«Сразу же по прибытии со своим отрядом в Александрию я встретился с беззаветно преданным тебе Евстратом. Мне удалось узнать, что им был тайно похищен и заключен под стражу ближайший сподвижник Клеомена некто Терпандр. На нашу удачу этот молодой мошенник, который любит и мальчиков, и девочек оказался человеком с очень высоким мнением о своей внешности, поэтому нам не пришлось даже к нему прикасаться. Он рассказал о махинациях Клеомена сразу же: большинство денег из казны, выделенных на строительные работы в Александрии еще Александром, расхищены Клеоменом на собственный дворец. О строительстве усыпальницы Александра даже забыли думать. В личном тайнике Клеомена спрятаны украденные из казны восемь тысяч талантов. Короче говоря, его хищения превосходят все допустимые размеры. Но, главное, Клеомен сумел встретиться с Полемоном, до его отъезда с Арридеем. Твое спокойствие, Птолемей, после моего сообщения будет подвергнуто потрясению, которого ты еще никогда не испытывал. Так вот, Терпандр донес мне, что в ближайшее время интриги, которые Клеомен плетет по подстрекательству Полемона, хорошо известного тебе ближайшего сподвижника Пердикки, должны по их расчетам привести к твоей внезапной гибели, чтобы Клеомен снова стал сатрапом Египта вместо тебя.
   После допроса Терпандра я немедленно приступил с верными мне людьми к набору добровольцев на случай, если Клеомен окажет сопротивление и откажется следовать вместе со мною в Мемфис. Мы действовали крайне осторожно, чтобы о формировании вооруженного отряда в Александрии не стало известно Клеомену и его сторонникам. Нам удалось привлечь на свою сторону обещанием богатого вознаграждения одного из многочисленных телохранителей Клеомена. На вопрос, что он думает о своем повелителе, этот решительный малый ответил без колебаний.
   – Поскольку мы говорим по строжайшему секрету, то могу сообщить, что Клеомен отпетый негодяй.
   – А почему? – поинтересовался я.
   – Потому что он проворачивает всякие нечистые дела, силой собирает с местных жителей непомерные налоги, и если кто из подчиненных ему чиновников отказывается участвовать в этих сделках, касающихся, например, подпольных вертепов с молоденькими флейтистками, то того ожидают одни несчастья.
   – А если бы я тебе сказал, что собираюсь в ближайшие дни с несколькими верными мне воинами положить конец мошенничествам Клеомена, то ты присоединился бы к нам?
   – А зачем? Почему именно я?
   – Потому что ты знаешь, как попасть незаметно в его дворец, как он охраняется…
   – Понял.
   – Если все удастся, ты будешь щедро вознагражден. Сможешь купить в Александрии дом.
   Истомаха, так звали телохранителя Клеомена, мои слова заинтересовали.
   – А как твое имя? – вдруг поинтересовался он.
   – Временно у меня нет имени. Но когда ты его узнаешь, то не будешь разочарован.
   – А знаешь, Незнакомец, – очень серьезно, немного подумав, произнес он, – больше любого дома в Александрии я хотел бы увидеть Клеомена в тюрьме.
   – Я думаю, что на этот раз он попадет дальше.
   – Это было бы здорово.
   – Так, ты согласен?
   – Согласен, – ответил Истомах.
   Мне необходимо было самому убедиться в готовящемся заговоре и только после этого принять решение по пленению Клеомена и сопровождению его в Мемфис.
   Заговорщики со слов Терпандра должны были принять решение о дне заговора и точно решить кто и как его осуществит в ближайшее время. Терпандр, который должен был присутствовать на этом сборище негодяев, назвал точный день и час их встречи у Клеомена.
   Истомах выполнил свое обещание. С его помощью с верными мне воинами я незаметно проник во дворец Клеомена.
   Роскошь, которой окружил себя Клеомен в Александрии, меня поразила еще до входа в сам дворец. Каких только редких деревьев и кустарников не было в его парке: лимонные деревья, кусты жасмина, окружающие мраморные скамьи, пальмы, кипарисы… На огромной площадке перед дворцом сверкал, освещенный множеством светильников, беломраморный бассейн. Я невольно задумался о том могуществе, какое сумел придать своей персоне Клеомен.
   Длинными, запутанными коридорами Истомах провел нас к винтовой лестнице с крутыми каменными ступенями.
   – Есть и другая лестница, надежно охраняемая, которая ведет в приемную хозяина, где сейчас собрались заговорщики. Она роскошная, из прекрасного мрамора, доставленного из Греции. А по этой ходят рабы. Если на кого-нибудь наткнемся, просто не обращайте на них внимания. Здесь такое количество рабов и слуг, что многие даже не знают друг друга в лицо.
   Мы не встретили никого ни в нижнем этаже, ни взобравшись наверх. Поднявшись по лестнице, мы оказались в узкой галерее. Откуда-то изнутри дворца до нас доносились мужские голоса. Я подошел к стене, и голоса стали отчетливее. Казалось, они исходят из-за толстого ковра. Я приложил ухо к ковру, и с трудом пытался разобрать слова.
   – Тихо, – прошептал я, жестом веля одному из воинов приподнять нижний край ковра, под которым обнажилась узкая щель в каменной стене.
   Теперь я мог разобрать каждое слово.
   Прорезь была достаточно широкой, чтобы рассмотреть внизу Клеомена и других изменников. Отверстие, в которое я заглянул, уходило вниз под углом, – это был простой и очень удобный глазок для подглядывания и подслушивания.
   – Убить Птолемея будет крайне сложно. Он окружен верными ему людьми, которые неподкупны и преданы ему, – сказал один из заговорщиков, лица которого я не смог рассмотреть.
   – Ты веришь, что есть неподкупные люди? – рассмеялся Клеомен. – Покажи мне их!..
   Все внезапно замолчали.
   – Ну и отпетый негодяй! – прошептал Истомах.
   Клеомен продолжал:
   – Если мы не уничтожим Птолемея, он уничтожит всех нас. Дове-ренные мне люди донесли, что уже работает следственная комиссия по вопросу о всех наших хищениях. Вы же не будете отрицать, что мы все отлично обогатились? Никто не предполагал, что именно Птолемей будет назначен сатрапом вместо меня.
   – Птолемей, как и Александр, быстро убирает неугодных. Непокорных – в цепи, неугодных – кинжалом… – сказал один из присутствующих, который был мне не знаком. – А ты, Клеомен, ему теперь неугоден. Надо было явиться в Мемфис по первому же его требованию.
   – И это говоришь ты, Клеандр? Не ты ли первый предложил настигнуть Птолемея в пути и убить его еще до прибытия в Египет? Надо срочно принимать меры. Срочно!.. – вскричал Клеомен, начинающий сильно нервничать. Дело касается накопленных нами богатств и нашей личной судьбы. У нас остается слишком мало времени. И убиты, зверски убиты, будем мы все.
   Заговорщики одновременно воскликнули:
   – Надо помешать этому!..
   – Немедленно…
   – Но как?..
   – Птолемей любит, как и Александр, шумные застолья. На одном из них он должен бить отравлен, как и его доблестный брат Александр. Внезапная его смерть – это самое лучшее спасение для нас. И не забывайте, что Пердикка ждет не дождется расправы над Птолемеем, – это были слова самого Клеомена.
   Осуществить замысел поручили Клеандру.
   Я более не мог сдерживать охватившей меня ярости и решил действовать немедленно.
   В большой прихожей, куда внходила приемная Клеомена десяток телохранителей преградили нам путь.
   – Бросьте ваши мечи или готовьтесь умереть! – решительно скомандовал я.
   – Повтори еще раз! – крикнул один из телохранителей.
   В это время из приемной, привлеченный шумом, вышел Клеомен с кинжалом в руках. Увидев меня, он попятился назад, ясно осознав, что его партия проиграна и что теперь ему срочно нужно выдумать какую-нибудь ложь.
   Я заставил Клеомена отступить и, не обращая на него внимания, вошел в его приемную со словами:
   – По приказу сатрапа Египта Птолемея ты, Клеомен, должен немедленно отправиться о нами в Мемфис.
   Вслед за мной вошли мои воины. На лицах заговорщиков была явная растерянность.
   Клеандр в смятении воскликнул:
   – Нас предал Терпандр! Недаром он где-то затаился. Я предупреждал тебя, Клеомен, поменьше отдавайся его ласкам.
   Увидев свирепые лица преданных тебе воинов, изменники окончательно пали духом.
   Ошеломленный моим внезапным появлением Клеомен опустился в кресло и молча, пристально смотрел мимо меня.
   – Ты поставил под угрозу свою жизнь, Клеомен. Я все слышал. Уверен ли ты, что поступил правильно?
   – Что ты хочешь этим сказать. Филокл? – растерянно спросил он.
   – Я хочу сказать, что сейчас ты проиграл ту игру, которую начал, и что все те, кто на твоей стороне, а их осталось совсем немного, проиграли вместе с тобой. Неужели ты думаешь, что Птолемей вышел невредимым из стольких битв только затем, чтобы пасть под ударами мошенников?..»
   Птолемей свернул свиток и положил его на стол.
   Вскоре стража, дежурившая в приемной, доложила о приходе Филокла.
   – Да будет благословенно твое правление, Птолемей, – приветствовал сатрапа Филокл. – Нет в Египте человека, который не благословлял бы твоего имени после того, как Клеомен был взят под стражу.
   – Это в основном твоя заслуга, Филокл. Ты спас мне жизнь. Клеомен готовился уничтожить меня, но тебя он мог убить первым. Он должен понести заслуженную кару.
   Птолемей встал, прошелся не спеша по залу и после небольшой паузы твердым и спокойным тоном, словно уже приняв решение, спросил:
   – Я поручил тебе возглавить комиссию. Расскажи подробно, каковы результаты расследования?
   – Да поддержит тебя богиня Тихе своею милостью. – Рассудительный, мудрый и решительный Филокл начал свое сообщение не спеша, обдумывая каждое слово. – Клеомен с бесстыдным коварством повелел собирать с жителей Египта непомерные налоги, которые они уже не в силах были платить, и вскоре так обогатился, что стал практически полновластным правителем Верхнего и Нижнего Египта. Немалую часть своих накопленных богатств он отсылал Пердикке, чтобы, в случае необходимости, иметь его поддержку. Египтяне горят к нему непримиримой враждой.
   Птолемей еле сдерживал охвативший его гнев. Он приблизился к Филоклу и в упор спросил:
   – Скажи, что же мне делать?
   – Ты приказываешь, Птолемей, чтобы я ответил, как думаю?
   – Прошу… Приказываю… Умоляю… Как хочешь… Только говори… – нетерпеливо проговорил Птолемей. – Ведь суд над Клеоменом и его сообщниками Пердикка истолкует по-своему… а мы пока у него в подчинении… Пока… Хоть и далеко от него.
   Основательно изучив историю Египта, Птолемей осознал, что в этой стране богатым и знатным прощалось многое. Это прекрасно понял Клеомен, который возомнил себя единовластным правителем, думающим за всех. Теперь думать за всех предстояло ему, Птолемею, но думать на благо всем, а не на разорение каждого жителя страны. Он ждал ответа Филокла, которому бесконечно доверял, чтобы сравнить со своим решением относительно расхитителей государственной казны. И услышал от своего советника то, что соответствовало и его размышлениям.
   – А делать следует мне кажется вот что: борьбу с Клеоменом надо довести до конца… – Филокл ненадолго замолчал. Затем решительно произнес заранее продуманный ответ на вопрос, требующий срочного решения. – Пердикка может опротестовать решение суда и приказать подчиниться своей воле. Он будет всеми доступными и недоступными средствами оправдывать Клеомена. Вступать с Пердиккой в конфликт сейчас после истории с Арридеем не совсем правильно и преждевременно.
   Вот то-то же! – воскликнул Птолемей, явно довольный, что его мнение и мнение Филокла совпали.
   – Но и оставлять Клеомена в живых опасно и недопустимо, – подвел итог своим размышлениям Филокл.
   Птолемей пристально посмотрел в глаза своего бесстрашного и бесстрастного в делах советника, устало опустился в кресло. Ему сейчас казалось, что он правит Египтом уже десятки лет, и трудно было поверить, что нет еще и трех месяцев, как он прибыл в Мемфис. Гнев и тревога терзали сердце Птолемея.
   – Действовать надо осторожно, Филокл… 0х, как осторожно! Скорпион, даже раздавленный, может ужалить потерявшего бдительность победителя.
   – Чтобы не ужалил, его надо стереть в прах!.. – В казну тут же вернутся восемь тысяч талантов.
   Птолемеяодобрительно кивнул. Лицо его прояснилось.
   – Отлично. Мы немедленно воспользуемся этими деньгами для вербовки войск. Скоро предстоит жестокая битва.
   Филокл внимательно посмотрел на Птолемея, явно удивленный услышанным. Тот, задумчиво глядя на друга, пояснил:
   – Да, да… С Пердиккой… Вот увидишь… Он нападет первым… И скоро…
   – Слава твоего имени, Птолемей, привлечет в армию Египта лучших воинов, – попытался ободрить его Филюкл.
   Но Птолемей уже думал о другом. Он умел сосредотачиваться сразу на нескольких важнейших вопросах, требующих срочного решения.
   – Клеомен, подобно персам, поверг в страшную нищету богатейшую страну. Предал замыслы Александра. Необходимо быстро поднять благосостояние народа Египта. Оживить морскую торговлю. И срочно переезжать в Александрию… Но это в ближайшем будущем, а сейчас…
   – Сейчас необходимо сделать так, чтобы с Клеоменом произошел несчастный случай…
   Птолемей стиснул руки.
   – Ты уже что-то придумал?
   Филокл кивнул.
   – Ведь Клеомен хитер и изворотлив, – предостерег Птолемей. – Наверняка о том, что он находится под стражей, уже знает Пердикка, который считает, что и я, и Клеомен, находимся в его подчинении.
   – Клеомена надо временно освободить из-под стражи, – продолжал Филокл, – разрешить ему свидание с его любимой гетерой, флейтистками и мальчиками, а дальше…
   – Вдруг ему удастся скрыться? – нетерпеливо перебил Птолемей.
   И услышал продуманный ответ:
   – Не удастся. У него слишком много врагов. Я бы даже посоветовал тебе разрешить ему вернуться в Александрию.
   Птолемей некоторое время обдумывал слова верного советника, затем спросил:
   – Ты отвечаешь за благополучный исход этого плана?
   – Отвечаю, – без тени сомнения, хладнокровно ответил Филокл.
   – Я верю тебе, ведь ты так ловко привез Клеомена сюда, запугав и обезвредив…
   – Теперь убрать его с пути будет легче, – прекрасно известен план его дворца… И обещаю тебе, что Пердикке не к чему будет придраться.
   Филокл опустился в кресло, сел напротив Птолемея, который обдумав все за и против его замысла, сказал:
   – Пусть приведут Клеомена. Прямо сюда и как можно скорее!..
   В ожидании Клеомена Птолемей подумал: «Если даже цари постоянно испытывают страх за свою жизнь и власть, то что должен испытывать Клеомен, давно наслаждающийся властью, построенной на откровенном насилии. Теперь и мне придется постоянно опасаться за свою жизнь, завидовать участи простых смертных, незаметное и скромное общественное положение которых всегда гарантирует им относительно спокойную жизнь, о которой даже не смеет мечтать правитель страны.»
   Именно в тот момент, когда встал вопрос о проведении следствия по делу Клеомена, Птолемей понял, сколь достойно сожаления положение правителя, погубившего покой и доведшего до нищеты своих подданных.
   Когда вскоре ввели Клеомена, Птолемей попросил Филокла оставить их наедине.
   – Послушай меня внимательно, Клеомен, – начал свою речь Птолемей. – Я знал тебя, как храброго воина, с которым бок о бок сражался не в одной битве. Одного этого для меня достаточно, чтобы смягчить твой приговор.
   Клеомен был поражен дружелюбным тоном Птолемея.
   – Садись, – Птолемей указал ему на кресло рядом с собой. – Состояние твое сегодня столь велико, что вызывает зависть у очень многих. Но сейчас не об этом. Расхищение государственных средств – тяжкий грех, но поправимый. Сейчас меня волнует, что ты хотел меня убить.
   – Я?! – невольно вскрикнул Клеомен, явно испугавшись и судорожно вцепившись в подлокотники кресла.
   – Да, ты, – продолжил Птолемей, посмотрев на него с пренебрежением холодным взглядом, – слушай же меня внимательно. Мне хорошо известны все твои сообщники, знаю я и о приготовлениях, предпринимаемых тобой с целью лишить меня жизни. Ты – первый, – кто осмелился подумать об этом. Что такое?!. Ты растерян? Ты изменился в лице? Не можешь скрыть своего преступления? Но по какой причине дошел ты до такой низости? Может быть, потому, что я занял твое место? Но оно больше мое, чем твое. Я должен быть всегда рядом с любимым братом, даже если он покоится в саркофаге. И раз тело Александра находится в Египте, то я должен управлять этой страной. Ты доказал за эти несколько лет, что не способен управлять делами Египта.
   Слушая эту твердую, властную речь, не допускающую никаких возражений, Клеомен почувствовал себя, как на вулкане.
   – И ты полагаешь, что такого правителя будут долго терпеть египтяне, превосходящие тебя достоинствами и талантами?
   Клеомен низко опустил голову. Вид у него был потерянный и жалкий.
   – Тебе нечего мне сказать в свое оправдание, Клеомен. – Я накажу тебя способом, достойным моего имени и звания полководца Александра Великого. Я прощаю тебя. Ты можешь возвратиться в Александрию.
   Не веря услышанному, Клеомен поднял свой взгляд на Птолемея, а тот спокойно закончил:
   – И запомни, в ближайшие дни ты, Клеомен, должен вернуть в казну всё, что было украдено тобой и твоим ближайшим окружением. Сумму тебе сообщит Филокл.
   После этих слов Клеомен, удивленный и всё еще не верящий в свое освобождение, поклялся Птолемею в своей верности и преданности, со слезами на глазах благодарил за то, что тот даровал ему жизнь и свободу, обещал тут же по прибытии в Александрию вернуть все деньги в казну, никогда не замышлять против него никаких заговоров.
   Но едва оказавшись на свободе, Клеомен тотчас забыл все клятвы и обещания и стал искать новых путей для исполнения своего преступного замысла, при этом потеряв всякую бдительность и осторожность.
   Клеомен не терял надежды, веря во всемогущество подкупов и взяток, убеждал своих оставшихся на свободе сторонников в том, что пути назад ни для кого из них нет.
   – Ваша гибель не за горами, – говорил он, – если сейчас, в самый роковой момент, вы отступитесь и предадите меня. Думаете, вам позволят спокойно жить после того, как вы приложили столько усилий с целью погубить Птолемея? Поздно. Нам уже некуда отступать.
   Хорошо осведомленный о подлинных чувствах регента к Птолемею, Клеомен отправил со своими гонцами послание к Пердикке, открыл ему свои тайные планы и согласился принять на себя роль доносчика. Черный замысел был хорошо задуман, но потерпел снова неудачу, так как гонцы были тут же захвачены людьми Филокла, следящими за каждым шагом Клеомена. Послание к Пердикке, которое было немедленно доставлено Филоклу, заканчивалось словами: «Птолемей коварен и опасен. Пора принять срочные меры, чтобы спасти государство от гибели, сохранив его единство.»
   Вскоре в один из дней Филокл получил от Истомаха неожиданную вестъ.
   «Первым в покоях Клеомена я обнаружил раба, красивого мальчика лет четырнадцати. Он лежал на широком ложе с открытым ртом. Рядом с ним, сраженная сном, спала флейтистка. Покои были плохо освещены, и я сразу же заметил, что глаза раба широко открыты. Я собрался выйти, но вернулся обратно, чтобы рассмотреть спящих поближе. Широко открытые глаза мальчика были устремлены в пустоту, рот тоже был открыт, – это был образ смерти. Моя нога наткнулась на кубок – пустой, валявшийся на полу. Я понял, что попал в самый центр катастрофы. Молоденькая флейтистка тоже была мертва… Я бросился к ложу, на котором лежал Клеомен, уткнувшись лицом в подушку, стиснув в руках пустой кубок. Мне с трудом удалось перевернуть Клеомена на спину. Сердце его не билось. Участь его была решена. Как жаль, что не мне выпала честь совершить возмездие над негодяем.»
   Филокл немедленно отправился к Птолемею, с порога сообщил:
   – Клеомен отравлен. Кто-то опередил нас.
   – Его же сообщники, – без тени сомнения сказал Птолемей.
   – Ужасный конец Клеомена должен послужить уроком тем, кто добившись высоких должностей, делают своих подданных самыми несчастными из смертных, – задумчиво произнес Филокл.
   – Счастливы народы, имеющие мудрых и гуманных правителей, но, к сожалению, пока приходится править, не выпуская из рук меча, – сказал Птолемей.

Глава третья
Интриги царицы Олимпиады

   Афины объявляют войну Македонии. Антипатр осажден в Ламии. Смерть Леосфена. Олимпиада предлагает Пердикке руку своей дочери Клеопатры. Дочь Олимпиады. Пердикка отвергает предложение Антипатра.
   Многие знатные жители Пеллы косо смотрели на растущую мощь Антипатра. Несмотря на преклонный возраст, этот испытанный в боях воин и хитрый политик, подобно мощному дубу, пустившему глубокие корни, с каждым годом набирал силу. В свои семьдесят два года он был крепок, вынослив, удачлив в битвах. Но, главное, Антипатру сказочно везло, судьба благоволила ему.
   После смерти – Александра за пределами Македонии тревог было достаточно. Но главная угроза исходила прежде всего из Афин. Афиняне ненавидели македонцев, на протяжении многих лет пытающихся низвести великие Афины, не уступающие ни единому городу на земле, до положения зависимого города.
   Необыкновенное ликование охватило Афины, едва весть о кончине завоевателя мира достигла стен города.
   С раннего утра глашатаи трубили об уходе из этого мира Александра Великого. Весь город мгновенно пробудился. Тысячи людей заполнили узкие улочки. Топот, крики, призывы к оружию огласили Афины.
   – Наконец-то настало время освободиться от господства Македонии, – кричали в толпе.
   Афиняне бежали к Пниксу, где уже собрались члены народного собрания. Едва многотысячная толпа расположилась на скале Пникса, здравомыслящие и благоразумные в обычной жизни граждане города, превратились в буйных крикунов.
   – Свободу Афинам.
   – Свободу Демосфену! Надо немедленно вернуть Демосфена из изгнания!
   – Демосфен воодушевит нас на борьбу.
   – Вон из города сторонников Македонии!
   Воины, исполнявшие на собраниях обязанности стражей порядка, вынуждены были выносить на руках наиболее буйных.
   Как только толпа успокоилась, глашатаи обратились к членам народного собрания:
   – Кто хочет говорить первым?
   Слово взял афинский оратор Гиперид:
   – Вся вселенная уже наполнилась трупным запахом. Впереди дальнейшее разложение и раздоры между регентом Пердиккой и сатрапами, между государством и его отдельными провинциями. Необходимо срочно выступить против Македонии. Необходимо превратить Коринфский союз в федерацию греческих государств под главенством Афин. Необходимо вернуть Афинам свободу и былое могущество. Настало время возвышения Афин!.. Для этого надо немедленно восстать против Македонии.
   Многочисленный хор голосов поддержал оратора.
   – Македония – это циклоп, которого настало время ослепить!..
   – Македонские гарнизоны уже изгнаны из Родоса!..
   – Нечего медлить…
   Тщетно Фокион и Демад, сторонники Македонии, старались обуздать возбуждение народа.
   – Не надо кровопролития. Мирные переговоры лучше войны. У нас еще есть время принять благоразумное решение, – взывал Фокион.
   Но его никто не слушал.
   – Фокион, тебе пора на покой!
   – Прочь, сторонники Македонии, из народного собрания.
   – Да здравствует Гиперид!
   Крикунов было слишком много. Прекрасные слова – былая слава, былое господство, свобода – были могущественнее, чем голос благоразумия.
   Фокион в сердцах сказал Демаду:
   – Слепцы, неумолимые в своем гневе… Они идола сегодняшнего дня обратят завтра в жертву.
   Демад согласно кивнул:
   – Невежество заставляет их верить, что всё возможно. Они предпочтут шарлатана, пообещавшего им быструю победу, тому, кто завоевал полмира!..
   Один из воинов, протиснувшись сквозь плотную толпу, вскочил на возвышение и крикнул:
   – Леосфен готов вести нас на поле битвы во имя афинян!
   Громкие крики радости потрясли Пникс, заполненный тысячами граждан города.
   Вскоре Леосфен, наняв восемь тысяч испытанных в боях воинов, лично прибыл в Афины.
   Леосфен мгновенно стал кумиром города, на которого афиняне возлагали большие надежды.
   В один из погожих весенних дней Леосфен встретился у Гиперида с Фокионом и Демадом.
   Дом Гиперида стоял во Внутреннем Керамике неподалеку от Дипилонских ворот. Во дворе была небольшая колоннада с цветными колоннами, росли оливковые и яблоневые деревья и кусты винограда. Цветы яблонь уже осыпались и лежали на земле, прибитые весенними дождями.
   Ложа для гостей были расставлены во дворе под старой раскидистой яблоней, откуда открывался прекрасный вид на окрашенный в весенние серо-зеленые краски хребет Парнаса.
   Гиперид, удивительно похожий на Герма, что стоял перед его домом, обвел внимательным взглядом гостей.
   … Леосфен был самым молодым среди собравшихся в его доме. Он был ровесником Александра, прошел с ним большую часть похода, командуя наемниками. Леосфен был высок ростом и хорошо сложен. Короткая стрижка и отсутствие бороды молодили его, сохраняли юношеский вид. Сероглазый, смуглый и золотоволосый он был красив и держался с достоинством, свойственным людям, привыкшим к поклонению.
   … Фокион был самым старшим и всем своим обликом напоминал умудренного жизнью философа, привыкшего к одиночеству и размышлениям. Только темные глаза были молодыми, пронзительными, умеющими подмечать главное в человеке.