Отступив в глубину, он лег, снял свой побитый шлем, решив отдохнуть и поспать, если сможет. Краткий срыв устыдил его, но он в то же время был ему благодарен. Он высвободил нараставший ужас. Страх сохранялся, но паники больше не было. Если в последующие часы Тарлах сможет с ней справляться - и избегать участи, в ожидании которой он и почувствовал панику, - он на следующее утро, или, в крайнем случае, к полудню сможет закончить свою работу. Тогда, конечно, придется заняться кровлей.
   Он знал одно: ему отчаянно хочется жить, и он будет сражаться за жизнь до последних сил.
   7
   Тарлах застонал и открыл глаза.
   Мягкий свет заполнял каменное помещение, и на сокольничего смотрело с любопытством детское лицо. В нем сочетались озорство и веселье, и это действовало так непреодолимо, что, еще не проснувшись полностью, Тарлах рассмеялся и со смехом постучал себя по носу, как часто в Морской Крепости играл Руфон со своей маленькой внучкой.
   И тут же сердце у него дало перебой, он отшатнулся, чувствуя, как на него наваливается ужас.
   Это не лицо ребенка из долины со смеющимися глазами и загоревшими на ферме отца под летним солнцем щеками. Девочка, которую увидел Тарлах, необыкновенно прекрасна со своей массой спутанных каштановых волос и огромными светло-зелеными глазами, но она не может быть живой. Жители Лормта правильно называли ее призраком. Ничем иным она не может быть.
   А свет исходит от нее.
   Призрак протянул к нему руку, но остановился, когда Тарлах отшатнулся. Теперь девочка смотрела на него удивленно и обиженно.
   Тарлах быстро сел.
   - Прости, - сказал он, пытаясь справиться с дрожью в голосе. Он слышал, что тот, кто заговорит первым, приобретает в такой встрече преимущество. Мне показалось, что ты моя знакомая маленькая девочка.
   - Твоя маленькая девочка?
   - Нет, не моя. Просто знакомая.
   - О!
   Девочка как будто разглядывала его, наклонив голову набок.
   - Тебе холодно? - спросила она наконец.
   - Не очень. А что?
   - Ты дрожишь.
   Тарлах посмотрел на нее, потом, вопреки своему желанию, улыбнулся.
   - Наверно, ты меня испугала, - честно сказал сокольничий.
   Призрачный ребенок весело рассмеялся.
   Девочка села рядом с ним, тщательно расправив платье. Тарлах впервые обратил на него внимание и решил, что оно неуклюжее. Таких он не видел у женщин или девочек Эсткарпа или Верхнего Холлека. Наверно, оно очень древнее, если верить легенде. Но Тарлах ничего не понимал в женских модах и не мог определить по покрою платья время.
   Девочка подняла свое маленькое личико и посмотрела прямо на воина.
   - Ты долго спал. - Ей пришла в голову новая мысль. - Я тебя разбудила?
   - Нет, я так не думаю. Вероятно, я просто выспался и проснулся сам по себе. - Или чувство опасности, присущее воину, разбудило его.
   - Я рада! Я старалась не шуметь. Катрин говорит, что я всегда слишком много болтаю и не должна беспокоить людей.
   - А кто такая Катрин?
   - Моя сестра. Она большая и очень умная. - Лицо девочки осветилось гордостью. - И очень красивая.
   - Не сомневаюсь, если она похожа на тебя.
   Призрак энергично кивнул.
   - Меня зовут Адила, - сказала девочка, как будто вспомнила манеры хорошего тона, которым ее когда-то учили.
   Сокольничий заколебался. Он не хотел пугать ребенка, не хотел причинять ей боль, но знание имени дает владеющему волшебством власть над носителем имени.
   Он не собирался открывать свое имя этому призраку или любому другому. К тому же это противоречит обычаям его народа. Только Уна...
   Неожиданно он вспомнил, как называет его владелица долины.
   - Меня зовут Горный Сокол, - сказал он и склонил голову, как делают лорды долин. - Рад познакомиться с тобой, Адила.
   И тут же замигал, не зная, смеяться ему или плакать.
   Он понял, что сказал правду.
   Адила на этот раз не заметила в нем перемены. Она оглядывалась, как будто впервые увидела окружение.
   Потом снова повернулась к Тарлаху.
   - А почему ты спал?
   - Потому что у меня закрывались глаза.
   - Нет! - раздраженно воскликнула она. - Я хочу спросить, почему ты спал здесь?
   - Упал и очень устал, пытаясь выбраться.
   - Ты ищешь алмазы?
   - Нет, - с некоторым замешательством ответил он. - Я провалился в дыру.
   Призрачная девочка надолго замолкла. Продолжала осматриваться, прижимаясь к Тарлаху, как будто чего-то боялась.
   Он обнял ее за плечи и почувствовал, как она расслабилась.
   - У тебя есть двоюродные братья? - неожиданно спросила она тихим голосом.
   - Вероятно. А что?
   - Мне не нравятся двоюродные братья. Но-эль - мой двоюродный брат.
   Тарлах почувствовал холод в желудке. Ему не хотелось знать, за что девочка не любит этого Но-эля.
   Однако она была захвачена воспоминаниями и продолжала, почти забыв о его присутствии:
   - Но-эль сказал нам, что мы найдем алмазы для мамы в пещере. Это должен был быть сюрприз, и мы никому не должны говорить, пока не вернемся с алмазами, но пещера была такой темной, а вход в нее таким узким, что я заплакала, а Катрин сказала, что мы сможем найти алмазы и снаружи, если хорошо поищем.
   Ее большие глаза стали еще больше, девочка вдруг посмотрела прямо на Тарлаха.
   - Но-эль взял камень и стал бить Катрин по голове, пока вся голова не стала красной. Потом он протолкнул ее в пещеру, а меня за ней и прикатил большой тяжелый камень, которым закрыл вход. Он его не убирал, и я не могла выйти, как ни старалась.
   Губы ее дрожали, слезы потекли по щекам, но она слишком была захвачена старым страхом, чтобы стирать слезы.
   - Катрин спала. Я ее звала и звала, но она не просыпалась. Я звала всех, но никто не пришел.
   Адила маленьким кулачком потерла глаза.
   - Я очень хотела есть и пить, хотела, чтобы мама пришла и забрала нас из этой ужасной тьмы...
   Воин закрыл глаза. Взял ребенка на руки и прижал к себе. Тело девочки показалось ему ощутимым, вполне реальным, но оно было холодное, и он не чувствовал биения сердца.
   Но сейчас он не думал об этом, поглощенный ее страхом и отчаянием.
   - Мама не могла тебя услышать, Адила, - негромко сказал он, - и.., и Катрин тоже. Поэтому они тебе не помогли.
   Она перестала плакать.
   - Мама осталась внизу, в большой крепости, в которой мы остановились, но ведь Катрин была со мной...
   Она замолчала и посмотрела на него.
   - Катрин умерла? Как бабушка?
   - Да.
   Девочка опустила подбородок на грудь.
   - Ее убил Но-эль?
   - Да.
   - Он, наверно, очень плохой.
   - Невероятно плохой.
   Она немного отодвинулась от него.
   - Его наказали?
   - Наверно, - ответил Тарлах. Он погладил ее густые мягкие волосы и вздохнул. - Это было очень давно, Адила. Мама и Катрин не хотели бы, чтобы ты плакала.
   Он пытался подавить горящую внутри ярость. Девочке не нужны гнев и ненависть. Она еще совсем ребенок и слишком много страдала...
   И не заслужила такие страдания. Не заслужила того, кем стала.
   Вспомнив о том, какую участь несла эта девочка людям, Тарлах только плотнее прижал ее к себе. Если он умрет из-за нее, пусть. Она не виновата, и он не будет ее ненавидеть. К тому же у него есть средство избавления, прежде чем начнутся страдания. А тем временем он не может отказать ей в утешении, в котором она так нуждается. Даже ужас не сделает его настолько жестоким.
   Девочка затихла, и Тарлах подумал, что она уснула.
   Он посмотрел на нее, и страх оставил его. Адила - ребенок, несмотря на свое физическое состояние. Ужасная смерть, неисполненное стремление отомстить тому, кто так с ней поступил и, может быть, тем, кто не помог, покорили незрелую душу, заморозили сочувствие и человечность и, в свою очередь, превратили ее в орудие уничтожения. Но теперь проклятие снято. В этом он был уверен.
   Капитан надеялся, что каким-то образом сумеет освободить девочку, но думал, что просто для этого настало время. Иначе он не мог объяснить, почему уцелел.
   Может быть, зрелище человека, спокойно спящего в таком окружении, вернуло Адиле искорку замершей человечности.
   Он подумал, что же теперь будет. Вероятно, она сможет, наконец, начать свое последнее долгое путешествие.
   Теперь она свободна и снова обрела себя. Но девочка продолжала находиться рядом с ним.
   Он нежно улыбнулся. Может, просто нуждается в отдыхе после бесчисленных веков блужданий.
   ***
   Тарлах и сам задремал и уже погружался в крепкий сон, когда Адила вырвалась из его объятий.
   - Катрин! Это Катрин! Ты разве не слышишь ее?
   Тарлах покачал головой, но выпустил руку своей маленькой спутницы. Он не сомневался, что она обладает неведомыми ему чувствами.
   Сердце его забилось чаще. Должно быть, приближается момент ее освобождения!
   - Ищи сестру! Быстрее! Она очень долго тебя ждала.
   Адила кивнула без споров. И побежала. Ее маленькое тело словно задрожало и исчезло из вида.
   ***
   Вместе с ней исчезло бледное свечение, и снова вокруг воцарилась тьма.
   Но наемник не расстраивался. Ночь подходит к концу, и он знал, что очень скоро утро принесет свет.
   Он опустил голову на грудь. Он рад за Адилу, но - именем Рогатого Лорда! - ему бы хотелось, чтобы она осталась с ним еще немного. Он по-прежнему может здесь погибнуть, и теперь одиночество, казалось, усилилось тысячекратно.
   8
   Вскоре после отъезда капитана из Лормта Пира разыскала Уну в длинном читальном зале.
   Она села рядом с женщиной из долины.
   - Дуратан рассказал мне о цели твоего приезда, - сказала она после недолгого колебания. - Он узнал о ней из уст твоего сокольничего, перед тем как тот поехал встречать тебя.
   - Ему следовало бы рассказать раньше, - ответила Уна, скрывая свое удивление от темы, поднятой целительницей.
   - Цель благородная, но я боюсь, что она обречена на неудачу. Что бы ни сказали командиры и товарищи сокольничего, сомневаюсь, чтобы он достиг успеха в деревнях. Ведь ему нужно добиться и согласия женщин.
   - Да. Если он применит силу, то не получит доступа в Морскую Крепость. А без этого невозможно сооружение постоянного Гнезда.
   Пира покачала головой.
   - Но как это возможно, госпожа? Сокольничьи таковы, каковы они есть. Они не изменят своих обычаев.
   Их страх слишком силен, а со временем к этому добавились и иные соображения.
   - Но мне кажется, они медленно изменяются с тех пор, как потеряли свою крепость. Теперь им приходится надолго поступать на службу, больше времени находиться среди других людей. Они не глупы, и то, что они видят, производит на них впечатление. Те, кто служит у меня, никогда не сталкивались с неуважением, а в Морской Крепости почти все работы выполняются женщинами, потому что война и эпидемия погубили большинство наших мужчин. Мы старались уважать обычаи сокольничьих, но взаимодействие все равно неизбежно.
   - Ты веришь, что они готовы осесть, как все остальные? - презрительно спросила Пира.
   - Нет, конечно, нет. Это в больших масштабах невозможно еще в течение нескольких поколений, если вообще когда-нибудь станет возможно. - Глаза Уны сузились. - И я не уверена, что это было бы наилучшим выходом для мужчин и женщин. Женщины в этих деревнях тоже долгие века живут своей особой жизнью.
   Они тоже могут не увидеть преимуществ обычной жизни для своих дочерей и внучек. Той жизни, которую женщины ведут во всех частях мира.
   - С другой стороны, новое Гнездо может послужить наилучшим, если не единственным способом продолжить тот процесс, который уже начался.
   Целительница нахмурилась.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Подумай! Деревни постепенно гибнут, по мере того как все больше и больше женщин уходит из них, чтобы жить обычной жизнью. Многие удовлетворятся тем, что будут выращивать сильных сыновей и прекрасных дочерей, но что станется с теми, кто принесет с собой свое мастерство? Целительница женщина всегда встретит приветливый прием, ткачиха и белошвейка тоже.
   Но как будут приняты женщина кузнец или плотник?
   Как их примут жители Эсткарпа? А как женщины, которые выращивают и тренируют лошадей или коров, а не просто доят их?
   - Я знаю, о чем говорю, Пира. Обстоятельства заставили меня выйти далеко за рамки той роли, которую обычно играет владычица долины.
   - Так поступали многие.
   - Да, в те времена, когда Псы терзали Верхний Холлек, но когда они потерпели поражение и мужчины вернулись домой, большинство женщин снова заняли свое привычное место. Мой отец вернулся безногим и не мог пользоваться правой рукой. Он вынужден был положиться на мою маму и на меня, а позже на меня одну, чтобы справляться с управлением Морской Крепостью. Потом болезнь унесла и его, и моего мужа, и я стала полноправной правительницей долины. Соседние лорды научились уважать мои способности, но большинство по-прежнему считает меня кобылой, ушедшей со своего пастбища.
   - Возможно, в твоих словах есть правда, - ответила после недолгого молчания Пира, - но подумай и о других сторонах этого положения. Большинство наших деревень не страдает от посещения мужчин. Эти посещения не приносят радости ни мужчинам, ни женщинам, но мужчинам нужны сыновья, а их временным подругам - дочери, и то, что происходит, совершается без насилия. Большинство деревень держит у себя мальчиков до пяти-шести лет, и они редко подвергаются насилию. Только когда рождается урод.
   - Бывают исключения. Мужчины иногда буквально насилуют женщин. Мальчиков они забирают в годовалом возрасте и убивают по своей прихоти и женщин, и их потомство. С такими никто не хочет связываться.
   - Капитан рассказывал мне об этом, - мрачно сказала Уна. - Он объяснил, что каждая деревня относится к определенной колонне, и обычно сокольничьи не бывают грубы. Даже перед падением Гнезда, когда необходимость распространить семена народа как можно шире заставляла их выходить за пределы привычных районов, за ними внимательно наблюдали, чтобы предотвратить насилие, о котором ты говорила. Он сам видел, как сокольничий напал на девушку только потому, что ему не понравился цвет ее волос. Командующий сокольничьих лично обезоружил его и приказал увести, а девушку велел отправить домой и не трогать ее, потому что она была очень молода и потрясена случившимся.
   - Ты хочешь, чтобы и остальные подвергались такой же опасности?
   - Такая власть над жизнью должна кончиться. Она уже почти кончилась из-за сокращения и даже исчезновения самих деревень. К тому же я сомневаюсь, чтобы такие люди согласились жить в новом Гнезде.
   Судя по словам капитана, большинство из них слишком привыкли к прежним обычаям.
   - Вплоть до того, что готовы скорее погибнуть, чем изменить им?
   - Да. - Глаза Уны потемнели. - Я только надеюсь, что они не сумеют переманить на свою сторону большинство. Если им это удастся, капитан за свои планы будет отвергнут, лишен командования и дружбы своих товарищей.
   Пира смотрела на нее.
   - Он ведь не останется без места, так? Большинство решит, что обладание двумя долинами гораздо предпочтительней судьбы наемника.
   Владелица долины застыла.
   - Большинство - это не сокольничьи! - резко ответила она. - У сокольничьих в жизни нет ничего, кроме дружбы с теми, кто их обучал и с кем рядом они сражались. И еще дружбы с их крылатыми товарищами. Не знаю, сможет ли земля и отношения с другими людьми восполнить потерю этой дружбы, если сокольничий будет опозорен и изгнан.
   Она сжала стол так, что побелели пальцы.
   - Это хороший и гордый человек. Я не хочу видеть, как он потерпит поражение, как станет жалок в глазах тех, кто понимает его замысел. - Уна пристально посмотрела на Пиру, глаза ее словно превратились в копья. - А что касается твоего намека, то мы обе женщины, а не девушки с мечтательными глазами. Об этом не следует думать, даже спрашивать, возможно ли это в реальности. Он не мальчик, который отвечает только за себя, за свою лошадь и своего сокола. Если хоть одно слово достигнет его командира и других товарищей, наши надежды рухнут навсегда, а он в их глазах превратится в бешеного пса. Что бы я ни чувствовала по отношению к нему, я не могу рисковать и так поступить с ним.
   - Конечно, нет, - согласилась Пира. - Прошу прощения, госпожа. Я говорила, не подумав. Очевидно, что вы привязаны друг к другу, очевидно и твое беспокойство и необходимость в осторожности. Прежде всего, у меня не было права поднимать этот вопрос - в разговоре с тобой или с кем-то еще.
   - Мы часто говорим то, что не следует, когда защищаем близких, спокойно ответила Уна. - Ты ведь сама из народа сокольничьих, Пира?
   Лицо целительницы застыло и превратилось в маску.
   - Ты шутишь, но невесело, - предупредила она.
   - Каждый народ имеет свои приметы, и сокольничьи больше других, потому что долгое время производили потомство только в узком кругу. Несмотря на эти высокие шлемы, я хорошо их изучила. У тебя те же черты лица, хотя, конечно, ты женщина.
   - А что бы ты сказала, если я действительно из сокольничьих?
   - Ты могла бы помочь нам, если захочешь, поговорить со своими. Ты обладаешь авторитетом, он окутывает тебя, словно плащом. Я думаю, твои сестры прислушаются к тебе, как не стали бы слушать чужака, мужчину или женщину.
   Снова женщина из народа сокольничьих замолчала.
   Молчала долго, а когда ответила, было видно, что она тщательно подбирает слова.
   - Ты мне нравишься, Уна из Морской Крепости, я уважаю тебя, мне нравится твой капитан, хотя сначала я его опасалась. Как ты сказала, он хороший человек, и это невозможно скрыть, хотя манеры его холодны по обычаю всех сокольничьих. Это я вижу, но разве я могу слепо звать других в какое-то иное место, на другой континент, снова быть прикованными к горной крепости, когда я не знаю почти ничего, не знаю, каковы условия там и многое другое?
   Женщина из долины наклонилась вперед.
   - Тогда узнай. Возвращайся с нами, и сама увидишь Морскую Крепость и Рейвенфилд. Мы и так потеряли много времени из-за несчастного случая со мной, но можем подождать следующего года, если ты пообещаешь нам помочь. Я могу гарантировать, что никто тебя ни к чему принуждать не будет, - добавила она, видя, как целительница напряглась.
   - В это я верю. - Пира свела брови. - Я должна подумать, прежде чем дать ответ, - сказала она немного погодя. - Я серьезно обдумаю твое предложение. Кроме этого, ничего обещать не могу.
   Сказав это, она встала и быстро ушла от своей прежней пациентки.
   ***
   Остаток этого дня и начало следующего прошли без происшествий, но незадолго до полудня Бросающий Вызов Буре начал беспокоиться, а к вечеру его тревога становилась все очевидней.
   Постепенно она передалась Брейвери и, наконец, и самой Уне, которая тоже начала думать, что с Тарлахом что-то случилось. Несколько раз она расспрашивала боевую птицу, но та не могла общаться со своим другом на. расстоянии в несколько миль, и сокол смог только подтвердить, что с капитаном сокольиичьих что-то неладно.
   Женщина пыталась подавить свою тревогу. Тарлах - прирожденный горец, мало кто сравнится с ним в опыте и искусстве, с его мужеством в битве, но У на хорошо понимала, что даже самого доблестного воина может постигнуть несчастный случай. Однако, если она отправится за ним без всякой необходимости, он будет недоволен...
   До середины следующего дня можно еще подождать, решила, наконец, она, но если Тарлах к тому времени не явится или если сокол или все трое не успокоятся, она отправится на поиски, что бы ни говорила ее и его гордость.
   ***
   Владелица долины радовалась наступлению времени ужина: она надеялась, что общество и разговор с руководителями Лормта отвлекут ее от беспокойства, грызущего ее ум и сердце.
   Она была благодарна Квену, который пригласил ее поужинать не в большом зале, а в сравнительно небольшой комнате. Так поступали, когда за едой необходимо было обсудить что-то серьезное. Многолюдье и шум всей общины сейчас помешали бы ей.
   Уна пришла к столу последней. Здесь был старый ученый, а вместе с ним Аден, Дуратан и два относительно молодых человека, которые проявляли серьезный интерес к поискам. Присутствовали также Пира и Джерро, который не выезжал из Лормта для охоты на свору .убийц. Уна уже знала, что он так часто посещает Лормт, что более или менее считается членом общины.
   Хотя ни она, ни сокол, которого она прихватила с собой, не очень интересовались едой или разговором, Уна постаралась поддержать беседу, которая касалась не только планов ее друга, но и ее самой, а также истории Морской Крепости. Собравшиеся очень внимательно выслушали рассказ о ее приключениях и о том, что делали нанятые ею щиты без девиза.
   Тем временем солнце заходило. Неожиданно, без всякого предупреждения, Уну охватил такой ужас, что она вскочила. Сердце ее бешено заколотилось. Чисто инстинктивно она стиснула зубы, чтобы не закричать. Одновременно боевой клич сокола подсказал ей, каков источник страха.
   - Мне нужно ехать! Капитан в опасности!
   Но возбуждение, охватившее ее и боевую птицу, поразительно быстро схлынуло. Квен стальной хваткой сжал ее руку.
   - Подумай, дитя! - сказал он. - Куда ты поедешь?
   Что случилось с твоим другом? Ранен ли он? Жив ли вообще? Ты получила предупреждение и каким-то образом можешь с ним общаться. Что ты поняла?
   Уна заставила себя успокоиться.
   - Он жив, иначе сокол тоже был бы поражен. Самец сокола ненадолго переживает смерть сокольничего.
   - А птица знает, где капитан? - быстро спросил Квеи.
   - Нет, но может отыскать его. Я должна идти! Я уже говорила, сколь многим обязана этому человеку, помимо тех услуг, которые он оказал мне. Я не могу позволить ему умереть или страдать одному. Нужно помочь ему!
   - Я поеду с тобой, - сказала Пира. - Может, опять понадобиться мой лук, если не искусство целительницы.
   - Я тоже, - подхватил Джерро тоном, который свидетельствовал, что он не примет отказа.
   Его сестра хотела также предложить свою помощь, но сдержалась.
   - С вами уже есть два целителя. Я подниму людей в Лормте и по соседству, и утром мы начнем более широкий поиск. Все вместе мы сумеем найти твоего друга, если позволит Янтарная Госпожа.
   ***
   Уна из Морской Крепости держала в руках повод своего Орла. Они медленно продвигались вперед. После первого приступа страха, после того, как Бросающий Вызов Буре установил связь с Тарлахом и с нею, эта связь исчезла или настолько ослабла, что была почти неощутима. Приходилось ощупью пробираться по крутому склону, надеясь, что этот хрупкий контакт не прервется совсем.
   Постепенно птица утрачивала эту таинственную связь, и только совместные усилия сокола, Уны и кошки позволяли снова ее улавливать, но скорость продвижения все больше замедлялась.
   Небольшой отряд ехал в ночи осторожно и напряженно, все молчали, опасаясь, что шум отвлечет внимание тех, кто отыскивает след пропавшего воина.
   Через час после полуночи Уна неожиданно выпрямилась в седле, ее товарищи и животные тоже насторожились. Страх! Снова ее охватил ужас, еще более сильный.
   Но он прошел, как и первое послание сокольничего, и Уна заставила себя подавить собственный ответный страх. Тарлах все еще жив, он вполне уверен в себе и своем окружении, но он в трудном положении.
   Она рассказала о своем втором контакте, снова скрыв его природу, и сосредоточилась на предстоящей задаче. Лицо ее побледнело и осунулось. Она ужасно боялась, ее охватила уверенность, что ее лорду грозит страшная опасность, но она поклялась себе, что найдет командира наемников, и найдет вовремя, как бы далеко он ни ушел.
   9
   Тарлах не уснул снова. Он спокойно ждал в кажущейся вечной черноте, пока не осветился восточный край горизонта.
   Прошло некоторое время, прежде чем свет пробился к нему, но, наконец, сероватый луч прорезал темноту.
   Как только он пробился в темницу воина, Тарлах вскочил. Перед ним вполне реальная задача, реальная, как голод и ограниченный запас воды.
   Самая большая опасность - именно в недостатке воды. Когда она кончится, Тарлах долго не проживет. Его способность трудиться продержится еще несколько часов после начала жажды, и тогда ему останется выбирать между милосердной смертью от лезвия и долгой агонией.
   Сама смерть в таком случае кажется несомненной.
   Однако Тарлах выпил почти весь свой запас и немного поел. Предстоящая работа требует большой сосредоточенности и осторожности, точности движений. Обезвоживание способно коварно сказаться на том и другом.
   Оставалось подняться примерно на четверть груды.
   Сокольничий начал работу немедленно, зная, что она будет тяжелой и займет немало времени. А потом только нужно будет осторожно раскапывать корку потолка.
   С обломками справляться было не труднее, чем накануне. Груда немного осела, часть пропитывавшей ее влаги испарилась, Тарлаху приходилось все больше опираться на предательскую поверхность.
   Тем не менее он продвигался довольно быстро. Ужасный цепенящий страх исчез, и Тарлах лучше владел собой - и физически, и умственно.
   К тому же и работал он с большей сноровкой. Вчерашний день его многому научил, и он не повторял сделанных ошибок.
   Этим утром ему везло. Неизбежных ошибок и случайностей было немного, и ни одна не вызвала серьезной задержки. Работа была тяжелой и неприятной, но он продолжал трудиться и примерно к полудню добрался до крыши.
   Здесь сокольничий передохнул, сделал первый большой перерыв после начала.
   Он прислонился к стене и закрыл горящие глаза.
   Ему хотелось расслабить и мышцы, полностью забыть об усталом теле. Он не поверил бы, что возможна такая боль в теле.