Новик Наоми. Нефритовый трон

   – Скоро будем отчаливать, – заметил Лоуренс, чтобы сменить разговор. – Начинается прилив, и весь посольский багаж, кажется, уже погрузили.
   «Верность» могла перевезти примерно десять драконов среднего веса. С одним Отчаянным она осталась бы недогруженной, но багаж, похоже, обещал заполнить даже ее просторные трюмы. Такое количество вещей шокировало Лоуренса, привыкшего путешествовать с одним сундучком, и казалось избыточным даже для огромной свиты Юнсина.
   Принца сопровождали пятнадцать солдат и не менее трех врачей, каждый со своими помощниками: один для самого Юнсина, другой для остальных двух послов, третий для прочих китайцев. Список продолжали переводчик, два повара с поварятами, дюжина личных слуг и еще столько же человек, чьи обязанности оставались загадкой. Одного джентльмена, например, представили как поэта, хотя Лоуренс считал это неточностью перевода: тот скорее всего был кем-то наподобие клерка.
   Один только гардероб принца занимал около двадцати сундуков, украшенных тонкой резьбой и снабженных золотыми замками. Боцманская плетка щелкала то и дело, пресекая попытки наиболее предприимчивых матросов заглянуть внутрь. Бесчисленные мешки с провизией успели износиться, пока ехали сюда из Китая: один из них, вмещавший восемьдесят фунтов риса, лопнул к великой радости чаек, и матросам, помимо основной работы, приходилось теперь отражать их нашествие.
   Посадка самих пассажиров тоже вызвала немало хлопот. Свита потребовала сходен, которые действительно спускались бы на корабль, что не представлялось возможным: даже если бы «Верность» могла подойти к причалу, высота ее палуб не допустила бы этого. Бедный Хэммонд битый час втолковывал, что поднятие на корабль не подразумевает бесчестия и не содержит в себе никакой опасности; транспорт, на который он то и дело указывал, служил немым подтверждением его слов.
   «Разве волна в самом деле так высока, капитан?» – воззвал он к Лоуренсу, исчерпав все свои ресурсы. Вопрос был просто нелеп: волна не насчитывала и пяти футов, хотя свежий ветер и покачивал порой пассажирский баркас, соединенный канатами с пристанью. Но ни явное удивление Лоуренса, ни его твердое «нет» служителей не успокоили. Казалось уже, что китайцы никогда не сядут на транспорт, но конец спорам положил сам Юнсин, которому надоело ждать. Покинув занавешенный паланкин, он сошел в лодку, презрев и суету своих людей, и протянутые ему руки матросов.
   Китайцы, прибывшие со вторым баркасом, до сих пор поднимались на палубу с правого борта, где их встречали морские пехотинцы в красивых алых мундирах и наиболее респектабельные моряки в синих куртках.
   Молодой Шун Кай легко выпрыгнул из люльки и постоял немного, оглядывая палубу. Лоуренсу показалось, что он не одобряет шума и беспорядка вокруг, но посол всего лишь хотел утвердиться на ногах. Сделав несколько осторожных шагов, он сцепил руки за спиной и прошелся по мосткам. Его устремленный на снасти взгляд пытался, видимо, обнаружить какой-то смысл в путанице этих веревок.
   Матросы, которым наконец-то самим довелось всласть поглазеть на китайца, остались очень довольны. Юнсин, сразу же ушедший в свою кормовую каюту, разочаровал их, но высокий, подобающе невозмутимый Шун Кай с бритым лбом, длинной черной косой и в роскошном синем халате с красно-оранжевыми узорами был почти что не хуже, да и палубу не спешил покидать.
   Вскоре им, однако, представилось еще более занятное зрелище. Снизу послышались крики, раздался громкий плеск, и Шун Кай подбежал к борту взглянуть, в чем там дело. Бледный от ужаса Хэммонд помчался туда же, но миг спустя старший посол, мокрый до пояса, благополучно перевалил через борт. Добродушно посмеявшись над собственным приключением и отмахнувшись от Хэммонда, который, надо полагать, перед ним извинялся, он с грустной миной похлопал себя по круглому животу и удалился вместе с Шун Каем.
   – Счастливо отделался. – Вскочивший с места Лоуренс снова опустился на свое кресло. – Эти одеяния могли его легко утянуть на дно.
   – Хоть бы они все потонули, – пробурчал Отчаянный тихо для своих двадцати тонн, то есть не очень тихо. На палубе раздались смешки, и Хэммонд беспокойно огляделся вокруг.
   Все остальные явились на судно без происшествий и были размещены почти столь же быстро, как и багаж. Хэммонд, вспотевший несмотря на резкий холодный ветер, с облегчением вытер лоб и плюхнулся на рундук, к немалому раздражению людей у мостков. Он мешал им поднять обратно баркас, но при этом сам был пассажиром и важной персоной – не гнать же такого в шею.
   Лоуренс, сжалившись над ними, поискал взглядом своих вестовых. Роланд, Морган и Дайер, которым велели сидеть на драконьей палубе и не путаться под ногами, устроились на самом ее краю, болтая ногами в воздухе.
   – Морган, – позвал капитан, – пригласите мистера Хэммонда посидеть со мной, если он не против.
   Хэммонд просиял и немедленно поднялся к Лоуренсу, а матросы у него за спиной принялись спешно выбирать тали.
   – Благодарю вас, вы очень добры. – Он сел на другой рундук, который придвинули ему Роланд и Морган, и с новыми изъявлениями благодарности взял предложенный стакан бренди. – Не представляю, что бы я стал делать, если бы Лю Бао действительно утонул.
   – Вот, значит, как его имя? – Все, что запомнилось Лоуренсу о пожилом джентльмене, был тонкий с присвистом храп. – Плавание начинается не совсем гладко, но Юнсин вряд ли способен обвинить в этом вас.
   – В этом вы ошибаетесь. Он принц и может обвинить кого пожелает.
   Лоуренс склонен был принять это за шутку, но Хэммонд, вполне серьезный и даже мрачный, выпил свой бренди до половины и замолчал – а это, как вопреки их недолгому знакомству считал капитан, отнюдь не было ему свойственно.
   – Я прошу меня извинить, – добавил он через некоторое время, – но даже одно-единственное необдуманное высказывание может иметь самые пагубные последствия.
   Лоуренс не сразу понял, что это относится к злонамеренному пожеланию Отчаянного, но дракон оказался сообразительнее.
   – Если я им не нравлюсь, тем лучше. Может быть, тогда они от меня отвяжутся и мне не придется оставаться в Китае. – Эта мысль явно поразила Отчаянного, и он добавил с новым энтузиазмом: – Может, они уберутся прямо сейчас, если сильно обидятся? Что бы такое придумать, а, Лоуренс?
   Хэммонд выглядел, как Пандора, открывшая свою шкатулку и выпустившая в мир всевозможные ужасы. Лоуренс из участия к нему подавил смех. Хэммонд, несмотря на свою одаренность, был слишком молод для такой должности и по недостатку опыта чересчур осторожничал.
   – Нет, голубчик, так не годится. Они сочтут, что это мы учим тебя плохому, и еще больше захотят оставить тебя на родине.
   – Да? – Отчаянный взгрустнул и снова опустил голову на передние лапы. – Я, в общем, не против отъезда. Наши, правда, будут воевать без меня, зато у нас впереди интересное путешествие, да и Китай мне хочется посмотреть. Но я уверен, что нас с тобой опять попытаются разлучить, и больше такого не потерплю.
   Хэммонд благоразумно не стал развивать опасную тему.
   – Погрузка, должно быть, сильно затянулась против обычного? Я рассчитывал к полудню быть уже на середине Канала, а мы между тем еще и паруса не поставили.
   – Думаю, они уже скоро закончат, – ответил Лоуренс. На борт как раз поднимали последний сундук. Усталые матросы смотрели угрюмо: за это время они могли бы погрузить десять драконов вместо одного-единственного аристократа с его челядью и пожитками, а их обед наверняка сильно запаздывал.
   Капитан Райли поднялся к ним с квартердека, снимая на ходу шляпу и вытирая пот.
   – Хотел бы я знать, как они добирались до Англии – ведь не на транспорте же?
   – Нет – иначе мы, конечно, возвращались бы на их корабле. – Раньше Лоуренс не задумывался над этим и только теперь понял, что не имеет понятия, как китайцы совершили свое путешествие. – Возможно, они ехали сушей.
   Хэммонд молча нахмурился, задавшись, видимо, тем же вопросом.
   – Интересно, наверно, было увидеть столько разных стран, – заметил Отчаянный и торопливо добавил, глядя на Райли: – Но я совсем не жалею, что буду плыть морем, ни капельки. И это гораздо быстрее, ведь верно?
   – Вовсе нет, – возразил Лоуренс. – Курьер, я слышал, добирается от Лондона до Бомбея два месяца, а мы будем идти до Кантона самое меньшее семь. Но безопасный путь по суше для нас заказан. Для начала пришлось бы пересечь Францию, а дальше полным-полно разбойничьих шаек, не говоря уж о горах и пустыне Такла-Макан.
   – Я бы сказал, восемь, а не семь, – уточнил Райли, – а возможно, и больше. В судовом журнале сказано, что «Верность» делает шесть узлов при самом благоприятном ветре. – На верхней и нижней палубах кипела работа: команда готовилась выбрать якорь и поднять паруса. Прилив шел на убыль, волны слабо плескали в корпус с наветренной стороны. – Этой ночью мне придется побыть наверху, Лоуренс, – хочу посмотреть, на что способен корабль; но завтра мы, надеюсь, отобедаем вместе. Вы, разумеется, тоже приглашены, мистер Хэммонд.
   – Я совсем не знаком с корабельной жизнью и прошу вашего снисхождения, капитан, – сказал молодой дипломат. – Прилично ли будет пригласить на обед послов?
   – Право же… – замялся в удивлении Райли. Лоуренс его не винил: приглашать гостей к чужому столу было несколько смело. Но капитан быстро оправился и добавил: – Принцу Юнсину подобало бы первым выступить с таким приглашением, сэр.
   – Наши отношения таковы, что мы придем в Кантон раньше, чем это случится. Начинать придется нам, хотим мы того или нет.
   Райли не уступал, но Хэммонд, искусно сочетая уговоры с полным непониманием намеков, сумел-таки его уломать. Капитан, вероятно, продержался бы дольше, но его ждали с поднятием якоря, и прилив не позволял медлить.
   – Благодарю за содействие, сэр, – промолвил Хэммонд, – и прошу меня извинить. На суше я неплохо пишу по-китайски, но в море приглашение пристойного вида займет, думаю, несколько больше времени. – И он исчез, не дав Райли возможности взять назад не совсем ясно выраженное согласие.
   – Ну, а я тем временем постараюсь уйти подальше от берега, – угрюмо заявил капитан. – Если моя наглость очень уж их разозлит, то при таком ветре им при всем желании нельзя будет вернуться в порт и выкинуть меня вон. А до Мадейры, глядишь, и остынут.
   Он соскочил на бак, отдал команду, и матросы, покрикивая в лад, тут же начали вращать большой, вчетверо выше обычного, кабестан. Цепь протягивалась через железные кат-балки – ведь на «Верности» самый малый верп-анкер был не меньше носового якоря любого другого судна, а расстояние между его лапами превышало человеческий рост.
   Райли, к счастью для команды, не приказывал верповаться. Матросы просто оттолкнулись железными шестами от свай, да и без этого можно было бы обойтись. Прилив вместе с норд-вестом, дувшим «Верности» прямо в правый борт, помогли ей легко сняться с причала. На корабле были подняты только марсели, к которым Райли после отхода добавил нижние паруса и брамсели. Вопреки пессимистическому прогнозу своего капитана, транспорт вскоре набрал приличную скорость. Благодаря длинному углубленному килю «Верность» не слишком дрейфовала под ветер и бодро двигалась вниз по Каналу.
   Отчаянный, овеваемый ветром, напоминал носовую фигуру древнего корабля викингов. Лоуренс улыбнулся, подумав об этом сходстве, а дракон ласково ткнул его носом.
   – Может, почитаем? Еще пара часов, и станет темно.
   – С удовольствием. Морган, сбегайте, пожалуйста, вниз и принесите книгу, что лежит на моем сундуке. Гиббон, второй том.
 
   Большую адмиральскую каюту на корме наспех переделали под апартаменты принца Юнсина, капитанскую на полуюте заняли двое других послов, охрану и свиту разместили там же поблизости. Переехать пришлось не одному Райли, но и его первому помощнику лорду Парбеку, хирургу и еще нескольким офицерам. К счастью для них, почти все носовые каюты, предназначенные для старших авиаторов, пустовали – ведь Отчаянный был единственным драконом на борту. Места, таким образом, хватило всем. По случаю парадного обеда плотники сняли в этих помещениях переборки и соорудили одну большую кают-компанию.
   Хэммонд счел, что она даже чересчур велика.
   – Нехорошо, если принц подумает, что у нас места больше, чем у него. – В итоге переборки подвинули футов на шесть, и в каюте с составленными вместе столами стало довольно тесно.
   Райли, получивший за Отчаянного почти столь же щедрую премию, как и сам Лоуренс, мог себе позволить хороший стол, но для такой оказии ему потребовалась чуть ли не вся мебель, бывшая на борту. Оправившись от шока после того, как китайцы частично приняли его приглашение, капитан позвал еще лейтенантов Лоуренса, собственных мичманов и всех, кто предположительно мог поддержать цивилизованный разговор.
   – Но ведь принц не придет, – заметил Хэммонд, – а другие, если не считать переводчика, и десяти слов по-английски не свяжут.
   – Значит, будем беседовать между собой, чтобы не сидеть в надутом молчании, – возразил Райли.
   Но надежды его не сбылись. Как только прибыли гости, воцарилось то самое молчание, которого он так опасался. Китайцы, несмотря на присутствие переводчика, ни слова не соизволили проронить. Лю Бао тоже не явился, а Шун Кай, единственный представитель посольства, ограничился формальным приветствием. После этого он только и делал, что изучал фок-мачту, расписанную желтыми полосами. Она проходила через потолок и середину стола; посол заглянул даже под скатерть, чтобы осмотреть уходящую под палубу нижнюю часть.
   Райли выделил правую сторону стола исключительно для китайцев и проводил их на эти места, но они не пожелали занять их. Британцы, уже начавшие рассаживаться, замерли на полпути в самых разнообразных позах. Растерянный капитан повторил приглашение – ему пришлось сделать это еще несколько раз, прежде чем гости опустились на стулья. Начало было не из удачных и не побуждало к беседе.
   Офицеры сосредоточились на еде, но хорошие манеры и здесь выручили их ненадолго. Китайцы принесли с собой лакированные палочки и пользовались ими вместо ножей и вилок. Британцы, завороженные этим искусством, невольно принялись наблюдать, как те управляются с каждым подаваемым блюдом. Большие ломти жареной бараньей ноги гостей несколько озадачили, но затем один молодой человек, опять-таки при помощи палочек, свернул свой кусок и съел его в три приема, подав пример остальным.
   Трип, самый младший из мичманов Райли, толстый отрок двенадцати лет (его приняли на борт благодаря тому, что в их семействе числилось трое членов Парламента, и пригласили больше в воспитательных целях), стал подражать им, перевернув нож и вилку, но лишь причинил этим ущерб своим бриджам. Место на дальнем конце стола делало его недосягаемым для суровых взглядов, а соседи таращились на китайцев и не обращали на него никакого внимания.
   Райли, силясь отвлечь Шун Кая от проделок мальчишки, поднял бокал и произнес, кося краем глаза на Хэммонда:
   – Ваше здоровье, сэр.
   Хэммонд перевел, и Шун Кай, учтиво кивнув, слегка пригубил свое вино (мадера, подкрепленная бренди, предназначалась как раз для долгих морских переходов). Застолье на какое-то время сделалось веселее: офицеры, вспомнив о своем долге, начали поднимать тосты за других гостей. Перевода это не требовало, и кивки с улыбками начали перелетать через стол. Хэммонд рядом с Лоуренсом чуть слышно перевел дух и впервые проглотил что-то.
   Лоуренс сознавал, что плохо помогает хозяевам – но его больная нога упиралась в козлы, не позволявшие ее вытянуть, а голова, хотя пил он до неприличия мало, сильно отяжелела. Он тратил все силы на то, чтобы вовсе не оконфузиться, и намеревался потом извиниться перед Райли за свое несветское поведение.
   Фрэнкс, третий лейтенант Райли, поднял свои первые три бокала в полнейшем неучтивом молчании, но вино мало-помалу развязало ему язык. Мальчиком, в мирные годы, он служил в Ост-Индии, где нахватался каких-то китайских слов. Сейчас он решил испробовать наименее непристойные из них на своем визави – молодом, худощавом и чисто выбритом. Китаец, которого звали Ю Бин, просветлел и попытался ответить ему на столь же скудном английском.
   – Очень хороший есть… – начал он и остановился, не находя слов для завершения комплимента. Он лишь качал головой на самые вероятные предположения Фрэнкса – ветер, ночь, обед – и в конце концов обратился за помощью к переводчику.
   – У вас превосходный корабль, – сообщил тот. – Он очень остроумно построен.
   Сердце моряка не могло не отозваться на такие слова. Райли, оставив на время прерывистую беседу с Хэммондом и Шун Каем, сказал переводчику:
   – Прошу вас передать джентльмену мою благодарность; надеюсь, что всем вам будет удобно на моем судне.
   – Благодарю вас, сэр, – передал в ответ Ю Бин, склонив голову. – Мы и сейчас находим, что путешествуем гораздо удобнее прежнего. Сюда мы плыли на четырех кораблях, и один оказался до крайности тихоходным.
   – Вам ведь уже доводилось огибать мыс Доброй Надежды, капитан Райли? – вмешался в разговор Хэммонд.
   Лоуренс посмотрел на него с удивлением. Райли, тоже слегка опешивший, не успел ответить – его опередил Фрэнкс, который, следя за укладкой китайского багажа, два дня проторчал в дурно пахнущем трюме.
   – Всего четыре судна? – воскликнул он с хмельной фамильярностью. – Странно, что не шесть. Вы ехали, должно быть, как сельди в бочке.
   – Суда действительно были маловаты, – кивнул Ю Бин, – но на службе императору всякое неудобство лишь радует. Кроме того, у вас в Кантоне тогда не оказалось более вместительных кораблей.
   – Так вы зафрахтовали суда Ост-Индской компании? – спросил лейтенант морской пехоты Макриди, малорослый, худой и жилистый. Он носил очки, казавшиеся нелепыми на исполосованном шрамами лице.
   Моряки довольно заулыбались, расслышав легкий оттенок превосходства в этом вопросе. Французы умеют строить корабли, но ходить на них не умеют; «доны» вспыльчивы и недисциплинированны; у китайцев вовсе нет того, что заслуживало бы названия флота – все эти многократно повторяемые истины каждый раз доставляли им удовольствие и подкрепляли их дух.
   – Четыре корабля, везущие обыкновенный багаж вместо фарфора и шелка! – не унимался Фрэнкс. – Они, наверно, обошлись вам в целое состояние.
   – Странно, что вы упомянули об этом, – ответил Ю Бин. – Хотя мы ехали по прямому поручению императора, один капитан в самом деле потребовал платы, а затем попытался отплыть, не получив на то разрешения. Должно быть, злой дух овладел им и толкнул на такого рода безумство. Но ваша компания нашла для него врача, и ему позволили принести извинения.
   – Так почему же они согласились везти вас, раз вы ничего им не заплатили? – вытаращил глаза Фрэнкс.
   Ю Бин тоже уставился на него, изумленный таким вопросом.
   – Корабли были конфискованы по указу императора – что же им было делать? – Китаец пожал плечами, как бы закрыв тему, и обратил все свое внимание на тарталетки с вареньем, которыми кок Райли сопроводил последнее перед десертом блюдо.
   Лоуренс отложил свой прибор: его аппетит, слабый с самого начала, теперь совершенно пропал. Как небрежно они говорят о захвате британской собственности, о том, как британских моряков вынудили служить иноземному трону! Нет, он, вероятно, чего-то не понял. Все газеты в стране должны были поднять крик по этому поводу, а правительство – выразить официальный протест. Он посмотрел на Хэммонда – тот был бледен и взволнован, но не выглядел удивленным. Лоуренсу вспомнилось подобострастное поведение Барэма, вспомнилась попытка Хэммонда переменить разговор, и сомнения оставили его окончательно.
   Та же мысль, по-видимому, посетила и остальных. На британской стороне перешептывались, и Хэммонду пришлось снова поднять вопрос, на который капитан так и не собрался ответить.
   – Надеюсь, это было не слишком трудно? Не хотелось бы встретиться с непогодой в пути. – Но это не помогло делу, и тишину нарушало лишь чавканье юного Трипа.
   Гарнетт, штурман, толкнул мальчика локтем, и тишина сделалась полной. Шун Кай, чувствуя, что над столом собираются тучи, поставил бокал. Хозяева пили много, хотя обед не дошел еще и до половины, и многие молодые офицеры побагровели от гнева. Военные моряки, оказавшись на берегу в годы мира, часто поступали на корабли Ост-Индской компании. Традиционно крепкие узы между британским флотом и его торговой сестрой делали оскорбление еще более нестерпимым.
   Озабоченный переводчик встал, но другие китайцы еще не поняли, в чем тут дело. Кто-то из них рассмеялся в ответ на замечание своего соседа, и этот смех показался всем до странности громким.
   – Ей-богу же!.. – крикнул Фрэнкс. Его схватили за руки с двух сторон и удержали на стуле, но ропот не прекратился.
   – За нашим столом, – произнес кто-то, и его поддержали согласными возгласами. В каюте определенно назревал шторм. Хэммонд пытался что-то сказать, но никто не слушал его.
   – Капитан Райли, – сказал Лоуренс, перекрывая всех остальных, – не расскажете ли, каким курсом мы будем следовать? Мистеру Грэнби было бы любопытно узнать.
   Грэнби через несколько стульев от него, бледный под слоем загара, вздрогнул и тут же подхватил:
   – Это так, сэр; буду вам очень признателен.
   – Разумеется. – Райли обернулся назад, где лежали на шкафчике его карты, развернул одну на столе и стал объяснять несколько громче обычного: – На выходе из Канала мы сделаем крюк, чтобы обойти Францию и Испанию. Затем приблизимся к африканскому побережью и будем придерживаться его по мере возможности. Задержимся на Мысе до начала летних муссонов – от недели до трех, смотря когда прибудем туда, а после с попутным ветром пойдем к Южно-Китайскому морю.
   Гнетущее молчание было прервано, и его мало-помалу сменили необходимые реплики. Но с китайцами никто больше не заговаривал, кроме Хэммонда, изредка обращавшегося к Шун Каю – да и тот под огнем осуждающих взглядов скоро сник и умолк. Райли велел подавать пудинг, обрекая обед на малопочтенную преждевременную кончину.
   Офицерам прислуживали морские пехотинцы или матросы, стоявшие позади каждого стула. Когда Лоуренс, подтягиваясь на руках, вылез по трапу на палубу, слух уже разошелся по всему кораблю, и авиаторы переговаривались с моряками через границу.
   Хэммонд, видя повсюду злобные взоры и стиснутые до боли зубы, состарился на глазах. Лоуренс вместо жалости испытывал одно лишь негодование: ведь Хэммонд намеренно пытался скрыть постыдное кантонское происшествие.
   Подошел Райли с чашкой кофе, кипевшего, судя по запаху, на слишком сильном огне.
   – Мистер Хэммонд, – сказал он тихо, но властно. Лоуренс ни разу не слышал, чтобы его бывший подчиненный говорил таким тоном: казалось, свойственный Райли легкий юмор бесповоротно покинул его. – Прошу вас передать китайцам, чтобы сидели внизу. Выдумывайте какие хотите предлоги. Я и пенни не дам за жизнь того из них, кто сунется в ближайшее время на палубу. А вы, капитан, – обратился он к Лоуренсу, – прикажите, пожалуйста, своим людям ложиться спать. Мне не нравится их настроение.
   – Хорошо. – Лоуренс прекрасно понимал капитана: взбудораженные люди склонны к насилию, а там и до бунта недалеко. Первоначальная причина возмущения забывается быстро. – Отправьте ребят вниз, Джон, – сказал он Грэнби, отведя его в сторону, – и пусть офицеры позаботятся, чтобы все было тихо. Беспорядки нам не нужны.
   – Есть, сэр, хотя, видит Бог… – Грэнби, тоже сильно рассерженный, покачал головой и ушел.
   Авиаторы подчинились беспрекословно, и их пример оказал благотворное влияние на матросов, когда тем отдали такой же приказ. Кроме того, люди знали, что офицеры в этом случае им не враги: гнев кипел в каждой груди, все испытывали сходные чувства. Первый лейтенант лорд Парбек почти не встречал возражений, обходя палубу и распоряжаясь с аристократическим выговором:
   – Ступайте, Дженкинс; и вы тоже, Харви.
   Отчаянный ждал на драконьей палубе, сверкая глазами. Он слышал достаточно и просто сгорал от любопытства. Когда Лоуренс рассказал ему все в подробностях, он фыркнул и заявил:
   – Сидели бы лучше дома, раз своих кораблей нет. – Поступок китайцев, впрочем, не вызвал в нем особого возмущения: драконы весьма легко относятся к чужой собственности, ревностно оберегая при этом золото и драгоценности, принадлежащие им самим. Отчаянный как раз полировал свою сапфировую подвеску, подарок Лоуренса, – он снимал ее с шеи только в подобных случаях.
   – Это оскорбительно для Короны, – сказал Лоуренс, яростно растирая больную ногу; если бы не она, он сейчас расхаживал бы по палубе взад-вперед. Хэммонд курил сигару у поручней квартердека, и красный огонек время от времени освещал его бледное, блестящее от пота лицо. Лоуренс свирепо взирал на него через разделяющее их пустое пространство. – Я прямо-таки удивляюсь ему – и Барэму тоже. Замять такой возмутительный случай, избежав всякой огласки… это превыше моего понимания.
   – Я думал, мы должны избегать войны с Китаем любой ценой, – совершенно резонно заметил Отчаянный. Ему долго это втолковывали, и сам Лоуренс тоже внес свою лепту.
   – Если уж выбирать из двух зол, я предпочел бы договор с Бонапартом. – Лоуренс был слишком зол, чтобы рассуждать здраво. – У него по крайней мере достало приличия объявить нам войну, прежде чем захватывать наших подданных – а эти господа швыряют нам оскорбления прямо в лицо, заранее уверенные, что мы не посмеем ответить. Неудивительно, впрочем, когда наше правительство опрокинулось перед ними на спину, как стая дворняг. И подумать только, – продолжал Лоуренс, закипая, – что этот негодяй после всего случившегося уговаривал меня согласиться на коутоу…
   Отчаянный, удивляясь негодованию своего капитана, нежно потыкал его носом.
   – Пожалуйста, не волнуйся так – тебе вредно.
   Лоуренс сконфуженно потряс головой и прислонился к нему. В самом деле, что пользы так бушевать. Вахтенные матросы могут услышать его и совершить что-нибудь необдуманное, да и Отчаянного расстраивать незачем. Однако теперь многое стало для него ясным. Правительство, проглотив столь тяжкое оскорбление, едва ли могло возражать против передачи китайцам одного-единственного дракона. Они только порадовались возможности избавиться от этого неприятного приобретения и окончательно все замять.
   – Ты побудешь немного со мной на палубе? – спросил Отчаянный, ластясь к нему. – Посиди отдохни, успокой нервы…
   Лоуренс и сам не хотел уходить. Биение могучего сердца под его ладонями удивительным образом возвращало утраченное спокойствие. Ветер был не слишком силен, а присутствие лишнего офицера на палубе могло быть только полезно.
   – Да, хорошо. Помимо всего прочего, мне не хочется бросать Райли одного в такой ситуации. – И Лоуренс пошел, хромая, за одеялами.

Глава 4

   Крепнущий норд-ост пронизывал холодом. Лоуренс проснулся, взглянул на звезды и увидел, что проспал всего пару часов. Закутавшись поплотнее, он попытался отвлечься от боли в ноге. На палубе царила странная тишина: вахтенные под бдительным оком Райли не смели переговариваться, и только со снастей порой доносился шепот. Луны не было, но фонари давали кое-какой свет.
   – Ты замерз, – неожиданно промолвил Отчаянный, обратив на Лоуренса свои голубые глаза. – Иди в каюту и спи спокойно: я Райли в обиду не дам. И китайцев тоже, раз ты так хочешь, – без особого энтузиазма добавил он.
   Лоуренс устало кивнул. Опасность, по его мнению, миновала, и не было больше необходимости оставаться на палубе.
   – Тебе удобно?
   – Да, снизу идет тепло. – Отчаянный говорил верно: Лоуренс чувствовал обогрев даже сквозь подошвы своих башмаков.
   Приятно было укрыться от ветра. Ногу, пока он спускался на верхнюю каютную палубу, пару раз словно ножом пронзило, но Лоуренс перенес вес на руки и удержался на трапе.
   В круглые окошки не дуло, а камбуз, успешно обогревавший Отчаянного, отапливал и его каюту. Кто-то из вестовых зажег висячий фонарь, книга Гиббона так и лежала открытой на шкафчике. Лоуренс, несмотря на боль, уснул почти сразу: легкое покачивание койки было ему милее любой перины, плеск воды за бортом убаюкивал.
   Проснулся он от сильного крена и шума, который скорее ощутил, чем услышал. Выбросил руку, уперся в потолок. Крыса проехалась по полу, врезалась в сундуки и возмущенно шмыгнула в темноту.
   Корабль выровнялся почти в то же мгновение. Ни шквального ветра, ни сильной волны – не иначе это Отчаянный поднялся в воздух. Лоуренс накинул на ночную сорочку непромокаемый плащ и босиком вышел наружу. Резкое стаккато барабанщика, бьющего тревогу, отражалось от деревянных стен. Плотник и его помощники бежали снимать переборки. В повторном грохоте Лоуренс распознал взрывы бомб. Рядом внезапно возник Грэнби, одетый несколько приличнее, поскольку спал в бриджах. Лоуренс без возражений оперся на его руку, и они вместе, протискиваясь сквозь толчею, поднялись на драконью палубу. Матросы бежали к помпам и поливали паруса из ведер забортной водой. На краю свернутого сейчас бизань-топселя трепетал оранжево-желтый огонь. Веснушчатый тринадцатилетний мичман, все утро бивший баклуши на глазах у Лоуренса, отважно взобрался на рей и сбил пламя собственной мокрой рубашкой.