Неонацисты тоже весьма тепло отзываются о покойном: истинный ариец, не жалел средств для возрождения германского духа. Русские свиньи и поганые евреи дорого заплатят за его кровь..."
   "Русские свиньи и поганые евреи"! "Дорого заплатят"! Он что, издевается?! Намекает: хватит, мол, господин "важняк", свою работенку на меня сваливать? Или у него эпистолярный зуд? Еще одна, растудыть ее, загадочная русская душа.
   Турецкий старательно просмотрел бумаги, но ничего существенного не нашел. Ну не бедствовал человек, даже более чем. Ну имел знакомых тысяч десять человек. Ну знал, куда деньги вложить. Ну хорошо, в России бардак, стреляют каждый день. Они мне будут рассказывать... Да если у него десять тысяч знакомых и все они будут судачить?.. А представим себе, что хотя бы два десятка из них тележурналисты? Да пошли они все!..
   Через пару часов Турецкий явно повеселел. И хотя особых причин для радости у него лично не наблюдалось, "важняком" овладело чувство корпоративности. Он еще раз бегло просмотрел лежащий перед ним документ экспертизы. И за что, спрашивается, Славке такое счастье привалило?
   "...Четкие отпечатки указательного и среднего и фрагментарный оттиск большого пальца правой руки, обнаруженные на зажигалке Ronson, принадлежат Рыбаку А. И., осужденному по статье..."
   "Рыбак А. И. приговорен Кунцевским райсудом г. Москвы по ... статье УК РФ к двадцати годам лишения свободы, при этапировании в Воскресенскую колонию строгого режима сбежал из-под стражи, объявлен во всероссийский розыск".
   Турецкий взялся за телефон:
   - Слава, как клев?
   Грязнов моментально ощетинился, ожидая очередной подначки по поводу неуловимого Рыбака.
   - Так поймал или нет?
   - Да я его, блин, когда поймаю...
   - Ну я так и думал. Давай к нам, тут кое-какие фактики имеются. Да, и не забудь прихватить.
   Зная, что посиделки с Грязновым хоть и привносят массу ясности и стройности в туманное и хаотическое нагромождение фактов и версий, но довольно часто, если не сказать регулярно, заканчиваются полной недееспособностью заседающих, Турецкий вызвал Артура. Чтобы ни одно озарение не осталось втуне, ни одна светлая мысль не была забыта.
   А Ангелину, пожалуй, придется отпускать. Подписку о невыезде с нее, конечно, взять нужно, но, похоже, это след в никуда: разве что она Рыбака по фигуре опознает?!
   Грязнов не заставил себя долго ждать. Театральным жестом извлек из-под полы пол-литровочку коньяку и плюхнулся за стол, обращаясь в слух.
   - Пальчики твоего драгоценного Рыбака обнаружились на зажигалке, оставленной в номере гостиницы "Олимпия".
   - И что он там делал? - классически-скептически хмыкнул Грязнов.
   - Слава, если все твои хмыканья в моем кабинете собрать в кучу, записать на магнитофон и наложить одно на другое, то это будет похлеще, чем гудок на заводе Лихачева.
   - Это все, что ли? Сочинил насчет отпечатков?
   - Черта с два. Ты спрашиваешь, что Рыбак делал в "Олимпии"? Отвечаю. Предположительно убивал немецкого дипломата. Предположительно потому что там еще десятки других пальчиков, и только рыбаковские пока удалось идентифицировать. Вот я и хотел спросить, не попадалась ли тебе фамилия "Штайн" в деле или в процессе твоей вечной погони. Чтобы как-то определиться с мотивом: за что он его так?
   Расставляя стаканы и нарезая прозрачными ломтиками лимон, Турецкий кратко изложил приятелю суть имевшего место преступления. Налили по первой, выпили в молчании, пожевали лимончик, посмотрели друг на друга со значением. Теперь можно и мозгами пораскинуть.
   - А ты почему не пьешь? - вдруг спохватился Грязнов, глядя на Артура, сепаратно потреблявшего пепси-колу.
   - У меня на коньяк аллергия.
   - Ты ему веришь? - воззвал возмущенный Слава к боевому товарищу.
   Турецкий неопределенно хмыкнул. Если Сикорский и продолжал его удивлять, то, во всяком случае, "важняк" предпочитал это не демонстрировать. Дабы не терять лицо.
   - А я не верю.
   - Брось, юноша у нас ригорист...
   - Чего-чего?
   - Человек, всегда следующий правилам, одно из которых гласит: врать некрасиво, тем более старшим товарищам.
   - Ладно, ригорист, а пожевать у нас что-нибудь есть, а то замотался я сегодня, даже пообедать не успел.
   - Только фрукты.
   - Тащи.
   Артур убежал к себе, а Грязнов, не теряя времени, отхлебнул половину его газировки и, щедро долив в стакан коньяка, подмигнул Турецкому:
   - Позер он, твой стажер, и трепло, не может быть у нормального мужика аллергии на алкоголь. Сейчас мы его выведем на чистый коньяк.
   Появились фрукты, взяли по яблочку, налили по второй. Ничего не подозревающий Артур отпил грязновского коктейля и, закашлявшись, обиженно уставился на шефа:
   - За что?
   - А я что? Это все он, - немедленно перевел стрелки Турецкий.
   Грязнов обнял Артура за плечи:
   - Слушай, я тебя уважаю, он тебя уважает, а ты нам тут лепишь о какой-то аллергии.
   - Я не леплю, я лечусь, вернее, лечился.
   - Слава, отстань от человека, ты мне лучше про Штайна вспомни.
   - Да не знаю я никакого Штайна, не было его в деле, там вообще ни одной иностранной фамилии не было.
   - Но ты же этого Рыбака изучал, что у него могло быть общего со Штайном?
   - Достал он меня, Саня, понимаешь, откровенно достал, - признался Грязнов, в очередной раз наполняя стаканы. - У меня пол-МУРа за ним бегает, у каждого постового, у каждого гаишника его портрет имеется, по телику его рожу показали, и что ты думаешь: как угорь в последний момент шасть - и нет его. И так каждый раз, - справедливости ради уточнил он.
   - Но до Штайна, я так понимаю, он никого не убивал. Или у тебя другая информация?
   - Жену.
   - Я хотел сказать, после побега.
   - После побега, насколько мне известно, никого, хотя запросто может оказаться, что половина трупов за последние две недели - его. Только зажигалки он не всегда теряет. Жаль, конечно.
   - А пистолет у него кто-нибудь видел? - Артур окончательно расклеился: лицо стало пунцовым, нос опух, даже руки пошли красными пятнами.
   - Если и видел, мне не доложил. - Грязнов сочувственно протянул стажеру свой носовой платок, собственный у того был уже хоть выжимай. Слушай, и вся эта слякоть у тебя от одного ма-а-аленького глоточка?
   - Я же предупреждал.
   - И так каждый раз? На все, что крепче кефира?
   - Нет, только на коньяк, причем настоящий, - прогундосил Артур. - Это реакция на какие-то эфирные масла дубовой древесины, которые, собственно, делают коньяк коньяком.
   - Слава, не отвлекайся, мы о Штайне беседовали, - попытался Турецкий вернуть товарища к забытым баранам.
   - Класс! - не обращая на него внимания, как ребенок обрадовался Грязнов. - Тебя, значит, можно дегустатором использовать. Достойный продукт - текут сопли, а если туфта, чаем крашенная, - ты как огурчик, и мы ее в раковину.
   - Ладно, подведем промежуточные итоги, - Турецкий разлил остатки, Рыбак пришел к Штайну: "а" - за помощью, "б" - что-то выяснить, "в" отомстить.
   - Промежуточные и неутешительные итоги, Саня, состоят в том, что бутылка у нас кончилась, а гидравлического удара, способного разбудить во мне гениальную мысль, не произошло.
   - Не волнуйся, - успокоил Турецкий, - у меня еще есть, на одну мысль хватит.
   - Тогда свое "а" можешь забыть сразу. Его каждый второй, а то и два из трех на фиг посылают, и никому он даже морду не набил.
   - А вдруг количество переросло в качество?
   - "А вдруг", "а вдруг"... - передразнил Грязнов. - А вдруг это твой немец был с пистолетом? Я, конечно, Рыбака, как немецкая овчарка, ненавижу, но в принципе уважаю, и резоны его мне вполне ясны. Если он действительно чист, то нам, мне он не сдастся, пока не найдет достойных доказательств своей невиновности, поскольку официальным путем пересмотра дела он не добился, а значит, и не добьется. И единственный его шанс остаться в живых - представить нам настоящего убийцу, причем четко и аргументированно доказать, что он именно убийца, а не дядя с улицы. Не стал бы он никого убивать, смотался бы, если бы что не так пошло, ему сейчас каждого человечка, который хоть что-то знает, беречь надо.
   - Но ведь убил же. Значит, выходит, мстил? - Турецкий с сожалением достал из сейфа заветную, неприкасаемую долгожительницу - половинку "Юбилейного", пережившую два последних дела, ставшую уже талисманом, реликвией, артефактом. Сколько раз собирался допить, и все рука не поднималась. А Славка, жук, так ничего путного не сказал и, судя по всему, уже не скажет.
   - Та самая, - проникся Грязнов.
   - Она.
   - Может, лучше кофейку тогда?
   - Ты серьезно?
   - Ну или за новой выскочим.
   Артур с недоумением понаблюдал некоторое время, как два взрослых, умудренных опытом (правда, в легком подпитии) сыщика умиленно ласкают взглядами полупустую бутылку и, не выдержав этого зрелища, громко высморкался, чтобы отвлечь их от душевных воспоминаний.
   - А что-нибудь кроме заявлений Рыбака дает повод усомниться в его виновности?
   - Арт, свари-ка нам с Сан Борисычем кофейку, - нежно провожая глазами "Юбилейный", торжественно возвращающийся на почетное место в сейф, попросил Грязнов.
   - Нет, вы ответьте, - не унимался Артур, - терять ему нечего, больше расстрела ему не дадут, а по знакомым он ходит просто деньги собирать, прикрываясь святой идеей, насобирает достаточно и исчезнет.
   - Может и такое быть, но кофе-то свари.
   - Короче, мужики, - подвел окончательные итоги встречи Турецкий, давайте наши усилия объединим. Поскольку ты, Слава, все равно разные контакты Рыбака проверяешь, давай этих же человеков и насчет Штайна опросим. А мы проверим со своей стороны, был ли Штайн в Москве во время убийства жены Рыбака. И если был, то что делал, может, проясним, кто у нашего героя на очереди.
   - Угу, - вяло согласился Грязнов.
   - Александр Борисович, между прочим, у нас еще коньяк есть, - как бы невзначай заметил Артур, с видимым отвращением замешивая хоть и неплохой, но все же растворимый "Чибо".
   - Шутишь?
   - Такими вещами не шутят, - жахнул кулаком по столу Грязнов.
   - Я и не шучу, штайновская фляжка у меня в сейфе, почти полная.
   - Так вещественное же доказательство, - для порядка запротестовал Турецкий, уже предвкушая продолжение банкета.
   - Но вы же не ригористы, а я пить не буду, - убедительно аргументировал Артур.
   - Все равно эксперты выжрут, - выдвинул последний довод Грязнов.
   - Тащи! - с удовольствием согласился Турецкий.
   Разлили, понюхали, погрели в ладонях, глотнули и... никакого удовольствия не почувствовали.
   - Жидкий, - прокомментировал Грязнов.
   - Бездарный, - согласился Турецкий.
   Освежили, приняли, снова никакого кайфа.
   - Артур, бери бумагу, пиши, - распорядился Грязнов. - Акт экспертизы. С новой строки: коньяка неизвестной марки, обнаруженного на теле убитого Штайна Г. О. Написал? С новой строки: исследуемый продукт не содержит вредных и отравляющих веществ, способных привести к нарушению жизнедеятельности организма человека. Его употребление причиной смерти Штайна не явилось.
   Грязнов замешкался, дозируя остатки, чтобы осталось еще на один раз, но непрозрачность фляжки сильно усложняла задачу, ориентироваться приходилось только на слух. А Турецкий лаконично и метко закончил его мысль:
   - Общая оценка продукта: дерьмо.
   - Дерьмо! Причем самого низкого пошиба, только фляжка хорошая, тут Федьке Комиссарову такую на пятьдесят лет подарили, я завидовал.
   - Кто такой этот Комиссаров?
   - Хороший человек.
   - Выпьем за хорошего человека.
   - Не, давай лучше за нас.
   - А как же Федька?
   - На фиг нам Федька, у него фляжка есть, пусть из нее и пьет.
   - За себя?
   - За нас.
   Выпили. Помолчали. Через пару минут Турецкий сказал:
   - Вот чего я не пойму, Славка, так чего твой Рыбак вообще в Москве делает?
   - Да разве он сбежал, чтобы его тут же, не отходя от кассы, и поймали? - Артур все еще тер глаза.
   - Совершает неожиданные набеги к друзьям и знакомым, - обстоятельно объяснял Грязнов, как заправский гангстер, маленьким ножичком разделяя яблоко на две восьмилепестковые розочки, - всем рассказывает, что жену не убивал и что хочет разобраться, что к чему и кто его подставил.
   - И что друзья, верят?
   - Фифти-фифти.
   Турецкий нетвердой рукой приготовил ручку.
   - Н-ну-ка, с-скажи конкретно, кто его видел?
   - Да никто не видел, - буркнул Грязнов.
   - Как так, ты же только что...
   - Ну и что?! Это я так предполагаю, что он им так говорит, только они не бегут ко мне закладывать. Почему-то.
   - Значит, хорошие друзья.
   - Да нету у него толком друзей.
   - И что, никто его так и не видел?
   - Почему же. Есть один человек.
   - Из тебя все надо тянуть. И кто этот человек?!
   ГРЯЗНОВ
   - Дело было так. После того как мы завалили Федоренко - если кто не в курсе, это еще один беглый зек, - я отправился в Аникор-банк. Там, до своей гибели естественно, работал некто Патрушев, совершенно случайный человек в нашем деле, документами и деньгами которого завладел Рыбак. Патрушев буквально накануне получал зарплату, и наверняка все купюры были зафиксированы. Банк все-таки. Так что я хотел, не откладывая в долгий ящик, иметь на руках список их номеров, чтобы попытаться поймать Рыбака за руку, когда он начнет тратить деньги.
   - Это в Москве-то! - присвистнул Турецкий. - Ты идеалист, Слава.
   - Комиссаров сказал то же самое.
   - Твой Комиссаров - голова. Зря мы за него не выпили. Он голова. А вот ты - нет.
   - Ты дальше слушай. Значит, еду я по Ленинградскому проспекту. Сворачиваю на улицу с поэтичным названием Новая Башиловка, оттуда, как и положено, на Нижнюю Масловку, к банку. Еду себе медленно, смотрю, где бы припарковаться, чтобы потом выбраться, а то будет как в "Праге", но все забито, к едрене фене, вдруг вижу, какой-то мужик голосует. Ну голосует и голосует, мало ли мужиков по обочинам голосуют. На выборах вон полстраны голосует... Почему я тормознул, понятия не имею, но остановился, и все тут. Он подходит, просовывает башку в кабину и спрашивает: "В Кунцево подбросите?" А на голове по самые глаза натянута бейсболка с надписью "Burewestnik". Я открываю ему дверь и спрашиваю: "Живете там?" Он говорит: "Нет, я вообще не москвич" - и так машинально веко пальцем трогает, представляете? Я разворачиваю машину - и опять: "Откуда же приехали, если не секрет?" "Из Белоруссии", - отвечает и по затылку так автоматически себя поглаживает, представляете, а?!
   - Ты чего, Слава, - забеспокоился Турецкий, - какое веко, какой затылок, что ты несешь, что мы должны представить?
   - А, - махнул рукой Грязнов, - вам, неучам, разве объяснишь. Короче, выезжаем мы на Ленинградку...
   - Но вы же в банк собирались? - удивился Артур.
   - Ты что, еще не допер? - возмутился Турецкий. - Это же Рыбак к нему в машину сел!
   - Точно, - подтвердил Грязнов. - А теперь говори, кто голова: я или Федька Комиссаров?
   РЫБАК
   Рыбак спокойным шагом вышел из банка, хотя внутренний голос приказывал ему немедленно бежать, но он знал твердо: это именно то, чего нельзя делать категорически. Не говоря о том, что бегать он устал смертельно.
   Он выбросил остатки с пользой употребленного скотча в урну - больше не пригодится. Потом переложил дискету из одного кармана в другой.
   Стоило, пожалуй, поймать машину. Не доходя до Новой Башиловки, он стал голосовать. Через минуту рядом как-то неуверенно остановилась "Нива". За рулем сидел хмурый мужчина плотного телосложения, лет пятидесяти.
   После коротких переговоров Рыбак сел рядом с ним. "Нива" развернулась и снова выехала на Башиловку. Водитель ни на секунду не поворачивал голову в его сторону. Потом вдруг сказал:
   - Кажется, вы дверь не плотно закрыли.
   - Закрыл.
   - Нет, не закрыли.
   Рыбак проверил еще раз. Все было в порядке. Тогда водитель сказал:
   - Не учите меня жить. Это моя машина, и я прекрасно знаю, когда в ней дверь закрыта, а когда нет. Она же стучит! Вы знаете, какой огромный процент пассажиров и водителей вываливается в незапертые двери?! То-то же.
   Он остановил машину. Обошел ее и, засунув руки через открытое окно, стал настырно хлопать дверцей. Наверное, раз десять или пятнадцать.
   Рыбак пожал плечами. Мало ли сумасшедших водителей. Тоже небось неслабый процент.
   - А ну-ка теперь вы, - попросил водитель. - А я буду ее фиксировать с внешней стороны.
   Рыбак машинально взялся за ручку и через мгновение... оказался пристегнут к ней наручниками.
   Водитель все с тем же хмурым выражением лица захлопнул вместо него дверцу, снова обошел машину и сел за руль. Завел и поехал. И все молча. Все с тем же хмурым выражением лица.
   Рыбак почувствовал, что одеревенел. Все было кончено.
   - Это не я, - механически сказал он.
   - Что - не ты? Рыбак, что ли, скажешь не ты?
   - Рыбак. Но я не убивал свою жену. Меня... кто-то подставил. Как... возможно, и вас, заставляя меня ловить.
   - Знаешь, чихать я хотел на то, виновен ты или нет. Вот я сейчас тебя кое-куда отвезу, - удовлетворенно сообщил водитель. - И будешь ты это доказывать в соответствующем месте.
   Рыбак криво усмехнулся. "Здесь все невиновные", - вспомнил он угрюмо-ехидное замечание соседа по общей камере, в которой сидел во время следствия.
   - А теперь заткнись, я должен обдумать, куда лучше сперва тебя отвезти - в МУР, Генпрокуратуру или в Лефортово.
   Минут через пять молчания водитель заявил:
   - Нет, так нельзя. Я больше не могу.
   Рыбак с удивлением посмотрел на него.
   - Я срочно должен перекусить. Ты хочешь есть? Поехали перекусим.
   - Вы еще не придумали, куда меня отвезти?
   - Нельзя же думать на пустой желудок.
   Они подъехали к "Макдональдсу", что возле Киевского вокзала.
   - Я возьму себе пару биг-маков, а ты что будешь? - спросил водитель, выходя из машины и проверяя наручники на Рыбаке.
   - Одного хватит, - буркнул тот.
   - Никуда не уходи, - пошутил водитель. - Я скоро.
   Когда он вернулся, то понял, что Рыбак его не послушал.
   В американских фильмах раздосадованные полицейские в таких ситуациях швыряют свои пакеты наземь. Грязнов кинул биг-маки на заднее сиденье.
   Не могли же у Рыбака быть ключи от наручников, черт возьми?! Грязнов, не веря своим глазам, на всякий случай заглянул в салон и увидел то, чего лучше бы не видел: ручка, за которую он защелкивал наручники, была выдернута, что называется, с мясом...
   - Короче, я потом посоветовался со специалистом: это как рвануть штангу в сто килограммов.
   - Короче, про футбол ты с ним не успел поболтать, - отметил Турецкий. - Зато съел три биг-мака.
   - Само собой, я никому ни полслова об этой истории не сказал. И вам, крысам канцелярским, сейчас тоже ни шиша не говорил.
   Помолчали, силясь собраться с мыслями.
   - Кстати, странное совпадение, Вячеслав Иваныч, что вы его встретили возле этого самого банка, - заметил Сикорский.
   - Никакого совпадения. Он его грабанул.
   - Что?! - Оба следователя открыли рты.
   - Это я уже потом узнал. Не знаю, как Рыбак это сделал, может, в бумажнике Патрушева было что-то такое, что ему помогло. Но почему-то он туда залез. И украл сотовый телефон. По которому его потом еще раз вычислили. А он опять ушел.
   - Бред какой-то, - подвел логическую черту Турецкий.
   ТУРЕЦКИЙ
   Турецкий снова беседовал с консулом. Посол до разговора со следователем не снизошел, но, вполне возможно, в этом и не было необходимости. Консул же на этот раз оказался лучше подготовлен к беседе и сразу взял быка за рога:
   - Гюнтер Отто Штайн курировал работу немецких СМИ в России. Он прибыл с шестидневным рабочим визитом, целью которого было подписание договора о создании новой ретрансляционной сети, для чего встречался с чиновниками из Всероссийской государственной телерадиокомпании.
   - Чем он занимался в день убийства?
   - Весь день он провел в посольстве и только в восемнадцать тридцать выехал с территории по личным делам.
   - И у него были посетители, телефонные звонки, - утвердительно заявил Турецкий. - Как я понимаю, все это фиксируется - если не содержание бесед, то сам факт того, что они имели место. Я бы хотел ознакомиться с этой информацией.
   - Это закрытые сведения и разглашению не подлежат, но мы провели собственную проверку и пришли к выводу, что интерес для вас могут представлять три телефонных разговора Штайна в тот день. Остальные его входящие и исходящие звонки проводились по номерам, включенным в справочник наиболее употребительных номеров, которым пользуются наши сотрудники, то есть это номера ведомств и организаций, с которыми мы в постоянном контакте.
   Консул протянул Турецкому короткую распечатку. Номера, конечно, стоило проверить все, но в первую очередь заняться последним - из автомата. Никакой уважающий себя чиновник из автомата звонить не станет, а вот убийца запросто.
   А теперь о Рыбаке:
   - Штайн имел какое-либо отношение к спорту?
   - В каком смысле? - не понял консул.
   - Не в том смысле, играл ли он в сквош. Были ли у него контакты с российскими функционерами от спорта, спортсменами - короче, людьми этого круга?
   - Д-да... пожалуй, да.
   - Конкретные фамилии назвать можете? - дожимал Турецкий.
   - Позвольте, господин Турецкий! Разве его убили не с целью ограбления?! При чем тут спорт?
   - Это всего лишь одна из версий, которую мы проверяем. Итак, фамилии...
   Консул глубоко задумался после чего выдал "всеобъемлющую" информацию:
   - Штайн встречался с большинством чиновников рангом от руководителей комитетов и федераций.
   То есть список из сотни фамилий. Совсем неплохо для начала, уныло сообразил Турецкий.
   - Хорошо, расскажите о его характере, привычках, может быть, что-то изменилось в последний приезд.
   - Обыкновенный человек, - сквозь зубы процедил немец, которому уже явно не терпелось закончить беседу, - невероятной трудоспособности, педантичный, сдержанный, любил коньяк "Реми Мартен", сигары голландские, оперу - Верди.
   И девочек, продолжил про себя Турецкий. О проститутке сегодня так и не вспомнили, словно ее не было.
   ГРЯЗНОВ
   В половине десятого вечера Грязнов случайно оказался на Новослободской улице, возле того самого дома, в котором жила Алина Севостьянова. Случайно же на заднем сиденье его "Нивы" лежала тоненькая красная роза. Грязнов вышел из машины, захватил розу, еще какую-то папочку, подошел к телефону-автомату на углу и тоже случайно набрал ее номер.
   - Алина? Что поделываете?
   - Как всегда, рыб кормлю. Знаете, это потрясающее зрелище. Приезжайте как-нибудь, посмотрите.
   - Алиночка, мне необходимо с вами посоветоваться по поводу нашего беглеца. Я понимаю, уже поздновато и это не совсем удобно, но... - Тут он слегка укололся шипом розы.
   - О чем речь, Вячеслав Иванович, разве, когда мы ночью по болотам скакали, это было удобно? Приезжайте. Через сколько вы будете? Я кофе сварю.
   - Боюсь, не успеете... - И Грязнов вошел в подъезд.
   Двухкомнатная квартира молодой современной женщины представляла собой полную противоположность ну хотя бы жилищу его племянника Дениса или ультрамодным и насквозь функциональным апартаментам Артура Сикорского, в которых Грязнов побывал на днях, заскочив на пару минут за компанию с Турецким.
   В квартире Алины было минимум пластика и современного дизайна. Ставшая уже классической черная мебель не фигурировала вовсе. Довольно большая библиотека на добрую половину была специальной - книги по философии, психиатрии, психологии - и на половину из этой половины на иностранных языках - французском и английском. В каждой комнате по компьютеру, это несмотря на то что ноутбук она вообще постоянно таскает с собой. Но самое поразительное - отсутствовал телевизор. Грязнов даже был слегка удивлен. На всякий случай он заглянул и на кухню, может, хоть там, может, хоть с тридцатисемисантиметровой диагональю? Но нет.
   Готовившая традиционный кофе Алина краем глаза фиксировала его реакцию и в нужный момент не замедлила улыбнуться:
   - Можете не искать, ящика действительно нет. Все равно все новости я могу узнать по радио или в Интернете, их там не так пережевывают, а кино лучше посмотрю на большом экране. Да и это так редко бывает. Честно говоря, избавиться от телевизора - это было непростое решение, но теперь я не жалею. Так что я его выфутболила.
   - В каком смысле, - машинально спросил Грязнов, подразумевая, что, естественно, в переносном.
   - В буквальном. Вот в это окно, - продемонстрировала хозяйка. - Вслед удирающему мужу.
   - Гм... - Грязнов почувствовал себя неловко, чего никак нельзя было сказать об Алине.
   - Честно говоря, мы расстались с большим скандалом, и в тот миг мне хотелось, чтобы ему было потяжелее, причем в буквальном смысле. Вот я поднатужилась, ну и... Не попала, в общем. Зато бабушки на лавочках так подпрыгнули, что, кажется, излечились от радикулита.
   - Я-то думал, что психологи могут решать по крайней мере свои проблемы.
   - Большая иллюзия. Скорее, только чужие. Честно говоря, за свою недолгую профессиональную карьеру я выслушала столько жалоб и нытья, что их хватило бы на целую больницу.
   - Боюсь, вы теперь в каждом подозреваете психа... Впрочем, их действительно хватает. А давно вы с вашем мужем... - осторожно начал Грязнов.
   - Да, - быстро сказала она, и вопрос был исчерпан.
   - Давайте в общих чертах восстановим ход событий. Рыбак был обвинен в зверском убийстве собственной жены. Мотив - покойная супруга была застрахована на крупную сумму, а Рыбак - единственный ее наследник. Его вина доказана, и Рыбак получил большой срок заключения. Во время этапирования, как известно, сбежал. Но продолжает оставаться в Москве. Почему? Ему бы удрать как можно дальше или вообще за границу отвалить...