Страница:
Едва царь со свитой вступил в тронный зал, военачальники и члены государственного совета низко поклонились царю, скрестив руки на груди. Из благоговения к царскому сану руки всех присутствующих были закрыты рукавами одежды.
Среди придворных особо выделялись маги, одетые в белые одежды. Только верховный маг, подобно царю, был облачен в пурпурную мантию.
Царь поднялся по золотым ступеням к трону, около которого с обеих сторон возлежали любимцы царя – гепарды. Телохранители и опахалоносцы расположились на площадке рядом с троном. Самый трон покоился на золотых львиных лапах, а золотой лев, вытянутый во весь рост, передними лапами обхватывал сзади очень высокую спинку трона, который, несмотря на свою высоту, был установлен еще и на подставке.
Дарий Третий Кодоман сел, поставив ноги на ножную скамейку в виде черепахового панциря, отделанную золотом и перламутром, за ним сели и все присутствующие в зале: сын царя Дария – Арбупал, зять царя Дария – Мифридат, сатрап Ионии и Лидии – Спифридат, брат Спифридата – полководец Ресак… Было здесь и еще много полководцев персидского войска, все знатные, богатые люди, уверенные в собственной власти, привыкшие к безопасности в своей огромной стране.
Немного в стороне сидел начальник наемных войск Хоридем, который изредка скользил взглядом по самодовольным лицам персидских вельмож.
Персидский царь возвышался над всеми во всем блеске царственного величия. Одежда и украшения только дополняли общее впечатление царственности, которой веяло от всей его фигуры, от надменного, красивого, с правильными чертами, гордого, орлиного профиля Дария.
В тронном зале наступила тишина.
Дарий, восседая на троне, обводил присутствующих сверху долгим взглядом: недалеко от трона, на ступенях лестницы, располагались атравины – носители священного знания из племени магов, у подножия лестницы, опираясь на шелковые подушки, сидели на пушистых коврах персидские полководцы.
Царь поднял руку. Это был знак начинать военный совет, его согласие выслушать вступительную речь.
Правитель Фригии у Геллеспонта, надменный Арсит поднялся со своего места, подошел к подножию трона, прикрыл рот рукой, так как дыхание говорившего не смело коснуться царя царей, и осторожно и льстиво открыл военный совет следующими словами:
– О, великий царь царей Дарий, носитель света Ахурамазды, владыка мира, искупитель народа, защитник границ, сын правды, дозволь сообщить тебе…
Дарий, невозмутимый, с абсолютно спокойным лицом, опустил вниз глаза, разрешив придворному говорить.
– В священные пределы твоего государства вторгся македонянин Александр. Он перешел через Геллеспонт, имея тридцать тысяч пеших воинов и две тысячи всадников.
Царь царей жестом остановил придворного. С высоты трона раздался его бесстрастный голос:
– Я, Дарий, царь царей, царь Персии, царь четырех стран света, царь всего, преемник великого Кира, сын Артаксеркса, Ахеминид, говорю так: «Дерзкого македонца, сына лжи, растоптать копытами коней наших».
Один из шести, стоявших недалеко от трона особо приближенных к царю, воскликнул:
– О, великий царь, о свет Ахурамазды, царь македонцев будет ползать на животе перед твоим троном, прося пощады…
Подобострастные голоса слились в ровный рокот склонившихся в нижайших поклонах придворных:
– Все подвластно воле твоей!
– Будет именно так, царь царей!
– Так! Именно так! – выкрикнул со своего места сын Дария Арбупал. – При первом же сражении мы убьем Александра. Война кончится за один день.
Арбупал был еще совсем юн. Это была его первая война. И он ждал своего первого сражения с жадным нетерпением юности.
– Пусть идет! – дерзко выкрикнул он.
Сидящий в стороне военачальник афинских наемников Хоридем с презрением посмотрел на персидских царедворцев. Они ослепли и не видят, что неисчислимая персидская армия давно уже не так воинственна, как была при великом Кире и даже еще не так давно – при нечестивом Ксерксе. Они не хотят понять, что эллинские города, расположенные на азиатском берегу, будут с радостью встречать македонского царя, чтобы освободиться от персидского гнета.
Молодой Александр умен и талантлив как полководец. Решив завоевать Азию, он все учел: и разрозненность народов Персидского царства, праздность и лень полководцев, а главное, бездеятельность царя.
Хоридем решительно встал, вышел вперед, повернулся лицом к царю:
– О, Дарий, царь великий, царь Персии, царь четырех стран света, владыка мира, защитник границ, позволь мне донести до тебя мои слова…
Дарий сидел неподвижно, как статуя. Только сдвинул брови и пошевелил указательным пальцем, унизанным перстнями.
– Этот македонец уничтожил непобедимых фиванцев и разрушил Фивы… Он смел и хитер! Битва с македонским царем будет трудной!
Царь коротким жестом, ударом ладони по подлокотнику трона, прервал Хоридема:
– Говорит Дарий! Царь! Запомни, афинянин: и Фивы, и Афины, и страна его Македония, как и все другие страны, – лишь пыль под колесами моих колесниц.
Гул одобрения вторил словам царя царей.
Неприязненно, с негодованием смотрели персидские военачальники на Хоридема, осмелившегося раньше них обратиться к Дарию. Но Хоридем, на беду свою, не замечал этих взглядов:
– О, великий царь! Прикажи – и я с моими воинами остановлю проклятого Македонца!
Забывшись, Хоридем подошел к шести особо приближенным царя, которым было разрешено стоять в присутствии повелителя, лишь приложив руку к сердцу. Они угрожающе двинулись навстречу, преградив эллину дорогу к царю.
Все замерли.
Один из шестерых, повернувшись к царю, попросил разрешения говорить:
– О, Дарий, царь царей, дай слово и мне.
Дарий коротко приказал:
– Говори, Нифат!
– Войско Александра, царя Македонии, как и флот, многократно уступают твоей армии и флоту. У тебя, о великий царь, достаточно верных полководцев и воинов, чтобы сбросить в море нечестивых македонцев! Не этому дерзкому наемнику и чужеземцу должна принадлежать честь уничтожения врага персов!
Хоридем, не забыв о своем свободном происхождении, а потому, не испросив разрешения царя, перебил Нифата и, возвысив голос, вскричал:
– Великий царь, греческие воины доказали верность тебе во многих битвах и ни разу не показали спины врагу! Да будет тебе известно, о Дарий, единственная сила, способная остановить царя Александра – мы, эллинские наемники!
Хоридем и не помышлял оскорбить персов. В пылу честолюбивой страсти он не подумал, что его слова могут вызвать взрыв возмущения.
– Нечестивец!
– Своими речами он унижает персов!
– Наемник должен знать свое место!
Особо приближенные к царю, схватившись за рукоятки кинжалов, торчащие у них за поясом, подступили к Хоридему.
По знаку Мифридата стража схватила Хоридема с двух сторон за руки. Профессиональным движением мастера рукопашного боя, которому он научился у Панкратиона, Хоридем сбросил на пол стражу. Персидские вельможи отступили вверх по ступеням ближе к царю, выхватив из ножен кинжалы-акинаки.
Гепарды с горящими глазами рвались с золотых цепей.
Дарий ожил. Лицо его выразило изумление и гнев. Он понял, что, простив Хоридему его намек на персов, уступающих в храбрости греческим наемникам, он совершит ошибку.
Царь дал знак страже, и та тут же подбежала к греку, заломила ему руки за спину и бросила на колени перед ступенями ведущими к трону.
– Запечатайте навечно эти презренные уста, изрыгающие хулу и ложь, – бесстрастным голосом молвил Дарий.
Стража потащила Хоридема из зала. Он, сопротивляясь, остановил движение волокущих его стражников и, повернувшись к царю вполоборота, гневно прокричал:
– В моих словах нет лжи. Твоя смерть, Дарий, на твоем пороге. Имя ей – Александр!
Стража уволокла Хоридема из тронного зала.
Все онемели.
Видя общее оцепенение и растерянность, Дарий принял решение:
– Говорит Дарий! Царь! Мы поступим так, как и пристало полководцам великой державы. Мы двинемся навстречу македонцам, дадим бой и сразу покончим с Александром!
Бог добра, света, жизни и правды Ахурамазда взирал с одной из стен зала на восседающего на троне царя царей Дария Третьего Кодомана.
V
VI
Среди придворных особо выделялись маги, одетые в белые одежды. Только верховный маг, подобно царю, был облачен в пурпурную мантию.
Царь поднялся по золотым ступеням к трону, около которого с обеих сторон возлежали любимцы царя – гепарды. Телохранители и опахалоносцы расположились на площадке рядом с троном. Самый трон покоился на золотых львиных лапах, а золотой лев, вытянутый во весь рост, передними лапами обхватывал сзади очень высокую спинку трона, который, несмотря на свою высоту, был установлен еще и на подставке.
Дарий Третий Кодоман сел, поставив ноги на ножную скамейку в виде черепахового панциря, отделанную золотом и перламутром, за ним сели и все присутствующие в зале: сын царя Дария – Арбупал, зять царя Дария – Мифридат, сатрап Ионии и Лидии – Спифридат, брат Спифридата – полководец Ресак… Было здесь и еще много полководцев персидского войска, все знатные, богатые люди, уверенные в собственной власти, привыкшие к безопасности в своей огромной стране.
Немного в стороне сидел начальник наемных войск Хоридем, который изредка скользил взглядом по самодовольным лицам персидских вельмож.
Персидский царь возвышался над всеми во всем блеске царственного величия. Одежда и украшения только дополняли общее впечатление царственности, которой веяло от всей его фигуры, от надменного, красивого, с правильными чертами, гордого, орлиного профиля Дария.
В тронном зале наступила тишина.
Дарий, восседая на троне, обводил присутствующих сверху долгим взглядом: недалеко от трона, на ступенях лестницы, располагались атравины – носители священного знания из племени магов, у подножия лестницы, опираясь на шелковые подушки, сидели на пушистых коврах персидские полководцы.
Царь поднял руку. Это был знак начинать военный совет, его согласие выслушать вступительную речь.
Правитель Фригии у Геллеспонта, надменный Арсит поднялся со своего места, подошел к подножию трона, прикрыл рот рукой, так как дыхание говорившего не смело коснуться царя царей, и осторожно и льстиво открыл военный совет следующими словами:
– О, великий царь царей Дарий, носитель света Ахурамазды, владыка мира, искупитель народа, защитник границ, сын правды, дозволь сообщить тебе…
Дарий, невозмутимый, с абсолютно спокойным лицом, опустил вниз глаза, разрешив придворному говорить.
– В священные пределы твоего государства вторгся македонянин Александр. Он перешел через Геллеспонт, имея тридцать тысяч пеших воинов и две тысячи всадников.
Царь царей жестом остановил придворного. С высоты трона раздался его бесстрастный голос:
– Я, Дарий, царь царей, царь Персии, царь четырех стран света, царь всего, преемник великого Кира, сын Артаксеркса, Ахеминид, говорю так: «Дерзкого македонца, сына лжи, растоптать копытами коней наших».
Один из шести, стоявших недалеко от трона особо приближенных к царю, воскликнул:
– О, великий царь, о свет Ахурамазды, царь македонцев будет ползать на животе перед твоим троном, прося пощады…
Подобострастные голоса слились в ровный рокот склонившихся в нижайших поклонах придворных:
– Все подвластно воле твоей!
– Будет именно так, царь царей!
– Так! Именно так! – выкрикнул со своего места сын Дария Арбупал. – При первом же сражении мы убьем Александра. Война кончится за один день.
Арбупал был еще совсем юн. Это была его первая война. И он ждал своего первого сражения с жадным нетерпением юности.
– Пусть идет! – дерзко выкрикнул он.
Сидящий в стороне военачальник афинских наемников Хоридем с презрением посмотрел на персидских царедворцев. Они ослепли и не видят, что неисчислимая персидская армия давно уже не так воинственна, как была при великом Кире и даже еще не так давно – при нечестивом Ксерксе. Они не хотят понять, что эллинские города, расположенные на азиатском берегу, будут с радостью встречать македонского царя, чтобы освободиться от персидского гнета.
Молодой Александр умен и талантлив как полководец. Решив завоевать Азию, он все учел: и разрозненность народов Персидского царства, праздность и лень полководцев, а главное, бездеятельность царя.
Хоридем решительно встал, вышел вперед, повернулся лицом к царю:
– О, Дарий, царь великий, царь Персии, царь четырех стран света, владыка мира, защитник границ, позволь мне донести до тебя мои слова…
Дарий сидел неподвижно, как статуя. Только сдвинул брови и пошевелил указательным пальцем, унизанным перстнями.
– Этот македонец уничтожил непобедимых фиванцев и разрушил Фивы… Он смел и хитер! Битва с македонским царем будет трудной!
Царь коротким жестом, ударом ладони по подлокотнику трона, прервал Хоридема:
– Говорит Дарий! Царь! Запомни, афинянин: и Фивы, и Афины, и страна его Македония, как и все другие страны, – лишь пыль под колесами моих колесниц.
Гул одобрения вторил словам царя царей.
Неприязненно, с негодованием смотрели персидские военачальники на Хоридема, осмелившегося раньше них обратиться к Дарию. Но Хоридем, на беду свою, не замечал этих взглядов:
– О, великий царь! Прикажи – и я с моими воинами остановлю проклятого Македонца!
Забывшись, Хоридем подошел к шести особо приближенным царя, которым было разрешено стоять в присутствии повелителя, лишь приложив руку к сердцу. Они угрожающе двинулись навстречу, преградив эллину дорогу к царю.
Все замерли.
Один из шестерых, повернувшись к царю, попросил разрешения говорить:
– О, Дарий, царь царей, дай слово и мне.
Дарий коротко приказал:
– Говори, Нифат!
– Войско Александра, царя Македонии, как и флот, многократно уступают твоей армии и флоту. У тебя, о великий царь, достаточно верных полководцев и воинов, чтобы сбросить в море нечестивых македонцев! Не этому дерзкому наемнику и чужеземцу должна принадлежать честь уничтожения врага персов!
Хоридем, не забыв о своем свободном происхождении, а потому, не испросив разрешения царя, перебил Нифата и, возвысив голос, вскричал:
– Великий царь, греческие воины доказали верность тебе во многих битвах и ни разу не показали спины врагу! Да будет тебе известно, о Дарий, единственная сила, способная остановить царя Александра – мы, эллинские наемники!
Хоридем и не помышлял оскорбить персов. В пылу честолюбивой страсти он не подумал, что его слова могут вызвать взрыв возмущения.
– Нечестивец!
– Своими речами он унижает персов!
– Наемник должен знать свое место!
Особо приближенные к царю, схватившись за рукоятки кинжалов, торчащие у них за поясом, подступили к Хоридему.
По знаку Мифридата стража схватила Хоридема с двух сторон за руки. Профессиональным движением мастера рукопашного боя, которому он научился у Панкратиона, Хоридем сбросил на пол стражу. Персидские вельможи отступили вверх по ступеням ближе к царю, выхватив из ножен кинжалы-акинаки.
Гепарды с горящими глазами рвались с золотых цепей.
Дарий ожил. Лицо его выразило изумление и гнев. Он понял, что, простив Хоридему его намек на персов, уступающих в храбрости греческим наемникам, он совершит ошибку.
Царь дал знак страже, и та тут же подбежала к греку, заломила ему руки за спину и бросила на колени перед ступенями ведущими к трону.
– Запечатайте навечно эти презренные уста, изрыгающие хулу и ложь, – бесстрастным голосом молвил Дарий.
Стража потащила Хоридема из зала. Он, сопротивляясь, остановил движение волокущих его стражников и, повернувшись к царю вполоборота, гневно прокричал:
– В моих словах нет лжи. Твоя смерть, Дарий, на твоем пороге. Имя ей – Александр!
Стража уволокла Хоридема из тронного зала.
Все онемели.
Видя общее оцепенение и растерянность, Дарий принял решение:
– Говорит Дарий! Царь! Мы поступим так, как и пристало полководцам великой державы. Мы двинемся навстречу македонцам, дадим бой и сразу покончим с Александром!
Бог добра, света, жизни и правды Ахурамазда взирал с одной из стен зала на восседающего на троне царя царей Дария Третьего Кодомана.
V
Александр, царь Македонский, вел свои войска по равнине Адрастея. Они были в пути уже четыре дня, но не обнаружили даже следов врага.
Царь, скачущий на Букефале рядом с Птолемеем и Парменионом, решил поделиться с ними тревожащими его мыслями:
– Персы уклоняются от встречи с нами.
– Да, это и страшит. Они явно избрали стратегию изматывания врага и лишения его возможности пополнить запасы продовольствия, – озабоченно вторил царю опытный Парменион.
Александр резко вскинул голову, синие глаза его гневно блеснули:
– Они увлекают нас все дальше в глубь безлюдного пространства, чтобы потом отрезать путь к отступлению. Надо срочно вызвать их на сражение.
Парменион задумался. Любимый полководец царя Филиппа, он был уже не молод, седина тронула его виски. Слушая высказывания Александра, тревожащие и его, он все больше жмурился, и морщины все резче проступали между седыми бровями. Как опытному полководцу, выигравшему не одну битву, ему была чужда поспешность молодого царя, но его смелость и находчивость восхищали. Зная, как в таких трудных случаях необходимо слово одобрения, Парменион обратился к царю:
– Наша пехота, хоть и малочисленней, но гораздо сильнее персидской.
Дальновидный и осторожный Птолемей задумчиво произнес:
– Я думаю, план разбить нас без битвы, уморить голодом принадлежит родосцу Мемнону, подлому предателю и наемнику.
– Если это так, то он жестоко поплатится. Не за родную землю рискуют жизнью греческие наемники, а за жалкую плату, – с ненавистью бросил Александр.
Если бы Александр знал, как глубоко прав был проницательный Птолемей, часто умеющий все рассчитать наперед. Именно Мемнон, грек с Родоса, предложил простой и эффективный план уничтожения македонской армии. Но на военном совете план Мемнона подвергся всеобщему осуждению. Ведь та земля, которую предлагал сжечь ненавистный чужак, втершийся в доверие к Дарию, размышляли персидские сатрапы, была их землей, покрытой плодородными полями, цветущими садами, богатыми городами. Они, персы, одним ударом победят этого глупого самоуверенного выскочку Александра, не жертвуя ни своими богатствами, ни подданными.
Но ни Дарий, ни персидские военачальники не ведали, что богиня Тихе зорко оберегала своего избранника Александра.
На одной из стоянок самые близкие к царю военачальники собрались в походном шатре Александра. Среди приглашенных был и племянник Аристотеля философ Каллисфен, которому царь поручил описание похода.
Чтобы нечаянно не проронить слово, считающееся у персов дурным, а также избежать какого-либо предосудительного поступка или жеста, Каллисфен много читал и подробно расспрашивал знающих людей о верованиях варваров и о богах, которым они поклоняются. На стоянках он делился своими познаниями с Александром и его окружением, так как Александр с самого начала похода строго приказал уважать обычаи и верования тех стран и народов, которые он собирался покорить.
Подобно Каллисфену, историю похода Александра начал писать и Птолемей, который с жадностью ловил каждое слово племянника Аристотеля.
– «И в начале было два духа, которые подобны были близнецам, и каждый из них был тогда сам по себе. И когда оба духа встретились, тогда они создали прежде всего жизнь и смерть, чтобы, в конце концов, преисподняя служила для злых, а небо для праведных. Из этих духов неверный дух избрал себе злое дело, а святой дух выбрал для себя справедливость, и он избрал себе тех, которые чистыми поступками угождают Ахурамазде», – рассказывал Каллисфен.
– Значит, у персов Ахурамазда – мудрый дух, а Ариман – злой? – поинтересовался Гефестион.
– Да, Ариман – создатель змей, жаб и насекомых, виновник всех земных бед и несчастий.
– В одной хвалебной песне песры поют: «Я назначаю эту жертву творцу Ахурамазде, лучезарному, величественнейшему, высочайшему, непоколебимому, мудрейшему, великолепнейшему телом, высшему по чистоте», – поделился своими познаниями Птолемей. – Да, кстати, я узнал, что в пределах Маргианы и Бактрии во времена Кира Великого объявился новый пророк по имени Зороастр. Ты слышал о нем что-нибудь, Каллисфен?
– О, это был очень интересный пророк. Зороастр наверняка наслушался проезжих иудейских торговцев, потому что убеждал народ, будто весь мир некогда сгорит во вселенском пламени, а все души умерших людей будут подвергнуты суду, который будет вершить Ахурамазда, единственный бог на небесах. Праведные души будут поселены в прекрасных садах, а все грешные – сгорят в очистительном огне. Этот Зороастр проповедовал, что вся земля станет полем великой битвы, которую ведут Ахурамазда и его добрые духи, язаты, против сил тьмы, возглавляемых Ариманом и его дэвами. Кстати, Ариман и его слуги тоже были созданы Ахурамаздой, но предали своего создателя и объявили ему вечную войну. Но самое интересное заключается в том, что Зороастр пытался убедить своих слушателей, что нет никаких богов и богинь, вершащих судьбу человека. Никто в небесах или в подземном царстве не вьет нитей жизни. Нет и всесильного случая, а человек является полным хозяином своей судьбы и сам своими поступками выпрямляет или запутывает свои пути.
– Ты хочешь сказать, что персы не верили и до сих пор не верят в судьбу и предопределение? – явно удивленный рассказом Каллисфена, с интересом спросил Александр.
– Да ведь это психология варваров. Они считают, что человек сам волен выбирать себе сторону в великой битве между злыми и добрыми духами и тем самым решать и судьбу всего мира, и судьбу своей собственной души.
Все невольно рассмеялись. Смеялся и прорицатель Аристандр, однако заметил:
– Кстати, я слышал, что сам Зороастр окончил свои дни так: его племя повздорило с другим племенем, и он был убит ударом копья.
– Это невежество, неверие в богов, в судьбу, достойно неискушенного народа, – задумчиво сказал Птолемей.
– Любой человек с ясным рассудком может почувствовать на себе власть судьбы! – воскликнул Гефестион.
– Разве мой отец Филипп сам определил срок своей жизни и способ, когда и как ему умереть? Разве Зороастр знал, из-за чего примет смерть? – спросил Александр.
Александр неожиданно про себя подумал: «Ты еще ничего не знаешь, Дарий, может быть, строишь великие замыслы, а в тебя уже нацелена губительная стрела. Я, Александр, и есть доказательство того, что от судьбы тебе никуда не уйти».
Мысль о том, что в нем воплощена вся губительная и неотвратимая сила мойр, наполнила царя гордостью.
Как бы в подтверждение его мыслей в шатер внезапно вошел воин из македонского отряда разведчиков.
– Царь, персы стоят на Гранике!
Александр от неожиданности вскочил:
– Боги услышали мою молитву. Именно на Гранике я задумал дать первое сражение. Клянусь Зевсом, персам не долго придется нас ждать!..
Закрыв глаза, Птолемей мысленно обратился к Таиде: «Помолись за нас, Таида, Афине Палладе. Молитвы возлюбленных доходят до богов»!
Персы выстроились на западном берегу Граника – стремительно мчащейся реки, которая спускаясь с горы Ида впадала в Мраморное море. Казалось, они заняли отличную позицию. С их стороны круто поднимался скользкий глинистый берег, с фланга защищало озеро.
На высоком обрывистом берегу реки неподвижно стояла кавалерия персов. За ней, в долине, – пехота, греческие наемники.
На шестые сутки после полудня появился Александр и тут же перестроил свои войска для наступления.
Когда подъехали к реке, Александр спросил у сариссофора:
– Много их?
– Более ста тысяч. Все войско стоит в долине.
Осторожный Гефестион, глядя на бурное течение реки, заметил:
– Персам удобно бить сверху, с крутого берега. Течение реки быстрое, а глубина неизвестна.
Александр сделал знак рукой, и несколько всадников медленно вошли в реку. Стали копьями промерять глубину.
Командир отряда подъехал к Александру:
– Кони пройдут, царь!
Но тут вмешался Парменион, командовавший македонской пехотой:
– Царь, надо дать отдых воинам после трудного перехода… Бой потребует слишком много сил…
– Я сгорю от стыда, если задержусь у этого ручья! Это недостойно славы македонян!
Сказано было громко, так чтобы услышали стоявшие за спиной царя, и слова его передавались из уст в уста и услышаны были всем войском.
Но, встретив молчаливую настороженность военачальников, разделявших мнение пользовавшегося популярностью в войске Пармениона, негромко добавил:
– Персы тактически неверно построили войско. Их тяжелая конница не сможет использовать свою мощь, прижавшись к обрывистому берегу.
Царь с первого взгляда оценил, как неверно с тактической точки зрения построились персы. Он повел рукой в сторону противника:
– Стоящие за ней греческие наемники будут скованы – слишком велика дистанция между ними и конницей. Ждать нельзя! И помните: теряя командиров, армия ослабляет сопротивление!..
Александр повернулся к Пармениону:
– Македонскую фалангу пустишь только в решающий момент. Следи! Не раньше и не позже!
– Будет исполнено, царь!
Какое-то время обе армии стояли друг против друга, содрогаясь при мысли о том, что им предстоит.
И глубокая тишина царила на обоих берегах.
Александр был сосредоточен. Ему доверили главное командование объединенными войсками. Первая битва решит многое. Македонцы должны ее выиграть. Должны!..
Способность Александра мгновенно принимать нужное решение не изменила ему и сейчас. Он уже знал, что победит, потому что ясно видел, как пойдет сражение. Боги посылали ему лучший момент, чтобы немедленно напасть на врага и выиграть битву.
Царь Македонский первым дал знак наступать:
– Зевс и победа! За мной, воины!
Персы были изумлены, увидев, что Александр, несмотря на свою невыгодную, с их точки зрения, позицию, все-таки идет на них! Они были уверены в победе. Как только македонцы вступят в реку, они обрушатся на них с крутого берега, со своей выгодной позиции, и разобьют все их войско.
Македонская кавалерия молча подошла к реке. И только у самого берега грянули боевые трубы, зазвучала боевая песня.
Вслед за своим царем тяжелая кавалерия гетайров ринулась в бурлящую воду Граника.
Право произвести первыми нападение принадлежало в этот день конному отряду Птолемея.
Черные тучи дротиков и стрел обрушились с персидского берега на головной отряд македонян.
Парменион в сердцах воскликнул:
– Зачем царь всегда впереди, будто простой всадник?!
Стоящий рядом с Парменионом воин заметил:
– Зевс хранит его!
Македонцы мужественно пробивались вперед, презирая смерть. Ноги коней вязли в размокшей глине, ливень стрел и дротиков становился все гуще. Падали лошади, всадники. Течение реки подхватывало убитых и раненых и относило в сторону от закипавшей битвы.
Наконец Александр со своими гетайрами выскочил на высокий берег. За головным отрядом потянулась основная часть кавалерии. Битва разгоралась все сильней. Сошлись элитные части. Сражалась знать с обеих сторон. Сражались, не страшась смерти, достойные друг друга в храбрости.
Всадники, обливаясь кровью, валились под копыта лошадей.
Закаленные в боях македонские воины, которых было во много раз меньше, дрались молча. Стаскивали с коней персидских воинов и часто вместе с ними падали с обрыва.
Персы узнали Александра по блестящему панцирю и белым перьям на шлеме. Несколько всадников бросилось к нему, расчищая путь мечами.
Один из персов крикнул:
– Царь македонян! Смерть ему!
Александр неистово сражался копьем. Когда копье сломалось, выхватил меч.
Персидский военачальник Мифридат и Александр встретились лицом к лицу. Александр ударил Мифридата мечом в лицо, и тот рухнул с коня.
Воин из окружения Мифридата взревел:
– Мифридат убит!
На Александра бросились Спифридат и его брат Ресак.
От сабли Спифридата Александр увернулся, но Ресак успел ударить его мечом по голове. К счастью, удар прошел по касательной. Шлем слетел с головы царя, белое перо отлетело в сторону. Перед взором Александра все поплыло…
Над головой македонского царя взвилась кривая сабля Спифридата:
– Смерть тебе, проклятый македонец!
Но, словно молния, взметнулся меч Клита и отсек руку перса.
Македонская фаланга стояла неподвижно, ожидая приказа.
Парменион выжидал, всматриваясь в противоположный берег, и слушал донесения агентов. Наконец наступил момент, которого ждали.
– Пехота персов подходит к месту боя!
– Пора! – взмахнул рукой Парменион. Затем тихо сказал самому себе. – Да помогут нам боги!
Македонская фаланга двинулась к вражескому берегу. Через короткое время она вступила в бой. Грозный сплоченный четырехугольник, наглухо защищенное щитами, на ходу превратился в уступ, врезавшись клином в пехоту греческих наемников.
Первыми дрогнули персидские всадники, оттесненные в сторону. За ними, окруженные македонцами, – греческие наемники, запросившие мира.
Александр, бледный, с перевязанной головой, стоял, опершись на меч. К нему подскочил всадник:
– Царь, греческие наемники сдаются!
– Сколько их? – очень тихо спросил Александр.
– Пять тысяч.
Громко, так чтобы было слышно всем, кто его окружал, Александр крикнул:
– Эти наемники предали родину, пойдя в услужение к персам. А предателей я не прощаю! Смерть им!
И битва снова закипела. Неистовая, беспощадная, кровавая. Битва ненависти. Тысячи персов не погубили столько македонского войска, сколько этот эллинский отряд наемников под предводительством Мемнона. Наемники защищались с жестокостью отчаяния, потому что спасения им все равно уже не было.
Наконец все было кончено. Конница под командованием Птолемея и Аминты продолжала преследовать персов и греческих наемников, бросавших лошадей, вооружение, ценности.
Македонская фаланга снова стояла выстроившись, словно ожидала нового приказа, будто и не было позади жаркого сражения с превосходившим ее во много раз противником.
С разных сторон раздавалось:
– Победа! Победа!
Воины поднимали вверх свои многометровые сариссы.
Александр радостно, но устало повторил:
– Победа! Первая победа на земле персов! Почти невозможная!
Гефестион спросил Александра:
– Что, по-твоему, Александр, решило успех дела?
– То, что я не послушал опытного и умного Пармениона и не отсрочил атаку… Нельзя никогда исключать того, что противник, обнаружив ошибку, поспешит исправить ее. Нельзя оставлять ему такой шанс.
В покинутых шатрах персидских вельмож македоняне нашли большие богатства – дорогие ковры, расшитые золотом попоны, золотые чаши, щиты, мечи и кинжалы-акинаки, украшенные драгоценными камнями.
Александр делил захваченные богатства, как и обещал, поровну. Свою царскую долю он отправил в Пеллу матери.
Самые драгоценные персидские воинские снаряжения царь приказал отослать в Афины, в храм Афины Паллады, чтобы положить к ногам богини.
В конце этого кровавого дня Александр прошел со своими врачами по полю битвы мимо множества трупов и стонавших тяжелораненых, просивших прикончить их. Он утешал несчастных и подавал им воды.
Из Граника извлекли сотни тел убитых, попросив бога рек Океана о прощении за осквернение вод.
Погибшие на другой день были торжественно сожжены со всем их снаряжением на большом погребальном костре.
Царь продиктовал послание Лисиппу, своему придворному скульптору, с распоряжением отлить бронзовые статуи павших военачальников – в точном соответствии с их обликами, пока он хранит их в своей памяти.
Царь, скачущий на Букефале рядом с Птолемеем и Парменионом, решил поделиться с ними тревожащими его мыслями:
– Персы уклоняются от встречи с нами.
– Да, это и страшит. Они явно избрали стратегию изматывания врага и лишения его возможности пополнить запасы продовольствия, – озабоченно вторил царю опытный Парменион.
Александр резко вскинул голову, синие глаза его гневно блеснули:
– Они увлекают нас все дальше в глубь безлюдного пространства, чтобы потом отрезать путь к отступлению. Надо срочно вызвать их на сражение.
Парменион задумался. Любимый полководец царя Филиппа, он был уже не молод, седина тронула его виски. Слушая высказывания Александра, тревожащие и его, он все больше жмурился, и морщины все резче проступали между седыми бровями. Как опытному полководцу, выигравшему не одну битву, ему была чужда поспешность молодого царя, но его смелость и находчивость восхищали. Зная, как в таких трудных случаях необходимо слово одобрения, Парменион обратился к царю:
– Наша пехота, хоть и малочисленней, но гораздо сильнее персидской.
Дальновидный и осторожный Птолемей задумчиво произнес:
– Я думаю, план разбить нас без битвы, уморить голодом принадлежит родосцу Мемнону, подлому предателю и наемнику.
– Если это так, то он жестоко поплатится. Не за родную землю рискуют жизнью греческие наемники, а за жалкую плату, – с ненавистью бросил Александр.
Если бы Александр знал, как глубоко прав был проницательный Птолемей, часто умеющий все рассчитать наперед. Именно Мемнон, грек с Родоса, предложил простой и эффективный план уничтожения македонской армии. Но на военном совете план Мемнона подвергся всеобщему осуждению. Ведь та земля, которую предлагал сжечь ненавистный чужак, втершийся в доверие к Дарию, размышляли персидские сатрапы, была их землей, покрытой плодородными полями, цветущими садами, богатыми городами. Они, персы, одним ударом победят этого глупого самоуверенного выскочку Александра, не жертвуя ни своими богатствами, ни подданными.
Но ни Дарий, ни персидские военачальники не ведали, что богиня Тихе зорко оберегала своего избранника Александра.
На одной из стоянок самые близкие к царю военачальники собрались в походном шатре Александра. Среди приглашенных был и племянник Аристотеля философ Каллисфен, которому царь поручил описание похода.
Чтобы нечаянно не проронить слово, считающееся у персов дурным, а также избежать какого-либо предосудительного поступка или жеста, Каллисфен много читал и подробно расспрашивал знающих людей о верованиях варваров и о богах, которым они поклоняются. На стоянках он делился своими познаниями с Александром и его окружением, так как Александр с самого начала похода строго приказал уважать обычаи и верования тех стран и народов, которые он собирался покорить.
Подобно Каллисфену, историю похода Александра начал писать и Птолемей, который с жадностью ловил каждое слово племянника Аристотеля.
– «И в начале было два духа, которые подобны были близнецам, и каждый из них был тогда сам по себе. И когда оба духа встретились, тогда они создали прежде всего жизнь и смерть, чтобы, в конце концов, преисподняя служила для злых, а небо для праведных. Из этих духов неверный дух избрал себе злое дело, а святой дух выбрал для себя справедливость, и он избрал себе тех, которые чистыми поступками угождают Ахурамазде», – рассказывал Каллисфен.
– Значит, у персов Ахурамазда – мудрый дух, а Ариман – злой? – поинтересовался Гефестион.
– Да, Ариман – создатель змей, жаб и насекомых, виновник всех земных бед и несчастий.
– В одной хвалебной песне песры поют: «Я назначаю эту жертву творцу Ахурамазде, лучезарному, величественнейшему, высочайшему, непоколебимому, мудрейшему, великолепнейшему телом, высшему по чистоте», – поделился своими познаниями Птолемей. – Да, кстати, я узнал, что в пределах Маргианы и Бактрии во времена Кира Великого объявился новый пророк по имени Зороастр. Ты слышал о нем что-нибудь, Каллисфен?
– О, это был очень интересный пророк. Зороастр наверняка наслушался проезжих иудейских торговцев, потому что убеждал народ, будто весь мир некогда сгорит во вселенском пламени, а все души умерших людей будут подвергнуты суду, который будет вершить Ахурамазда, единственный бог на небесах. Праведные души будут поселены в прекрасных садах, а все грешные – сгорят в очистительном огне. Этот Зороастр проповедовал, что вся земля станет полем великой битвы, которую ведут Ахурамазда и его добрые духи, язаты, против сил тьмы, возглавляемых Ариманом и его дэвами. Кстати, Ариман и его слуги тоже были созданы Ахурамаздой, но предали своего создателя и объявили ему вечную войну. Но самое интересное заключается в том, что Зороастр пытался убедить своих слушателей, что нет никаких богов и богинь, вершащих судьбу человека. Никто в небесах или в подземном царстве не вьет нитей жизни. Нет и всесильного случая, а человек является полным хозяином своей судьбы и сам своими поступками выпрямляет или запутывает свои пути.
– Ты хочешь сказать, что персы не верили и до сих пор не верят в судьбу и предопределение? – явно удивленный рассказом Каллисфена, с интересом спросил Александр.
– Да ведь это психология варваров. Они считают, что человек сам волен выбирать себе сторону в великой битве между злыми и добрыми духами и тем самым решать и судьбу всего мира, и судьбу своей собственной души.
Все невольно рассмеялись. Смеялся и прорицатель Аристандр, однако заметил:
– Кстати, я слышал, что сам Зороастр окончил свои дни так: его племя повздорило с другим племенем, и он был убит ударом копья.
– Это невежество, неверие в богов, в судьбу, достойно неискушенного народа, – задумчиво сказал Птолемей.
– Любой человек с ясным рассудком может почувствовать на себе власть судьбы! – воскликнул Гефестион.
– Разве мой отец Филипп сам определил срок своей жизни и способ, когда и как ему умереть? Разве Зороастр знал, из-за чего примет смерть? – спросил Александр.
Александр неожиданно про себя подумал: «Ты еще ничего не знаешь, Дарий, может быть, строишь великие замыслы, а в тебя уже нацелена губительная стрела. Я, Александр, и есть доказательство того, что от судьбы тебе никуда не уйти».
Мысль о том, что в нем воплощена вся губительная и неотвратимая сила мойр, наполнила царя гордостью.
Как бы в подтверждение его мыслей в шатер внезапно вошел воин из македонского отряда разведчиков.
– Царь, персы стоят на Гранике!
Александр от неожиданности вскочил:
– Боги услышали мою молитву. Именно на Гранике я задумал дать первое сражение. Клянусь Зевсом, персам не долго придется нас ждать!..
Закрыв глаза, Птолемей мысленно обратился к Таиде: «Помолись за нас, Таида, Афине Палладе. Молитвы возлюбленных доходят до богов»!
Персы выстроились на западном берегу Граника – стремительно мчащейся реки, которая спускаясь с горы Ида впадала в Мраморное море. Казалось, они заняли отличную позицию. С их стороны круто поднимался скользкий глинистый берег, с фланга защищало озеро.
На высоком обрывистом берегу реки неподвижно стояла кавалерия персов. За ней, в долине, – пехота, греческие наемники.
На шестые сутки после полудня появился Александр и тут же перестроил свои войска для наступления.
Когда подъехали к реке, Александр спросил у сариссофора:
– Много их?
– Более ста тысяч. Все войско стоит в долине.
Осторожный Гефестион, глядя на бурное течение реки, заметил:
– Персам удобно бить сверху, с крутого берега. Течение реки быстрое, а глубина неизвестна.
Александр сделал знак рукой, и несколько всадников медленно вошли в реку. Стали копьями промерять глубину.
Командир отряда подъехал к Александру:
– Кони пройдут, царь!
Но тут вмешался Парменион, командовавший македонской пехотой:
– Царь, надо дать отдых воинам после трудного перехода… Бой потребует слишком много сил…
– Я сгорю от стыда, если задержусь у этого ручья! Это недостойно славы македонян!
Сказано было громко, так чтобы услышали стоявшие за спиной царя, и слова его передавались из уст в уста и услышаны были всем войском.
Но, встретив молчаливую настороженность военачальников, разделявших мнение пользовавшегося популярностью в войске Пармениона, негромко добавил:
– Персы тактически неверно построили войско. Их тяжелая конница не сможет использовать свою мощь, прижавшись к обрывистому берегу.
Царь с первого взгляда оценил, как неверно с тактической точки зрения построились персы. Он повел рукой в сторону противника:
– Стоящие за ней греческие наемники будут скованы – слишком велика дистанция между ними и конницей. Ждать нельзя! И помните: теряя командиров, армия ослабляет сопротивление!..
Александр повернулся к Пармениону:
– Македонскую фалангу пустишь только в решающий момент. Следи! Не раньше и не позже!
– Будет исполнено, царь!
Какое-то время обе армии стояли друг против друга, содрогаясь при мысли о том, что им предстоит.
И глубокая тишина царила на обоих берегах.
Александр был сосредоточен. Ему доверили главное командование объединенными войсками. Первая битва решит многое. Македонцы должны ее выиграть. Должны!..
Способность Александра мгновенно принимать нужное решение не изменила ему и сейчас. Он уже знал, что победит, потому что ясно видел, как пойдет сражение. Боги посылали ему лучший момент, чтобы немедленно напасть на врага и выиграть битву.
Царь Македонский первым дал знак наступать:
– Зевс и победа! За мной, воины!
Персы были изумлены, увидев, что Александр, несмотря на свою невыгодную, с их точки зрения, позицию, все-таки идет на них! Они были уверены в победе. Как только македонцы вступят в реку, они обрушатся на них с крутого берега, со своей выгодной позиции, и разобьют все их войско.
Македонская кавалерия молча подошла к реке. И только у самого берега грянули боевые трубы, зазвучала боевая песня.
Вслед за своим царем тяжелая кавалерия гетайров ринулась в бурлящую воду Граника.
Право произвести первыми нападение принадлежало в этот день конному отряду Птолемея.
Черные тучи дротиков и стрел обрушились с персидского берега на головной отряд македонян.
Парменион в сердцах воскликнул:
– Зачем царь всегда впереди, будто простой всадник?!
Стоящий рядом с Парменионом воин заметил:
– Зевс хранит его!
Македонцы мужественно пробивались вперед, презирая смерть. Ноги коней вязли в размокшей глине, ливень стрел и дротиков становился все гуще. Падали лошади, всадники. Течение реки подхватывало убитых и раненых и относило в сторону от закипавшей битвы.
Наконец Александр со своими гетайрами выскочил на высокий берег. За головным отрядом потянулась основная часть кавалерии. Битва разгоралась все сильней. Сошлись элитные части. Сражалась знать с обеих сторон. Сражались, не страшась смерти, достойные друг друга в храбрости.
Всадники, обливаясь кровью, валились под копыта лошадей.
Закаленные в боях македонские воины, которых было во много раз меньше, дрались молча. Стаскивали с коней персидских воинов и часто вместе с ними падали с обрыва.
Персы узнали Александра по блестящему панцирю и белым перьям на шлеме. Несколько всадников бросилось к нему, расчищая путь мечами.
Один из персов крикнул:
– Царь македонян! Смерть ему!
Александр неистово сражался копьем. Когда копье сломалось, выхватил меч.
Персидский военачальник Мифридат и Александр встретились лицом к лицу. Александр ударил Мифридата мечом в лицо, и тот рухнул с коня.
Воин из окружения Мифридата взревел:
– Мифридат убит!
На Александра бросились Спифридат и его брат Ресак.
От сабли Спифридата Александр увернулся, но Ресак успел ударить его мечом по голове. К счастью, удар прошел по касательной. Шлем слетел с головы царя, белое перо отлетело в сторону. Перед взором Александра все поплыло…
Над головой македонского царя взвилась кривая сабля Спифридата:
– Смерть тебе, проклятый македонец!
Но, словно молния, взметнулся меч Клита и отсек руку перса.
Македонская фаланга стояла неподвижно, ожидая приказа.
Парменион выжидал, всматриваясь в противоположный берег, и слушал донесения агентов. Наконец наступил момент, которого ждали.
– Пехота персов подходит к месту боя!
– Пора! – взмахнул рукой Парменион. Затем тихо сказал самому себе. – Да помогут нам боги!
Македонская фаланга двинулась к вражескому берегу. Через короткое время она вступила в бой. Грозный сплоченный четырехугольник, наглухо защищенное щитами, на ходу превратился в уступ, врезавшись клином в пехоту греческих наемников.
Первыми дрогнули персидские всадники, оттесненные в сторону. За ними, окруженные македонцами, – греческие наемники, запросившие мира.
Александр, бледный, с перевязанной головой, стоял, опершись на меч. К нему подскочил всадник:
– Царь, греческие наемники сдаются!
– Сколько их? – очень тихо спросил Александр.
– Пять тысяч.
Громко, так чтобы было слышно всем, кто его окружал, Александр крикнул:
– Эти наемники предали родину, пойдя в услужение к персам. А предателей я не прощаю! Смерть им!
И битва снова закипела. Неистовая, беспощадная, кровавая. Битва ненависти. Тысячи персов не погубили столько македонского войска, сколько этот эллинский отряд наемников под предводительством Мемнона. Наемники защищались с жестокостью отчаяния, потому что спасения им все равно уже не было.
Наконец все было кончено. Конница под командованием Птолемея и Аминты продолжала преследовать персов и греческих наемников, бросавших лошадей, вооружение, ценности.
Македонская фаланга снова стояла выстроившись, словно ожидала нового приказа, будто и не было позади жаркого сражения с превосходившим ее во много раз противником.
С разных сторон раздавалось:
– Победа! Победа!
Воины поднимали вверх свои многометровые сариссы.
Александр радостно, но устало повторил:
– Победа! Первая победа на земле персов! Почти невозможная!
Гефестион спросил Александра:
– Что, по-твоему, Александр, решило успех дела?
– То, что я не послушал опытного и умного Пармениона и не отсрочил атаку… Нельзя никогда исключать того, что противник, обнаружив ошибку, поспешит исправить ее. Нельзя оставлять ему такой шанс.
В покинутых шатрах персидских вельмож македоняне нашли большие богатства – дорогие ковры, расшитые золотом попоны, золотые чаши, щиты, мечи и кинжалы-акинаки, украшенные драгоценными камнями.
Александр делил захваченные богатства, как и обещал, поровну. Свою царскую долю он отправил в Пеллу матери.
Самые драгоценные персидские воинские снаряжения царь приказал отослать в Афины, в храм Афины Паллады, чтобы положить к ногам богини.
В конце этого кровавого дня Александр прошел со своими врачами по полю битвы мимо множества трупов и стонавших тяжелораненых, просивших прикончить их. Он утешал несчастных и подавал им воды.
Из Граника извлекли сотни тел убитых, попросив бога рек Океана о прощении за осквернение вод.
Погибшие на другой день были торжественно сожжены со всем их снаряжением на большом погребальном костре.
Царь продиктовал послание Лисиппу, своему придворному скульптору, с распоряжением отлить бронзовые статуи павших военачальников – в точном соответствии с их обликами, пока он хранит их в своей памяти.
VI
Александр в окружении телохранителей отдыхал после битвы при Гранике на берегу горной реки.
– Жарко! Пожалуй, стоит искупаться…
Царь бросился в реку, но отплыл совсем недалеко и повернул назад – вода была почти ледяной. Быстро вышел на берег, оделся и пошел к уже установленному для него походному шатру.
К вечеру Александр заболел. Он лежал на походной кровати. Голова его горела.
Дни проходили за днями, а царю становилось все хуже и хуже.
Телохранители, стоящие около шатра, тихо переговаривались друг с другом:
– Уже третий день, а ему все хуже… В бою словно завороженный, а тут… Из-за купания… Надо же!
– А что же врачи?
– Все делали… Кровь пускали. Ничто не помогает… Говорят, за самим греком Филиппом послали… Он всю царскую семью лечил.
В это время в шатер вошел гонец царя и передал ему письмо.
– От Пармениона, царь!
Александр с трудом поднял руку, чтобы взять послание.
Гонец вышел.
Царь стал читать письмо. Парменион сообщал: «Мои агенты доносят до твоего сведения, что врач Филипп, который должен вскоре прибыть к тебе, подкуплен персами и намерен отравить тебя, царь…»
Дочитав письмо, Александр положил его под подушку и закрыл глаза.
– Жарко! Пожалуй, стоит искупаться…
Царь бросился в реку, но отплыл совсем недалеко и повернул назад – вода была почти ледяной. Быстро вышел на берег, оделся и пошел к уже установленному для него походному шатру.
К вечеру Александр заболел. Он лежал на походной кровати. Голова его горела.
Дни проходили за днями, а царю становилось все хуже и хуже.
Телохранители, стоящие около шатра, тихо переговаривались друг с другом:
– Уже третий день, а ему все хуже… В бою словно завороженный, а тут… Из-за купания… Надо же!
– А что же врачи?
– Все делали… Кровь пускали. Ничто не помогает… Говорят, за самим греком Филиппом послали… Он всю царскую семью лечил.
В это время в шатер вошел гонец царя и передал ему письмо.
– От Пармениона, царь!
Александр с трудом поднял руку, чтобы взять послание.
Гонец вышел.
Царь стал читать письмо. Парменион сообщал: «Мои агенты доносят до твоего сведения, что врач Филипп, который должен вскоре прибыть к тебе, подкуплен персами и намерен отравить тебя, царь…»
Дочитав письмо, Александр положил его под подушку и закрыл глаза.