Я долго размышлял о вселенских катастрофах, вместо того чтобы предаваться ожиданиям решения руководства банка, поскольку одно от другого не так далеко ушло. Вся моя жизнь офисного руководителя устроена таким образом, что пройдет еще полчаса, и я стану либо богатым человеком, либо окажусь в подвале, где из меня будут резать ремни. А разве в офисе не то же самое?!
Еще утром я планировал заработать на сделке с «Адидас» около тридцати тысяч долларов, а уже в обед выходил из «Вижуэл» с копией приказа об увольнении.
Я делал дело с девушкой со славным именем Аля, а она, оказывается, уже была объектом рейдерской атаки Корнеева! И силы, и средства на эти визиты «следователя» Корнееву можно было и не тратить, если бы не его желание обезопасить свою новую служащую от моего подозрения! А я-то, простачок, думал, что это дело рук Белан с ее наперсником… Корнеев знал все мои шаги с самого начала и контролировал каждое мое движение. Я не мог перекинуть со счета «СВП» и доллара без того, чтобы это не стало известно моему «советнику»…
В чем правда, брат? Только не говори, что в вине…
Не через полчаса, а через час я вышел и, шатаясь, направился к стоянке такси.
— Тебе плохо, милок? — услышал я из другой вселенной и повернул к ней голову.
Рядом, придерживая меня за рукав пиджака, стояла бабуля и участливо заглядывала мне в глаза.
Я с трудом поднял руку и хотел провести по волосам, но рука не поднялась, и я прикоснулся к лицу. Почувствовав обильную влагу, я с удивлением посмотрел на ладонь. На ней застыли капли пота. Чувство отупения стало отступать, и меня стал тревожить дискомфорт. Сначала я поежился от холода, который струился по моей спине, потом затошнило, и когда стало совсем невыносимо, я оторвался от старушки и бросился к расположенной у остановке урны.
Меня выворачивало наизнанку. Я ничуть не стыдился стоящих рядом людей, зная, что трезв. А трезвому человеку нечего стыдиться за свои рвотные массы. В России, если ты трезв и не в наркоманском висе, ты всегда вызовешь сочувствие.
— Кормят, суки, черт знает чем, — выразил общее настроение мужик с портфелем старшего научного сотрудника — портфель был затерт до дыр.
— Ну, этот-то явно не перловкой оскоромился, — дорисовала настроение наблюдателей дама с сумкой матерой домохозяйки — сумка по низу была обшита недоступным лезвию бритвы материалом, а застегивалась на замок от летной куртки. — Лососятину небось несвежую подали…
— Стыдно, женщина, — сказал инженер и протянул мне платок.
Не зная, как компенсировать ему ущерб от потери вещи, я протянул ему вынутую из кармана сотню.
— Стыдно, гражданин, — сказал инженер и мне.
— Где тут свежий воздух?.. — прошептал я.
— Галлюционации — первый симптом отравления, — сообщил кто-то из толпы.
Шатаясь и вытирая рот, я добрался до тени и сел, как кочет, на металлическую изгородь. Прошло еще пять минут, прежде чем я смог двинуться дальше. А двигаться следовало побыстрее, потому что неизвестно, смогу ли я успеть в банк «Люкс-капитал» до его закрытия.
— Сдачи не надо, — бросил я водителю, протягивая купюру.
В туалете банка я привел себя в порядок и купил в киоске упаковку «Дирола». Ссыпав в рот все его содержимое, я жевал до тех пор, пока не добрался до двери с надписью «Обслуживание физических лиц».
— Вот заявление, — я протянул клерку исписанный под его диктовку бланк. — Как только деньги поступят в ваше распоряжение, я хочу, чтобы вы перевели их в питерский «Статус-банк». Реквизиты в заявлении.
Утром следующего дня, валясь с ног от усталости, я вошел в двери «Статус-банка». Я не спал к этому времени уже трое суток. Любой человек с высоким лбом скажет, что цивилизация шагнула далеко, и для переброса суммы, хотя бы и большой, существуют более разумные способы. Например, контакт по телефону или электронная почта. Но я не мог позволить себе такую роскошь, как сон, в то время пока восемьдесят два миллиона долларов, теряя на каждом перегоне по проценту от суммы, двигаются по стране.
Если бы в моей схеме был еще хотя бы один транзитный пункт, я упал бы замертво. Но «Статус-банк» был последним.
— «Бэнк оф Нью-Йорк», — неузнаваемым голосом просвистел я, глядя прямо в глаза вице-президенту банка.
— ОК.
— Скажите, сколько лет вы занимаете пост вице-президента?
Он посмотрел на меня голубым взглядом.
— Шестнадцать.
Он мой коллега. Но ему, в отличие от меня, наплевать, с кем заключать контракт. Главное, что его контора от этого поимеет. Потому он, верно, и служит вице-президентом так долго, и ему ничего не грозит.
Криво улыбнувшись, я почесал подбородок. Раздался звук, с которым наждачка ездит по грубому дереву.
— Скажи, как тебе удалось столько протянуть?
Он в последний раз оценил серый воротник моей белой рубашки, мятый пиджак в руках и мертвячный вид.
— Коллега?
— Да, только в другой теме…
Теперь он, кажется, нашел ответ на последний, мучавший его вопрос. Топ-менеджер с обликом преследуемого и табличкой «Физлицо» на шее гоняет по планете восемьдесят миллионов явно юридических долларов. Но ему все равно, потому что восемьсот тысяч долларов осядут в «Статусе». Намечается неслабый бонус по итогам квартала.
— У меня есть правило, которое я неукоснительно соблюдаю… коллега.
— Продолжай, — закинув ногу на ногу и оголив покрытую растительностью грудь, виднеющуюся из расстегнутой едва ли не до ремня рубашки, я превратился во внимание. — Кстати, у тебя одно правило, я не ослышался?
— Одно-единственное. И ты знаешь, как оно звучит? — он наклонился к столу, однако не подписал мои документы, а зашептал: — Вокруг себя нужно создавать беспорядок такой прочный и непоколебимый, чтобы он всем казался порядком. И когда в офисе начинается поиск крайнего, ну… ты понимаешь, о чем я говорю, — и он в знак доверия поправил золотые очки, — ты быстро превращаешь беспорядок в порядок. А другие делать этого не успевают.
— Почему? — прошептал я.
— Потому что автор беспорядка ты, и только ты знаешь, какая вещь лежит не на своем месте. Хочешь добрый совет?
О, как я его жаждал!..
— Сваливай из этой страны немедленно. Прямо сейчас, не заезжая домой за вещами. У меня такое чувство, что за плохое положение дел уже начался спрос, и тот, кто устроил беспорядок, начинает быстро раскладывать вещи по местам, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Что ты сделаешь, когда тебя спросят, куда Медведев перевел деньги?
Он поправил очки.
— Когда меня спросят, куда Медведев перевел деньги, я отвечу, что бумагами Медведева занимался банковский служащий Васнецов, — он дотянулся до телефона, не глядя на аппарат снял трубку и монотонным голосом, который трудно вспомнить через час, приказал: — Васнецов, через десять минут зайдете в общий отдел, заберете документы Медведева и оформите в течение часа. Я уезжаю.
— Вы хотите уехать со мной?
Он поправил очки. Этот человек очень ценил юмор, потому что не понимал его.
— Я умру здесь. Кому я там нужен? Но… если бы я был без жены, троих детей… в грязной рубашке, с длинными волосами… с чертом на плече и восемьюдесятью миллионами в «Бэнк оф Нью-Йорк»… Мне ничего больше от этой жизни не было нужно.
Я рассмеялся и пригладил свои длинные волосы над грязным воротником рубашки.
Прощай, Россия!
Глава 30
Глава 31
Еще утром я планировал заработать на сделке с «Адидас» около тридцати тысяч долларов, а уже в обед выходил из «Вижуэл» с копией приказа об увольнении.
Я делал дело с девушкой со славным именем Аля, а она, оказывается, уже была объектом рейдерской атаки Корнеева! И силы, и средства на эти визиты «следователя» Корнееву можно было и не тратить, если бы не его желание обезопасить свою новую служащую от моего подозрения! А я-то, простачок, думал, что это дело рук Белан с ее наперсником… Корнеев знал все мои шаги с самого начала и контролировал каждое мое движение. Я не мог перекинуть со счета «СВП» и доллара без того, чтобы это не стало известно моему «советнику»…
В чем правда, брат? Только не говори, что в вине…
Не через полчаса, а через час я вышел и, шатаясь, направился к стоянке такси.
— Тебе плохо, милок? — услышал я из другой вселенной и повернул к ней голову.
Рядом, придерживая меня за рукав пиджака, стояла бабуля и участливо заглядывала мне в глаза.
Я с трудом поднял руку и хотел провести по волосам, но рука не поднялась, и я прикоснулся к лицу. Почувствовав обильную влагу, я с удивлением посмотрел на ладонь. На ней застыли капли пота. Чувство отупения стало отступать, и меня стал тревожить дискомфорт. Сначала я поежился от холода, который струился по моей спине, потом затошнило, и когда стало совсем невыносимо, я оторвался от старушки и бросился к расположенной у остановке урны.
Меня выворачивало наизнанку. Я ничуть не стыдился стоящих рядом людей, зная, что трезв. А трезвому человеку нечего стыдиться за свои рвотные массы. В России, если ты трезв и не в наркоманском висе, ты всегда вызовешь сочувствие.
— Кормят, суки, черт знает чем, — выразил общее настроение мужик с портфелем старшего научного сотрудника — портфель был затерт до дыр.
— Ну, этот-то явно не перловкой оскоромился, — дорисовала настроение наблюдателей дама с сумкой матерой домохозяйки — сумка по низу была обшита недоступным лезвию бритвы материалом, а застегивалась на замок от летной куртки. — Лососятину небось несвежую подали…
— Стыдно, женщина, — сказал инженер и протянул мне платок.
Не зная, как компенсировать ему ущерб от потери вещи, я протянул ему вынутую из кармана сотню.
— Стыдно, гражданин, — сказал инженер и мне.
— Где тут свежий воздух?.. — прошептал я.
— Галлюционации — первый симптом отравления, — сообщил кто-то из толпы.
Шатаясь и вытирая рот, я добрался до тени и сел, как кочет, на металлическую изгородь. Прошло еще пять минут, прежде чем я смог двинуться дальше. А двигаться следовало побыстрее, потому что неизвестно, смогу ли я успеть в банк «Люкс-капитал» до его закрытия.
— Сдачи не надо, — бросил я водителю, протягивая купюру.
В туалете банка я привел себя в порядок и купил в киоске упаковку «Дирола». Ссыпав в рот все его содержимое, я жевал до тех пор, пока не добрался до двери с надписью «Обслуживание физических лиц».
— Вот заявление, — я протянул клерку исписанный под его диктовку бланк. — Как только деньги поступят в ваше распоряжение, я хочу, чтобы вы перевели их в питерский «Статус-банк». Реквизиты в заявлении.
Утром следующего дня, валясь с ног от усталости, я вошел в двери «Статус-банка». Я не спал к этому времени уже трое суток. Любой человек с высоким лбом скажет, что цивилизация шагнула далеко, и для переброса суммы, хотя бы и большой, существуют более разумные способы. Например, контакт по телефону или электронная почта. Но я не мог позволить себе такую роскошь, как сон, в то время пока восемьдесят два миллиона долларов, теряя на каждом перегоне по проценту от суммы, двигаются по стране.
Если бы в моей схеме был еще хотя бы один транзитный пункт, я упал бы замертво. Но «Статус-банк» был последним.
— «Бэнк оф Нью-Йорк», — неузнаваемым голосом просвистел я, глядя прямо в глаза вице-президенту банка.
— ОК.
— Скажите, сколько лет вы занимаете пост вице-президента?
Он посмотрел на меня голубым взглядом.
— Шестнадцать.
Он мой коллега. Но ему, в отличие от меня, наплевать, с кем заключать контракт. Главное, что его контора от этого поимеет. Потому он, верно, и служит вице-президентом так долго, и ему ничего не грозит.
Криво улыбнувшись, я почесал подбородок. Раздался звук, с которым наждачка ездит по грубому дереву.
— Скажи, как тебе удалось столько протянуть?
Он в последний раз оценил серый воротник моей белой рубашки, мятый пиджак в руках и мертвячный вид.
— Коллега?
— Да, только в другой теме…
Теперь он, кажется, нашел ответ на последний, мучавший его вопрос. Топ-менеджер с обликом преследуемого и табличкой «Физлицо» на шее гоняет по планете восемьдесят миллионов явно юридических долларов. Но ему все равно, потому что восемьсот тысяч долларов осядут в «Статусе». Намечается неслабый бонус по итогам квартала.
— У меня есть правило, которое я неукоснительно соблюдаю… коллега.
— Продолжай, — закинув ногу на ногу и оголив покрытую растительностью грудь, виднеющуюся из расстегнутой едва ли не до ремня рубашки, я превратился во внимание. — Кстати, у тебя одно правило, я не ослышался?
— Одно-единственное. И ты знаешь, как оно звучит? — он наклонился к столу, однако не подписал мои документы, а зашептал: — Вокруг себя нужно создавать беспорядок такой прочный и непоколебимый, чтобы он всем казался порядком. И когда в офисе начинается поиск крайнего, ну… ты понимаешь, о чем я говорю, — и он в знак доверия поправил золотые очки, — ты быстро превращаешь беспорядок в порядок. А другие делать этого не успевают.
— Почему? — прошептал я.
— Потому что автор беспорядка ты, и только ты знаешь, какая вещь лежит не на своем месте. Хочешь добрый совет?
О, как я его жаждал!..
— Сваливай из этой страны немедленно. Прямо сейчас, не заезжая домой за вещами. У меня такое чувство, что за плохое положение дел уже начался спрос, и тот, кто устроил беспорядок, начинает быстро раскладывать вещи по местам, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Что ты сделаешь, когда тебя спросят, куда Медведев перевел деньги?
Он поправил очки.
— Когда меня спросят, куда Медведев перевел деньги, я отвечу, что бумагами Медведева занимался банковский служащий Васнецов, — он дотянулся до телефона, не глядя на аппарат снял трубку и монотонным голосом, который трудно вспомнить через час, приказал: — Васнецов, через десять минут зайдете в общий отдел, заберете документы Медведева и оформите в течение часа. Я уезжаю.
— Вы хотите уехать со мной?
Он поправил очки. Этот человек очень ценил юмор, потому что не понимал его.
— Я умру здесь. Кому я там нужен? Но… если бы я был без жены, троих детей… в грязной рубашке, с длинными волосами… с чертом на плече и восемьюдесятью миллионами в «Бэнк оф Нью-Йорк»… Мне ничего больше от этой жизни не было нужно.
Я рассмеялся и пригладил свои длинные волосы над грязным воротником рубашки.
Прощай, Россия!
Глава 30
В «Пулкове» я купил билет до Москвы и тут же заказал билет от «Шереметьева» до Нью-Йорка на следующее утро, после чего направился на железнодорожный вокзал и уже через полчаса рассматривал за окнами «Красной стрелы», как шатаются березы.
За десять минут до начала регистрации на нью-йоркский рейс я купил в кассе билет до Ганновера, регистрация на который начиналась через десять минут после начала регистрации рейса на Нью-Йорк, и стал из темного угла бара для VIP-персон разглядывать зал.
Как и предполагалось, за полчаса до конца регистрации люди Белан и Треера потеряли покой. В обстановке, когда время уходило, а Медведев не появлялся, они побрезговали конспирацией и вышли из подполья. Четверо мужиков и две девушки, доселе сидевшие и стоящие поодаль друг от друга, как совы днем, и не обращавшие друг на друга никакого внимания, вдруг собрались в центре зала и стали обсуждать тему. Не исключено, что это были люди вовсе не Белан и Треера, и искали они не Медведева, а совсем другого бывшего заместителя президента рекламной компании, — я бы не хотел брать на себя в Москве ответственность в виде авторства за проворот всех делишек. Но я был убежден, что это Машенька, рассвирепев, как сука на необитаемом острове, бросила в ход свои лучшие силы. Шесть человек в «Шереметьеве-1», столько же во второй порт, по пятку на все железнодорожные вокзалы, автовокзалы… Я думаю, что личного состава у Белан с Треером пруд пруди.
Но проблема в том, что узнать Медведева просто невозможно. На мне невзрачный серый костюмчик, которые в позапрошлом веке именовали чесучовыми, помятая шляпа и исключительная небритость. Мое лицо находится в том критическом состоянии, когда просто невозможно догадаться, что это — борода или человек запустил себя до ручки. В баре мне не хотели наливать. Пока я, кряхтя, не вынул бумажник. Заметив два отсека, один из которых был набит баксами, а второй евро, бармен тотчас сменил мнение. Бармены — самые неустойчивые личности. Их взгляды на жизнь меняются тем быстрее, чем больше цифра на купюре.
Попивая виски у самого выхода из бара, я посматривал в зал. Когда туалеты, камеры хранения и все остальное, где можно спрятаться и превратиться из Медведева в невидимое существо, было проверено, шестерка двинулась наверх.
Это не люди Корнеева…
Я убежден в этом. Сейчас Корнеев замывает следы и сам ищет Белан и Треера. Ему нужно обезопасить себя от Машеньки с бывшим боссом «Ребус», а им нужно срочно найти меня. По их мнению, я в данный момент владею их восемьюдесятью миллионами долларов, вырученных за проданное «Ребус-Вижуэл» имущество.
Это невероятно как факт! У меня нет этих денег, меня кинул Корнеев!
Но, черт возьми… у меня есть восемьдесят миллионов. И Машеньке, и Трееру безразлично, что пахнут они не так, как их деньги.
Темные очки как средство грима я забраковал сразу. Идиот тот, кто верит в спасительную роль очков. Мне, к примеру, кажется, что, если я буду искать человека и увижу подозрительного типа, узнать которого трудно из-за очков, я обязательно подойду и подниму их.
Сдвинув шляпу на лоб, я закинул ногу на ногу и развалился на стойке бармена. Стакан с дайкири был уже пуст, и я показал внутрь его мальчику. Вслед кинул десятку баксов, и на этот раз мальчик замялся. Он же обычно не берет вперед…
«Регистрация билетов на рейс до Нью-Йорка закончена», — прозвучало под крышей и то же самое было повторено на английском.
Шестерка разошлась и принялась гулять по бару с видом VIP-посетителей. Кто-то закурил, кто-то направился к стойке. Надо сказать, в «Шереметьеве» на такой уж большой бар, где продают минералку по 200 рублей, чтобы его прочесывать вшестером. Но эти не хотели пропустить ни одного лица.
Они ищут крепыша выше среднего роста с зачесанными назад длинными волосами, в добротном костюме и чистой рубаке. Таких в баре было много, но то волосы были недостаточной длины, то костюмчик не бил, то крепыш был ниже среднего. Мрачного фраера в мятом лапсердаке и шляпе, по которой пробежало стадо слонов, они пока в расчет не брали. Ребята создавали броуновское движение, работали без схемы, отчего часто сталкивались друг с другом.
Я тянул дайкири и облизывал губы. Раза два, когда неприятель приближался слишком близко, чесал подбородок. Звук, раздававшийся при этом, неприятеля не отпугивал, но и не сосредоточивал.
— Может, он не полетит? — раздалось за моей спиной так тихо, что один я, наверное, и слышал.
— Он же билет взял, — ответил женский голос мужскому.
— Он и в «Пулково» билет взял.
Пауза. Они думают.
— А если он взял билет еще на один рейс?
— На какой, к примеру?
— На тот, что сразу после нью-йоркского, к примеру. Пока мы будем по вокзалу ходить и к американцам приглядываться, он будет стоять рядом в очереди на регистрацию рейса до Амстердама.
И тут же раздался едва слышимый шелест. Так работает рация.
«Его не было в зале», — зашипело в баре.
— Значит, он отошел!
«Но вы же смотрели в подсобных помещениях!»
— Он может быть где угодно! В баре, к примеру!
Разговор стал напрягать публику. Количество желающих посмотреть в мою сторону увеличивалось в арифметической прогрессии.
«Но в баре вы…»
И тогда прозвучал ответ:
— Тогда просто возьми и проверь списки всех ближайших рейсов во все уголки земного шара, идиот! — в мою сторону посмотрели наконец все.
Меня осенило. Если все в зале смотрят на них, и они понимают, что все смотрят на них, и если Медведев в зале, то он должен быть единственным, кто на них не посмотрит. Лично я так и подумал бы.
Как мне все это не нравится…
Не мешкая, встречая взгляды поддержки, я развернулся вполоборота и посмотрел на двух немолодых янки, тянущих кофе и пускающих дым настоящего «Мальборо».
— Do you believe the problem can be solved? [20]
Видимо, это было что-то вроде юмора их комиков-разговорников, чем в свое время занимался Эдди Мэрфи, чтобы выжить.
Я не претендовал на остроумие, но янки расхохотались.
Через мгновение я почувствовал на своем плече тяжелую женскую ладонь.
— If I were in your place, I would ask him to stay. [21]
— Don’t pay attention to them [22]… — угрюмо поглядывая на ту, что давила мне плечо, проскрипела в мою сторону пожилая американка.
Что и было мне нужно. Чуть приподняв обе руки, словно сдаваясь в плен, я повернулся к преследователям спиной.
После этого диалога шестеро для приличия еще с минуту побродили по залу, уже не скрывая своих намерений, после чего вышли.
— Вы американец? — спросил меня муж той, что посоветовала мне не обращать внимания на наглецов.
— Нет, я из Австралии.
— О, я там был во время Олимпиады! Чудесная страна! Мы с женой путешествуем, — он спохватился и положил руку на руку жены. — Знакомьтесь, это Кэрри.
— Очень приятно, — я приподнял шляпу. — Джек.
«Воробей», — хотелось добавить мне, но вместо этого я подозвал бармена и заказал два мартини для друзей.
— Джек, вы давно в России? — спросила меня американка, когда я, бросая взгляды вниз, в зал, подсел к их столику.
— У меня здесь дела. Я промоутер.
Миссис оживилась.
— Джек, я приезжаю в Россию в четвертый раз, я разговариваю с людьми в надежде найти ответ на один-единственный вопрос. Я поклялась Фрэнку, что будем приезжать сюда снова и снова, пока я не найду ответа…
Я улыбнулся.
— Вы не можете понять, почему русские не хотят, чтобы Буш разместил систему ПРО в Чехии?
— Нет, Джек. Я хочу знать, зачем в русском такси счетчик.
— Я шесть раз был в США, Кэрри. Сколько стоят в супермаркете Нью-Йорка американские окорочка?
— А что такое — окорочка?
— Этот мир полон загадок, Кэрри. Однако мне пора. Был рад познакомиться… — встав, я улыбнулся.
— Послушайте, Джек, — засуетился старик Фрэнк, вынимая рукой, покрытой шагреневой кожей, визитку, — если будете в Нью-Йорке… Мы с Кэрри живем на Мэдисон-авеню, наши окна выходят прямо на Мэдисон-сквер-парк. Мы будем рады видеть вас.
— А чем вы занимаетесь, Фрэнк?
Он шикарно улыбнулся тридцатью двумя фарфоровыми зубами.
— Этот бизнес еще недостаточно развит в России. Я вице-президент международного рейтингового агентства STANDARD&POOR’S. Мы так или иначе участвуем в слиянии компаний в формате M&A, слышали?..
Я поджал губы и виновато покрутил головой.
— Нет… Это не мой профиль.
— Тогда до встречи в Нью-Йорке, Джек!
Только спустившись в зал, я подумал о том, что невежливо было с моей стороны не оставить свою визитку.
Но у меня нет визиток.
Убедившись в том, что и рейс до Ганновера, на который я взял билет, улетел без меня, люди Белан покинули аэропорт.
Меня потеряли. Приглядываясь к толпе, я час за часом убеждался в том, что зал чист от людей Белан и Треера.
И тогда я взял билет на ближайший рейс до Амстердама, но на всякий случай пропустил и его.
И уже утром, перед рассветом, принял решение лететь в Киев.
Сидя в кресле аэробуса и стараясь унять взбесившееся сердце, я думал о том, что могло бы случиться, окажись я во власти двух обезумевших от потери всего компаньонов. Корнеев мне не страшен. Корнеев озабочен другой темой. И пока он не уберет Белан и Треера, я буду в опасности. 80 миллионов долларов — не 80 тысяч. Такие суммы не прощают. Потеряв 80 тысяч, люди все сильнее и сильнее склоняются к той мысли, что вор их растратит и потом с него взять будет нечего. А раз так, то не стоит и марать рук. Но 80 миллионов — сумма особая. Ее не истратишь на кабаки и кокс даже за год. Эти деньги пристраиваются к делу и начинают работать на дело, увеличиваясь и увеличиваясь в цифрах. Раз так, то Белан и Треер будут искать меня, пока не иссякнут их силы. Или пока их не разыщет Корнеев. Разница меж этими вариантами в том, что Треер с Машенькой могут искать меня, не особенно торопясь и все просчитывая. Я не пропью такие бабки, и ничего страшного, если я их приумножу. А вот Корнеев в цейтноте. Эти двое для него — кость в горле. Он должен найти их сейчас.
Трубка зашевелилась в кармане, и я запоздало вспомнил, что забыл ее выключить перед взлетом. Стараясь не нервировать стюардесс, я чуть сполз с кресла, чем заставил немного нервничать принюхивающуюся ко мне с первой минуты соседства, как сука, бабу лет сорока, и увидел на табло до боли знакомое: «Ragulin».
— Ну?
— Женя! — по голосу Рогулина я понимаю, что он испытывает нешуточное облегчение от того, что я понял, кто звонит, но все равно поднял трубку. — Женя, ты где?..
— Ты о чем-то поговорить хотел, Георгий?
— Евгений, тут все с ума посходили! Я сделал анализ ситуации, перепроверил факты… Женя, я видел в милиции видео Белан! Невероятно, такая подлость!.. Женя, нам нужно пересечься и все обсудить. «Вижуэл» больше нет, но теперь, когда «Ребус» загнулся, мы в силах подмять всю Москву!.. Полагаю, ты не отказался бы от партнерства на равных? «Вицер» с доходом в сорок штук — а, неплохо?!
Мне было нехорошо, но теперь я точно знал, что не стошнит. Человек ко всему привыкает.
— Жора…
— Да-да, Евгений, я слушаю тебя!
— Жора, хорошо, что ты позвонил…
— Женя, я знал, что ты меня поймешь!.. Эта паскуда, Белан!.. Ну как, мы — вместе? Сорок и — новая «бэха»? Ну!..
— Жора, пошел на хер.
Отключив телефон, я сунул его в карман.
Кто сказал, что я хороший рекламист, но плохой организатор?.. Но я пошутил. Мне нужна была работа в «Ребусе». А еще больше — работа в «Вижуэл». Сейчас же правду скрывать нечего.
«Боинг» поднялся в воздух, и сердце успокоилось. Мне вдруг захотелось спать. Трое суток без сна и покоя вернулись из Леты, навалились на меня и придавили к креслу…
За десять минут до начала регистрации на нью-йоркский рейс я купил в кассе билет до Ганновера, регистрация на который начиналась через десять минут после начала регистрации рейса на Нью-Йорк, и стал из темного угла бара для VIP-персон разглядывать зал.
Как и предполагалось, за полчаса до конца регистрации люди Белан и Треера потеряли покой. В обстановке, когда время уходило, а Медведев не появлялся, они побрезговали конспирацией и вышли из подполья. Четверо мужиков и две девушки, доселе сидевшие и стоящие поодаль друг от друга, как совы днем, и не обращавшие друг на друга никакого внимания, вдруг собрались в центре зала и стали обсуждать тему. Не исключено, что это были люди вовсе не Белан и Треера, и искали они не Медведева, а совсем другого бывшего заместителя президента рекламной компании, — я бы не хотел брать на себя в Москве ответственность в виде авторства за проворот всех делишек. Но я был убежден, что это Машенька, рассвирепев, как сука на необитаемом острове, бросила в ход свои лучшие силы. Шесть человек в «Шереметьеве-1», столько же во второй порт, по пятку на все железнодорожные вокзалы, автовокзалы… Я думаю, что личного состава у Белан с Треером пруд пруди.
Но проблема в том, что узнать Медведева просто невозможно. На мне невзрачный серый костюмчик, которые в позапрошлом веке именовали чесучовыми, помятая шляпа и исключительная небритость. Мое лицо находится в том критическом состоянии, когда просто невозможно догадаться, что это — борода или человек запустил себя до ручки. В баре мне не хотели наливать. Пока я, кряхтя, не вынул бумажник. Заметив два отсека, один из которых был набит баксами, а второй евро, бармен тотчас сменил мнение. Бармены — самые неустойчивые личности. Их взгляды на жизнь меняются тем быстрее, чем больше цифра на купюре.
Попивая виски у самого выхода из бара, я посматривал в зал. Когда туалеты, камеры хранения и все остальное, где можно спрятаться и превратиться из Медведева в невидимое существо, было проверено, шестерка двинулась наверх.
Это не люди Корнеева…
Я убежден в этом. Сейчас Корнеев замывает следы и сам ищет Белан и Треера. Ему нужно обезопасить себя от Машеньки с бывшим боссом «Ребус», а им нужно срочно найти меня. По их мнению, я в данный момент владею их восемьюдесятью миллионами долларов, вырученных за проданное «Ребус-Вижуэл» имущество.
Это невероятно как факт! У меня нет этих денег, меня кинул Корнеев!
Но, черт возьми… у меня есть восемьдесят миллионов. И Машеньке, и Трееру безразлично, что пахнут они не так, как их деньги.
Темные очки как средство грима я забраковал сразу. Идиот тот, кто верит в спасительную роль очков. Мне, к примеру, кажется, что, если я буду искать человека и увижу подозрительного типа, узнать которого трудно из-за очков, я обязательно подойду и подниму их.
Сдвинув шляпу на лоб, я закинул ногу на ногу и развалился на стойке бармена. Стакан с дайкири был уже пуст, и я показал внутрь его мальчику. Вслед кинул десятку баксов, и на этот раз мальчик замялся. Он же обычно не берет вперед…
«Регистрация билетов на рейс до Нью-Йорка закончена», — прозвучало под крышей и то же самое было повторено на английском.
Шестерка разошлась и принялась гулять по бару с видом VIP-посетителей. Кто-то закурил, кто-то направился к стойке. Надо сказать, в «Шереметьеве» на такой уж большой бар, где продают минералку по 200 рублей, чтобы его прочесывать вшестером. Но эти не хотели пропустить ни одного лица.
Они ищут крепыша выше среднего роста с зачесанными назад длинными волосами, в добротном костюме и чистой рубаке. Таких в баре было много, но то волосы были недостаточной длины, то костюмчик не бил, то крепыш был ниже среднего. Мрачного фраера в мятом лапсердаке и шляпе, по которой пробежало стадо слонов, они пока в расчет не брали. Ребята создавали броуновское движение, работали без схемы, отчего часто сталкивались друг с другом.
Я тянул дайкири и облизывал губы. Раза два, когда неприятель приближался слишком близко, чесал подбородок. Звук, раздававшийся при этом, неприятеля не отпугивал, но и не сосредоточивал.
— Может, он не полетит? — раздалось за моей спиной так тихо, что один я, наверное, и слышал.
— Он же билет взял, — ответил женский голос мужскому.
— Он и в «Пулково» билет взял.
Пауза. Они думают.
— А если он взял билет еще на один рейс?
— На какой, к примеру?
— На тот, что сразу после нью-йоркского, к примеру. Пока мы будем по вокзалу ходить и к американцам приглядываться, он будет стоять рядом в очереди на регистрацию рейса до Амстердама.
И тут же раздался едва слышимый шелест. Так работает рация.
«Его не было в зале», — зашипело в баре.
— Значит, он отошел!
«Но вы же смотрели в подсобных помещениях!»
— Он может быть где угодно! В баре, к примеру!
Разговор стал напрягать публику. Количество желающих посмотреть в мою сторону увеличивалось в арифметической прогрессии.
«Но в баре вы…»
И тогда прозвучал ответ:
— Тогда просто возьми и проверь списки всех ближайших рейсов во все уголки земного шара, идиот! — в мою сторону посмотрели наконец все.
Меня осенило. Если все в зале смотрят на них, и они понимают, что все смотрят на них, и если Медведев в зале, то он должен быть единственным, кто на них не посмотрит. Лично я так и подумал бы.
Как мне все это не нравится…
Не мешкая, встречая взгляды поддержки, я развернулся вполоборота и посмотрел на двух немолодых янки, тянущих кофе и пускающих дым настоящего «Мальборо».
— Do you believe the problem can be solved? [20]
Видимо, это было что-то вроде юмора их комиков-разговорников, чем в свое время занимался Эдди Мэрфи, чтобы выжить.
Я не претендовал на остроумие, но янки расхохотались.
Через мгновение я почувствовал на своем плече тяжелую женскую ладонь.
— If I were in your place, I would ask him to stay. [21]
— Don’t pay attention to them [22]… — угрюмо поглядывая на ту, что давила мне плечо, проскрипела в мою сторону пожилая американка.
Что и было мне нужно. Чуть приподняв обе руки, словно сдаваясь в плен, я повернулся к преследователям спиной.
После этого диалога шестеро для приличия еще с минуту побродили по залу, уже не скрывая своих намерений, после чего вышли.
— Вы американец? — спросил меня муж той, что посоветовала мне не обращать внимания на наглецов.
— Нет, я из Австралии.
— О, я там был во время Олимпиады! Чудесная страна! Мы с женой путешествуем, — он спохватился и положил руку на руку жены. — Знакомьтесь, это Кэрри.
— Очень приятно, — я приподнял шляпу. — Джек.
«Воробей», — хотелось добавить мне, но вместо этого я подозвал бармена и заказал два мартини для друзей.
— Джек, вы давно в России? — спросила меня американка, когда я, бросая взгляды вниз, в зал, подсел к их столику.
— У меня здесь дела. Я промоутер.
Миссис оживилась.
— Джек, я приезжаю в Россию в четвертый раз, я разговариваю с людьми в надежде найти ответ на один-единственный вопрос. Я поклялась Фрэнку, что будем приезжать сюда снова и снова, пока я не найду ответа…
Я улыбнулся.
— Вы не можете понять, почему русские не хотят, чтобы Буш разместил систему ПРО в Чехии?
— Нет, Джек. Я хочу знать, зачем в русском такси счетчик.
— Я шесть раз был в США, Кэрри. Сколько стоят в супермаркете Нью-Йорка американские окорочка?
— А что такое — окорочка?
— Этот мир полон загадок, Кэрри. Однако мне пора. Был рад познакомиться… — встав, я улыбнулся.
— Послушайте, Джек, — засуетился старик Фрэнк, вынимая рукой, покрытой шагреневой кожей, визитку, — если будете в Нью-Йорке… Мы с Кэрри живем на Мэдисон-авеню, наши окна выходят прямо на Мэдисон-сквер-парк. Мы будем рады видеть вас.
— А чем вы занимаетесь, Фрэнк?
Он шикарно улыбнулся тридцатью двумя фарфоровыми зубами.
— Этот бизнес еще недостаточно развит в России. Я вице-президент международного рейтингового агентства STANDARD&POOR’S. Мы так или иначе участвуем в слиянии компаний в формате M&A, слышали?..
Я поджал губы и виновато покрутил головой.
— Нет… Это не мой профиль.
— Тогда до встречи в Нью-Йорке, Джек!
Только спустившись в зал, я подумал о том, что невежливо было с моей стороны не оставить свою визитку.
Но у меня нет визиток.
Убедившись в том, что и рейс до Ганновера, на который я взял билет, улетел без меня, люди Белан покинули аэропорт.
Меня потеряли. Приглядываясь к толпе, я час за часом убеждался в том, что зал чист от людей Белан и Треера.
И тогда я взял билет на ближайший рейс до Амстердама, но на всякий случай пропустил и его.
И уже утром, перед рассветом, принял решение лететь в Киев.
Сидя в кресле аэробуса и стараясь унять взбесившееся сердце, я думал о том, что могло бы случиться, окажись я во власти двух обезумевших от потери всего компаньонов. Корнеев мне не страшен. Корнеев озабочен другой темой. И пока он не уберет Белан и Треера, я буду в опасности. 80 миллионов долларов — не 80 тысяч. Такие суммы не прощают. Потеряв 80 тысяч, люди все сильнее и сильнее склоняются к той мысли, что вор их растратит и потом с него взять будет нечего. А раз так, то не стоит и марать рук. Но 80 миллионов — сумма особая. Ее не истратишь на кабаки и кокс даже за год. Эти деньги пристраиваются к делу и начинают работать на дело, увеличиваясь и увеличиваясь в цифрах. Раз так, то Белан и Треер будут искать меня, пока не иссякнут их силы. Или пока их не разыщет Корнеев. Разница меж этими вариантами в том, что Треер с Машенькой могут искать меня, не особенно торопясь и все просчитывая. Я не пропью такие бабки, и ничего страшного, если я их приумножу. А вот Корнеев в цейтноте. Эти двое для него — кость в горле. Он должен найти их сейчас.
Трубка зашевелилась в кармане, и я запоздало вспомнил, что забыл ее выключить перед взлетом. Стараясь не нервировать стюардесс, я чуть сполз с кресла, чем заставил немного нервничать принюхивающуюся ко мне с первой минуты соседства, как сука, бабу лет сорока, и увидел на табло до боли знакомое: «Ragulin».
— Ну?
— Женя! — по голосу Рогулина я понимаю, что он испытывает нешуточное облегчение от того, что я понял, кто звонит, но все равно поднял трубку. — Женя, ты где?..
— Ты о чем-то поговорить хотел, Георгий?
— Евгений, тут все с ума посходили! Я сделал анализ ситуации, перепроверил факты… Женя, я видел в милиции видео Белан! Невероятно, такая подлость!.. Женя, нам нужно пересечься и все обсудить. «Вижуэл» больше нет, но теперь, когда «Ребус» загнулся, мы в силах подмять всю Москву!.. Полагаю, ты не отказался бы от партнерства на равных? «Вицер» с доходом в сорок штук — а, неплохо?!
Мне было нехорошо, но теперь я точно знал, что не стошнит. Человек ко всему привыкает.
— Жора…
— Да-да, Евгений, я слушаю тебя!
— Жора, хорошо, что ты позвонил…
— Женя, я знал, что ты меня поймешь!.. Эта паскуда, Белан!.. Ну как, мы — вместе? Сорок и — новая «бэха»? Ну!..
— Жора, пошел на хер.
Отключив телефон, я сунул его в карман.
Кто сказал, что я хороший рекламист, но плохой организатор?.. Но я пошутил. Мне нужна была работа в «Ребусе». А еще больше — работа в «Вижуэл». Сейчас же правду скрывать нечего.
«Боинг» поднялся в воздух, и сердце успокоилось. Мне вдруг захотелось спать. Трое суток без сна и покоя вернулись из Леты, навалились на меня и придавили к креслу…
Глава 31
Первого января 1502 года португалец Андре Гонсалвиш, которому король поручил обследовать земли, недавно открытые Кабралом, заметил бухту. Ошибочно приняв ее за устье большой реки, он дал ей имя «Рио» — река.
Португальцы называли открытые ими острова и материки именем святого, покровительствующего соответствующему дню. У первого января не было своего святого, и они дополнили «Рио» определением «де Жанейро» — января. Получилось название места — Рио-де-Жанейро — река января.
Город делится на две части: север и юг. На юге живут богатые чмыри, светлые здания высятся вдоль золотистых пляжей, где ласково веют пассаты. От северного региона его отделяют холмы Тижука и Педра-Бранка. На севере живут бедные темнокожие — здесь находится большинство фавел и школ самбы. Нет ни китайского квартала, ни итальянского, ни других в этом духе.
Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Рио-де-Жанейро, городе, лежащем под объятиями гигантского Христа, городе, о котором так мечтал великий комбинатор Остап Бендер. Он наивно полагал, что все здесь ходят в белых штанах, но это потому, видимо, что в городе Арбатове, где он оказался по случаю, штанов в продаже не было никаких. Штаны, как показатель уровня жизни, волновали Бендера больше всего. А наличие белых штанов свидетельствовало ему о высоком статусе их владельца. Так вот теперь, находясь в Рио более двух недель, я могу сказать всем совершенно открыто: здесь не все ходят в белых штанах. У некоторых их нет вовсе. Бендер не добрался до города своей мечты, и слава богу. Он был бы разочарован.
В первый же день меня перекосило после сытной трапезы в ресторане отеля Сopacabana Pa-lace. Сама гостиницы потрясла воображение москвича, этот дворец, построенный в 1920 году французским архитектором по подобию дворцов на Лазурном Берегу, словно был специально предназначен для лиц, прибывающих в Бразилию с суммами в семь нулей. Умирая от голода, я спустился вниз и заказал фейжоаду. Так назвал фирменное блюдо официант. Забыв о том, что акклиматизация, как и привыкание к местным блюдам, проходит в рамках непременного воздержания, я сметал тушеную черную фасоль и тушеную смесь свинины и говяжьей солонины, включающей такие компоненты, как бекон, копченые свиные колбасы, свиной язык, уши, ножки, а также ребра и вырезку. Кайпиринья — тростниковая водка с добавлением сахара, тертого дикого лимона и льда — был бесподобен, поэтому я влил в себя не меньше полулитра этого коктейля. С набитым ртом я попросил принести к столу ноутбук, подключенный к сети, и первое же мое письмо на родину было адресовано Щуру. Единственное неудобство, связанное с этим, заключалось в отсутствии русской клавиатуры. Именно поэтому, как мне кажется, Щур тратил много времени на ответы. Он сначала переводил мое видение родной речи в латинской транслитерации и только потом, прокачав текст в русском формате, стучал ответ.
Друг мой, как поживает Федя?
На Федю пришлось надеть кандалы. Вчера во дворе он укусил дога, тому пришлось ампутировать лапу. Хозяин дога ищет Федю с двустволкой. Я в шоке.
Найди мне что-нибудь о Марии Белан из «Вижуэл» и некоем Треере, это бывший директор «Ребуса».
С пионерского лагеря у меня осталась привычка в первую очередь есть гарнир и только потом мясо. Наш вожатый, человек много видевший и, по всему, опытный, учил нас, недоумков: «Куриную ножку ты всегда сожрешь, а кто за тебя будет рис хавать, скотина?» Когда я вплотную подобрался к бекону, комп пискнул и высветил письмо.
Плохие новости.
Что, они разбогатели?
Если ты так видишь плохие новости, тогда новости, наверное, хорошие. Белан, бывшая заместитель президента «Вижуэл», неделю назад была задержана прокуратурой и в настоящее время находится в следственном изоляторе. О причинах не спрашивай, это слишком дорогая инфа. Треер почему-то уехал в Израиль. Не понимаю, что человеку с фамилией Треер делать в Израиле, но его тоже арестовали, потому что он приехал не один — с деньгами, а если каждый будет приезжать в Израиль с такой суммой, то в Израиле скоро некуда будет девать деньги.
Я поблагодарил верного друга — верного потому, что мы с ним не работали в одном офисе, и нас не связывало ничего кроме бизнеса, и уже собирался заняться свиным ушком, как вдруг услышал за спиной странный разговор.
— Митюша, ты помнишь Корнеева?!
Я отложил свиные уши и навострил свои. Осторожно посмотрев за спину, я увидел парочку старичков, сидевших за столиком и поедающих что-то молочное. В руках женщины была газета, которой она трясла, как будто стряхивала воду, и трясла так сильно, что я едва смог прочесть ее название — какие-то «Московские…» или «Московский…» не то новости, не то вести, не то комсомолец, не то бит. За морем телушка полушка, да рупь перевоз — эта газетка обошлась парочке не меньше десяти долларов.
Португальцы называли открытые ими острова и материки именем святого, покровительствующего соответствующему дню. У первого января не было своего святого, и они дополнили «Рио» определением «де Жанейро» — января. Получилось название места — Рио-де-Жанейро — река января.
Город делится на две части: север и юг. На юге живут богатые чмыри, светлые здания высятся вдоль золотистых пляжей, где ласково веют пассаты. От северного региона его отделяют холмы Тижука и Педра-Бранка. На севере живут бедные темнокожие — здесь находится большинство фавел и школ самбы. Нет ни китайского квартала, ни итальянского, ни других в этом духе.
Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Рио-де-Жанейро, городе, лежащем под объятиями гигантского Христа, городе, о котором так мечтал великий комбинатор Остап Бендер. Он наивно полагал, что все здесь ходят в белых штанах, но это потому, видимо, что в городе Арбатове, где он оказался по случаю, штанов в продаже не было никаких. Штаны, как показатель уровня жизни, волновали Бендера больше всего. А наличие белых штанов свидетельствовало ему о высоком статусе их владельца. Так вот теперь, находясь в Рио более двух недель, я могу сказать всем совершенно открыто: здесь не все ходят в белых штанах. У некоторых их нет вовсе. Бендер не добрался до города своей мечты, и слава богу. Он был бы разочарован.
В первый же день меня перекосило после сытной трапезы в ресторане отеля Сopacabana Pa-lace. Сама гостиницы потрясла воображение москвича, этот дворец, построенный в 1920 году французским архитектором по подобию дворцов на Лазурном Берегу, словно был специально предназначен для лиц, прибывающих в Бразилию с суммами в семь нулей. Умирая от голода, я спустился вниз и заказал фейжоаду. Так назвал фирменное блюдо официант. Забыв о том, что акклиматизация, как и привыкание к местным блюдам, проходит в рамках непременного воздержания, я сметал тушеную черную фасоль и тушеную смесь свинины и говяжьей солонины, включающей такие компоненты, как бекон, копченые свиные колбасы, свиной язык, уши, ножки, а также ребра и вырезку. Кайпиринья — тростниковая водка с добавлением сахара, тертого дикого лимона и льда — был бесподобен, поэтому я влил в себя не меньше полулитра этого коктейля. С набитым ртом я попросил принести к столу ноутбук, подключенный к сети, и первое же мое письмо на родину было адресовано Щуру. Единственное неудобство, связанное с этим, заключалось в отсутствии русской клавиатуры. Именно поэтому, как мне кажется, Щур тратил много времени на ответы. Он сначала переводил мое видение родной речи в латинской транслитерации и только потом, прокачав текст в русском формате, стучал ответ.
Друг мой, как поживает Федя?
На Федю пришлось надеть кандалы. Вчера во дворе он укусил дога, тому пришлось ампутировать лапу. Хозяин дога ищет Федю с двустволкой. Я в шоке.
Найди мне что-нибудь о Марии Белан из «Вижуэл» и некоем Треере, это бывший директор «Ребуса».
С пионерского лагеря у меня осталась привычка в первую очередь есть гарнир и только потом мясо. Наш вожатый, человек много видевший и, по всему, опытный, учил нас, недоумков: «Куриную ножку ты всегда сожрешь, а кто за тебя будет рис хавать, скотина?» Когда я вплотную подобрался к бекону, комп пискнул и высветил письмо.
Плохие новости.
Что, они разбогатели?
Если ты так видишь плохие новости, тогда новости, наверное, хорошие. Белан, бывшая заместитель президента «Вижуэл», неделю назад была задержана прокуратурой и в настоящее время находится в следственном изоляторе. О причинах не спрашивай, это слишком дорогая инфа. Треер почему-то уехал в Израиль. Не понимаю, что человеку с фамилией Треер делать в Израиле, но его тоже арестовали, потому что он приехал не один — с деньгами, а если каждый будет приезжать в Израиль с такой суммой, то в Израиле скоро некуда будет девать деньги.
Я поблагодарил верного друга — верного потому, что мы с ним не работали в одном офисе, и нас не связывало ничего кроме бизнеса, и уже собирался заняться свиным ушком, как вдруг услышал за спиной странный разговор.
— Митюша, ты помнишь Корнеева?!
Я отложил свиные уши и навострил свои. Осторожно посмотрев за спину, я увидел парочку старичков, сидевших за столиком и поедающих что-то молочное. В руках женщины была газета, которой она трясла, как будто стряхивала воду, и трясла так сильно, что я едва смог прочесть ее название — какие-то «Московские…» или «Московский…» не то новости, не то вести, не то комсомолец, не то бит. За морем телушка полушка, да рупь перевоз — эта газетка обошлась парочке не меньше десяти долларов.