- Вообще "Иж", наверное, нет, но моя может, - с гордостью сказал Юрий.
   - Почему?
   - Да потому, что я у нее движок усилил и всю перебрал. - Он еще прибавил скорость. - И вообще вам скажу, этот самый "комби" - машина совсем неплохая. Довести только надо. Корпус крепкий, вообще металл без претензий... - Юрий, верно, заметил в зеркальце заднего вида "Волгу", потому что проговорил: - Понятно, зачем вы о "Волге" заговорили. Мало ли почему она тащится? Может, водитель какой престарелый, из обкомовской номенклатуры бывшей. "Волга"-то их автомобиль.
   - А может, проверим?
   - Как?
   - Прибавьте еще скорости, и посмотрим, угонится ли он за нами.
   - Можно, но здесь через пять километров пост ГАИ, так что нарушать мне вовсе не с руки.
   - И не надо! Ведь пока ограничений скорости не было. Попробуем, а?
   - И девушке вашей плохо не будет?
   - Я уже привыкла, - отозвалась Лида и, достав из сумки апельсины, оставшиеся с дороги, протянула один водителю. - Угощайтесь. Московские, то есть марокканские.
   Юрий апельсин взял, но со словами: "Или гонка, или еда!" - положил его на сиденье рядом с собой.
   "Иж", и без того ехавший достаточно быстро, с каким-то низким гулом устремился вперед. Некоторое время дистанция между ним и "Волгой" увеличивалась, но затем восстановилась. Это видел и тезка Гордеева, потому что он прибавил еще и вновь оторвался от следовавших сзади. Дорога сделала поворот: вот "Волга" и, конечно, поспешавшие за ней "Жигули" вовсе скрылись из виду. Но еще через несколько мгновений "Волга" вновь повисла на хвосте у Гордеева, теперь он был почти уверен, что автомобили следуют именно за ним.
   - К сожалению, Юра, я хочу попросить вас прекратить это состязание. Ведь вы же сказали - впереди гаишники. Будем добропорядочными перед их очами и их приборами.
   Юрий, как показалось Гордееву, с облегчением повиновался. Его автомобиль действительно был неплох, но все же оторваться от преследователей ему было не под силу.
   Милицейский пост приближался - он, как объяснил Юрий, был поставлен при въезде в город.
   - Вы знаете, - сказал Гордеев, - я ведь сюда в командировку приехал. Остановите, пожалуйста, у поста, мне надо кое-что узнать.
   Юрий вздохнул. Нет, неуютно ему было с этими пассажирами, несмотря на красивую девушку и преподнесенный ею апельсин.
   - Все будет нормально, - сказал Гордеев. - Не сомневайтесь. Я выйду и поговорю с ними.
   Когда "ИЖ-комби" затормозил у башенки ГАИ, Гордеев неторопливо вылез из машины и побрел к постовому, прячущемуся в тени от послеобеденного, но тяжелого жара континентального июньского солнца.
   - Лейтенант Купырин, - лениво козырнул тот. Боковым зрением Гордеев видел, как мимо поста на небольшой скорости проехали "Волга" и белые "Жигули".
   - Адвокат Гордеев, - представился Юрий Петрович. - Из Москвы. Приехал по делам, но вот встречающий меня товарищ не знает, где городской арбитраж. А мне туда сегодня непременно попасть надо. Помогите.
   Лейтенант задумался и думал довольно долго, после чего сказал со вздохом: "Нет, это не там".
   Вздохнул еще раз, обернулся в сторону башенки и позвал:
   - Товарищ капитан!
   Отозвались не сразу.
   Отозвались хрипловатым голосом:
   - Чего?
   - Тут гражданин про арбитраж спрашивает. Где он у нас помещается?
   Последовало довольно долгое молчание, прежде чем в окошке башенки появилось усатое лицо без фуражки и с расстегнутым воротом форменной рубахи.
   - А зачем ему?
   - Я приехал по просьбе моего клиента, - терпеливо пояснил Гордеев. Он никак не может со своими компаньонами разобраться.
   - Кто же такие дела в арбитраже решает?! - усмехнулся капитан.
   - Ну а все же? - не отступал Гордеев, хотя уже можно было ехать и полюбопытствовать, как повели себя преследователи.
   То ли капитан не знал точно, то ли не хотел отвечать.
   Наконец он все же почти выдавил из себя несколько слов:
   - Это параллельно улице Ленина, рядом с Краснознаменным переулком.
   Гордеев немного подивился этим названиям, уже становящимся повсюду вчерашним днем, но, поблагодарив, направился к машине.
   - А кто вас везет? - крикнул ему вдогонку капитан.
   - Простите, - не понял Гордеев.
   - Я спрашиваю, кто вас везет? Левак?
   - Вовсе нет. Просто аэрофлотовский автобус задерживался, и я попросил подвезти нас.
   - Коля, проверь у него документы, - приказал капитан напарнику, махнув в сторону машины.
   - Но я вправду не договаривался с ним за деньги. Он просто выручил нас, - несколько растерялся Гордеев.
   - За сколько?
   - Да бросьте вы, товарищ капитан. Вся Европа ездит автостопом, безо всяких денег и налоговых инспекций. Вроде помогать людям не обязательно за баксы.
   Тем временем лейтенант прошел к автомобилю и вел разговор с Юрием.
   - Так то Европа! - усмехнулся капитан. - Ну, что права? - крикнул он подчиненному.
   - Права в порядке.
   - Запиши у этого благодетеля номер на всякий случай, - приказал капитан и скрылся в окошке.
   Раздосадованный Гордеев сел в машину, и Юрий тронул.
   - Извините, Бога ради, - заговорил господин адвокат, начинавший подозревать, что дальнейшее его пребывание в городе Булавинске станет еще более занимательным. - Конечно, гаишники всюду не ангелы...
   - Да меня бесит знаете что? - в сердцах спросил Юрий и, не ожидая ответа, продолжил: - Они же всех, кто в аэропорту левачит, наперечет знают, не один мимо этих просто так не прошмыгнет. А я своего дядьку в аэропорт привозил, он на сельхозавиации полетел. А теперь, чего доброго, Ниппелю скажут, что я у аэропортовских клиентов увел.
   - Кто это - Ниппель?
   - Вроде бугра аэропортовского. Но аэропорт для него это так - просто чтобы мужики не борзели и не пытались деньгу без присмотра сшибать.
   - А лицензии на извоз? Может, их взять, вместо того чтобы Ниппелю платить? - немного сыграл в наивность Гордеев.
   - Кто с ними возиться будет? У нас же не Москва! Мужик может заработать от случая к случаю, так ему проще Ниппелю заплатить. Только и Ниппель шестерка.
   - А кто же семерка, валет, туз? - полушутливо спросил Гордеев и напрягся. Впереди на обочине стояла "Волга", а возле нее трое, один из которых - угрюмый "качок", подходивший к ним в аэропорту.
   Белых "Жигулей" не было.
   - Узнаете? Наши знакомые, - спросил Юрий, не ответив на вопрос про туза.
   - Узнаю, - пробормотал Гордеев.
   Они проехали мимо "Волги", мелькнули лица "качков", которые осклабились, глядя на них, затем уселись в машину - и прежний порядок движения восстановился.
   Автомобиль уже ехал по окраинным улицам.
   - Куда все-таки рулить? - спросил Юрий, слышавший разговор Гордеева с милиционерами. - В арбитраж, что ли?
   "Нет-нет, в прокуратуру", - хотел сказать Гордеев, но передумал, бросив взгляд на часы.
   - А вы знаете, где арбитраж? - спросил он.
   - Я коренной булавинец, - сказал Юрий с не меньшей гордостью, чем произносят слова "коренной москвич". - Спросили бы меня сразу.
   - Тогда поехали сперва в арбитраж.
   На улицах города "Волга" то ли отстала, то ли прекратила преследование, и Гордеев смог оценить слова Лиды: действительно, центр Булавинска был хорош своей спокойной, провинциальной красотой, сохранившей черты вековой застройки. Вот и арбитраж помещался в трехэтажном здании, напоминающем архитектурой старую гимназию.
   Машин возле него было мало.
   Грузовичок "Газель" и "Жигули".
   Белого цвета.
   Владельцев последнего автомобиля не было видно. Но их физиономии для Гордеева пока были неинтересны. Главное, что номер на этих "Жигулях" совпадал с тем, который был на "Жигулях" из непрошеного эскорта.
   - Знаете, Юра, - сказал Гордеев. - Я раздумал. Везите нас прямо в прокуратуру.
   Пожав плечами, терпеливый водитель стал молча разворачиваться на неширокой улице.
   Глава 7. СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
   Активист находился здесь же...
   А. Платонов. Котлован
   Когда прощались с тезкой, Юрий Петрович попытался сунуть ему пятьдесят тысяч. Тот замахал руками и наотрез отказался взять деньги, несмотря на все увещевания Гордеева и ссылки на стечение обстоятельств.
   - Нет-нет, - повторял Юрий. - Зарабатываю и так. А стечение обстоятельств какое-то очень особенное у вас получается. Так что эти деньги вам еще пригодятся.
   - Что вы имеете в виду?
   - Ну вот тебе! А еще в прокуратуру едете! "Волга" эта, которая за нами кралась, здесь, рядом стоит.
   - Где? - Гордеев завертел головой.
   - В двух шагах. Сидят скалятся.
   - Лида, вы видели? - спросил Гордеев у дочери адвоката.
   - Не заметила, - растерянно ответила девушка.
   Выяснилось, что в тот момент, когда Гордеев наклонился и завязывал на кроссовке шнурок (он ведь был в городе впервые и не знал, что они подъезжают к зданию прокуратуры), за окном промелькнула уже надоевшая "Волга". Она стояла за полквартала от прокуратуры, в переулке.
   - Ну хорошо. - Гордеев спрятал купюру. - Однако я причинил вам немало хлопот, и теперь, видя все это, опасаюсь, что еще не конец.
   - А что они мне, работяге, сделают? - беспечно спросил Юрий.
   - Надеюсь, что ничего. Однако, если будут какие-то проблемы, вы можете позвонить... Можно, Лида?
   - Конечно. - Она достала из сумочки записную книжку, выдернула из нее листок и написала номер. - Вот мой домашний телефон. - И прибавила: - У меня папа - адвокат, может, слышали - Андреев его... наша фамилия.
   Юрий хмыкнул:
   - Извините, но, к счастью, не слышал. Не доводилось мне пока дела с адвокатами иметь.
   - Ну, и не имейте с ними никаких вынужденных дел, - протянул ему руку на прощание Гордеев. - А в дружеской обстановке я с удовольствием выпил бы с вами кружку-другую пива. Или чего покрепче.
   - Приведется, так выпьем, - серьезно сказал Юрий и вылез из машины, чтобы помочь своему беспокойному пассажиру и его спутнице выгрузить чемоданы.
   В прокуратуре было пустынно. Гордеев представился постовому милиционеру и попросил встречи с кем-либо из руководства прокуратуры.
   Нельзя сказать, что милиционер проявил в ответ достаточное рвение. Для начала он напомнил Гордееву, что сегодня пятница и рабочая неделя заканчивается.
   - Я знаю, - сказал Юрий Петрович. - Однако хотя бы в силу ваших служебных обязанностей вы должны понимать, что человеку в заключении не все равно, когда он выйдет на свободу - в пятницу или в понедельник.
   Невзрачный милиционер преобразился. Было понятно, что он хорошо понимал цену каждой минуты в тюремной камере.
   - Допустим, - сказал он. - Но если вы думаете, что гостям из Москвы все можно, то ошибаетесь. У нас здесь...
   Он не договорил.
   - Я не гость здесь, а вы не у себя дома, а на рабочем месте, - жестко сказал Гордеев. - Я приехал к своему подзащитному и прошу незамедлительно дать мне возможность встретиться или с руководством, или со следователем, который ведет дело моего подзащитного.
   Милиционер посмотрел на господина адвоката взглядом, постаравшись сделать его стальным, но не стал продолжать препирательства, а, проверив документы, отправил Гордеева и Лиду в кабинет к старшему следователю Кочерову. Поскольку в летнее время гардероб не работал, чемоданы приезжим пришлось оставить около милицейской вахты. "Что-то еще или то же самое они, конечно, могут мне подсунуть, - подумал Гордеев, - да, может быть, это и к лучшему: первый-то пакетик у Грязнова". За Лидин чемодан не опасался: он по-прежнему был в домодедовской упаковке, настолько нелепой, что незаметно нарушить ее было невозможно.
   Старший следователь городской прокуратуры Кочеров встретил их, сидя за пустым столом и пошевеливая сплетенными пальцами рук, которые он вытянул перед собой. Казалось, он ожидал того момента, когда перед ним появятся московские визитеры.
   Кочеров привстал в кресле, поздоровался, предложил сесть. Это был довольно высокий, худощавый человек с желтовато-бледным лицом, к особым приметам которого явно относились выдающиеся скулы и серые глаза навыкате.
   Гордеев представился, объяснил, кто Лида.
   Кочеров махнул рукой:
   - Не надо долгих рассказов! У нас не Москва ваша, где преступление на преступлении, так что все притерпелись и внимания не обращают...
   Гордеев хотел высказать свое отношение к этой своеобразной оценке криминальной ситуации в столице, но Кочеров продолжал, приняв в своем кресле свободную позу:
   - Дело Андреева стало для нашего города довольно громким, если не сказать - сенсационным делом. Булавинск - это не мегаполис какой-нибудь, чтобы можно было скрыть. Люди потрясены: преступное сообщество пытается пролезть даже в судебную систему! Подкупив судью, хочет денежным тараном нанести удар по Фемиде!
   Лида всхлипнула.
   Гордеев быстро взглянул на нее и перевел взгляд, в котором закипал гнев, на Кочерова.
   - Извините, товарищ Кочеров, я прерву вас! Вы не назвали свое имя-отчество.
   - Мое имя-отчество - старший следователь Булавинской городской прокуратуры Кочеров, - сказал он, явно рисуясь и, возможно, подражая кому-то. - Но если вам это необходимо, то меня зовут Игорь Вадимович.
   - Так вот, Игорь Вадимович, не смешивайте, пожалуйста, лекции по линии общества "Знание", которые вам известны, вероятно, лучше, чем мне, с профессиональным разговором. Мне, надеюсь, не надо перенимать у вас лекторскую эстафету и в рамках юридического ликбеза разъяснять вам, чем подозреваемый отличается от обвиняемого, а обвиняемый - от подсудимого или осужденного.
   Бледнолицый Кочеров покраснел. Но явно не от стыда.
   Гордеев, говоря о хорошем знакомстве Кочерова с обществом "Знание", имел в виду лишь то, что Игорь Вадимович был по виду на несколько лет старше Юрия Петровича, а значит, и о замечательном создании советской эпохи - обществе "Знание", действовавшем повсюду, у него были более обширные воспоминания. А мужчины, полагал Гордеев, к счастью, не переняли еще у прекрасного пола обыкновение изображать жеманное смущение или шутливое негодование при разговорах о возрасте.
   Однако Кочеров действительно ярился не из-за этого. Это перестроечные ветры занесли его в прокуратуру. А начинал-то он свою карьеру в областном управлении КГБ, куда как активный комсомолец был направлен вскоре после окончания исторического факультета Усть-Басаргинского университета. Оперативник из него был никудышный, людей он, откровенно говоря, побаивался, но, получив власть, воодушевился. Любимым его занятием как раз были выступления с разъяснительными лекциями перед населением, где пустословное краснобайство Кочерова представало поистине образчиком какого-то странного искусства.
   Вот и теперь, попав, благодаря обширным связям, в прокуратуру, он сохранил вкус к долгим беседам, нередко забывая о том, кто перед ним находится - несчастный узник, приведенный из зловонной камеры следственного изолятора, или опытный юрист. Узник, конечно, сидя на стуле в чистом кабинете, готов был достаточно долго слушать эту новую Шахерезаду, но Гордеев, несмотря на свою специфическую, разговорную профессию, терпеть не мог демагогов всех мастей. Словесные дуэли для него всегда основывались на умении вовремя мгновенно выложить перед соперником нужные знания, напомнить необходимые неоспоримые факты.
   - Мне необходимо встретиться с моим подзащитным - Борисом Алексеевичем Андреевым. - Гордеев решил не дать Кочерову опомниться. - И чем раньше, тем лучше.
   - Как давно вы с ним знакомы? - спросил Кочеров, пытаясь собраться с силами.
   - Пока незнаком. Но как его защитник должен познакомиться.
   - А чего это его защищать? - пытался Кочеров вновь взгромоздиться на своего демагогического конька. - Он же адвокат, как говорят, не из последних. Зачем ему еще кто-то? Он сам себя и защитит.
   - А вот вы измените Андрееву меру пресечения, выпустите его под подписку о невыезде, тогда он самостоятельно и докажет вам свою невиновность. Это только Дэвид Копперфилд может со связанными руками и ногами выбраться как ни в чем не бывало из запертого сундука. Андрееву, как и любому обвиняемому, гарантировано право на защиту и на участие защитника в стадии следствия. - Произнося эти юридические положения, Гордеев старался придать голосу учительскую интонацию: слушай, мол, братец, бесплатный юридический ликбез. - Я заявляю первое ходатайство: измените меру пресечения моему клиенту! Освободите его из-под стражи.
   Он протянул следователю ордер юрконсультации номер десять Московской городской коллегии адвокатов на ведение защиты на предварительном следствии.
   - Думайте, что говорите! - подпрыгнул в своем кресле Кочеров. Выпустить! Взяточника-адвоката!
   Гордеев невольно улыбнулся. Адвокат, так уж сложилось, работает за гонорар, а понятие адвокатского гонорара - очень и очень тонкое понятие. Конечно, Кочеров вместо "взяточника" должен был сказать: "взяткодателя", подумал Гордеев, но он не знал причины этой оговорки-ошибки. А для комсомолистов, хлынувших в годы застоя в КГБ и МВД, органы были лишь ступенями движения во власти, и они не особенно затрудняли себя изучением уголовного права - так, проходили положенное для неофитов и вновь отдавались страстной погоне за должностями и чинами.
   - Я-то думаю, - отчетливо произнес Гордеев, - но и вам советую. Когда я смогу встретиться с Андреевым и познакомиться с его делом?
   - Ознакомитесь, - сказал Кочеров зловеще, уставя на Гордеева цинковый взгляд своих серых глаз, будто уже видел Юрия Петровича соседом Бориса Алексеевича по камере.
   - Это не ответ.
   - Сегодня, хочу напомнить вам, пятница. Конец рабочей недели. Если вы так печетесь о своем подзащитном, могли бы позвонить из Москвы, мы бы что-нибудь попытались сделать...
   Гордеев вновь почувствовал, что его начинает обволакивать клейкая и душная вата пустословия.
   Он достал из портфеля папку с бумагой и, не слушая велеречивое бормотание Кочерова, написал заявление на имя городского прокурора Богдана Осиповича Мещерякина. Такой же лист он протянул Лиде и продиктовал в наступившей тишине ее заявление Мещерякину с просьбой дать свидание с отцом. После чего выложил оба листа перед Кочеровым и сказал:
   - Вот теперь мы не только позвонили вам, но и предъявили ордер на защиту, и уведомили письменно о своих ходатайствах. Не знаю, как у вас здесь с нормами рабочего времени, но в понедельник утром вам придется удовлетворить мое ходатайство и вынести мотивированное постановление по поводу всего того, что я изложил в предъявленном вам документе. Не поленитесь заглянуть в Уголовно-процессуальный кодекс, освежите необходимые вам знания. - Лицо Кочерова позеленело, и он злобно посмотрел на Лиду. А Гордеев как ни в чем не бывало продолжал: - В статье сорок седьмой кодекса сказано, что защитник допускается к участию в деле с момента предъявления обвинения, а в случае задержания подозреваемого или применения к нему заключения под стражу - с момента объявления ему протокола задержания. И еще советую: проштудируйте статью пятьдесят первую, где говорится об обязанностях и правах защитников. Телефон Лидии Борисовны указан в заявлении. Да он и в материалах дела есть, которое вы так и не захотели мне показать. До свидания.
   Гордеев и Лида встали. Кочеров открыл ящик стола, демонстративно положил туда заявления адвоката и дочери подследственного. Закрыл его снова.
   - До свидания, - невозмутимо повторил Гордеев.
   - До свидания, Игорь Вадимович, - произнесла Лида. Происходящее в кабинете пугало ее, поведение Гордеева казалось слишком резким, опасным. "Зачем он его дразнит?" - думала Лида, но пока что решила молчать.
   Они подошли к милиционеру. Чемоданы были на месте.
   - Ну что? - спросил постовой. - Добились своего?
   - Каждый своего добьется, - в тон ему ответил Гордеев и добавил полушутливо: - На вещички наши никто не покушался?
   - А надо? - снахальничал постовой.
   - Об этом лучше справляться в Уголовном кодексе. Особенно полезно перед заступлением на пост. - Гордеев подхватил поклажу, и они вышли на улицу. - Теперь куда?
   - Может быть, вы остановитесь у нас? - спросила Лида. - Во вторник и мама приедет.
   - Это не кажется мне очень удобным, - сказал Гордеев. - Я бы предпочел провести эту ночь в какой-нибудь приличной гостинице, а потом, может быть, придумать еще что-нибудь... По некоторым соображениям. Есть в Булавинске приличная гостиница?
   - Понимаю, - вздохнула Лида. - Приличная гостиница есть. Она и горкомовская бывшая, и интуристовская. "Стрежень" называется. В двух шагах отсюда.
   - Очень хорошо. - Гордеев вновь взялся за чемоданы. - Главное, Лидочка, не унывайте! Уныние, как учат нас основоположники, страшный грех.
   - Смертный грех, - поправила Лида.
   Глава 8. СЕРАЯ ЗОНА
   Кем не владеет Бог - владеет Рок.
   Зинаида Гиппиус.
   Три формы сонета, III
   Лида повела Гордеева к гостинице переулками, которые напомнили ему Замоскворечье. Так он ей и сказал.
   - Ну, это не удивительно, - ответила Лида. - У русской архитектуры есть общие традиции в разных краях, вы же знаете. Притом Булавинск развивался особенно бурно во второй половине прошлого века, и здесь оказалось немало торгового люда из Москвы. Архитекторы тоже были московские, так что есть объяснения вашим впечатлениям. А я, когда оказываюсь в переулках близ Большой Ордынки, не раз, посмотрев на какой-нибудь особняк, думаю, будто в Булавинск попала.
   - А как людям здесь живется? - спросил Гордеев и вдруг подумал, что его вопрос, хотя вполне понятный для адвоката, прозвучал почти так же ненатурально, как звучали они в фильмах советской эпохи про народ, живущий под мудрым партийным руководством.
   Но Лида поняла то, что интересовало Гордеева.
   - Живут, как вся Россия. Я ведь уехала отсюда три года назад, бываю теперь только на каникулах, да и то не всегда. А многое изменилось.
   - И что же?
   - Конечно, во-первых, нет проблем с продуктами. Да не только... - Лида улыбнулась. - Представляете, когда я стала учиться в университете, папа купил для меня маленький телевизор, малазийский, потому что в квартире, которую он мне тогда снял, телевизора не было. Мы на Маросейке его покупали и все рассуждали, может, другую какую модель поискать, с дизайном получше, южнокорейскую? А продавец наш говорит: "Да что вы, берите, уж две недели никаких телевизоров не было". Ну, тогда папа решил еще один такой же телевизор купить, маме в подарок, чтоб ей на кухне около плиты веселее было. Так из Москвы и повез. Трех лет не прошло... - Она горестно вздохнула, вспомнив ту историю, которая с ее хлопотами сегодня виделась ей какой-то забавной, почти сказкой...
   - Ну а теперь? - спросил Гордеев, поняв ее переживания. - Телевизоры завезли, стиральные машины доставили?
   - Все есть, - кивнула Лида. - В Москве, конечно, подешевле, но если посчитать, сколько на перевозку уходит, так на так получается.
   - Значит, Булавинск рынок принял?
   - Может быть, но рынок не принял Булавинска. Товары есть, а покупать не на что. Зарплаты задерживают, заводы закрываются.
   - У вас, наверное, оборонки много?
   - Есть, конечно. Но не только в оборонке дело. Нам с папой мама рассказывала - она экономист, - что наша оборонка на две части разделилась, наверное, как и повсюду. Кое-кто на конверсию перешел, стали всякий ширпотреб выпускать - от кастрюль-скороварок и унитазов до кассовых аппаратов, они сейчас повсюду нужны. А другие замерли и ждут чего-то. То есть понятно чего. Новых заказов от военных.
   - А военные не заказывают.
   - Наверное. И вот опять и опять: митинги, коммунисты тут как тут, красные знамена, Ленин - Сталин, "За державу обидно!". Как будто бы остальным не обидно, что у нас даже дорог приличных нет. Вот бы и строили, раз такие оборонные-патриотичные.
   - Ну, вот эта дорога, по которой мы идем, вполне приличная, попытался пошутить Гордеев. Они шли по переулку, вымощенному, как видно, еще в стародавние времена тесаным камнем.
   - А вы не смейтесь! У нас ведь действительно люди все умеют. Вот когда Вялин мэром стал, улицу, на которой он живет, от его дома до поворота вымостили чуть ли не мрамором. Нашли мастеров без промедлений!
   - Это какой Вялин? - заинтересовался Гордеев. - Эс Эм? - Он вспомнил фотографию в рекламном буклете, который видел в самолете. - Серьезный мужчина.
   Лида хмыкнула:
   - Вы шутите, наверное. Небось слухи о делах нашего мэра уже до Москвы дошли.
   - Честное слово, нет, - искренне возразил Гордеев. - Москва наблюдает за битвой Черепкова с Наздратенко. А про вашу область - смотрите же, наверное, свой телевизор - почти ничего не говорят. Ну убили кого-то. Так это повсюду в России разборки. Вон в родных краях Президента прямо охота без лицензий - и ничего...
   - Но наш Сергей Максимович тоже прославится, вот увидите!
   - И чем же? Что улицу перед своим домом замостил? Так это еще большевики, кажется, учили: начни с себя. Завтра он, может, и еще где-то что-то заасфальтирует.
   - Начинать с себя и древние советовали, я не о том говорю. Понимаете, я ведь тоже помню, хотя еще школьницей была, чего ждали люди от перестройки восемь, еще шесть лет назад...
   - А получили совсем другое? - ожидая утвердительный ответ, спросил Гордеев.
   Но Лида не стала соглашаться:
   - Получили не то. Вы знаете, я нередко задумываюсь: а почему, собственно, меня понесло на исторический? В наши-то дни, при родителях с такими актуальными профессиями? Было, как говорится, с кого делать жизнь.
   - И до чего же додумались?
   - Вы знаете, у меня, наверное, мужской ум...
   Гордеев остановился и, поставив чемоданы на мостовую, окинул восхищенным взглядом рослую фигуру Лиды, всмотрелся в ее юное лицо с правильными чертами, свежее, на которое не смогли наложить отпечаток ни переживания последних недель, ни начавшийся на рассвете перелет.
   - Хороша! - только и сказал он.
   - Вы, наверное, понимаете, Юрий Петрович, что феминистка сейчас сказала бы вам кое-что не слишком приятное...