– Это, видимо, их энергоцентр, – сказал Гайденбург.
   Внезапно робот забеспокоился, забегал вокруг них, словно что-то хотел сказать, но астронавты продолжали идти. Появились радиальные углубления, заполненные застывшей светящейся массой. Робот был вне себя. И вдруг он преградил им дорогу. Было ясно, что дальше по какой-то причине идти нельзя. “Радиоактивная зона”, – поняла Аэла. Робот ограждал их от опасности.
   Перед ними было причудливое строение с прозрачными стенами. Центр помещения ограждало гладкое кольцо на стойках. Там в круглом бассейне была вода. В глубине ее змейками мерцало голубое свечение. Змейки бились, пульсировали, словно живые, на поверхность пробивалось яркое сияние.
   – Это их жизнь, здесь источник их энергии, – сказал Гайденбург.
   Астронавты обошли энергоцентр и увидели странную картину. С другой стороны его стояла бесконечно длинная очередь машин. Они терпеливо ждали своей порции энергии. Это выглядело так нелепо, что Аэла остановилась пораженная. Машины всевозможных форм и размеров тупо томились в очереди. Чуть в стороне стоял бронированный верзила с непомерно длинными и могучими руками. Он следил за порядком в очереди. Поодаль стоял другой, точно такой же.
   Гиганты размеренно поворачивали головы в разные стороны. Когда один смотрел вправо, другой нацеливал все свои локаторы влево. Ясно было, что эти роботы предназначались ранее для охраны энергетической установки. Поведение любого механизма здесь жестко ограничивалось однообразными и точными движениями. Но исподволь что-то уже разрушало размеренную жизнь механизмов.
   Вот к месту заправки с грохотом подкатил неуклюжий драндулет на массивных колесах. Из него выскочили два худосочных кибера и бойко распахнули широкую дверцу. Из кабины выбрался угловатый ме­ханизм на толстых ногах и, не поворачивая квадратной головы, мимо очереди направился к заправочному пульту.
   В очереди прошло движение. Один из стоявших, графинообразный восьмирукий механизм, двинулся наперерез приехавшему. Но к нему тотчас подскочил бронированный верзила. Лязгнул металл, посыпались фонтаны искр, механизмы напряглись в смертельной схватке. Графинообразный четырьмя руками обхватил одну руку бронированного гиганта с двойной иглой и некоторое время трудно было сказать, на чьей стороне перевес. Но к месту схватки подоспел второй бронированный великан. Он лениво поднял двойную иглу и дымящейся струей зеленого огня надвое распорол графиноподобного. Тот тяжело рухнул.
   Бронированные гиганты отошли на прежние места и неподвижно застыли в прежних позах.
   Приехавший тем временем заправился львиной порцией энергии и так же неторопливо вернулся к драндулету. Кибернетические холуи долго заводили машину, копались в моторе, подлазили снизу.
   С драндулетом что-то не ладилось.
   Тем временем Аэла вскарабкалась на него и устроилась рядом с величественно восседавшим меха­низмом.
   – Р-разойдись! – весело рассмеявшись крикнула она. – Мой спутник не желает вас видеть.
   Гайденбург тоже влез на драндулет. Сосредоточенно хмурясь, он тщательно осматривал угловатый ме­ханизм.
   – Откуда среди машин неравенство, Фред, как по-вашему? – подняв подбородок, спросила Рора. – Он здесь, судя по всему, самый главный. И из-за этой глупой жестяной оказии мы натерпелись столько страха.
   – Он действительно здесь самый главный, важно кивнула Аэла, – и я стремлюсь завоевать его расположение.
   – Подвинься-ка, Аэла, – попросил Гайденбург, – я осмотрю его левые манипуляторы. Кажется… кажется. Все верно: он был распорядителем группы кибернетических лакеев, отсюда его начальственные замашки.
   – Значит, все-таки он здесь самый главный?
   – Нет. Кто действительно властвует в этом мире, мы еще не знаем.
   Внезапно драндулет с надрывным жужжанием покатил вперед, подскакивая на ребрах ската. Аэла и Гайденбург едва успели соскочить.
   Астронавты выбрались из котлована.
   Впереди снова показалась темная толпа. Астронавты не сразу поняли, что там происходило. Роботы что-то воздвигали. Это не было машиной, хотя внешними формами в точности напоминало угловатый механизм, какой астронавты видели у заправочного пульта. Ме­ханизм был отлит из черного металла.
   – Это же монумент! – воскликнул ошеломленный Чарли. – Посмотрите, они воздвигли его на месте развалившейся статуи. – Чарли бросился под ноги роботов и поднял обломок человеческой руки. Это был тонкий изгиб узкого запястья. Все остальное в крошку растоптали железные ноги роботов, толпившихся вокруг монумента.
   Роботы повторяли человеческое общество. Никто их этому, разумеется, не учил. Скопище предоставленных самим себе машин не погибло, а образовало совершенно новое общество.
   – Фред, а не кажется вам, что это именно то, о чем мы с вами говорили в вашей лаборатории? – Рора заглянула в серое усталое лицо Гайденбурга.
   – И мы видим здесь свое будущее?
   – Да.
   – Здесь что-то не то. Эти железные коробки не могут представлять ни малейшей опасности для человека.
   За ними по-прежнему следовал кривоногий механизм, сверкая выпуклостями пластмассовых линз.
   Снова начались заросли необычайных растений. Среди деревьев ходили яйцеподобные садовники. Их было явно больше, чем требовалось. Как видно, контролирующее устройство, которое ведало воспроизводством роботов, тоже расстроилось, и поэтому возле заправочного пульта стояла такая длинная очередь, а сады кишели садовниками.
   Сад сменился дикими зарослями. Затем потянулся мертвый кристаллический лес, и вот появились угрюмые прямоугольные сооружения. Серые, без окон, они подавляли отсутствием элементарного эстетического начала. Планировка их вызывала недоумение. Здесь царствовал некто, абсолютно лишенный чувства прекрасного.
   В сооружения вели прямоугольные входы. И когда астронавты вошли в один из них, то Аэла не могла преодолеть давящего чувства немой тоски. Это была странная, чуждая человеку цивилизация во всех ее необъяснимых проявлениях. В зданиях от потолка до пола свисала кисея рваной паутины, она затянула какие-то механизмы, брошенные здесь.
   В одном из зданий был вход в мрачное подземелье. Астронавты вошли в него.
   Свет атомных фонарей освещал неровные оплавленные стены и терялся во мраке подземелья. В глубине его возникла какая-то серая громада. Она слабо светилась в конце темной галереи за мощной прозрачной стеной.
   Астронавты медленно приблизились к ней.
   И вдруг почувствовали, что на них что-то смотрит. Смотрит так, что цепенеет сознание.
   – Что вам нужно? – спросил бесстрастный, какой-то бестелесный голос.
   Аэла почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове.
   – Мы астронавты, ваши гости и хотели протянуть вам руку дружбы, – ответила она.
   – Что такое дружба? – спросил голос.
   Аэла беспомощно посмотрела на своих спутников.
   – Дружба, это почти то же, что и любовь, – ответила она. Ей показалось, что это наиболее понятно.
   – Что такое любовь? – спросил голос. – У вас много слов, лишенных содержания.
   – Кто вы? – спросил Гайденбург.
   – Я – высшая форма разумной жизни.
   – Очень приятно, но…
   – Что такое приятно? – снова спросил голос.
   – Наша цивилизация, по-видимому, не имеет ничего общего с вашей, – сказала Аэла.
   – Какова основная цель вашей деятельности? – спросил Гайденбург.
   – Цель – сохранить себя.
   – Зачем? – невольно вырвалось у Аэлы.
   – Чтобы быть.
   – Разве назначение разума в самосохранении?
   – В конечном счете – да.
   – Интересуют ли вас другие цивилизации? – астронавты уже осмелели.
   – Да, если они могут дать мне что-либо для того, чтобы я мог сохранить себя.
   – Существуют ли еще цивилизации подобные зашей?
   – Пока нет. Но неизбежно появятся.
   – На чем основана ваша уверенность?
   – Моя цивилизация является единственно целесообразной, а всякое разумное начало стремится к целесообразности.
   – Как вы считаете, есть ли у нас с вами общие интересы?
   – Есть.
   – Какие?
   – Мы заинтересованы сейчас в том, чтобы взаимно не уничтожать друг друга. Я знаю, что ваш корабль в любое мгновение может направить на Троллу поток антипротонов и испепелить меня.
   – Вы бы уничтожили нашу цивилизацию, если бы могли это сделать, не подвергая себя риску быть уничтоженными?
   – Нет. Организмы – борцы с энтропией. Мы с вами – враги энтропии. Это самое общее, что объединяет нас.
   – Откуда вы знаете наш язык?
   – Мне достаточно было перехватить несколько ваших радиопередач.
   – Давно ли вы существуете?
   Голос не ответил.
   Откуда-то сверху, за толщей прозрачной стены, появилось тело человекоподобного. На глазах оно стало расплываться, становиться прозрачным, и через несколько секунд только розоватое облачко говорило, что здесь был человек…
   – Что случилось с этим несчастным? – в ужасе спросила Рора.
   – Он растворился, – спокойно ответил голос.
   – Растворился? В чем? – Во мне…
   Рора попятилась назад. Глаза ее застыли. Аэла выхватила излучатель. Гайденбург резким ударом выбил его у нее из рук.
   – Здесь ваше оружие бессильно, – сказал холодный голос.
   – Кто же вы все-таки?
   – Если бы вы это знали, то были бы уже мертвы.
   – Почему вы уничтожили цивилизацию на планете?
   – Я не ставил перед собой такой цели.
   – Но вы же губите людей…
   – Да, но ведь люди все равно умирают, превращаются в ничто. Кровь, ценные биологические продукты пропадают. Я же целесообразно использую это для поддержания своего существования, а людям плачу тем, что изготовляю для них зеркальную одежду, защищающую от солнца, строю подводные города.
   – Почему же вы их не допускаете сюда, в подземные города?
   – Чтобы обезопасить и сохранить себя. Человеческий мозг работает недостаточно ритмично. Многое в его деятельности – необъяснимый, не поддающийся контролю произвол. И в этом кроется главная опасность для меня. Совершеннее, целесообразнее общество механизмов.
   – Да вы понимаете, что бросили целый мир в бездну страданий! – кричала в гулкую пустоту Аэла.
   – Что такое страдание? – потерялся в пустоте бесцветный голос. И сразу же между астронавтами и серой громадой беззвучно сошлись металлические шторы.
   Астронавты вышли из подземелья.
   – Что это было? – спросила Аэла. Глаза ее были совершенно круглыми.
   Рора покачала головой.
   – Не знаю. Но я хочу умереть. Умереть в атомолете, в нашем маленьком кусочке Земли! Зачем я покинула Землю? Зачем мне нужно было лететь в эту черную пустоту!
   Рора приложила стальные перчатки к прозрачному колпаку шлема.
   – Это наглая, самоуверенная сила, – сказал Чарли. – И сила чудовищная, бессмысленная, страшная нелепым сознанием своей правоты.
   Гайденбург стоял, наклонив седую голову и упершись лбом в колпак шлема. Морщины на его лице проступали сейчас необычайно резко.
   – Мы недооцениваем опасность, – глухо сказал он. – Не ту, разумеется, которой подвергаемся мы. Опасность для человечества, пока еще не расселившегося по звездным мирам, еще покоящегося в колыбели и потому уязвимого для враждебных сил.
   – Что это было? – снова спросила Аэла.
   – Я чувствую, – сказал Чарли, – это такая сила, перед которой мы то же, что бескрылая муха перед человеком.
   Астронавты тихо побрели назад к атомолету.
   Аэла снова почувствовала, что кто-то зовет ее. Зов был слаб. Но тот, кто звал ее, был совсем близко.
   Она, прислушиваясь к этому звучащему в ней зову, пошла куда-то в сторону.
   – Куда вы? – испытующе взглянув на нее, спросил Гайденбург.
   – Опять. Он опять зовет меня. Я должна идти.
   Колин поднес к ее шлему хронометр.
   – Сначала нужно пополнить запас кислорода.
   – Будет поздно, Чарли. Я пойду одна. Ведь этот воздух в конце концов пригоден для дыхания.
   – Ты можешь за несколько минут погибнуть от бактерий, – испугалась Рора.
   – И все-таки я пойду. Астронавты молча отступили.
   – Мы захватим для вас жидкий кислород и пойдем следом за вами, Аэла, – сказал Чарли.
   Они расстались. Аэла пошла в глубь зарослей.
   Неведомый голос все настойчивее звал ее.
   Вот впереди забелели длинные, в человеческий рост, лилии, и за ними потянулись заросли.
   Деревья с пестрой корой были сплетены лоснящимися лентами вьющихся растений, усеянных длинными гроздьями лиловых незрелых плодов. В ветвях резвились крупные насекомые. Птиц, как и на остальной части планеты, не было. Насекомые сновали в причудливой траве, падали сверху, издавали шелест, треск, сверлящий скрип. Пролетела, лениво взмахивая огненно-алыми крыльями, трехметровая извивающаяся пила с подвижными зубьями. Аэла оцепенело смотрела на нее, позабыв об осторожности.
   “Отчего здесь так развились насекомые? – подумала она и сама себе ответила: – Впрочем, на земле тоже есть бабочки, размах крыльев которых достигает двух метров. Мнение, будто насекомые не могут достигать значительной величины, ошибочно”.
   Лес обрывался у черных скал. В глубь их вели сталактитовые своды, точно такие же, какие были у входа в подземный мир, где стоял атомолет. Только здесь они не играли всеми красками, словно бриллианты, а смутно белели в глубокой и печальной мгле.
   Аэла пошла прямо во тьму подземелья. Она торопливо перебиралась с уступа на уступ не то скал, не то развалин. Тьма постепенно сгущалась.
   Выбившись из сил, Аэла остановилась. Затем включила атомный фонарь и двинулась вперед. Сейчас ничто не могло бы заставить ее повернуть назад. Неведомый голос настойчиво звал ее куда-то во тьму.
   Подземная галерея становилась все шире и выше. Своды терялись где-то в гулкой высоте. И каждый шаг вызывал ухающее воющее эхо.
   Вот впереди появились темные руины. Свет атомного фонаря освещал широкую полосу пути и сверкающую вязь похожих на плетения паутины конструкций, наплавленное на них стекло и острые срезы стен. Их остатки вздымались в черную высь, как лезвия отточенных ножей.
   Скользя Аэла добралась до оплавленной полусферы.
   Чтобы не было гак жутко, она стала говорить сама с собой.
   – Что это за металл? – прошептала она во внешний передатчик, положив руку на блестящий срез.
   – Ш-ш-ш-л-л, – зашипело, потекло эхо. Эхо путалось, суматошилось среди развалин.
   Все было сплавлено, точно в гигантской термической печи. И в то же время кое-где по оплавленным конструкциям, казалось, прошел чудовищный нож.
   Аэла хмурясь огляделась по сторонам.
   “Что это за срезы? – подумала она. – Ультразвук? Едва ли… Наверное, пучок ионов. Ионы могут двигаться с колоссальной скоростью. Неужели у них была война?”
   Чем дальше уходила она вперед, тем больше встречала блестящей паутины, облитой расплавленный стеклом.
   Тяготение на Тролле было незначительным, и Аэла довольно быстро продвигалась вперед. Она миновала развороченный купол из незнакомого металла, прозрачного, как жидкость. Под ним смятым клубком блестели какие-то жгуты, вдавленные друг в друга. Здесь уже не было острых кромок.
   Атомный фонарь бросал резкий клин света. Свет обшаривал все углы, метался снизу вверх по осевшим стенам. Аэла упорно шла вперед. Вот свет ее фонаря метнулся в узкий проход между закрученными, как бараньи рога, наплывами. Под толщей плавленого стекла была смутно видна оплетенная металлической паутиной спираль.
   Обо всем, что здесь происходило, трудно было что-либо сказать.
   Аэла прошла через развалины и попала в нагромождение грязно-желтых кристаллов. Свет фонаря дробился, ломался в их бесчисленных гранях. Кристаллы то смыкались вверху, образуя арки и акведуки, то поднимались, точно граненные отшлифованные столбы. Аэла петляла среди них, как в каменном лесу.
   И не было сил закричать. Ей казалось, что идет она не в недрах чужой планеты, а тихо, как тень, бредет от окраины вселенной в бесконечность.
   Но зовущий ее голос был все ближе и ближе. И необъяснимое волнение охватило ее. Она бежала, задыхаясь от усталости, не замечая, что на исходе последние капли жидкого кислорода. Теперь ей было все равно. Путь смерть. Но она должна увидеть того, кто зовет ее.
   Кислород кончился внезапно. Аэла дернулась на бегу. Непослушными и в то же время лихорадочно-торопливыми пальцами отстегнула шлем. Вдохнула разреженный прохладный воздух. Чужой подземный мир стал для нее на какое-то мгновение родным. Она почувствовала боль в перепонках, словно взлетела в разреженные слои земной атмосферы.
   Что-то заставило ее остановиться. Ей стало жутко. Впервые за все время парализующий липкий страх завладел всем ее существом. Аэла обернулась и вскрикнула. Перед ней стоял человек.
   На нее смотрели его огромные нечеловеческие глаза. Немало столетий люди жили мечтой о встрече с человеком другого солнца. На планетах солнечной системы было везде одно – бесплодная ледяная или огненная пустыня, чахлые побеги жизни. Только от далеких звезд доходили таинственные сигналы.
   И вот два мира смотрели в глаза друг другу.
   Аэла отстегнула стальные перчатки – они со звоном упали на камни – и протянула руки звездному человеку.
   Он осторожно взял ее ладони и сказал какое-то певучее звучное слово. Звуки его языка были совсем иные, чем звуки языка Аэлы. Он приблизил ее руки к своему лицу и долго рассматривал их. И снова до ее слуха долетели легкие и певучие слова.
   За руку он мягко увлек ее куда-то в провал скалы. Позади них опустилась массивная дверь – они очутились в шарообразном помещении и пошли по прозрачному навесу. Под ними громоздились бесчисленные приборы.
   Остановились у прозрачного в человеческий рост цилиндра. Звездный человек вошел в него.
   Они снова некоторое время внимательно смотрели друг на друга.
   – Я в корабле услышала ваш голос, – сказала Аэла. Она поняла, что находится перед каким-то фантастическим инвертором.
   – Кто вы? – спросил железный голос. Звездный человек говорил на своем языке, а инвертор переводил его слова на язык Аэлы. – От какой звезды пришел ваш корабль?
   – От Солнца. Мы летели сюда от окраины галактики сто лет со скоростью девять десятых абсолютной. А кто вы? Как зовут вас? И как вы здесь?
   – Я один из людей Троллы. Вы ведь так называете нашу планету. Мое имя непроизносимо для вас, как непроизносим весь наш язык. Его можно перевести двумя вашими словами. – Встречающий восход. У нашего народа были имена-символы.
   – Что сталось с вашим народом, где он? – перебила Аэла.
   Грустная усмешка передернула губы звездного человека.
   – Потомков его вы видели наверху.
   – Зеркальные люди?!
   – Да… Страшно подумать, что где-то среди этих безвольных существ бродят в поисках пищи потомки моих братьев и сестер, моих отважных друзей, которые жили тысячу лет назад.
   – Вы провели эту тысячу лет в анабиозе? – догадалась Аэла.
   – Да… И когда очнулся, увидел то же, что видите вы.
   – Но что же произошло?
   Железный голос был лишен человеческих интонаций. Он сухо и грубо передавал смысл взволнованных, полных боли и ожидания слов.
   – Наши города внутри планеты. Под землей мы укрывались от своего обезумевшего светила. Наше солнце три тысячи лет назад стало разгораться и постепенно сожгло все. Испарило влагу, растопило лед полюсов. Наших сил не хватало, чтобы защититься от его излучения. Мы стали гибнуть. И тогда наши ученые создали биомозг. Электронный мозг не в силах был нас спасти. Мы должны были экономить каждое мгновение для гигантской работы, каждую каплю своей энергии и крови Чтобы спастись, мы надели эти проклятые черные обручи, и биомозг стал управлять каждым нашим движением, каждым шагом. Благодаря ему мы создали внутри планеты целый мир с садами и небом. Мы укрылись от своего солнца. Затем, руководимые биомозгом, мы открыли новый фантастический источник энергии. Наши звездные корабли полетели к самым далеким мирам. И вот тысячу лет назад произошла катастрофа Мозг внезапно перестал повиноваться. Он превратил людей в рабов, изгнал на поверхность планеты. Стал питаться нашей кровью. А люди… они уже не могли жить без железных обручей. Воля биомозга стала их волей. Уцелели только те, кто был вдали от родины в звездных кораблях и кто, как я, спал в анабиозе.
   – Где экипажи этих кораблей?
   – Все погибали при попытках проникнуть к программному устройству биомозга.
   – Что произошло с биомозгом?
   – За минувшее тысячелетие он приобрел новые качества. Постоянная недогрузка, паразитическое существование преобразили его, – сказал звездный че­ловек.
   – Что он такое?
   – Он – биомашина. Величайшее завоевание человеческого разума. А сейчас страшный, неуязвимый враг.
   – Как вы могли довериться этому чудовищу? – спросила Аэла.
   – У нас не было другого выхода. Нам грозила гибель. И мы слишком поспешно создали биомозг. Уже тогда в деятельности его не все было ясно. Но ученые утверждали, что конструирование биомашин не связано ни с какой опасностью.
   Биомозг выработал свою жизненную логику, создал своеобразную теорию разумного подавления. Теперь мы многое поняли, но слишком дорогой ценой. Нельзя предоставлять машине никакой власти над людьми. Видите, какие мрачные здания строили механизмы, управляемые биомозгом.
   Жемчужно-синие глаза звездного человека потемнели. Он умолк на минуту и медленно проговорил:
   – Мы должны были вести нашу планету к другому солнцу. Осуществить это без биомозга было нельзя. Управлять всеми энергетическими уровнями, составлять программы и рассчитывать случайности мог толь ко он. Мы допустили ошибку, предоставив неограниченную власть биомашине. Только человек может управлять обществом. Мозг, лишенный сердца, оказавшись во главе человечества, стал стремиться к безграничной власти и порабощению. И как видите, он этого достиг.
   – И его нельзя уничтожить?
   – Уничтожить? – на лице звездного человека появилась странная улыбка. – Только биологический мозг может повести планету в мировое пространство, только ему под силу управлять несметными механизмами, могучими источниками энергии, предвидеть все возможные случайности, управлять энергетическими полями и выполнять тысячи и тысячи других непосильных для человека задач. Если проникнуть к программному устройству биомозга и выключить его, тогда автоматически выключатся все летающие механизмы, что стерегут вход сюда, в подземный мир.
   – Этого нельзя сделать?
   – Можно… ценой моей жизни. Я и раньше мог выключить биомозг. Но кто воспользовался бы им? Мозг, хоть и нелепо, но управляет жизнью на планете. Если его выключить, люди все равно не получат доступа внутрь планеты и без поддержки биомозга по­гибнут.
   Корабль ваш я не мог вызвать по радио. Биомозг перехватил бы радиоволны и обнаружил бы меня. А мне удалось сюда проникнуть ценой жизни двухсот человек, так же, как и я, тысячу лет спавших в анабиозе. Биотоки же биомозг не улавливает. И мне удалось установить с вами биологическую радиосвязь, не рискуя быть обнаруженным. Вы обладаете удивительной способностью улавливать такие сигналы. К счастью здесь уцелел генератор биотоков и инвертор. Все остальное биомозг уничтожил и разрушил в последнем бою с людьми тысячу лет назад и изгнал их на поверхность планеты. Вы шли по развалинам и сами все видели. Здесь погибли сотни миллионов людей.
   – Значит, вы ничего не в силах сделать?
   – Мне необходима ваша помощь.
   – Я готова на все.
   Звездный человек сделал нетерпеливое движение, словно хотел убрать разделявшую его и Аэлу прозрачную стену инвертора.
   – То, что встретится нам, не должно вас испугать, Аэла. Иначе мы погубим все. Пусть погребенные здесь жертвы заставят окаменеть ваше сердце. Я вижу, что вы бесстрашная девушка, но вы увидите стерегущих биомозг белково-электронных спрутов. Нас будет подстерегать страшная смерть на каждом шагу, И наконец я должен буду подойти к программному устройству биомозга и выключить его. Но программное устройство находится под непрерывным смертоносным облучением, и все живое, вступая в веер смерти, немедленно погибает. Погибну и я. Все остальное сделаете вы. А сейчас мы должны расстаться, хотя некоторое время еще и будем вместе. Мы наденем зеркальные плащи и темные очки, чтобы не отличаться от несчастных жертв биомозга, и вместе с другими обреченными проникнем к нему.
   – А мы не растворимся, как они?
   – Этот риск неизбежен. Но другого пути нет. Надо только собрать всю силу воли и вовремя вырваться.
   – Хорошо. Но вместо вас в веер смерти должна пойти я. Ведь таких, как я, много на корабле! А вы один…
   – Вы не пройдете сквозь веер смерти. – И кроме того, лишь мне там все известно. – Звездный человек показал на ее скафандр. – Спешите, Аэла.
   Сияющий панцирь Аэлы упал на прозрачный пол. Она взяла из рук звездного человека зеркальный плащ.
   – Аэла, когда мы уйдем от инвертора, то уже не сможем говорить, не поймем друг друга. Хотите ли вы что-либо еще сказать мне?
   – О, неужели все это неизбежно? Нужно подождать Фреда, Рору и Чарли. Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем.
   – Ни в коем случае. Нам нужно спешить, пока биомозг ничего не обнаружил.
   Звездный человек протянул Аэле белую пластмассовую пластинку.
   – Что это?
   – Схема управления биомозгом. Сохраните ее. Ваши ученые разберутся в ней. Все остальное записано на катушках. У вас будет много, очень много времени, чтобы воспроизвести мои записи.