающе. Васька, дольше со мной знакомый, вздрагивает и переводит на меня перепуганный взгляд, Оська срочно пытается умотать из комнаты, но заклинание слишком короткое, и он попросту не успевает.
   – Зандравус! – вякаю я последнее слово, с гордостью ожидая результата своих издевательств над памятью. И результаты не заставляют себя долго ждать.
   Никто не успевает и глазом моргнуть, как вся комната заполняется бурными потоками ледяной воды, в которой плавают… аллигаторы? Мама!
   – А-а-а!!! Меня кто-то укусил за задницу! – Это Лис.
   Васька с плеском вылетает из бушующей воды и тут же врезается в невидимый купол, накрывший всю комнату и непроницаемый даже для его магии! Сон стоит рядом на подоконнике, крепко держа меня за руку и пытаясь подтянуть к себе, хотя и самого вот-вот с этого подоконника смоет.
   – Помогите! – Оська проплыл мимо, с ужасом улепетывая от полутораметрового аллигатора, который гнался за ним с широко открытой пастью.
   Дик молча рубил на мелкие кусочки другого крокодила, попытавшегося, на свою голову, тяпнуть его за ногу. Лис вцепился в Ваську, который летал под потолком и разил гадов белыми молниями. От первой же молнии все плавающие в воде получили разряд короткого замыкания. Оська задымился, крокодилы сдохли. Я старательно приглаживала стоящие дыбом волосы, чувствуя проскальзывающие по пальцам искры разрядов.
   – Ирлин!!! – Хором. Хм, надо что-то сделать. Наверное.
   Дик, Васька, Лис и черный лысый совенок крайне угрюмо смотрели на мою скромную особу, явно замышляя что-то недоброе. Гм, надо срочно все исправлять, а то побьют.
   – Щас, – улыбнулась я, – щас я все исправлю. Так как же там это было? А, вспомнила!
   Васька плюхнулся в воду и попытался отцепить от себя Лиса, который отцепляться явно не собирался, убедившись, что боевой ангел в моменты опасности – это круто.
   – Зарабус, вандаре, кубитул летале….
   Я громко и тщательно выговаривала слова, искренне молясь про себя, чтобы это сработало. Сон невозмутимо держал меня на руках, морально готовый ко всему. Ребята молчали, сплотившись и готовые к тому же.
   – Кранере! – Я зажмурилась. Наступила полная тишина. Мы ждали.
   – И? – осторожно попытался уточнить Лис.
   И пол исчез.
   После чего вода, останки крокодилов и мы все с воплями рухнули куда-то вниз, пролетели два этажа и грохнулись на чересчур твердый, на мой взгляд, кухонный пол, залив водой и заполонив крокодилами абсолютно всю кухню. Стоял жуткий грохот. Позже выяснилось, что Васька попал в чан с супом, а Дик приложился о плиту. Оська упал на Лиса и радостно пискнул, но тут сверху рухнули мы с Соном, и писк трагически оборвался.
   – Ирлин!!!
 
   Меня не особо били (Сон не дал, готовый убить любого, кто на меня покусится), только связали и сунули в рот кляп (Сон, к сожалению, согласился, что это для моей же пользы). Лысый Оська возлежал на четырех подушках и громко требовал, чтобы меня немедленно убили, расстреляли и на всякий случай повесили, пока не повесился он сам. Ему кивали, сочувствовали, но Сон бдил, так что все, что я получала, – это крайне многообещающие взгляды.
   Одно хорошо: Васька уже не стремился убить Дика, да и тот уже не рвался выяснять отношения, так что мне пришлось временно смириться с положением пленницы, тайно перепиливая ногтями веревки (ногти ангела могут быть ну о-очень острыми, что иногда крайне полезно).
   Вся компания расположилась в зале на первом этаже, закутавшись в пледы и греясь у жарко растопленного камина. На столе стояли чашки с горячим чаем и булочки, которые мне, естественно, никто предложить не догадался. Ну и ладно, подумаешь, плюшки и чай… горячий… гм. Ой, меня никто не лю-юбит!!! Я старательно зашмыгала носом. Меня так же старательно игнорировали. Тоже мне, друзья называются!
   – Итак, давайте окончательно разберемся в ситуации. – Слово взял Лис, и все внимательно его слушали, прихлебывая ароматный чай. – Насколько я понимаю, Дик и Вася, – Васька поморщился (так его могла звать только я), но смолчал, – как раз выясняли отношения, когда все это произошло.
   Все повернулись ко мне и еще раз хмуро рассмотрели. Я пилила веревки, не обращая на них никакого внимания.
   – Вопрос первый, – продолжил Лис, – что ангелу понадобилось здесь, да еще и ночью?
   Я замерла, мне тоже это было очень интересно. Кстати, получилось выплюнуть кляп.
   – Я прилетел за Ирлин.
   Шок и тишина, нарушаемая лишь гудением пламени в очаге.
   – Что? – Это я не выдержала. Но, к счастью, никто не заметил, что я уже без кляпа.
   Вася повернулся ко мне и нахмурился, я почувствовала себя чуть ли не школьницей, опять набедокурившей во время занятий.
   – Ситуация обостряется с каждым днем. Мы не знали, что подземный мир предпримет действия так поспешно, поэтому все меняется и ты возвращаешься на небо.
   Дик вскочил, сжимая кулаки и разъяренно глядя на Ваську. Я сидела в полном шоке, не зная, что сказать, и чувствуя, как сползают все-таки перепиленные веревки по рукам.
   – Она с тобой не пойдет и останется здесь.
   Васька медленно встал, в его глазах был такой холод, что даже Лис поежился. Так, это надо прекращать и срочно. Ой, где-то это уже было.
   – Мама никуда с тобой не пойдет. – Сон встал, мгновенно трансформируясь в истинную форму и ощеривая в улыбке впечатляющие клыки. – Ты понял?
   – Мама?
   Но тут вмешалась я.
   – Вася, сядь, я никуда с тобой не пойду. – Все замерли и одновременно повернулись ко мне. Я же методично счищала с себя веревки, раздумывая над сложившейся ситуацией.
   – Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? – поинтересовался Васька. – У меня приказ, и, если ты откажешься, я просто верну тебя силой.
   – А ты попробуй, – улыбнулся Дик.
   – Так. Спокойно, ребята! Вас, пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
   – Да? И что же?
   Вместо ответа я схватила его за руку и увлекла в соседнюю комнату, закрыв за нами дверь.
   – Ну и что ты хотела мне показать? – Васька прислонился спиной к двери, задумчиво глядя на меня.
   Я медленно начала снимать с себя кофту. У двери послышалась какая-то возня.
   – Раздевается. – Этот трагический шепот я узнала бы из тысячи. Оське явно стало лучше.
   – Что?! – А это Дик.
   В следующее мгновение дверь вышибло, чуть не прибив неготового морально Ваську.
   Я стояла перед всеми в одном лифчике и непонимающе глядела на ворвавшегося внутрь разъяренного Дика. Но как только он увидел меня, то замер на месте, расширенными глазами глядя на огромное черное пятно на моей коже. Контраст с белой здоровой ее частью был слишком велик. Васька с грохотом отбросил накрывшую его дверь и медленно встал, но вся его ярость тут же испарилась, как только он увидел меня.
   – Что это?
   Я не знала, что мне ответить. Тогда он подошел ближе и рывком повернул мою голову за подбородок к себе.
   – Я спрашиваю, что это? – Его голубые глаза сейчас были ледяными. – Отвечай!
   – Оно так увеличилось из-за гэйла.
   Он замер, к нему подошли Дик с Соном. Лис остался стоять у дверного проема.
   – И что это значит? – спросил Дик, настороженно рассматривая выражение лица Васьки.
   Меня отпустили. Я от неожиданности отступила назад.
   – Это значит, что она остается здесь.
   – Почему, Лис?
   Им не угодишь. И забирают – плохо, и оставляют – хреново.
   – Это печать. Печать гэйла.
   – И что?
   Дик стоял напротив Васьки и не собирался пропускать его, пока тот все не выложит. Сон накинул мне на плечи свою куртку, также прислушиваясь к разговору. В проеме показалась лысая и несчастная мордочка Оськи.
   – Пока печать на ней, она не сможет вернуться. Снять же ее может только… нет, точнее, мог снять только один человек. Но я не думал, что из небольшого пятна печать вырастет до таких размеров…
   Васька замолк, и я изо всех сил надеялась, что продолжать он не будет. Он и не стал, за него закончил Оська голосом, полным надрыва:
   – И теперь снять ее может лишь тот, кто убьет гэйла, поставившего печать, и поцелует ангела поцелуем самой чистой любви! И тогда взлетит ангел и упорхнет на свое облачко, растроганно махая придурку с неба.
   Я зарычала и рванула к Оське, намереваясь закончить начатое. То есть добить, срочно! Оська каким-то образом догадался о моих намерениях и быстро смылся, вопя «убивают!». Ха. Я еще и не начинала.