– Cochons. Свиньи.
   Корри сочувственно вздохнула. По мере наступления холодов туристов становилось все меньше, а местных завсегдатаев ничем не удивишь. Девушка снова вздрогнула. Да что это с ней? Обычно возбуждения перед выходом оказывалось вполне достаточно, чтобы разогреть кровь. Должно быть, виноваты сквозняки в узких коридорах. Едва она окажется на сцене, мигом станет жарко!
   – Неприятности?
   – Управляющему не стоит ставить столики так близко к сцене – эти сволочи кричат, что видят мои потайные карманы. Один даже пытался уличить меня в обмане.
   – Издержки славы, Жан-Луи.
   – Я поверю этому, когда он удвоит мне жалованье, – злобно прорычал фокусник.
   Девушка осторожно выглянула из-за кулис, и сердце ушло в пятки. Жан-Луи прав – пытаясь выжать как можно большую выгоду из неожиданной популярности клуба, Грассе втиснул три столика прямо под рампу. Сейчас они были заняты разодетой шикарной компанией. Судя по количеству пробок из-под шампанского, клиенты веселились от души и открыто развлекались, прохаживаясь насчет исполнителей…
   Но она справится с ними!
   Корри оглядела прекрасно причесанных женщин в платьях от дорогих модельеров. Они явно наслаждались возможностью показать свои наряды и загар, наверняка полученный на зимних курортах. Корри почувствовала острую неприязнь к этим беззаботным созданиям. Каждая могла оказаться Коломбой, разбившей сердце ее Арлекина, и в любой момент здесь могла появиться Бланш де Шардонне, счастливая невеста…
   Что ж, Корри им покажет! Заставит смеяться и плакать. Понять, что жизнь готовит немало сюрпризов.
   Если бы только ей не было так холодно…
   Вокруг огней рампы появились мутноватые голубые круги, точно лампы превратились в множество лун на морозном небе. Корри моргнула. Пианист сыграл вступление, но она медлила, не выходя на сцену, тянула паузу, чтобы сама тишина запела. Сообразительный аккомпаниатор сыграл вступление еще раз. Разговоры стихли, сменившись любопытным шепотком. Наконец девушка взлетела по ступенькам, легко, упруго, почти бесшумно. И лишь когда достигла середины сцены, повернулась лицом к публике. Шагнула вперед, взглянула налево, направо, точно давая зрителям время полюбоваться белой маской. Постояла несколько минут, ожидая, пока тепло прожекторов немного согреет ее, растопит лед.
   Но все напрасно. Она оглядела небольшой зал, увидела напряженные, поднятые кверху лица. Куда-то исчезло чувство реальности, словно все происходило во сне. Неожиданно Корри показалось, что она случайно очутилась в незнакомом месте. Что она делает здесь? Зачем поет о любви в комнате, полной посторонних людей? Разве им не все равно, кто она и что чувствует? И вообще какое им до нее дело?
   Она оглядела сидевших под сценой. У всех на лицах выжидательные покровительственные улыбки. Пришли послушать блюзы, песни одиночества и тоски, которые даже они не посмеют презирать.
   И неожиданно девушка задохнулась, поняв, что с нее довольно. Она устала играть роль, притворяться, ублажать этих болванов, кормить лакомствами, которые будто сами собой лезут в рот. Нет, ей хотелось быть грубой, вызывающей, будоражить души так, чтобы ее запомнили навсегда. Петь только для себя. Себя одной.
   – «Зимняя луна», – громко сказала Корри.
   Пианист изумленно вытаращил глаза. До этого дня она никогда не объявляла номера. Это было частью представления. Он с сомнением уставился на девушку. Та, улыбаясь, кивнула. Пианист ухмыльнулся. Что ж, если ей так хочется…
   Корри начала петь в полную силу впервые со дня появления на этой сцене… Жалобная, печальная, обманчиво простая мелодия наполнила воздух. Корри несло на волнах музыки. Она точно вырезала каждую ноту из драгоценного камня и бросала в публику, вкладывала все, что имела, в тоненькую нить звука. Как она мечтала исполнить что-то настоящее, перейти от мажора к минору, показать мощь своего голоса, широту диапазона, уникальность тембра. Рассыпать переливы оттенков.
   Пианист вдохновенно аккомпанировал; в зале было тихо, как на кладбище. Никто не мог понять, свидетелем чего только что стал – рождения или похорон. Голос звучал то флейтой, то кларнетом.
   – Зима обязательно наступает, – вещал он, – Тьма неизменно приходит. И никто от этого не защищен. Одиночество может стать уделом каждого.
   Корри понимала, что всегда будет жалеть о том, что сделала. И когда наконец уложила последнюю ноту в могилу, увидела, что посетители перестали есть и пить. На лицах было одинаковое выражение – потрясения, ярости, сознания потери. Как будто все эти люди только что обнаружили, что кто-то стянул их бумажники. Управляющий вряд ли будет доволен: за все это время – ни одного заказа!
   Но сейчас Корри было все равно. Наконец-то она избавилась от тоскливой рутины, сделала то, что так давно желала. И теперь ей стало тепло. Нервный жар поднимался из глубины желудка к кончикам пальцев. Крупные капли пота выступили на лбу, смыв белила. Но девушка снова шагнула вперед.
   – «Я прекрасно обойдусь без тебя».
   О, люди лгут друг другу ничуть не больше, чем себе!
   Корри глубоко вздохнула. Все до сих пор так жестоко подавляемые чувства и эмоции бурным потоком захлестнули ее. Они не забудут то, что она собирается сказать сегодня! Не смогут.
   И когда она закончила, поняла, что была права. Никто не шевельнулся, никто не захлопал. Пианист незаметно вытер лоб. И кажется, месье Грассе снова серьезно озабочен.
   В этот момент в зале появился новый посетитель. Мужчина в белом осторожно пробирался между близко стоявших столов. Черты лица расплывались в чересчур ярком свете ламп. Голова Корри закружилась. Отчего она так старается рассмотреть вошедшего?
   Фразы из песен отзывались эхом в голове, и на миг Корри показалось, что она еще поет. Девушка покачнулась; огни слились в огромное фосфоресцирующее сияние. Мужчина стоял у самой сцены, не двигаясь, глядя наверх. Приятели за столиками окликнули его. Он нахмурился. Слегка похож на Гая де Шардонне. Вопреки всякой логике Корри на минуту пожалела о том, что он пришел слишком поздно и так и не услышал ее пения. Потом тьма поглотила ее. Потеряв сознание, Корри рухнула на пол.
 
   – Она больна. Потрогайте лоб, у нее жар!
   – Пошлите за доктором.
   – Принесите воды.
   – Что с ней?
   – Говорю вам, ей плохо! Зовите врача!
   – Вот вода, что с ней делать?
   – Дайте мне. Да где же этот чертов доктор?!
   Корри лежала неподвижно, смутно, словно издалека слыша взволнованные голоса. Хоть бы они замолчали. Не нарушали ее покоя. Так хорошо, так уютно лежать, ни о чем не думая. Но кто-то дернул ее за руку.
   – Бесполезно. Она в обмороке.
   В лицо ударила струя холодной воды, и девушка, очнувшись, попыталась встать:
   – Осторожнее с боа!
   Если вода попадет на перья, все пропало.
   Кто-то успокаивающе похлопал ее по плечу:
   – Не волнуйтесь, врач сейчас будет.
   – Нет!
   Девушка начала вырываться. Медики ей не по карману – они вечно дерут целое состояние за срочные вызовы! Но перед глазами все завертелось, и Корри снова припала к таким надежным доскам сцены.
   – Ради Бога, опустите занавес! – раздался панический голос управляющего.
   Ну все, это конец. Ее уволили.
   Корри разлепила ресницы. Интересно, ей никогда еще не приходилось разглядывать человеческие ноги под таким углом. Остается надеяться, что никто на нее не наступит.
   – Прочь с дороги!
   Какой повелительный голос! Это, вероятно, доктор. Корри хотела запротестовать, но не было сил открыть рот. Голова кружилась все сильнее, хотя девушка не двигалась. Щека прижалась к какой-то хорошо пахнувшей гладкой ткани. Сквозь сомкнутые веки пробивался яркий свет. Голова почему-то казалась распухшей, неимоверно огромной, но в ней не умещалось ни одной связной мысли. Однако Корри удалось рассмотреть, что ткань, к которой она так доверчиво прильнула, была белой с черными разводами от размазанного грима.
   Корри с трудом подняла голову. Не хватало ей еще счета из химчистки!
   – Отпустите меня. Все прошло.
   – Заткнись, – мягко приказал странно знакомый голос.
   Какой грубиян! Но у нее все равно нет ни сил, ни энергии поставить его на место.
   Только почувствовав дуновение холодного ноябрьского ветра, Корри поняла, что находится на улице.
   – Куда вы меня везете? – пробормотала она с усилием.
   – А где бы ты хотела очутиться?
   Все тот же тон, уверенный, почти резкий, но вселяющий непонятное спокойствие. Щелкнула дверца автомобиля, Корри оказалась на переднем сиденье, закутанная в пушистое мохеровое покрывало с яркими, сочными разводами, совсем как волшебный ковер. Наконец-то она согрелась. Сквозь затемненное стекло в крыше автомобиля виднелась россыпь звезд. И луна, бледная и недосягаемая. Зимняя луна…
   – Куда-нибудь… – попросила она, плотнее закутываясь в одеяло, – куда-нибудь, где тепло.
   И тут же заработал мотор. Корри, стараясь не смежить веки, рассматривала водителя. Как выглядят волшебники? Даже в темноте ей почему-то чудилось, что незнакомец немного похож на Гая. Но ведь она просто не помнит лиц других мужчин, имевших несчастье родиться не Гаем де Шардонне. С той роковой ночи она страдала чем-то вроде слепоты.
   Корри блаженно откинулась на спинку. Непонятно почему, казалось вполне естественным и правильным ехать куда-то сквозь морозную ночь с человеком, слегка напоминавшим Гая де Шардонне. Она попыталась сообразить, в чем причина, но, обессилев, заснула. И проснулась только однажды, чтобы увидеть, как они мчатся с ужасной скоростью в неведомое. Сосны, прямые, устремленные в небо, черные и суровые, обрамляли дорогу. Но луна по-прежнему плыла по небесам, такая же невесомая, легкая, как сама Корри. Девушка не имела понятия, который час, кто она и где. И снова заснула, и видела во сне, что скачет на огромном вороном коне по полям нарциссов.

Глава 12

   Корри проснулась в совершенно незнакомой комнате и растерянно заморгала, пытаясь припомнить, как попала сюда. Мягкий свет струился сквозь спущенные жалюзи, легкий ветерок колебал тонкие белые занавески. Впервые с той ночи, как Корри покинула дом на улице Петра Сербского, она спала спокойно и безмятежно, словно ребенок.
   Но, к собственному ужасу, она и чувствовала себя слабой, как ребенок. И все, на что отважилась, – приподнять голову с мягкой подушки. В теле точно не осталось ни единой косточки. Будто какая-то туго натянутая струна внезапно лопнула.
   В дверь постучали.
   – Войдите.
   Нестерпимо яркое сияние залило полутемную комнату, ослепив Корри, очертив силуэт мужчины в белом. Девушка мгновенно подскочила. Кровь бросилась в лицо при виде человека, показавшегося ей похожим на Гая де Шардонне. Она ошибалась. Он и был Гаем де Шардонне.
   Взглянув на него, совершенно такого же, каким он запечатлелся в ее сердце, и все же в чем-то изменившегося, загорелого, энергичного, широкоплечего, такого реального, она задохнулась. Корри вновь опустилась на подушки, убежденная, что смертельно больна. Сколько раз в предвкушении этой минуты Корри репетировала, как будет держаться при случайной встрече! Конечно, Гай не должен знать, что она любит его. Но возможно, он ощутит новые трогательные стороны ее характера: нежность, мягкость, зрелость… Теперь она стала женщиной, настоящей женщиной, таинственной, манящей, даже немного трагичной.
   Только она совсем не чувствовала в себе склонности к драме. Не сейчас. И сколько бы раз ни проигрывала мысленно сценарий, все равно представить не могла, как все будет на самом деле. Корри гордилась тем, что быстро взяла себя в руки после первого потрясения, едва поняла, что влюблена в него. Стараясь исцелиться, она запрятала свое чувство в тайники души, чтобы обрести силы и жить дальше. Но все тщательно возведенные стены рухнули при его появлении, как бумажные. Сердце, которое она так старалась унять, колотилось как бешеное, в ушах стоял оглушительный гул. Корри задыхалась, слабела с каждой минутой и страшно боялась. Это все равно что выйти на сцену в «Золотой кошке», только много труднее. Ей нечего предложить публике, а сердце на рукаве сейчас не из атласа, а из плоти и крови. Растерзанное, разбитое, беззащитное…
   Куда же девалась наивная решимость?
   Корри съежилась. Она была так уверена, что заключила перемирие с любовью, и даже хвастала этим перед Арлекином.
   Но все оказалось пустыми словами. Всего лишь поворот темноволосой головы превратил ее в воск. Она попалась, как рыба на крючок, и чувствует себя марионеткой на ниточке.
   – Что вы сделали со мной? – прошептала Корри и не узнала собственного голоса.
   – Я?
   Знакомый холодный тон отчасти вернул ей самообладание.
   – При чем здесь я? Ты была больна.
   Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Корри в ужасе сжалась. Ей хотелось закричать, спрятаться, исчезнуть в облачке синего дыма.
   «Не подходи ближе, – молила она про себя. – Это несправедливо. Я так больна и не могу больше сопротивляться».
   К счастью, Гай не смотрел на нее, и Корри успела подавить панику. Гай осторожно поставил на прикроватный столик большую белую чашку.
   – Где я?
   – В Шато де Баск.
   – Очередной из ваших домов?
   Корри так нервничала, что вложила во фразу куда больше презрения, чем намеревалась, но Гая, кажется, это нисколько не тронуло.
   – Именно. Кстати, мой любимый.
   Он неожиданно повернулся и успел перехватить ее взгляд. Глаза насмешливо блеснули.
   – Что случилось?
   Корри потупилась, смущенно сознавая, что побагровела до корней волос. Уставилась на него так, будто никогда не видела раньше.
   – Просто думала, какая это роскошь – иметь любимый дом. Некоторые люди вообще не имеют жилья.
   Гай нахмурился. Корри отвернулась. Молчание становилось непереносимым.
   – Как вы нашли меня?
   Гай поднял бровь.
   – Слишком много вопросов. Откуда такая уверенность, что я искал тебя?
   – Я не это хотела сказать…
   Корри покраснела еще сильнее.
   – Рад, что на твоих щеках прибавилось румянца. Должно быть, лучше себя чувствуешь.
   Он осторожно дотронулся до лба Корри. Та отпрянула, вызывающе вскинув голову, и тут же сообразила, что косы во сне расплелись и разметались по подушке. Наверное, выглядит, как школьница.
   Гай что-то промычал себе под нос, сел на край кровати и протянул ей чашку:
   – Вот, выпей.
   – Что это? – с подозрением осведомилась Корри.
   – Ты все еще не доверяешь мне? – покачал головой Гай. – Совсем запамятовала – я твой отважный спаситель. Вряд ли стоило преодолевать столько трудностей, чтобы потом тебя отравить.
   Корри совсем позабыла, как трудно, почти невозможно было им всегда понять друг друга. Она покорно взяла чашку, с раздражением отметив, что рука дрожит. Восхитительный аромат ударил в ноздри. Девушка нерешительно отхлебнула. Это оказался густой и теплый, сладкий, как сам грех, шоколад.
   – Спасибо.
   Она сделала несколько глотков, обнаружив, что зверски голодна.
   – Поверьте, я крайне благодарна.
   – Прекрасно.
   Гай пристально следил за ней, пока в чашке не осталось ни капли.
   – Теперь… я должен решить, что с тобой делать.
   Корри улыбнулась, и в самом деле чувствуя себя лучше, то ли от шоколада, то ли оттого, что Гай сидел рядом. Возможно, ей все-таки удастся в конце концов выжить.
   – Простите. Я всегда была для вас обузой.
   Корри откинулась на подушку. Как хорошо быть для кого-то обузой! Она до сих пор не сознавала, как измучилась, как устала от попыток самой справляться со всеми трудностями и бедами.
   Гай с непроницаемым видом наблюдал за ней.
   – Тебе следовало бы выбрать меня, – невозмутимо заметил он.
   – Что… что… о чем вы?
   Гай, не отвечая, поднялся. Корри снова отметила неосознанную грацию его движений, столь же естественную и присущую ему, как рост и внешность.
   – Я был бы не самым плохим покровителем. И куда лучше заботился бы о тебе, чем тот, к кому ты ушла. По крайней мере не голодала бы.
   Корри, забыв обо всем, подскочила. Ярость слепила глаза, не давала дышать. Так вот в чем дело: он вообразил, что она ушла от него к другому!
   – Почему вы решили, что я не смогу о себе позаботиться?
   – До сих пор не получил никаких доказательств обратного. – Он помолчал, явно забавляясь ее гневом. – Пожалуйста, успокойся, я совершенно не хотел тебя обидеть. Просто заметил, что было бы гораздо разумнее остаться со мной. Что ни говори, а мне вполне по карману содержать Тебя в той роскоши, к которой ты привыкла.
   Нет, напрасно она надеялась. Ничего не выйдет. Он все тот же Гай де Шардонне, узколобый, циничный и бездушный.
   – У англичан есть пословица, по всей вероятности, вам известная, – язвительно бросила она, опускаясь на подушку с видом, подобающим неизлечимо больной. – Не хлебом единым жив человек.
   – Согласен, – кивнул Гай, остановившись на пороге. – Но я кормил бы тебя шоколадом.
   Он еще улыбается этой ехидной, вызывающей, саркастической улыбкой! К сожалению, Корри, не сразу нашлась с ответом.
   – И не смей вставать, – скомандовал Гай, чем еще больше взбесил ее.
   – Собираетесь держать меня в заточении?
   – Ну к чему эти театральные эффекты? – вздохнул он. – Просто передаю слова врача.
   – Но я не больна, – настаивала девушка, отказываясь признаться самой себе, как ослабела. – Я никогда не болею. Наверное, устала немного… вот и все.
   – Возможно, – вежливо склонил голову Гай. – Сколько времени ты пробыла здесь?
   – То есть как это сколько? – ошарашенно пролепетала Корри, застигнутая врасплох странным вопросом. – Вы сами привезли меня сюда прошлой ночью.
   Улыбка Гая стала еще шире.
   – Я так и думал. Должно быть, тебе интересно узнать, что это было три дня назад. Ты ни разу не очнулась.
   Дверь за ним закрылась. Корри, остолбенев, уставилась на нее. Целых три дня! Она чувствовала себя ограбленной. Обманутой. Но теперь боль, раздиравшая внутренности, слабость и головокружение вполне объяснимы. Во всем виновата не столько любовь, сколько голод! Неудивительно, что она проиграла это сражение!
   Что ж, больше он не перехитрит ее! Гай еще не знает, на что она способна! Девушка решительно откинула одеяло, спустила ноги на пол и, сделав первый шаг, едва не упала. Хорошо еще, что вовремя успела схватиться за спинку кровати!
   Корри только сейчас заметила, что на ней белая фланелевая ночная рубашка почти до пола, с высоким воротом и длинными рукавами. Не совсем в ее вкусе, но вполне соответствует исполняемой роли.
   Корри улыбнулась. Ничего, может, ей еще понравится изображать умирающую!
   Однако ноги по-прежнему были ватными, и девушка, хватаясь за стулья и кресла, с трудом доплелась до туалетного столика и погляделась в зеркало. Правду говоря, она надеялась увидеть бледное, осунувшееся лицо и распухшие веки. Но при виде своего отражения не удержалась от крика. Перед ней стоял призрак с белыми щеками и запавшими глазами, окруженными черными тенями. Она совсем забыла, что так и не сняла грим. Эффект получился ошеломительный, а если к этому добавить еще и спутанные волосы, становилось ясно, что на романтическую героиню она не тянет, скорее – на тряпичную куклу.
   Сгорая от стыда, Корри оттерла лицо лавандовым мылом и попыталась расчесать взлохмаченную гриву волос. Неудивительно, что он так снисходительно смотрел на нее!
   Корри без всякой жалости к себе стояла под ледяным душем, пока кожа не порозовела. Потом сполоснула волосы и принялась искать одежду. В старом ореховом комоде нашлись стопка белых шерстяных одеял, подушечка и пижама в сине-белую полоску, очевидно, принадлежавшая той же незнакомке, чью рубашку она носила. Платья, в котором Корри привезли, нигде не было видно. Остались лишь черные туфли, стоявшие в гардеробе, и красное боа, одиноко свисавшее с вешалки. Вряд ли с этим можно что-то сделать.
   Однако к тому времени как волосы немного высохли, Корри осенило. Она примерила пижаму. Чересчур велика, но прекрасного качества, а размер легко подогнать, закатав штанины и подвернув рукава. И все же чего-то недостает…
   Корри обернула боа вокруг талии и связала элегантным узлом. Неплохо! Синий цвет как раз в тон ее глаз, а влажные волосы лежат на голове хаотическими завитками, образуя нечто вроде ореола. Она казалась себе необычной. Неотразимой. Похожей на маленького отважного пирата. Теперь можно отправляться на поиски приключений!
   Узкая каменная лестница привела ее в тускло освещенный холл. Из двери справа доносились стук посуды и голоса. Переждав, пока голова перестанет кружиться, а ноги – дрожать, Корри решительно повернула ручку и шагнула через порог. Гай сидел за длинным, покрытым белой скатертью столом, читая газету. За его спиной горничная деловито убирала блюда с буфета. Интересно, когда он заметит Корри?! Но Гай, поглощенный своим занятием, не шевелился.
   – Доброе утро.
   Наконец он соизволил поднять голову, и девушка с удовольствием заметила его изумленный взгляд.
   – Ну, что вы думаете?
   Корри круто повернулась, чтобы продемонстрировать костюм во всей красе.
   Последовала долгая пауза, пока он медленно осматривал ее с головы до ног.
   – Знай я, что твоя бледность искусственная, вряд ли бросился бы спасать тебя. Выглядишь непростительно здоровой!
   – Спасибо, – пробормотала девушка, не зная, радоваться или обижаться. Но тут неожиданное подозрение обожгло ее. Почему Гай не требует, чтобы она немедленно отправлялась в постель?
   – Вы хотели, чтобы я сошла вниз, верно?
   – Разумеется, – ухмыльнулся он. – Я знал, что если прикажу лежать, ты… э-э-э… тотчас же примешь вызов и явишься сюда. – Он отложил газету. – Только не думал, что так эффектно обставишь выход.
   – Значит, мне все-таки удалось немного вас удивить?
   – Дорогая Корри, ты постоянный источник сюрпризов. Можешь считать, что твоя честь полностью удовлетворена.
   Стараясь не обращать внимания на иронический тон, Корри прислонилась к косяку, как она надеялась, с весьма убедительной небрежностью. На самом же деле она изо всех сил пыталась скрыть, как трясутся ноги.
   – С тобой все в порядке? – нахмурился он, вставая.
   – В полном.
   Слегка задыхаясь, Корри осторожно подошла к столу и скорее плюхнулась, чем села на стул. В ушах настойчиво стучало, и Корри, несколько раз глубоко вздохнув, все-таки решилась осмотреться. Увиденное заставило ее забыть обо всем. Девушка с трудом верила глазам. С трех сторон в средневековом освинцованном стекле, врезанном в древние каменные стены, сияла, переливалась, сверкала морская гладь. Они были высоко над водой и в то же время окружены ею, как матросы на вантах парусного корабля. Слепящие солнечные лучи отражались от тяжелых грозных волн. Корри словно ступила из серой мрачной комнаты прямо в лето.
   – Что вы с ним сделали?
   – С платьем? Отдал Сильвии, почистить. Должно быть, она забыла повесить его обратно.
   Корри нетерпеливо тряхнула головой:
   – Я не об этом.
   Неожиданно все остальное показалось мелочью, стало не важным.
   – О чем же тогда?
   Корри обвела рукой залитую солнцем морскую безбрежность.
   – Зима. Где она?
   – Ах, это! – Гай обезоруживающе улыбнулся и подошел к ней. – Пойдем, я покажу тебе.
   Корри втайне обрадовалась, что он взял ее под руку, – сама она, вероятнее всего, никуда бы не доползла. Гай повел ее из столовой на узкую каменную террасу. Внизу синела бездонная пропасть. Волны, увенчанные белыми шапками, разбивались о камни. Сбоку виднелась каменная башня, за которой поднимались миниатюрные зубчатые стены. Волшебный дворец с остроконечной черепичной крышей, множеством башенок и небольших террас вырастал точно по воле доброй феи из высокой мрачной скалы, которая так далеко выступала в море, что казалась почти полуостровом. Ниже, в неглубоких расщелинах, как ни странно, росли деревья: крошечные пальмы, карликовые тамаринды и низкорослые эвкалипты.
   Но чудеса на этом не кончались: небо над головой было нежно-голубым, а ветерок, обдувающий ее обнаженную шею, – почти весенним.
   Невероятно. Невыносимо. В эту минуту Корри поверила бы всему на свете: что проспала сотню лет, что продала душу дьяволу, что все еще не проснулась и видит сны. Какое внезапное, магическое путешествие во времени, из унылых тоскливых улиц Парижа прямо в рай.
   – Ну?
   Корри покачала головой. Увы, словами не выразить, что она чувствует, но сказать все-таки что-то надо.
   – Это… все равно что превратиться в ангела.
   – Согласен, необычное чувство, – засмеялся Гай. – Но вполне естественное в подобных обстоятельствах.
   Он показал на оконечность мыса, где на фоне жемчужно-серебристого тумана возвышалась закутанная в плащ фигура:
   – Это Рош де ла Верж, где Пресвятая Дева охраняет жизнь моряков, стремящихся поскорее достичь безопасной гавани.
   – Не понимаю.
   Ей вдруг стало не по себе. То ли от высоты, то ли от слабости, но голова вновь закружилась.
   – Хотите сказать, мы все еще во Франции? Но неужели это возможно? Почему в Париже ноябрь, а здесь весна?
   Корри покачнулась и едва успела схватиться за Гая.
   – Вы изобрели машину времени?
   На какой-то долгий, отчаянный миг он молча уставился в ее глаза. Лицо Гая было так близко, что Корри, как зачарованная, не могла отвернуться.
   – Разве тебе не говорили, что время – деньги, а следовательно, взаимозаменяемы? – спросил он так хрипло, что по спине Корри пробежал мороз. – Все здесь, от солнца до западного ветра, специально нанято для твоего развлечения.