Олег Лукошин. Капитализм (сборник)

   – Да это вообще не поэзия! – крикнул вдруг кто-то. – Это какая-то гнусная пропаганда!
   – Вы правы! – отозвался Максим. – Это не поэзия, это попытка открыть вам, людям, которые предпочитают прятать головы в песок, глаза на то, что происходит со страной и ее народом. Посмотрите на себя: что вы имеете, во что вас превратили? Вы жалкие и нищие сумасшедшие, которые пытаются построить иллюзорную раковину искусства на пепелище. В вас есть интеллектуальный потенциал, вы еще не потеряли способность к аналитическому мышлению. Почему вы молчите? Поднимайтесь на борьбу, ведите за собой людей. Мы еще можем вернуть себе справедливое общественное устройство.
   – Провокатор! – закричали из зала. – Хозяин кафе, предприниматель и депутат городской думы Осип Эмильевич Цибербюллер, выгонит нас на улицу, если мы позволим экстремистам читать здесь свои проповеди. Вон отсюда!
   В Максима полетели тухлые яйца. В правилах поэтических турниров кафе «У Осипа Эмильевича» всегда было прописано, что не понравившийся публике поэт может быть закидан яйцами, но на практике этот пункт применялся впервые. Поэты торопились выбросить все яйца, что накопились за время воздержания.
   Яйца попадали в лицо, в грудь, желто-белые ошметки свисали с одежды Максима.
   Он продолжал говорить:
   – Одумайтесь, люди творчества! Творческий человек – прежде всего честный и совестливый гражданин. Вспомните о своей совести, не выбрасывайте ее на капиталистическую помойку ради пары лживых аплодисментов. В атмосфере чистогана не может существовать искреннего творчества.
   Поэты почувствовали вкус вакханалии и кинулись на Максима с кулаками. Драться они не умели, он быстро раскидал нападавших и во избежание незапланированных трагедий гордо покинул заведение.
   – Если вы не проснетесь и не подниметесь на борьбу, – бросил он поэтам, – жернова капитализма превратят вас в труху.

Член братства

   «Вовка помер, – читал Денис телеграмму от матери. – Может, съездишь на похороны?»
   – Делать мне больше нечего! – скомкал он в негодовании телеграмму и бросил на пол.
   Портной колдовал над талией.
   – Долго еще? – раздраженно бросил ему Денис.
   – Айн момент, – лебезил тот, – айн момент.
   До отъезда за невестой оставались считанные минуты.
   – Не соблаговолите ли вы снять пиджачок? – попросил учтивый мастер. – Пять минут, и мы его подгоним под вашу талию.
   Шумно выдохнув, Денис освободился от пиджака.
   Вскоре костюм был готов.
   – Ну все, едем! – скомандовал Денис прислужникам.
   Все устремились к выходу.
   В жены он брал дочь дальневосточного промышленного магната. Сбывалась его мечта. Брак с ней – вступление в мировую финансово-промышленную элиту, вот так он смотрел на это дело.
   «Я же не собираюсь одной Россией ограничиваться, – думал он. – Надо распространяться, завоевывать мир, торжествовать над Вселенной!»
   – Я так волнуюсь… – моргала невеста черными глазами.
   – Не волнуйся, любимая! – проникновенно смотрел на нее жених. – Мои заработки позволят нам жить в достатке. И заработки твоего папы тоже.
   – Ну хорошо, не буду, – согласилась она.
   Зазвучал марш Мендельсона, открылись двери, они вошли в зал.
   – Сладко! Сладко! – кричали на свадьбе приглашенные толстосумы.
   Молодые робко прикасались губами друг к другу.
   – I’ve got a ticket to the moon… – затянули пьяные гости песню из репертуара группы “Electric Light Orchestra”.
   После свадебного пира тесть отвел зятя в отдельную комнату.
   – Вот ты и стал, – положил он руку на плечо Денису, – членом мирового финансового братства!
   – Я знал! – воскликнул Денис. – Я знал, что оно существует!
   – Готов ли ты служить ему и принимать его постулаты?
   – Беспрекословно, – ответствовал Денис.
   Тесть поставил его раком, стянул с него штаны и раскаленным металлом выжег на правой ягодице клеймо.

Единственный шанс

   – Что, не идут дела? – звучал над ухом голос. Максим открыл глаза и увидел Великого Капиталиста. Тот был в белой теннисной майке, шортах и кроссовках. Вертел в руках ракетку.
   – Уходи, – буркнул Максим, переворачиваясь на другой бок. – Все равно ты мне снишься.
   – Это хорошо, что ты так думаешь. Никто не должен знать, что я существую на самом деле.
   Максим нашарил под подушкой том «Капитала».
   – Подожди, подожди! – заволновался Капиталист. – Не торопись меня прогонять. Дай хоть слово молвить.
   – Нельзя тебе позволять говорить.
   – Да ты послушай, Фома неверующий! Я же зла тебе не желаю. Это хорошо, Максимушка, очень хорошо, что ты в менеджеры пошел. Это правильно. То, что не везет тебе с договорами, – этому есть свое объяснение. Слишком в контрах ты с капитализмом, нутро твое перестроиться пока не может. А капиталистические боги чувствуют это и своего благословения на успех не дают. Да и бизнес этот, которым ты сейчас занимаешься… Он, между нами говоря, капитализм иного сорта… Третьего или пятого… А может, десятого… Не совсем то, что надо. Ты натура гордая, на дядю работать не любишь. Тебе бы свое собственное дело открыть, пусть пока небольшое, пусть пока локальное – вот тогда ты бы оценил преимущества капиталистической системы и частнособственнических отношений.
   – Не нужно мне это! – буркнул Максим в ответ. – Не хочу продавать душу!
   – Понимаю, что средств на это нет, понимаю. Большая это проблема – первоначальный капитал. Многие из-за него пропадают. Послушай меня, Максим! Помочь я тебе хочу. Есть у меня такая возможность – помочь тебе, но всего один раз. Другой попытки не будет.
   – Не можешь ты мне ничем помочь, гадина олигархическая! – начинал злиться Максим и был уже готов осенить Капиталиста книгой Маркса.
   – Дам я тебе шанс! – продолжал Великий Капиталист. – Единственный шанс. Дам я тебе возможность начать свое собственное маленькое дело. Ты только смири гордыню и перестань размахивать своим «Капиталом» хотя бы одну минуту. Станешь ты частным предпринимателем!
   – Не нужно мне это!
   – Не спорь, дурак, не спорь! Надо тебя в город поменьше переместить. Екатеринбург – слишком крупный, тяжело здесь бизнес начинать. Отправлю-ка я тебя в какой-нибудь захолустный сибирский городишко, где конкурентов не будет. Только «Капиталом» не размахивай, умоляю тебя!.. Итак, крибле-крабле-бумс!!!
   Щелкнул Великий Капиталист пальцами, и потемнело все вокруг.
   А когда просветлело, видит Максим, что стоит он на перроне провинциального вокзала, за спиной его набирает ход поезд, а в руках у него – большая картонная коробка.
   – А «Капитал» где? – встрепенулся он.
   Поставил коробку на асфальт, по бокам себя щупает.
   Вот она, котомка! Уф, и «Капитал» внутри! Не властен над ним Великий Капиталист.
   Заглянул в коробку. Смотрит – DVD-диски лежат. Штук триста.
   – Вот этого мне только не хватало! – воскликнул в досаде. – Ну и что мне с ними делать?

На ниве частного предпринимательства

   Тобольск – вот куда занесла Максима непотребная помощь Великого Капиталиста. Городок скромный, ничем не примечательный, кроме того, что лежал на пути некоторых исторических личностей, и в силу своей непримечательности некоторым образом неплохой. Степенный такой и мало раздражающий. Максиму он в общем и целом понравился.
   Пошлялся он по улицам. Отдавать диски бесплатно первому встречному жаба давит. Решил на рынке толкануть.
   Тут и рынок на пути возник. Все дороги на радость торгашам всегда приводят на рынок. У входа бабульки стоят, сигаретами и семечками торгуют. Максим к ним пристроился. Потому что на торговые ряды вставать – очко играет. Да ведь и платить за место надо. А старухи так стоят, бесплатно.
   Разложил диски, к людям присматривается. Стеснительно – сил нет. Так и кажется, что сейчас кто-нибудь подбежит, станет на него пальцем показывать и слюной брызгать. Вроде бы и продавцом работал, но то – другое. Там за тебя организация выступает, а здесь ты сам по себе.
   Да нет, люди взирают понимающе. Подходят, интересуются ценой. В витринах магазинов Максим за сто двадцать диски видел, здесь решил за сотню отдавать.
   – Ну, а чего-нибудь такое есть? – спрашивает его чувачок в спортивных штанах. – Чтобы прям вставило конкретно.
   Пробежался Максим глазами по названиям – сам еще толком не знает, что за фильмы у него. Ну, смотрит, ничего так вроде.
   – Ну, вот, – отвечает, – про кунг-фу бери. Вставляет не по-детски.
   – О, точно, точно! – согласился чувачок. – Как это я сам про кунг-фу не подумал.
   И – хоба – деньги протягивает! Вот она, первая продажа!
   Потом тут же еще диск взяли. А потом сразу два. Через какое-то время вообще толпа рядом с ним образовалась. Берут люди диски, хвалят: вроде того, что недорого, да и выбор хорош. Новинок много.
   Ни много ни мало, а сто три штуки дисков Максим за день продал. Срубил на этом десять тысяч триста рублей. Небывалый заработок. И всего за день!
   «Не надо обольщаться, – успокаивал себя. – Новичкам везет. Постоянно так продолжаться не может. Распродам все – и работу искать буду. Может, что на книжку положить удастся».
   Устроился в ночлежке для бродяг. Всего червонец стоит там ночь скоротать. Сидят по углам на циновках мужички, дешевым табаком дымят и горестные истории о капиталистической действительности рассказывают. Ой, тоскливые истории! Сердце от них сжимается, и слеза невольно из-под ресниц выбежать норовит. Но мужички не ради жалости истории сказывают – так, время убить да себя занять.
   Расстроился Максим, еле заснуть смог.
   На следующий день еще треть дисков продал, а через день – остаток. Люди довольны, хвалят – еще вези. Качество хорошее, лица у актеров разглядеть можно и переводчика вполне отчетливо слышно.
   Но он работу принялся искать. Чтобы на завод устроиться – об этом и не думал. Туда даже для уборщиц блат страшенный нужен. А без специальности и опыта – и мечтать не стоит. По коммерческим конторам торкался, к частным предпринимателям. Везде облом.
   Вдруг повезло. Берет один. Что да как, что за работа хоть?
   – На рынке, – отвечает чэпэшник. – Дисками торговать.
   «Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, – Максим подумал, – что за западло такое?! Только уйти хочу с этого рынка, а меня все равно к нему подводят. Да на фига мне надо за проценты на этого ухаря горбатиться? Лучше я своими дисками торговать стану».
   Вот только где новые достать?
   Думать, думать надо…
   Додумался. Забрел в интернет-салон, пошарил по сайтам, нашел нужные. Тридцать тыщ-то есть свободных, кое-что можно заказать. Выписал цены, телефоны, потом на переговорном пункте разговоры заказывал, детали обсуждал.
   Страшно было – просто обосраться! Но оптовики ничего, без издевательств разговаривали. С одним сторговался. Самарский предприниматель. По сорок рублей за диск просил, минимальный опт двести штук. Доставка в любой населенный пункт Российской Федерации. С проводниками отправляет. Продиктовал свои банковские реквизиты.
   Максим полдня маялся – страшно какому-то неизвестному дяденьке деньги отправлять. Но все же решился. Заказ составил – по электронной почте послал. Выбрал боевики да порнуху – их лучше берут.
   Созвонился с партнером через день. Все чики-пуки, тот говорит, деньги пришли, отправляю груз. Такой-то поезд, такой-то вагон, проводник Вазген. Жди.
   Прибыл через два дня поезд. Максим Вазгена сразу узнал – у него целая толпа нарисовалась. Кричит веселый армянин на всю округу, руками машет, всем посылки передает. Кому рыболовные снасти, кому гостинец от бабушки, кому диски.
   – Сколько с меня? – спросил Максим.
   – Э, дорогой, сколько не жалко, столько и дай!
   Хотел сто рублей дать, да видит – мало. Двести? Тоже. Вот триста – в самый раз.
   Рассчитались с Вазгеном, тронулся поезд. Запрыгнул проводник на подножку и кричит:
   – Люблю тебя, Россия! Всей душой люблю!

Дружелюбные парни

   Рынок. Торговля. Бабло. Дело шло. Новая партия быстро улетела. Максим сразу же еще заказал.
   Диски уходят, люди валом валят.
   – Слушай-ка, фраер! – подошли к нему два парня дружелюбного вида. – Чё-то, там, ты неправильно бизнес строишь. Мы, там, не хотим сказать, что ты, там, баклан какой-то набыченный, но, там, возьми на заметку, что, там, не один на белом свете лавируешь, правильно? Люди, бизнесмены, там, тоже жить хотят в коттеджах благоустроенных, правильно? Так что, там, как-то дружно надо жить, как, там, кот Леопольд завещал, правильно? Короче, цены, там, подкорректируй немного, потому что демпинг это форменный, и коллеги, там, ваще тебя понимать отказываются. Ну, мы, там, поговорили, да?
   Поговорили.
   Пришлось цены повысить, чтоб других бизнесменов не обижать. Максим себя меньше уважать стал.
   «Позор. На этом весь капитализм и строится – на унижении и приспособленчестве».
   А дело шло. Со старухами стоять стало невыгодно. Максим официально зарегистрировался частным предпринимателем. Стал палатку в торговых рядах ставить. Наконец-то из ночлежки в съемную квартиру переехал. Причем без хозяев.
   – Ого, братела! – топчутся рядом дружелюбные парни. – Ну, как, там, жизнь молодая? До дома, там, без проблем доходишь, хулиганы, там, не тревожат? Ты пойми, там, что не всегда такая лафа будет продолжаться, правильно? Не всё там, как наши великие предки сказывали, коту, там, масленица, правильно? Как бы трезво на жизнь, там, смотреть надо, на негативные, там, стороны. Бизнес же – это такие риски! Правильно? Ну, там, о защите собственного дела кумекать надо, риски уменьшать, правильно? Ну, мы, там, подумаем над вопросом, да?
   Подумали.
   Стал Максим деньги отстегивать. Ну, вроде как за охрану. Хотя, кроме братков рыночных, охраняться не от кого. Ну да ладно, риски – они действительно имеются.
   Максим еще меньше уважать себя стал.
   «Позор, невероятный позор. И в кого я только превращаюсь?»
   Но дело шло. Вторую палатку решил Максим ставить. В двух сам торговать не будешь. Надо работника брать.
   Дал он объявление в газету. Стали люди подходить. Один парень вроде сообразительный, в фильмах разбирается, но взгляд злобный, из босяков, видимо, предпринимателей, скорей всего, терпеть не может. Максим понял – с ним проблемы будут. Решил не брать.
   Взял девчонку туповатую. В фильмах она ни бум-бум, зато управляемая. Поставил ее на новую точку.
   О покупке квартиры стал подумывать.
   – Салют, корешок! – дружелюбные парни снова тут отираются. – Ну как, там, рулишь вроде в безбрежном, там, океане свободной конкуренции? Хорошее, там, дело, хорошее. Чё, диски, там, новые есть, что ли? Ну-ка, ну-ка… Ох ты, братья Дарден! Ну ни фига себе, последний писк Каннского кинофестиваля. Берем. Ну, еще вот эти, там, десять штук, чтобы было, там, чем вечер занять. Не расстраивайся, там, как кот Матроскин без бутерброда, с возвратом же, правильно? Если, там, не потеряем.
   И засмеялись парни во все свои луженые глотки.
   «Позор! Я форменный эксплуататор и настоящий трус! Вот так капитализм превращает меня в ничтожество».
   – Дружбан! – парни загорелись. – А, там, как ты к цирку в принципе относишься? Ну, там, цирк нашего детства, Карандаш, там, с уморными скетчами? Дядя Юра Никулин, там, с надувным бревном? Дядя Куклачев, там, с дрессированными котами?! Ты слышал, сама Тереза Умнова, там, почтила наш городок своим присутствием! Это феерия! Брат, своди нас в цирк, а! Душа, там, просит, сердце горит, в детство вернуться хочется – аж сил нет.
   Максим с ответом не медлил.
   – Да без проблем!
   «Даже про “Капитал” забыл. Не читаю. Одно слово: позор!»

Дрессированные людишки

   На арену цирка под барабанную дробь, вся в белом, вышла Тереза Умнова. По просьбе новых друзей Максим купил билеты на самые лучшие места – рукой подать до дрессировщицы. Парни, между которыми он сидел, отчаянно зааплодировали знаменитости.
   – Дорогие друзья! – приветствовала публику Умнова. – Я рада вновь посетить ваш прекрасный город, название которого, к сожалению, постоянно вылетает из моей головы. Сегодня мы представим вашему вниманию новую программу, с которой нас прекрасно принимают во всех уголках света – от Филиппин до Гренландии. Я давно задумывала ее, можно сказать, всю жизнь, но по некоторым причинам воплотить замыслы не получалось. И вот представьте, какая я теперь счастливая! Надеюсь, вы разделите мое счастье, потому что сейчас эту программу увидите и вы.
   – Просим! – били в ладоши друзья Максима. – Просим!
   – Дрессированные людишки! – под грохот оваций объявила Умнова.
   Оркестр выдал веселый цирковой пассаж, зрители в нетерпении замерли, готовые к представлению.
   А сколько в зале детей! Счастливчики, им можно лишь искренне позавидовать.
   На арену на четвереньках выполз голый человек. Женщины, находившиеся в зале, завизжали от восторга. Человек подполз к ногам Умновой и стал лизать ее и без того блестящие ботинки.
   – Друзья, это первый наш герой, Тимоша! – обратилась к залу дрессировщица. – Тимоша хороший, вот только любит хулиганить. Тимоша, ты любишь хулиганить?
   Человек высунул язык и закивал головой. Лицо его отчего-то показалось Максиму знакомым.
   – Тимоша, как ты хулиганишь? – задала Умнова вопрос дрессированному человеку.
   Человек поднял ногу и пустил в землю струю мочи.
   – Вот он какой хулиган, дорогие зрители! – развела руки Умнова. – Ай-яй-яй, как это нехорошо! Нехорошо, ребята?
   – Нехорошо!!! – закричали дети, а громче всех – дружелюбные парни.
   Человек смущенно опустил голову. Максим снова отметил, что он кого-то ему напоминает.
   – Я думаю, – говорила дрессировщица, – надо наказать Тимошу. Что скажете, ребята?
   – Наказать!!! – закричал зал. – Выпори его как сидорову козу!!!
   Строгий мужчина во фраке вынес длинную гибкую плеть.
   – Ну что, Тимоша, – горестно качала головой Умнова, – придется тебя выпороть.
   Она занесла плеть и опустила ее на спину дрессированного человека. Человек завыл по-собачьи.
   – Вот так тебе, нехороший! – приговаривала Умнова. – Будешь впредь знать, как хулиганить!
   Зал неистовствовал от восторга.
   Сердце Максима вдруг явственно пронзила острая боль.
   – Отец!!! – вскочил он на ноги и бросился на арену.
   Плеть опускалась для удара. Максим схватил Умнову за руку и отшвырнул ее в сторону.
   – Отец, это ты? – склонился он над человеком.
   Загнанным взглядом тот исподлобья взирал на него. Все последние сомнения развеялись – это он.
   – Папа, что ты здесь делаешь? – обнял он отца за худые плечи. – Что произошло, почему ты здесь? Где твоя денежная работа на севере?
   – Сынок, – отводил отец от Максима слезящиеся глаза, – ты все неправильно понял. Это просто работа, это шоу. Это лучше, чем работа на севере. Мне неплохо платят, у меня есть карточка медицинского страхования, я коплю на пенсию. Я счастливый, сынок.
   – Господи, какая работа, о чем ты говоришь! Это обыкновенное унижение. Почему ты позволяешь так обращаться с собой?
   – Сынок, сядь, пожалуйста, на место. Шоу маст гоу он. Зрители будут недовольны.
   – Пойдем, папа, пойдем, – стал поднимать Максим отца на ноги. – У меня есть деньги, мы будем работать вместе. Тебе нельзя здесь оставаться.
   Вскочившая на ноги Умнова замахала руками, подзывая кого-то из-за кулис.
   – Почему ты помогаешь мне, сынок? – бормотал отец. – Я выгнал тебя на улицу, я никогда не любил тебя… Капитализм не терпит соплей, оставайся сильным. Моя работа – это ничего, это нормально. Это вовсе не рабство, как ты можешь подумать, это просто контракт. Я обязан отработать еще десять лет. Так надо.
   – Да пойдем же, папа! – потянул его за собой Максим. – Где твое человеческое достоинство, где твоя гордость?
   – Христос велел смирить гордыню. Максимушка, ты все неправильно понимаешь. Это же просто представление. Людям нравится, они платят деньги. Я гляжу, дела у тебя идут, ты хорошо одет и имеешь наличность, чтобы посещать шоу, я рад за тебя, сынок. Не будь таким букой, взгляни на все с другой точки зрения, позитивнее. На самом деле капитализм – это очень весело.
   На сцену выскочила охрана. Максима схватили за руки и потащили за кулисы.
   – Папа! – кричал он. – Перестань унижаться! Пойдем со мной!
   За кулисами его побили и вышвырнули на улицу.
   – Как вы догадались, – доносился с цирковой арены голос Терезы Умновой, – этот молодой человек – часть программы. Такой же дрессированный, как и остальные.

Истерия

   Лупит Максим молотком по разложенным в коробки дискам. Хрустит пластик, разлетается в стороны, окропляя пол темной шелухой. Лопаются под напором молота лазерные диски и блестят, блестят в свете электрической лампы. Они так красивы, эти осколки, в них что-то завораживающее, хочется сгребать их в охапку и подкидывать вверх.
   – Всё напрасно! – бормочет он в такт движениям рук. – Обман, очередной обман. Я же знал, что это кончится плохо. Как можно вступать в соглашение с капитализмом?! Он изворотливее, циничнее, беспощаднее меня. Он все равно высосет из меня все соки и выбросит на помойку.
   Дисков еще много. Разбить, разбить их все, чтобы освободиться от материальной зависимости, чтобы обрести себя!
   – Господи! – слышит Максим чей-то вопль. – Что ты делаешь, придурок?!
   Это Великий Капиталист. Лицо его искривлено злобой, на щеках приплясывают желваки, по лицу ходуном ходят белые пятна. Он почти голый, лишь торс обмотан полотенцем, видимо, бунт Максима застал его в сауне.
   – Уничтожу! – рычит Максим. – Всех уничтожу и всё! Никакой пощады к людям, принявшим капитализм, никакой жалости к его слугам!
   Великий Капиталист в шоке. Он хватает себя за голову и нервно шагает от стены к стене.
   – Но ты… Ты же стал предпринимателем, у тебя хорошо шли дела, у тебя завелись деньги… Опомнись, Максим! Так нельзя. Так не должны поступать разумные люди.
   – Я не разумен! – кричит Максим. – Мне не нужен разум для того, чтобы обманывать людей и самого себя. Я обойдусь без него.
   – Успокойся, Максим! Все еще можно исправить, – пытается утихомирить его Великий Капиталист. – Это нервный срыв, такое может случиться с каждым, главное – вовремя остановиться. Взять себя в руки, стиснуть зубы и двигаться дальше. Я помогу тебе. Я дам тебе кредит, ты закупишь новый товар, ты снова встанешь на ноги. Ничего, ничего, мы с тобой еще поднимемся.
   Осталась последняя коробка. Максим подскакивает к ней и в щепки разносит диски. Весь пол усеян осколками, они дрожат под ногами, словно зыбучие пески.
   – Дурак! – кричит на него Великий Капиталист. – Если тебе не по душе это дело, ты мог просто продать их! Ты поступил как последнее чмо, как тупое животное.
   – В этом моя свобода. Свобода от ваших каверзных истин и субстанций. Свобода от зарабатывания денег. Скройся, исчадие ада!
   Он находит том Маркса, садится на пол, прислоняется спиной к стене и начинает читать. Заветные строки, в которые он не погружался уже давно, о которых он стал забывать, выжигают пелену, опустившуюся на глаза, и очищают зрение.
   «Стоимость рабочей силы определяет стоимость труда, – шепчет Максим. – Так как стоимость труда есть лишь иррациональное выражение для стоимости рабочей силы, то само собою понятно, что стоимость труда всегда должна быть меньше, чем вновь созданная трудом стоимость».
   Великий Капиталист морщится и затыкает уши.
   «Ни одно общество не может непрерывно производить, – говорит Максим, – то есть воспроизводить, не превращая непрерывно известной части своего продукта в средства производства или элементы нового производства».