— Везде грязь, смрад, нечистоты… Где-то там нас ждут опустившие руки, но готовые принять помощь. Слепые, но готовые прозреть. Неужели мы откажем им?
   Светка подошла, положила ему руки на плечи и прижалась грудью к его спине.
   — Нет, мы им поможем. Но сначала нам нужно спасти твоего учителя.
   Мы обязаны ему нашей встречей, нашей новой жизнью. Мы не можем
   просто так вот взять и бросить его в этом болоте.
   — Но он не перенесет посвящения, — возразил Дима не очень уверенно, — он
   говорил, что у него больное сердце.
   — Он сильный духом, воля, которая открыла ему новую дорогу, не даст
   ему погибнуть. А мы будем осторожны, мы будем очень осторожны и
   очень аккуратны.
   Видя, что Дмитрий задумался, Светка повернула его лицом к себе и посмотрела ему в глаза.
   — Он дал нам смысл существования, и ты еще думаешь, надо ли помочь
   ему быть с нами? Ты не уверен в своих силах? Ты, творец! Так дай ему
   все, к чему он стремится!
   Его прозрачные серые глаза стали задумчивы, он загасил сигарету и дотронулся ладонью до ее растрепанных волос.
   — Ты поможешь мне? Ты поддержишь меня? Иначе я не смогу.
   — Ты сможешь, но я, конечно, буду с тобой. Знаешь, где он живет?
   — Я был у него один раз. Но если он не захочет?
   Едва касаясь, она погладила его руку с обнаженными венами. Он слегка поморщился. Светка поняла, почему. Ему тоже требовались обезболивающие, но он принимал это, как неизбежную необходимость. Как часть новой жизни.
   — Когда все будет завершено, твой учитель примет это с радостью. Мне тоже не оставили выбора, и это правильно, так не дадим сомнениям остановить его. Едем, — сказала Светка, — привезем его, подготовим, а перед посвящением я сделаю
   тебе укол. Чтобы рука была твердой. Это его машина там, под окном?
   — Да, он оставил ее мне на всякий случай.
   Она натерла себе руки, грудь и живот гелем, передала ему тюбик и повернулась спиной. Дима выдавил горку геля на руку, растер между ладоней и, закрыв глаза, стал медленно и осторожно втирать, чувствуя под пальцами рубцы, переплетения, косички и бахрому переплетенной с золотыми нитями Светкиной кожи. Не открывая глаз, словно читая текст книги, написанной для незрячих, он опустился на колени и провел ладонями сверху вниз по ее ягодицам. Ощутив, как дрогнули ягодичные мышцы, когда его пальцы коснулись едва заживших ожоговых рубцов, он замер, испугавшись, что причинил боль.
   — Все еще больно? — спросил он.
   Светка повернула голову и посмотрела на него через плечо.
   — Нет, — твердо сказала она. — Нет, уже не больно.
 
   Ольга уж несколько часов сидела перед компьютером, пытаясь понять, что ей показалось знакомым в видеозаписи. Стараясь не смотреть, что творится в кресле, она разглядывала видимые участки стен и пола. Что-то ускользало от внимания, что-то существенное, промелькнувшее на экране. Она сварила кофе, закурила и снова уселась на вращающийся стул. Вот комната с креслом посередине. Белые стены, тяжелые занавески, светлый паркет пола с выложенным под креслом кафельным квадратом. Камера крупно взяла сидящего в кресле парня. Все, теперь уже ничего кроме него не покажут. Что же я пропустила? Белые стены, занавески… Стоп! Ольга включила запись снова и почти сразу остановила ее. Занавески, тяжелые, как портьеры. Она выделила участок в углу экрана и увеличила его. Какой знакомый узор на ткани. Точно такую ткань она выбирала вместе с Вадимом. Он тогда купил квартиру и отремонтировал ее, переделав в студию. Убрал почти все стены, покрасил все в белый цвет, вставил стеклопакеты. Одна стена стала целиком зеркальной. Они тогда занимались любовью прямо на полу, и зеркало отражало каждое движение…
   Ольга поспешно запустила вторую запись. Сероглазый парень режет девчонку, хирургическая лампа освещает его, но и другая половина тела освещена. Это или еще один источник света, или отраженный свет падает от зеркала…
   Я поеду к Вадиму, решила Ольга, я выясню все на месте. Она вскочила со стула и стала лихорадочно одеваться. Мысли бились в голове, как пойманные в клетку птицы. Зачем он приходил ко мне? Посмотреть, как живу? Но я ему неинтересна, он сам сказал. Он посмотрел, что у меня на компьютере. Ну и что? Обычное любопытство.
   Она натянула майку через голову, схватила сумочку и вдруг остановилась, присела на стул и задумалась.
   Я приеду, а он там с какой-нибудь бабой. Трахается перед тем зеркалом. Занавески, которые мы вместе выбирали, раздвинуты, и их тела отражаются в зеркале, купаясь в дневном свете, как мы тогда…
   Она швырнула сумку на пол. Не могу я так, не могу.
 
   Они ждали, сидя в машине, уже больше двух часов, поставив джип под раскидистый ясень во дворе одноподъездного двенадцатиэтажного дома. Наступил вечер, Диме стало плохо, Светку тоже знобило, и она раскурила папиросу с травкой.
   — А если сегодня он не придет? — в который раз спросил Димка.
   — Значит, подъедем завтра, послезавтра.
   К дому подкатил серебристый «Континенталь», Светка попыталась разглядеть водителя.
   — А это не он? — спросила она.
   Дима разогнал перед лицом папиросный дым и присмотрелся, наклонившись к лобовому стеклу.
   — Похоже, — неуверенно протянул он, — да, это он.
   — Ну, пошли. Я его отвлеку, а ты…
   Рец вылез из машины, включил сигнализацию и, пряча в карман ключи, направился к подъезду.
   — Мужчина, развлечься не желаете?
   Он повернулся на голос. Девушка приближалась, призывно покачивая бедрами. Свет фонаря, освещающий ее сзади, мешал разглядеть лицо.
   — Смотря как развлекать будешь, — усмехнувшись сказал он.
   — Придумаем что-нибудь, — сказала девушка, входя в круг света от подъезда.
   — Ты…, — только и успел сказать Рец до того, как ему на лицо упала тряпка с хлороформом.
   Он схватил напавшего за руки, но тут Светка ударила его ногой в пах. Боль, видимо, парализовала его, и удушливая приторная темнота сомкнулась над ним.
   Вдвоем с Димой они подтащили обмякшее тело к джипу, перевалили в багажник.
   — Подожди, не закрывай, — попросила Светка.
   — Что там?
   — Ключи, — она пошарила в карманах куртки Реца, — вот они. Ты знаешь номер его квартиры?
   — Нет. Седьмой этаж, справа от лифта. Что ты задумала?
   — Ничего особенного, жди меня в машине.
   Дверь квартиры была железная, массивная, как в банке. Света быстро прошла по всем комнатам, всюду зажигая свет. Прихожая, спальня, холл, за ним маленькая комната, оборудованная, как компьютерный клуб. Компьютер в режиме ожидания. Она тронула мышку, и экран большого монитора осветился. Светка нашарила позади себя кресло на колесиках и рухнула в него. Она ожидала чего-то подобного, но все же не верила, что так будет. На экране была комната со стоящим в центре странным, похожим на стоматологическое креслом. Потолок и стены, кроме одной, зеркальной, были выкрашены матовой белой краской. На полу лежал водяной матрас.
   — Подонок, — прошептала Светка.
   Щелкая иконки внизу экрана, она переключала вид комнаты с трех разных камер. Затем отступила по времени на несколько часов. На экране они с Димой занимались любовью. Странное это было зрелище. Двое изуродованных людей пытались доставить друг другу наслаждение, тщетно стараясь не причинить боли.
   — Подонок, — повторила Светка, вытирая ладонью слезы.
   Она запустила форматирование жесткого диска, убедилась, что все идет, как надо, погасила свет и вышла из квартиры.
   Димка сидел, прикрыв глаза, откинув голову на подголовник.
   — Все в порядке, — спросил он.
   — Да, все нормально, — стараясь говорить как можно более естественным тоном, ответила Светка. — Поехали.
   Фонарь у подъезда пятиэтажки не горел. Димка подал машину почти вплотную к дверям. Светка открыла багажник, огляделась. Рец был не толстый, но обмякшее тело было очень неудобно нести. На своем этаже они положили его на пол.
   Светка открыла дверь и, взяв лежащее ничком тело за руки, втащила его в квартиру. Дмитрий бессильно прислонился к косяку двери. Настроение у него было неважное, начиналась ломка. Кроме того, он был не уверен в правильности того, что они со Светкой хотели сделать.
   Закрыв за собой дверь, он прошел в комнату и, опустившись на пол, привалился к зеркалу спиной. Шторы были наглухо задернуты, лампа горела вполнакала, освещая кресло. Рядом с креслом ничком лежал Рец. Светка, перебирая ампулы, копалась в холодильнике. Чувствуя, как внутри нарастает дрожь, Дима кашлянул, стараясь привлечь ее внимание.
   — Свет, я подумал… — он замолчал, потому что она вошла в комнату.
   В руках у нее был шприц.
   — Давай-ка сначала полечим тебя, а потом скажешь, что хотел.
   Димка снял куртку, рубашку и вытянул руку. Света, пальцами придержав вену, быстро ввела иглу. Поршень пошел назад. Контроль. Димка подумал, что его можно и не делать, раз вены обнажены, но ничего не сказал и залюбовался ее тонкими изящными пальцами.
   Она вынула иглу и согнула его руку, накрыв ваткой место укола.
   — Это немного тебя взбодрит. Посиди, пока я его подготовлю, — она кивнула в сторону лежащего тела.
   Голос ее изменился, стал уверенным, словно она почувствовала свою значимость и приняла ответственность за грядущее.
   Димка хотел что-то сказать, придержал ее. Она вопросительно взглянула ему в глаза. Он залюбовался ее нежным лицом. Приход мягко ударил ему в голову и, обмякнув, он откинулся назад. Прикрыв глаза, он слышал, как она перекладывает безвольное тело Реца, шуршит одеждой. Силы постепенно возвращались к нему. Он уже не сомневался в том, что помогая Рецу обрести новую жизнь они поступают правильно. Он открыл глаза. Светка, присев на корточки, тащила с Реца майку.
   — Дай-ка я, — сказал Димка, поднимаясь на ноги, — ты подлечись. Тоже, наверное, не помешает.
   Светка отошла, зашуршала бумагой, распаковывая шприц. Димка снял с Реца ботинки, расстегнул ремень брюк.
   — Как ты думаешь, он не рассердится, увидев, что голый? — спросил он.
   — Он ведь тоже медик, — рассудительно сказала Светка, — так что, я думаю, проблем не будет.
   — И то верно, — согласился Димка, — посмотри, что это с ним, — он указал на чудовищно распухшую, посиневшую мошонку.
   Светка взглянула через его плечо.
   — Фу, гадость какая. Наверное, подцепил что-то.
   Покончив с одеждой, Дмитрий взвалил Реца в кресло, пристегнул ремнями руки и голову. Подошла Светка, придерживая ватку на сгибе локтя.
   — Поставь сразу кляп, — сказала она.
   — Думаешь, надо?
   — Ты же помнишь мою реакцию.
   Димка улыбнулся.
   — Да, реагировала ты бурно, — он чмокнул ее в уголок губ. — Но ведь
   сейчас ты не жалеешь?
   — Нет, — шепнула она, наклонив к себе его голову, — нисколько.
   Он почувствовал ее горячее дыхание, острые зубки слегка куснули его за ухо.
   — Подожди.
   Он вставил Рецу кляп, затем повернулся к ней и привлек к себе.
   Они любили друг друга, не обращая внимания на боль. Прошитые золотом выпуклые шрамы на обнаженных телах сплетались, в кровь царапая едва зажившие розовые рубцы инсталляций. Затуманивающее разум желание заставляло причинять страдания партнеру, чтобы тут же гасить боль поцелуями, собирать губами кровь с трепещущего тела и вновь сжимать его в судорожных объятиях.
 
   Сквозь шум струящейся воды Волохову послышался стук в дверь ванной комнаты. Как обычно перед сном, он решил принять душ.
   — Что такое, — крикнул он, отдернув занавеску.
   — Павел, — Иван приоткрыл в ванную дверь, но заглянуть постеснялся, — у вас
   телефон звонит.
   — Ну, так возьми и ответь.
   — Хорошо.
   — Кого там на ночь глядя… — проворчал Волохов, выключая воду.
   Быстро растеревшись махровым полотенцем, он вышел из ванной.
   — Ну, что?
   — Я не понял, — сказал недоуменно Иван.
   Он стоял посреди комнаты, растерянно глядя на зажатую в руке трубку. Волохов взял телефон и послушал короткие гудки.
   — Уже отключились. Что хоть сказали-то?
   — Кто-то кашлял, а может, смеялся, — пожал плечами Иван, — я разобрал
   только, что это какой-то Витек.
   — Витек? Ты не перепутал?
   — Нет.
   — Откуда он мог звонить? — пробормотал Волохов. — Ладно, давай спать.
   Завтра разберемся.
   Трубка у него в руке запищала, он быстро поднес ее к уху.
   — Да?
   — Паша…
   Голос был такой хриплый и слабый, что Волохов не сразу узнал.
   — Виктор, ты?
   — Я, Паша, я. Слушай, тут один человек приходил. Тебя искал. Хитрый
   такой, нехороший человек. Злой.
   — Так, приходил человек — и что?
   — Велел тебе кое-что передать. Позвонить велел. Трубу оставил, — Витек
   снова мучительно закашлялся.
   — Виктор, ты на старом месте? — крикнул Волохов. — Я сейчас буду. Я
   быстро.
   — Ладно, только что-то плохо мне.
   — Я быстро, Витек. Иван, одевайся. Фонарь возьми.
   Иван быстро натянул джинсы и майку, сунул ноги в кроссовки. Волохов уже стоял у двери, нетерпеливо на него поглядывая.
   — Давай, давай, Ваня.
   Они быстро спустились по лестнице, и Волохов бегом бросился вдоль дома и через мост над депо к железнодорожной линии. Иван едва успевал за ним. Перебежав мост, они припустили направо вдоль шпал по еле заметной тропинке. Иван стал отставать. Впереди замаячил бетонный забор, за ним темнел лес. Волохов с разбегу взлетел на забор и протянул Ивану руку.
   — Быстрее.
   Буквально перекинув мальчишку через бетонную ограду, он устремился прямо через лес, проламываясь сквозь кустарник. Иван задыхался, ветви били по лицу, цеплялись за одежду. Он включил фонарь. Яркий луч заметался, освещая стену деревьев, среди которых мелькала спина Волохова. Он удалялся с каждым шагом. Заметив направление, в котором он двигался, Иван сбавил темп. Все равно так быстро бежать он не мог.
   Волохов выбежал на поляну. Возле тлеющего костра, головой на объемистом пластиковом пакете, лежал Витек. Недалеко, укрытая до подбородка курткой, лежала Люси. Проходя мимо, Волохов взглянул на нее. Мертвые глаза Люськи смотрели в темное вечернее небо.
   Волохов присел над Витьком на корточки.
   — Виктор, — он потряс лежащего на спине Витька за плечо, — ты как?
   — Паша… пришел.
   — Кто здесь был?
   — Не знаю. Сказал, что ищет тебя. Бледный такой, черная бородка, лицо, будто из пластилина, мягкое. Велел адрес тебе передать, — Витек разжал кулак, — вот, я записал, чтобы не забыть. Я знаю, где это. На Верхней Масловке, чуть не доходя дома, где художники всякие жили. Слева пятиэтажки. В одной из них.
   Витек закашлялся, на губах показалась кровь.
   — Он нас водкой угощал. Я бы не стал, да Люська жадная на халяву. Давай да давай.
   Волохов оглядевшись увидел две пустые бутылки. Взяв одну, он понюхал горлышко и сразу вспомнил гнилой вкус во рту после схватки на Тверском бульваре.
   Подошел Иван и встал чуть сзади, тяжело дыша.
   Витек зашевелился, пощупал пакет под головой и удовлетворенно вздохнул.
   — Костюм мой джинсовый. Люська, зараза, пропить хотела. Вот, теперь, спать на нем приходится. Она-то уже спит, поди? Все ж таки литр мы съели. И без закуски.
   — Спит она, Виктор, спит.
   Волохов взял его руку и ощутил судорожное пожатие.
   — А телефон он мне оставил. Где-то здесь лежит. Завтра домой пойду, хватит, погулял, — он опять мучительно закашлялся, — что-то я вижу плохо, Паша.
   — Ничего, ничего, все нормально.
   В горле у Витька захрипело, он приподнял голову и до боли сжал Волохову ладонь. Тело его дернулось, он бессильно откинулся на траву и затих.
   Волохов высвободил ладонь и провел пальцами по его лицу, закрывая остановившиеся глаза.
   — Он умер? — тихо спросил Иван.
   Под руку Волохову попалась телефонная трубка. Он сжал ее в руке и поднялся на ноги, невидящими глазами уставясь на нее. Трубка хрустнула в кулаке, на землю посыпались осколки пластмассы. Волохов отбросил в сторону изуродованный телефон, сжал ладонями виски и поднял голову к небу. Дикая неконтролируемая злоба, которой так боялись древние новгородцы, охватила его.
   Страшный рев взметнул со спящих деревьев устроившихся на ночлег птиц. Иван, закрыв руками уши, согнулся от боли.
   Он с ужасом увидел, как меняется облик Волохова, как бугрится кожа, становясь черной, как открытый рот превращается в чудовищную пасть, полную снежно-белых клыков. Казалось, даже деревья пригнулись, страшась ярости рождающегося на глазах Ивана чудовища.
   Рев стих так же внезапно, как и возник. Пред Иваном снова стоял знакомый парень, чуть старше его самого. Сжав руками голову, он раскачивался, как от терзающей его боли.
   — Кто вы, Павел?
   — Я? Кто я? — Волохов резко обернулся к Ивану. Глаза его были желтыми, драконьими, лицо исказила злобная гримаса, — я — никто! Я — пустое место!
   Он упал на колени и с маху вонзил кулаки в землю по запястья.
   — Я — пережиток прошлого. Я люблю лежать в тине, в тишине и покое, — прошипел Волохов, повернув искаженное лицо к Ивану, — что вам от меня надо? Я ничего не могу! Ничего!
   Тяжело дыша, он скорчился, припав к земле и потряхивая головой, как лошадь, которую жалят оводы.
   Иван подошел к вытянувшемуся на траве телу Витька, встал на колени и, склонив голову, зашептал молитву.
   Волохов оглянулся на него, поднялся с колен и отошел в сторону, доставая свой телефон.
   — Сергей? Моему напарнику нужна охрана. Сам я буду занят по нашему делу. Да, двоих хватит. Второй часовой завод на Балтийской знаете? Ах, вы ресторан «У банкира» там знаете. Ладно, пусть подъезжают через полчаса, я встречу. Понял, синий «Лендровер».
   Он убрал телефон в карман.
   — Иван, ты закончил?
   — Еще женщина.
   — Обойдется, — резко сказал Волохов, — пошли.
   — Нет, — Иван твердо посмотрел ему в глаза, — нет, не обойдется!
   Волохов, удивленно хмыкнув, скривил губы.
   — Что это с тобой? Ладно, подожду.
   Пока они шли к месту встречи, Волохов угрюмо молчал. Иван совсем запыхался, еле поспевая за ним. Только увидев поджидающий джип, Волохов взял парнишку под руку.
   — Ты извини меня, Ваня, ладно? Не знаю, что вдруг нашло, — он махнул рукой.
   — Да ничего, — кивнул Иван.
   — Значит так. Там, в машине, — Волохов показал рукой вперед, — два парня. По виду скорее всего — натуральные бандиты, но ты не бойся, это свои. Мне надо уйти. Ты угости их чаем, что ли, телевизор пусть смотрят. И никому не открывайте дверь. Понял?
   — Понял.
   — Возможно, сегодня все решится. Я позвоню.
   — Я не готов, Павел.
   — Зато я готов! Я так готов, что… — не договорив, Волохов скрипнул зубами.

Глава 21

   Передача началась около трех часов назад. На экране была знакомая комната с креслом под хирургической лампой. Комната была пуста, но Ольга, боясь пропустить что-то важное, ходила по студии из угла в угол, поглядывая на монитор. Звук она включила на полную мощность, но в пустой квартире было тихо, как в могиле.
   Скрежет ключа в дверном замке, раздавшийся из колонок, заставил ее броситься к монитору. Дверь распахнулась, кто-то, неловко пятясь, волоком втащил в квартиру бесчувственное тело. Еще один человек шагнул через порог, и Ольга узнала сероглазого паренька.
   — Дверь закрой.
   По голосу Ольга узнала девчонку.
   Парень послушно запер дверь и, пройдя в комнату, бессильно присел на пол у зеркала. Девушка включила полный свет, и Ольга узнала в лежащем ничком мужчине Вадима.
   — Ну, вот и все, — сказала она, решительно поднимаясь.
   Быстро одевшись, она взглянула на экран. Девчонка стаскивала с Вадима рубашку, перекатывая по полу безвольное тело.
   Оставив компьютер включенным, Ольга быстро оделась и выскочила из квартиры. Перебежав улицу, она подняла руку, пытаясь поймать частника. Как назло никто не останавливался. Наконец подъехал троллейбус. Ольга вошла и троллейбус не спеша тронулся, аккуратно перевалил через трамвайные пути и покатил вдоль кладбища, ныряя из желтоватого света фонарей в тень неосвещенных участков. Притормозив у остановки, подобрал двух пассажиров и, разогнавшись, забрался на мост над Савеловским вокзалом. Вокзальная площадь даже в это время кипела водоворотом пассажиров. Наверное, электричка подошла, подумала Ольга. Народ спускался в метро, штурмом брал редкие автобусы, и она позавидовала обыденной суете, где каждый думал о насущном, решая сиюминутные проблемы. Дом, работа, семья…
   На пересечении с Вятской троллейбус остановился. Впереди, закрывая проезд, стоял сошедший с рельсов на повороте трамвай. Зеленый тягач, зацепив трамвай тросом, исходил сизым дымом из выхлопной трубы, пытаясь вернуть его на рельсы. Ольга присела на мягкое сиденье. Что они хотят сделать с Вадимом. Может, он просто пьян, или под дозой? Когда мы были вместе, он любил покурить травки, иногда доставал кокаин. А девчонка, похоже, оправилась. Может, они даже втроем живут. Ты что, скажут, тетя, в компанию просишься? Посмеются и выпроводят, как побирушку… Но ведь она так мучилась, эта девочка. Нет, надо все выяснить, а там, будь, что будет!
   Ольга подошла к водителю и попросила открыть двери, решив идти пешком.
   Она узнала стоявшую у подъезда машину Вадима. Багажник был приоткрыт, в замке зажигания торчали ключи. Поднявшись на его этаж, она подошла к знакомой двери и нажала кнопку звонка. Железная, обшитая деревом дверь поглощала звуки, но все же далекий перезвон Ольга слышала. Она слишком долго добиралась. Они или опять ушли, или просто отключились. Отчаявшись, она заколотила по деревянной облицовке кулаками, пнула ногой, отбив пальцы, как вдруг дверь приоткрылась. В квартире было темно. Осторожно ступив через порог, Ольга пошарила рукой слева, где, как она помнила, был выключатель. Над головой вспыхнула лампочка, спрятанная в глиняный плафон с вертикальными прорезями. Узкие лучи, пробивая темноту, осветили призрачным светом лишенную простенков квартиру. В центре темнело кресло с повисшей над ним бестеневой лампой. Воздух в квартире был густой, неприятно затхлый, будто смешавшийся с запахами отхожего места. Ольга прикрыла за собой дверь и сделала два шага. Ей показалось, что каблуки слишком громко стучат по дереву паркета, и, скинув туфли, она снова шагнула вперед. Кто-то возник рядом с ней справа, она сдавленно охнула и шарахнулась в сторону. Нет, ее никто не преследовал, это было то самое огромное зеркало. Ей почудился прерывистый вздох. Медленно, прислушиваясь к шороху своих босых ног, она подошла к креслу. Ступням стало холодно, она посмотрела вниз. Под ногами был кафель. В кресле, в отраженном от стен свете, смутно проступала фигура человека. Чуть поодаль, на полу, темнело еще одно тело. Ольга провела рукой по стойке лампы, нащупала выключатель и нажала его. Свет водопадом обрушился на сидящего в кресле. Ольга поднесла ладонь ко рту, останавливая готовый вырваться крик ужаса. Несмотря на свои картины, от которых ее и саму иногда воротило, она никогда не видела, что можно сделать с человеком с помощью обычного медицинского скальпеля. Никогда не видела истекающего кровью человека, который дрожал то ли в ознобе, то ли в предсмертной агонии. Лоб и лицо сидящего пересекали зигзагообразные порезы. Темная кровь, стекая по лицу, заполнила брови, склеила ресницы, запеклась в бородке и, оставив потеки на шее, слилась в одно русло с вытекающей из ран на груди. То, что Ольга приняла за остатки одежды, оказалось лоскутами кожи, частично содранной с груди и живота и свисающей с тела наподобие обрывков рубашки.
   Почувствовав, как желудок свело судорогой и к горлу стремительно поднимается заполняющий пищевод тошнотворный комок, она бросилась в кухню. Рот наполнился теплой полупереваренной пищей, губы разжались, и прежде, чем она успела добежать до мойки, рвотная масса хлынула изо рта. Сотрясаемая крупной дрожью, она повисла на мойке, опираясь на нее локтями и грудью. Слезы застилали глаза, но опустевший желудок снова и снова сжимался в спазмах, заставляя что-то мерзкое, полужидкое заполнять рот. На ощупь открутив кран, Ольга сунула голову под струю, жадно ловя губами бегущую по лицу воду. Наконец позывы стали реже, и она смогла отдышаться и вытереть лицо. Стараясь не наступить в рвоту, она вернулась к креслу и, стиснув зубы, взглянула в лицо сидящего в нем мужчины. Ах, как просто было живописать изломанные пытками человеческие тела.
   Глаза мужчины были открыты, и ей показалось, что они заполнены мутными, с красными прожилками бельмами. Но вот из-под век медленно выползли зрачки и перекатились в ее сторону. Искаженное страданием лицо показалось ей знакомым. Преодолевая отвращение к чужой крови и боязнь причинить боль, мокрыми ладонями она стерла кровь с лица сидящего.
   — Оля, — прошептал он, — это ты… Помоги мне.
   — Вадим, — потерянно сказала она, — что здесь произошло?
   — Я тебе все расскажу. Это все она… это она меня… и его она убила.
   Вадим повел глазами в сторону лежащего на полу тела. Из-под куртки, прикрывающей бедра, расползалась матово блестевшая лужа. Обойдя ее, Ольга склонилась над лежащим. Повернутое в профиль лицо было странно спокойным. Она коснулась запястье, проверяя пульс, и, ощутив под пальцами холодные, выступающие из кожи жгутики вен, поняла, кто перед ней.
   — Это она убила, — прошептал Вадим, — она психопатка, маньячка…
   Ольга вгляделась в угол комнаты, быстро вернулась в круг света и развернула лампу.
   Привалясь спиной к зеркалу, глядя на нее безумными глазами, сидела Светка. Ее обнаженное тело, покрытое узорами золотых нитей, блестело, как перламутр. Бабочки и майские жуки, расправившие крылья под грудью и на животе, казалось, жили своей жизнью, подрагивая прозрачными крыльями в такт неровному дыханию. Ольга подбежала к ней. От безвольного рта тянулась нитка слюны, с влажных волос на лобке на пол стекали капли мутной жидкости.