Из середины озера вздымалась гора с отблескивающими серебром склонами.
– Что это? – спросил Эб. Серебряная гора была очень высока. И необычной формы – внизу более узкая, кверху она расширялась, хотя вершины Эб разглядеть не мог: слишком далеко.
Кастелян сказал:
– Мы почти добрались до конечной станции Драгоценной Дороги. Тут же рядом добывают магрил, а заправляют здесь гномы. А это – Игла. Ее так называют, Игла. Там, в тайной пещере, спрятан Зубастик.
– Ты что, жил здесь? – удивился Эб. – Но ты же говорил, что пришел сюда из Цуката…
– Правильно. Я никогда не жил в Игле по-настоящему. Раньше ее не было в этом мире, она появилась внезапно, сама собой. Я хотел понять, что это. Добрался до нее и обнаружил, что Игла пронизана вкраплениями магрила. Случайно я нашел тайное место. Оно мне понравилось, я решил, что можно покинуть замок и перебраться сюда. Оставив Зубастика в Игле, я вернулся в замок – и там на меня неожиданно напал Бардо Тодол. Оказалось, что он уже некоторое время находится здесь, более того, он сам жил на Игле, только я не знал про это. Он усыпил меня. А Зубастик остался в тайном месте, под носом у Тодола.
– Но почему ты думаешь, что он не нашел Зубастика?
– Да потому что в таком случае мы бы с тобой сейчас не разговаривали. И потом, путь в то место… довольно необычный. Не всякий догадается воспользоваться им.
– Что такое Цукат? Где он находится?
– Цукат… – задумчиво повторил магопес. – Цукат – он везде. Он вокруг нас.
– Как это… – начал Эбвин.
Ниже по склону тянулась полоса редколесья. Чуткие уши Гаргантюа шевельнулись, уловив приглушенные звуки, что донеслись до путешественников из-за деревьев.
Вслед за Гаргантюа их услышал и Кастелян, а потом и Эб. Магопес обратил к редколесью приплюснутую морду, Эбвин повернулся.
– Это откуда доносится? – Кастелян чихнул так, что длинная шерсть под его носом взвилась, а потом медленно опала.
Вместо ответа Гаргантюа стал быстро спускаться по склону. Помедлив, Эб с Кастеляном на руках последовал за ним.
На склоне росли вечнозеленые деревья неизвестной Эбвину породы, с длинными мягкими иглами вместо листьев, но на ели не похожие. Может быть, какие-нибудь карликовые горные сосны.
Миновав редколесье, путешественники очутились возле каменного изгиба. Под ним протянулось небольшое ущелье, вернее, очень широкая трещина, рассекающая склон. Внизу перемигивались огни фонарей, озаряющих озерную станцию, но здесь было полутемно. Лишь тусклые красные отблески, проникающие из глубины ущелья, извивались на снегу в призрачном танце.
– Тс-с! – Гагра приложил палец к губам и съехал со склона.
Ветер не задувал сюда. Шагая на удивление бесшумно, эльф двинулся вперед. Звуки стали отчетливее, теперь можно было различить, что они состоят из глухих ритмичных ударов – туммм… туммм… тумммм… – голосов, бормочущих что-то непонятное, и треска веток. Снег под ногами приобрел грязно-коричневую окраску, стало понятно, что недавно здесь ходило множество ног.
Ущелье изогнулось, Гагра остановился и выглянул. Эб, на цыпочках подойдя ближе, протиснулся между эльфом и каменным откосом.
За поворотом поросшие карликовыми деревьями склоны ущелья раздавались вширь, закруглялись, образуя небольшую уютную низину. Здесь горели костры, свет их озарял шатры из шкур, лежащих в снегу животных непонятной породы, замотанные в меха фигуры. Кто-то сидел, поджав ноги, другие, судя по доносившимся голосам, расположились внутри шатров, а остальные плясали вокруг длинного шеста, что торчал посреди поляны. К шесту, окруженному кольцом веток, был привязан карлик. Поодаль присевшие на корточки музыканты били в барабаны длинными палками с круглыми набалдашниками на концах.
– Эльфы? – прошептал Эб.
Гагра приосанился.
– Гордые и свободные!
– Откуда они здесь взялись?
– Они живут здесь. Кочуют по горам. Потомки тех, кто успел убежать из города до того, как Мануил заморозил его.
Звук барабанов стал громче и быстрее.
Те, кто танцевал вокруг шеста, были облачены лишь в штаны с бахромой. В свете костра блестели обнаженные торсы, босые пятки глухо стучали в утоптанный снег. Танцоры покачивались, то сходились к шесту, то отступали.
«Уда-а… буда-а… гуда-а…» – услышал Эбвин.
– Что они делают?
– Танцуют, – ответил Гаргантюа. Подумав, он добавил: – Поют.
– Это я понял. А вот… – начал Эб, но Гагра поднял руку, призывая его к молчанию.
Из-за шатров показался эльф, такой же дородный, как и Гаргантюа, и медленно пошел между плясунами. Те включили его в свой танец, стали двигаться, притоптывая и приседая, вокруг. Нарядом эльфу служили меховые штаны, меховая шапка и меховая жилетка, оставляющая обнаженными толстые руки. В носу висело кольцо, из мочки уха торчала тонкая косточка, лицо украшали мазки красной краски.
– У-даа… бу-даа… гу-даа… – звучало со всех сторон.
В левой руке вождь держал длинный пылающий факел. Он остановился у шеста, между двумя горками веток. Связанный человечек, судя по всему, до того проявлявший не слишком большой интерес к окружающему, поднял голову и взглянул на него.
– Дабуа-бадуа? – вопросил у него вождь.
– Наверно, интересуется, готов ли тот к смерти, – подал голос Кастелян, которого Эб все еще держал на руках.
Эб постучал стоящего перед ним Гаргантюа по плечу.
– Они собираются сжечь его? Мы же вмешаемся?
– Нет, мы не вмешаемся! – немедленно откликнулся магопес, хотя его никто ни о чем не спрашивал. – Это величественный древний обычай, не хватало еще нам нарушать их традиции…
Рокот барабанов разом смолк, музыканты замерли, как и танцоры, склонившись к шесту в ожидании ответа. Карлик стал что-то говорить – и говорил довольно долго.
– Ууууу… – донеслось со всех сторон не то разочарованное, не то уважительное подвывание.
Вождь степенно кивнул и опустил горящий конец факела к веткам.
– Стой! – взвизгнул Кастелян, когда Гагра широко зашагал вперед. – Ты куда, старый увалень?
Услышав скрип снега, эльфы повернулись. Гагра, пройдя мимо них, остановился перед вождем. Эб тоже шагнул вперед, но на него никто внимания не обратил – все взгляды сосредоточились на двух почти одинаковых фигурах возле шеста. Вождь окинул Гагру внимательным взглядом, рассмотрел перья в волосах, золотое кольцо в ухе, и спросил:
– Кадука-мадука?
– Мануал-будуал, – откликнулся Гаргантюа.
– Рубабуд! – удивился вождь. – Агу?
– Дорхес-жорхес-хорхес, – принялся втолковывать ему Гагра. – Бандана-мандала?
– Ребабанд-далданд…
– Бандуба-дуба…
– Агу-агу, глюп гарбудан?
– Не агу, – возразил Гагра. – Не агу, а ага.
– Ууу… – Вождь призадумался, теребя ожерелье из маленьких черепов, уютно устроившихся в густых зарослях черных волос на его широченной груди. – Губанедура, – заметил он наконец и, словно придя к окончательному решению, вынес короткий приговор: – Уба.
– Убааа… – зазвучало со всех сторон. – Убаа, глюп, убааа!
Потрясенный таким аргументом, Гагра отступил с открытым ртом, а вождь вновь опустил факел, намереваясь поджечь ветви. Тут Кастелян спрыгнул с рук Эба и, пробежав между ног эльфов, выскочил к шесту. Шерсть магопса была запорошена снегом, усы превратились в длинные ледяные колючки, хвост покрывали поблескивающие в свете костров ледышки.
– Сколько можно разговаривать? – завопил он, встав на задние лапы, а передними упираясь в колено вождя. – Ты, тупой эльф, тебе что сказано? Отпустить его!
Племя ошарашенно замерло. Вождь, выронив факел, нагнулся, разглядывая пса с таким выражением, будто это была маленькая подушка, которая вдруг соскочила со своего места в изголовье кровати и залаяла.
– Уф! – выдохнул магопес, опускаясь на четыре лапы и презрительно глядя по сторонам. Одно из тех животных, что лежали в снегу по всему становищу, встало и медленно подошло к нему. Оказалось, что это мохнатая собака, вся, от лба до кончика хвоста, заросшая густой темной шерстью. Она уставилась на магопса.
– Чего надо? – небрежно спросил у нее Кастелян, поворачиваясь к собаке задом.
– Шатан? – обратился к Гагре вождь, уважительно показывая пальцем на Кастеляна. – Бандуба дуру?
– Шатан, шатан, – согласился Гаргантюа, выискивая взглядом Эбвина. – Агу дуру шатан.
Тем временем волосатая собака неторопливо обошла Кастеляна и опять вперила в него взгляд черных глаз.
– Отвали! – сказал ей магопес. Прыгнув за шест, он встал на задние лапы, вцепился зубами в веревки, стягивающие руки пленника.
Племя наблюдало за тем, как Кастелян, плюясь и фыркая, терзает веревки. В конце концов карлик отвалился от шеста, потирая руки, сделал несколько неуверенных шагов и уселся в снег.
– Дуру! – воскликнул вождь, вдруг захохотал, обхватил Гагру за плечи и, наступив на факел, потушил его.
– Дуру агу! Дуру агу шатан! – заголосило племя. Музыканты вновь ударили в барабаны, но теперь быстрее, так что разнесшееся над лагерем «тумм-тумм-тумм» зазвучало куда более радостно и празднично, чем раньше. Вождь подхватил карлика под мышки, высоко поднял над головой и пошел к самому большому шатру становища.
* * *
Вскоре все должно закончиться – беглецы почти пришли к нему. Бардо ожидал, что придется вызвать самую страшную зверушку своей галереи, но теперь понял, как решить дело иначе. Враги и так угодили в ловушку без его помощи.
– Надо лишь немного подтолкнуть события, – произнес Тодол.
Но пользоваться черной книгой больше не хотелось. Поднявшись, Бардо прошел вдоль своей галереи и в конце ее остановился. На высоком и узком гранитном цилиндре стоял скелет летучей мыши. Бардо очень аккуратно взял его и перенес на стол, где рядом с чернильницей и несколькими листами пергамента лежали семь дохлых крыс. Тут же находились три кувшина разной величины, а на куске холста – семь миниатюрных красных штанишек и семь копий размером с иголку.
Из ящика маг достал узкую черную ленточку. Взгромоздившись на угол стола, он написал на листе пергамента несколько строк, свернул его и лентой привязал к лапке скелета. Затем открыл кувшин, серебряной ложечкой зачерпнул содержимое и вылил на череп мыши.
Густая жидкость вспенилась, тихо зашипела и впиталась в кость. Бардо внимательно наблюдал за происходящим.
Вдоль тонких изогнутых косточек мыши пробежала рябь.
– Давай, давай! – произнес он.
Скелет пошевелился. Собственно, это был уже не скелет – он покрылся кожей, между косточками крыльев протянулись тонкие перепонки. Только череп остался прежним.
Летучая мышь пискнула и изогнулась, пустые глазницы уставились на свернутый в трубочку пергамент, привязанный черной лентой к лапке.
– Вниз, – приказал Бардо Тодол. – Лети вниз, передай послание.
Глава 15
ГОРДЫЕ И СВОБОДНЫЕ
Старейшины племени, несколько самых могучих воинов, вождь, Гаргантюа, Эб и спасенный карлик сидели на меховых подстилках вокруг костра, горевшего в центре шатра. Украшали шатер дубленые шкуры с рисунками. В основном там были человечки с копьями, преследующие каких-то рогатых животных.
В руки гостей сунули глиняные мисочки с густой горячей жижей, а также палочки, на которых были нанизаны кусочки чего-то хорошо обжаренного. Жижу можно было пить, а кусочки есть, хотя до конца пиршества Эб так и не понял, чем именно их угощают.
Кастелян, устроившись чуть в стороне, иногда с омерзением принюхивался к жиже в своей миске, после чего скрипучим голосом сообщал окружающим все, что он думает о кулинарных умениях горных эльфов. По краям от треугольного входа в шатер лежали две мохнатые собаки. Когда магопес начинал говорить, уши их становились торчком. Приподнимая головы, собаки с любопытством смотрели на него.
Вождь, которого, как выяснилось, звали Гигабрюх Мангул Гур, наклонившись к сидящему рядом Эбвину, спросил:
– Бардур агу рамбуд?
Эб вопросительно глянул на Гаргантюа.
– Большой Мангул Меткое Ухо спрашивает – что человек с таким бледным лицом и тонкими руками, надо полагать, житель далекого города белых людей, не привыкших к холодным просторам диких гор, делает здесь в компании эльфа и маленького пса-демона?
Поскольку вождь, широко улыбаясь, ждал ответа, Эб сказал ему:
– Мы убегали от протобестий Бардо Тодола.
Когда прозвучало это имя, улыбка покинула лицо Мангула Гура. Эльфы, до того весело гомонившие на своем наречии, разом примолкли и уставились на Эбвина.
– Бардо? – переспросил вождь. – Бардо дуру Тодол?
– Они его знают? – удивился Эбвин.
– Еще бы, – подал голос Кастелян, и все повернулись к нему. – Он… в общем, это племя сильно пострадало, можно сказать – из-за него.
– Дуру Тодол? – настаивал вождь, мрачнея.
– Агу не дуру Тодол, – обратился к нему Гагра. – Агу Тодол тирибим. Тирибим Тодол кир-дых!
– Тирибим! – обрадовался вождь и так хлопнул Эба по плечу, что тот чуть не опрокинулся головой в костер. – Кир-дых тирибим Тодол.
– Гагра сказал, мы не друзья Тодола, а наоборот – его тирибим… враги то есть, – пояснил Гаргантюа в ответ на вопросительный взгляд Эбвина. – И собираемся его того, кирдыкнуть… как бы это перевести на язык людей. Умять. Уплести. Затюкать. Придавить пяткой. Взять под ноготь.
Неподалеку от Эбвина сидел тот, кого эльфы хотели сжечь. Эб покосился на него, все еще недоумевая – гном это или не гном? Ростом Эбу по пояс, худой и изящный, человечек был одет в узкие брюки, кожаную куртку и бархатные полусапожки. На скуластом лице с очень светлой кожей блестели бисеринки пота, нижняя челюсть, непропорционально большая в сравнении со всем остальным, решительно выдавалась вперед. Все-таки не гном, подумал Эб. Гномы бородатые, широкие такие, коренастые, а этот…
У этого лицо было чисто выбрито, не считая участка кожи над верхней губой, где имелись песочного цвета усы. Из-под усов торчала трубка с коротким мундштуком и широкой чашечкой. Белые, словно льняные волосы были расчесаны на аккуратный прямой пробор.
Спасенный поглядывал на окружающих высокомерно, но без злобы.
– Вы заинтересовались моей скромной персоной? – негромко спросил человечек. – Возможно, вы желаете познакомиться с тем, кто сидит перед вами возле костра этих… – карлик покосился на мисочку в своей руке… – хлебосольных эльфов?
Кивнув самому себе, он придвинулся и повел речь дальше:
– В таком случае, позвольте сообщить, что меня зовут Грюон Блюмкин. Гном. – Он замолчал, со значением глядя в глаза Эба.
По прошествии некоторого времени тот сообразил, чего именно от него ждут, и, откашлявшись, произнес:
– Эб Эбвин, – и смолк, поскольку решительно не знал, что тут еще можно сказать.
Возникла длительная пауза. Наконец Грюон Блюмкин, ожидающий, видимо, продолжения, но так его и не дождавшийся, сказал, приподнимая левую бровь:
– Что всегда приятно изумляет меня, что мне более прочего нравится и дивит в собеседнике, так это умение быть немногословным, изъясняться кратко, сжато и по существу. Не скрою, вы сразу же снискали всяческое мое благорасположение, милейший Эбби, столь исчерпывающим образом откликнувшись на мои велеречивые разглагольствования.
– Не называйте меня «Эбби», – попросил Эб, с подозрением приглядываясь к лицу гнома. Лицо это было вполне серьезным и вежливым, но что-то в изгибе тонких белых бровей настораживало. В уголках раскосых зеленых глаз Грюона Блюмкина будто бы притаилась еле заметная смешинка. У Эба возникло ощущение, что над ним подшучивают.
– А почему? – с живостью откликнулся Грюон, выпуская из-под усов клуб табачного дыма. – По какой причине вам не мило это – не спорю, слегка уменьшительное, возможно, даже отдающее фамильярностью – имя?
– У нас… – начал Эб и замолк, так как вовсе не хотел разъяснять новому знакомцу, что в городке, где он жил, обращение «Эбби» предназначалось скорее для девиц.
Тут в разговор вмешался Гаргантюа, который, как Эбвин внезапно с удивлением понял, знал Грюона Блюмкина раньше.
– Как дела у славного следопыта? – спросил Гагра, отвлекаясь от дружественной беседы с Мангулом Гуром. – Все так же тверда его рука, по-прежнему ли быстра нога?
– Несмотря на то, что конечности мои слегка затекли от долгого стояния в привязанном виде у длинной палки, именуемой гостеприимными эльфами «шестом», теперь, судя по всему, к ним вернулась былая подвижность и гибкость, – вежливо ответил Грюон.
Поскольку как раз в этот момент один из воинов подсел к Блюмкину и заговорил с ним, Эбвин, повернувшись к Гаргантюа, тихо спросил:
– Кто он?
Гагра, глянув на Блюмкина, с приподнятой бровью слушавшего разглагольствования эльфа-воина, также тихо ответил:
– Беловолосый карла – знатный охотник и следопыт.
– А за что эльфы взяли его в плен?
Гагра задумчиво почесал лоб.
– Когда-то ничья нога, кроме обутых в мокасины ног свободных эльфов, не ступала по снегу этих гор, – неторопливо начал он. – Горы принадлежали лишь эльфам, да. Но вот однажды здесь появились карлы и затеяли великое строительство. Старейшины эльфов, недовольные этим, спустились к озеру, чтобы потолковать с главными карлами, но… – Гаргантюа печально вздохнул, – карлы не стали слушать их. Они посмеялись над старейшинами, прогнали их и продолжили свое строительство. Вскоре вековечную тишину гор нарушил рев вагонов Драгоценной Дороги. Он пугает детей и портит ночной сон взрослых. С тех пор эльфы и карлы враждуют.
– Карлы – это гномы, да? Так эльфы захватили Грюона только потому, что он гном?
– Не только. Грюон Блюмкин помогал строить Дорогу.
– Да? – Эб вновь окинул взглядом гнома, его тонкий прямой нос, решительную нижнюю челюсть, черный охотничий костюм и песочные усы-щетки.
– Да, и он был одним из немногих, кто хотел как-то договориться с эльфами и не затевать вражду.
– Он все же на стороне племени? Что ж тогда эльфы так с ним обошлись?
– А им-то какая разница? – просто ответил Гагра. – Карла – он и есть карла.
– Но почему эльфы послушались Кастеляна?
Гаргантюа ухмыльнулся.
– Они решили, что Большой Кастелян один из псов-призраков демона гор, того, что живет в глубокой пещере и воет по ночам… – Эльф покосился на криволапое создание, уткнувшееся мордой в миску. – Хо, такой маленький и говорливый призрак… В общем, наш Кастелян очень рассмешил их.
От костра шел такой жар, что Эбвину пришлось расстегнуть пальто. Хотелось пить, но густая жижа в его миске вряд ли могла утолить жажду. Монотонный шум голосов наполнял шатер, глаза Эба начали слипаться. Кастелян уже спал, уткнувшись мордой в миску, большинство старейшин тоже заснули, продолжая при этом сидеть в тех же позах. Гагра, вождь и несколько воинов, положив руки друг другу на плечи, медленно раскачивались, хором напевая протяжную песню с непонятными словами. Было в этой песне что-то от воя волков, от гудения ветра в укромных ущельях, от глухого рокота лавины, сползающей по горному склону.
Отставив миску, Эб встал и выскользнул из шатра. На него никто не обратил внимания, только одна из караулящих вход мохнатых собак приоткрыла глаз, взглянула на Эбвина и опять жмурилась.
Наверное, время уже перевалило за полночь. Снаружи все спали, догорали костры, могучий храп раздавался из шатров. Эб прошел к краю становища, туда, где склон ущелья был пониже и не слишком отвесным. Хватаясь за ветки кустов и путаясь в полах пальто, он взобрался наверх и выпрямился, глядя по сторонам.
Костры создавали островок света посреди ночных гор. Ветер стих, склоны безмолвно высились вокруг. Заледеневшее озеро, как и прежде, озарял свет фонарей на высоких мачтах. Свет висел расплывчатым облаком, из него, как иголка из ваты, торчала серебряная гора.
Эб начал замерзать. Переступив с ноги на ногу, он шагнул назад, и тут что-то ударило его под коленки. Взмахнув руками, он полетел вниз – прямиком в объятия нескольких гномов, прятавшихся между кустами так искусно, что, взбираясь мимо по склону, Эбвин не заметил их.
* * *
Тодол кивнул: ловушка захлопнулась. Все произошло так, как он и рассчитывал. Враги схвачены и вскоре под надежной охраной будут доставлены к Игле.
Как поступить с ними дальше, Бардо пока не знал, он решил, что даст волю своей фантазии позже.
Глаз смотрел на него – пристально, мрачно. Теперь можно с чувством хорошо выполненного дела захлопнуть крышку и избавиться от давящей ненависти, черным потоком бьющей из сундука. Тодол уже почти собрался сделать это… и передумал.
Ловушка захлопнулась, но враги пока далеко.
– Еще немного, – сказал он сам себе, склоняясь над сундуком. – Потерпи еще чуть-чуть.
Глава 16
НА ТОЛСТОМ ЛЬДУ
В два счета ему заткнули рот чем-то шерстяным и колючим, а руки связали за спиной. Произошло это настолько быстро, что ошеломленный Эб не успел издать ни звука. Пальто распахнулось, гномы увидели торчащий из-за ремня жезл. Один протянул к нему руку…
Из жезла вырвался поток звенящих ледяных звезд, и гномов разбросало в разные стороны. Снизу донеслось рычание собак, затем крики. Эб лежал, ожидая, что произойдет дальше. Шум внизу нарастал, но там, где лежал связанный Эбвин, было тихо. Потом из-за ближайшего куста донеслось сдавленное проклятие. Раздался скрип снега, причем звучал он как-то опасливо. Скрип стих, Эб услышал чье-то дыхание. Гномы пошептались и, придя к какому-то решению, умолкли.
В поле зрения Эбвина появилась рука, замотанная в толстую шерстяную материю. Она осторожно дотронулась до рукояти жезла, мгновенно отдернулась и, после продолжительной паузы, дотронулась вновь. Ничего не произошло – и тогда гномы осторожно вытащили жезл из-за ремня.
Напавшие на него исчезли, а Эбвин лежал между кустов лицом кверху, смотрел в небо и слушал звуки, доносившиеся из лагеря. Там поднялась большая кутерьма.
Прежде всего – глухие хлопки (пока его связывали, Эб успел разглядеть в руках гномов что-то вроде ружей с широкими стволами). Еще – вопли, лай собак, шелест, треск веток и скрип снега.
Звуки то приближались, то удалялись, как будто издававшие их существа носились по лагерю в разных направлениях. Потом крики смолкли, остался лишь шум шагов да неразборчивые голоса. Вдруг раздался душераздирающий визг Кастеляна. Закончился он потоком бессвязных ругательств, сменившихся удивленными возгласами гномов. Громко зашелестели кусты, и над Эбом склонилась голова.
– С этим что делать?
Рядом возникла вторая голова, точная копия первой – на обоих гномах были темно-фиолетовые вязаные шапочки, натянутые до бровей.
– Человек! – удивился второй. – Откуда здесь взялся человек?
Головы исчезли, причем Эб заметил, что шарфы, скрывающие шеи и подбородки, тоже одинаковые, такого же скучного темно-фиолетового цвета.
Эбвин прислушивался к звучащим рядом шагам и шелесту кустов. Его схватили и поволокли вверх по склону.
Вскоре стало ясно, что напавших на становище много – ниже ущелья они разбили настоящий лагерь. И еще выяснилось, что прибыли они сюда не пешком.
Спустя несколько минут Эбвин трясся за спиной гнома, изо всех сил, чтобы не упасть, сжимая ногами покатые бока машины, на которой сидел.
Кавалькада подобных устройств стремительно скатывалась по склону горы. В передней части каждого торчал руль в виде буквы Y, сзади вращался пропеллер с широкими лопастями. Между ними было два неудобных узких сиденья, а по бокам – педали. Все это двигалась на паре коротких лыж, которые поворачивались, следуя движению руля.
– Держись, – сквозь зубы произнес гном, не оборачиваясь. Впереди был небольшой обрыв, машина соскочила с него, несколько мгновений летела, а затем ударилась полозьями о лед.
Не сбавляя скорости, кавалькада вырвалась на просторы заледеневшего озера. Гномы налегли на педали, пропеллеры зажужжали, взвихрился снег. Эб сощурился. Он видел, что позади некоторых гномов возвышаются фигуры пленников, но не мог разглядеть, кто это. Кавалькада, растянувшись длинной цепью, неслась сквозь вздымаемую ею метель к облаку света, что висело впереди, над конечной станцией Драгоценной Дороги.
Так они ехали довольно долго, пока из темноты не попали на освещенный участок. Кавалькада разделилась – большая часть машин свернула, объезжая станцию. Все они несли позади рулевого еще и пленника-эльфа. Оставшиеся гномы прекратили налегать на педали, гудение пропеллеров стало тише, машины замедлили ход. Впереди высилась ограда с воротами и сторожевой будкой. Из будки кто-то вышел, ворота открылись.
Теперь ехали медленно, Эбвин вовсю крутил головой, разглядывая станцию.
Два десятка круглых домиков, над каждым торчит длинный шпиль с флажком. Стены сложены из больших блоков хорошо спрессованного снега. Широкий брезентовый шатер над железными ящиками с изображениями черепов и скрещенных костей. Палатки, мачты, ярко светящиеся фонари…
На запорошенном льду лежали темно-синие тени. В центре лагеря стоял приземистый ангар с рядом маленьких окошек. Прозвучала отрывистая команда, гномы, ехавшие налегке, повернули и скрылись позади ангара, а те, что везли пленников, встали.
– Слезай, – приказал гном.
Эб повиновался. После жаркого воздуха эльфийского шатра на ветру его знобило. Распахнутое пальто почти не согревало, руки все еще были стянуты за спиной. Эбвин стал топать ногами и пританцовывать, пытаясь согреться.
Другие пленники тоже слезли, теперь Эбвин увидел, что их трое. Он сразу же признал одинаковые, пузатые силуэты Гаргантюа и Мангула Гура, а чуть погодя разглядел и Грюона Блюмкина.
– Топай! – Эба толкнули в спину. Сделав несколько шагов, он очутился возле своих.