Страница:
Но Проныра не верил в то, что отдел расследований убийств не располагал якобы никакими достоверными фактами. Килонзо однажды сказал: "Думаю, мне известны убийцы семьи Мералли". Он, правда, тут же поправился: мол, это только догадка и нельзя действовать, основываясь на ней. Когда Проныра взялся за Килонзо с пристрастием – каким образом догадка эта пришла ему в голову и так далее, – инспектор лишь покачал головой: "Проныра, в нашей работе с чем только не сталкиваешься! Обвиняемый на допросе смотрит тебе в глаза. Ты знаешь – это убийца. Он знает, что ты знаешь об этом. А сделать ничего нельзя, потому что конкретных или убедительных доказательств у тебя нет. Без них никуда не сунешься. Я не хочу, чтобы в суде адвокаты высмеивали моих людей".
Килонзо было известно многое из того, что никогда не попадало в суд. Кое о чем он рассказывал Проныре, когда бывал в хорошем настроении. "Предупреждаю, на меня не ссылайся, – говорил он. – Просто скажи, что так считают в близких к полиции кругах, – формулу ты знаешь". "Информированные источники?" – спрашивал Проныра. "Нет, это слишком сильно сказано, – отвечал инспектор. – Лучше – "близкие к полиции круги"".
Иной раз Проныре удавалось отплатить услугой за услугу. Ничего сногсшибательного и ничего такого, что могло бы помешать публикации репортажа. Взять хотя бы дело об убийстве ночного сторожа шайкой грабителей, утащивших крупную сумму денег из магазина в Вестлендс. Убийство было так обстряпано – комар носу не подточит. Пулевое ранение в голову, ни одного свидетеля. Как обычно, когда работают профессионалы: никаких отпечатков пальцев. Отдел расследований убийств не знал даже, с какой стороны подступиться. "От таких дел только седины прибавляется, – сказал Килонзо, когда Проныра зашел, чтобы расспросить о грабителях. – Человека убивают глубокой ночью. Никто не слышал выстрела, никто ничего не видел. Безнадега".
Несколько недель спустя, работая над статьей о росте преступности, Проныра случайно узнал в бюро регистрации огнестрельного оружия, что два месяца назад какой-то человек сообщил о пропаже пистолета системы "берет-та" с глушителем из его собственного дома. Пистолет все еще не был обнаружен.
Проныра встретился с этим человеком, спросил, зачем тот приобрел пистолет, и в ходе беседы выяснил, что через месяц после пропажи один из слуг в доме этого человека отказался от места якобы по той причине, что в родной деревне заболели его родители. Проныра расспросил об уехавшем всю прислугу по соседству. Он учуял возможность какой-то связи между слугой, пистолетом и убийством ночного сторожа. О своих подозрениях он сообщил Килонзо и по обыкновению потребовал, чтобы его первым информировали о полицейском расследовании этого дела.
Отдел Килонзо отыскал досье на уволившегося слугу. Выяснилось что раньше он уже был замешан в ограблении, но оправдан судом за недостатком улик. Фотография слуги оказалась в распоряжении полиции. Потребовались недели, но в конце концов они добрались до него, и тот признался, что украл пистолет, а потом его продал. Через пару месяцев два грабителя были осуждены и повешены. Проныра написал серию статей под общим заголовком: "Недостающее звено" – и получил восторженные комплименты от заведующего отделом распространения. "Не меня благодарите, – сказал Проныра заведующему, – благодарите Килонзо". "Кто такой Килонзо?" – спросил заведующий. "Мой крестный отец, благодетель", – ответил Проныра.
В действительности Килонзо не приходился ему крестным отцом. Он был немногим старше Проныры – в среднюю школу Мангу Килонзо поступил всего за два года до журналиста. В то время особой близости между ними не было, если не считать последнего семестра на шестом году обучения Килонзо. Проныра играл тогда вратарем, а Килонзо – правым защитником в футбольной команде школы. За три месяца благодаря их усилиям команда Мангу добилась одного из лучших результатов в межшкольных соревнованиях, и они как будто подружились. В конце семестра Килонзо сдавал выпускные экзамены. Отметки у него в аттестате были хорошие, но не настолько, чтобы поступить в университет Макерере, и он пошел служить в полицию. Они потеряли друг друга из виду почти на семь лет. Проныра окончил среднюю школу и уехал в Америку учиться в колледже.
Возвратившись, Проныра узнал, что Килонзо сделал в полиции быструю карьеру: он был уже старшим инспектором отдела расследований убийств при Управлении уголовного розыска, и, поскольку Проныра проявлял все больший интерес к уголовной хронике, они стали часто видеться. Приятельское взаимопонимание, установившееся между ними, служило к обоюдной пользе. Их нынешние отношения не были панибратством однокашников, защищавших на футбольном поле честь своей команды. Проныра обычно именовал Килонзо "инспектором", а тот хотя и называл Нельсона "Пронырой", делал это без намека на фамильярность. Они нравились друг другу, друг друга уважали – каждый отдавал должное профессиональному мастерству другого, и Проныру вполне устраивал такой характер отношений.
Раздался телефонный звонок, Килонзо снял трубку и, черкнув что-то в лежавшем перед ним блокноте, положил ее на рычажки.
– Ну вот. Они отыскали "кортину". Автомобиль принадлежит торговой фирме "Орел". Как будто тебе от этого мало проку. Надеюсь, ты не считаешь, что "Орел" замешан в контрабанде?
– У меня этого и в мыслях не было, инспектор. Я говорил только о "кортине".
Килонзо постучал карандашом по блокноту и сказал:
– "Орлу" нет нужды влезать в маисовую контрабанду. Эта фирма и без того гребет лопатой.
– Не спорю, – сказал Проныра, поднимаясь со стула, чтобы откланяться. – Только история эта меня все равно интересует, точнее говоря, интересует моего редактора. Поэтому фото я тебе оставлю и буду благодарен за все, что удастся про эту парочку выведать.
– Хорошо. Позвони завтра.
– Угадай, что я узнала? – сказала Лора Проныре, едва он вошел в редакцию.
– Что?
– Один из тех, в "кортине", был за баранкой "скорой". Сестра его сразу опознала.
– А другой?
– В "скорой" она видела только одного африканца. – Лора ткнула пальцем в фотографию: – Вот этого.
– Отлично. Килонзо выяснил, что "кортина" принадлежит "Орлу".
– Торговой фирме "Орел"?
– Именно!
– Боже... как там его... – В голосе Лоры звучало недоверие.
– Гарольд Маклеод.
– Верно... это он заправляет "Орлом"... Точнее, он владелец фирмы.
– Правильно, Лора. И я о том же думаю. Гарольд Маклеод, богатый, уважаемый кенийский гражданин. Один из первых принял кенийское подданство. Гарольд Маклеод! Быть не может!
– И впрямь этого не может быть!
– Теперь, после всего, что было, я уже ничему не удивлюсь. Сделай-ка милость, спустись в библиотеку и собери о Маклеоде все, что сможешь.
– Хочешь, чтобы я принесла его досье? Да там дюжина папок или даже больше.
– Ты прекрасно понимаешь, что не папки мне нужны, Лора. Ты их просмотри и составь короткую справку: что он за человек и можно ли предположить хоть с крошечной долей вероятности...
– Что он южноафриканский агент?
– Ты все схватываешь на лету!
– Дело не в этом. Просто стоит тебе раскрыть рот, как сразу слышится – "южноафриканский агент".
– Ладно, ладно, иди!
– А ты чем займешься?
– Маисом.
– Шутишь?
– Нет, Лора, не шучу. Хамиси думает, что я работаю над этой темой. Надо мне осчастливить его каким-то материалом. Делать мне все равно нечего, пока Килонзо не подбросит чего-нибудь про тех двух парней. Вот и покопаюсь в контрабанде.
– Желаю удачи!
– И тебе того же!
11
12
Килонзо было известно многое из того, что никогда не попадало в суд. Кое о чем он рассказывал Проныре, когда бывал в хорошем настроении. "Предупреждаю, на меня не ссылайся, – говорил он. – Просто скажи, что так считают в близких к полиции кругах, – формулу ты знаешь". "Информированные источники?" – спрашивал Проныра. "Нет, это слишком сильно сказано, – отвечал инспектор. – Лучше – "близкие к полиции круги"".
Иной раз Проныре удавалось отплатить услугой за услугу. Ничего сногсшибательного и ничего такого, что могло бы помешать публикации репортажа. Взять хотя бы дело об убийстве ночного сторожа шайкой грабителей, утащивших крупную сумму денег из магазина в Вестлендс. Убийство было так обстряпано – комар носу не подточит. Пулевое ранение в голову, ни одного свидетеля. Как обычно, когда работают профессионалы: никаких отпечатков пальцев. Отдел расследований убийств не знал даже, с какой стороны подступиться. "От таких дел только седины прибавляется, – сказал Килонзо, когда Проныра зашел, чтобы расспросить о грабителях. – Человека убивают глубокой ночью. Никто не слышал выстрела, никто ничего не видел. Безнадега".
Несколько недель спустя, работая над статьей о росте преступности, Проныра случайно узнал в бюро регистрации огнестрельного оружия, что два месяца назад какой-то человек сообщил о пропаже пистолета системы "берет-та" с глушителем из его собственного дома. Пистолет все еще не был обнаружен.
Проныра встретился с этим человеком, спросил, зачем тот приобрел пистолет, и в ходе беседы выяснил, что через месяц после пропажи один из слуг в доме этого человека отказался от места якобы по той причине, что в родной деревне заболели его родители. Проныра расспросил об уехавшем всю прислугу по соседству. Он учуял возможность какой-то связи между слугой, пистолетом и убийством ночного сторожа. О своих подозрениях он сообщил Килонзо и по обыкновению потребовал, чтобы его первым информировали о полицейском расследовании этого дела.
Отдел Килонзо отыскал досье на уволившегося слугу. Выяснилось что раньше он уже был замешан в ограблении, но оправдан судом за недостатком улик. Фотография слуги оказалась в распоряжении полиции. Потребовались недели, но в конце концов они добрались до него, и тот признался, что украл пистолет, а потом его продал. Через пару месяцев два грабителя были осуждены и повешены. Проныра написал серию статей под общим заголовком: "Недостающее звено" – и получил восторженные комплименты от заведующего отделом распространения. "Не меня благодарите, – сказал Проныра заведующему, – благодарите Килонзо". "Кто такой Килонзо?" – спросил заведующий. "Мой крестный отец, благодетель", – ответил Проныра.
В действительности Килонзо не приходился ему крестным отцом. Он был немногим старше Проныры – в среднюю школу Мангу Килонзо поступил всего за два года до журналиста. В то время особой близости между ними не было, если не считать последнего семестра на шестом году обучения Килонзо. Проныра играл тогда вратарем, а Килонзо – правым защитником в футбольной команде школы. За три месяца благодаря их усилиям команда Мангу добилась одного из лучших результатов в межшкольных соревнованиях, и они как будто подружились. В конце семестра Килонзо сдавал выпускные экзамены. Отметки у него в аттестате были хорошие, но не настолько, чтобы поступить в университет Макерере, и он пошел служить в полицию. Они потеряли друг друга из виду почти на семь лет. Проныра окончил среднюю школу и уехал в Америку учиться в колледже.
Возвратившись, Проныра узнал, что Килонзо сделал в полиции быструю карьеру: он был уже старшим инспектором отдела расследований убийств при Управлении уголовного розыска, и, поскольку Проныра проявлял все больший интерес к уголовной хронике, они стали часто видеться. Приятельское взаимопонимание, установившееся между ними, служило к обоюдной пользе. Их нынешние отношения не были панибратством однокашников, защищавших на футбольном поле честь своей команды. Проныра обычно именовал Килонзо "инспектором", а тот хотя и называл Нельсона "Пронырой", делал это без намека на фамильярность. Они нравились друг другу, друг друга уважали – каждый отдавал должное профессиональному мастерству другого, и Проныру вполне устраивал такой характер отношений.
Раздался телефонный звонок, Килонзо снял трубку и, черкнув что-то в лежавшем перед ним блокноте, положил ее на рычажки.
– Ну вот. Они отыскали "кортину". Автомобиль принадлежит торговой фирме "Орел". Как будто тебе от этого мало проку. Надеюсь, ты не считаешь, что "Орел" замешан в контрабанде?
– У меня этого и в мыслях не было, инспектор. Я говорил только о "кортине".
Килонзо постучал карандашом по блокноту и сказал:
– "Орлу" нет нужды влезать в маисовую контрабанду. Эта фирма и без того гребет лопатой.
– Не спорю, – сказал Проныра, поднимаясь со стула, чтобы откланяться. – Только история эта меня все равно интересует, точнее говоря, интересует моего редактора. Поэтому фото я тебе оставлю и буду благодарен за все, что удастся про эту парочку выведать.
– Хорошо. Позвони завтра.
– Угадай, что я узнала? – сказала Лора Проныре, едва он вошел в редакцию.
– Что?
– Один из тех, в "кортине", был за баранкой "скорой". Сестра его сразу опознала.
– А другой?
– В "скорой" она видела только одного африканца. – Лора ткнула пальцем в фотографию: – Вот этого.
– Отлично. Килонзо выяснил, что "кортина" принадлежит "Орлу".
– Торговой фирме "Орел"?
– Именно!
– Боже... как там его... – В голосе Лоры звучало недоверие.
– Гарольд Маклеод.
– Верно... это он заправляет "Орлом"... Точнее, он владелец фирмы.
– Правильно, Лора. И я о том же думаю. Гарольд Маклеод, богатый, уважаемый кенийский гражданин. Один из первых принял кенийское подданство. Гарольд Маклеод! Быть не может!
– И впрямь этого не может быть!
– Теперь, после всего, что было, я уже ничему не удивлюсь. Сделай-ка милость, спустись в библиотеку и собери о Маклеоде все, что сможешь.
– Хочешь, чтобы я принесла его досье? Да там дюжина папок или даже больше.
– Ты прекрасно понимаешь, что не папки мне нужны, Лора. Ты их просмотри и составь короткую справку: что он за человек и можно ли предположить хоть с крошечной долей вероятности...
– Что он южноафриканский агент?
– Ты все схватываешь на лету!
– Дело не в этом. Просто стоит тебе раскрыть рот, как сразу слышится – "южноафриканский агент".
– Ладно, ладно, иди!
– А ты чем займешься?
– Маисом.
– Шутишь?
– Нет, Лора, не шучу. Хамиси думает, что я работаю над этой темой. Надо мне осчастливить его каким-то материалом. Делать мне все равно нечего, пока Килонзо не подбросит чего-нибудь про тех двух парней. Вот и покопаюсь в контрабанде.
– Желаю удачи!
– И тебе того же!
11
Господин Капвела, замбийский министр, покинул "Панафрик", съехал. Проныра узнал об этом по телефону от служащей отеля. Пропало интервью, которого так ждет Хамиси!
– Министр не сказал, когда вернется? – спросил Проныра, листая записную книжку и отыскивая другой телефонный номер.
– Брат, я же сказала, он съехал, – повторила девушка. – Назад не вернется, теперь дошло?
– Дошло, дошло. Не психуй, а то парик свалится!
По другому номеру никто не отвечал.
– Вечно эти телефонистки где-то шляются! – возмутился Проныра, вешая трубку.
Со следующим звонком ему повезло больше.
– Документ, который вам нужен, мистер Проныра, у меня, – услышал он голос таможенника. Тот всегда называл Нельсона "мистер Проныра", чтобы звучало не слишком фамильярно.
– Отлично! Когда я его увижу?
– Может быть, сегодня вечером или завтра. Не знаю.
– Что значит – не знаете? Документ у вас или нет?
– Видите ли, мистер Проныра, документ-то у меня. Если на то пошло, я сейчас держу его в руке. Но дело в том, что...
– У вас в конторе есть копировальная машина?
– О нет, мистер Проныра, не в этом суть...
– А в чем же?
– Это не телефонный разговор, – промямлил таможенник. – Не могли бы мы где-нибудь встретиться?
– Конечно, могли бы. Где хотите.
Старая история, подумал Проныра, опуская трубку. Бедный чиновник, слишком много работы, мизерная зарплата, еле-еле сводит концы с концами. Почему они всегда пристают с этим ко мне? А потом еще окажется, что документ пустячный...
Он говорил по телефону со знакомым из департамента зернопродуктов, когда к его столу подошел Хамиси:
– Ну, как маис?
– Прекрасно, просто прекрасно. Тружусь не покладая рук.
– Да уж, статья должна получиться на славу, судя по тому, сколько времени ты на нее потратил, – сказал Хамиси. – С Капвелой еще не беседовал?
– Никак не могу его застать, – ответил Проныра. – Замбиец скользкий, как угорь. Вчера еще был в "Панафрик", а сегодня выбыл в неизвестном направлении.
– Где же он?
– Никто не знает. – Проныра пожал плечами.
Хамиси пристально посмотрел на Проныру:
– Между прочим, Килонзо почему-то считает, что ты продолжаешь заниматься южноафриканским делом.
– Килонзо? С чего бы это? Я только сегодня утром был у него. Просил сведений о парнях, которые как будто замешаны в контрабанде. Как он может говорить, что я занимаюсь южноафриканским делом? Оно для меня больше не существует.
– Будем надеяться, что это так, Нельсон, – сказал Хамиси, отходя от стола. – Как только закончишь статью о контрабанде маиса, сразу неси ее мне.
Чиновник из департамента зернопродуктов ничем не порадовал журналиста. Проныра напомнил ему об обещании раздобыть хоть что-нибудь, но чиновник сказал:
– Помню, но это, знаете ли, нелегко. Я не могу рисковать своим положением. Если мой начальник пронюхает, что я говорил с вами, у меня будут крупные неприятности. Наберитесь терпения.
Как только Проныра повесил трубку, телефон снова зазвонил. Это был Килонзо.
– Проныра, я даже не рассчитывал на такое везение. Оба парня работают в "Орле". У нас на них есть материал. Раньше они были таксистами, но вот уже три года как служат в "Орле".
– Спасибо, инспектор, – сказал Проныра.
– Не за что, – ответил Килонзо. – И не забывай про свое обещание.
– Какое обещание?
– Не помнишь? Если тебе вдруг станет известно что-нибудь насчет южноафриканского певца или исчезнувшего ученого... Я знаю, что ты оставил это дело. Но если случайно что-то прознаешь, будь так любезен – поделись с нами.
– Непременно, инспектор.
Досье Гарольда Маклеода не дало ничего примечательного.
– Разумеется, подробно изучить каждую папку я не могла, – сказала Лора. – В основном они набиты фотографиями Маклеода на разных собраниях, а точнее говоря, за раздачей чеков благотворительным организациям. Вот то немногое, что удалось о нем собрать. Родился в Шотландии, в Эбердине, в тысяча девятьсот двенадцатом году. В шестнадцать лет приехал с родителями в Кению. Его отец купил ферму в округе Ол-Калу. Учился в колледже герцога Йоркского, потом в Эгертоне. После войны занялся страховым делом, затем внешней торговлей. В тысяча девятьсот пятидесятом году основал фирму "Орел". Считается одним из богатейших людей в стране.
Проныра посмотрел на Лору:
– Негусто, верно?
– Увы, – сказала Лора, отодвигая записную книжку. – О, совсем забыла: во время чрезвычайного положения Маклеод служил в Кенийском полицейском полку.
– А кто из здешних европейцев не служил?
– Что верно, то верно, – сказала Лора. – Несколько папок я еще не просмотрела. Могу попросить библиотекаршу разыскать их на чердаке. Или, может, лучше сходить в Макмиллановскую библиотеку? В номерах "Ист Эфрикэн стандарт" времен чрезвычайного положения о Маклеоде наверняка часто писали.
– Было бы время, мы перерыли бы все, что только можно. Но времени у нас нет. Мы должны разыскать Шэйна, и быстро. А в старых номерах "Ист Эфрикэн стандарт" его не отыщешь!
– Может, показать фотографию Маклеода сестре из клиники? Вдруг она его опознает?
– Да эта рожа всем известна. Чуть ли не в каждом номере газеты печатают его фото.
– Я подумала: не был ли Маклеод одним из белых, похитивших Шэйна?
– Лора, не смеши меня. Чтобы Маклеод при его положении отправился похищать людей в санитарной машине?! Нет, надо выяснить, почему эти парни из его фирмы следили за нами, почему один из них участвовал в похищении Шэйна. Вот и все.
– Я просто подумала, может быть, это неплохая идея, – виновато сказала Лора.
– Идея, может, неплохая, но и недостаточно хорошая. Черт возьми, все, наверное, значительно проще!
– Если бы все было просто, что бы делали Проныры?
– Мир легко бы обошелся без нас.
– Нашел время плакаться.
– Да, ты права. А что касается Маклеода, у меня есть идея получше твоей. Позовем-ка на подмогу нашего индийского друга.
– Черный, ты обезумел, – сказал фотограф. – Сначала среди ночи гонишь меня снимать каких-то молодчиков, а теперь хочешь, чтобы я фотографировал каждого...
– Не каждого, – нетерпеливо вставил Проныра.
– Каждого европейца, – поправился Якуб, – который входит в здание "Орла" и выходит оттуда...
– Вот теперь верно. Каждого европейца.
– Кому и зачем это нужно?
– Не твоего ума дело, Якуб. Делай то, что тебе говорят. Снимки мне нужны к семи вечера.
– Больше ничего не хочешь?
– Больше ничего.
– А кто заплатит за километры отснятой пленки?
– Мой дорогой индийский друг, километры пленки тебе не понадобятся, – сказал Проныра. – Думаю, за весь день каких-нибудь сорок-пятьдесят европейцев войдут в здание "Орла" и выйдут оттуда. Если каждого снять по разу...
– А вдруг я кого-нибудь пропущу?
– Не советовал бы тебе зевать, Якуб. Мне нужен каждый, повторяю, каждый европеец, который войдет в то здание или выйдет из него.
– Еще один вопрос, мистер Шерлок Холмс, – сказал фотограф. – Где мне расположиться, чтобы не привлекать к себе внимания?
– Понятия не имею, Якуб. Уверен, что такой профессионал, как ты, найдет способ. Верно, Лора?
Лора посмотрела на Проныру, потом на фотографа и улыбнулась.
– Ведь выбора-то у него нет, – сказала она.
Якуб вернется с отснятой пленкой через несколько часов, полчаса – на проявление, и еще час – на печатание. Проныра места себе не находил. Лишь бы его затея дала результаты. Чтобы чем-нибудь себя занять, он начал было разузнавать кое-какие детали о деле с контрабандой, но после двух-трех телефонных звонков вынужден был самому себе признаться, что мысли его витают далеко от контрабанды. Он понадеялся, что Хамиси оставит его в покое на некоторое время.
Лора за своим столом печатала статью. Проныра подошел к ней:
– Ты не дашь мне ключ от квартиры Шэйна?
– Зачем он тебе? – спросила она, протянув руку к сумочке.
– Да вот подумал, не заехать ли туда еще раз, – сказал Проныра. – Мы ведь могли что-то проглядеть. Надеюсь, я не заблужусь.
– Хочешь, я тебя отвезу?
– Не стоит. Возьму редакционную машину. Пусть хоть иногда тебя видят за работой, это не повредит.
– Ладно, Проныра.
Подъехав к дому, в котором жил Шэйн, Проныра увидел серую автомашину марки "датсун", стоявшую метрах в пятидесяти от калитки. В ней сидели не то двое, не то трое мужчин. Полиция или безопасность, подумал Проныра, вылезая из "фиата".
Он вошел в квартиру и, осмотревшись, понял, что после него с Лорой здесь опять кто-то побывал. Впрочем, такого разгрома, как в прошлый раз, не было. Стол стоял на своем месте, кровать застелена, но Проныра заметил, что ящики в одной из тумб стола наполовину выдвинуты. Он хорошо помнил, что задвинул их. Значит, кто-то продолжает поиски.
Проныра тщательно проверил содержимое всех ящиков. Он не знал, что ищет, однако надеялся наткнуться на что-нибудь, хоть какой-то намек, но ничего такого в ящиках не было. В верхнем лежала фотография Марка, брата Шэйна, убитого "фашистскими свиньями". Те же счета и квитанции в других ящиках. Шарпевильский плакат. Проныра в раздумье огляделся по сторонам. Ему стало как-то не по себе в маленькой комнатушке.
Стук в дверь вернул его к действительности.
– Кто там? – спросил Проныра.
– Полиция.
Проныра открыл дверь. Двое мужчин прошли мимо него в комнату, окинули ее взглядом.
– Что вы тут делаете? – поинтересовался один из вошедших, тот, что был дороднее и погрубее на вид.
– Я мог бы задать вам тот же вопрос, – пожал плечами Проныра.
– Мы при исполнении, – сказал здоровяк.
– И я тоже.
– Послушайте, мистер, инспектор велел вам держаться подальше от этого дела. Нам приказано арестовать вас за вторжение в чужую квартиру.
Проныра рассмеялся:
– Добрый старина Килонзо!
– Я сказал что-нибудь смешное?
– Нет-нет, – ответил Проныра. – Просто мне сдается, что такой роскоши вы не можете себе позволить. Ведь вы как будто ищете певца Шэйна, верно?
– Кто вам это сказал?
– Сам догадался. И еще вы разыскиваете ученого, сбежавшего из Южной Африки. Вам совсем ни к чему, чтобы публика узнала, сколько дров вы наломали в этом деле. Если вы меня арестуете, придется предъявлять обвинение. Дойдет до суда, и моя газета разоблачит вас до самой задницы.
– Вы угрожаете официальным лицам! – возмущенно заговорил второй полицейский.
– Нет, сэр, я вас просто предупреждаю. Вам приказано следить за квартирой и за подозрительными типами, которые могут тут вертеться. Насчет меня у вас никаких инструкций нет. Так что, если вам шкура дорога, лучше оставьте меня в покое.
Казалось, толстый полицейский вот-вот лопнет от распиравшей его ярости.
– Терпеть тебя не могу, и твою писанину тоже! – сказал он. – Вечно пыжишься доказать, что умнее нас. Когда-нибудь...
– Так-так, – перебил его Проныра. – Что же случится когда-нибудь?
Полицейский подошел к двери, отворил ее и пропустил вперед своего напарника.
– Тогда узнаешь... – Он вышел и что есть мочи хлопнул дверью.
В половине шестого Проныра подъехал к "Хилтону" и загнал машину на одну из платных стоянок. После ухода полицейских он еще немного задержался в квартире Шэйна, но ничего не обнаружил. Чувствовал он себя подавленным и усталым.
Проходя мимо стойки портье к буфету, Проныра услышал свое имя.
– Как дела, Проныра? – окликнул его Джозеф.
– Так себе.
– Я ведь с первого взгляда понял, что тот парень в темных очках без багажа и есть ученый. Ты все точно написал в статье. Ученый-беглец. А этот южноафриканский певец – знаешь, я всегда подозревал, что с ним дело нечисто. По тому, как он одевался, как пел, сразу можно было догадаться.
Проныра улыбнулся.
– Верно-верно, – сказал он и пошел дальше.
Хорошо бы и впрямь обладать способностью сразу обо всем догадываться, думал Проныра, принимая от официанта бутылку пльзеньского. Жить было бы легко и просто.
– Странное это дело, – произнес официант.
Проныра взглянул на него:
– Какое дело?
– Да стрельба эта, про которую вы писали.
– Ах, вот ты о чем!
– Очень странное, – продолжал официант. – У нас в отеле никогда раньше стрельбы не было.
– Всегда что-то случается в первый раз.
– Жутко вспомнить. Надо же – хотел бросить тень на официантов!
– Нет, официанты тут ни при чем, – бесстрастным голосом сказал Проныра.
– Знаю. Говорят, это какой-то южноафриканский певец из ночного клуба. Но на нем была наша форма. Поэтому он и пробрался в номер.
Проныра отхлебнул пива, а официант наклонился, чтобы протереть влажной тряпкой стол. Проныра засмотрелся на руку с тряпкой, двигающуюся то туда, то сюда по белой пластиковой поверхности стола. Из коричневого рукава торчала белая манжета рубашки. Проныра поставил бокал на стол.
– Слушай-ка, брат, – спросил он, – а где твой пиджак?
– На мне, – ответил удивленный официант.
– Нет... твой собственный. Не форменный китель.
– А, мой! Внизу, в раздевалке. Мы все там оставляем свои вещи, когда приходим на работу.
Проныра поднялся:
– Ты не проводишь меня туда?
– Не знаю, как и быть. Управляющему не понравится, если я отлучусь.
– Не беспокойся, – сказал Проныра. – Я все ему объясню.
Проныра последовал за официантом через дверь около буфета. Они спустились по лестнице в подвал и вошли в небольшую комнату, где на крючках вдоль стен висела одежда.
– Вот что, приятель, дело серьезное, – сказал Проныpa. – Я пиджак ищу.
– Чей пиджак? – спросил официант.
– Ты ведь знаешь, тот южноафриканский певец, что прикончил парня, был в форме.
– Да, так говорят.
– Где же он ее взял? Может, здесь, как думаешь?
– Наверное. Он мог зайти и взять любой китель с крючка.
– Но сначала ему надо было снять свой пиджак, а потом уж надеть китель.
– Да. Если только на нем был пиджак, – сказал официант.
– Этот певец всегда ходил в пиджаке. Красный в клетку.
Лицо официанта просияло.
– Ага, так вот откуда взялся тот пиджак! – воскликнул он. – Несколько дней здесь висел. Мы все голову ломали, чей он.
– А где он теперь? – Проныра оглядел комнатушку.
– У управляющего... Нет, у кастелянши. Кто-то отнес его ей.
Проныра поспешил к кастелянше. Вес этой добродушной на вид женщины, по всей вероятности, соответствовал ее положению в отеле.
– Чем могу быть полезна, мистер репортер? – спросила она. – Опять что-нибудь вынюхиваете?
– Ну что вы! Человек пришел забрать свой пиджак, а его сразу в чем-то подозревают!
– Какой пиджак?
– Красный в клетку...
– Так это ваш? – Толстуха встала из-за стола, открыла стенной шкаф и вытащила оттуда пиджак. – Этот, что ли?
– Он самый, – обрадовался Проныра. – Я, видать, слегка был под мухой. Знаете, журналисты – народ пьющий. – Он порылся в карманах пиджака. – А бумажник? – воскликнул он.
– Неужели стащили? – ахнула кастелянша. – Вот бесстыжие! То-то они так быстренько его сюда притащили. Много денег-то было?
– Да не в деньгах дело, – сказал Проныра. – Права там и корреспондентская карточка.
Необъятная грудь смотрительницы ходуном ходила от негодования.
– Кошмар! – негодовала она. – Куда катится эта страна? Люди зарятся на чужое...
Она была вне себя, и грудь ее вздымалась, как кузнечные мехи.
– Не стоит так убиваться, – успокоил ее Проныра. – Пиджак я нашел, а права и карточку получить нетрудно. В конце концов, сам виноват. А вам большое спасибо.
– Для отеля это позор.
Проныра возвратился к столику в буфете.
– Вижу, выручили пиджачок, – сказал официант, который водил его в раздевалку. – А пиво не допили.
Полупустая бутылка и почти полный бокал стояли там, где Проныра их оставил. В кармане шэйновского пиджака он нащупал пухлый конверт. Взглянув на пиво, Проныра достал пять шиллингов.
– Сдачи не надо, – сказал он официанту, протягивая деньги.
– А пиво?..
– Ладно, ладно. – Проныра помахал официанту рукой. – Не до пива сейчас. Есть дела поважнее.
– Министр не сказал, когда вернется? – спросил Проныра, листая записную книжку и отыскивая другой телефонный номер.
– Брат, я же сказала, он съехал, – повторила девушка. – Назад не вернется, теперь дошло?
– Дошло, дошло. Не психуй, а то парик свалится!
По другому номеру никто не отвечал.
– Вечно эти телефонистки где-то шляются! – возмутился Проныра, вешая трубку.
Со следующим звонком ему повезло больше.
– Документ, который вам нужен, мистер Проныра, у меня, – услышал он голос таможенника. Тот всегда называл Нельсона "мистер Проныра", чтобы звучало не слишком фамильярно.
– Отлично! Когда я его увижу?
– Может быть, сегодня вечером или завтра. Не знаю.
– Что значит – не знаете? Документ у вас или нет?
– Видите ли, мистер Проныра, документ-то у меня. Если на то пошло, я сейчас держу его в руке. Но дело в том, что...
– У вас в конторе есть копировальная машина?
– О нет, мистер Проныра, не в этом суть...
– А в чем же?
– Это не телефонный разговор, – промямлил таможенник. – Не могли бы мы где-нибудь встретиться?
– Конечно, могли бы. Где хотите.
Старая история, подумал Проныра, опуская трубку. Бедный чиновник, слишком много работы, мизерная зарплата, еле-еле сводит концы с концами. Почему они всегда пристают с этим ко мне? А потом еще окажется, что документ пустячный...
Он говорил по телефону со знакомым из департамента зернопродуктов, когда к его столу подошел Хамиси:
– Ну, как маис?
– Прекрасно, просто прекрасно. Тружусь не покладая рук.
– Да уж, статья должна получиться на славу, судя по тому, сколько времени ты на нее потратил, – сказал Хамиси. – С Капвелой еще не беседовал?
– Никак не могу его застать, – ответил Проныра. – Замбиец скользкий, как угорь. Вчера еще был в "Панафрик", а сегодня выбыл в неизвестном направлении.
– Где же он?
– Никто не знает. – Проныра пожал плечами.
Хамиси пристально посмотрел на Проныру:
– Между прочим, Килонзо почему-то считает, что ты продолжаешь заниматься южноафриканским делом.
– Килонзо? С чего бы это? Я только сегодня утром был у него. Просил сведений о парнях, которые как будто замешаны в контрабанде. Как он может говорить, что я занимаюсь южноафриканским делом? Оно для меня больше не существует.
– Будем надеяться, что это так, Нельсон, – сказал Хамиси, отходя от стола. – Как только закончишь статью о контрабанде маиса, сразу неси ее мне.
Чиновник из департамента зернопродуктов ничем не порадовал журналиста. Проныра напомнил ему об обещании раздобыть хоть что-нибудь, но чиновник сказал:
– Помню, но это, знаете ли, нелегко. Я не могу рисковать своим положением. Если мой начальник пронюхает, что я говорил с вами, у меня будут крупные неприятности. Наберитесь терпения.
Как только Проныра повесил трубку, телефон снова зазвонил. Это был Килонзо.
– Проныра, я даже не рассчитывал на такое везение. Оба парня работают в "Орле". У нас на них есть материал. Раньше они были таксистами, но вот уже три года как служат в "Орле".
– Спасибо, инспектор, – сказал Проныра.
– Не за что, – ответил Килонзо. – И не забывай про свое обещание.
– Какое обещание?
– Не помнишь? Если тебе вдруг станет известно что-нибудь насчет южноафриканского певца или исчезнувшего ученого... Я знаю, что ты оставил это дело. Но если случайно что-то прознаешь, будь так любезен – поделись с нами.
– Непременно, инспектор.
Досье Гарольда Маклеода не дало ничего примечательного.
– Разумеется, подробно изучить каждую папку я не могла, – сказала Лора. – В основном они набиты фотографиями Маклеода на разных собраниях, а точнее говоря, за раздачей чеков благотворительным организациям. Вот то немногое, что удалось о нем собрать. Родился в Шотландии, в Эбердине, в тысяча девятьсот двенадцатом году. В шестнадцать лет приехал с родителями в Кению. Его отец купил ферму в округе Ол-Калу. Учился в колледже герцога Йоркского, потом в Эгертоне. После войны занялся страховым делом, затем внешней торговлей. В тысяча девятьсот пятидесятом году основал фирму "Орел". Считается одним из богатейших людей в стране.
Проныра посмотрел на Лору:
– Негусто, верно?
– Увы, – сказала Лора, отодвигая записную книжку. – О, совсем забыла: во время чрезвычайного положения Маклеод служил в Кенийском полицейском полку.
– А кто из здешних европейцев не служил?
– Что верно, то верно, – сказала Лора. – Несколько папок я еще не просмотрела. Могу попросить библиотекаршу разыскать их на чердаке. Или, может, лучше сходить в Макмиллановскую библиотеку? В номерах "Ист Эфрикэн стандарт" времен чрезвычайного положения о Маклеоде наверняка часто писали.
– Было бы время, мы перерыли бы все, что только можно. Но времени у нас нет. Мы должны разыскать Шэйна, и быстро. А в старых номерах "Ист Эфрикэн стандарт" его не отыщешь!
– Может, показать фотографию Маклеода сестре из клиники? Вдруг она его опознает?
– Да эта рожа всем известна. Чуть ли не в каждом номере газеты печатают его фото.
– Я подумала: не был ли Маклеод одним из белых, похитивших Шэйна?
– Лора, не смеши меня. Чтобы Маклеод при его положении отправился похищать людей в санитарной машине?! Нет, надо выяснить, почему эти парни из его фирмы следили за нами, почему один из них участвовал в похищении Шэйна. Вот и все.
– Я просто подумала, может быть, это неплохая идея, – виновато сказала Лора.
– Идея, может, неплохая, но и недостаточно хорошая. Черт возьми, все, наверное, значительно проще!
– Если бы все было просто, что бы делали Проныры?
– Мир легко бы обошелся без нас.
– Нашел время плакаться.
– Да, ты права. А что касается Маклеода, у меня есть идея получше твоей. Позовем-ка на подмогу нашего индийского друга.
– Черный, ты обезумел, – сказал фотограф. – Сначала среди ночи гонишь меня снимать каких-то молодчиков, а теперь хочешь, чтобы я фотографировал каждого...
– Не каждого, – нетерпеливо вставил Проныра.
– Каждого европейца, – поправился Якуб, – который входит в здание "Орла" и выходит оттуда...
– Вот теперь верно. Каждого европейца.
– Кому и зачем это нужно?
– Не твоего ума дело, Якуб. Делай то, что тебе говорят. Снимки мне нужны к семи вечера.
– Больше ничего не хочешь?
– Больше ничего.
– А кто заплатит за километры отснятой пленки?
– Мой дорогой индийский друг, километры пленки тебе не понадобятся, – сказал Проныра. – Думаю, за весь день каких-нибудь сорок-пятьдесят европейцев войдут в здание "Орла" и выйдут оттуда. Если каждого снять по разу...
– А вдруг я кого-нибудь пропущу?
– Не советовал бы тебе зевать, Якуб. Мне нужен каждый, повторяю, каждый европеец, который войдет в то здание или выйдет из него.
– Еще один вопрос, мистер Шерлок Холмс, – сказал фотограф. – Где мне расположиться, чтобы не привлекать к себе внимания?
– Понятия не имею, Якуб. Уверен, что такой профессионал, как ты, найдет способ. Верно, Лора?
Лора посмотрела на Проныру, потом на фотографа и улыбнулась.
– Ведь выбора-то у него нет, – сказала она.
Якуб вернется с отснятой пленкой через несколько часов, полчаса – на проявление, и еще час – на печатание. Проныра места себе не находил. Лишь бы его затея дала результаты. Чтобы чем-нибудь себя занять, он начал было разузнавать кое-какие детали о деле с контрабандой, но после двух-трех телефонных звонков вынужден был самому себе признаться, что мысли его витают далеко от контрабанды. Он понадеялся, что Хамиси оставит его в покое на некоторое время.
Лора за своим столом печатала статью. Проныра подошел к ней:
– Ты не дашь мне ключ от квартиры Шэйна?
– Зачем он тебе? – спросила она, протянув руку к сумочке.
– Да вот подумал, не заехать ли туда еще раз, – сказал Проныра. – Мы ведь могли что-то проглядеть. Надеюсь, я не заблужусь.
– Хочешь, я тебя отвезу?
– Не стоит. Возьму редакционную машину. Пусть хоть иногда тебя видят за работой, это не повредит.
– Ладно, Проныра.
Подъехав к дому, в котором жил Шэйн, Проныра увидел серую автомашину марки "датсун", стоявшую метрах в пятидесяти от калитки. В ней сидели не то двое, не то трое мужчин. Полиция или безопасность, подумал Проныра, вылезая из "фиата".
Он вошел в квартиру и, осмотревшись, понял, что после него с Лорой здесь опять кто-то побывал. Впрочем, такого разгрома, как в прошлый раз, не было. Стол стоял на своем месте, кровать застелена, но Проныра заметил, что ящики в одной из тумб стола наполовину выдвинуты. Он хорошо помнил, что задвинул их. Значит, кто-то продолжает поиски.
Проныра тщательно проверил содержимое всех ящиков. Он не знал, что ищет, однако надеялся наткнуться на что-нибудь, хоть какой-то намек, но ничего такого в ящиках не было. В верхнем лежала фотография Марка, брата Шэйна, убитого "фашистскими свиньями". Те же счета и квитанции в других ящиках. Шарпевильский плакат. Проныра в раздумье огляделся по сторонам. Ему стало как-то не по себе в маленькой комнатушке.
Стук в дверь вернул его к действительности.
– Кто там? – спросил Проныра.
– Полиция.
Проныра открыл дверь. Двое мужчин прошли мимо него в комнату, окинули ее взглядом.
– Что вы тут делаете? – поинтересовался один из вошедших, тот, что был дороднее и погрубее на вид.
– Я мог бы задать вам тот же вопрос, – пожал плечами Проныра.
– Мы при исполнении, – сказал здоровяк.
– И я тоже.
– Послушайте, мистер, инспектор велел вам держаться подальше от этого дела. Нам приказано арестовать вас за вторжение в чужую квартиру.
Проныра рассмеялся:
– Добрый старина Килонзо!
– Я сказал что-нибудь смешное?
– Нет-нет, – ответил Проныра. – Просто мне сдается, что такой роскоши вы не можете себе позволить. Ведь вы как будто ищете певца Шэйна, верно?
– Кто вам это сказал?
– Сам догадался. И еще вы разыскиваете ученого, сбежавшего из Южной Африки. Вам совсем ни к чему, чтобы публика узнала, сколько дров вы наломали в этом деле. Если вы меня арестуете, придется предъявлять обвинение. Дойдет до суда, и моя газета разоблачит вас до самой задницы.
– Вы угрожаете официальным лицам! – возмущенно заговорил второй полицейский.
– Нет, сэр, я вас просто предупреждаю. Вам приказано следить за квартирой и за подозрительными типами, которые могут тут вертеться. Насчет меня у вас никаких инструкций нет. Так что, если вам шкура дорога, лучше оставьте меня в покое.
Казалось, толстый полицейский вот-вот лопнет от распиравшей его ярости.
– Терпеть тебя не могу, и твою писанину тоже! – сказал он. – Вечно пыжишься доказать, что умнее нас. Когда-нибудь...
– Так-так, – перебил его Проныра. – Что же случится когда-нибудь?
Полицейский подошел к двери, отворил ее и пропустил вперед своего напарника.
– Тогда узнаешь... – Он вышел и что есть мочи хлопнул дверью.
В половине шестого Проныра подъехал к "Хилтону" и загнал машину на одну из платных стоянок. После ухода полицейских он еще немного задержался в квартире Шэйна, но ничего не обнаружил. Чувствовал он себя подавленным и усталым.
Проходя мимо стойки портье к буфету, Проныра услышал свое имя.
– Как дела, Проныра? – окликнул его Джозеф.
– Так себе.
– Я ведь с первого взгляда понял, что тот парень в темных очках без багажа и есть ученый. Ты все точно написал в статье. Ученый-беглец. А этот южноафриканский певец – знаешь, я всегда подозревал, что с ним дело нечисто. По тому, как он одевался, как пел, сразу можно было догадаться.
Проныра улыбнулся.
– Верно-верно, – сказал он и пошел дальше.
Хорошо бы и впрямь обладать способностью сразу обо всем догадываться, думал Проныра, принимая от официанта бутылку пльзеньского. Жить было бы легко и просто.
– Странное это дело, – произнес официант.
Проныра взглянул на него:
– Какое дело?
– Да стрельба эта, про которую вы писали.
– Ах, вот ты о чем!
– Очень странное, – продолжал официант. – У нас в отеле никогда раньше стрельбы не было.
– Всегда что-то случается в первый раз.
– Жутко вспомнить. Надо же – хотел бросить тень на официантов!
– Нет, официанты тут ни при чем, – бесстрастным голосом сказал Проныра.
– Знаю. Говорят, это какой-то южноафриканский певец из ночного клуба. Но на нем была наша форма. Поэтому он и пробрался в номер.
Проныра отхлебнул пива, а официант наклонился, чтобы протереть влажной тряпкой стол. Проныра засмотрелся на руку с тряпкой, двигающуюся то туда, то сюда по белой пластиковой поверхности стола. Из коричневого рукава торчала белая манжета рубашки. Проныра поставил бокал на стол.
– Слушай-ка, брат, – спросил он, – а где твой пиджак?
– На мне, – ответил удивленный официант.
– Нет... твой собственный. Не форменный китель.
– А, мой! Внизу, в раздевалке. Мы все там оставляем свои вещи, когда приходим на работу.
Проныра поднялся:
– Ты не проводишь меня туда?
– Не знаю, как и быть. Управляющему не понравится, если я отлучусь.
– Не беспокойся, – сказал Проныра. – Я все ему объясню.
Проныра последовал за официантом через дверь около буфета. Они спустились по лестнице в подвал и вошли в небольшую комнату, где на крючках вдоль стен висела одежда.
– Вот что, приятель, дело серьезное, – сказал Проныpa. – Я пиджак ищу.
– Чей пиджак? – спросил официант.
– Ты ведь знаешь, тот южноафриканский певец, что прикончил парня, был в форме.
– Да, так говорят.
– Где же он ее взял? Может, здесь, как думаешь?
– Наверное. Он мог зайти и взять любой китель с крючка.
– Но сначала ему надо было снять свой пиджак, а потом уж надеть китель.
– Да. Если только на нем был пиджак, – сказал официант.
– Этот певец всегда ходил в пиджаке. Красный в клетку.
Лицо официанта просияло.
– Ага, так вот откуда взялся тот пиджак! – воскликнул он. – Несколько дней здесь висел. Мы все голову ломали, чей он.
– А где он теперь? – Проныра оглядел комнатушку.
– У управляющего... Нет, у кастелянши. Кто-то отнес его ей.
Проныра поспешил к кастелянше. Вес этой добродушной на вид женщины, по всей вероятности, соответствовал ее положению в отеле.
– Чем могу быть полезна, мистер репортер? – спросила она. – Опять что-нибудь вынюхиваете?
– Ну что вы! Человек пришел забрать свой пиджак, а его сразу в чем-то подозревают!
– Какой пиджак?
– Красный в клетку...
– Так это ваш? – Толстуха встала из-за стола, открыла стенной шкаф и вытащила оттуда пиджак. – Этот, что ли?
– Он самый, – обрадовался Проныра. – Я, видать, слегка был под мухой. Знаете, журналисты – народ пьющий. – Он порылся в карманах пиджака. – А бумажник? – воскликнул он.
– Неужели стащили? – ахнула кастелянша. – Вот бесстыжие! То-то они так быстренько его сюда притащили. Много денег-то было?
– Да не в деньгах дело, – сказал Проныра. – Права там и корреспондентская карточка.
Необъятная грудь смотрительницы ходуном ходила от негодования.
– Кошмар! – негодовала она. – Куда катится эта страна? Люди зарятся на чужое...
Она была вне себя, и грудь ее вздымалась, как кузнечные мехи.
– Не стоит так убиваться, – успокоил ее Проныра. – Пиджак я нашел, а права и карточку получить нетрудно. В конце концов, сам виноват. А вам большое спасибо.
– Для отеля это позор.
Проныра возвратился к столику в буфете.
– Вижу, выручили пиджачок, – сказал официант, который водил его в раздевалку. – А пиво не допили.
Полупустая бутылка и почти полный бокал стояли там, где Проныра их оставил. В кармане шэйновского пиджака он нащупал пухлый конверт. Взглянув на пиво, Проныра достал пять шиллингов.
– Сдачи не надо, – сказал он официанту, протягивая деньги.
– А пиво?..
– Ладно, ладно. – Проныра помахал официанту рукой. – Не до пива сейчас. Есть дела поважнее.
12
Проныра залез в автомобиль, вынул из пиджака Шэйна конверт и открыл его. В конверте лежало два письма. По виду бумаги можно было догадаться, что их часто перечитывали. Была в конверте и фотография белой девушки с длинными золотистыми волосами. Лора будет не в восторге, подумал Проныра, разворачивая одно из писем. Из сложенного листка что-то выпало. У Проныры перехватило дыхание. Это была фотография теперь уже мертвого европейца, сыгравшего роль "подсадной утки"! Проныра перевернул снимок – никаких надписей на обороте. Письмо отправили год назад из Йоханнесбурга, как явствовало из написанного в уголке адреса. Само письмо было весьма кратким:
"Посылаю фотографию человека, убившего вашего брата. Трудно рассчитывать, что когда-нибудь вы столкнетесь с этим ублюдком, но, уж если это случится, надеюсь, вы воздадите ему по заслугам".
Проныра снова посмотрел на фотографию белого. Никаких темных очков, но, несомненно, это он – та же квадратная челюсть, густые темные волосы. Множество вопросов тут же зародилось в голове Проныры. Но он отогнал их и обратился ко второму письму. Оно выглядело еще потрепаннее первого, помечено было более ранней датой и написано другой рукой. Проныра перевернул листок и взглянул на подпись: "Марк"!
Он прочел письмо.
"Дорогой Лабан!
Привет тебе от всех наших. Надеемся, ты скоро напишешь, и мы узнаем, как у тебя дела. Мама говорит, что, если ты не поторопишься с ответом, она поедет в Найроби и заберет тебя домой. Артрит по-прежнему беспокоит отца, но в остальном с ним все в порядке.
"Посылаю фотографию человека, убившего вашего брата. Трудно рассчитывать, что когда-нибудь вы столкнетесь с этим ублюдком, но, уж если это случится, надеюсь, вы воздадите ему по заслугам".
Проныра снова посмотрел на фотографию белого. Никаких темных очков, но, несомненно, это он – та же квадратная челюсть, густые темные волосы. Множество вопросов тут же зародилось в голове Проныры. Но он отогнал их и обратился ко второму письму. Оно выглядело еще потрепаннее первого, помечено было более ранней датой и написано другой рукой. Проныра перевернул листок и взглянул на подпись: "Марк"!
Он прочел письмо.
"Дорогой Лабан!
Привет тебе от всех наших. Надеемся, ты скоро напишешь, и мы узнаем, как у тебя дела. Мама говорит, что, если ты не поторопишься с ответом, она поедет в Найроби и заберет тебя домой. Артрит по-прежнему беспокоит отца, но в остальном с ним все в порядке.