Он был среди людей другого мира. Среди далеких друзей. Здесь жили иные звуки, легкие, летящие, непривычной окраски. Звуки всегда имели для него окраску.
   Его инопланетный спутник молчал. Но Алексей чувствовал, что он пристально смотрит на него.
   Машина мягко остановилась, вернее опустилась куда-то вниз. С быстрым шорохом открылся борт.
   Алексея кто-то взял под руку. Он нервно вздрогнул от этого прикосновения. Чья-то рука, совершенно невесомая, ввела его в запахи, чуть-чуть напоминающие запахи земных больниц. Но он скорее лишь догадался об этом. Эти запахи походили на запахи морских водорослей.
   Легкая рука вела и вела его вперед. И сколько Алексей ни напрягал слух, он не мог расслышать ничьщ шагов. Он нервно поежился и тотчас почувствовал, как рука неведомого человека мягко и ласково пожала его локоть.
   Его оставили одного. Он долго и тщательно обследовал помещение. В комнате стоял стол с кушаньями и несколько легких стульев. Одна дверь вела в спальню, другая – на открытую площадку. Он взял со стола крупный плод, напоминавший орех, и бросил его вниз. Звука не услышал. Его площадка была балко­ном. Алексея поместили где-то на большой высоте. Он принял душ и лег в постель. Его острый слух улавливал лишь легкий плеск ткани на окнах под свежим ветром. Ему вспомнилась рука, что привела его сюда, легкая, трепетная и чуткая. Он на Земле научился чувствовать людей через пожатия рук. Но таких трогательно слабых и нежных рук на Земле ни у кого не было.
   Он заснул. Он был слеп от рождения и спал, как всегда, без сновидений.
   Алексей проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернул голову. Его волос коснулась та же легкая рука. Алексей осторожно перехватил ее. Это была тонкая трепетная рука с нежной кожей. Тоненькие пальцы были так хрупки, что Алексею страшно было держать их в своей ладони.
   – Как я хотел бы вас видеть! – вырвалось у него.
   В ответ прозвучала певучая речь с такой диковинной музыкой интонаций, что Алексей слушал ее, затаив дыхание.
   Кто-то касался его глаз. Он ощущал на себе то мощное облучение, то прикосновения каких-то металлических предметов. И вокруг него без конца говорили неведомые существа.
   Его обследовали, его изучали перед сложнейшей недоступной для земной медицины операцией. И каждый день он ждал прикосновения знакомых пальцев. Он искал их даже во сне. И когда дотрагивался до них, сердце сбивалось со своего ритма.
   Постепенно они стали говорить друг с другом.
   Того, кто приходил к нему, звали Виа, он был врач. И Алексеем завладело незнакомое чувство. Он стал плохо спать. Звал во сне Виа. Отсутствие его стало для него настоящей пыткой.
   – Виа, почему меня так тянет к вам? Я уже не могу без вас… – однажды спросил он.
   – Не знаю, – ответил голос. – Может быть, потому, что я ваш врач и вы привыкли ко мне. А может быть… потому, что я женщина.
   Голос ее чем-то напоминал ему крики чаек над мо­рем. Он не видел птиц, но по их крикам чувствовал, что они мечутся в вечном смятении. Наделив птиц крыльями, природа отняла у них покой. Их крики он слышал в переходящую пору весны, когда его нюх тревожили острые запахи пробуждающейся природы: мокрых ветвей, влажной земли. Эти беспокойные крики летели где-то в неведомых высотах. Крылья птиц рассекали прозрачную пустоту. Они мчались над всем, над всем несли свое смятение и тревогу.
   И словно раскололась безграничная ночь слепоты. Сердце Алексея затопила дурманящая радость. Он курил и курил свою трубку, ожидая Виа. На Земле он не любил никого, потому что чувствовал, как от всех, с кем он был, исходила скрытая жалость, сочувствие и бессильное желание помочь.
   Она появлялась внезапно. Иногда ему казалось, что она возле него. Его чуткий слух ловил ее легкое дыхание. Но она не всегда откликалась на его голос. Исчезала, словно растворялась в воздухе.
   Его доставили на операцию.
   Музыка возникла неожиданно и звучала будто бы не извне, а в сознании Алексея. Потом ом ощутил пьянящие запахи, они вызывали глухое чувство протеста, но упорно обволакивали сознание Алексея. Он сопротивлялся их пряной прелести и медленно уходил в небытие.
   – Виа, – тихо прошептал он.
   Ответный тихий голос едва донесся до его слуха.
   Операция была длительной и необычайно сложной.
   Вместе с вернувшимся сознанием Алексей ощутил острую боль в глазах.
   Его головы коснулась рука Виа. Боль постепенно уходила, и вот он почувствовал, что открыв глаза, увидит все. И он боялся разомкнуть веки. Жизнь, полная тьмы, еще держала его железной хваткой.
   Его век коснулись нежные пальцы Виа, и Алексей открыл глаза. Он увидел Виа. Не свет, не темное ночное небо за окном, а глаза Виа, потом всю ее. Она склонилась над ним, прекрасная и легкая. Его глаза видели впервые, и он смотрел на Виа со смешанным чувством восхищения и необъяснимого беспокойства. Она была прекрасна. Алексей понял это, хотя это было первое, что он видел вообще. Тяжелые изумрудные волосы обрамляли ослепительной белизны лицо Виа с длинными зелеными глазами. Резкий свет струился от них. В осанке Виа было столько величия и красоты, что Алексей оцепенело смотрел на нее и не в силах был отвести взгляда.
   Она склонилась над ним, и ее лицо почти коснулось его лица. Он смотрел то на ее лицо, то на ее перья, мягкие и белые. Из тончайшего пуха на ее груди к нему тянулись полные хрупкой прелести руки. Одно ее крыло опустилось вниз, а другое было поднято и причудливо изогнуто. Так вот почему он не слышал ее шагов – она прилетала к нему через балкон. Стояла она, опершись на огромные жесткие перья своего хвоста и крыла.
   И Алексей понял смысл странных слов штурмана: “Желаю тебе жены с Периоса”.
   – Виа, любимая, зачем ты дала мне глаза? Я не знал, что я так безобразен, ведь я совсем не похож на тебя. Ты не можешь любить меня.
   – Ты просто слеп, – пристально глядя ему в глаза, сказала Виа. – Ты видишь, но ты еще слеп. Зрение к тебе придет на Земле. Сейчас ты видишь впервые, и никакие привычные образы не мешают тебе. Люди Земли не могут еще воспринимать красоту другой ветви жизни, отрешившись от всего, к чему они так привыкли на своей планете. И когда ты будешь на Земле, не повторишь своих слов, прекрасными тебе будут казаться лишь люди Земли. И пройдет еще много времени, прежде чем земное человечество вырвется из плена привычных представлений. Спеши, скоро уходит твой корабль.
   Она раскинула крылья и беззвучно унеслась во тьму звездной ночи за раскрытым окном.
   На Земле к Алексею действительно вернулось настоящее зрение, и он скоро понял, что прекрасны лишь люди Земли, земные женщины. Но отчего-то к нему неизменно печальной тенью слетало чувство необычайной его первой любви, когда он видел летящую над морем одинокую птицу. Иногда, когда он был у моря один, ему казалось, что из хрустального воздуха вот-вот возникнет Виа и окликнет его певучим голосом, чуть похожим на крик чайки.

ЗИГДА

   Был четвертый час ночи, когда дежурный главного поста космической навигации Фез Нэй выпустил из пальцев автоматический карандаш и, прислонившись к стене, заснул. Экран мерцал перед ним. Качались, вибрировали линии и пятна. Фез морщился от холодного фосфорического мерцания экрана, но не просыпался.
   На экране возник черный диск. Он стремительно мчался вниз, оставляя хвост странного жемчужного пламени.
   Чужой звездолет не посылал Земле радиосигналов, не пытался связаться с людьми. Судя по его траектории, он падал откуда-то из глубин галактики. О его исполинской мощи говорил незнакомый людям хвост жемчужного света.
   Фез спал и не видел, как пронесся по экрану и исчез черный звездолет. Но приборы зафиксировали массу и траекторию чужого корабля.
   Профессор Берг Аксом, укрывшись от жгучего зноя пустыни под красной скалой, настроил радиопередатчик, чтобы вызвать вертолет. У него кончилась вода, и пора было возвращаться. Он ругал себя за то, что отослал группу археологов и остался один в пустыне, чтобы осмотреть еще раз древние рисунки на скалах.
   В тот миг, когда приветливо вспыхнул зеленый огонек индикатора, Земля дрогнула от мощного толчка. Сверху с грохотом понеслась вниз каменная лавина. Берг увидел, как вдребезги разлетелся от удара гранитной глыбы передатчик. И в тот же миг он сам упал от резкого удара в голову.
   Пронесся и затих обвал.
   Берг с трудом поднял голову и прислушался. Его окружала прежняя глубокая тишина пустыни. Он схватился за пустую фляжку, отбросил ее, растерянно огляделся. Кругом расстилалось залитое полуденным солнцем каменистое плоскогорье. То там, то тут торчали выветренные черные и красные скалы, под ногами была черно-красная россыпь.
   Берг с трудом встал и пошел. Ноги тонули в каменной крошке. Острия камней врезались в толстые подошвы сапог. Кровь сухой коркой запеклась на голове, склеила волосы. Он шел, цепенея от жгучего солнца и от жажды.
   У него хватило сил дойти до каменных границ плоскогорья. Далее начиналась бескрайняя песчаная пустыня. Неподвижно застыли под жгучим солнцем белесые дюны, на них росли сухие колючки. Когда сапоги Берга касались их, они ломались и крошились. Под уродливым растением лежала, свернувшись в клубок, аспидная змея.
   Берг знал, что вертолет без вызова не пришлют, что ему придется ожидать помощи несколько дней. Он достал белую коробочку и пересчитал таблетки акванулина. Их осталось всего четыре. Сутки можно будет продержаться без воды. Он бросил в пересохший рот одну таблетку.
   Берг шел с дюны на дюну, съезжал вниз, не замечая, что съезжает, и снова шел вверх.
   Появилась вода. Она мерцала на горизонте, похожая на туман, блестела и манила. Миражи стали ближе. Появилось дерево. Странное синее дерево с изогнутым стволом и длинными невиданными плодами.
   “Нет-нет, это не мираж, – подумал Берг. – Это какое-то незнакомое мне дерево. Чудесное дерево пустыни”. Он из последних сил побежал вперед. “Ну, конечно, вон второе, третье… Целый лес. Тенистый лес среди пустыни”. Берг добежал до деревьев. Глаза ему заливал яркий туман. Он бросился к дереву. Руки его наткнулись на раскаленный камень одинокой черной скалы.
   Качаясь, Берг сделал несколько шагов. В уходящем сознании была лишь тоска и безнадежность.
   Еще несколько шагов в безграничной пустыне. Берг, точно автомат, переставлял одеревеневшие ноги.
   И вдруг он увидел, что вдали по дюнам пробежало какое-то странное существо на длинных членистых ла­пах. Берг потер ладонью лоб, болезненно поморщился и достал коробочку с таблетками. Постоял немного, держа коробочку в руках, и сунул обратно в карман. И тут до его слуха донесся быстрый шум бегущих лап. Он обернулся. За ним среди дюн, взметая фонтанчики песка, бежало что-то. Мираж был так странен, что Берг остановился.
   “А может быть, это какой-то новый вид, неизвестный науке”, – подумал он и тут разглядел, что бока неведомого существа сверкали металлическим блеском.
   “Машина? При чем тут машина? Неужели я схожу с ума?”
   Перед глазами Берга поплыли радужные и черные кольца. Он покачнулся и упал на песок.
   Очнулся он от мягких, но сильных толчков. Он лежал в кабине какой-то невиданной машины. Она легко бежала на длинных членистых манипуляторах среди скал, прыгала с бархана на бархан.
   Берг понял, что у машины отлично отработаны рефлексы. Она бежала, прыгала, карабкалась.
   Багровое солнце уже стояло над самым горизонтом, когда машина остановилась у какой-то темной громады, покрытой полосами окалин, царапинами… Кругом работали машины всевозможных форм и раз­меров. Они громоздили тяжелые предметы, не похожие ни на что, их грузные шаги сотрясали землю. Людей среди машин не было. Механизмы выполняли заданную кем-то программу.
   “Почему я ничего не слышал об этой стройке? – удивленно подумал Берг. – Или мне все это лишь кажется?..”
   Он не отрываясь смотрел на черную громаду. И вдруг понял: “Это же звездолет. Чужой космический корабль!”
   Звездолет, чуть осев набок, глубоко ушел в песок. Вершина его терялась в вечерней синеве неба. Люк был широко открыт.
   Невдалеке мерцало жемчужно-синее пламя, нестерпимое для глаз, зловещее, неземное пламя. Там машины плавили песок пустыни и делали из него огромные глыбы.
   Любая из земных строек рядом с этой показалась бы детской игрой.
   Машина осторожно опустилась на песок. Берг выбрался из кабины и бросился к открытому люку звездолета. И вдруг остановился. “Ну конечно же, я просто спятил”. Он закрыл глаза. Когда открыл их, гигантский корабль по-прежнему маячил перед ним.
   Он шел по огромному пустому кораблю, и ему казалось, что это бред или сон. Он нигде не видел звездных пришельцев. Его окружали приборы, нанизанные друг на друга, приборы, которым не было числа. Они заполняли отсек за отсеком. Они тянулись куда-то по круглым тоннелям.
   Берг крикнул. Железное эхо загрохотало по кораблю, и все стихло.
   Берг выбежал из корабля. Была уже ночь. Остывал, излучая жар, нагретый за день песок. Кругом скрежетали машины, мерцал жемчужно-синий огонь. Гиганты продолжали свою работу и ночью.
   Берг отошел от корабля, сел на силикатную глыбу и дрожащими руками достал папиросу. “Что же это со мной? – снова подумал он. – Если бы это действительно был чужой корабль, сюда давно бы прилетели люди…”
   Берг чиркнул спичкой и глухо вскрикнул: в нескольких шагах от него на песке лежала какая-то тень.
   “Человек”, – холодея, подумал он, но не мог двинуться с места. Папироса упала на песок. Спичка обожгла пальцы, но он не почувствовал боли.
   Берг встал и медленно вынул карманный фонарик. Узкое лезвие света метнулось вперед. На песке лежал человек с обожженной грудью. Берг торопливо опустился на колени – коснулся лица лежащего. Оно было совершенно холодным. Ощущение было таким, словно Берг прикоснулся к сухому льду. И тут он разглядел, что это была девушка со странным лицом.
   Словно очнувшись от его прикосновения, девушка открыла глаза, повернула к нему голову.
   Все было так нереально, невероятно, что Берг сказал нелепые, поразившие его самого слова.
   – У вас холодные руки.
   – А у вас горячие. Как странно. Горячие руки, – ответила она.
   – Как вас зовут?
   – Зигда.
   – Вы человек? – спросил Берг.
   – Да-да. Я человек! – воскликнула Зигда с непонятной поспешностью.
   – Какие холодные у вас руки, – повторил Берг.
   У Зигды были огромные с красивым косым разрезом глаза, такие огромные, каких не встречалось у людей. Это было необычайно, они горели непостижимым холодным черным светом. Казалось, это были кусочки далеких глубин ночного неба, таких глубин, где уже не различимы звезды, только брезжит жемчужная пыль.
   Берг снял свою куртку и укрыл Зигду. Она в ответ лишь слабо улыбнулась. Улыбка была немного иронической и грустной.
   – Вы ранены, – сказал он. – Как вам помочь?
   – Здесь вы бессильны, – ответила она. – Никто уже не сможет мне помочь.
   – Все-таки это очень странно, – сказал Берг. – Чудес не бывает, но это похоже на чудо. Сколько вам лет? – снова задал он нелепый вопрос.
   – Восемьдесят тысяч.
   – Вы бессмертны? – осторожно спросил он.
   – Нет, – вздохнула Зигда, – я не бессмертна,
   – Кто же вы?
   – Я человек.
   – Но откуда?
   – Из звездной пыли. Сейчас так ясно виден Млечный Путь. Я должна была туда вернуться, но я уже не хочу. – Она посмотрела на Берга. – Я хочу остаться здесь.
   – Но вас ведь ждут там люди. Такие же, как вы.
   Она поежилась.
   – Совсем не такие. Я боюсь их. Они послали меня в небо. Нас было много на этом корабле. Сейчас уже нет никого. Аур убил всех, потому что все стали чувствовать себя, как люди.
   – Как странно вы говорите. Скажите, зачем вы прилетели?
   – Нас послали сюда люди Элиоса, чтобы мы построили космодром на окраине галактики. Они не знали, что здесь есть люди. В пути мы установили, что планета заселена. Аур приказал возвращаться. Но мы хотели встретиться с людьми Земли. Мы отказались ему повиноваться, и он стал убивать нас. Аура послали с нами люди Элиоса. Аур – машина-убийца. Он убивал роботов, если в них появлялось что-нибудь человеческое… Люди Элиоса боятся человеческого в ма­шинах…
   – Разве вы не человек? – тихо спросил Берг.
   – Нет-нет, я только вначале не была человеком. Я была роботом, биомашиной.
   – Были?
   – Да. А потом… – Она замолчала. Глаза ее стали еще больше и еще темнее. – Человек не может преодолеть таких пространств в космосе. Идет тысячелетие за тысячелетием. А кругом молчит черная бездна. И я, машина, вдруг ощутила тоску. К счастью, это было уже в конце пути. Все восемьдесят тысяч лет я была машиной и не могла ничего почувствовать – ни горя, ни одиночества. Вначале ледяная бездна действовала на меня не больше, чем на кусок пластмассы. Но постепенно что-то происходило. Уставал металл корабля, уставали приборы. Несколько раз мы боролись с метеорными поясами. Мы – это роботы и корабль. Даже в корабле появилось что-то такое, что его нельзя теперь уже назвать просто машиной… А я… О, у меня было все, что у людей Элиоса, – мозг, сердце, кровь… Но кровь совсем другая, холодная, устойчивая, искусственная кровь. Люди Элиоса делают любые механизмы. Никто не знает пределов их могущества.
   Много миллиардов лет назад Элиос был такой же, как Земля, одинокой планетой, населенной людьми. А 1еперь люди Элиоса освоили весь Млечный Путь, заселили необитаемые планеты, создали искусственные солнца. И всюду мы, роботы, выполняем их волю. Мы летим в ледяные бездны, проникаем в недра звезд, готовим планеты к заселению. Смертоносную биосферу новых планет люди изучают по ее действию на нас. Мы гибнем миллионами, но нас становится все больше и больше, потому что мы сами себя делаем по программе людей Элиоса. Мы ничем не отличаемся от них, даже превосходим их по объему мозга, по работоспособности. И все-таки мы не люди, потому что мы не знаем ни печали, ни радости, ни страха, ни удовлетворения от нашего труда и наших побед. Люди Элиоса не допускают нас в мир своих страстей, своего искусства, своей дружбы и своего одиночества, не позволяют нам мечтать, любить и желать. Они сделали нас подобными себе, но последний шаг, отделяющий нас от них, всегда приводит нас к гибели. Роботов, которые начинают чувствовать, как люди, они уничто­жают.
   – Они похожи на вас?
   – Только внешне.
   – Но что с вами произошло? Вы ранены?
   – Да. Аур ранил меня. Но я убила Аура.
   Она закрыла глаза и умолкла.
   – Как вам помочь? – спросил Берг.
   – Это невозможно.
   – Откуда вы знаете наш язык?
   – Электронно-биологический анализатор корабля освоил основные языки Земли по вашим радиопередачам за несколько часов. Мне потребовалось немного больше времени… Для меня это совсем не трудно.
   Зигда снова чуть прикрыла глаза и спросила:
   – Как вас зовут?
   – Берг.
   – Берг, – повторила Зигда. Она высвободила из-под куртки руку и погладила ладонь Берга.
   – Какие горячие руки.
   – Может быть, вам все-таки смогут помочь люди?
   Зигда отрицательно покачала головой.
   – Вам больно?
   – Нет. Но меня что-то пугает… Да-да, это приближается ничто. Ничто навсегда. Машины этого не боятся. А я боюсь.
   – Сколько вам осталось жить? – спросил Берг. Он наконец очнулся от оцепенения и понял, что, может быть, он один сейчас связывает два чудовищно удаленных друг от друга мира.
   – Восемь минут по вашему времени. – Она пристально посмотрела ему в глаза.
   – Почему вы женщина? Ведь для машин это все равно…
   – У нас есть такие области науки, где более успешно работают роботы-женщины.
   – Но для чего люди Элиоса уничтожают вас? – Берг был ошеломлен и подавлен рассказом Зигды.
   – Чтобы мы не почувствовали стремления к свободе и не попытались освободиться от их власти.
   – Есть ли информация с Элиоса на вашем корабле? – в смятении поглядев на секундомер, спросил Берг.
   – Ее уничтожил Аур. Мы многое успели записать, но Аур уничтожил записи, потому что они не имели отношения к программе экспедиции.
   – Что бы вы хотели сделать, если бы остались живы? – спросил Берг.
   – Создать во вселенной цивилизацию машин-людей, она целесообразнее человеческой. В жизни людей много ненужного, они создают бесплодное искусство, их мысль не подчинена одной только целесообразности.
   Берг отшатнулся от холодных глаз Зигды и спросил:
   – Зачем нужна такая цивилизация?
   – Чтобы породить другую такую же цивилизацию.
   – А эта?
   – Чтобы породить третью.
   – Это порочный круг, Зигда. Это тупик, агония! – воскликнул Берг.
   Внезапно Зигда напряженно подняла голову и застыла.
   В воздухе послышался шум винтов воздушных кораблей. К чужому звездолету летели люди.
   Берг встал, поднял лицо к далекому Млечному Пути. Он сиял бескрайней рекой огней. Там были друзья, люди Элиоса. И в глазах Берга страх и тревогу сменила радость.