- И что вам наболтал наш гуру? - поинтересовался Волков, когда Турецкий представился.
   - Почему гуру?
   - Как же, - улыбнулся Волков, - Степан Мефодьевич у нас йог, Нострадамус, дельфийский оракул и голос спортивной совести в одном лице.
   - А что, спортивная совесть разве должна быть коллегиальной?
   - Знаете анекдот, жена мужа на работу провожает и гундит все утро: опять в два часа ночи явишься, опять пьяный, опять весь в помаде. Наступает вечер, мужа нет, потом ночь, уже два часа. Наконец он является пьяный, весь в помаде и горько так жене замечает: накаркала?!
   - Переверзев - это жена?
   - Это, конечно, гипербола, художественное преувеличение, но где-то как-то очень похоже.
   - Не любите вы его! - обрадовался Турецкий, явно обнаружив единомышленника.
   - Каюсь, - снова усмехнулся Волков. - Но вы ведь не о нем собирались со мной беседовать?
   - Собственно, меня интересуют причины убийства Катаняна.
   - И вы фильтруете среду его обитания. Если бы Катанян умер от инфаркта, тогда определенно стоило бы обращаться к Переверзеву.
   - А что, были прецеденты?
   - С инфарктами не знаю, хотя уверен, что были. А вот то, что Переверзев своей глубокомысленной чушью, неизменно подаваемой как акт откровения, как выстраданная им самим скорбная правда, испортил карьеру нескольким спортсменам и тренерам, - это точно.
   - Например?
   - Например, Марина Рыбак, вы, возможно, слышали это имя? На чемпионате Европы по художественной гимнастике двух наших девчонок уличили в употреблении допинга. И одна из них, размазывая слезы и сопли по широкой, мужественной груди Переверзева, ляпнула, что невиноватая она, тренерша заставила, запугала, насильно накормила таблетками. Короче, руководствуясь тем, что устами младенца глаголет истина, Переверзев ляпнул на всю Европу: Марина Рыбак своей принадлежностью к российскому спорту позорит этот самый спорт. Долой! Не место! Не допустим! Они не пройдут! И так далее. Никаких фактов в подтверждение заявления этой девочки у него не было и, как в последствии выяснилось, быть не могло. Но карьеру человеку он загубил окончательно. Да ладно, бог с ним, с Переверзевым, - махнул рукой Волков, что вы хотели узнать про Катаняна?
   Турецкий, однако, не прочь был бы еще послушать о Марине Рыбак, до сих пор он полагал, что никаких личных отношений между Рыбаком и Волковым не было, а статьи в поддержку Рыбака - это просто позиция принципиального человека, которую он по роду своей деятельности имеет возможность обнародовать. Но Волков сейчас защищал Марину с таким жаром, что сами собой закрадывались нехорошие подозрения: а не спала ли она еще и с ним? Однако разговор о Рыбаке стоило пока отложить.
   - Да, собственно, все. Были ли у него враги, может, он кому-то мешал, может, кто-то хотел занять его место?
   - Сегодня занять его место мог бы желать только маньяк или самоубийца. При такой игре сборной никаких дивидендов от этой должности, кроме пары инфарктов и плевков со всех сторон, получить невозможно. Кому мешал Катанян? Мешал - это, пожалуй, сильно сказано, но в принципе регулярно его политика в отношении сборной шла вразрез с установками, выработанными федерацией. В общем, ничего конкретного я вам сообщить не смогу, и насчет врагов тоже. Наверное, у каждого человека они есть, если он, конечно, не живет на необитаемом острове. А Катанян был человек прямой, в достаточной мере целеустремленный и ни в коем случае не пытался угодить всем сразу. Я краем уха слыхал, что Переверзев вам наговорил... "Нападающих в сборной нет!" Нет, конечно. Между прочим, французы чемпионами стали без выдающихся нападающих. Полузащита - да. А нападающие - так себе. Насчет денег... Вокруг сборной крутились большие деньги?.. Как говорят в Одессе: чтобы да так нет. Во всяком случае, на посту главного тренера новым Мавроди или Березовским не станешь.
   - А как же "пока миллион не посулят...", - сказал Турецкий, подражая Переверзеву.
   - Я вас умоляю! Во-первых, это зарплата. Все официально. Раньше, между прочим, когда "играли не за деньги", всяческие скрытые и явные премиальные и призы составляли львиную долю дохода спортсменов. Вы это больше моего застали и прекрасно должны помнить. А до мирового уровня как в былые годы не дотягивали - так и поныне, и по качеству игры и по деньгам. Раньше ясно почему: варились в собственном соку. Сильных игроков набиралось на две, от силы на три команды, остальные - "болото". Легионеров со стороны не привлечешь, разве что из соседнего "болота". Случались, конечно, проблески в виде исключения. Тот же "Днепр" или "Заря" в совсем незапамятные времена. Так их тут же растаскивали по столицам. Не Москва, так Киев, какая разница. Короче, сильные соперники встречались между собой пару раз в сезон, остальное время тренировались "на кошках". А так мирового класса не достичь, даже при постоянных аншлагах на трибунах. Сейчас все есть, денег нет. А денег нет - их и не заработаешь, порочный круг. Старперы опять же засели всюду, где только можно, танком не сдвинешь. На "мерсах" ездить все уже научились, а вкладывать деньги в дело - нет пока. Вот посудите: в Голландии народу в десять с лишним раз меньше, чем в России. Пацаны поголовно гоняют в футбол и здесь и там. Гоняют примерно одинаково, юных дарований на тысячу населения тоже, наверное, поровну. Дальше. У нас нормальные спортивные школы далеко не всюду есть. Сразу две трети наших талантливых пацанов отпали, футболистами они никогда не станут. Остальные где-то как-то устроились. К моменту окончания школы подавляющее большинство из них вынуждены футбол бросить. Даже играя в первой лиге, в люди не выбиться: ни славы, ни денег. Про вторую я вообще молчу. И всегда так было. А в шестнадцать-семнадцать лет непонятно еще, кто станет звездой, а кто не станет. Получается, что девяносто - девяносто пять процентов классных игроков мы просеяли через дырявое решето. А те же голландцы отобрали всех. И в сборной у них скамейка запасных длиннее нашей.
   Волков глубоко вздохнул - видимо, длинные монологи ему проще удавались на бумаге.
   - Простите. Наболело! Вы о чем-то хотели со мной поговорить?
   - Да. В каких отношениях вы лично были с Рыбаком? - спросил Турецкий.
   Волков немедленно расплылся в улыбке - доброжелательной и веселой - и протянул руку, прощаясь:
   - Извините, мне нужно присутствовать на пресс-конференции.
   Пресс-конференция действительно уже началась, и не мог Волков продолжать разговор или не хотел, Турецкий не понял. Несомненно разговор стоит продолжить.
   Казалось бы, два разных дела, думал Турецкий, а люди, так или иначе с ними связанные, одни и те же. Надо предложить Косте слить оба убийства в единое производство. А что, это мысль. Завелся этакий маньяк, враг всего живого и прогрессивного в нашем спорте, мочит всех направо и налево. Правда, зачем ему было убивать еще и Штайна?
   По окончании брифинга Турецкий смог-таки отловить Олейника, буквально на минуту. Тренер вынужден был пообещать, что поможет составить подробнейший план всех разговоров и перемещений Катаняна за последнюю неделю. Для чего Турецкий должен приехать на тренировочную базу сборной завтра к семи утра с ежедневником погибшего главного тренера. (Он в очередной раз обложил себя последними словами: на кой ляд нужно было его оттуда забирать?!)
   - Однако, - предупредил Олейник, - особо можете не рассчитывать. Ничего подозрительного в его поведении не было. Я думал после разговора с вами, пытался вспомнить хоть что-нибудь, за что можно уцепиться. И ничего. Как у нас говорят: по нулям.
   РЫБАК
   Петька Волков заехал Переверзеву по физиономии сначала с левой, потом с правой. Но Переверзев (вот что значит старая школа) был как резиновый, он только отшатнулся, нагнул голову и, как бык на красную тряпку, понесся вперед, сметая Волкова и заваливая наземь. Потом он уселся ему на грудь и стал... выщипывать ресницы?!
   Рыбак вдруг понял, почувствовал, что это он - Волков и что это ему выщипывают ресницы. И открыл глаза, которые в общем-то были уже и без того вытаращены. Он увидел над собой человека в камуфляже, который был довольно молод и совершенно не похож на Переверзева. Человек в камуфляже еще раз оттянул ему веки, сказал:
   - Наверное, просто нажрался, тоже мне, марафонец. - Покачал головой и вышел из комнаты.
   Зина вздохнула с облегчением. Кроме нее в комнате была еще какая-то девушка с удивленным выражением лица и высокий чернобровый парень.
   Рыбак сел на кровати, помотал головой, механически нахлобучил на нее свою кепку.
   - Красивая бейсболка, - вежливо сказал парень.
   - Дарю, - сказал Рыбак и наконец вспомнил, где он находится, и в который уже раз подумал, что если выкарабкается вообще когда-нибудь из этой истории, то все равно долго еще будет ходить к психиатру и учиться смотреть нормальные человеческие сны.
   Ну да ладно. А сейчас что делать. Звонить или не звонить, вот в чем вопрос.
   Волков - затычка во все спортивные дырки, в особенности футбольные. Петька наверняка клюнет на сенсационный материал. А что, если... "Экс-президент футбольного клуба и убийца собственной жены едет общаться с гангстерами, чтобы доказать свою невиновность следствию". Какому, на хрен, следствию?! Следствие давно закрыто. Есть только матерые ищейки, которые наступают ему на пятки. Они сожрут его с потрохами, если он не успеет заставить этого мерзавца...
   И Рыбак решительно направился к телефону.
   ТУРЕЦКИЙ
   Артур, на которого Турецкий фактически свалил Штайна, осуществляя только общее руководство, был в курсе истории с Мариной Рыбак и Переверзевым.
   - После исторической речи Переверзева о роли и месте тренера в создании морального облика российского спортсмена было довольно громкое расследование. Выяснилось, что Марина не имела к этому отношения. Та гимнастка, которая наболтала все это, впоследствии от своих слов открещивалась, причем так убедительно, что, если бы не авторитет Переверзева, может, и придурка, но, похоже, честного человека, пожалуй, могли решить, что он сам все это выдумал. Так или иначе, допинг был, а тренер инициировал его прием или нет, это уже никого не интересовало, в крайнем случае, должен был узнать и пресечь. Короче, Марине пришлось уйти.
   - А что у нее было с Волковым?
   - В каком смысле? - не понял Артур.
   - Спал он с ней или не спал? - вздохнул Турецкий. - Все, что касается покойной жены Рыбака, упирается, кажется, именно в этот вопрос.
   - Марина после ухода из тренеров решила податься в журналистику, и Волков, насколько мне известно, просто помог ей с первыми публикациями. А вообще-то он моложе ее лет на десять.
   - Это не причина. Если бы он был, скажем, гомосексуалист, тогда другое дело и то стопроцентной гарантии нет.
   - Он не гомосексуалист. Довольны? Может, объясните, зачем нам точно знать, были они любовниками или нет? Что, нельзя просто с ним поговорить?
   - Ну вот и поговори.
   - И поговорю.
   - И поговори, и не шуми на начальство, оно мудрое, потому что опытное. Если Марина была любовницей Волкова, она ему про Штайна ни за что бы ни слова не сказала, а если они были просто коллегами, Волков о ее связях со Штайном в принципе знать может. Понимаешь, не идет у меня из головы идея, что Штайн был неслучайной фигурой. Вон скольких ее ухажеров ты уже обнаружил.
   - Пока троих: один - врач еще со времен ее работы тренером, второй учитель танцев, третий - журналист-международник. Теперь приготовьте себе стул. Еще к ней очень неровно дышал Яриловец.
   - Ты серьезно?
   - За что купил, за то продал. У нее подружка обнаружилась из светской хроники. Чудовищная сплетница, она мне столько нагрузила, за два дня не пересказать.
   - И ей можно верить? Надеюсь, ты имеешь в виду не фрау Гримм?
   - Об ответственности за дачу ложных показаний предупреждена.
   - И насчет Яриловца можно верить?
   - Почему бы и нет? Он был близким другом Рыбака. По крайней мере, так считалось.
   - Ладно, к чему я все это начал? А к тому, что никто из этих твоих троих-четверых специалистов по чужим женам не пострадал. Почему, спрашивается? До врачей, танцоров и даже журналистов добраться проще, чем до немецкого дипломата, но тем не менее убивают именно его.
   - Этому можно дать и очень простое объяснение: убийство немца будут расследовать с особой тщательностью и мимо Рыбака не пройдут.
   - Как раз наоборот! Районный следователь на сто процентов удовлетворился бы отпечатками пальцев беглого преступника, а мы, как видишь, не удовлетворились. Ладно, установка тебе ясна, звони Волкову и пытай его на дыбе о Марине и Рыбаке.
   Артур потянулся к телефону, но не успел даже снять трубку, поскольку Волков позвонил сам.
   - Господин Турецкий? Александр Борисович, мы могли бы встретиться завтра, скажем, часиков в десять утра? У меня появилась для вас кое-какая полезная информация, - сказал журналист. - По-моему, просто потрясающая информация!
   - Приезжайте, я уже заказываю пропуск, - быстро ответил Турецкий. И не удержался: - А какого рода информация?
   - Пока не могу сообщить. Завтра все узнаете.
   Но назавтра Волков не приехал.
   Только к нему самому теперь можно было ездить.
   В морг.
   И перед Турецким встала дилемма: задерживать, тем более арестовывать господина Улыбабова не за что, вызывать повесткой - занятие длительное и неблагодарное, а побеседовать с этим господином об имевшей место перестрелке необходимо. Срочно. Не особо надеясь на удачу, Турецкий обзвонил офисы нескольких принадлежащих Улыбабову заведений - двух ресторанов и одной бани, и ему повезло: "злой гений" оказался в одном из них. Парился. Повезло Турецкому на самом деле дважды. Улыбабов без долгих препирательств пообещал подъехать через полчаса.
   Что это за тип, Турецкий представлял себе достаточно условно. Данных на него кот наплакал, фотографии даже нет. Улыбабов Евгений Максимович, тридцать шесть лет, ранее не судим, родился в Москве, в учительской семье. Родители умерли. Не женат и никогда не был. Окончил МФТИ с красным дипломом. Работал в институте физики плазмы. В двадцать пять - кандидат, в тридцать - доктор, один из самых молодых. Защитив докторскую, ушел из института. Открыл собственное дело. Охранная сигнализация и системы связи. Быстро пошел в гору. Есть оперативная информация, что под прикрытием своей фирмы Улыбабов организовал целую структуру, занимавшуюся прослушиванием телефонных разговоров, как в собственных интересах, так и на заказ. Доказать, как водится, ничего не удалось. Потом связь с измайловцами. Акционерные общества, трастовые компании, фонды...
   - Фонды - это мы уже проходили, - сказал вслух Турецкий и на всякий случай запер справку в сейф.
   Улыбабов оказался очень пунктуальным, аккуратным человеком. Он попросил даже разрешения помыть руки после улицы. Кроме того, Улыбабов оказался лысым. Причем абсолютно: выше бровей ни одной волосинки, ни намека на волосинку. И Турецкий моментально его вспомнил. Именно на него повесилась Наташа Гримм, когда он упустил ее при первом знакомстве благодаря подвыпившему Славке.
   Кстати о Наташе, куда это она исчезла с горизонта? Неужели немецкая общественность утратила интерес к загадочной смерти соотечественника?
   - Что явилось причиной вашего интереса к моей персоне? - говорил Улыбабов чуть-чуть насмешливо и все время слегка улыбался. Так, немного снисходительно, чтобы стало понятно: человек из другого мира заглянул к нам по своим делам высшего порядка.
   Турецкий буквально прикипел взглядом к лысине посетителя и никак не мог рассмотреть его целиком. Того и гляди, окажется, что он экстрасенс, второй Кашпировский или Чумак, а может, и покруче. А лысина - его магнетический орган. Бред. Турецкий с трудом собрался с мыслями.
   - Причина моего интереса, я бы сказал, прозаическая. Перестрелка возле стадиона в Черкизове. Погибли хорошо известный вам Реваз Резо, спортивный журналист Петр Волков и охранник. Совершивший побег из мест лишения свободы Антон Рыбак, также хорошо вам известный, остался жив. В общем, обычное дело. Повседневное. Я бы хотел, чтобы вы в рабочем порядке посвятили меня в те подробности, которые стали вам известны благодаря вашей широкой эрудиции.
   Турецкий старался говорить с собеседником на его языке, не теряя собственного достоинства, как апостол Петр, но не было у него ни ключей от рая, ни магической улыбабовской лысины, ни самой завалящей улики против Евгения Максимовича. Поэтому выходило не слишком убедительно.
   - Кого конкретно вы намереваетесь изобличить? Как в детстве говорили: против кого дружим? - Улыбабов улыбнулся чуть шире.
   - Против убийц, а вы как думали? - Поскольку Улыбабов никак не отреагировал, Турецкому пришлось пояснить: - Я не занимаюсь этим делом непосредственно. Меня интересует, что делал на месте перестрелки Рыбак. И каким образом факт его присутствия там связан с боевыми действиями? Турецкий почувствовал, что ему становится жарко.
   - Убийцы, если мы этим термином обозначим непосредственных исполнителей тех, кто нажимал на курок, не должны вас волновать. Не сегодня завтра они пройдут по вашим сводкам как жертвы. Мы оба это знаем наверняка... Домодедовская шпана, если вас интересует их локализация в пространстве.
   - Так чем же им не угодили Рыбак, или Реваз, или, может, Волков?
   - Я не представляю себе, чем домодедовцам так насолил один из них, что они решили убрать всех троих. И я также сомневаюсь, что Рыбак, Резо и Волков втроем организовали некое совместное предприятие.
   - Тогда объясните мне, кто кого представлял? Может, Рыбак и Волков приехали совместно с домодедовской братвой на встречу к Ревазу?
   - Вы, Александр Борисович, минуту назад утверждали, что мы с вами по одну сторону баррикад, а убийцы - по другую. Давайте не нарушать диспозицию.
   - Ладно, - нехотя согласился Турецкий. - А что понадобилось Рыбаку от многоуважаемого Реваза Резо? Остались какие-то незавершенные общие проекты в "Буревестнике"? Долги, простите за банальность?
   - Про долги вам следует расспросить усопшего. Или Рыбака, как вам проще.
   Хорошо, что Грязнов не слышит, подумал Турецкий. Он не такой интеллигентный человек, как я. Заехал бы Улыбабову в чайник - вышел бы крупный скандал.
   - Из проектов, задуманных Рыбаком и все-таки осуществленных после его ареста, мне лично известен лишь один: продажа Бруталиса в "Баварию", недолго думая, заявил Улыбабов.
   - Бруталис чем-то не устраивал тренера?
   - Устраивал. Инициаторами сделки были немцы. Они предложили немалую сумму: пять миллионов марок. Рыбак долго торговался. Потом Реваз долго торговался - и подписал контракт на десять миллионов.
   - И со стрельбой это, по-вашему, никак не связано? - поинтересовался Турецкий, почти утеряв интерес к беседе. Совершенно очевидно: от Улыбабова больше кавалерийским наскоком ничего не добиться.
   - Все каким-то образом связано. В людей, подписывающих многомиллионные контракты, стреляют значительно чаще, чем в тех, кто не получает зарплату.
   - Добавьте: в тех, кто двадцать лет отмотал, и тех, кто с ними имеет дела, - предложил Турецкий. - Спасибо за содержательную беседу, господин Улыбабов. Давайте отмечу ваш пропуск.
   Лысый, улыбнувшись на прощанье, так аккуратно закрыл за собой дверь, словно она была из хрусталя.
   По словам Улыбабова выходило, что убийство Волкова, Реваза и Дырокола на совести конкурирующей группировки. Совести на самом деле у них, конечно, ни на грош, и подтверждать показания Улыбабова они не станут. И ему верить просто так, на слово, нельзя, как бы складно он ни пел.
   Была одна зацепка, по которой можно постараться восстановить ход событий. Незадолго до перестрелки, поблизости от того места, якобы видели машину Лосева. Или похожую... Официальным порядком его не прижмешь вывернется: свидетели не надежны, а стоит им выяснить, что свидетельствуют они против измайловской группировки, сразу разбегутся, как тараканы, и от показаний откажутся. Остается взять Лося лихим кавалерийским наскоком.
   Включив в состав группы для подкрепления Сикорского и захватив по такому случаю табельное оружие, Турецкий выступил незамедлительно (на Артуровой же тачке, как наиболее представительной).
   Опоздали буквально на минуту. Подъехав к дому, в котором проживал Лось, они увидели его джип "хонда" в конце квартала.
   - За ним! - скомандовал Турецкий. - Посмотрим, что будет делать.
   - Уезжать, - предположил Артур.
   Лось играть в догонялки не стал, назойливо болтавшихся у него на хвосте сотрудников Генпрокуратуры он то ли не замечал, то ли игнорировал. Давил на всю железку, но откровенно правил не нарушал, на красный свет, во всяком случае, останавливался.
   - Круто водит! - одобрил его водительские таланты Сикорский.
   Погоня, если это была погоня, продолжалась недолго. Джип проскочил перекресток Тагильской и Открытого шоссе и вырулил на Лесную.
   - Куда он так несется?! - чертыхнулся Турецкий. - На историческую родину, что ли, на Лосиный остров?!
   Как бы послушав его совета, Лось резко тормознул возле стоявшего у обочины снежно-белого "опеля" с черными, как сажа, стеклами. Из "опеля" тут же выскочили пятеро братков, и вся группа направилась в ту сторону, откуда прибыл Лось с сопровождающими.
   - Александр Борисыч! Узнаёте? - Сикорский проехал около ста метров и тоже притормозил.
   Двоих по крайней мере Турецкий опознал - их недавние клиенты, которых опрашивали по делу об убийстве в гостинице "Олимпия".
   - Серов и, кажется, Пухлый. С ним ты разговаривал.
   - Точно. Валерий Алехин, он же Пухлый, ранее не судим, что само по себе странно.
   Братки резво удалялись, в их сторону никто не оглянулся.
   - Разворачивайся и нагоняй! Лось, похоже, так спешил, что нас не заметил. - Турецкий занервничал. Надо было подождать служебную машину, а не рысачить на Артуровой "мазде", как пижонам. Теперь остались без связи. С другой стороны, дождись они служебной - упустили бы Лося. На кой тогда связь?
   Братки остановилась около павильона-забегаловки. Пухлый отделился от общей группы и зашел внутрь.
   - Звони, вызывай опергруппу!
   Оставшись один, Турецкий первым делом как следует выругался вслух: Сикорский помимо всего прочего еще и не употреблял нецензурных выражений, и материться в его присутствии было неловко, как при ребенке.
   Пухлый вышел на улицу и подал знак остальным. Командовал, похоже, Лось, он отдал какие-то распоряжения и вместе с Серым стал у заднего выхода из павильона. Остальные проследовали через парадный вход.
   Турецкий огляделся. Телефона нигде поблизости не было, естественно, не было и Сикорского, отправившегося на его поиски. Из машины ему хорошо были видны оба входа в заведение, но не видно, что происходит внутри. Поколебавшись пару секунд, Турецкий, еще раз смачно обругал себя за авантюризм, за то, что встрял в этот дурацкий переплет, снял пистолет с предохранителя и сунул в карман, хотя его с младых ногтей учили так не делать. Из машины он вылезал бочком и также бочком, бочком, чтобы Серый с Лосем не увидели и не узнали, подобрался к дверям.
   На сей раз он не успел весьма удачно: пальба началась, когда ему оставалось три шага до входа. Там, где он стоял, стена была металлической, по другую сторону от входа - стеклянной. Патронов народ не жалел: в первую же секунду расстреляли входную дверь и сразу же следом за ней цельную стеклянную витрину два на четыре. Она рухнула с таким грохотом, как будто разорвалась авиабомба. Стрельба на мгновение затихла.
   У Турецкого заложило уши, и в глазах заметались красные зайчики признак легкой контузии. Несколько пуль пробили дюралевую стену рядом с его лицом. Поскольку оставаться в прежней позиции было бессмысленно и небезопасно, а вламываться внутрь - бессмысленно вдвойне - он не взвод спецназа, - Турецкий отступил на несколько шагов, к углу павильона. Вход был по-прежнему под его контролем, и Лось тоже не сможет уйти незамеченным.
   Через разбитую витрину на тротуар кубарем вылетел Пухлый. Удар, очевидно, был чудовищной силы, измайловский боец весил никак не меньше центнера, а кувыркался по битому стеклу как акробат на манеже. Он предпринял слабую попытку встать, но не смог, завалился на спину и, видимо, потерял сознание. При падении Пухлый сильно поранил лицо, кровь хлестала, как из крана. Турецкий только теперь обратил внимание, что из павильона валит густой белый дым.
   Если там пожар, вот-вот начнется исход. Как поступить в данной ситуации, он решить не успел: за углом раздалась милицейская сирена. Быстро, подумал Турецкий, двух минут не прошло. Или здесь прямо за углом райотдел?
   Серый пинком распахнул заднюю дверь, заорал: "Атас!" - и, тут же получив пулю в живот, завалился на спину.
   Двухметровый, казавшийся довольно неуклюжим, Лось мгновенно сложился пополам, если не втрое, отпрыгнул на несколько метров и рванул в глубину двора. Там была траншея - ремонтировали тепломагистраль, она уходила в подвал девятиэтажного дома. Следом за Лосем через задний выход заведение покинули двое "пацанов" с пушками, не измайловцы. Один лысый как колено, чем-то напоминавший Улыбабова, другой раненый: ему только что отстрелили половину уха, он прижимал его рукой. Турецкий на всякий случай постарался запомнить их приметы, вдруг уйдут. Лось на бегу оглянулся, заметил преследователей и, сделав головокружительный пируэт, перемахнул через насыпь в канаву.
   Турецкий что есть духу бросился наперехват, к девятиэтажке, она была башенного типа, одноподъездная. Его путь был в несколько раз длинней, зато пролегал по непересеченной местности, если повезет, он успеет раньше Лося и "пацанов".