Страница:
По той стороне улицы, по которой шел Виктор, народу не появлялось, он заметил лишь несколько прохожих на противоположной, не успев их как следует рассмотреть. Фонари здесь горели на мачтах из стальных уголков, по две лампочки в стеклянных плафонах под тарелками-отражателями, так что освещение улицы особо ярким не было. В домах уже светились окна, – шторами и тюлевыми занавесками здесь особо не увлекались, и он разглядел в большинстве из них одинаковые простенькие конические абажуры из белого стекла, три или четыре красных шелковых абажура с кистями, одну рожковую люстру «с шишками» и пару модерновых, в виде плоского блина под потолком. Об уровне жизни населения это мало что говорило. Вот мебель, которую удавалось заметить в окнах, больше напомнила Виктору шестидесятые – угловатая, из плоских щитов.
Следующий за почтой дом, большой, выходящий на угол 3-го Интернационала и Куйбышева, опять доставил ему легкое потрясение. Прежде всего это был панельный дом. Но какой! С виду никак нельзя было признать его родственником хрущевской пятиэтажки. Высота этажей была где-то метра под три, что подчеркивали высокие светлые окна. Швы на панелях закрывали пилястры – выступы, изображающие колонны; они тянулись белыми полосами сверху вниз по фасаду, в параллель лентам остекленных балконов, так что монотонности сетки панелей вовсе не замечалось. Вместо плоской бесчердачной на доме имелась приличная четырехскатная крыша, обнесенная по краям перильцами; снизу не было видно, чем она крыта – железом или шифером. Первый этаж, как всегда, отделан имитацией руста, отформованной прямо в панелях, и сиял галереей сводчатых окон магазина с вывеской «Дежурный гастроном».
«Никак круглосуточный? Однако продвинулись…»
На другой стороне улицы Виктор заметил немного отодвинутое от «красной линии» улицы трехэтажное здание, которое он в первый момент принял за какой-то Дворец культуры из-за прямоугольных колонн практически во весь фасад, разделенных широкими лентами остекленных проемов. Однако на крыше его горели широко расставленные неоновые буквы все того же брускового шрифта, складываясь в надпись «Универмаг». Внутри было темно. «Верно, к десяти откроется», – решил Виктор и направился в сторону входа в дежурный гастроном. Во-первых, хотелось согреться – неизвестно, сколько тут еще шататься без еды, во-вторых, узнать здешний масштаб цен да и как у них вообще тут с продовольствием (а вдруг по карточкам или что-то вроде «только членам профсоюза»), и вообще привести в порядок наблюдения. Возможности что-то спереть и смыться он пока не рассматривал. Да и витрины были в основном украшены пирамидами из консервных банок и муляжами продуктов из папье-маше, что особого энтузиазма не вызывало.
Внутри гастроном оказался более привлекательным, чем снаружи. Виктор попал с бокового входа прямо в мясной отдел, к холодильному прилавку, на котором были разложены свинина и говядина из разных частей разделанных туш, почки, печень, и даже лежала свиная голова. Все это было с виду вполне свежим. На следующем прилавке красовалось сало, карбонат, сортов пять колбас – от ливерной до краковской – и по одному сорту сосисок и сарделек. Полуфабрикатов никаких не было, из консервов имелась свинина тушеная в жестяных трехсотграммовых банках с бело-бордовыми этикетками. Остальные отделы также не являли собой признаков дефицита чего-то нужного, хотя ассортимент был крайне прост и рассчитан на то, чтобы повозиться на кухне. Куры и утки – пожалуйста, но неразделанные, непотрошеные и с головами. Рыба – то же самое. Кстати, в рыбном стояли баночки с черной икрой. Молоко разливное и бутылочное, бутылочный кефир. Зато масло свободно, сливочное и шоколадное, целыми блоками лежит…
Побродив по отделам, он пришел к выводу, что курс местного рубля по отношению к советскому конца шестидесятых выходит примерно один к пяти. Буханка хлеба, например, сорок копеек и четко килограммовая. Колбаса дороже, тринадцать – семнадцать рублей, а рыба – дешево, семь-восемь и даже шесть. Видимо, спрос выравнивают.
Гастроном в это время был почти пустым, кроме Виктора человека три, причем женщины. Две тоже ходят, витрины рассматривают, одна в кассе что-то пробивает. В конце гастронома оказались винный и табачный отделы. При этом в табачном висел большой плакат: мужчина гламурного, как бы сейчас сказали, вида выкидывает большую пачку папирос в урну возле скамейки на улице – и надпись: «Самое время бросить». На каждой из пачек в витрине внизу была полоса чуть ли не в пятую часть пачки и надпись: «Курение сократит вашу жизнь». Так, здесь за это серьезно взялись; хорошо, что он никогда не был курильщиком, так что это его не касается. В винном отделе висел плакат менее воинствующий. Мужчина кавказского вида с итальянскими усиками за банкетным столом поднимал рог; надпись гласила: «За праздник – легкие вина». То есть водка – неформат. Ну что же, это все можно пережить. Кстати, свободно стояло нечто похожее на «Московскую» и «Столичную». Ну все, вроде как продуктовое снабжение рассмотрели. Стоп. А как же обещанный сервелат-то? Есть установка покупать, а где?
Виктор вернулся к мясному отделу. К прилавку не по-советски шустро вернулся из подсобки продавец в белом халате.
– Что пожелаете выбрать? – спросил он Виктора, сияя голливудской дежурной улыбкой.
– Не подскажете, где можно сервелат достать?
– Сервелат на заказ привозят, его берут редко, привоз заказа – на следующий день. Сорок рублей за килограмм. Можно заказать с доставкой на дом. Будете оформлять?
– Не сегодня. Знаете, у приятеля юбилей, хотел заранее узнать, но раз это всегда можно заказывать, то лучше накануне, чтобы свежий.
– Как пожелаете. Вот, кстати, могу посоветовать одесской, ночной завоз. Кусочком или порезать на бутерброд…
– Нет-нет, спасибо, я попозже зайду.
Версия покупателя себя исчерпала. Каким бы уютным и теплым – как здесь по-деревенски тепло везде топят! – ни казался зал гастронома, но продолжать мотаться здесь при отсутствии народа было бы уже подозрительным. Значит, опять уходить. Для разнообразия Виктор вышел через главный вход, на улицу: если уже переименовали из Ливинской именно в то же самое, то это должна быть улица Куйбышева.
Глава 5
Глава 6
Следующий за почтой дом, большой, выходящий на угол 3-го Интернационала и Куйбышева, опять доставил ему легкое потрясение. Прежде всего это был панельный дом. Но какой! С виду никак нельзя было признать его родственником хрущевской пятиэтажки. Высота этажей была где-то метра под три, что подчеркивали высокие светлые окна. Швы на панелях закрывали пилястры – выступы, изображающие колонны; они тянулись белыми полосами сверху вниз по фасаду, в параллель лентам остекленных балконов, так что монотонности сетки панелей вовсе не замечалось. Вместо плоской бесчердачной на доме имелась приличная четырехскатная крыша, обнесенная по краям перильцами; снизу не было видно, чем она крыта – железом или шифером. Первый этаж, как всегда, отделан имитацией руста, отформованной прямо в панелях, и сиял галереей сводчатых окон магазина с вывеской «Дежурный гастроном».
«Никак круглосуточный? Однако продвинулись…»
На другой стороне улицы Виктор заметил немного отодвинутое от «красной линии» улицы трехэтажное здание, которое он в первый момент принял за какой-то Дворец культуры из-за прямоугольных колонн практически во весь фасад, разделенных широкими лентами остекленных проемов. Однако на крыше его горели широко расставленные неоновые буквы все того же брускового шрифта, складываясь в надпись «Универмаг». Внутри было темно. «Верно, к десяти откроется», – решил Виктор и направился в сторону входа в дежурный гастроном. Во-первых, хотелось согреться – неизвестно, сколько тут еще шататься без еды, во-вторых, узнать здешний масштаб цен да и как у них вообще тут с продовольствием (а вдруг по карточкам или что-то вроде «только членам профсоюза»), и вообще привести в порядок наблюдения. Возможности что-то спереть и смыться он пока не рассматривал. Да и витрины были в основном украшены пирамидами из консервных банок и муляжами продуктов из папье-маше, что особого энтузиазма не вызывало.
Внутри гастроном оказался более привлекательным, чем снаружи. Виктор попал с бокового входа прямо в мясной отдел, к холодильному прилавку, на котором были разложены свинина и говядина из разных частей разделанных туш, почки, печень, и даже лежала свиная голова. Все это было с виду вполне свежим. На следующем прилавке красовалось сало, карбонат, сортов пять колбас – от ливерной до краковской – и по одному сорту сосисок и сарделек. Полуфабрикатов никаких не было, из консервов имелась свинина тушеная в жестяных трехсотграммовых банках с бело-бордовыми этикетками. Остальные отделы также не являли собой признаков дефицита чего-то нужного, хотя ассортимент был крайне прост и рассчитан на то, чтобы повозиться на кухне. Куры и утки – пожалуйста, но неразделанные, непотрошеные и с головами. Рыба – то же самое. Кстати, в рыбном стояли баночки с черной икрой. Молоко разливное и бутылочное, бутылочный кефир. Зато масло свободно, сливочное и шоколадное, целыми блоками лежит…
Побродив по отделам, он пришел к выводу, что курс местного рубля по отношению к советскому конца шестидесятых выходит примерно один к пяти. Буханка хлеба, например, сорок копеек и четко килограммовая. Колбаса дороже, тринадцать – семнадцать рублей, а рыба – дешево, семь-восемь и даже шесть. Видимо, спрос выравнивают.
Гастроном в это время был почти пустым, кроме Виктора человека три, причем женщины. Две тоже ходят, витрины рассматривают, одна в кассе что-то пробивает. В конце гастронома оказались винный и табачный отделы. При этом в табачном висел большой плакат: мужчина гламурного, как бы сейчас сказали, вида выкидывает большую пачку папирос в урну возле скамейки на улице – и надпись: «Самое время бросить». На каждой из пачек в витрине внизу была полоса чуть ли не в пятую часть пачки и надпись: «Курение сократит вашу жизнь». Так, здесь за это серьезно взялись; хорошо, что он никогда не был курильщиком, так что это его не касается. В винном отделе висел плакат менее воинствующий. Мужчина кавказского вида с итальянскими усиками за банкетным столом поднимал рог; надпись гласила: «За праздник – легкие вина». То есть водка – неформат. Ну что же, это все можно пережить. Кстати, свободно стояло нечто похожее на «Московскую» и «Столичную». Ну все, вроде как продуктовое снабжение рассмотрели. Стоп. А как же обещанный сервелат-то? Есть установка покупать, а где?
Виктор вернулся к мясному отделу. К прилавку не по-советски шустро вернулся из подсобки продавец в белом халате.
– Что пожелаете выбрать? – спросил он Виктора, сияя голливудской дежурной улыбкой.
– Не подскажете, где можно сервелат достать?
– Сервелат на заказ привозят, его берут редко, привоз заказа – на следующий день. Сорок рублей за килограмм. Можно заказать с доставкой на дом. Будете оформлять?
– Не сегодня. Знаете, у приятеля юбилей, хотел заранее узнать, но раз это всегда можно заказывать, то лучше накануне, чтобы свежий.
– Как пожелаете. Вот, кстати, могу посоветовать одесской, ночной завоз. Кусочком или порезать на бутерброд…
– Нет-нет, спасибо, я попозже зайду.
Версия покупателя себя исчерпала. Каким бы уютным и теплым – как здесь по-деревенски тепло везде топят! – ни казался зал гастронома, но продолжать мотаться здесь при отсутствии народа было бы уже подозрительным. Значит, опять уходить. Для разнообразия Виктор вышел через главный вход, на улицу: если уже переименовали из Ливинской именно в то же самое, то это должна быть улица Куйбышева.
Глава 5
Меченый
На улице он первым делом нашел табличку с названием улицы – белый сектор с лампочкой, опять знакомый по далекому детству. Улица оказалась действительно Куйбышева: менеджер советской промышленности уже вписал свое имя в историю. Кстати, угловые таблички-бруски были новенькими, а на номерах домов в виде секторов из-под краски слегка выступали другие буквы.
И что же дальше? Куда идти? Направо, налево?
Виктору вдруг пришло в голову, что его положение чем-то напоминает Меченого из компьютерной игрушки «S.T.A.L.K.E.R.». Точно так же вначале несколько предметов, денег нет, и местность незнакомая. Правда, там сразу же барыга Сидорович, который все и проясняет. А тут – ничего. Жизнь – не ходилка, в ней подсказок не будет.
Ну что ж, пока ничего не происходит, будем изучать местность. Карту шибко не меняли. Например, на Куйбышева раньше был троллейбус, а теперь трамвайные рельсы. А это значит, что на выезде должен быть уже капитальный мост вместо деревянного, и линия идет до Советского района. Ладно, пойдем по Куйбышева до БМЗ, там видно будет. А на ходу подумаем, как решать вопросы с насущными потребностями.
Первая потребность – еда. Продуктов здесь хватает, их можно купить свободно. А значит, одежду и обувь тоже, и на квартиру где-нибудь в частный сектор договориться. Правда, жильца, наверное, надо прописывать, но… суровость законов смягчается невыполнением – так, кажется?
Так и так все в «бабки» упирается. Как обычно добывают на жизнь при социализме – это понятно. Устраиваться на работу надо. Но чтобы устроиться на работу, нужны документы и прописка. Даже в дворники. А тут и паспорта местного нет, не то что трудовой книжки. Это в фильме «Зеркало для героя» хорошо – заходишь в контору, тебе прямо с порога: «А, инженер! Горняк!» – аж целую пачку подъемных в руку, только работай. Там война была, разруха, а здесь хоть инженеры наверняка нужны, но жизнь устаканенная, орднунг[1] в ней чувствуется.
Конечно, можно и временные какие-то работы найти – например, вагоны разгружать, наверное, прописки не потребуют. Но это надо уточнить – добраться до станции, до Холодильника, до пивзавода, где студентами подрабатывали. Что еще можно? Какой-нибудь бабке дрова пилить.
Хотя на временных заработках тоже могут припаять тунеядство и бродяжничество, а это опять-таки вопрос о том, что человек без документов и неизвестно откуда сбежал, а может быть, и шпион.
Можно, наверное, попробовать завербоваться на какую-нибудь сибирскую стройку, авось где насчет документов и глаза закроют. Но опять-таки надо будет туда добираться. А без документов по дороге забрать могут, да и мало ли что, вдруг тут у них что-то вроде ведомственных подпольных рабских плантаций придумано специально для бомжей. «Э не-эт, торопиться не надо…»
Где еще могут не спросить документов? Возможно, в колхозе. Но опять-таки временно. Потом все равно участковый заедет, чтобы как-то свое пребывание человек оформлял. Куда дальше? В другой колхоз. При этом рассчитать вряд ли успеют, может, кормить будут, пока работаешь. Кстати, как у них с положением деревни?
Ладно, тут тоже еще надо думать – смотрим, какие еще варианты честного заработка. А их не так много и остается. Например, куда-нибудь в лесную глухомань, охотиться. Но выживать в лесу с голыми руками без начальных запасов продовольствия и спичек – еще тот экстрим. В монастырь податься… Тоже неизвестно, вдруг без паспорта там заложат. Оно конечно, «придите ко мне, все страждущие и обремененные», но, с другой стороны, «всякая власть от Бога»…
Оставались варианты уже не совсем честные – начиная от брачных афер и похождений сынов лейтенанта Шмидта до откровенного криминала. Но в этом деле надо тоже быть профессионалом, да и как веревочка ни вейся…
В общем, выходило, что вначале надо освоиться с местными обычаями. Потыкаться по разным местам работы, узнать, что где надо, поговорить с людьми – может, чего подскажут, – и вообще присмотреться. На это может уйти несколько дней, кладем крайний срок – неделя. А в это время надо что-то есть и где-то ночевать. Да, еще мыться и бриться. А для этого нужна какая-то стартовая сумма.
Придется продать что-то из вещей, подумал Виктор. Что-нибудь, без чего можно обойтись. Самым ненужный здесь мобильник, но его не то что продавать – его и показывать опасно. Из одежды… да при такой погоде ничего лишнего из нее нету. Жаль, что не завалялось в кармане какого-нибудь «серебряного ситечка», сувенирчика из будущего, что можно было бы загнать по приличной цене местному любителю Запада. Оставались часы. Нужная вещь, но все-таки первое время без них обойтись можно. Вздохнув, Виктор взглянул на циферблат… Хм, это сейчас с этим «мэйд ин чайна» куча народу ходит, а лет тридцать-сорок назад данная фирма номенклатурной роскошью была. Забугорье, блин, статусная вещь для допускаемых в капстраны. На толкучке с такими еще заметут. Просто тупик какой-то.
И тут Виктор остановился. Как раз рядом с ним слева на доме висела вывеска: «Ремонт часов».
Вот тут и проясним ситуацию, кто в этом городе купит такую вещь. Хорошо еще, что в свое время механические выбрал, а то объясняй тут про кварц и где доставать батарейки.
Часовая мастерская работала с девяти до шести, перерыв – с часу до двух, выходной – понедельник. Будем надеяться, что сегодня среда. А пока продолжим «изучать карту» и убивать время. Чтобы не нарваться на приключения, Виктор решил далеко не углубляться и ходить кругами по Куйбышева и Комсомольской. Приличные улицы, шпаны на них мало водилось, а то еще и обворуют вдобавок.
Куйбышева была сплошь застроена новыми многоэтажными, то есть в четыре-пять этажей, домами, большая часть из которых оказалась такими же навороченными панельными, как и на углу с 3-го Интернационала. Видимо, с прокладкой трамвая улицу решили по-быстрому превратить в образцовый проспект. Впрочем, дома стахановцев, довоенный дом с двухэтажным магазином и раскидистая двухэтажная поликлиника за огороженным сквером остались без изменений, как и дореволюционный двухэтажный особнячок, в котором через полвека должен был оказаться музей художников Ткачевых.
После семи (час открытия продмагов) на улицах народу стало значительно больше, и Виктор обратил внимание на разношерстность здешних прикидов. Большинство мужчин, как и ожидалось, ходили в пальто, однобортных и двубортных, оттенков от темно-серого до черного, на одних верхняя одежда сидела нормально, на других топорщилась, а то и вообще выглядела как с чужого плеча; это говорило то ли о стесненности в средствах, то ли о сознательном небрежении к собственному имиджу. Из головных уборов господствовали ушанки и даже эскимоски. Впрочем, встречались и молодые люди в более-менее ярких цветных пальто и шапках-пирожках, узких, на взгляд Виктора, для такой погоды коротковатых, цветных или клетчатых брюках и, по-видимому, также не слишком теплых туфлях на толстой белой платформе; ансамбль дополняла прическа с коком и часто итальянские усики. Похоже, это были местные стиляги или что-то вроде того. Стиляг в этой новой Бежице оказалось неожиданно много, и выглядели они отнюдь не карикатурно, а с другой стороны – не было в них и той вылизанной гламурности, как в одноименном фильме, проще они были как-то.
Еще больший контраст представляли наряды женщин – от модных ярких пальто и полупальто с меховыми воротниками до поношенной и не отличавшейся разнообразием фасонов одежды сороковых и даже тридцатых, хотя и тщательно подобранной по фигуре или перешитой. Прически в основном закрывали теплые платки, от белых и серых, кустарного вязания, до ярких фабричных. Меховых шапок или шляп попадалось мало.
Виктор подумал, что его опасения насчет китайской куртки были несколько преувеличенными. В крайнем случае можно сказать, что купил на барахолке, по фигуре была и недорого, потому как это – как его тут говорят-то правильно: суррогат? эрзац? – а, вот: заменитель. За-ме-ни-тель.
– Вот блин!
Из-под арки дома, резко засигналив, буквально в полушаге от него выскочила легковушка и, заурчав мотором, повернула по Комсомольской к Ленина. Виктор остолбенел не столько от внезапного ее появления – он был сам виноват, не заметив вывески «Берегись автомобиля», – сколько от того, что это была за легковушка. А это было не что иное, как кофейного цвета «фольксваген», та самая знаменитая модель, что во всем мире прозвана «жуком».
Потрясающе. Фюрер грозит ядерным оружием, а немецкие машины спокойно себе разъезжают по городу. Впрочем, а кто сказал, что это немецкая машина? «Жигули-копейка» тоже снаружи «фиат» один к одному, но это же лицензия! Может, и на «фольксвагены» лицензию взяли или вообще их завод купили? На судовые же дизеля «у нас» в пятидесятых у Бурмейстера и Вайна покупали лицензию, а почему у Фольксвагена[2] не могли? Да потому что тогда в нашей истории была война, и у немцев по репарации взяли производство «Опель-Кадета», он же «Москвич-400»… Короче, попадется опять это чудо – надо будет рассмотреть, кто выпускает.
И еще. Необычно много населения не старше тридцати– тридцати пяти, даже на вид. Впрочем, это не так удивительно – урбанизация небось невысокая, люди, даже и переехавшие в город, живут старыми деревенскими традициями – побольше детей завести. Да и опять же Мировой войны не было.
Остаток времени до открытия часовой мастерской Виктор постарался убить в магазинах. В продуктовых ничего особенного в дополнение к дежурному гастроному в ассортименте вроде не нашлось, зато Виктор неожиданно обнаружил, что существуют «карточки на детей». Какая-то женщина, рассчитавшись с продавцом в молочном, после взяла пару бутылок кефира «за детские» – протянула продавщице что-то похожее на серо-голубые билеты, из которых та вырезала купоны.
Ровно к девяти Виктор уже был у дверей мастерской.
И что же дальше? Куда идти? Направо, налево?
Виктору вдруг пришло в голову, что его положение чем-то напоминает Меченого из компьютерной игрушки «S.T.A.L.K.E.R.». Точно так же вначале несколько предметов, денег нет, и местность незнакомая. Правда, там сразу же барыга Сидорович, который все и проясняет. А тут – ничего. Жизнь – не ходилка, в ней подсказок не будет.
Ну что ж, пока ничего не происходит, будем изучать местность. Карту шибко не меняли. Например, на Куйбышева раньше был троллейбус, а теперь трамвайные рельсы. А это значит, что на выезде должен быть уже капитальный мост вместо деревянного, и линия идет до Советского района. Ладно, пойдем по Куйбышева до БМЗ, там видно будет. А на ходу подумаем, как решать вопросы с насущными потребностями.
Первая потребность – еда. Продуктов здесь хватает, их можно купить свободно. А значит, одежду и обувь тоже, и на квартиру где-нибудь в частный сектор договориться. Правда, жильца, наверное, надо прописывать, но… суровость законов смягчается невыполнением – так, кажется?
Так и так все в «бабки» упирается. Как обычно добывают на жизнь при социализме – это понятно. Устраиваться на работу надо. Но чтобы устроиться на работу, нужны документы и прописка. Даже в дворники. А тут и паспорта местного нет, не то что трудовой книжки. Это в фильме «Зеркало для героя» хорошо – заходишь в контору, тебе прямо с порога: «А, инженер! Горняк!» – аж целую пачку подъемных в руку, только работай. Там война была, разруха, а здесь хоть инженеры наверняка нужны, но жизнь устаканенная, орднунг[1] в ней чувствуется.
Конечно, можно и временные какие-то работы найти – например, вагоны разгружать, наверное, прописки не потребуют. Но это надо уточнить – добраться до станции, до Холодильника, до пивзавода, где студентами подрабатывали. Что еще можно? Какой-нибудь бабке дрова пилить.
Хотя на временных заработках тоже могут припаять тунеядство и бродяжничество, а это опять-таки вопрос о том, что человек без документов и неизвестно откуда сбежал, а может быть, и шпион.
Можно, наверное, попробовать завербоваться на какую-нибудь сибирскую стройку, авось где насчет документов и глаза закроют. Но опять-таки надо будет туда добираться. А без документов по дороге забрать могут, да и мало ли что, вдруг тут у них что-то вроде ведомственных подпольных рабских плантаций придумано специально для бомжей. «Э не-эт, торопиться не надо…»
Где еще могут не спросить документов? Возможно, в колхозе. Но опять-таки временно. Потом все равно участковый заедет, чтобы как-то свое пребывание человек оформлял. Куда дальше? В другой колхоз. При этом рассчитать вряд ли успеют, может, кормить будут, пока работаешь. Кстати, как у них с положением деревни?
Ладно, тут тоже еще надо думать – смотрим, какие еще варианты честного заработка. А их не так много и остается. Например, куда-нибудь в лесную глухомань, охотиться. Но выживать в лесу с голыми руками без начальных запасов продовольствия и спичек – еще тот экстрим. В монастырь податься… Тоже неизвестно, вдруг без паспорта там заложат. Оно конечно, «придите ко мне, все страждущие и обремененные», но, с другой стороны, «всякая власть от Бога»…
Оставались варианты уже не совсем честные – начиная от брачных афер и похождений сынов лейтенанта Шмидта до откровенного криминала. Но в этом деле надо тоже быть профессионалом, да и как веревочка ни вейся…
В общем, выходило, что вначале надо освоиться с местными обычаями. Потыкаться по разным местам работы, узнать, что где надо, поговорить с людьми – может, чего подскажут, – и вообще присмотреться. На это может уйти несколько дней, кладем крайний срок – неделя. А в это время надо что-то есть и где-то ночевать. Да, еще мыться и бриться. А для этого нужна какая-то стартовая сумма.
Придется продать что-то из вещей, подумал Виктор. Что-нибудь, без чего можно обойтись. Самым ненужный здесь мобильник, но его не то что продавать – его и показывать опасно. Из одежды… да при такой погоде ничего лишнего из нее нету. Жаль, что не завалялось в кармане какого-нибудь «серебряного ситечка», сувенирчика из будущего, что можно было бы загнать по приличной цене местному любителю Запада. Оставались часы. Нужная вещь, но все-таки первое время без них обойтись можно. Вздохнув, Виктор взглянул на циферблат… Хм, это сейчас с этим «мэйд ин чайна» куча народу ходит, а лет тридцать-сорок назад данная фирма номенклатурной роскошью была. Забугорье, блин, статусная вещь для допускаемых в капстраны. На толкучке с такими еще заметут. Просто тупик какой-то.
И тут Виктор остановился. Как раз рядом с ним слева на доме висела вывеска: «Ремонт часов».
Вот тут и проясним ситуацию, кто в этом городе купит такую вещь. Хорошо еще, что в свое время механические выбрал, а то объясняй тут про кварц и где доставать батарейки.
Часовая мастерская работала с девяти до шести, перерыв – с часу до двух, выходной – понедельник. Будем надеяться, что сегодня среда. А пока продолжим «изучать карту» и убивать время. Чтобы не нарваться на приключения, Виктор решил далеко не углубляться и ходить кругами по Куйбышева и Комсомольской. Приличные улицы, шпаны на них мало водилось, а то еще и обворуют вдобавок.
Куйбышева была сплошь застроена новыми многоэтажными, то есть в четыре-пять этажей, домами, большая часть из которых оказалась такими же навороченными панельными, как и на углу с 3-го Интернационала. Видимо, с прокладкой трамвая улицу решили по-быстрому превратить в образцовый проспект. Впрочем, дома стахановцев, довоенный дом с двухэтажным магазином и раскидистая двухэтажная поликлиника за огороженным сквером остались без изменений, как и дореволюционный двухэтажный особнячок, в котором через полвека должен был оказаться музей художников Ткачевых.
После семи (час открытия продмагов) на улицах народу стало значительно больше, и Виктор обратил внимание на разношерстность здешних прикидов. Большинство мужчин, как и ожидалось, ходили в пальто, однобортных и двубортных, оттенков от темно-серого до черного, на одних верхняя одежда сидела нормально, на других топорщилась, а то и вообще выглядела как с чужого плеча; это говорило то ли о стесненности в средствах, то ли о сознательном небрежении к собственному имиджу. Из головных уборов господствовали ушанки и даже эскимоски. Впрочем, встречались и молодые люди в более-менее ярких цветных пальто и шапках-пирожках, узких, на взгляд Виктора, для такой погоды коротковатых, цветных или клетчатых брюках и, по-видимому, также не слишком теплых туфлях на толстой белой платформе; ансамбль дополняла прическа с коком и часто итальянские усики. Похоже, это были местные стиляги или что-то вроде того. Стиляг в этой новой Бежице оказалось неожиданно много, и выглядели они отнюдь не карикатурно, а с другой стороны – не было в них и той вылизанной гламурности, как в одноименном фильме, проще они были как-то.
Еще больший контраст представляли наряды женщин – от модных ярких пальто и полупальто с меховыми воротниками до поношенной и не отличавшейся разнообразием фасонов одежды сороковых и даже тридцатых, хотя и тщательно подобранной по фигуре или перешитой. Прически в основном закрывали теплые платки, от белых и серых, кустарного вязания, до ярких фабричных. Меховых шапок или шляп попадалось мало.
Виктор подумал, что его опасения насчет китайской куртки были несколько преувеличенными. В крайнем случае можно сказать, что купил на барахолке, по фигуре была и недорого, потому как это – как его тут говорят-то правильно: суррогат? эрзац? – а, вот: заменитель. За-ме-ни-тель.
– Вот блин!
Из-под арки дома, резко засигналив, буквально в полушаге от него выскочила легковушка и, заурчав мотором, повернула по Комсомольской к Ленина. Виктор остолбенел не столько от внезапного ее появления – он был сам виноват, не заметив вывески «Берегись автомобиля», – сколько от того, что это была за легковушка. А это было не что иное, как кофейного цвета «фольксваген», та самая знаменитая модель, что во всем мире прозвана «жуком».
Потрясающе. Фюрер грозит ядерным оружием, а немецкие машины спокойно себе разъезжают по городу. Впрочем, а кто сказал, что это немецкая машина? «Жигули-копейка» тоже снаружи «фиат» один к одному, но это же лицензия! Может, и на «фольксвагены» лицензию взяли или вообще их завод купили? На судовые же дизеля «у нас» в пятидесятых у Бурмейстера и Вайна покупали лицензию, а почему у Фольксвагена[2] не могли? Да потому что тогда в нашей истории была война, и у немцев по репарации взяли производство «Опель-Кадета», он же «Москвич-400»… Короче, попадется опять это чудо – надо будет рассмотреть, кто выпускает.
И еще. Необычно много населения не старше тридцати– тридцати пяти, даже на вид. Впрочем, это не так удивительно – урбанизация небось невысокая, люди, даже и переехавшие в город, живут старыми деревенскими традициями – побольше детей завести. Да и опять же Мировой войны не было.
Остаток времени до открытия часовой мастерской Виктор постарался убить в магазинах. В продуктовых ничего особенного в дополнение к дежурному гастроному в ассортименте вроде не нашлось, зато Виктор неожиданно обнаружил, что существуют «карточки на детей». Какая-то женщина, рассчитавшись с продавцом в молочном, после взяла пару бутылок кефира «за детские» – протянула продавщице что-то похожее на серо-голубые билеты, из которых та вырезала купоны.
Ровно к девяти Виктор уже был у дверей мастерской.
Глава 6
Рояль в кустах
У часовщика воздух был наполнен разноголосым тиканьем. Поражало изобилие стенных часов – от простых ходиков с жестяным открытым циферблатом до солидных, в лакированных дубовых футлярах. В углу торчали даже напольные, под красное дерево, неторопливо шевеля чуть потемневшим мечом маятника. На полочках устроились большие, как кастрюли, будильники, с одной и двумя чашечками звонка на макушке, еще больше – настольные часы для учреждений, в деревянных досках, тут же – мелкие квадратные хромированные, «дамские», и совсем уже диковинные для Виктора – в виде черных скульптур из пластмассы, в основание которых были вставлены самолетные часы со светящимися стрелками и недельным заводом. Ниже, ожидая очереди, были разложены наручные и карманные, отсвечивая хромом и потертой медью; повсюду стояли коробочки с разными шестеренками, пружинками, стрелками и прочей мелочовкой. В углу почивал небольшой радиоприемник, который он тоже с первого взгляда принял за часы из-за большой круглой шкалы настройки со стрелкой и мелких, похожих на заводные, ручек под ней; в закругленных боках деревянного корпуса пряталась пара динамиков. Все это было огорожено большим деревянным прилавком, покрашенным темным бейцем и отлакированным. Часовщик в халате сидел в глубине комнаты – пожилой, худощавый, с курчавыми всклоченными волосами с проседью и бородкой и часовой лупой на резинке, повязанной вокруг головы. Он копался в механизме от стенных часов, что-то напевая под нос – «та-да-ри-да, та-да ри-да…». Заметив Виктора, он сдвинул лупу на лоб, пробормотал что-то вроде «здравствуйте, товарищ, здравствуйте», похлопал себя по карманам, извлек откуда-то старые круглые очки с проволочными дужками и, нацепив их на нос, подошел к Виктору.
– Товарищ, вы у нас, наверное, впервые, да? Давайте посмотрим, что с вашими часиками…
– Да с часами-то все в порядке как раз.
– Ну вот и отличненько, чтоб у вас все было в порядке, как с вашими часиками! Но чем же тогда может вам помочь скромный часовщик? Ай, понимаю: вы пришли за советом, да?
– Да, посоветоваться. Не могли бы вы сказать, сколько примерно могут стоить мои часы? (Виктор специально употребил слово «мои», чтобы не возникло подозрений об их владельце.)
– Вот эти, что на вас? Можно их поближе?..
– Да, конечно. – Виктор расстегнул браслет и протянул часовщику. – Можно и крышку открыть, посмотреть.
– Доверяете? Это правильно. Я не буду хвастаться, но половина Бежицы доверяет Фиме свои часы, а вторая половина доверяет их даже не глядя… Интересно крышка закрывается… так…
Виктор, стараясь выглядеть безразличным, смотрел, как начинает меняться лицо часовщика, как спешно он вставляет лупу в глаз и впяливается во внутренности механизма, затем стал вновь оглядывать резные корпуса стенных часов.
– Товарищ… Я боюсь показаться назойливым, но где вы смогли достать эти часы?
– Да это один моряк знакомый привез из кругосветного плавания. Говорит, в Брянске ни у кого таких нет. Неужели обманул?
– Кто, моряк? Послушайте, вам совершенно незачем тратить ваши драгоценные нервы. Поверьте Фиме, это самые настоящие японские часы, фирма «Ориент Вотч», вы, наверное, про такую и не слыхали.
– Ну да, они же там где-то в экзотических странах ходили. Говорит, там в портах всего чего хочешь бывает, со всего света.
– Знаете, товарищ, Фима не был в Сингапуре, но он недавно был в Москве у двоюродного племянника, он там живет у очень приличных людей, и Фима там смотрел каталог, но в таком оформлении он этой модели не видел, и в механизме есть некоторые отличия, хотя вы этого не поймете.
– Верно. Он же мне так и сказал, что эти часы, это, как их… пробные какие-то. То есть их немного сделали, и все. А почему так, не рассказывал. Но это точно не подделка?
– Я вас умоляю! Вы хотите обидеть меня своим недоверием? Если я говорю, что это настоящие японские часы, оно так и есть. Спросите любого. Да, а ваш моряк не рассказывал, из чего сделан корпус? Знаете, цвет под платину, но легкий, как алюминиевый.
– А, такой сплав титановый. Не слышали? Это, значит, чтобы на кожу не действовало, ну вот как золото не действует, так и это, но легкие. Наука дошла, во как.
– Слушайте, это очень интересно. И что, такие будут делать?
– А я знаю, что ли? Так, собственно, сколько стоить могут?
– Ну вы задали задачу, прямо как в школе. Знаете, как в наше время мало ценителей приличной вещи, – вот если взять по всей Бежице, ну кто, кто у нас разбирается в часах? Народ берет всякую, извините, товарищ, штамповку, вот, пожалуйста. – Он показал какой-то открытый продолговатый механизм. – Ну что это? Вот скажите, что это? Да, впрочем, что вы можете сказать… Ну ладно, знаете, есть такое маленькое, но выгодное предложение. Фима – человек скромный, как видите, но у Фимы маленькая слабость иногда собирать забавные вещички, вот, смотрите. – И он кивнул на некоторые из настенных резных часов. – Короче, вы сразу получаете приличную сумму – пятьсот рублей.
– Ефим Борисович, – за время монолога часовщика Виктор успел прочесть его имя-отчество на висевшей в рамочке почетной грамоте, – неужели я так похож на человека без копейки денег?
– Ну что вы, что вы, товарищ, зачем вот так вот сразу? Вы же не пошли в ломбард, не пошли в комиссионный, вы пошли сюда…
– Я вообще-то пришел просто посоветоваться. Вы, пожалуйста, извините, что зря вас побеспокоил.
– Нет, ну что вы, какие вопросы… Фима оговорился. Семьсот рублей.
– Извините. – Виктор защелкнул браслет и двинулся к двери.
Но не успел он сделать и шага, как часовщик тут же выпорхнул из-за прилавка, ловко приподняв качающуюся доску, и оказался между Виктором и дверью.
– Товарищ, товарищ, ну как же? Мы же только начали говорить за дело. Так же никто не делает. Ну не нравится предложение – назовите свою цену.
– Ну… хотя бы две тысячи.
– Две тысячи? Две тысячи? – Ефим Борисович подпрыгнул и начал кружиться вокруг Виктора. – Товарищ, вы предлагаете мне часы или мотороллер? Кто, кто вам даст в комиссионке две тысячи? Вы думаете, в комиссионку забредет академик специально посмотреть на ваши часы? Туда же пойдут те, кто живет на одну зарплату! Ладно, давайте так: хорошая, приличная цена семьсот пятьдесят. Больше ж никто не даст. Постойте, постойте, восемьсот, из уважения к вам и в убыток…
Торг продолжался. Сошлись на тысяче стах плюс «совершенно новые» часы «Москва», которые напомнили Виктору часы «Победа».
– Вот, держите, будут ходить минута в минуту. А деньги вы как хотите, чеком или наличными?
– Я бы взял чеком. Но мне нужны наличные.
– Наличными? Но кто же носит сейчас с собой столько наличных… За ними надо идти в сберкассу. Вам придется здесь немного подождать.
«Интересная картина маслом. Значит, наличности много здесь не носят. А почему? Гопстопники развелись? А если этот часовщик с ними связан? Наведет – и останусь без часов и бабок».
– Да, пожалуйста. Я подожду рядом на улице.
На Куйбышева Виктор увидел, как часовщик пошел в сторону 3-го Интернационала и быстро юркнул в арку во двор. Виктор рванул за ним. В арке, перегороженной решетчатыми воротами с открытой калиткой, уже никого не было; осторожно выглянув с другой стороны, Виктор увидел, что часовщик наискосок пересекает плохо освещенный двор, стремясь то ли к Дворцу культуры, то ли к углу Комсомольской и 3-го Интернационала. Если сберкасса все так же на углу, он мог идти и в сберкассу…
Виктор решил подождать, оставаясь в тени в арке. Здесь было темно, и сифонивший насквозь ветер наметал у ворот сугроб. Через некоторое время во дворе вновь мелькнула знакомая фигура. Виктор спрятался за выступом.
– Я здесь, – сказал он, как только часовщик, в спешке смотревший только под ноги, поравнялся с ним.
– Что? А? Ах, как вы меня напугали, товарищ! Что случилось?
– Да ничего, мне в эту сторону все равно домой идти, решил пройтись навстречу. Может, вы боитесь, что я подменю часы на подделку, – тогда можно до мастерской пройтись…
– Нет, что вы… Вот деньги, можете пересчитать. – И он протянул Виктору пачку купюр с размерами чуть больше современных, достоинством в сто и пятьдесят рублей. Виктор пересчитал, несколько купюр посмотрел на свет уличного фонаря на Куйбышева, разглядывая водяные знаки.
– Ну что вы, товарищ, это же сберкасса…
– Привычка. – Он расстегнул браслет и протянул часовщику «Ориент». – Бывайте!
После провернутой сделки у Виктора поднялось настроение. По его расчетам, полученной суммы должно было хватить месяца на два скромной жизни. Прямо «рояль в кустах» в посредственном сериале, неожиданный выход из положения. Звон трамвая, промчавшегося мимо него, был похож на школьный звонок с урока. Прохожие уже тоже не выглядели такими озабоченными, как утром, по тротуару бегало необычно много детей, кто тянул маленького брата или сестру на санках, большей частью красных, из уголков («А у меня в детстве такие были!»), кто просто раскатывал валенками с галошами длинные черные ледяные полосы на утоптанном снегу.
– Товарищ, вы у нас, наверное, впервые, да? Давайте посмотрим, что с вашими часиками…
– Да с часами-то все в порядке как раз.
– Ну вот и отличненько, чтоб у вас все было в порядке, как с вашими часиками! Но чем же тогда может вам помочь скромный часовщик? Ай, понимаю: вы пришли за советом, да?
– Да, посоветоваться. Не могли бы вы сказать, сколько примерно могут стоить мои часы? (Виктор специально употребил слово «мои», чтобы не возникло подозрений об их владельце.)
– Вот эти, что на вас? Можно их поближе?..
– Да, конечно. – Виктор расстегнул браслет и протянул часовщику. – Можно и крышку открыть, посмотреть.
– Доверяете? Это правильно. Я не буду хвастаться, но половина Бежицы доверяет Фиме свои часы, а вторая половина доверяет их даже не глядя… Интересно крышка закрывается… так…
Виктор, стараясь выглядеть безразличным, смотрел, как начинает меняться лицо часовщика, как спешно он вставляет лупу в глаз и впяливается во внутренности механизма, затем стал вновь оглядывать резные корпуса стенных часов.
– Товарищ… Я боюсь показаться назойливым, но где вы смогли достать эти часы?
– Да это один моряк знакомый привез из кругосветного плавания. Говорит, в Брянске ни у кого таких нет. Неужели обманул?
– Кто, моряк? Послушайте, вам совершенно незачем тратить ваши драгоценные нервы. Поверьте Фиме, это самые настоящие японские часы, фирма «Ориент Вотч», вы, наверное, про такую и не слыхали.
– Ну да, они же там где-то в экзотических странах ходили. Говорит, там в портах всего чего хочешь бывает, со всего света.
– Знаете, товарищ, Фима не был в Сингапуре, но он недавно был в Москве у двоюродного племянника, он там живет у очень приличных людей, и Фима там смотрел каталог, но в таком оформлении он этой модели не видел, и в механизме есть некоторые отличия, хотя вы этого не поймете.
– Верно. Он же мне так и сказал, что эти часы, это, как их… пробные какие-то. То есть их немного сделали, и все. А почему так, не рассказывал. Но это точно не подделка?
– Я вас умоляю! Вы хотите обидеть меня своим недоверием? Если я говорю, что это настоящие японские часы, оно так и есть. Спросите любого. Да, а ваш моряк не рассказывал, из чего сделан корпус? Знаете, цвет под платину, но легкий, как алюминиевый.
– А, такой сплав титановый. Не слышали? Это, значит, чтобы на кожу не действовало, ну вот как золото не действует, так и это, но легкие. Наука дошла, во как.
– Слушайте, это очень интересно. И что, такие будут делать?
– А я знаю, что ли? Так, собственно, сколько стоить могут?
– Ну вы задали задачу, прямо как в школе. Знаете, как в наше время мало ценителей приличной вещи, – вот если взять по всей Бежице, ну кто, кто у нас разбирается в часах? Народ берет всякую, извините, товарищ, штамповку, вот, пожалуйста. – Он показал какой-то открытый продолговатый механизм. – Ну что это? Вот скажите, что это? Да, впрочем, что вы можете сказать… Ну ладно, знаете, есть такое маленькое, но выгодное предложение. Фима – человек скромный, как видите, но у Фимы маленькая слабость иногда собирать забавные вещички, вот, смотрите. – И он кивнул на некоторые из настенных резных часов. – Короче, вы сразу получаете приличную сумму – пятьсот рублей.
– Ефим Борисович, – за время монолога часовщика Виктор успел прочесть его имя-отчество на висевшей в рамочке почетной грамоте, – неужели я так похож на человека без копейки денег?
– Ну что вы, что вы, товарищ, зачем вот так вот сразу? Вы же не пошли в ломбард, не пошли в комиссионный, вы пошли сюда…
– Я вообще-то пришел просто посоветоваться. Вы, пожалуйста, извините, что зря вас побеспокоил.
– Нет, ну что вы, какие вопросы… Фима оговорился. Семьсот рублей.
– Извините. – Виктор защелкнул браслет и двинулся к двери.
Но не успел он сделать и шага, как часовщик тут же выпорхнул из-за прилавка, ловко приподняв качающуюся доску, и оказался между Виктором и дверью.
– Товарищ, товарищ, ну как же? Мы же только начали говорить за дело. Так же никто не делает. Ну не нравится предложение – назовите свою цену.
– Ну… хотя бы две тысячи.
– Две тысячи? Две тысячи? – Ефим Борисович подпрыгнул и начал кружиться вокруг Виктора. – Товарищ, вы предлагаете мне часы или мотороллер? Кто, кто вам даст в комиссионке две тысячи? Вы думаете, в комиссионку забредет академик специально посмотреть на ваши часы? Туда же пойдут те, кто живет на одну зарплату! Ладно, давайте так: хорошая, приличная цена семьсот пятьдесят. Больше ж никто не даст. Постойте, постойте, восемьсот, из уважения к вам и в убыток…
Торг продолжался. Сошлись на тысяче стах плюс «совершенно новые» часы «Москва», которые напомнили Виктору часы «Победа».
– Вот, держите, будут ходить минута в минуту. А деньги вы как хотите, чеком или наличными?
– Я бы взял чеком. Но мне нужны наличные.
– Наличными? Но кто же носит сейчас с собой столько наличных… За ними надо идти в сберкассу. Вам придется здесь немного подождать.
«Интересная картина маслом. Значит, наличности много здесь не носят. А почему? Гопстопники развелись? А если этот часовщик с ними связан? Наведет – и останусь без часов и бабок».
– Да, пожалуйста. Я подожду рядом на улице.
На Куйбышева Виктор увидел, как часовщик пошел в сторону 3-го Интернационала и быстро юркнул в арку во двор. Виктор рванул за ним. В арке, перегороженной решетчатыми воротами с открытой калиткой, уже никого не было; осторожно выглянув с другой стороны, Виктор увидел, что часовщик наискосок пересекает плохо освещенный двор, стремясь то ли к Дворцу культуры, то ли к углу Комсомольской и 3-го Интернационала. Если сберкасса все так же на углу, он мог идти и в сберкассу…
Виктор решил подождать, оставаясь в тени в арке. Здесь было темно, и сифонивший насквозь ветер наметал у ворот сугроб. Через некоторое время во дворе вновь мелькнула знакомая фигура. Виктор спрятался за выступом.
– Я здесь, – сказал он, как только часовщик, в спешке смотревший только под ноги, поравнялся с ним.
– Что? А? Ах, как вы меня напугали, товарищ! Что случилось?
– Да ничего, мне в эту сторону все равно домой идти, решил пройтись навстречу. Может, вы боитесь, что я подменю часы на подделку, – тогда можно до мастерской пройтись…
– Нет, что вы… Вот деньги, можете пересчитать. – И он протянул Виктору пачку купюр с размерами чуть больше современных, достоинством в сто и пятьдесят рублей. Виктор пересчитал, несколько купюр посмотрел на свет уличного фонаря на Куйбышева, разглядывая водяные знаки.
– Ну что вы, товарищ, это же сберкасса…
– Привычка. – Он расстегнул браслет и протянул часовщику «Ориент». – Бывайте!
После провернутой сделки у Виктора поднялось настроение. По его расчетам, полученной суммы должно было хватить месяца на два скромной жизни. Прямо «рояль в кустах» в посредственном сериале, неожиданный выход из положения. Звон трамвая, промчавшегося мимо него, был похож на школьный звонок с урока. Прохожие уже тоже не выглядели такими озабоченными, как утром, по тротуару бегало необычно много детей, кто тянул маленького брата или сестру на санках, большей частью красных, из уголков («А у меня в детстве такие были!»), кто просто раскатывал валенками с галошами длинные черные ледяные полосы на утоптанном снегу.