– Ирлин. Это мы! – Голос очень знаком. Но я не поддаюсь на провокации. – Ты мне ногу прострелила!
   – Я тебе еще и не то прострелю, маньяк!
   – Кто маньяк?
   – Ты! Чудовищное порождение смерти, разговаривающее голосом Лиса! Но я не поддамся на провокации…
   Рядом со мной упало что-то мелкое и дымящееся. При ближайшем рассмотрении это оказался Оська. Я осторожно потрогала его пистолетом, он слабо застонал.
   – Ось, ты чего? Кто тебя так, скажи! Маньяк?
   – Да. – Тихий и очень грустный голос.
   – Я убью его!
   – Тогда застрелись.
   – Зачем?
   – В меня попала ты! Думаешь, если я бессмертный, то можно вот так палить направо и налево?
   Мне стало стыдно. А тут и Лис подошел, а точнее, прихромал к нам.
   – Ты успокоилась? – строго спросил он.
   Я кивнула и осторожно передала часть сил Оське, чтобы заживить раны.
   Оська сначала сел, потом встал и скептически себя оглядел. Проплешины на оперении зарастать отказывались, что его сильно удивляло.
   – Ладно, возвращайтесь в лагерь, а я найду Дика, и мы вместе выкурим этого маньяка из могилы, – подытожил Лис.
   – Но…
   – Никаких «но»! – Он ткнул пальцем в окровавленную ногу. – Лучше лечи давай, а то я стану следующей жертвой маньяка.
   Оська тихо захихикал, я не удержалась и тоже хрюкнула. Все жертвы маньяка были молодые симпатичные девушки. Правда, рассказать о нем ни одна так и не смогла – умирали.
   – Чего смеетесь?
   – Нет-нет, ничего, – мотнула я головой. – Ну мы пошли.
   Обратно в лагерь шествие было не столь триумфальным, плюс еще Оська ворчал на меня по поводу своей внешности.
   – Нет, ну еще бы чуть-чуть – и прямо в сердце! – поражался он. – Ты чего так разошлась?
   – Испугалась.
   – И не делай такое несчастное лицо! Я ведь прекрасно знаю, что ты не раскаиваешься.
   – У-у-у…
   – И не мычи, тебе не идет.
   – А я и не мычу.
   Тут я остановилась, удивленно глядя на Оську. Тот почесал крылом затылок и тихонько спросил:
   – А если ты не мычишь, то кто тогда сказал «у-у-у»?
   – М-может, он? – Я неуверенно ткнула пальцем в высокого бледного мужчину, стоявшего неподалеку и прислонившегося плечом к стволу дерева. – Маньяк?
   – К вашим услугам, – расплылся в белоснежной улыбке он.
   – А почему не воняете? – влез Оська.
   Маньяк состроил оскорбленное лицо и принюхался.
   – А я знаю, – просияла я. – Он питается энергией жертв, вот и не разлагается почти.
   – Что значит «почти»? – возмутился оживший труп и медленно пошел к нам. – Я вообще практически живое существо с нежным и трепетным сердцем.
   Грохот выстрела, небольшая дырочка на уровне его сердца.
   – Все, – трагически сообщил Оська. – Теперь оно не трепещет, так как его только что прострелили.
   Маньяк в ужасе разглядывал дырку у себя на груди. Я, подражая вестернам, уже в третий раз сдувала дым с кончика пистолета.
   – Так. Ладно, барышня, вы теперь моя! Ты, пушистый придурок, можешь лететь.
   Оська потерял дар речи, переваривая то, как именно его только что обозвали.
   Маньяк подошел ко мне почти вплотную, и я радостно выстрелила ему еще и в голову. Маньяк рухнул, правая рука почему-то отлетела в сторону.
   – Так его, так! – прыгал отошедший Оська! Я ему еще и глаз выколю, извращенцу!
   – Почему извращенцу? – поинтересовалась я, глядя, как мертвец кое-как садится и горестно смотрит на отвалившуюся руку.
   – Так он же труп! А все туда же – на молоденьких потянуло.
   – Ну все, я разозлился! – Подобранная с земли рука с щелчком становится на место, глаза начинают гореть красным, а зубы сильно удлиняются. – Готовься, дева! Я тебя…
   – Ладно.
   Монстр осекся и во все глаза удивленно на меня посмотрел.
   – То есть ты согласна?
   Я кивнула, спрятала пистолет за пояс (все равно патроны кончились) и пошла в сторону лагеря.
   – Ирлин, ты с ума сошла или как? – шипел Оська.
   Я знаком показала ему молчать, а потом тихо шепнула, чтобы он слетал за Диком и Лисом, как раз караулившими данного маньяка на кладбище.
   – Они могут не успеть, – резонно возразил Оська.
   – А ты скажи Дику, что меня уже насилуют, – хитро улыбнулась я, слабо представляя себе, что это такое. Наверное, синоним слову «едят».
   Оська ахнул, торжественно меня перекрестил и быстро улетел назад к кладбищу.
   – А у тебя умная птичка, все поняла сразу, – одобрил бредущий позади зомби. – Ну так как, далеко нам еще идти?
   – Нет, тут рядом костер и мои вещи. А что, вы куда-то торопитесь?
   Мертвец промолчал, а мы уже как раз вышли к костру.
   – Располагайтесь. Чай? Кофе?
   – Тебя! – прорычал он, разрывая на груди рубашку. Я мрачно на него посмотрела, а потом достала дробовик из-под плаща. Мертвец сник.
   – Так чай или кофе?
   – Кофе.
   – Держи.
   В принципе он оказался неплохим парнем. Правда, пару раз пытался эротично стянуть штаны, но я поднимала дробовик, и штаны надевались обратно на семейные трусы в красный горох. Он рассказывал мне о жизни под землей, я ему – о полетах. Пили чай.
   Через две минуты я поняла, что пора, и, соблазнительно улыбаясь, резко разорвала на своей груди рубаху. Маньяк поперхнулся чаем и сильно закашлялся, вытаращив на меня глаза. Я же поползла прямо к нему, распуская на ходу хвост и давая рассыпаться серебру волос по плечам. Маньяк не верил в собственное счастье.
   – Ну же, обними меня, – прошептала я и протянула к нему руки, улавливая легкие шаги метрах в двадцати от нас.
   Меня немедленно сгребли на руки и радостно заулыбались. Я тоже ему улыбнулась, а потом набрала в грудь побольше воздуха и ка-ак завизжу!
   – А-а-а!!!
   Дик стрелой вырвался из кустов, врезал сапогом все еще улыбающемуся маньяку по челюсти (челюсть улетела в кусты), вырвал меня из его рук и разрядил в него свой личный дробовик. Голова мгновенно отделилась от тела и улетела в кусты вслед за челюстью и даже умудрилась с ней соединиться, так что в дальнейшем мы могли наслаждаться очень красочной руганью обезвреженного маньяка.
   – Ты как? – Глаза горят черной яростью, грудь вздымается, руки прижимают меня к нему, так что я могу только восхищенно стонать, радуясь, что наконец-то меня перестали игнорировать.
   – Скажи что-нибудь! – ревет он.
   – О-о-о!..
   – Он что-нибудь тебе сделал? Ося сказал, что, когда он улетал, ты была в руках маньяка без сознания и одежды!
   Н-да, Ося как всегда слегка преувеличил.
   – Все хорошо, – улыбаюсь я и вытягиваю губы для поцелуя.
   Дик долго и пристально на них смотрит, а потом почему-то краснеет и кладет меня на землю, после чего идет за головой маньяка. Я огорошенно за ним наблюдаю, чувствуя, что план завоевания сердца любимого где-то сильно треснул.
   – Ну как? – Ося садится передо мной на землю и выжидательно смотрит на меня.
   – Никак, – уныло сообщаю я, – не целует.
   – Кошмар! Если он не поцелует тебя до завтрашнего вечера, зелье бабки перестанет действовать и ты снова перестанешь быть человеком!
   Я уныло посмотрела на Дика, как раз запихивающего трофейную голову маньяка в мешок, чтобы позже предъявить ее нанимателю.
   Дело в том, что мы с Оськой дня три назад зашли в деревню к одной знахарке, и она как-то совершенно неожиданно продала мне склянку с зельем, которое могло сделать меня человеком навсегда (правда, если захочу, временно смогу принять обличье ангела). Она сказала, что, выпив его и обретя поцелуй человека, влюбленного в меня, а также любимого мною, я завершу обряд. Но! Дик в последнее время бегал от меня, как от чумы, и я никак не могла заставить его поцеловать меня. А если еще учесть, что он не должен был ни о чем знать… мдя… А я ведь уже размечталась о свадьбе, а Оська – о наших детях, которых он лично воспитает по своему образу и подобию. Блин! Да что ж он такой тупой? Ладно, еще не вечер. Он меня еще поцелует или я его лично придушу!
   Так. Вдох – выдох. Угу, я спокойна.
   – Так, сидите здесь, я открою телепорт в деревню и получу гонорар, а вы ждите Лиса.
   Я угрюмо кивнула, а Дик с облегчением скрылся в темной дыре портала.
   – Есть план! – сообщил Оська.
   Я устало на него посмотрела.
   – Теперь точно стопроцентно подействует! – заверил меня пушистик и тихо принялся излагать задумку.
   Лицо мое постепенно светлело, а когда к костру подошел Лис, я уже была веселая и довольная, жуя булки с клубничным вареньем, которые мне тайно сунул повар при отправлении в путь.
   – Ой, булочки! – радостно потер руки Лис. – Я тоже хочу!
   Я молча ткнула рукой в бесцельно бродящее неподалеку тело трупа.
   – Закопай, тогда дам.
   Лис ахнул и состроил обиженное лицо. Пришлось делиться, причем Оська возмущался больше всех, крича, что его обделяют.
 
   Труп пришлось закапывать всем, даже Оська перевоплотился в человеческую форму и активно толкал ногой несчастное тело к выкопанной измотанным Лисом яме.
   – Да не туда, не туда! – переживал Лис, выглядывая из-за края ямы. – Левее давай. Левее! Он же в лес сейчас убежит.
   Оська пыхтел и щедро отвешивал подзатыльники, я стояла в сторонке и ответственно держала лопату, чтобы, как только тело рухнет в яму, тут же начать его закапывать. Лис, отдавая мне инструмент, очень просил сначала дать ему выбраться из ямы, а потом только закапывать. Я с горящими от энтузиазма глазами согласилась. Лиса терзали сомнения.
   – Ну давай, давай, вот, вот! Ну почти же, почти! Куда ты его? Левее!
   Взмокший Оська, прыгая на одной ноге, второй старательно подпинывал тело к яме, покраснев от усердия. Я подняла лопату, приготовившись.
   – Йех! – рявкнул Оська и врезал с разворота.
   Тело рухнуло в яму. Я мгновенно начала зашвыривать комья земли в яму, старательно закапывая труп.
   – Помогите! – перепуганно орал Лис, пытаясь выбраться из-под тела.
   Я охнула и протянула ему руку, опираясь о лопату. Лис мрачно вылез, отнял у меня инструмент и сам лично продолжил работу. Ося лежал неподалеку, шумно дыша и глядя в черное ночное небо с редкой россыпью звезд. Я подошла к нему и села рядом, слушая, как Лис бросает комья земли в яму.
   – Ты как?
   – Перетрудился, – сообщил зеленоволосый юноша.
   – Так превращайся обратно.
   – Сейчас. Просто так хорошо на время стать человеком.
   Я подумала и согласно кивнула. Раньше мне казалось, что у людей одни проблемы и мало радостей, но теперь-то я поняла, что у них есть то, что перечеркивает любые блага вечной жизни на небесах: дружба, любовь, уют и тепло близких… Да даже простые плюшки с горячим чаем – это уже чудо, которого раньше я просто не знала.
   Юноша снова превращается в маленького, немного встрепанного совенка, а я тут же сграбастываю его на руки и осторожно глажу по оперению. Ося ворчит для порядка, но видно, что ему моя забота приятна. Лис, закончив с ямой, подошел к нам.
   – Ну как, вы уже поцеловались?
   – Нет, – мрачно отвечает Ося, – он упрямится.
   Лис мудро кивает головой.
   – Но у нас есть новый план!
   – Какой? – Лис тут же плюхается рядом и требует посвятить его во все подробности. Мы посвящаем.
   Когда Дик выходит из портала к костру, мы все трое смотрим на него с кривой усмешкой, а Ося грозно ржет, тыкая в него крылом. У Дика такой вид… мдя, конспираторы мы еще те…
 
   Дворец встретил нас запахами готовящихся булочек, салатов и мясных блюд. Я уже больше не конфликтовала с мясом. Оказывается, человеческий организм без мяса не может вообще, да и потом эти зверьки уже мертвы, а душа их далеко. Вряд ли им плохо оттого, что мы едим их тела. Тьфу, куда-то не туда меня понесло.
   – О, вы уже вернулись! – К нам подбегает радостный дворецкий и с меня первой стягивают куртку. Дик молча за этим наблюдает. – Ванна уже готова, мисс, прошу вас.
   – Кхм, кхм, а я? – мрачно интересуется Дик. На него смотрят, как на какую-то вякнувшую блоху. Блоха наливается яростью.
   – Конечно, сэр, если вам трудно повернуть кран, я лично налью вам кипяточку и даже принесу старого резинового утенка.
   Общий ржач и истерика Оськи. У Дика нет слов, зато куча эмоций. К счастью, мы с дворецким успеваем вовремя смыться наверх, где меня уже перехватывает главная горничная. Я еще слышу последние слова Оськи внизу:
   – Дик купается с утенком! Наверное, боится утонуть! Небось, и спасательный круг тащит в ванную, на всякий случай! Ой, не могу!
   Дальше какой-то грохот и писк улепетывающего совенка.
   – Вот, мадам.
   Я не сразу смогла переключиться с только что услышанного и вопросительно смотрю на горничную. Она протягивает мне какой-то пузырек.
   – Мы все знаем про поцелуй, – подмигивает она мне.
   Так, это мог быть или Оська, или Лис. Точно Лис, он еще в замок мотался, якобы за провиантом. Ну я ему устрою!
   – Вы такая храбрая, мы все за вас. И помните! Три капли этих духов сведут его с ума!
   Она сунула мне скляночку в руку и буквально запихала в ванную, где уже лежали полотенце, халат и пижама… э-э-э… это пижама? Отпад!
 
   Я спустилась к ужину, закутанная в халат до подбородка и постоянно спотыкаясь о волочащиеся по ковру полы этого махрового монстра. За столом уже все собрались, и Лис следил за тем, чтобы Ося не начинал есть до моего прихода. У Оськи был вид умирающего от голода, и он буквально пожирал глазами ближайшую тарелку плюшек. Но вот я явилась, села и радостно пододвинула к себе торт. Все засуетились, Оська исчез среди пирожных.
   Пятнадцать минут смачного жевания, радостное лицо Сона, который расспрашивает Лиса о том, «как все прошло», – и тихий шорох дождя за окном, который нарушается лишь треском поленьев в камине. Хорошо-то как!
   Сон вроде бы идет на поправку – по крайней мере, когда я померила ему температуру ладонью, она не показалась мне высокой. Сон просиял, вывалил на меня кучу информации о прошедшем дне (похоже, паренька развлекали чуть ли не всем дворцом, он явно нравился прислуге), а я порадовалась, что он все меньше и меньше походит на затравленного волчонка и постепенно превращается в обычного мальчишку-подростка.
   – Всем спокойной ночи! – Дик встает из-за стола и под наше торжественное молчание выходит из столовой. Все многозначительно смотрят ему вслед. Уже в дверях он оборачивается и недоуменно глядит на нас. Мы ему киваем, он криво улыбается и уходит.
   Все тут же набрасываются на меня.
   – Давай! Иди за ним, – шепчет Лис, выпихивая меня из кресла и вытирая полотенцем измазанное в креме лицо.
   – Главное губы, губы вытяни, – советует Оська, сидя на столе и жуя пирожное.
   Сон недоуменно на него смотрит, а потом требует объяснений. Все тут же вспоминают, что малец не в курсе. Лис выпихивает меня из комнаты, захлопывает за мной дверь, и уже снаружи я слышу, как он объясняет Сону:
   – Понимаешь, есть древнее волшебство, которое не даст Ирлин покинуть наш мир и…
   – Какое? – наивно спрашивает Сон.
   Минута молчания. Я напряженно прислушиваюсь, кутаясь в халат.
   – Короче, – отрубает Оська, – если Дик ее чмокнет, она останется на земле.
   Еще минута молчания, а потом:
   – Что ж, убить я его могу и после поцелуя.
   Облегченный вздох друзей. Я хмыкнула и пошла на второй этаж, гадая, где сейчас находится Дик – в спальне или в кабинете.
   Он оказался в кабинете. Что ж, трудности нас не страшат, и, заглянув в щелку, я сбросила с плеч халат, а потом вошла в комнату, грохнув за собой дверью (сквозняк). Дик вздрогнул и обернулся. Я задрала нос и страстно на него посмотрела. В его руке лопнул стакан и рассыпался на тысячу осколков, он ошарашенно меня разглядывал. Я победно улыбнулась и медленно пошла к нему, ежась от холодного ветра, ворвавшегося в раскрытое окно. Проходя мимо большого зеркала, я бросила туда мимолетный взгляд и… обнаружила, что забыла надеть пижаму. Пунцовый цвет лица и выразительные глаза Дика меня добили.
   – Э-э-э, извини, я тут мимо проходила, – пискнула я и рванула обратно хотя бы за халатом.
   Дик шумно пил из горла бутылки вино, пытаясь прийти в себя. Но… я вернулась! В халате.
   – Гм, Дик! Нам с тобой надо поговорить!
   Дик подошел к окну, оперся руками о подоконник и вывесился наружу. Я поняла, что он решил выкинуться из окна, лишь бы не поддаться соблазну. Ну уж нет, я спасу тебя! И, подбежав к нему, я схватила его за ногу и дернула обратно. Дик рухнул на ковер, а я пыхтя закрывала окно. Он встал и мрачно схватил меня за руки, разворачивая к себе и стараясь смотреть только в глаза, а не в вырез полураспахнувшегося халата.
   – Что с тобой сегодня происходит?! – рявкнул он.
   Я смущенно на него посмотрела и тихо-тихо попросила:
   – Поцелуй меня.
   Он удивился.
   – Зачем?
   – Идиот! – прохрипели за дверью.
   Дик изумленно туда покосился. Но тут я обняла его и вытянула губы трубочкой прямо у него перед носом.
   – Знаешь, – тихо сказал он, – я ведь не железный.
   – Тогда почему? – удивленно распахнула я глаза.
   – Василий сказал мне, что, если я хоть раз тебя поцелую, он заберет тебя обратно на небо.
   – Что?! – возмущенно вспыхнула я, мысленно уже пуская в Ваську пятнадцать молний. – Да врет он все! Не имеет права, у меня бессрочный отпу…
   В следующее мгновение меня та-ак поцеловали, что я мигом забыла практически обо всем на свете. Его руки сжимали меня в объятиях, губы целовали, а это значит, что зелье просто обязано подействовать…
   – А теперь отпусти ее. – Мрачный голос Сона нарушил идиллию и заставил меня оторваться от недовольно что-то прорычавшего Дика.
   Сон стоял с мечом и угрожающе смотрел на Дика. Я запоздало вспомнила подслушанный разговор в столовой. Сон начал трансформироваться. Меня осторожно отодвинули в сторону и тихо попросили подождать. Я согласилась, после чего прошептала в кулак заклинание примирения…
   Что ж, я хотя бы попыталась.
 
   Откуда появился торнадо в комнате, я так и не поняла. Но ветер тут же подхватил всех и бешено закружил по комнате, вместе с мебелью, картинами и даже горящими поленьями из камина. Как раз от одного из них мимо меня улепетывал Оська, вереща, что он так больше не будет. Я же спокойно стояла в центре торнадо и удивленно оглядывалась по сторонам. Лис вовремя уцепился за люстру и пока висел на ней.
   – Ирлин! – заорали все, летая вокруг меня. Я занервничала и брякнула что-то еще.
   Прогремел взрыв, и всех вышвырнуло в коридор, а я стояла в черной, дымящейся комнате и грустила об утерянной романтике.
   Сон и Дик помирились (связывали меня и читали мне нотации вместе, плюс Дик сумел что-то там объяснить Сону, после чего парень начал смотреть на него восхищенно и слушался его даже больше, чем меня). Я сидела в кресле в столовой, а остальные, как всегда, обсуждали, что же со мной делать. Это уже превращалось в традицию.
   – Может, ее закрыть в комнате лет на дцать? – Оська возлежал на подушечке и прикладывал лед к опаленной лысине (полено его все-таки догнало). Все внимательно его слушали, одобрительно кивая. Я мычала, выкатывая глаза и пытаясь не соглашаться.
   – Нет, лучше не развязывать и всегда кормить с ложечки, – влез Лис. – Кормить могу я!
   Дик мрачно на него посмотрел, Лис сник. Я застонала.
   – Ладно вам, – вылез Сон. – Давайте ее развяжем, мне кажется, она все осознала.
   Все мрачно посмотрели на меня, щупая бинты, синяки и оценивая степень раскаяния в моих глазах (она явно зашкаливала). Но наконец меня все-таки развязали (Дик) и даже простили (Оська сопротивлялся дольше всех), а потом еще и потребовали в качестве моральной компенсации, чтобы мы с Диком поцеловались на бис. Сон скривился, но тоже кивнул.
   Я трепеща прижалась к Дику и вытянула губы трубочкой (Лис хрюкнул, но все на него зашипели и он, извинившись, умолк). Дик склонился надо мной и осторожно поцеловал, кто-то взвизгнул (Сон сел на Осю, сильно переживая, что меня кто-то целует). Потом поцелуй стал более требовательным, и в конце концов я снова забыла обо всем на свете…
   Стоя у теплого камина в окружении друзей и целуясь с любимым, я чувствовала себя самой счастливой в мире, а может быть, и во Вселенной.
   А у дальнего окна стоял, опираясь спиной о стену, высокий красивый ангел и задумчиво улыбался, глядя на эту веселую и немного шумную компанию, которую он хранил и будет хранить еще очень долго – возможно, целую вечность…