Страница:
Скажи ему кто, Маноа и сам первым бы признал, что религиозные песнопения вряд ли часто услышишь на Хоутел-стрит. Хоутел-стрит была улицей красных фонарей в Гонолулу, включавшей в себя шесть кварталов, застроенных притонами и публичными домами, расположенными в самом сердце Китайского района. Здесь можно было также найти всевозможные массажные салоны, кинотеатры, демонстрировавшие порнофильмы, и книжные магазинчики, торговавшие порнографической литературой. По улице расхаживали проститутки, собирались группками сутенеры и торговцы наркотиками, а в затемненных арках и дверных проемах маячили силуэты мальчиков-гомосексуалистов, также зарабатывавших на жизнь торговлей собственным телом.
Спустившись по улице вниз, можно было найти умельца, готового сделать вам татуировку прямо на половых органах, прикурить кокаинчику или другой подобной дряни, продать кинокамеру, украденную у туриста, или автомобильный приемник, только что выломанный из автомобиля на другой, более респектабельной улице. Владельцы местных магазинчиков и лавок охотно скупали все, не задаваясь вопросом, где вы раздобыли товар. Вы имели возможность понаблюдать за половым актом, происходившим прямо перед вашими глазами, потанцевать с трансвеститом и отведать блюда монгольской кухни, если столь экзотические блюда были в состоянии возбудить ваш аппетит. На этой улице не встречались ночные полицейские патрули, почти никогда не раздавались пронзительные звуки сирен полицейских машин и не мигали синие огни, установленные на их крышах. Иными словами, после захода солнца Хоутел-стрит представляла из себя местечко, куда слабонервным ходить не рекомендовалось.
Раймонд Маноа сидел в автомобиле рядом с новым баром, поскольку он следил за Полом Анами, зашедшим в «Адресную книгу». Пол считался большим любителем молоденьких чернокожих мальчиков. Кстати сказать, слежка за Анами являлась частью его плана, конечной целью которого было убийство Алекс Бендор.
Достав пакетик бумажных спичек, Маноа принялся выковыривать остатки пищи, застрявшей у него в зубах после обеда. Пообедал он также в машине, и на сиденье рядом с ним громоздилась горка использованных бумажных тарелок, стаканчиков и коробок. В коробках находились остатки риса, сашими и говядины по-гавайски. Главное же — ему удалось полакомиться мясом свиньи калуа, нафаршированным стручками жгучего красного перца и натертым солью. Это мясо готовилось в земляной ямке, застеленной банановыми листьями и обложенной кусочками расколотой на куски вулканической лавы и душистого дерева киава. Мясо свиньи калуа было типичной островной пищей и столь любимо Маноа, что он мог есть его в любых количествах, но, к сожалению, в последнее время этот деликатес непросто было найти на Гавайях. И сами свиньи калуа, и мастера приготовления знаменитого блюда уже почти повывелись на островах, как, впрочем, и другие обычаи самобытной полинезийской культуры.
Но, как бы ни осуждал Маноа новый стиль жизни, привившийся на Гавайях, он бы и дня не смог прожить без родины. Здесь, на островах, среди стольких пришельцев, заполнивших остров за последние десятилетия, Маноа оставался «кейки айна» — сыном земли, чистокровным гавайцем, чем он немало гордился. Ему не очень-то нравилась мысль, что Гавайи стали частью другой страны. Но кого, в сущности, это заботило? Разве что небольшую группу молодых людей гавайского происхождения да сотню-другую полукровок, которые не хотели сидеть сложа руки и наблюдать, как иностранцы забирают себе лучшие земли и вытесняют аборигенов с лучших рабочих мест. Такие вот дела, братец. Оттого-то молодежь и начинала беситься и вести себя черти-как. Оли вымещали свою злость на туристах, белых да и вообще на всех, кто не был гавайской крови. В конце концов, а почему бы и нет?
Раймонд Маноа находился в самом расцвете сил, ему было немного за сорок, он отличался плотным телосложением, был круглолиц и темнокож, на его голове курчавились темные с легкой сединой волосы, а на губах играла приятная улыбка. За более чем двадцать лет беспорочной службы он получал в среднем по шесть благодарностей в год. За это время в него трижды стреляли и дважды ранили ножом. Маноа гордился своими шрамами и демонстрировал их, словно украшения. Его участком был аэропорт Гонолулу, где он работал вместе с сотрудниками таможни, местными подразделениями, которые занимались дезинфекцией прибывающих и отлетающих самолетов.
Маноа был непростым человеком. С одной стороны, он умел разговаривать с людьми вежливо и тактично, и в его речи можно было уловить нотки дружелюбия и сдержанности. Но в нем существовала также и темная сторона, о которой знали немногие. Эта часть его "я" была связана с глубоким прошлым и восходила к тем временам, когда островной народ был во власти предрассудков и всевозможных табу. Кроме того, в его характере запечатлелась ненависть предков к белым пришельцам. Подобную ненависть он считал правомерной и оправданной физиологически, хотя не признался бы в этом ни единому белому.
Его предки считались «кахунас» — жрецы и советники Камехамеха I, величайшего из гавайских королей, которые когда-либо управляли этой страной. Даже Маноа признавал, что завоевание им ряда островных государств и приведение собственно к образованию гавайского королевства сопровождалось безграничной жестокостью и кровопролитием. При его правлении племенные войны и щедрые жертвоприношения Богам унесли половину населения страны. Но зато именно Камехамеха создал сильное независимое государство. Белые называли его государство варварским, но так считали белые, а не Маноа. Его совершенно не интересовало, что они думают. Главное заключалось в том, что королевство Камехамеха принадлежало «детям земли» — местным уроженцам, а не белокожим бизнесменам или японским дельцам.
Мана всегда говорил Маноа, что делать и как поступить, и вот сейчас он поведал ему, что для гавайцев настала пора вернуть назад свою землю. Только «дети земли» знали и понимали, кто такой мана — некая великая сила, которой были наделены люди или вещи. Мана был частью древней религии полинезийцев, культового ритуала и священных старых обычаев. Чтобы обладать этой силой, как учили кахунас, человек должен убить своего врага и съесть его сердце, так как именно здесь сконцентрированы энергия и мужество человека. Маноа едва исполнилось восемнадцать, когда он убил одного хаоле, который укокошил его отца, и съел его сердце. С тех пор мана перешел к детективу. С этого дня в нем поселились сила и могущество, позволявшие ему поступать в соответствии с собственными желаниями.
Маноа внимательно прислушивался к тому, что говорил мана. В последнее время мана рассказывал ему о чудовище с многими головами — туристах и постоянных жителях-иноземцах, наводнивших Гавайские острова. Кто только сюда не понаехал — сотни тысяч белых, корейцев, китайцев, таиландцев и вьетнамцев, не говоря уже о японцах. В их руках ныне сосредоточилась вся политическая власть на Гавайях, но всех их следовало рассматривать как предвестников несчастья и поступать с ними соответственно.
Но что мог сделать со всем этим Маноа? Два месяца назад он ездил в Японию по приглашению гайджина и там, в тиши дома в Йокогаме, принадлежавшего главарю якудзы, детектив получил ответ на свой вопрос. Гай-джин посоветовал Маноа баллотироваться на следующий год на выборах в сенат штата Гавайи. Что за брехня — подумал тогда Маноа, но ничем не выдал своего крайнего изумления и продолжал слушать. Гайджин не любил, когда его перебивали. Тем не менее, упоминание хозяина дома о выборах оказалось для Маноа полной неожиданностью, и, хотя он полагал, что идея выборов — чистое сумасшествие, он ловил каждое слово гайджина.
Да, японо-американцы на Гавайях имели в своих руках реальную власть, они контролировали правительство штата, суды, делегатов Конгресса от штата Гавайи и основные отрасли промышленности. А Япы — американцы японского происхождения — являлись ничтожно малой частью населения островов, но они, в сущности, в полном смысле слова владели Гавайями. Тем не менее гайджин сказал, что ситуация в скором времени может измениться.
Белые, говорил он, скоро будут составлять большинство населения островов, и Маноа с этим согласился. Но им потребуются годы, прежде чем удастся подтвердить этот факт на выборах. При этом следует учитывать, что коренное население не любит белых за жестокость и жадность. По мнению гайджина, японцам также суждено понести потери в борьбе за власть на островах, поскольку белые наверняка развяжут кампанию, пусть и скрытую, против людей восточного происхождения. Таким образом, для такого чистокровного гавайца, как Маноа, наступает пора действовать. Он должен выступить на политической сцене и заявить о правах местного населения. Вслушиваясь все больше и больше в слова гайджина, Маноа почувствовал, как в его сердце заговорил мана. «Да, — сказал его голос, — это твоя судьба, детектив. Будь истинным „сыном земли“. Возьми то, что принадлежит тебе по праву».
Маноа — продолжал развивать свою мысль гайджин — имеет преимущества перед другими возможными кандидатами. Он — местный и происходит из семьи, хотя и обедневшей, но насчитывающей среди своих предков людей, близких к королю Камехамеха. Он прошел путь от рабочего на ананасовых плантациях, от рубщика сахарного тростника и докера до героического офицера полиции, представителя закона, равно популярного как среди широких слоев населения, так и прессы. Он, Маноа, против всяких там нежностей по отношению к преступникам, к какой бы расе и партии они ни относились. Кроме того, он почитает родную землю. Естественно, что гавайское население с восторгом встретит его кандидатуру, как, впрочем, и те, кто борется за улучшение экологической среды, а это могут быть люди с самым разным цветом кожи.
Все, что нужно Маноа — это солидная финансовая поддержка и хорошо организованная рекламная кампания. Вот тогда он станет наиболее приемлемым кандидатом для очень и очень многих. Гайджин выразил уверенность, что лейтенант-детектив Маноа придется по сердцу большинству гавайских избирателей, и так обеспокоенных тем, что на островах высокие посты занимают преимущественно японцы и белые.
Помимо всего прочего, у Маноа будет еще кое-что, кроме денег гайджина и преимуществ, связанных с его происхождением. «Многие известные гавайцы в долгу перед тобой как офицером полиции. Ведь ты сделал им много добра, — сказал англичанин. — В следующем году во время выборов в Сенат настанет и твой час взимать долги».
Маноа кивнул. Он знал одного такого должника, вернее, это была она. Семнадцатилетняя белая девушка, которая подверглась групповому насилию со стороны четырех чистокровных гавайцев. Тогда Маноа ворвался в группу насильников и принялся наносить удары направо и налево. Ему удалось также запомнить их имена. В результате двое из бандитов попали в госпиталь. Отец жертвы оказался крупной шишкой среди газетных тузов и божился, что в жизни не забудет того, что сделал детектив для его дочери. Кроме девушки также существовал банкир, чей сын-педераст позировал для порножурнала. Некий художник по интерьеру, занимавшийся внутренним убранством дома сына, случайно наткнулся на фотографии, а после предпринял попытку шантажировать отца юноши. Маноа навестил декоратора на дому и вышел от него, имея при себе фотографии; негативы и взяв с него слово, что никогда в жизни незадачливый шантажист не станет больше заниматься подобными глупостями.
Не стоит забывать и жену одного из самых известных сенаторов от штата Гавайи — красивую американку японского происхождения. Ее поймали в тот момент, когда она пыталась контрабандным путем пронести через таможню несколько парижских платьев от известного французского модельера, не заплатив пошлину. Дама забилась в истерике, но Маноа успокоил ее и затем позвонил сенатору, который тут же примчался. Ему потребовалось использовать все свое влияние, чтобы прикрыть дело. «Если вам нужен друг, — сказал тогда сенатор, — то он перед вами, Маноа».
Короче говоря, за двадцать лет службы Маноа удалось оказать услуги довольно значительному количеству влиятельных людей. И почему только ему не приходило в голову потребовать что-либо взамен? Да потому, что он не знал, о чем просить. Зато теперь знал.
— Позвоню тебе по поводу выборов не следующий год, — сказал гайджин. — У меня есть человек, который собаку съел на организации избирательных кампаний, и он способен дать дельный совет. Ты победишь, — сказал ему англичанин, — потому что я так хочу.
Кроме того, вряд ли карьера Маноа ограничится гавайским сенатом. Когда гайджин решит, что пришло время добиваться большего, детективу придется также следовать его советам. Например, пробиваться в Конгресс Соединенных Штатов или участвовать в выборах на звание губернатора. Гавайскому народу так нужна помощь. Настоящим гавайцам, разумеется. Кое-что, однако, придется сделать и для гайджина. Детектив принял намек к сведению.
«Вот для чего я появился на белый свет», — подумал Маноа. Приподнятое настроение овладело им, и он едва не запел один из тех гимнов, которые так ему нравились. Он всегда будет помнить эти минуты. Он покинул Японию с глубочайшей уверенностью, что победит на выборах следующего года, даже если для этого придется пожертвовать жизнями нескольких людей. Победа перевернет всю его жизнь. Да что его жизнь? Черт возьми, победа Маноа изменит жизнь на Гавайских островах! Верьте мне, братья...
Прекрасную картину, созданную воображением гайджина, портила некая старая кошелка по имени Алекс Бендор. Ситуация могла стать критической, если бы старуха навела на гайджина парней из ФБР. В этом случае Маноа мог распрощаться с мыслями о Сенате. Откуда он тогда, черт побери, достанет деньги для избирательной кампании? Монета могла поступить только от одного человека — англичанина.
Уберите его — и Маноа не знает, как жить дальше. Что он получит? Куцую пенсию и непыльную работенку в каком-нибудь отеле на побережье в качестве вышибалы? Или — что более вероятно — должность на китайской фабричке макаронных, изделий. Что и говорить — невелика радость! Не жизнь — а сплошное прозябание. Но если за дело возьмется гайджин, Маноа превратится в человека, которого окружающие станут уважительно именовать «мистер». Нет, вряд ли найдется на этом свете человек умнее гайджина. Без его поддержки победить на выборах просто невозможно. Следовательно, женщине по фамилии Бендор ни под каким видом нельзя позволить навредить этому человеку. И чем раньше он с ней разделается, тем лучше.
Интересно, правда, было бы узнать, каким образом какая-то престарелая миссис Бендор в состоянии навредить гайджину? Да очень просто — ей достаточно привлечь внимание одной газеты, всего только одной. Или, на худой конец, заполучить на свою сторону хотя бы одного конгрессмена и ознакомить его с некоторыми документами. Стоит только начаться предварительному расследованию, как все итальяшки кинутся в Нью-Йорк в поисках убежища. Тогда на любую просьбу гайджина итальянцы станут говорить — мы знать ничего не знаем. Мафия не любит, когда имена членов «Коза ностра» появляются в газетах.
Гайджину тоже не понравится, если его имя окажется на страницах газет, особенно сейчас, когда заканчивается строительство роскошного отеля на западном берегу острова Оаху. Отель уже обошелся будущему владельцу в 200 миллионов долларов, не говоря уже о затратах на строительство двух торговых рядов, включая только что открытый на холме Сент-Луис. Но главное, гайджин начал переправлять через Гонолулу крупные денежные суммы, принадлежавшие самым именитым людям Гонконга. Эти операции требовали уже не миллионов, а миллиардов.
Глава якудзы контролировал несколько туристических компаний, перевозивших японских туристов на Гавайи, а потом опять на материк. Компании процветали, поскольку японцы тратили деньги, не считая. Ко всему прочему, туристические компании получали свою долю прибыли от торговли живым товаром и от продажи наркотиков, не говоря уже об азартных играх. Японцы мужского пола чрезвычайно любили всевозможные развлечения. Даже жестокая конкуренция с другой группировкой якудзы не смогла бы помешать гайджину унести с собой кусок жирного пирога, именовавшегося «доходы от туризма». И уже точно никто — ни местные торговцы, ни прибывшая с материка новейшая яку за не могли сравниться с гайджином в том, сколько героина проходило через его руки из района «золотого треугольника» на Гавайские острова и оттуда — непосредственно в Японию.
Вчера братья Ла Серрас прислали гайджину нечто более ценное, чем деньги, особенно учитывая его желание стать во главе всех групп японской мафии — якудзы. Оружие. И притом отличнейшего качества. Куда лучше всего того, что находилось на вооружении местной полиции. Пушки были спрятаны на транспортном самолете, прилетевшем из Ньюарка. Каждый пистолет или автомат выглядел как произведение искусства. Маноа как раз находился в аэропорту, когда транспортник приземлился — за это ему тоже платил гайджин.
В аэропорту лейтенант полиции намеренно задержал разгрузку самолета до наступления темноты, до тех самых пор, пока на взлетном поле не остались он сам, несколько других сотрудников безопасности и группа дезинфекции — все, кто получал от гайджина деньги. Когда Маноа лично проверял самолет, прочие сотрудники таможни, ничего не знавшие о гайджине, вполне на него полагались и нового досмотра не проводили.
Когда Маноа увидел стволы, у него глаза вылезли на лоб. Очень, очень хорошие игрушки. Три автомата «Узи», полдюжины револьверов «Смит и Вессон», модель 60, четыре кольта «Питон» и три пистолета «Смит и Вессон» марки «Грязный Гарри спешл». Маноа, не задумываясь, отдал бы левое яйцо, лишь бы завладеть одной из этих игрушек, но он и помыслить не мог лишить гайджина хотя бы малой части его собственности. Все пистолеты и автоматы поступили новенькими, словно только что из магазина, и к ним прилагался солидный запас патронов. Братья Ла Серрас приложили от щедрот несколько бронежилетов. Что ж, макаронники и в самом деле заслуживали благодарности.
Дешевенький револьвер марки «Субботний вечер спешил» калибра 22 стоил не больше десяти долларов и на Гавайских островах, и на материке, но в Японии его можно было легко толкнуть за десять тысяч долларов — провоз оружия в эту страну был сильно затруднен. Такие же револьверы, как «Смит и Вессон» и кольт «Питон» стоили бы там как минимум в два раза дороже, если бы, разумеется, гайджину захотелось их продать, но Маноа прекрасно знал, что оружием для собственных нужд тот торговать не станет. Что же касается автоматов «Узи», те легко бы ушли по сорок тысяч за штуку. Лидер якудзы сделал явно не плохое приобретение.
По указанию Маноа, ребята из команды дезинфекторов спрятали пушки под своим оборудованием, на тележке свезли с самолета и загрузили в крытый зеленый грузовик. Через минуту грузовик отъехал, увозя огнестрельное оружие, которого хватило бы, чтобы уничтожить целую армию. Маноа не считал себя специалистом в такого рода делах, но и он понимал, что гайджину не хотелось терять связь с материком, и особенно с такими людьми, как братья Ла Серрас. А это легко могло случиться, если бы женщине по фамилии Бендор удалось уцелеть.
Но дама, что и говорить, не была дурой. Каким-то образом ей удалось пронюхать, что за ней началась охота, она выехала из отеля, где снимала номер, и исчезла. Растворилась — и все. Америка — огромная страна. Люди гайджина, однако, обнаружили ее следы в Филадельфии, где она купила билеты на два авиарейса — один до Торонто, а другой — в Атланту. Но в какой из двух городов она направилась? Да ни в какой. Зато люди гайджина с ног сбились, разыскивая ее и в Торонто, и в Атланте. На самом же деле, ее нигде не удалось обнаружить. Да, что и говорить, миссис Бендор оказалась весьма умной вахине, то есть умной бабой.
В Нью-Йорке ее не было — и это совершенно точно. Там находился ее сын, который постоянно околачивался в оздоровительном клубе, которым, как выяснилось, он же и владел. Свободное время он проводил в компании некоей дамы, которая, по слухам, играла по-крупному. Тоже неглупая бабенка. Фрэнк Одори, крестный сын гайджина, проигрывал ей немалые суммы, и не раз. Маноа также слышал, что Фрэнк пытался подъехать к ней пару раз, но у него ничего не получилось. Мисс Эрика никогда не смешивала бизнес и удовольствие.
Так сколько же времени гайджин дал Маноа, чтобы разузнать о миссис Бендор? Да не больше недели. Причем, он не хотел слышать никаких оправданий, поскольку подвластная ему якудза собиралась в следующем месяце начать крупномасштабную акцию — переправить на материк большую партию героина и около миллиарда в долларах из Гонконга. Естественно, акция должна пройти без сучка и задоринки. Но с тех пор, как упомянутая миссис Бендор как сквозь землю провалилась, можно было всего ожидать.
Два дня назад Маноа заглянул в отель Вайкики, чтобы поработать с компьютером, принадлежавшим бывшему агенту ФБР, а ныне сотруднику службы безопасности отеля. Маноа попросил его помочь разобраться с кредитными карточками клиентов отеля. Маноа представил все так, будто он не хотел посвящать начальство в свое расследование. Парень усмехнулся и сказал, что он не против, если Маноа не станет упоминать его имени в докладе. Тогда лейтенант-детектив протянул ему список фамилий, и агент запустил его в компьютер.
Алекс Бендор — выдал через минуту компьютер — чиста, как родниковая вода. Член экологического общества и общества борьбы за гражданские права, автор двух книг, одна из которых посвящена кодам и шифрам, а другая — шпионажу времен второй мировой войны. В прошлом — преподаватель литературы и языка в колледже. Занимается бегом. Имеет знакомства среди представителей американской интеллигенции. Не густо — подумал Маноа. Половина населения Гавайских островов имеет почти такой же послужной список, а ведь оно не слишком-то велико. Ни долгов, ни приводов в полицию. Прямо-таки образцовая гражданка.
Саймон Бендор. Его жизнь на дисплее компьютера выглядела весьма впечатляюще. Во время учебы в школе — один из самых известных спортсменов на Гавайях. Во время занятий серфингом получил серьезную травму, от которой оправился на удивление быстро. Ведет весьма размеренную жизнь. Бизнесмен. Имеет прекрасно поставленное и процветающее дело. Владелец двух оздоровительных клубов. Один находится в Гонолулу, другой в Нью-Йорке, в районе Манхэттена. Имеет общий с матерью дом в районе Маунт-Танталус. М-да — типичный маменькин сынок — решил Маноа. И тоже чист. Ни долгов, ни столкновений с полицией. Да, джентльмен, настоящая отрада старушки-матери, а не сын.
Личных кредитных карточек не имеет, оплаченных чеками счетов тоже. Что же это за бизнесмен такой? — заинтересовался фэбээровец. Он, что, не слышал о деловых завтраках с обильными возлияниями? Отчего это, хотелось бы знать, наш малыш Саймон всегда расплачивается наличными? Счета оздоровительного клуба оплачивались чеками или кредитными карточками фирмы, но малыш Саймон лично не подписал ни одного. Расписывался менеджер. Счета оздоровительного клуба проходят также среди финансовых документов двух корпораций. Никакого компромата на них в компьютере не имеется.
Довольно предусмотрительный молодой человек, — заявил по этому поводу фэбээровец. — У нас, оперативников, таких людей, как малыш Саймон, называют просто «скользкие».
Далее шла служба во Вьетнаме. И снова ничего компрометирующего. Нуль.
— Черт, — сказал агент ФБР, — я, кажется, догадываюсь, что за этим скрывается. И он заказал разговор с Вашингтоном, после которого Маноа понял, что слишком поторопился, назвав малыша Саймона «маменькиным сынком».
Спустившись по улице вниз, можно было найти умельца, готового сделать вам татуировку прямо на половых органах, прикурить кокаинчику или другой подобной дряни, продать кинокамеру, украденную у туриста, или автомобильный приемник, только что выломанный из автомобиля на другой, более респектабельной улице. Владельцы местных магазинчиков и лавок охотно скупали все, не задаваясь вопросом, где вы раздобыли товар. Вы имели возможность понаблюдать за половым актом, происходившим прямо перед вашими глазами, потанцевать с трансвеститом и отведать блюда монгольской кухни, если столь экзотические блюда были в состоянии возбудить ваш аппетит. На этой улице не встречались ночные полицейские патрули, почти никогда не раздавались пронзительные звуки сирен полицейских машин и не мигали синие огни, установленные на их крышах. Иными словами, после захода солнца Хоутел-стрит представляла из себя местечко, куда слабонервным ходить не рекомендовалось.
Раймонд Маноа сидел в автомобиле рядом с новым баром, поскольку он следил за Полом Анами, зашедшим в «Адресную книгу». Пол считался большим любителем молоденьких чернокожих мальчиков. Кстати сказать, слежка за Анами являлась частью его плана, конечной целью которого было убийство Алекс Бендор.
Достав пакетик бумажных спичек, Маноа принялся выковыривать остатки пищи, застрявшей у него в зубах после обеда. Пообедал он также в машине, и на сиденье рядом с ним громоздилась горка использованных бумажных тарелок, стаканчиков и коробок. В коробках находились остатки риса, сашими и говядины по-гавайски. Главное же — ему удалось полакомиться мясом свиньи калуа, нафаршированным стручками жгучего красного перца и натертым солью. Это мясо готовилось в земляной ямке, застеленной банановыми листьями и обложенной кусочками расколотой на куски вулканической лавы и душистого дерева киава. Мясо свиньи калуа было типичной островной пищей и столь любимо Маноа, что он мог есть его в любых количествах, но, к сожалению, в последнее время этот деликатес непросто было найти на Гавайях. И сами свиньи калуа, и мастера приготовления знаменитого блюда уже почти повывелись на островах, как, впрочем, и другие обычаи самобытной полинезийской культуры.
Но, как бы ни осуждал Маноа новый стиль жизни, привившийся на Гавайях, он бы и дня не смог прожить без родины. Здесь, на островах, среди стольких пришельцев, заполнивших остров за последние десятилетия, Маноа оставался «кейки айна» — сыном земли, чистокровным гавайцем, чем он немало гордился. Ему не очень-то нравилась мысль, что Гавайи стали частью другой страны. Но кого, в сущности, это заботило? Разве что небольшую группу молодых людей гавайского происхождения да сотню-другую полукровок, которые не хотели сидеть сложа руки и наблюдать, как иностранцы забирают себе лучшие земли и вытесняют аборигенов с лучших рабочих мест. Такие вот дела, братец. Оттого-то молодежь и начинала беситься и вести себя черти-как. Оли вымещали свою злость на туристах, белых да и вообще на всех, кто не был гавайской крови. В конце концов, а почему бы и нет?
Раймонд Маноа находился в самом расцвете сил, ему было немного за сорок, он отличался плотным телосложением, был круглолиц и темнокож, на его голове курчавились темные с легкой сединой волосы, а на губах играла приятная улыбка. За более чем двадцать лет беспорочной службы он получал в среднем по шесть благодарностей в год. За это время в него трижды стреляли и дважды ранили ножом. Маноа гордился своими шрамами и демонстрировал их, словно украшения. Его участком был аэропорт Гонолулу, где он работал вместе с сотрудниками таможни, местными подразделениями, которые занимались дезинфекцией прибывающих и отлетающих самолетов.
Маноа был непростым человеком. С одной стороны, он умел разговаривать с людьми вежливо и тактично, и в его речи можно было уловить нотки дружелюбия и сдержанности. Но в нем существовала также и темная сторона, о которой знали немногие. Эта часть его "я" была связана с глубоким прошлым и восходила к тем временам, когда островной народ был во власти предрассудков и всевозможных табу. Кроме того, в его характере запечатлелась ненависть предков к белым пришельцам. Подобную ненависть он считал правомерной и оправданной физиологически, хотя не признался бы в этом ни единому белому.
Его предки считались «кахунас» — жрецы и советники Камехамеха I, величайшего из гавайских королей, которые когда-либо управляли этой страной. Даже Маноа признавал, что завоевание им ряда островных государств и приведение собственно к образованию гавайского королевства сопровождалось безграничной жестокостью и кровопролитием. При его правлении племенные войны и щедрые жертвоприношения Богам унесли половину населения страны. Но зато именно Камехамеха создал сильное независимое государство. Белые называли его государство варварским, но так считали белые, а не Маноа. Его совершенно не интересовало, что они думают. Главное заключалось в том, что королевство Камехамеха принадлежало «детям земли» — местным уроженцам, а не белокожим бизнесменам или японским дельцам.
Мана всегда говорил Маноа, что делать и как поступить, и вот сейчас он поведал ему, что для гавайцев настала пора вернуть назад свою землю. Только «дети земли» знали и понимали, кто такой мана — некая великая сила, которой были наделены люди или вещи. Мана был частью древней религии полинезийцев, культового ритуала и священных старых обычаев. Чтобы обладать этой силой, как учили кахунас, человек должен убить своего врага и съесть его сердце, так как именно здесь сконцентрированы энергия и мужество человека. Маноа едва исполнилось восемнадцать, когда он убил одного хаоле, который укокошил его отца, и съел его сердце. С тех пор мана перешел к детективу. С этого дня в нем поселились сила и могущество, позволявшие ему поступать в соответствии с собственными желаниями.
Маноа внимательно прислушивался к тому, что говорил мана. В последнее время мана рассказывал ему о чудовище с многими головами — туристах и постоянных жителях-иноземцах, наводнивших Гавайские острова. Кто только сюда не понаехал — сотни тысяч белых, корейцев, китайцев, таиландцев и вьетнамцев, не говоря уже о японцах. В их руках ныне сосредоточилась вся политическая власть на Гавайях, но всех их следовало рассматривать как предвестников несчастья и поступать с ними соответственно.
Но что мог сделать со всем этим Маноа? Два месяца назад он ездил в Японию по приглашению гайджина и там, в тиши дома в Йокогаме, принадлежавшего главарю якудзы, детектив получил ответ на свой вопрос. Гай-джин посоветовал Маноа баллотироваться на следующий год на выборах в сенат штата Гавайи. Что за брехня — подумал тогда Маноа, но ничем не выдал своего крайнего изумления и продолжал слушать. Гайджин не любил, когда его перебивали. Тем не менее, упоминание хозяина дома о выборах оказалось для Маноа полной неожиданностью, и, хотя он полагал, что идея выборов — чистое сумасшествие, он ловил каждое слово гайджина.
Да, японо-американцы на Гавайях имели в своих руках реальную власть, они контролировали правительство штата, суды, делегатов Конгресса от штата Гавайи и основные отрасли промышленности. А Япы — американцы японского происхождения — являлись ничтожно малой частью населения островов, но они, в сущности, в полном смысле слова владели Гавайями. Тем не менее гайджин сказал, что ситуация в скором времени может измениться.
Белые, говорил он, скоро будут составлять большинство населения островов, и Маноа с этим согласился. Но им потребуются годы, прежде чем удастся подтвердить этот факт на выборах. При этом следует учитывать, что коренное население не любит белых за жестокость и жадность. По мнению гайджина, японцам также суждено понести потери в борьбе за власть на островах, поскольку белые наверняка развяжут кампанию, пусть и скрытую, против людей восточного происхождения. Таким образом, для такого чистокровного гавайца, как Маноа, наступает пора действовать. Он должен выступить на политической сцене и заявить о правах местного населения. Вслушиваясь все больше и больше в слова гайджина, Маноа почувствовал, как в его сердце заговорил мана. «Да, — сказал его голос, — это твоя судьба, детектив. Будь истинным „сыном земли“. Возьми то, что принадлежит тебе по праву».
Маноа — продолжал развивать свою мысль гайджин — имеет преимущества перед другими возможными кандидатами. Он — местный и происходит из семьи, хотя и обедневшей, но насчитывающей среди своих предков людей, близких к королю Камехамеха. Он прошел путь от рабочего на ананасовых плантациях, от рубщика сахарного тростника и докера до героического офицера полиции, представителя закона, равно популярного как среди широких слоев населения, так и прессы. Он, Маноа, против всяких там нежностей по отношению к преступникам, к какой бы расе и партии они ни относились. Кроме того, он почитает родную землю. Естественно, что гавайское население с восторгом встретит его кандидатуру, как, впрочем, и те, кто борется за улучшение экологической среды, а это могут быть люди с самым разным цветом кожи.
Все, что нужно Маноа — это солидная финансовая поддержка и хорошо организованная рекламная кампания. Вот тогда он станет наиболее приемлемым кандидатом для очень и очень многих. Гайджин выразил уверенность, что лейтенант-детектив Маноа придется по сердцу большинству гавайских избирателей, и так обеспокоенных тем, что на островах высокие посты занимают преимущественно японцы и белые.
Помимо всего прочего, у Маноа будет еще кое-что, кроме денег гайджина и преимуществ, связанных с его происхождением. «Многие известные гавайцы в долгу перед тобой как офицером полиции. Ведь ты сделал им много добра, — сказал англичанин. — В следующем году во время выборов в Сенат настанет и твой час взимать долги».
Маноа кивнул. Он знал одного такого должника, вернее, это была она. Семнадцатилетняя белая девушка, которая подверглась групповому насилию со стороны четырех чистокровных гавайцев. Тогда Маноа ворвался в группу насильников и принялся наносить удары направо и налево. Ему удалось также запомнить их имена. В результате двое из бандитов попали в госпиталь. Отец жертвы оказался крупной шишкой среди газетных тузов и божился, что в жизни не забудет того, что сделал детектив для его дочери. Кроме девушки также существовал банкир, чей сын-педераст позировал для порножурнала. Некий художник по интерьеру, занимавшийся внутренним убранством дома сына, случайно наткнулся на фотографии, а после предпринял попытку шантажировать отца юноши. Маноа навестил декоратора на дому и вышел от него, имея при себе фотографии; негативы и взяв с него слово, что никогда в жизни незадачливый шантажист не станет больше заниматься подобными глупостями.
Не стоит забывать и жену одного из самых известных сенаторов от штата Гавайи — красивую американку японского происхождения. Ее поймали в тот момент, когда она пыталась контрабандным путем пронести через таможню несколько парижских платьев от известного французского модельера, не заплатив пошлину. Дама забилась в истерике, но Маноа успокоил ее и затем позвонил сенатору, который тут же примчался. Ему потребовалось использовать все свое влияние, чтобы прикрыть дело. «Если вам нужен друг, — сказал тогда сенатор, — то он перед вами, Маноа».
Короче говоря, за двадцать лет службы Маноа удалось оказать услуги довольно значительному количеству влиятельных людей. И почему только ему не приходило в голову потребовать что-либо взамен? Да потому, что он не знал, о чем просить. Зато теперь знал.
— Позвоню тебе по поводу выборов не следующий год, — сказал гайджин. — У меня есть человек, который собаку съел на организации избирательных кампаний, и он способен дать дельный совет. Ты победишь, — сказал ему англичанин, — потому что я так хочу.
Кроме того, вряд ли карьера Маноа ограничится гавайским сенатом. Когда гайджин решит, что пришло время добиваться большего, детективу придется также следовать его советам. Например, пробиваться в Конгресс Соединенных Штатов или участвовать в выборах на звание губернатора. Гавайскому народу так нужна помощь. Настоящим гавайцам, разумеется. Кое-что, однако, придется сделать и для гайджина. Детектив принял намек к сведению.
«Вот для чего я появился на белый свет», — подумал Маноа. Приподнятое настроение овладело им, и он едва не запел один из тех гимнов, которые так ему нравились. Он всегда будет помнить эти минуты. Он покинул Японию с глубочайшей уверенностью, что победит на выборах следующего года, даже если для этого придется пожертвовать жизнями нескольких людей. Победа перевернет всю его жизнь. Да что его жизнь? Черт возьми, победа Маноа изменит жизнь на Гавайских островах! Верьте мне, братья...
Прекрасную картину, созданную воображением гайджина, портила некая старая кошелка по имени Алекс Бендор. Ситуация могла стать критической, если бы старуха навела на гайджина парней из ФБР. В этом случае Маноа мог распрощаться с мыслями о Сенате. Откуда он тогда, черт побери, достанет деньги для избирательной кампании? Монета могла поступить только от одного человека — англичанина.
Уберите его — и Маноа не знает, как жить дальше. Что он получит? Куцую пенсию и непыльную работенку в каком-нибудь отеле на побережье в качестве вышибалы? Или — что более вероятно — должность на китайской фабричке макаронных, изделий. Что и говорить — невелика радость! Не жизнь — а сплошное прозябание. Но если за дело возьмется гайджин, Маноа превратится в человека, которого окружающие станут уважительно именовать «мистер». Нет, вряд ли найдется на этом свете человек умнее гайджина. Без его поддержки победить на выборах просто невозможно. Следовательно, женщине по фамилии Бендор ни под каким видом нельзя позволить навредить этому человеку. И чем раньше он с ней разделается, тем лучше.
Интересно, правда, было бы узнать, каким образом какая-то престарелая миссис Бендор в состоянии навредить гайджину? Да очень просто — ей достаточно привлечь внимание одной газеты, всего только одной. Или, на худой конец, заполучить на свою сторону хотя бы одного конгрессмена и ознакомить его с некоторыми документами. Стоит только начаться предварительному расследованию, как все итальяшки кинутся в Нью-Йорк в поисках убежища. Тогда на любую просьбу гайджина итальянцы станут говорить — мы знать ничего не знаем. Мафия не любит, когда имена членов «Коза ностра» появляются в газетах.
Гайджину тоже не понравится, если его имя окажется на страницах газет, особенно сейчас, когда заканчивается строительство роскошного отеля на западном берегу острова Оаху. Отель уже обошелся будущему владельцу в 200 миллионов долларов, не говоря уже о затратах на строительство двух торговых рядов, включая только что открытый на холме Сент-Луис. Но главное, гайджин начал переправлять через Гонолулу крупные денежные суммы, принадлежавшие самым именитым людям Гонконга. Эти операции требовали уже не миллионов, а миллиардов.
Глава якудзы контролировал несколько туристических компаний, перевозивших японских туристов на Гавайи, а потом опять на материк. Компании процветали, поскольку японцы тратили деньги, не считая. Ко всему прочему, туристические компании получали свою долю прибыли от торговли живым товаром и от продажи наркотиков, не говоря уже об азартных играх. Японцы мужского пола чрезвычайно любили всевозможные развлечения. Даже жестокая конкуренция с другой группировкой якудзы не смогла бы помешать гайджину унести с собой кусок жирного пирога, именовавшегося «доходы от туризма». И уже точно никто — ни местные торговцы, ни прибывшая с материка новейшая яку за не могли сравниться с гайджином в том, сколько героина проходило через его руки из района «золотого треугольника» на Гавайские острова и оттуда — непосредственно в Японию.
Вчера братья Ла Серрас прислали гайджину нечто более ценное, чем деньги, особенно учитывая его желание стать во главе всех групп японской мафии — якудзы. Оружие. И притом отличнейшего качества. Куда лучше всего того, что находилось на вооружении местной полиции. Пушки были спрятаны на транспортном самолете, прилетевшем из Ньюарка. Каждый пистолет или автомат выглядел как произведение искусства. Маноа как раз находился в аэропорту, когда транспортник приземлился — за это ему тоже платил гайджин.
В аэропорту лейтенант полиции намеренно задержал разгрузку самолета до наступления темноты, до тех самых пор, пока на взлетном поле не остались он сам, несколько других сотрудников безопасности и группа дезинфекции — все, кто получал от гайджина деньги. Когда Маноа лично проверял самолет, прочие сотрудники таможни, ничего не знавшие о гайджине, вполне на него полагались и нового досмотра не проводили.
Когда Маноа увидел стволы, у него глаза вылезли на лоб. Очень, очень хорошие игрушки. Три автомата «Узи», полдюжины револьверов «Смит и Вессон», модель 60, четыре кольта «Питон» и три пистолета «Смит и Вессон» марки «Грязный Гарри спешл». Маноа, не задумываясь, отдал бы левое яйцо, лишь бы завладеть одной из этих игрушек, но он и помыслить не мог лишить гайджина хотя бы малой части его собственности. Все пистолеты и автоматы поступили новенькими, словно только что из магазина, и к ним прилагался солидный запас патронов. Братья Ла Серрас приложили от щедрот несколько бронежилетов. Что ж, макаронники и в самом деле заслуживали благодарности.
Дешевенький револьвер марки «Субботний вечер спешил» калибра 22 стоил не больше десяти долларов и на Гавайских островах, и на материке, но в Японии его можно было легко толкнуть за десять тысяч долларов — провоз оружия в эту страну был сильно затруднен. Такие же револьверы, как «Смит и Вессон» и кольт «Питон» стоили бы там как минимум в два раза дороже, если бы, разумеется, гайджину захотелось их продать, но Маноа прекрасно знал, что оружием для собственных нужд тот торговать не станет. Что же касается автоматов «Узи», те легко бы ушли по сорок тысяч за штуку. Лидер якудзы сделал явно не плохое приобретение.
По указанию Маноа, ребята из команды дезинфекторов спрятали пушки под своим оборудованием, на тележке свезли с самолета и загрузили в крытый зеленый грузовик. Через минуту грузовик отъехал, увозя огнестрельное оружие, которого хватило бы, чтобы уничтожить целую армию. Маноа не считал себя специалистом в такого рода делах, но и он понимал, что гайджину не хотелось терять связь с материком, и особенно с такими людьми, как братья Ла Серрас. А это легко могло случиться, если бы женщине по фамилии Бендор удалось уцелеть.
Но дама, что и говорить, не была дурой. Каким-то образом ей удалось пронюхать, что за ней началась охота, она выехала из отеля, где снимала номер, и исчезла. Растворилась — и все. Америка — огромная страна. Люди гайджина, однако, обнаружили ее следы в Филадельфии, где она купила билеты на два авиарейса — один до Торонто, а другой — в Атланту. Но в какой из двух городов она направилась? Да ни в какой. Зато люди гайджина с ног сбились, разыскивая ее и в Торонто, и в Атланте. На самом же деле, ее нигде не удалось обнаружить. Да, что и говорить, миссис Бендор оказалась весьма умной вахине, то есть умной бабой.
В Нью-Йорке ее не было — и это совершенно точно. Там находился ее сын, который постоянно околачивался в оздоровительном клубе, которым, как выяснилось, он же и владел. Свободное время он проводил в компании некоей дамы, которая, по слухам, играла по-крупному. Тоже неглупая бабенка. Фрэнк Одори, крестный сын гайджина, проигрывал ей немалые суммы, и не раз. Маноа также слышал, что Фрэнк пытался подъехать к ней пару раз, но у него ничего не получилось. Мисс Эрика никогда не смешивала бизнес и удовольствие.
Так сколько же времени гайджин дал Маноа, чтобы разузнать о миссис Бендор? Да не больше недели. Причем, он не хотел слышать никаких оправданий, поскольку подвластная ему якудза собиралась в следующем месяце начать крупномасштабную акцию — переправить на материк большую партию героина и около миллиарда в долларах из Гонконга. Естественно, акция должна пройти без сучка и задоринки. Но с тех пор, как упомянутая миссис Бендор как сквозь землю провалилась, можно было всего ожидать.
Два дня назад Маноа заглянул в отель Вайкики, чтобы поработать с компьютером, принадлежавшим бывшему агенту ФБР, а ныне сотруднику службы безопасности отеля. Маноа попросил его помочь разобраться с кредитными карточками клиентов отеля. Маноа представил все так, будто он не хотел посвящать начальство в свое расследование. Парень усмехнулся и сказал, что он не против, если Маноа не станет упоминать его имени в докладе. Тогда лейтенант-детектив протянул ему список фамилий, и агент запустил его в компьютер.
Алекс Бендор — выдал через минуту компьютер — чиста, как родниковая вода. Член экологического общества и общества борьбы за гражданские права, автор двух книг, одна из которых посвящена кодам и шифрам, а другая — шпионажу времен второй мировой войны. В прошлом — преподаватель литературы и языка в колледже. Занимается бегом. Имеет знакомства среди представителей американской интеллигенции. Не густо — подумал Маноа. Половина населения Гавайских островов имеет почти такой же послужной список, а ведь оно не слишком-то велико. Ни долгов, ни приводов в полицию. Прямо-таки образцовая гражданка.
Саймон Бендор. Его жизнь на дисплее компьютера выглядела весьма впечатляюще. Во время учебы в школе — один из самых известных спортсменов на Гавайях. Во время занятий серфингом получил серьезную травму, от которой оправился на удивление быстро. Ведет весьма размеренную жизнь. Бизнесмен. Имеет прекрасно поставленное и процветающее дело. Владелец двух оздоровительных клубов. Один находится в Гонолулу, другой в Нью-Йорке, в районе Манхэттена. Имеет общий с матерью дом в районе Маунт-Танталус. М-да — типичный маменькин сынок — решил Маноа. И тоже чист. Ни долгов, ни столкновений с полицией. Да, джентльмен, настоящая отрада старушки-матери, а не сын.
Личных кредитных карточек не имеет, оплаченных чеками счетов тоже. Что же это за бизнесмен такой? — заинтересовался фэбээровец. Он, что, не слышал о деловых завтраках с обильными возлияниями? Отчего это, хотелось бы знать, наш малыш Саймон всегда расплачивается наличными? Счета оздоровительного клуба оплачивались чеками или кредитными карточками фирмы, но малыш Саймон лично не подписал ни одного. Расписывался менеджер. Счета оздоровительного клуба проходят также среди финансовых документов двух корпораций. Никакого компромата на них в компьютере не имеется.
Довольно предусмотрительный молодой человек, — заявил по этому поводу фэбээровец. — У нас, оперативников, таких людей, как малыш Саймон, называют просто «скользкие».
Далее шла служба во Вьетнаме. И снова ничего компрометирующего. Нуль.
— Черт, — сказал агент ФБР, — я, кажется, догадываюсь, что за этим скрывается. И он заказал разговор с Вашингтоном, после которого Маноа понял, что слишком поторопился, назвав малыша Саймона «маменькиным сынком».