Страница:
Дальше дорога шла по полям, но поля эти были не возделаны, здесь не было ни коров, ни овец. Только множество птиц, и они без опаски летали рядом со мной и что-то клевали у меня под ногами. У них было такое же яркое оперение, как и у птиц, которых я видела в долинах Халлака, но здесь были и животные. Дважды я видела покрытых мехом зверьков, которые глядели на меня безо всякого страха. Солнце изливало на меня тепло, и меховая подстилка так выручавшая меня в горах, стала меня обременять. Я остановилась, отложила ее и случайно поглядела на землю.
Я действительно не отбрасывала никакой тени! Люди Ализона еще в лагере заметили это, но во время своего бегства я была так занята, что это не произвело на меня особого впечатления. Но ведь я же была настоящим живым существом из плоти и крови! И все же и деревья, и кусты, и даже высокая трава отбрасывали свои тени на освещенную солнцем землю и это подтверждало их реальность, а я не отбрасывала. Может быть, я была невидимой? Но охотники Ализона видели меня и даже хотели меня. Для них я была женщиной, видимой, осязаемой и привлекательной. Я держалась за эти мысли. Мне никогда не приходило в голову, что я существую только для того, чтобы встретиться со своим другим «я».
Я провела рукой по земле, чтобы получить ответ на этот вопрос. Так странно было думать о том, что значит для человека его тень, но не иметь своей собственной тени было совсем другим делом. Внезапно обладание тенью стало такой же важной вещью, как обладание руками и ногами. Я попыталась взглянуть на это своим двойным зрением, но и там у меня не было тени. Но окружающий меня ландшафт изменился и заметно…
Я больше не находилась в безлюдной местности. Туманные образования принимали четкие формы, когда я сосредотачивалась на них. У края дороги, слева от меня, стоял крестьянский дом, которого я прежде не замечала, с крышей, с фронтоном, с пристройками и садом. Дом был таким же, как и все дома в долинах Халлака, с остроконечной крышей и резьбой на карнизе и наличниках окон. Перед домом был мощеный двор, где двигались какие-то фигуры. Чем дольше я вглядывалась, тем четче становилось все это. И именно это было настоящим, а пустые поля — иллюзией.
Я непроизвольно свернула с дороги и поспешила к мощеному двору. Вблизи дом оказался еще более внушительным. Он был старым и сложен из такого же сине-зеленого камня, который я видела в горах. Крыша его была покрыта шифером, а резьба выкрашена в золотистый и зеленый цвет. Мужчина вел из конюшни лошадь к корыту с водой, а служанка ощипывала какую-то птицу похожую на курицу с блестящими пестрыми перьями и длинными гибкими ногами. Я не могла четко видеть лица женщины, но она выглядела таким же человеком, как и я. На мужчине были серебристо-серые брюки и серая кожаная куртка, подпоясанная усеянным металлическими бляхами, поясом. На девушке — красно-коричневая одежда и длинный фартук такого же цвета, как и шапочка у нее на голове.
Девушка пошла по двору в моем направлении и стала разбрасывать зерна из плоской коробочки, висевшей у нее на руке.
— Пожалуйста… — я истосковалась по человеческим существам. Я хотела, чтобы она увидела меня, но, хотя я говорила громко, она, явно, не замечала меня, так как даже не повернула головы в моем направлении.
— Пожалуйста… — повторила я громче. Но она все еще не замечала меня. И мужчина, который вел теперь лошадь от корыта с водой обратно в конюшню, прошел совсем рядом со мной. Выражение его узкого лица со скошенными под углом бровями и узким подбородком — черты лица которого были такими же, как и у всадников — не изменилось.
Я не могла долго выносить такое равнодушие. Я протянула руку и дернула девушку за рукав. Она испуганно вскрикнула, отшатнулась и начала что-то бормотать. Мужчина повернулся и громко задал вопрос на незнакомом мне языке. И хотя они оба глядели туда, где я стояла, они, казалось, не видели меня.
Моя воля ослабла. Все поблекло: и старый дом, и мужчина, и девушка-служанка, и лошадь, и куры. Они становились все бледнее и бледнее, пока не исчезли совсем и я снова оказалась одиноко стоящей в поле. И все же что-то внутри меня говорило, что мое зрение еще вернется ко мне. Там, где я видела настоящее под наслоением иллюзорного, теперь настоящее наслаивалось на иллюзорное. Для меня это была стена-призрак, а для людей этой страны я сама была призраком.
Снова я вышла на дорогу, спустилась на обочину и положила кружащуюся голову на руки. Буду ли я когда-нибудь настоящей в этой стране? Может быть, тогда, когда снова отыщу ту, другую Джиллан? А была ли она сама здесь настоящей?
От продуктов охотников-ализонцев остались только крошки. Где мне найти пищу? Может быть, удастся достаточно долго поддерживать иллюзию, чтобы в каком-нибудь крестьянском доме отыскать что-нибудь съестное и, вероятно, я должна буду взять это без спроса, потому что те, кто там живет, не могут увидеть меня.
«Эти люди считают, что они хорошо защищены, — подумала я. — Сначала охранники наверху, в горах, а потом этот пустынный ландшафт. Отряд охотников из Ализона может проехать здесь много миль, не найдя ничего, что стоило бы захватить. И как многие, я проходила мимо и не знала, что тут было на самом деле. Замки? Дома? Города?»
Мне нужна была пища, и если я хотела найти что-нибудь — то должна была видеть. Две усадьбы, которые я неясно различала вдали, находились слишком далеко от дороги, потому что эта дорога существовала на самом деле и вела в ту сторону, куда меня все время тянуло. Было уже далеко за полдень, когда я обнаружила деревню, которая тоже находилась при дороге. Это была маленькая деревушка, где было, примерно, двадцать домов и башнеподобное сооружение в центре. Люди по обеим сторонам улицы были для меня всего лишь тенями и я даже не пыталась разглядеть их получше. Я сконцентрировала свое внимание на домах. На пороге первого из них сидела женщина и пряла. Перед другим домом играли дети, а у третьего дома дверь была закрыта и, может быть, заперта. Но четвертый дом, большое здание, судя по вывеске, было гостиницей.
Я напрягла всю свою волю, чтобы удержать все видимое и прошла внутрь здания через полуоткрытую дверь. За дверью был короткий коридор, а налево еще одна дверь, за ней находилось большое помещение с деревянным столом и скамейками по бокам. На этом столе стояла тарелка с коричневым караваем хлеба и куском желтого сыра. Я почти испугалась, что все это побледнеет и превратится в ничто, когда мои пальцы схватят хлеб и сыр, но ничего подобного не произошло. Я сунула все это в складку меховой подстилки и пошла назад, к двери. Но на пороге дома стояла фигура — один из туманных жителей этих домов. Я прыгнула назад. Меня охватило какое-то беспокойство и я постаралась получше разглядеть входящего. Это был мужчина. В кожаных штанах, сапогах и кованой кольчуге под верхней курткой из шелковистого сукна, похожей на ту, которую носили всадники, но только без меха и вместо шлема у него на голове была шапка.
Он с подозрением заглянул в помещение, но взгляд его скользнул мимо меня. Потом я увидела, как ноздри его расширились, словно он что-то учуял. Затем он заговорил на языке, которого я не поняла. Но мне показалось, что это был вопрос. Я затаила дыхание, чтобы оно не выдало меня. Он повторил свой вопрос, сделал несколько шагов в мою сторону и вошел в комнату. Я осторожно прокралась мимо него и уже была почти у двери, когда он отвернулся от стола, откуда я взяла сыр и хлеб. В первое мгновение я подумала, что он увидел меня: выражение его лица чутко прислушивающегося человека изменилось. Теперь он смотрел мне в лицо и направился прямо ко мне.
Из последних сил я выбежала из комнаты и побежала вдоль коридора. Человек громко крикнул и с улицы донесся ответ. Когда я уже хотела покинуть дом, то вдруг увидела перед собой какую-то фигуру. Я, защищаясь, вытянула вперед руку, и она ударилась о твердую плоть, хотя я видела перед собой только расплывающиеся контуры. Я услышала удивленный вскрик, когда вновь вошедший отшатнулся назад. Но я уже была снаружи, на улице и побежала прочь от деревни к той, другой дороге, где чувствовала себя в относительной безопасности.
Позади себя я услышала крики и топот ног. Видели ли они меня? Или я все еще была невидимой для них? Я не осмеливалась оглянуться назад. Призрачный мир вернулся снова и я, тяжело дыша, оказалась на дороге и больше не видела ничего, кроме лугов, полей и неба. Но я все еще слышала крики, а потом стук лошадиных копыт, который приближался ко мне. Я еще крепче прижала к себе подстилку с добычей и снова побежала по дороге, прочь от исчезнувшей деревни с ее мощеными улицами. Когда я наконец, тяжело дыша, остановилась, не было слышно больше ничего, кроме щебетания птиц. Я стала думать, что они действительно не заметили меня. Я ничего больше не боялась, по крайней мере, в это мгновение И все же, после небольшой передышки еще больше увеличила расстояние между мной и моими возможными преследователями, прежде чем опустилась на небольшую, поросшую травой кочку возле дороги, чтобы воспользоваться своей добычей. Темный хлеб и сыр показались мне гораздо вкуснее всего, что всадники предлагали своим невестам, для меня это была сама жизнь.
После того, как голод был немного утолен, я обуздала свой аппетит. Второго налета подобного рода возможно уже не удастся сделать и я должна экономить свои припасы. Из кустов выглянула птица и стала клевать крошки. Потом она поглядела на меня и защебетала, словно прося еще. Я бросила ей еще крошек, чтобы понаблюдать за ней. Несомненно, птичка видела меня так же, как и другие животные во время моих странствий. Может быть, я была невидима только для людей этой страны?
Солнце уже сильно склонилось к западу. Скоро настанет ночь и я должна была найти себе какое-нибудь убежище. Далеко впереди я увидела темное пятно, это мог быть лес, и решила поискать там убежище.
Все мои мысли были направлены на это, так что я не сразу обратила внимание на изменение атмосферы вокруг себя. Мне стало как-то неприятно — чувство, не имеющее ничего общего с наступлением ночи и через некоторое время у меня появилось ощущение, что меня преследуют. Это ощущение было так сильно, что я все время оглядывалась. Мне бросилось в глаза все увеличивающееся количество птиц вдоль дороги, и они все чаще пролетали над моей головой.
Мысли искать защиты среди деревьев, которые теперь возвышались передо мной, теперь показались мне угрожающими. Это был огромный лес, далеко простиравшийся на север и на юг. Я почти уже решила остановиться там, где находилась, на краю поля, но все же пошла дальше. Дорога становилась все уже, обочины исчезли и надо мной нависали ветви, словно деревья по обеим сторонам дороги хотели слиться друг с другом.
И в листве, и между деревьями раздавались шорохи. Я видела белок, лисицу и других зверей и не могла представить себе никаких опасных для меня причин такой активности. Мне скорее казалось, что меня сопровождала и наблюдала за мной лесная охрана, состоявшая из зверей и птиц — и у меня против нее не было никакой защиты!
Хотя я и старалась найти место, которое могло послужить мне укрытием от наступающей ночи, но не видела ничего, куда бы я могла спрятаться.
Но потом я подошла к месту, где дорога разветвлялась и каждое ответвление было не шире обычной тропинки. В центре, между разветвляющимися тропинками находился маленький островок земли, на котором возвышался холмик, а на его плоской вершине стояли три каменных колонны и средняя из них была выше двух других.
Странно, пока я смотрела на эти колонны, большая часть моего неприятного ощущения исчезла. И хотя это место было ничем не защищено, я чувствовала, что меня тянет на эту площадку. Я взобралась наверх, развернула подстилку, опустилась на землю и прислонилась спиной к средней колонне.
Я снова поела, хотя и не столько, сколько мне хотелось бы. Мне хотелось пить и было трудно глотать сухой хлеб.
Между тем солнце зашло и я накрыла плечи подстилкой. Лес был полон звуков, но я так устала и ослабла, что несмотря на то, что я все время прислушивалась к этим звукам, заснула.
Я проснулась в темноте. Сердце мое сильно билось, и я тяжело дышала. И все же это не было дурным сном, от которого просыпаются. Лунный свет вокруг меня был очень ярок и колонны блестели серебром.
Мне снова показалось, что я вслепую бродила по комнате, в которой находится сокровище, имеющее для меня огромное значение. Я могла только догадываться, что же это было. Я чувствовала… что меня затянуло в какое-то место, где властвовали Силы, но какие это были Силы — добрые или злые — не знала. Во мне не было страха, только подавленность, потому что я не могла воспринимать информацию, чрезвычайно важную для меня, но которая обходила меня стороной.
Как долго я так сидела и напряженно стараясь преодолеть границу своего незнания — мне неизвестно. Внезапно я услышала стук копыт на дороге, но не с той стороны, откуда я пришла, а с другой. Вокруг меня что-то зашелестело, словно множество маленьких существ убегало в лес с дороги скачущего галопом всадника.
Я сидела под серебристой колонной, не ощущая никакого страха, и ждала.
В лунном свете появилась покрытая пеной лошадь. Ее всадник так внезапно потянул поводья, что животное встало на дыбы и лягнуло передними копытами.
Всадник-оборотень!
Лошадь заржала и снова лягнула, но всадник тотчас же осадил ее. И тогда я увидела фигуру на его шлеме. Я вскочила, и подстилка упала с моих плеч. Я протянула к нему руки.
— Херрел!
Он слез с коня и пошел ко мне. Но шлем скрывал его лицо, так что я не могла видеть его выражение.
ГЛАВА 13
Я действительно не отбрасывала никакой тени! Люди Ализона еще в лагере заметили это, но во время своего бегства я была так занята, что это не произвело на меня особого впечатления. Но ведь я же была настоящим живым существом из плоти и крови! И все же и деревья, и кусты, и даже высокая трава отбрасывали свои тени на освещенную солнцем землю и это подтверждало их реальность, а я не отбрасывала. Может быть, я была невидимой? Но охотники Ализона видели меня и даже хотели меня. Для них я была женщиной, видимой, осязаемой и привлекательной. Я держалась за эти мысли. Мне никогда не приходило в голову, что я существую только для того, чтобы встретиться со своим другим «я».
Я провела рукой по земле, чтобы получить ответ на этот вопрос. Так странно было думать о том, что значит для человека его тень, но не иметь своей собственной тени было совсем другим делом. Внезапно обладание тенью стало такой же важной вещью, как обладание руками и ногами. Я попыталась взглянуть на это своим двойным зрением, но и там у меня не было тени. Но окружающий меня ландшафт изменился и заметно…
Я больше не находилась в безлюдной местности. Туманные образования принимали четкие формы, когда я сосредотачивалась на них. У края дороги, слева от меня, стоял крестьянский дом, которого я прежде не замечала, с крышей, с фронтоном, с пристройками и садом. Дом был таким же, как и все дома в долинах Халлака, с остроконечной крышей и резьбой на карнизе и наличниках окон. Перед домом был мощеный двор, где двигались какие-то фигуры. Чем дольше я вглядывалась, тем четче становилось все это. И именно это было настоящим, а пустые поля — иллюзией.
Я непроизвольно свернула с дороги и поспешила к мощеному двору. Вблизи дом оказался еще более внушительным. Он был старым и сложен из такого же сине-зеленого камня, который я видела в горах. Крыша его была покрыта шифером, а резьба выкрашена в золотистый и зеленый цвет. Мужчина вел из конюшни лошадь к корыту с водой, а служанка ощипывала какую-то птицу похожую на курицу с блестящими пестрыми перьями и длинными гибкими ногами. Я не могла четко видеть лица женщины, но она выглядела таким же человеком, как и я. На мужчине были серебристо-серые брюки и серая кожаная куртка, подпоясанная усеянным металлическими бляхами, поясом. На девушке — красно-коричневая одежда и длинный фартук такого же цвета, как и шапочка у нее на голове.
Девушка пошла по двору в моем направлении и стала разбрасывать зерна из плоской коробочки, висевшей у нее на руке.
— Пожалуйста… — я истосковалась по человеческим существам. Я хотела, чтобы она увидела меня, но, хотя я говорила громко, она, явно, не замечала меня, так как даже не повернула головы в моем направлении.
— Пожалуйста… — повторила я громче. Но она все еще не замечала меня. И мужчина, который вел теперь лошадь от корыта с водой обратно в конюшню, прошел совсем рядом со мной. Выражение его узкого лица со скошенными под углом бровями и узким подбородком — черты лица которого были такими же, как и у всадников — не изменилось.
Я не могла долго выносить такое равнодушие. Я протянула руку и дернула девушку за рукав. Она испуганно вскрикнула, отшатнулась и начала что-то бормотать. Мужчина повернулся и громко задал вопрос на незнакомом мне языке. И хотя они оба глядели туда, где я стояла, они, казалось, не видели меня.
Моя воля ослабла. Все поблекло: и старый дом, и мужчина, и девушка-служанка, и лошадь, и куры. Они становились все бледнее и бледнее, пока не исчезли совсем и я снова оказалась одиноко стоящей в поле. И все же что-то внутри меня говорило, что мое зрение еще вернется ко мне. Там, где я видела настоящее под наслоением иллюзорного, теперь настоящее наслаивалось на иллюзорное. Для меня это была стена-призрак, а для людей этой страны я сама была призраком.
Снова я вышла на дорогу, спустилась на обочину и положила кружащуюся голову на руки. Буду ли я когда-нибудь настоящей в этой стране? Может быть, тогда, когда снова отыщу ту, другую Джиллан? А была ли она сама здесь настоящей?
От продуктов охотников-ализонцев остались только крошки. Где мне найти пищу? Может быть, удастся достаточно долго поддерживать иллюзию, чтобы в каком-нибудь крестьянском доме отыскать что-нибудь съестное и, вероятно, я должна буду взять это без спроса, потому что те, кто там живет, не могут увидеть меня.
«Эти люди считают, что они хорошо защищены, — подумала я. — Сначала охранники наверху, в горах, а потом этот пустынный ландшафт. Отряд охотников из Ализона может проехать здесь много миль, не найдя ничего, что стоило бы захватить. И как многие, я проходила мимо и не знала, что тут было на самом деле. Замки? Дома? Города?»
Мне нужна была пища, и если я хотела найти что-нибудь — то должна была видеть. Две усадьбы, которые я неясно различала вдали, находились слишком далеко от дороги, потому что эта дорога существовала на самом деле и вела в ту сторону, куда меня все время тянуло. Было уже далеко за полдень, когда я обнаружила деревню, которая тоже находилась при дороге. Это была маленькая деревушка, где было, примерно, двадцать домов и башнеподобное сооружение в центре. Люди по обеим сторонам улицы были для меня всего лишь тенями и я даже не пыталась разглядеть их получше. Я сконцентрировала свое внимание на домах. На пороге первого из них сидела женщина и пряла. Перед другим домом играли дети, а у третьего дома дверь была закрыта и, может быть, заперта. Но четвертый дом, большое здание, судя по вывеске, было гостиницей.
Я напрягла всю свою волю, чтобы удержать все видимое и прошла внутрь здания через полуоткрытую дверь. За дверью был короткий коридор, а налево еще одна дверь, за ней находилось большое помещение с деревянным столом и скамейками по бокам. На этом столе стояла тарелка с коричневым караваем хлеба и куском желтого сыра. Я почти испугалась, что все это побледнеет и превратится в ничто, когда мои пальцы схватят хлеб и сыр, но ничего подобного не произошло. Я сунула все это в складку меховой подстилки и пошла назад, к двери. Но на пороге дома стояла фигура — один из туманных жителей этих домов. Я прыгнула назад. Меня охватило какое-то беспокойство и я постаралась получше разглядеть входящего. Это был мужчина. В кожаных штанах, сапогах и кованой кольчуге под верхней курткой из шелковистого сукна, похожей на ту, которую носили всадники, но только без меха и вместо шлема у него на голове была шапка.
Он с подозрением заглянул в помещение, но взгляд его скользнул мимо меня. Потом я увидела, как ноздри его расширились, словно он что-то учуял. Затем он заговорил на языке, которого я не поняла. Но мне показалось, что это был вопрос. Я затаила дыхание, чтобы оно не выдало меня. Он повторил свой вопрос, сделал несколько шагов в мою сторону и вошел в комнату. Я осторожно прокралась мимо него и уже была почти у двери, когда он отвернулся от стола, откуда я взяла сыр и хлеб. В первое мгновение я подумала, что он увидел меня: выражение его лица чутко прислушивающегося человека изменилось. Теперь он смотрел мне в лицо и направился прямо ко мне.
Из последних сил я выбежала из комнаты и побежала вдоль коридора. Человек громко крикнул и с улицы донесся ответ. Когда я уже хотела покинуть дом, то вдруг увидела перед собой какую-то фигуру. Я, защищаясь, вытянула вперед руку, и она ударилась о твердую плоть, хотя я видела перед собой только расплывающиеся контуры. Я услышала удивленный вскрик, когда вновь вошедший отшатнулся назад. Но я уже была снаружи, на улице и побежала прочь от деревни к той, другой дороге, где чувствовала себя в относительной безопасности.
Позади себя я услышала крики и топот ног. Видели ли они меня? Или я все еще была невидимой для них? Я не осмеливалась оглянуться назад. Призрачный мир вернулся снова и я, тяжело дыша, оказалась на дороге и больше не видела ничего, кроме лугов, полей и неба. Но я все еще слышала крики, а потом стук лошадиных копыт, который приближался ко мне. Я еще крепче прижала к себе подстилку с добычей и снова побежала по дороге, прочь от исчезнувшей деревни с ее мощеными улицами. Когда я наконец, тяжело дыша, остановилась, не было слышно больше ничего, кроме щебетания птиц. Я стала думать, что они действительно не заметили меня. Я ничего больше не боялась, по крайней мере, в это мгновение И все же, после небольшой передышки еще больше увеличила расстояние между мной и моими возможными преследователями, прежде чем опустилась на небольшую, поросшую травой кочку возле дороги, чтобы воспользоваться своей добычей. Темный хлеб и сыр показались мне гораздо вкуснее всего, что всадники предлагали своим невестам, для меня это была сама жизнь.
После того, как голод был немного утолен, я обуздала свой аппетит. Второго налета подобного рода возможно уже не удастся сделать и я должна экономить свои припасы. Из кустов выглянула птица и стала клевать крошки. Потом она поглядела на меня и защебетала, словно прося еще. Я бросила ей еще крошек, чтобы понаблюдать за ней. Несомненно, птичка видела меня так же, как и другие животные во время моих странствий. Может быть, я была невидима только для людей этой страны?
Солнце уже сильно склонилось к западу. Скоро настанет ночь и я должна была найти себе какое-нибудь убежище. Далеко впереди я увидела темное пятно, это мог быть лес, и решила поискать там убежище.
Все мои мысли были направлены на это, так что я не сразу обратила внимание на изменение атмосферы вокруг себя. Мне стало как-то неприятно — чувство, не имеющее ничего общего с наступлением ночи и через некоторое время у меня появилось ощущение, что меня преследуют. Это ощущение было так сильно, что я все время оглядывалась. Мне бросилось в глаза все увеличивающееся количество птиц вдоль дороги, и они все чаще пролетали над моей головой.
Мысли искать защиты среди деревьев, которые теперь возвышались передо мной, теперь показались мне угрожающими. Это был огромный лес, далеко простиравшийся на север и на юг. Я почти уже решила остановиться там, где находилась, на краю поля, но все же пошла дальше. Дорога становилась все уже, обочины исчезли и надо мной нависали ветви, словно деревья по обеим сторонам дороги хотели слиться друг с другом.
И в листве, и между деревьями раздавались шорохи. Я видела белок, лисицу и других зверей и не могла представить себе никаких опасных для меня причин такой активности. Мне скорее казалось, что меня сопровождала и наблюдала за мной лесная охрана, состоявшая из зверей и птиц — и у меня против нее не было никакой защиты!
Хотя я и старалась найти место, которое могло послужить мне укрытием от наступающей ночи, но не видела ничего, куда бы я могла спрятаться.
Но потом я подошла к месту, где дорога разветвлялась и каждое ответвление было не шире обычной тропинки. В центре, между разветвляющимися тропинками находился маленький островок земли, на котором возвышался холмик, а на его плоской вершине стояли три каменных колонны и средняя из них была выше двух других.
Странно, пока я смотрела на эти колонны, большая часть моего неприятного ощущения исчезла. И хотя это место было ничем не защищено, я чувствовала, что меня тянет на эту площадку. Я взобралась наверх, развернула подстилку, опустилась на землю и прислонилась спиной к средней колонне.
Я снова поела, хотя и не столько, сколько мне хотелось бы. Мне хотелось пить и было трудно глотать сухой хлеб.
Между тем солнце зашло и я накрыла плечи подстилкой. Лес был полон звуков, но я так устала и ослабла, что несмотря на то, что я все время прислушивалась к этим звукам, заснула.
Я проснулась в темноте. Сердце мое сильно билось, и я тяжело дышала. И все же это не было дурным сном, от которого просыпаются. Лунный свет вокруг меня был очень ярок и колонны блестели серебром.
Мне снова показалось, что я вслепую бродила по комнате, в которой находится сокровище, имеющее для меня огромное значение. Я могла только догадываться, что же это было. Я чувствовала… что меня затянуло в какое-то место, где властвовали Силы, но какие это были Силы — добрые или злые — не знала. Во мне не было страха, только подавленность, потому что я не могла воспринимать информацию, чрезвычайно важную для меня, но которая обходила меня стороной.
Как долго я так сидела и напряженно стараясь преодолеть границу своего незнания — мне неизвестно. Внезапно я услышала стук копыт на дороге, но не с той стороны, откуда я пришла, а с другой. Вокруг меня что-то зашелестело, словно множество маленьких существ убегало в лес с дороги скачущего галопом всадника.
Я сидела под серебристой колонной, не ощущая никакого страха, и ждала.
В лунном свете появилась покрытая пеной лошадь. Ее всадник так внезапно потянул поводья, что животное встало на дыбы и лягнуло передними копытами.
Всадник-оборотень!
Лошадь заржала и снова лягнула, но всадник тотчас же осадил ее. И тогда я увидела фигуру на его шлеме. Я вскочила, и подстилка упала с моих плеч. Я протянула к нему руки.
— Херрел!
Он слез с коня и пошел ко мне. Но шлем скрывал его лицо, так что я не могла видеть его выражение.
ГЛАВА 13
Было похоже, что после долгих странствий по зимней ночи я открыла дверь гостеприимного дома, откуда струился свет и тепло и который обещал близость других людей. Я выбралась из своего безопасного, освещенного лунным светом островка и побежала к тому, кто с такой же скоростью мчался мне навстречу.
— Херрел! — но между нами внезапно возник зеленый свет, угрожающий и опасный, как змея, и когда он опять исчез…
Над обнаженными клыками на меня уставились глаза дикой кошки и здесь уже не было ничего, к чему я так стремилась.
—Херрел! — я не знала, почему снова выкрикнула его имя. Ведь он больше не был человеком.
Я отпрянула назад, когда огромный зверь с серебристым мехом плотно припал к земле, изготовясь для прыжка, и знала, что увижу в его глазах смерть. Я почувствовала своими плечами твердую землю холма, но не отважилась повернуться спиной к угрожающей мне опасности, чтобы снова вскарабкаться наверх, к колоннам, где я могла найти какое-то убежище.
У меня за поясом был нож, но я знала, что не смогу устранить сталью эту грозившую мне опасность. Я пристально смотрела в зеленые глаза и не могла найти в них ничего человеческого. Но в этом звере было что-то от Херрела, скрытое, задавленное, но оно тут присутствовало. Всю свою волю я устремила на этого скрытого человека, может быть мне удастся снова вывести его на поверхность…
— Херрел… Херрел… — умоляла я его больше мысленно, чем вслух. — Херрел!..
Но не произошло никаких изменений. Короткий рык вырвался из его покрытого мехом горла, и моя воля была окончательно парализована, когда круглая голова с плотно прилегающими к ней ушами поднялась, и чудовище издало долгое рычание, как тогда, при нападении охотников Аризона. Но я пыталась бороться дальше.
— Херрел! — животное качнуло головой взад-вперед, а потом встряхнулось, словно отгоняя от себя что-то неприятное.
— Херрел! Ты человек, а не зверь! Ты человек! — я кричала ему эти слова, потому что была убеждена, что внутри этой кошки скрывается человек. Или того, кого я знала как Херелла, больше уже не существовало? И закрыла глаза, потому что воля моя отступила перед нахлынувшим на меня отвращением и яростью, исходящими от него.
Боль горячей волной пронзила мою руку, которую я успела поднять в последнюю секунду, защищая лицо. Что-то тяжелое прижало меня к земляному холму так, что я не могла пошевелиться. Я не глядела на то, что меня прижало, — не могла вынести этого.
— Джиллан! Джиллан!
Меня обняли руки мужчины, а не лапа зверя, которая должна была рвать мое тело. Голос, хриплый от боли и страха, а, не шипение кошки.
— Джиллан!
Я открыла глаза. Его лицо склонилось надо мной и я прочитала на нем выражение такой муки, что сначала удивилась.
— О, Джиллан, что я тебе сделал?!
Потом он поднял меня, словно я была легкой, как перышко, и понес на площадку на вершине холма. Он положил меня на меховую подстилку и, осторожно вытянул мою раненую руку. Разорванный рукав распался на два больших куска материи и обнажились глубокие кровоточащие раны. Он издал странный звук, увидев их.
— Херрел.
Теперь его взгляд встретился с моим. Он кивнул:
— Да, теперь я Херрел. Да съест желтая гниль их кости за то, что они сделали с тобой! В этом лесу есть лечебные травы, я пойду поищу их.
— В моей сумке есть лекарства…
Боль, как жидкий металл, захлестнула мою руку до самого плеча, так, что я едва могла дышать и колонны в лунном свете начали колебаться перед моими глазами. Я чувствовала, как Херрел достал сумку из-под моего платья, и попыталась показать ему, какую мазь он должен был взять. Когда он положил руку на мои раны, я вскрикнула и погрузилась в ничто, в котором не было ни боли, ни мыслей.
— Джиллан! Джиллан!
Мне не хотелось покидать это целебное ничто, но голос звал и звал меня.
— Херрел?
Он опустился возле меня на колени и его лицо было осунувшимся от усталости. Он поднял руку, словно хотел коснуться меня, но потом снова опустил ее.
— Джиллан, как ты себя чувствуешь?
Я пошевелила руками, но ощутила только следы боли. Осторожно приподнялась. Рука моя была забинтована и я почувствовала острый запах хорошо знакомой мне мази; так значит, он разворошил мою сумку. Когда я начала двигаться, на меня упали маленькие кусочки испачканных кровью разорванных листьев, которые пахли лекарственными травами. Я лежала, покрытая плотным слоем этих листьев.
— Как ты себя чувствуешь? — снова повторил Херрел свой вопрос.
— Хорошо, мне кажется, хорошо.
— Но не все так хорошо. Времени у нас в обрез!
— Что ты имеешь в виду? — Я зачерпнула горсть окровавленных листьев, чтобы вдохнуть их запах.
— Ты разделена…
— Я знаю это.
— Но, возможно, тебе не все известно. На некоторое время возможно из одного человека сделать двоих, хотя это и злое дело. Но если эти двое не соединятся снова, одна из вас погибнет.
— Другая Джиллан? — кровь и листья лежали на моей руке и я снова почувствовала холод внутри себя и меня снова потянуло куда-то.
— Или ты, — он, наверное, прочитал по моему лицу, что я его не поняла,
— они сделали это потому, что думали, ты погибнешь в горах или в пустыне. Эта страна имеет мощную защиту.
— Я знаю это.
— Они не верили, что ты сможешь выжить. И когда ты умрешь, останется только та Джиллан, которую они взяли с собой, и она будет жить, хотя и не будет такой, как ты, кроме самой маленькой частички. Когда ты пришла в Арзен, они узнали об этом. Они узнали, что в их страну проникло какое-то чужое существо, и поняли, что это ты. Тогда они снова использовали магию и…
— И послали тебя, — сказала я мягко и он ничего не ответил.
Он повернул голову так, чтобы я могла видеть его лицо, и на нем была написана такая боль, что я не могла найти никаких слов, чтобы облегчить его страдания.
— При первой нашей встрече я рассказал тебе, что я не такой, как все остальные. Они могут меня принудить, если захотят, или ослепить мои глаза, когда это будет им нужно. Когда они привели с собой ту, другую Джиллан, она отвернулась от меня и отдала предпочтение Хальзе, как тому хотелось с самого начала!
Я испугалась Хальзе! Действительно, мое другое «я» находилось в руках Хальзе и она действительно отдала ему предпочтение? Стыд охватил меня пылающим огнем. Нет… нет…
— Но я здесь присутствую, — наконец смущенно сказала я. — У меня есть тело… я живая…
Но было ли это на самом деле так? В этой стране я была только привидением, так же, как здешние люди были для меня такими же нереальными. Я провела рукой по ранам, радуясь боли, которая последовала за этим движением, потому что почувствовала реальность своего тела.
— Ты это ты и она тоже ты — часть тебя. И пока вы обе малые и слабые части одного целого. Вот если бы ты погибла тогда она стала бы полноценной для Хальзе.
Мои братья по отряду боятся тебя, потому что тебя нельзя уничтожить, как других. Потому они воздействуют на тебя с помощью колдовства, Джиллан, с помощью которого они могут удалить тебя.
— И если ты…
Он снова прочитал мои мысли.
— Если я убью тебя, как они рассчитывали? Им было все равно, узнал бы я правду или нет. Они ничуть не боятся меня, и если бы я сделал что-нибудь с собой из-за этого вынужденного убийства, это было бы для них только облегчением. Это был хитрый план.
— Но ты не убил меня.
Выражение его лица сделалось мрачным.
— Посмотри на свою руку, Джиллан. Нет, я тебя не убил, но я тебя ослабил, и это тоже пригодится им. Время — наш враг, Джиллан; чем дольше вы будете разделены, тем сильнее ты ослабеешь и, может быть, объединяться вам будет уже слишком поздно. Будет лучше, если ты сейчас узнаешь правду.
— Я думаю, что ты можешь больше, чем сам думаешь о себе, — мужественно произнесла я. — Иначе почему ты не выполнил возложенного на тебя задания? Колдовство — могущественная сила и ее нельзя так легко преодолеть.
Херрел посмотрел на меня.
— Не думай обо мне так хорошо, Джиллан. Я благодарю высшие силы за то, что я так во время очнулся от околдовавших меня сил. Или что ты меня разбудила, потому что твой голос донесся до меня в бесконечную тьму, в которую они меня загнали… Если ты сможешь ехать, то мы должны немедленно отправиться в путь. Мы должны догнать отряд.
Он помог мне встать, но накрыл меня не моей тяжелой меховой накидкой, а своим плащом. Потом он взял меня на руки и понес по склону холма к дороге. Лунный свет померк, рассвет был уже недалеко. Херрел свистнул, и его конь подошел к нам. Херрел усадил меня в седло, а сам сел позади меня. Его жеребец, казалось, и не заметил двойного груза.
Пока мы ехали, мне было хорошо и удобно в руках Херрела.
— Не понимаю, почему Хальзе так домогается меня, — начала я. — Только ли это уязвленное самолюбие и досада от того, что ты получил невесту, а он нет?
— Так было вначале, — ответил он — А потом он делал это из-за того, что ты не такая, как остальные. Это была единственная возможность привязать тебя к нам, и когда это удалось, ты стала жертвой того, что они захотели с тобой сделать.
— Последняя возможность?
— Той ночью, когда ты отвергла меня. Ты не отдалась мне, потому что все наши заклинания оказались бессильными.
Я была рада, что он сидел позади меня и не мог видеть моего смущения.
— Ты тогда назвал меня колдуньей, — сказала я после долгого молчания.
— Ты сделал это из гнева?
— Гнева? Какое право я имел сердиться на тебя? Я назвал тебя так потому, что думал, что ты и есть колдунья. И поэтому тебе не оставалось ничего другого, как только отвергнуть меня.
— Колдунья, — повторила я задумчиво. — Но я изучала только искусство врачевания, а это не колдовство. Если бы я была тем, что ты сказал, я никогда бы не жила в монастыре. Они выгнали бы меня оттуда через час после моего прибытия туда.
— Колдовство — это не так плохо, как думают люди Дэйла. В тебе есть какая-то другая кровь, которая ответственна за все это. Она должна дать тебе не только умение пользоваться своими силами, но и власть над ветром и водой, землей и огнем — это твое естественное дарование, и никто не может тебя этому обучить. В старые времена Арзен не был закрыт от остального мира и мы знали о других народах по ту сторону моря, которые, как и ты, рассматривали колдовство как образ жизни. Там есть страна, в которой живут колдуньи. И пока мы странствовали по степям, мы много слышали об этой стране. Эта страна тоже находится на закате своего существования, потому что она так же стара, как и Арзен. Но в Эсткарпе все еще есть колдуньи, и Ализон ведет с ними войну.
— И ты думаешь, что во мне течет кровь этих колдуний?
— Да. Ты не изучала искусства колдовства, но у тебя есть силы. И еще одно. Если колдунья отдает свое тело мужчине, она утратит свои колдовские способности.
— Но если они не делают этого, как же существует их народ?
— Говорят, что они вымирают. Но это тоже не совсем так. Время от времени колдуньи выбирают тех, кто готов принести себя в жертву. И потом, не все женщины в этой стране — колдуньи, хотя они рожают дочерей, у которых есть такие способности. И каждой, которая имеет способности, нелегко отказаться от них.
— Но я же не знала обо всем этом. Я не настоящая колдунья.
— Если в тебе есть способности, они постараются сами направить тебя на правильный путь.
— А другая Джиллан?
— Херрел! — но между нами внезапно возник зеленый свет, угрожающий и опасный, как змея, и когда он опять исчез…
Над обнаженными клыками на меня уставились глаза дикой кошки и здесь уже не было ничего, к чему я так стремилась.
—Херрел! — я не знала, почему снова выкрикнула его имя. Ведь он больше не был человеком.
Я отпрянула назад, когда огромный зверь с серебристым мехом плотно припал к земле, изготовясь для прыжка, и знала, что увижу в его глазах смерть. Я почувствовала своими плечами твердую землю холма, но не отважилась повернуться спиной к угрожающей мне опасности, чтобы снова вскарабкаться наверх, к колоннам, где я могла найти какое-то убежище.
У меня за поясом был нож, но я знала, что не смогу устранить сталью эту грозившую мне опасность. Я пристально смотрела в зеленые глаза и не могла найти в них ничего человеческого. Но в этом звере было что-то от Херрела, скрытое, задавленное, но оно тут присутствовало. Всю свою волю я устремила на этого скрытого человека, может быть мне удастся снова вывести его на поверхность…
— Херрел… Херрел… — умоляла я его больше мысленно, чем вслух. — Херрел!..
Но не произошло никаких изменений. Короткий рык вырвался из его покрытого мехом горла, и моя воля была окончательно парализована, когда круглая голова с плотно прилегающими к ней ушами поднялась, и чудовище издало долгое рычание, как тогда, при нападении охотников Аризона. Но я пыталась бороться дальше.
— Херрел! — животное качнуло головой взад-вперед, а потом встряхнулось, словно отгоняя от себя что-то неприятное.
— Херрел! Ты человек, а не зверь! Ты человек! — я кричала ему эти слова, потому что была убеждена, что внутри этой кошки скрывается человек. Или того, кого я знала как Херелла, больше уже не существовало? И закрыла глаза, потому что воля моя отступила перед нахлынувшим на меня отвращением и яростью, исходящими от него.
Боль горячей волной пронзила мою руку, которую я успела поднять в последнюю секунду, защищая лицо. Что-то тяжелое прижало меня к земляному холму так, что я не могла пошевелиться. Я не глядела на то, что меня прижало, — не могла вынести этого.
— Джиллан! Джиллан!
Меня обняли руки мужчины, а не лапа зверя, которая должна была рвать мое тело. Голос, хриплый от боли и страха, а, не шипение кошки.
— Джиллан!
Я открыла глаза. Его лицо склонилось надо мной и я прочитала на нем выражение такой муки, что сначала удивилась.
— О, Джиллан, что я тебе сделал?!
Потом он поднял меня, словно я была легкой, как перышко, и понес на площадку на вершине холма. Он положил меня на меховую подстилку и, осторожно вытянул мою раненую руку. Разорванный рукав распался на два больших куска материи и обнажились глубокие кровоточащие раны. Он издал странный звук, увидев их.
— Херрел.
Теперь его взгляд встретился с моим. Он кивнул:
— Да, теперь я Херрел. Да съест желтая гниль их кости за то, что они сделали с тобой! В этом лесу есть лечебные травы, я пойду поищу их.
— В моей сумке есть лекарства…
Боль, как жидкий металл, захлестнула мою руку до самого плеча, так, что я едва могла дышать и колонны в лунном свете начали колебаться перед моими глазами. Я чувствовала, как Херрел достал сумку из-под моего платья, и попыталась показать ему, какую мазь он должен был взять. Когда он положил руку на мои раны, я вскрикнула и погрузилась в ничто, в котором не было ни боли, ни мыслей.
— Джиллан! Джиллан!
Мне не хотелось покидать это целебное ничто, но голос звал и звал меня.
— Херрел?
Он опустился возле меня на колени и его лицо было осунувшимся от усталости. Он поднял руку, словно хотел коснуться меня, но потом снова опустил ее.
— Джиллан, как ты себя чувствуешь?
Я пошевелила руками, но ощутила только следы боли. Осторожно приподнялась. Рука моя была забинтована и я почувствовала острый запах хорошо знакомой мне мази; так значит, он разворошил мою сумку. Когда я начала двигаться, на меня упали маленькие кусочки испачканных кровью разорванных листьев, которые пахли лекарственными травами. Я лежала, покрытая плотным слоем этих листьев.
— Как ты себя чувствуешь? — снова повторил Херрел свой вопрос.
— Хорошо, мне кажется, хорошо.
— Но не все так хорошо. Времени у нас в обрез!
— Что ты имеешь в виду? — Я зачерпнула горсть окровавленных листьев, чтобы вдохнуть их запах.
— Ты разделена…
— Я знаю это.
— Но, возможно, тебе не все известно. На некоторое время возможно из одного человека сделать двоих, хотя это и злое дело. Но если эти двое не соединятся снова, одна из вас погибнет.
— Другая Джиллан? — кровь и листья лежали на моей руке и я снова почувствовала холод внутри себя и меня снова потянуло куда-то.
— Или ты, — он, наверное, прочитал по моему лицу, что я его не поняла,
— они сделали это потому, что думали, ты погибнешь в горах или в пустыне. Эта страна имеет мощную защиту.
— Я знаю это.
— Они не верили, что ты сможешь выжить. И когда ты умрешь, останется только та Джиллан, которую они взяли с собой, и она будет жить, хотя и не будет такой, как ты, кроме самой маленькой частички. Когда ты пришла в Арзен, они узнали об этом. Они узнали, что в их страну проникло какое-то чужое существо, и поняли, что это ты. Тогда они снова использовали магию и…
— И послали тебя, — сказала я мягко и он ничего не ответил.
Он повернул голову так, чтобы я могла видеть его лицо, и на нем была написана такая боль, что я не могла найти никаких слов, чтобы облегчить его страдания.
— При первой нашей встрече я рассказал тебе, что я не такой, как все остальные. Они могут меня принудить, если захотят, или ослепить мои глаза, когда это будет им нужно. Когда они привели с собой ту, другую Джиллан, она отвернулась от меня и отдала предпочтение Хальзе, как тому хотелось с самого начала!
Я испугалась Хальзе! Действительно, мое другое «я» находилось в руках Хальзе и она действительно отдала ему предпочтение? Стыд охватил меня пылающим огнем. Нет… нет…
— Но я здесь присутствую, — наконец смущенно сказала я. — У меня есть тело… я живая…
Но было ли это на самом деле так? В этой стране я была только привидением, так же, как здешние люди были для меня такими же нереальными. Я провела рукой по ранам, радуясь боли, которая последовала за этим движением, потому что почувствовала реальность своего тела.
— Ты это ты и она тоже ты — часть тебя. И пока вы обе малые и слабые части одного целого. Вот если бы ты погибла тогда она стала бы полноценной для Хальзе.
Мои братья по отряду боятся тебя, потому что тебя нельзя уничтожить, как других. Потому они воздействуют на тебя с помощью колдовства, Джиллан, с помощью которого они могут удалить тебя.
— И если ты…
Он снова прочитал мои мысли.
— Если я убью тебя, как они рассчитывали? Им было все равно, узнал бы я правду или нет. Они ничуть не боятся меня, и если бы я сделал что-нибудь с собой из-за этого вынужденного убийства, это было бы для них только облегчением. Это был хитрый план.
— Но ты не убил меня.
Выражение его лица сделалось мрачным.
— Посмотри на свою руку, Джиллан. Нет, я тебя не убил, но я тебя ослабил, и это тоже пригодится им. Время — наш враг, Джиллан; чем дольше вы будете разделены, тем сильнее ты ослабеешь и, может быть, объединяться вам будет уже слишком поздно. Будет лучше, если ты сейчас узнаешь правду.
— Я думаю, что ты можешь больше, чем сам думаешь о себе, — мужественно произнесла я. — Иначе почему ты не выполнил возложенного на тебя задания? Колдовство — могущественная сила и ее нельзя так легко преодолеть.
Херрел посмотрел на меня.
— Не думай обо мне так хорошо, Джиллан. Я благодарю высшие силы за то, что я так во время очнулся от околдовавших меня сил. Или что ты меня разбудила, потому что твой голос донесся до меня в бесконечную тьму, в которую они меня загнали… Если ты сможешь ехать, то мы должны немедленно отправиться в путь. Мы должны догнать отряд.
Он помог мне встать, но накрыл меня не моей тяжелой меховой накидкой, а своим плащом. Потом он взял меня на руки и понес по склону холма к дороге. Лунный свет померк, рассвет был уже недалеко. Херрел свистнул, и его конь подошел к нам. Херрел усадил меня в седло, а сам сел позади меня. Его жеребец, казалось, и не заметил двойного груза.
Пока мы ехали, мне было хорошо и удобно в руках Херрела.
— Не понимаю, почему Хальзе так домогается меня, — начала я. — Только ли это уязвленное самолюбие и досада от того, что ты получил невесту, а он нет?
— Так было вначале, — ответил он — А потом он делал это из-за того, что ты не такая, как остальные. Это была единственная возможность привязать тебя к нам, и когда это удалось, ты стала жертвой того, что они захотели с тобой сделать.
— Последняя возможность?
— Той ночью, когда ты отвергла меня. Ты не отдалась мне, потому что все наши заклинания оказались бессильными.
Я была рада, что он сидел позади меня и не мог видеть моего смущения.
— Ты тогда назвал меня колдуньей, — сказала я после долгого молчания.
— Ты сделал это из гнева?
— Гнева? Какое право я имел сердиться на тебя? Я назвал тебя так потому, что думал, что ты и есть колдунья. И поэтому тебе не оставалось ничего другого, как только отвергнуть меня.
— Колдунья, — повторила я задумчиво. — Но я изучала только искусство врачевания, а это не колдовство. Если бы я была тем, что ты сказал, я никогда бы не жила в монастыре. Они выгнали бы меня оттуда через час после моего прибытия туда.
— Колдовство — это не так плохо, как думают люди Дэйла. В тебе есть какая-то другая кровь, которая ответственна за все это. Она должна дать тебе не только умение пользоваться своими силами, но и власть над ветром и водой, землей и огнем — это твое естественное дарование, и никто не может тебя этому обучить. В старые времена Арзен не был закрыт от остального мира и мы знали о других народах по ту сторону моря, которые, как и ты, рассматривали колдовство как образ жизни. Там есть страна, в которой живут колдуньи. И пока мы странствовали по степям, мы много слышали об этой стране. Эта страна тоже находится на закате своего существования, потому что она так же стара, как и Арзен. Но в Эсткарпе все еще есть колдуньи, и Ализон ведет с ними войну.
— И ты думаешь, что во мне течет кровь этих колдуний?
— Да. Ты не изучала искусства колдовства, но у тебя есть силы. И еще одно. Если колдунья отдает свое тело мужчине, она утратит свои колдовские способности.
— Но если они не делают этого, как же существует их народ?
— Говорят, что они вымирают. Но это тоже не совсем так. Время от времени колдуньи выбирают тех, кто готов принести себя в жертву. И потом, не все женщины в этой стране — колдуньи, хотя они рожают дочерей, у которых есть такие способности. И каждой, которая имеет способности, нелегко отказаться от них.
— Но я же не знала обо всем этом. Я не настоящая колдунья.
— Если в тебе есть способности, они постараются сами направить тебя на правильный путь.
— А другая Джиллан?