Страница:
Применение гипотезы А. Вежбицкой порождает ряд вопросов. Легче всего ее применить к случаям, когда метафора и предмет ее характеристики находятся в разных таксономических классах: человек – животное (предмет), предмет – стихия (глаза – огонь) и т. п. В метафорическом употреблении это бывает часто (что позволяет называть метафору этого типа логической ошибкой), но не обязательно. Ср. метафорическое употребление слов дипломат, фокусник, артист или – Отелло, Леди Макбет, лакей, монах, рыцарь и т. п.
Прием обнаружения глубинной структуры метафоры, предлагаемый А. Вежбицкой, – перефразировка конструкции типа Эта женщина ангел в «можно сказать, что это не женщина, а ангел» довольно трудно применить и к конструкциям с отрицательным метафорическим предикатом: Она (эта женщина, Анна и т. д.) не ангел, жизнь здесь не рай, он совсем не монах; сердце девушки не лед и т. п. Эксплицитные отрицания плохо сочетаются с имплицитными. Не совсем поддаются такому преобразованию и высказывания с метафорическим предикатом, выражающие общее суждение: Лень – мать всех пороков.
Интересно, что прием обнаружения глубинной структуры метафоры, предложенный А. Вежбицкой, гиперонимизирует имя в составе предиката. В связи с этим рассмотрю один пример. В некоторых текстах встречается метафорическое употребление слова дворняжка со значением ‘женщина (девушка) из простой семьи – неаристократической или неинтеллигентной’. Ср.:
Она довольно хорошенькая, но дворняжка (Ч. Сноу, Смерть под парусом); Она чувствовала себя обиженной из-за того, что бывший жених так быстро забыл ее и повел в загс какую-то дворняжку (Д. Донцова, Принцесса на кириешках).
В конструкции это не девушка, а дворняжка в слове дворняжка актуализируется значение 'собака’ без тех коннотаций, которые есть у него в приведенном метафорическом употреблении. Аналогичная картина наблюдалась и в рассмотренном ранее приведенном высказывании Это не люди, а свирепые львы.
Заметим также, что перестановка отрицания в конструкциях типа Он не человек, а лев отчетливо проясняет прямое значение предиката. Ср.: Он не человек, а машина. Он не машина, а человек.
Таким образом, на наш взгляд, в глубинной структуре метафоры совсем не обязательно присутствует отрицание типа «не человек, а».
По-иному и более традиционно рассматривает связь отрицания и метафоры Хосе Ортега-и-Гассет. На примере поэтической метафоры скала по отношению к герою он пишет: «Мы как бы сплавляем героя и скалу, а вслед за этим, оставив у героя признак твердости, изымаем из его образа все прочие свойства скалы: твердый, но не скала» (Ортега-и-Гассет 1990, с. 74).
Остановлюсь теперь на признаках, различающих иронию и метафору:
1, Кардинальная цель иронии – насмешка (хотя не каждое ироническое высказывание содержит насмешку). Цель метафоры образное наименование. Насмешливой метафора может быть в зависимости от выбора исходного материала, может даже содержать в себе грубое издевательство (ср. тряпка, туфяк, козел и т. п.), но оно не является главной целью этого тропа.
Насмешливая сила иронии распространяется и на метафору. И многие метафорические названия, попадая в иронические контексты, преобразуются в «обратные метафоры». Метафора преобразующего влияния на иронию не имеет.
2. В силу своей кардинальной направленности ирония может быть агрессивна. Об агрессии иронии писали неоднократно (см., например, Peisert 2004, с. 132 – 137; Hutcheon (со ссылкой на Фрейда и Е. Криса) 2002, с. 185; Шаронов 2004, с. 40–47).
О целенаправленной агрессии метафоры обычно не говорят, хотя, как мы уже отмечали, метафора, давая оскорбительные характеристики, также становится агрессивной.
3. Ирония, как отмечалось в первом разделе этой главы, иерархична. Она предполагает либо социальное равенство партнеров коммуникации, либо – при неравенстве – может исходить сверху вниз, а не наоборот. Несоблюдение иерархии вызывает возмущение объекта иронии.
Ирония же по отношению к власти, как известно, нередко имеет весьма неприятные последствия для иронизирующего. Метафоре иерархия не свойственна.
4. Метафора социальна. Это выражается в том, что типичные для определенного времени и социума метафоры отражают общественное сознание, создают (истинную или ложную) картину эпохи, она несет определенную идеологическую нагрузку, а так называемые вечные метафоры обнаруживают общие закономерности мировосприятия людей (см. Арутюнова 1990, Лакофф, Джонсон 1990, Крысин 2004 и др.).
Ирония сама по себе и ее типы не несут ярко выраженной социальной окраски, хотя объекты иронии, или «жертвы», как нередко пишут, конечно, определяются мировоззрением говорящего (пишущего) и отношением между членами социума. Ср., например, целиком иронический анализ «Евгения Онегина» Д. Писаревым в статье «Пушкин и Белинский» или различные объекты иронии в современных газетах разных направлений.
5. Метафора национальна, что не раз отмечалось разными исследователями, в отличие от метонимии, которая в своих регулярных моделях интернациональна. Ирония в этом отношении гораздо ближе к метонимии, хотя, очевидно, некоторые способы языкового выражения иронии могут иметь специфические национальные черты.
6. Иронические высказывания нередко содержат переадресовку оценки, что совсем не свойственно метафоре.
7. С точки зрения охвата лексического пространства языка, ирония и метафора обладают разными возможностями: иронии подвластны все слова и все типы значений, (включая и метафорическое) всех частей речи: знаменательных и местоименных, самостоятельных и служебных (частицы), а также модальных. Метафора ограничивается меньшим охватом лексики, реализуясь в системе знаменательных (не местоименных) слов.
Иначе говоря, каждое слово может употребляться иронически, но не каждое метафорически.
В начале главы мы коснулись взаимопроникновения тропов. Отмечено, что существуют гиперболические сравнения, гиперболические метафоры. Если говорить об иронии, то она совмещается со всеми видами тропов: существуют иронические сравнения, их не раз отмечали, один из примеров приводит Потебня в цитированном выше определении иронии. Ср. также распространенное: нужен как рыбе зонтик, разбирается (в чем-то) как свинья в апельсинах и т. п. Ирония нередко совмещается с метафорой (об этом также писал Потебня), в том числе и гиперболической: Он просто Геракл (Аполлон); у нас жизнь – рай, а также с метафорой преуменьшения, если карликом, клопом называют огромного человека.
Таким образом, можно сказать, что ирония – фигура, которая находится над разными видами тропов, периодически опускаясь до их уровня и соединяясь с ними, образует «сверхтропное единство».
3. Глубинная семантическая структура иронии
4. Ирония и насмешка
Прием обнаружения глубинной структуры метафоры, предлагаемый А. Вежбицкой, – перефразировка конструкции типа Эта женщина ангел в «можно сказать, что это не женщина, а ангел» довольно трудно применить и к конструкциям с отрицательным метафорическим предикатом: Она (эта женщина, Анна и т. д.) не ангел, жизнь здесь не рай, он совсем не монах; сердце девушки не лед и т. п. Эксплицитные отрицания плохо сочетаются с имплицитными. Не совсем поддаются такому преобразованию и высказывания с метафорическим предикатом, выражающие общее суждение: Лень – мать всех пороков.
Интересно, что прием обнаружения глубинной структуры метафоры, предложенный А. Вежбицкой, гиперонимизирует имя в составе предиката. В связи с этим рассмотрю один пример. В некоторых текстах встречается метафорическое употребление слова дворняжка со значением ‘женщина (девушка) из простой семьи – неаристократической или неинтеллигентной’. Ср.:
Она довольно хорошенькая, но дворняжка (Ч. Сноу, Смерть под парусом); Она чувствовала себя обиженной из-за того, что бывший жених так быстро забыл ее и повел в загс какую-то дворняжку (Д. Донцова, Принцесса на кириешках).
В конструкции это не девушка, а дворняжка в слове дворняжка актуализируется значение 'собака’ без тех коннотаций, которые есть у него в приведенном метафорическом употреблении. Аналогичная картина наблюдалась и в рассмотренном ранее приведенном высказывании Это не люди, а свирепые львы.
Заметим также, что перестановка отрицания в конструкциях типа Он не человек, а лев отчетливо проясняет прямое значение предиката. Ср.: Он не человек, а машина. Он не машина, а человек.
Таким образом, на наш взгляд, в глубинной структуре метафоры совсем не обязательно присутствует отрицание типа «не человек, а».
По-иному и более традиционно рассматривает связь отрицания и метафоры Хосе Ортега-и-Гассет. На примере поэтической метафоры скала по отношению к герою он пишет: «Мы как бы сплавляем героя и скалу, а вслед за этим, оставив у героя признак твердости, изымаем из его образа все прочие свойства скалы: твердый, но не скала» (Ортега-и-Гассет 1990, с. 74).
Остановлюсь теперь на признаках, различающих иронию и метафору:
1, Кардинальная цель иронии – насмешка (хотя не каждое ироническое высказывание содержит насмешку). Цель метафоры образное наименование. Насмешливой метафора может быть в зависимости от выбора исходного материала, может даже содержать в себе грубое издевательство (ср. тряпка, туфяк, козел и т. п.), но оно не является главной целью этого тропа.
Насмешливая сила иронии распространяется и на метафору. И многие метафорические названия, попадая в иронические контексты, преобразуются в «обратные метафоры». Метафора преобразующего влияния на иронию не имеет.
2. В силу своей кардинальной направленности ирония может быть агрессивна. Об агрессии иронии писали неоднократно (см., например, Peisert 2004, с. 132 – 137; Hutcheon (со ссылкой на Фрейда и Е. Криса) 2002, с. 185; Шаронов 2004, с. 40–47).
О целенаправленной агрессии метафоры обычно не говорят, хотя, как мы уже отмечали, метафора, давая оскорбительные характеристики, также становится агрессивной.
3. Ирония, как отмечалось в первом разделе этой главы, иерархична. Она предполагает либо социальное равенство партнеров коммуникации, либо – при неравенстве – может исходить сверху вниз, а не наоборот. Несоблюдение иерархии вызывает возмущение объекта иронии.
Ирония же по отношению к власти, как известно, нередко имеет весьма неприятные последствия для иронизирующего. Метафоре иерархия не свойственна.
4. Метафора социальна. Это выражается в том, что типичные для определенного времени и социума метафоры отражают общественное сознание, создают (истинную или ложную) картину эпохи, она несет определенную идеологическую нагрузку, а так называемые вечные метафоры обнаруживают общие закономерности мировосприятия людей (см. Арутюнова 1990, Лакофф, Джонсон 1990, Крысин 2004 и др.).
Ирония сама по себе и ее типы не несут ярко выраженной социальной окраски, хотя объекты иронии, или «жертвы», как нередко пишут, конечно, определяются мировоззрением говорящего (пишущего) и отношением между членами социума. Ср., например, целиком иронический анализ «Евгения Онегина» Д. Писаревым в статье «Пушкин и Белинский» или различные объекты иронии в современных газетах разных направлений.
5. Метафора национальна, что не раз отмечалось разными исследователями, в отличие от метонимии, которая в своих регулярных моделях интернациональна. Ирония в этом отношении гораздо ближе к метонимии, хотя, очевидно, некоторые способы языкового выражения иронии могут иметь специфические национальные черты.
6. Иронические высказывания нередко содержат переадресовку оценки, что совсем не свойственно метафоре.
7. С точки зрения охвата лексического пространства языка, ирония и метафора обладают разными возможностями: иронии подвластны все слова и все типы значений, (включая и метафорическое) всех частей речи: знаменательных и местоименных, самостоятельных и служебных (частицы), а также модальных. Метафора ограничивается меньшим охватом лексики, реализуясь в системе знаменательных (не местоименных) слов.
Иначе говоря, каждое слово может употребляться иронически, но не каждое метафорически.
В начале главы мы коснулись взаимопроникновения тропов. Отмечено, что существуют гиперболические сравнения, гиперболические метафоры. Если говорить об иронии, то она совмещается со всеми видами тропов: существуют иронические сравнения, их не раз отмечали, один из примеров приводит Потебня в цитированном выше определении иронии. Ср. также распространенное: нужен как рыбе зонтик, разбирается (в чем-то) как свинья в апельсинах и т. п. Ирония нередко совмещается с метафорой (об этом также писал Потебня), в том числе и гиперболической: Он просто Геракл (Аполлон); у нас жизнь – рай, а также с метафорой преуменьшения, если карликом, клопом называют огромного человека.
Таким образом, можно сказать, что ирония – фигура, которая находится над разными видами тропов, периодически опускаясь до их уровня и соединяясь с ними, образует «сверхтропное единство».
3. Глубинная семантическая структура иронии
Несмотря на разнообразие форм проявления иронии, масок иронизирующих и получаемого иронического смысла, мне представляется возможным выделить нечто общее в глубинной семантической структуре иронии.
Предлагаемая мною гипотеза такова: в глубинной семантике иронии лежат перевернутые (алогичные, противоестественные, часто абсурдные) причинно-следственные отношения. Это относится как к текстовой, так и к вербальной (локализованной в слове) иронии.
Причинно-следственные отношения, на наш взгляд, включают, кроме собственно причины и следствия, также отношения пояснения, цели, условия, уступки, соответствия и противопоставления.
Авторы некоторых грамматических исследований все эти виды отношений относят к сфере обусловленности. Ср.: «К сфере обусловленности в широком смысле слова относятся условные, причинные, уступительные отношения, а также отношения цели и следствия. Весь этот круг отношений предполагает такую зависимость ситуаций, при которой одна служит достаточным основанием для реализации другой» (Краткая русская грамматика 1989, с. 564).
«Перевернутость» (алогичность) причинно-следственных отношений иронических высказываний может быть представлена открыто, явно или требует обнаружения приемом трансформации в структуру «N есть Р, потому что…» (где N есть имя объекта или ситуации, Р – предикат, а ироническое основание – причина, пояснение, вывод, следствие – либо содержится в самом высказывании, либо выводится из контекста, фоновых знаний или ситуации.
Приведу примеры явных и неявных иронических причинно-следственных отношений в широком смысле слова.
Причинно-следственные отношения в иронических контекстах.
Ср.: [О чиновнике, укравшем миллионы долларов]: Он это, конечно, сделал с голоду; Он, ведь, совершеннейший дурак! – Потому-то и может быть только начальником (Устная речь); Гогося был из высшего круга, хотя и дальней периферии; поэтому, несмотря на свои шестьдесят пять лет, продолжал отзываться на кличку Гогося (Тэффи, Время); Нет ничего легче, чем бросить курить! Я сам тысячу раз бросал (Марк Твен);…Онегин уже оделся, уподобился ветреной Венере, надевшей мужской наряд, и в ямской карете поскакал стремглав (вероятно, вследствие охлажденности ума) на бал (Писарев, Пушкин и Белинский); У него была сумасшедшая мамаша… и никакого собственного жилья. Он полюбил Олимпиаду чистой любовью исключительно по причине наличия у нее этого самого жилья (Т. Устинова, Дом-фантом в приданое); Прочие тоже были люди более или менее просвещенные, кто читал Карамзина, кто «Московские ведомости», кто даже и совсем ничего не читал (Гоголь, Мертвые души, т. 1); Заповедники и парки мудрое министерство уже решило ликвидировать. Верно. Как иначе новые русские богачи и старые «малоимущие» чиновники будут строить себе дачи на полянках с доледниковыми цветочками и с видом на лесок, где живет сокол-кречет (Мир новостей, 23.03.04); Воронежская областная дума, даже не пряна глаза, начислила себе по сорок тысяч рублей на каждую депутатскую душу, чтоб летом полноценно отдохнуть от тяжелого служения народу (Нов. газ., № 57, 9 – 11. 08.04);.. .вопреки всем законам, он намеревается избраться на третий срок «по воле белорусского народа» (МЕС, 25.08.04).
В последнем высказывании лишь кавычки обнаруживают иронию для тех, кто не знает ситуации в Белоруссии. Ср. еще пример из А.К. Толстого:
– Надеюсь, что этот человек – настоящий врач?
– Да, но только итальянский.
Пуаро, который случайно это услышал, сказал шутливо:
– Что касается меня, то я детектив, но только бельгийский. Несмотря на это, мадам, мы чужеземцы, иногда находим правильные решения задачи (А. Кристи, Черный кофе).
В таких случаях трансформация обнаруживает перевернутость причинно-следственных отношений в глубинной семантике высказывания: *Он хитер, потому что высокого роста; *Чужеземцы не могут найти правильного решения задачи, потому что не англичане или *Правильное решение (разгадку) могут найти только англичане, потому что они англичане.
В самых распространенных и даже стереотипных иронизмах – Гений! Весело! Чудная погода! и т. п. можно обнаружить ненормальные причинно-следственные связи: Он гений, потому что говорит совершенную чепуху (совершает идиотские поступки); Не дают зарплату. Весело! Обоснование: «Что может быть лучше жизни без денег!»; Опоздали на самолет. Прекрасно!; «Скольких женщин он убил? Десять? – Да, душевный человек».
В сущности все ироничные оценочные высказывания заключают в себе вывод из того, что содержится в контексте, предтексте или ситуации, но вывод противоположный тому, что следует по логике вещей: и это касается не только положительной оценки или похвалы.
При ироническом осуждении обратная аргументация, как правило, дается открытым текстом. Ср.:
А.: – И она, дура, отдала ему все, что сумела скопить за много лет?
Б.: – Конечно, дура! Идиотка просто: он ее единственный сын, положение у него ужасное, помочь ему некому, она с голоду не умирает. Конечно, дура! (Устная речь).
В таких случаях отчетливо проявляется позиция другого лица, с которым говорящий расходится в оценке поступка женщины: аргументация абсурдна для высказанной оценки, потому что Б. не считает предмет обсуждения дурой.
Ср. пример иронии, не содержащей оценки.
Преподаватель студентам: То, что я вам сейчас скажу, постарайтесь перенести мужественно: у вас сегодня и завтра не будет третьей пары. Переживете?
Скрытое фальшивое обоснование содержания иронического высказывания: каждое занятие – радость для студентов, а отмена – ужасное огорчение.
Приведу несколько примеров из Гоголя, иллюстрирующих абсурдность аргументации в иронических текстах.
Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни (Повесть о том, как поссорился Иван Иванович и Иваном Никифоровичем).
П*** пехотный полк был совсем не такого сорта, к какому принадлежат многие пехотные полки; и, несмотря на то, что он большею частью стоял по деревням, однако же был на такой ноге, что не уступал иным и кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П*** полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе. «У меня-с, – говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова, – многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с, очень многие-с (Иван Федорович Шпонька и его тетушка).
«Иван Иванович никак не утерпит, чтоб не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и не хотел заняться таким скучным делом, если бы не побуждала его к тому природная доброта». Далее следует иллюстрация «природной доброты»: издевательский разговор с нищим, который заканчивается словами «доброго Ивана Ивановича»: «Что же ты стоишь? Ведь я тебя не бью?».
Нередко перевернутость причинно-следственных отношений обнаруживается в результате пояснений к сказанному. Часто это так называемый эффект обманутого ожидания.
Ученый: Скажите, пожалуйста, какое завещание оставил ваш покойный король Людовик Девятый Мечтательный?
Аннунциата: О это тайна, страшная тайна!., сказанное в этом документе, знает только принцесса и весь город (Е. Шварц, Тень).
Аннунциата: Ом никак не мог решить, какая Именно половина труппы заслуживает казни. И наконец король махнул рукой на все и стал увлекаться плохими женщинами, и только они не обманули его.
Ученый: Неужели?
Аннунциата: Да, да! Уж они-то оказались воистину плохими женщинами. И это очень утешило короля, но вконец расстроило его здоровье (Е. Шварц, Тень).
Во многих случаях, где есть явный антифразис, аргументация характеристики, выраженной на поверхности, «в числителе», относится формально к буквальной оценке, но по существу – к ее антониму, и таким образом, перевернутые причинно-следственные отношения прикрывают нормальные. Ср:
Какой милый человек! Ограбил фирму, да еще и друга подставил; Какая интересная новая идея. Прямо из школьного учебника.
В уже приведенном примере из Гоголя: Прекрасный человек Иван Иванович. Он очень любит дыни – нет явного антонимического значения ‘плохой’, ‘скверный’, хотя насмешка от этого не менее острая. И абсурдная аргументация относится только к буквальной оценке, к «числителю». Ср. также:
Чтоб еще более показать читателю образованность П*** пехотного полка, мы прибавим, что двое из офицеров были страшные игроки в банк и проигрывали мундир, фуражку, шинель, темляк и даже исподнее платье, что не везде и между кавалеристами можно сыскать (Гоголь, Иван Федорович Шпонька и его тетушка).
Доказательство образованности офицеров нелепо, но выразить эту иронию в виде антифразиса с пояснительными отношениями нельзя: *офицеры были необразованными, потому что играли в азартные игры и могли проиграть все вплоть до нижнего белья, поскольку насмешка относится к умозаключению говорящего, устанавливающего зависимость образованности от способности не только играть в азартные игры, но и проигрывать все на свете.
Перевернутые целевые отношения в глубинной семантической структуре иронии.
Иронические отношения цели, как уже отмечалось, с нашей точки зрения, – лишь разновидность причинно-следственных отношений.
Сама по себе цель редко может быть объектом иронии и насмешки. Как правило, наблюдается смысловая несогласованность цели и того действия, которое является ее средством. Приведу некоторые примеры.
Одержав много побед Александр [Македонский. – О.Е.] впал в сильное самовластие. Однажды друг его Клит, спасший ему когда-то жизнь, упрекнул его в неблагодарности. Чтобы доказать противное, Александр собственноручно убил Клита (Тэффи, Из «Всеобщей истории, обработанной “Сатириконом”»);
Лишь в одном из них – «чтобы обменяться своим богатым внутренним миром» – сама цель сформулирована иронически за счет выспренности выражений, но издевательский характер высказывание получает лишь в сочетании с действием-средством достижения этой цели.
Ироническое представление цели, как и причины, может быть основано 1) на ее [цели] нелепости, абсурдности или 2) на ее неправдоподобности, когда говорящий вместо истинной цели объекта иронии называет цель, в которую невозможно поверить. Ср.:
1. Отец мой, будучи по профессии купцом, не обращал на меня никакого внимания, так как по горло был занят хлопотами и планами: каким бы образом поскорее разориться? (Аверченко, Автобиография); Глина на них [домах. – О.Е.] обвалилась от дождя; крыши большей частью крыты тростником, как обыкновенно бывает в южных городах наших; садики, для лучшего вида, городничий давно приказал вырубить (Гоголь, Коляска).
2. Но значительное лицо, совершенно, впрочем, довольный домашними семейными нежностями, нашел приличным иметь для дружеских отношений приятельницу в другой части города (Гоголь, Шинель).
В первом случае насмешка имеет объектом глупость городничего, даже если он не ставил откровенной цели «улучшить вид» посредством уничтожения садиков: для чего бы ни отдан был такой приказ, он свидетельствует о самодурстве и глупости городничего. А ставить целью собственное разорение – абсурдно.
Во втором осмеивается наивная маскировка истинной цели объекта иронии, как и истинной причины в похожем примере: На дому его [частного пристава. – О.Е.] вся передняя… была установлена сахарными головами, которые принесли к нему из дружбы купцы (Гоголь, Нос).
При этом наивность – маска самого иронизирующего.
Несколько иной вид иронических целевых отношений – случаи, когда действию, вообще не способному иметь цель, она насмешливо приписывается. Она (цель) как бы предполагается в мыслях объекта насмешки: Нежное солнце, для удовольствия семьи Доррит, озаряло венецианские каналы и римские развалины (Ч. Диккенс, Крошка Доррит, пер. Е. Караваевой).
Причинно-следственные отношения при иронических заголовках.
Известно, что нередко ирония содержится в заглавиях рассказов разных авторов или в названиях газетных статей.
Содержание всех рассказов с ироническими заголовками фактически выражает антиаргументацию названия.
Некоторые примеры.
Тэффи: Утешитель; Святой стыд; Вендетта; Тонкая психология; Демоническая женщина; Мудрый человек и др.
Чехов: Дипломат; Злоумышленник; Беззащитное существо; Брожение умов; Глупый француз; Светлая личность и др.
Зощенко: Аристократка; Европеец; Светлый гений; Свинство и др.
В тех случаях, когда ирония содержится в заголовках рассказов, перевернутые причинно-следственные отношения оказываются между заглавием и содержанием рассказа.
При этом, хотя и здесь чаще встречаются характеристики со знаком плюс, отрицательные оценочные слова в заглавиях находятся в тех же отношениях с содержанием рассказов: обоснование смысла заглавия – это антиаргументация. Ср., например, «Свинство» (Зощенко), «Злоумышленник», «Глупый француз» (Чехов) и др. Так в рассказе Зощенко «Свинство» герой, от имени которого ведется рассказ, заклеймил поэтов, которые «растрачивают свою фантазию на рифмы да стишки» вместо того, чтобы «издать книжку с полным и подробным перечислением новых имен» (Окрябрина и т. п.). А героиня рассказа Тэффи «Вендетта» съела всю коробку конфет, которую прислал «сопернице» ее неверный поклонник, и тем «отомстила» обоим.
Итак, в основе глубинной семантики иронии всегда находятся перевернутые причинно-следственные отношения, в которые мы включаем и целевые, и условные, и уступительные. При этом алогичность (перевернутость) может быть представлена в виде абсурдных связей (не бывает весело, если нет денег, а зарплату не дают, никто не крадет с голоду миллионы долларов, не убивают друга из чувства благодарности и т. д), либо фальшивых, когда истинные смысловые связи подменяются другими, в которые говорящий якобы верит (якобы верит в то, что купцы нанесли городничему массу голов сахару из дружеских чувств, что для дружеского общения «значительное лицо» имел женщину подальше от дома, и, следовательно, от жены и т. п.). Но и в том, и в другом случае семантика иронии имеет общую основу.
Предлагаемая мною гипотеза такова: в глубинной семантике иронии лежат перевернутые (алогичные, противоестественные, часто абсурдные) причинно-следственные отношения. Это относится как к текстовой, так и к вербальной (локализованной в слове) иронии.
Причинно-следственные отношения, на наш взгляд, включают, кроме собственно причины и следствия, также отношения пояснения, цели, условия, уступки, соответствия и противопоставления.
Авторы некоторых грамматических исследований все эти виды отношений относят к сфере обусловленности. Ср.: «К сфере обусловленности в широком смысле слова относятся условные, причинные, уступительные отношения, а также отношения цели и следствия. Весь этот круг отношений предполагает такую зависимость ситуаций, при которой одна служит достаточным основанием для реализации другой» (Краткая русская грамматика 1989, с. 564).
«Перевернутость» (алогичность) причинно-следственных отношений иронических высказываний может быть представлена открыто, явно или требует обнаружения приемом трансформации в структуру «N есть Р, потому что…» (где N есть имя объекта или ситуации, Р – предикат, а ироническое основание – причина, пояснение, вывод, следствие – либо содержится в самом высказывании, либо выводится из контекста, фоновых знаний или ситуации.
Приведу примеры явных и неявных иронических причинно-следственных отношений в широком смысле слова.
Причинно-следственные отношения в иронических контекстах.
Ср.: [О чиновнике, укравшем миллионы долларов]: Он это, конечно, сделал с голоду; Он, ведь, совершеннейший дурак! – Потому-то и может быть только начальником (Устная речь); Гогося был из высшего круга, хотя и дальней периферии; поэтому, несмотря на свои шестьдесят пять лет, продолжал отзываться на кличку Гогося (Тэффи, Время); Нет ничего легче, чем бросить курить! Я сам тысячу раз бросал (Марк Твен);…Онегин уже оделся, уподобился ветреной Венере, надевшей мужской наряд, и в ямской карете поскакал стремглав (вероятно, вследствие охлажденности ума) на бал (Писарев, Пушкин и Белинский); У него была сумасшедшая мамаша… и никакого собственного жилья. Он полюбил Олимпиаду чистой любовью исключительно по причине наличия у нее этого самого жилья (Т. Устинова, Дом-фантом в приданое); Прочие тоже были люди более или менее просвещенные, кто читал Карамзина, кто «Московские ведомости», кто даже и совсем ничего не читал (Гоголь, Мертвые души, т. 1); Заповедники и парки мудрое министерство уже решило ликвидировать. Верно. Как иначе новые русские богачи и старые «малоимущие» чиновники будут строить себе дачи на полянках с доледниковыми цветочками и с видом на лесок, где живет сокол-кречет (Мир новостей, 23.03.04); Воронежская областная дума, даже не пряна глаза, начислила себе по сорок тысяч рублей на каждую депутатскую душу, чтоб летом полноценно отдохнуть от тяжелого служения народу (Нов. газ., № 57, 9 – 11. 08.04);.. .вопреки всем законам, он намеревается избраться на третий срок «по воле белорусского народа» (МЕС, 25.08.04).
В последнем высказывании лишь кавычки обнаруживают иронию для тех, кто не знает ситуации в Белоруссии. Ср. еще пример из А.К. Толстого:
Несмотря на свой маленький рост, он был очень хитер (Тэффи, Из «Всеобщей истории, обработанной “Сатириконом”»);
Или даже выйдет проще,
О, жизнь моя, О Лада,
И будет в этой роще
Свиней пастися стадо!
О, друг ты мой единый, —
Спросила тут невеста: —
Ужель для той скотины
Иного нету места?
Есть много места, Лада,
Но наш приют тенистый
Затем изгадить надо,
Что в нем светло и чисто!
(А.К. Толстой, Баллада с тенденцией).
– Надеюсь, что этот человек – настоящий врач?
– Да, но только итальянский.
Пуаро, который случайно это услышал, сказал шутливо:
– Что касается меня, то я детектив, но только бельгийский. Несмотря на это, мадам, мы чужеземцы, иногда находим правильные решения задачи (А. Кристи, Черный кофе).
В таких случаях трансформация обнаруживает перевернутость причинно-следственных отношений в глубинной семантике высказывания: *Он хитер, потому что высокого роста; *Чужеземцы не могут найти правильного решения задачи, потому что не англичане или *Правильное решение (разгадку) могут найти только англичане, потому что они англичане.
В самых распространенных и даже стереотипных иронизмах – Гений! Весело! Чудная погода! и т. п. можно обнаружить ненормальные причинно-следственные связи: Он гений, потому что говорит совершенную чепуху (совершает идиотские поступки); Не дают зарплату. Весело! Обоснование: «Что может быть лучше жизни без денег!»; Опоздали на самолет. Прекрасно!; «Скольких женщин он убил? Десять? – Да, душевный человек».
В сущности все ироничные оценочные высказывания заключают в себе вывод из того, что содержится в контексте, предтексте или ситуации, но вывод противоположный тому, что следует по логике вещей: и это касается не только положительной оценки или похвалы.
При ироническом осуждении обратная аргументация, как правило, дается открытым текстом. Ср.:
А.: – И она, дура, отдала ему все, что сумела скопить за много лет?
Б.: – Конечно, дура! Идиотка просто: он ее единственный сын, положение у него ужасное, помочь ему некому, она с голоду не умирает. Конечно, дура! (Устная речь).
В таких случаях отчетливо проявляется позиция другого лица, с которым говорящий расходится в оценке поступка женщины: аргументация абсурдна для высказанной оценки, потому что Б. не считает предмет обсуждения дурой.
Ср. пример иронии, не содержащей оценки.
Преподаватель студентам: То, что я вам сейчас скажу, постарайтесь перенести мужественно: у вас сегодня и завтра не будет третьей пары. Переживете?
Скрытое фальшивое обоснование содержания иронического высказывания: каждое занятие – радость для студентов, а отмена – ужасное огорчение.
Приведу несколько примеров из Гоголя, иллюстрирующих абсурдность аргументации в иронических текстах.
Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни (Повесть о том, как поссорился Иван Иванович и Иваном Никифоровичем).
П*** пехотный полк был совсем не такого сорта, к какому принадлежат многие пехотные полки; и, несмотря на то, что он большею частью стоял по деревням, однако же был на такой ноге, что не уступал иным и кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П*** полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе. «У меня-с, – говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова, – многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с, очень многие-с (Иван Федорович Шпонька и его тетушка).
«Иван Иванович никак не утерпит, чтоб не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и не хотел заняться таким скучным делом, если бы не побуждала его к тому природная доброта». Далее следует иллюстрация «природной доброты»: издевательский разговор с нищим, который заканчивается словами «доброго Ивана Ивановича»: «Что же ты стоишь? Ведь я тебя не бью?».
Нередко перевернутость причинно-следственных отношений обнаруживается в результате пояснений к сказанному. Часто это так называемый эффект обманутого ожидания.
Ученый: Скажите, пожалуйста, какое завещание оставил ваш покойный король Людовик Девятый Мечтательный?
Аннунциата: О это тайна, страшная тайна!., сказанное в этом документе, знает только принцесса и весь город (Е. Шварц, Тень).
Аннунциата: Ом никак не мог решить, какая Именно половина труппы заслуживает казни. И наконец король махнул рукой на все и стал увлекаться плохими женщинами, и только они не обманули его.
Ученый: Неужели?
Аннунциата: Да, да! Уж они-то оказались воистину плохими женщинами. И это очень утешило короля, но вконец расстроило его здоровье (Е. Шварц, Тень).
Во многих случаях, где есть явный антифразис, аргументация характеристики, выраженной на поверхности, «в числителе», относится формально к буквальной оценке, но по существу – к ее антониму, и таким образом, перевернутые причинно-следственные отношения прикрывают нормальные. Ср:
Какой милый человек! Ограбил фирму, да еще и друга подставил; Какая интересная новая идея. Прямо из школьного учебника.
В уже приведенном примере из Гоголя: Прекрасный человек Иван Иванович. Он очень любит дыни – нет явного антонимического значения ‘плохой’, ‘скверный’, хотя насмешка от этого не менее острая. И абсурдная аргументация относится только к буквальной оценке, к «числителю». Ср. также:
Чтоб еще более показать читателю образованность П*** пехотного полка, мы прибавим, что двое из офицеров были страшные игроки в банк и проигрывали мундир, фуражку, шинель, темляк и даже исподнее платье, что не везде и между кавалеристами можно сыскать (Гоголь, Иван Федорович Шпонька и его тетушка).
Доказательство образованности офицеров нелепо, но выразить эту иронию в виде антифразиса с пояснительными отношениями нельзя: *офицеры были необразованными, потому что играли в азартные игры и могли проиграть все вплоть до нижнего белья, поскольку насмешка относится к умозаключению говорящего, устанавливающего зависимость образованности от способности не только играть в азартные игры, но и проигрывать все на свете.
Перевернутые целевые отношения в глубинной семантической структуре иронии.
Иронические отношения цели, как уже отмечалось, с нашей точки зрения, – лишь разновидность причинно-следственных отношений.
Сама по себе цель редко может быть объектом иронии и насмешки. Как правило, наблюдается смысловая несогласованность цели и того действия, которое является ее средством. Приведу некоторые примеры.
Одержав много побед Александр [Македонский. – О.Е.] впал в сильное самовластие. Однажды друг его Клит, спасший ему когда-то жизнь, упрекнул его в неблагодарности. Чтобы доказать противное, Александр собственноручно убил Клита (Тэффи, Из «Всеобщей истории, обработанной “Сатириконом”»);
Сказано в путеводителе [по Германии – О.Е.]. если вы мужчина «меньшевик», и нашли себе приятеля и прилегли в парке на газон, обменяться своим богатым, внутренним миром, и вдруг полицейский, то не спешите вскакивать и поправлять одежды (Мир новостей, 27.07.04);
Весь мир желают сгладить
И тем ввести равенство,
Что все хотят загадить
Для общего блаженства
(А.К. Толстой, Баллада с тенденцией);
Если из всех приведенных высказываний убрать действие – средство, то оснований для иронии и, следовательно, насмешки не будет.
Если буквы еще не умеешь читать
Открывай-ка букварь и зубри алфавит.
Надо многое знать и немало уметь,
Чтобы мелом писать на заборе слова
(Григорий Остер, Вредные советы – 2).
Лишь в одном из них – «чтобы обменяться своим богатым внутренним миром» – сама цель сформулирована иронически за счет выспренности выражений, но издевательский характер высказывание получает лишь в сочетании с действием-средством достижения этой цели.
Ироническое представление цели, как и причины, может быть основано 1) на ее [цели] нелепости, абсурдности или 2) на ее неправдоподобности, когда говорящий вместо истинной цели объекта иронии называет цель, в которую невозможно поверить. Ср.:
1. Отец мой, будучи по профессии купцом, не обращал на меня никакого внимания, так как по горло был занят хлопотами и планами: каким бы образом поскорее разориться? (Аверченко, Автобиография); Глина на них [домах. – О.Е.] обвалилась от дождя; крыши большей частью крыты тростником, как обыкновенно бывает в южных городах наших; садики, для лучшего вида, городничий давно приказал вырубить (Гоголь, Коляска).
2. Но значительное лицо, совершенно, впрочем, довольный домашними семейными нежностями, нашел приличным иметь для дружеских отношений приятельницу в другой части города (Гоголь, Шинель).
В первом случае насмешка имеет объектом глупость городничего, даже если он не ставил откровенной цели «улучшить вид» посредством уничтожения садиков: для чего бы ни отдан был такой приказ, он свидетельствует о самодурстве и глупости городничего. А ставить целью собственное разорение – абсурдно.
Во втором осмеивается наивная маскировка истинной цели объекта иронии, как и истинной причины в похожем примере: На дому его [частного пристава. – О.Е.] вся передняя… была установлена сахарными головами, которые принесли к нему из дружбы купцы (Гоголь, Нос).
При этом наивность – маска самого иронизирующего.
Несколько иной вид иронических целевых отношений – случаи, когда действию, вообще не способному иметь цель, она насмешливо приписывается. Она (цель) как бы предполагается в мыслях объекта насмешки: Нежное солнце, для удовольствия семьи Доррит, озаряло венецианские каналы и римские развалины (Ч. Диккенс, Крошка Доррит, пер. Е. Караваевой).
Причинно-следственные отношения при иронических заголовках.
Известно, что нередко ирония содержится в заглавиях рассказов разных авторов или в названиях газетных статей.
Содержание всех рассказов с ироническими заголовками фактически выражает антиаргументацию названия.
Некоторые примеры.
Тэффи: Утешитель; Святой стыд; Вендетта; Тонкая психология; Демоническая женщина; Мудрый человек и др.
Чехов: Дипломат; Злоумышленник; Беззащитное существо; Брожение умов; Глупый француз; Светлая личность и др.
Зощенко: Аристократка; Европеец; Светлый гений; Свинство и др.
В тех случаях, когда ирония содержится в заголовках рассказов, перевернутые причинно-следственные отношения оказываются между заглавием и содержанием рассказа.
При этом, хотя и здесь чаще встречаются характеристики со знаком плюс, отрицательные оценочные слова в заглавиях находятся в тех же отношениях с содержанием рассказов: обоснование смысла заглавия – это антиаргументация. Ср., например, «Свинство» (Зощенко), «Злоумышленник», «Глупый француз» (Чехов) и др. Так в рассказе Зощенко «Свинство» герой, от имени которого ведется рассказ, заклеймил поэтов, которые «растрачивают свою фантазию на рифмы да стишки» вместо того, чтобы «издать книжку с полным и подробным перечислением новых имен» (Окрябрина и т. п.). А героиня рассказа Тэффи «Вендетта» съела всю коробку конфет, которую прислал «сопернице» ее неверный поклонник, и тем «отомстила» обоим.
Итак, в основе глубинной семантики иронии всегда находятся перевернутые причинно-следственные отношения, в которые мы включаем и целевые, и условные, и уступительные. При этом алогичность (перевернутость) может быть представлена в виде абсурдных связей (не бывает весело, если нет денег, а зарплату не дают, никто не крадет с голоду миллионы долларов, не убивают друга из чувства благодарности и т. д), либо фальшивых, когда истинные смысловые связи подменяются другими, в которые говорящий якобы верит (якобы верит в то, что купцы нанесли городничему массу голов сахару из дружеских чувств, что для дружеского общения «значительное лицо» имел женщину подальше от дома, и, следовательно, от жены и т. п.). Но и в том, и в другом случае семантика иронии имеет общую основу.
4. Ирония и насмешка
Известно, что ирония чаще всего содержит насмешку и чаще всего насмешка является целью иронии. Как уже отмечено, это бывает отнюдь не всегда при очевидной ироничности текста, но все же насмешка – очень важная функция иронии, поэтому попробуем проанализировать направленность насмешки в иронических высказываниях.
Направленность насмешки в иронических текстах.
Прежде всего надо подчеркнуть, что насмешка ire может быть направлена ни на предмет, ни на ситуацию как таковую. Она всегда направлена на лицо, всегда на человека. Ироническое обозначение предмета – это не насмешка над предметом. Это или шутка или насмешка над человеком. Когда половую тряпку иронически называют ковром, а постеленную на стол газету – скатертью – это не насмешка над предметами и ситуацией, а либо самоирония, либо шутка, не содержащая насмешки.
Направленность насмешки в иронических текстах.
Прежде всего надо подчеркнуть, что насмешка ire может быть направлена ни на предмет, ни на ситуацию как таковую. Она всегда направлена на лицо, всегда на человека. Ироническое обозначение предмета – это не насмешка над предметом. Это или шутка или насмешка над человеком. Когда половую тряпку иронически называют ковром, а постеленную на стол газету – скатертью – это не насмешка над предметами и ситуацией, а либо самоирония, либо шутка, не содержащая насмешки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента