«Ценный совет», — подумал карлик, начиная проникаться симпатией к краснолицему толстяку.
   — Меня зовут Гелдон.
   — Кулак, — кивнул ему мужчина.
   — Кулак?
   — Ну да, Кулак. — Он улыбнулся. — Догадываешься почему?
   Гелдон улыбнулся, разглядывая его мускулистые, похожие на окорока руки.
   — Да уж как не догадаться, — отозвался он. Его новый знакомец перегнулся через стойку, знаком показав карлику сделать то же самое.
   — Как я уже сказал, здесь должно произойти нечто важное. И по-моему, это связано с…
   Он внезапно замолк и слегка побледнел, глядя в сторону входной двери, словно ожидая чего-то. Удивительно, но в огромном зале наступила тишина. Гелдон обернулся: ему не терпелось узнать, чем это было вызвано.
   В дверях таверны появился какой-то человек, который, вне всякого сомнения, был хорошо известен многим из ее посетителей, засуетившихся, дабы освободить ему проход меж столов. Пока он направлялся к тому месту, где сидел Гелдон, карлик сумел более внимательно рассмотреть вошедшего. Человек этот был высок и чрезвычайно худ. Узкое лицо с орлиным носом, обрамленное длинными волосами, и впалые щеки усиливали общее впечатление болезненности.
   Однако незнакомец, державший под мышкой какие-то свитки, резко выделялся среди завсегдатаев таверны вовсе не этим. Повидавший на своем веку множество орудий убийства, Гелдон оценивающе скользнул взглядом по висящему на поясе вошедшего кинжалу в кожаных ножнах и невиданному им до сих пор оружию, прикрепленному ремнями над правым запястьем незнакомца. Это был искусно сделанный многозарядный арбалет. Наконечники всех пяти его миниатюрных стрел, находившихся на боевом взводе, были покрыты чем-то желтым.
   Гелдон перевел на Кулака вопросительный взгляд.
   — Скрундж, — едва шевеля губами, ответил тот. — Наемный убийца. Говорят, что сейчас он работает на какого-то покровителя. Лучше не попадайся ему на пути, приятель. Он способен убить просто ради удовольствия. Прикончить горбатого карлика ему что высморкаться.
   Человек по имени Скрундж беспрепятственно взобрался на столешницу одного из ближайших к Гелдону столов, расшвыривая стоявшие на ней кувшины с вином и тарелки, и оглянулся вокруг. На мгновение взгляд наемного убийцы остановился на карлике, и у того замерло сердце.
   Однако мысли Скрунджа в данный момент, по всей видимости, были заняты другим. Посетители таверны замерли в ожидании; по-прежнему не было слышно ни звука.
   — Вижу, вы готовы меня слушать, — начал он громким голосом. — Буду краток. Мой покровитель попросил меня сегодня сделать здесь заявление, которое заинтересует каждого из вас. В страну вернулся опасный преступник. Мой хозяин готов дать солидное, очень солидное, вознаграждение за поимку этого человека и предпочел бы заполучить его живым. — Скрундж ощерился в кривой улыбке, обнажив желтые гнилые зубы. — За голову этого преступника, живого или мертвого, будет выплачено сто тысяч золотых киз.
   Тишина в зале взорвалась громоподобным рокотом. «Сто тысяч киз», — ошеломленно подумал Гелдон. Он недавно жил в Евтракии и тем не менее понимал, что такую сумму никто из присутствующих не заработал бы и за десять жизней.
   Скрундж развернул один из принесенных им свитков и продемонстрировал его собравшимся вокруг со словами:
   — Это для того, чтобы вы поняли, о ком речь. Кровь застыла у карлика в жилах. На бумаге было достаточно умело изображено лицо Тристана с сопроводительной надписью:
 
   «ПРИНЦ ТРИСТАН ИЗ ДОМА ГОЛЛАНДОВ
   разыскивается живым или мертвымза убийство короля Николаса Первого!
   Нашедшемувознаграждениесто тысяч золотых киз!»
 
   «Принц, столько сделавший для спасения не только своей страны, но и всего мира, объявляется обыкновенным преступником! Нет, — внезапно понял карлик, — совсем даже не обыкновенным. За него назначена поистине баснословная цена. И кроме нас, скрывающихся в Редуте, во всей стране никто не знает, что Тристан невиновен».
   Скрундж дал возможность посетителям «Копыта кабана» как следует разглядеть изображенное на свитке.
   — Пусть никто не сомневается в том, что этот человек виновен, — громогласно заявил он. — Свидетелями того, как он отрубил голову собственному отцу в день коронации, стали сотни наших добропорядочных граждан. Мой хозяин решил, что следует восстановить справедливость. — Скрундж помолчал, глядя в толпу. — После того как будет доказано, что доставленный человек действительно является принцем Евтракии, вознаграждение будет выплачено незамедлительно.
   Он швырнул в толпу более дюжины свитков. Отталкивая друг друга, люди потянулись за ними. Кое-где возникли даже небольшие потасовки за право обладания свитками, и Скрундж удовлетворенно улыбнулся.
   — Весьма похвальное рвение! — воскликнул он. — Приведите к нам этого человека — и ваши карманы лопнут от изобилия монет!
   Гелдон опустил голову, представляя, какой эффект произведут развешанные по городу призывы поймать Тристана. Сделав вид, что разделяет всеобщий энтузиазм, он ловко подхватил один из свитков и спрятал его под рубашку.
   — Ты грязный лжец! — неожиданно донеслось из толпы.
   Наемный убийца повернулся на звук голоса и жестом велел собравшимся расступиться, дабы узреть того, кто произнес эти обличительные слова.
   — Интересно почему? — почти добродушно спросил он, устремив взгляд на человека, прислонившегося к стене возле лестницы на второй этаж.
   «Наверняка бывший военный», — подумал Гелдон, глядя на вооруженного широким евтракийским мечом храбреца, с вызовом скрестившего на груди сильные руки; глаза человека метали гневные молнии.
   — Потому что прежде я имел честь служить капитаном королевской гвардии и лично знал принца Тристана. Не знаю, где он сейчас, но мне ясно одно: если даже он и убил собственного отца, в чем я сильно сомневаюсь, для этого существовала более чем веская причина. Столько всего случилось в тот роковой день, в том числе и с принцем! Не верю, что он по доброй воле стал отцеубийцей. И не позволю осквернять город твоими лживыми призывами, даже если для этого мне придется убить тебя.
   Последние слова повисли в тишине. Вызов был сделан.
   — А, реликт прошлого, — с насмешкой произнес Скрундж. — Знаю, горстка подобных тебе еще бродит по дорогам Евтракии. Но от вас нет и не будет никакого толку. Вы даже не в состоянии навести какое-либо подобие порядка в нашей истерзанной стране. Устаревшую честь, которой вы так кичитесь, можно больше не принимать в расчет: ведь всем известно, что имеет значение лишь то, сколько денег у тебя в кармане.
   Толпа поддержала слова наемного убийцы смехом, гиканьем и издевательскими выкриками, направленными в сторону бывшего капитана. Понимая, что собравшиеся в таверне на его стороне, Скрундж их не останавливал.
   — Кроме того, — почти весело продолжил он, — тысячи людей видели, как принц-изменник мечом одного из крылатых воинов отрубил голову своему отцу. Что же, все они лгут? Нет, любезный. Возвращался бы ты лучше к своим дорогим, но столь далеким от действительности воспоминаниям. Предоставь действовать тем, кто знает, что и как делать.
   Лицо гвардейца налилось кровью. Толпа вновь разразилась насмешливыми криками.
   — Если ты не прекратишь этот бред, клянусь, я прикончу тебя! — взорвался капитан несуществующей больше гвардии и схватился за рукоять меча.
   «Так поступать не следовало, — подумал Гелдон. — Этот человек руководствуется чувствами, а не разумом».
   — Вряд ли тебе представится такой шанс, — пробормотал Скрундж, молниеносно вскинул правую руку и, направив ее в сторону противника, едва уловимым движением кисти привел в действие арбалет.
   Две металлические стрелы, со свистом разрывая насыщенный табачным дымом и испарениями множества тел воздух, вонзились в тело бывшего капитана на уровне ключиц, буквально пригвоздив его к стене. Вскрикнув от боли, он предпринял попытку освободиться, но не смог пошевельнуть и пальцем: стрелы были посланы мастером своего дела — руки гвардейца больше ему не повиновались.
   Скрундж подошел к обездвиженному противнику, одежда которого уже успела пропитаться кровью, и выхватил из ножен его меч.
   — Приношу свою искреннюю благодарность, — со злобной ухмылкой произнес он. — Я давно хотел заполучить такой для своей коллекции. — Он приставил острие меча к горлу бывшего капитана, заставив того вскинуть подбородок. — Неудивительно, что вы не сумели одолеть крылатых монстров.
   Он слегка откинулся назад, разглядывая жертву с видом скульптора, обдумывающего, какие еще изменения следует внести в свое творение. Затем вплотную приблизил свое лицо к гвардейцу и прошептал:
   — Надеюсь, ты не против… — Он одну за другой выдернул стрелы. — Видишь ли, они стоят дорого, я не могу разбрасываться ими.
   Бывший капитан, взвыв от боли, рухнул на пол. Кровь из ран хлынула пульсирующими потоками на заплеванный пол таверны. Скрундж обтер наконечники стрел об еще не запачканные кровью части одежды своего поверженного противника и установил их на место. Все это он проделал с той небрежностью, какова присуща опытным забойщикам скота. Его храбрый противник с трудом приподнял голову и плюнул на сапоги наемного убийцы.
   — Я убью тебя, — прошептал он, кривясь от боли.
   — Это вряд ли, — заметил Скрундж, и губы его искривила зловещая ухмылка. — Видишь ли, любезный, ты сам фактически уже мертв.
   С этими словами он с силой ударил ногой по голове лежащего, распоров ему щеку острой шпорой. А затем с видом лицедея, ожидающего заслуженных оваций, повернулся к застывшей в ужасе толпе.
   — Может, найдутся еще желающие высказать свое мнение? — поинтересовался наемный убийца. Никто не произнес ни звука, тишина в заведении была почти физически ощутима. — Нет? Что ж, прекрасно. В таком случае можете приниматься за поиски изменника, и пусть самый удачливый из вас получит причитающееся ему вознаграждение.
   С этими словами он покинул таверну, унося с собой меч королевского гвардейца. Гелдон в ужасе посмотрел на тело бывшего капитана, потом перевел взгляд на Кулака. Почему Скрундж сказал, что офицер уже мертв?
   — Это всего лишь начало, — удрученно произнес краснолицый толстяк, покачивая головой. — Боюсь, нашу страну ожидают ужасные бедствия.
   Карлик поправил спрятанный на груди свиток и тяжело вздохнул.
   «Ужаснее, чем ты думаешь, Кулак, — мысленно произнес он. — Намного ужаснее».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   «Приятно снова чувствовать под собой Озорника», — думал Тристан, сидя в седле.
   Три красные луны тихо плыли по темному небу, как будто следуя за всадником. Их призрачное красноватое сияние множеством светлячков отражалось в удерживаемых листвой каплях недавнего дождя. Копыта коня ступали по размякшей земле, почти не издавая шума.
   Вместо того чтобы выбраться из катакомб через один из отдаленных потайных выходов, принц решил воспользоваться тем, что вел в королевский дворец. Ему не хотелось бы объяснять возвращающемуся из города Гелдону причину своих действий, доведись им случайно встретиться. Но не это было главным: принц желал заглянуть в Тронный зал — место гибели своих родных и магов Синклита.
   Поначалу, когда он пробирался по коридорам дворца, его переполняло чувство опасности. Казалось, что из темноты в любой момент могли появиться крылатые воины или другие порождения Шабаша. Пришлось жестко напомнить себе, что ныне Фавориты подчиняются ему самому, а все волшебницы мертвы.
   Королевский дворец, единственное место, которое Тристан ощущал родным домом, был разгромлен и разграблен до основания. Все ценности были вынесены, по-видимому, самими евтракийцами, уже после того, как Фавориты покинули дворец. У крылатых воинов было не так много времени, и в первую очередь они стремились разрушать, а не грабить. Принц шел через анфиладу опустевших залов, и то, что к разграблению дворца приложили руку его сограждане, лишь усиливало душевную боль. Великолепные произведения искусства, в том числе и гобелены, так любовно сотканные его матерью, исчезли, стены комнат и коридоров зияли пустотой. Сквозь разбитые окна струился сырой воздух.
   Принц с трепетом приближался к Тронному залу, понимая, что там его ожидает самое тяжкое испытание. С неожиданной силой нахлынули воспоминания о том ужасном дне, изменившем всю его жизнь. Почувствовав, как замерло его сердце, Тристан остановился на пороге.
   Как и повсюду, в этом помещении царила пустота. Почти везде когда-то расчерченный черно-белыми квадратами пол был покрыт коркой засохшей, перемешанной с грязью крови. Со стен в красноватом свете лун, беспрепятственно проникавшем сквозь выбитые витражи окон и пустые покореженные рамы бывшего стеклянного плафона потолка, зловеще взирали изображенные кровью символы Шабаша — Пентангли.
   Снова и снова перебирая в памяти события того страшного дня, Тристан не мог удержаться от рыданий. Как будто прикосновение к холодному мрамору могло внести хотя бы малую толику успокоения в его смятенную душу, принц обхватил руками алтарь, на который Фавориты бросили его отца. Внезапно его пальцы ощутили выбоину, оставленную дрегганом, отделившим голову короля Николаса от тела. Тристан в ужасе отдернул руку. Мраморную поверхность все еще покрывала засохшая кровь его отца. Принц знал: даже если алтарь когда-нибудь отмоют, в его памяти он навсегда останется запятнанным кровью.
   «Прости, отец», — в который раз мысленно воззвал он. После чего повернулся и покинул дворец, в тщетной надежде оставить позади терзавшие его душу призраки прошлого.
   Сейчас, пробираясь тайной лесной тропой к королевскому погосту, Тристан отдавал себе отчет в том, что хочет навестить могилы не только из уважения к просьбе сестры. Он и сам страстно желал этого.
   Принц спешился, не доезжая до лесной поляны, издревле являющейся местом захоронения правителей Евтракии, и привязал поводья Озорника к дереву. Одной из своих сторон поляна, выбранная для королевского кладбища, выходила на крутой обрыв, с которого открывался вид на лежащую в долине столицу, с других же была окружена густым лесом, сквозь который к ней серпантином поднималась мощеная камнем дорога от Таммерланда, оканчивающаяся у кладбищенских ворот. Тропа, по которой поднялся Тристан, вывела его к той части погоста, что находилась ближе к обрыву, почти напротив обустроенного входа.
   Тишину нарушали лишь вопли древесных лягушек в окружавшем кладбище лесу. Мокрые от недавно прошедшего дождя надгробия поблескивали в призрачном свете красных лун.
   Шагнув в сторону могил своих родителей, принц краем глаза заметил качнувшуюся на противоположной стороне поляны тень.
   Кто-то, почти незаметный в своем сером одеянии на фоне стены деревьев, склонил укрытую капюшоном голову над могилами. Чувствуя, как бешено колотится сердце, Тристан замер, ожидая, что станет делать незнакомец, и колеблясь, стоит ли обнаруживать свое присутствие.
   «Это „маг резерва“, — подумал принц. — Кто еще может носить такую одежду? »
   Вспомнив Джошуа, он подумал, что и этого «мага резерва», возможно, постигла та же участь — он потерял свой отряд или даже наткнулся на тех жутких созданий, о которых с таким ужасом рассказывал молодой маг. Однако прежде чем Тристан принял окончательное решение, как ему действовать далее, незнакомец, перепрыгивая через надгробия, устремился к краю обрыва.
   Осознав, что «маг резерва» сейчас бросится вниз, принц рванулся наперерез ему и, не без труда догнав, в прыжке ухватил за ногу. Оба рухнули на влажную землю всего в нескольких футах от края обрыва.
   Тристан тут же поднялся на колени и попытался перевернуть незнакомца, чтобы взглянуть ему в лицо. Однако совершенно неожиданно получил настолько сильный удар в подбородок, что едва не потерял сознание. Пытаясь вырваться из рук принца, незнакомец яростно колотил его кулаками.
   В первый момент Тристан хотел было ответить тем же, но остановил себя. «Маг резерва», несомненно, не понимал, кто перед ним, и, вероятно, считал, что на него напали с целью грабежа.
   Принц увернулся от очередного удара незнакомца и, перехватив его руку, откинул капюшон с лица… девушки.
   После того как в Пазалоне умерла у него на руках прекрасная галлиполая Нарисса, Тристан думал, что никогда больше не увидит подобной красоты. Теперь, сидя на влажной траве при свете трех красных лун, он убедился в явной поспешности своих выводов.
   Взгляд незнакомки, казалось, был устремлен куда-то сквозь него.
   — Ты причиняешь мне боль, — наконец произнесла она сквозь зубы.
   — Если я тебя отпущу, обещаешь, что не станешь снова пытаться свести счеты с жизнью? — спросил Тристан.
   Он посмотрел ей в глаза, потирая свободной рукой подбородок, испытавший сильнейший удар, нанесенный маленькой ручкой незнакомки.
   — Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — с кривой улыбкой продолжал принц. — А я, по-моему, только что совершил доброе дело и, разумеется, тут же получил по заслугам. — Он надеялся, что девушка улыбнется в ответ, но этого не случилось. — Ну что, обещаешь?
   — Нет, — ответила она.
   Тем не менее он отпустил руку девушки, но слегка развернулся так, чтобы оказаться между нею и обрывом. Теперь, если она предпримет еще одну попытку осуществить свой замысел, сделать это будет нелегко.
   Тристан воспользовался моментом, чтобы получше разглядеть незнакомку. По ее плечам волнами рассыпались густые темно-рыжие волосы; небольшой завиток падал на лоб. Взгляд больших глаз поражал своей прямотой и силой. У девушки были красиво очерченные брови, прямой нос и полные чувственные губы. Картину довершали высокие скулы и твердая линия подбородка с крошечной ямочкой посередине.
   Волосы незнакомки источали легкий запах мирры.
   Слишком просторное для нее серо-голубое одеяние, несомненно, прежде принадлежало кому-то из «магов резерва». Как оно оказалось у девушки? Украла? Но как можно украсть одежду у человека «одаренной» крови? И как объяснить появление таинственной незнакомки на королевском кладбище, да еще ночью? Принц насторожился. Помня рассказ о страшных событиях, приключившихся с Джошуа, он преисполнился решимости выяснить правду.
   — Кто ты? — спросил Тристан.
   — Я не собираюсь называть тебе свое имя, — быстро ответила девушка. — Равно как не желаю знать и твое.
   Она была явно напугана, но старалась скрыть свой страх.
   — Откуда у тебя эта одежда? — продолжал допытываться принц.
   По ее лицу скользнула тень печали, но она тут же справилась с собой.
   — Тебя это не касается.
   Нахмурившись, незнакомка провела рукой по волосам, и Тристан снова ощутил запах мирры.
   — Почему ты пыталась свести счеты с жизнью? — спросил он. — Вообще-то, если уж на то пошло, есть более легкие способы совершить самоубийство.
   Он улыбнулся, надеясь хотя бы отчасти изменить ее подавленное настроение.
   — Для таких, как ты, — возможно, — произнесла девушка, сверкнув глазами.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ты хочешь жить, — прошептала она, опустив голову.
   Ее слова пронзили принца, словно удар ножа. «Эта красавица — словно птица с подбитым крылом», — подумал он.
   — По крайней мере, скажи, где ты живешь, — попросил он. — Может, мы сможем увидеться вновь.
   Тристан попытался взять ее руки в свои, но незнакомка их отдернула.
   — Это тебя тоже не касается.
   Девушка поднялась. Принц тоже встал, предусмотрительно стараясь держаться между ней и обрывом. Они оказались почти одного роста.
   — Поверь, спасая меня, ты не оказал мне особой услуги, — печально вздохнув, произнесла она. — И я не вправе отягощать тебя своими заботами. Твое сердце вряд ли бы их выдержало.
   Сияние исчезло из ее глаз. Смахнув навернувшиеся слезы, незнакомка снова взяла себя в руки.
   — Неужели все так плохо? — спросил Тристан. — И я действительно ничем не могу тебе помочь?
   — Никто не может мне помочь, — ответила она.
   — По крайней мере, пообещай, что не станешь пытаться покончить с собой, — попросил принц. — Ты слишком хороша, чтобы так рано покидать этот мир. Вечность может подождать.
   Он дотронулся до ее щеки, и девушка вздрогнула — похоже, такая реакция на этот жест была для нее единственно привычной.
   — Этого я обещать не могу, — сказала она. — Пожалуйста, позволь мне уйти и не спрашивай больше ни о чем.
   Принц понимал, что у него нет выбора. Другой Тристан из другого времени позволил бы незнакомке уйти, но непременно пошел бы следом, подстегиваемый любопытством, которое перечеркивало здравый смысл. Но не теперешний — и не сегодня ночью.
   Сегодняшний Тристан исполнит данное сестре обещание и вернется в Редут. О том, чтобы привести туда таинственную незнакомку, не могло быть и речи. Сердце у принца сжалось; он понимал, что, возможно, никогда больше не увидит ее.
   — Хорошо, — наконец произнес он. — Я действительно не могу тебя ни от чего удерживать. Но, пожалуйста, если сможешь, постарайся все-таки найти для себя место в этой жизни. Возможно, это тебе удастся.
   Девушка, имени которой он так и не узнал, резко повернулась и скрылась в лесу, оставив лишь легкий прощальный запах мирры, быстро растаявший в свежем, уже предрассветном воздухе. Тристан глядел на то место среди ветвей, где исчезла девушка, снова и снова задаваясь вопросом, кто же она такая. Однако сердце подсказывало принцу, что этого он никогда не узнает.
   Он вернулся к могилам родных, опустился перед ними на колени и склонил голову, обеими руками сжимая золотой медальон.
   В памяти Тристана снова пронеслись страшные картины того ужасного дня, до основания изменившего его жизнь. Перед мысленным взором вставали, словно живые, похороненные здесь родители, Фредерик, маги Синклита… Ему так сейчас их недоставало!
   Наконец Тристан поднялся с колен и, направляясь к Озорнику, еще раз обернулся в надежде вновь узреть таинственную незнакомку меж стволов деревьев, верхушки которых уже начали розоветь в лучах восходящего солнца. Разумеется, эти его надежды не оправдались.
   Вскочив в седло, принц пришпорил коня, и тот с радостью подчинился приказу, резво ударяя копытами и разбрасывая комья еще не просохшей после дождя земли.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Феган наигрывал веселые мелодии на своей замечательной старинной скрипке — одной из немногих личных вещей, которые он позволил себе захватить из Призрачного леса. Вокруг порхали «полевые красавицы»; казалось, их разноцветные крылья выписывают узоры в такт музыке. Иногда бабочки ненадолго опускались на плечо или колени увечного мага. На каждой паре просвечивающих крыльев, достигавших в размахе размеров руки взрослого человека, буйство красок складывалось в неповторимый узор. Ничего подобного этим гигантским бабочкам в мире не существовало, а для Фегана они имели особое значение.
   Более трехсот лет назад первые из этих созданий, напившись воды из озера Пещеры Парагона, обрели необычные свойства и размеры, передав их будущим поколениям. Но именно увечный маг обучил «полевых красавиц» общению с людьми.
   Чуть ли не первым, чем занялся Феган по прибытии в Редут, стало сооружение жилища для своих крылатых любимиц. Для его создания магу пришлось потрудиться несколько дней, используя предоставившиеся возможности по объединению нескольких больших помещений, находившихся на разных уровнях катакомб. Он сделал его похожим на то, что украшало его дом в Призрачном лесу. Единственным, но существенным отличием было отсутствие стеклянного купола, который заменил расписанный в виде голубого неба с бегущими по нему облаками потолок верхнего яруса Редута. На мраморном полу были выложены два больших круга: на одном размещались буквы евтракийского алфавита, на другом — цифры. В последнее время Феган пытался обучить бабочек системе счисления. Поначалу Виг критически относился к тому, что его старший товарищ тратит на эти занятия массу времени, но уступил, когда тот объяснил ему, зачем это делает.
   — Не исключено, что нам понадобится помощь этих прекрасных дружелюбных созданий, — сказал увечный маг. — И возможно, гораздо раньше, чем мы можем предположить.
   Пока Гелдон был их единственным связующим звеном с внешним миром. Маги опасались посылать в город кого-нибудь из гномов, поскольку в столице Евтракии никто не видел их уже более трехсот лет. Феган задумал использовать для этих целей бабочек. Они были способны пролететь незамеченными, по крайней мере ночью, и проникнуть туда, куда ни Гелдон, ни гномы добраться не могли. А затем при помощи нарисованных на круге букв рассказать о том, что обнаружили.
   Феган осторожно положил скрипку на колени и поднял руку. На нее тут же опустилась одна из самых больших бабочек, медленно раскрывая и закрывая большие, изящные, желто-фиолетовые крылья.
   Подошедший Виг остановился рядом с креслом на колесах, с восхищением взирая на «красавиц полей».
   — Ну что, есть достижения? — поинтересовался он.
   — Они очень стараются, но пока еще не готовы, — вздохнув, отозвался увечный маг. — Боюсь, чтобы исполнить мой замысел, бабочкам понадобится некоторое время, а в нашем распоряжении его совсем мало. В особенности учитывая то, что против нас явно что-то затевается.