Онойко Ольга. Море имен

   – Я этим больше не занимаюсь, – сказал Алей.
   – А почему? Если не секрет, – Осень обернулась к нему.
   Алей помолчал.
   – Потому что, как ты сказала, это чит-код, – ответил он. – А мы в этой игре не разработчики. Мы не знаем закономерностей. У лайфхакеров есть суеверия… и неплохо развита интуиция. Взламывать Предел приятно. Это всегда красивая задача, которую приятно решать. Приятно, что человек до безумия счастлив благодаря тебе. Но чем дальше, тем меньше мне нравилось то, что я делаю.
   Осень ничего не ответила, и он спросил:
   – Осень, а почему Старица подпадает под договор о неразглашении? – и неуверенно улыбнулся: – Это коммерческая тайна?
   – Это не коммерческая тайна, – сказала Осень. – Это просто тайна.

* * *

   Алей взял прутик и стал рисовать на песке. Он ни о чем не думал. Рука сама собой вывела дом, дерево, реку с лодкой.
   – Я теперь, выходит, посвящен в тайну?
   – Выходит, так.
   – А как она появилась? Или ты тоже не знаешь?
   – Почему? Знаю, – Осень вытянула ноги в тонких джинсах. – Старицу нашли случайно. Человек просто работал, проверял качество поиска после смены алгоритма и попал сюда.
   – Нашел уязвимость системы?
   – Можно и так сказать. Для этой системы предусмотрена уязвимость. Так же, как для человека – возможность сломать Предел. – Осень сплела пальцы в замок. – Доступ к Старице включен по умолчанию, это одна из основных бонусных опций бытия. Но попадать сюда положено не с помощью простого перебора смыслов, а как-то иначе… И на нас вышли.
   – Кто?
   – Те, кто администрирует этот сервер.
   Алей усмехнулся.
   – У меня нет допуска к информации?
   – Верно, – без улыбки сказала Осень и добавила: – Я подозреваю, что они подкинули нам код нарочно. Потом они пришли и договорились… В общем, возможность пользоваться Старицей для рабочих надобностей – это своего рода поощрение, которое мы получаем за то, что выделяем ресурсы на борьбу с чужими документами. У Ялика огромная посещаемость, так что это важно. Диффузия параллельных миров в Интернете – это проблема и для них тоже.
   – Это вселенских админов Иволга консультирует на полевых операциях? – поинтересовался Алей.
   – Да. – Осень опустила ресницы и негромко сказала: – На всякий случай… Алей, в случае утечки информации доступ по этому паролю закроют, а с тобой может случиться что-то плохое.
   Алей замахал руками.
   – Осень! Понимаю, не маленький!
   Осень поглядела на него, улыбнулась и вдруг сказала совсем другим голосом, легко и по-женски лукаво:
   – Уменьшительное от моего имени будет Сеня. Потому что Ося мне не нравится. А «Ось» – это вообще ужасно.

* * *

   Скользя взглядом по спискам поисковых запросов, Алей думал об Осени. Она обещала прийти вечером. Поляна сварила борщ и пожарила мясо, сам он пропылесосил ковер, подмел в коридоре и принес апельсинов…
   …Апельсины. Собака. Ленька.
   Иня.
   Сердце екнуло снова.
   Алей болезненно зажмурился. Он полночи думал о выходке отчима и об Инее. Никакого толку от этого не было, одна бессонница, но не удавалось выбросить из головы тяжелые мысли. Алей чувствовал вину – за то, что уговорил мать выйти замуж, за то, что редко навещал ее в новом доме, что не разговорил молчуна Иню, не понял сразу, что за человек Шишов… «Надо прийти завтра и разобраться с Шишовым», – в который раз подумал Алей и вспомнил: прежде чем выяснять с отчимом отношения, нужно поговорить с матерью. Она придумала себе христианское смирение, вольно ли, вынужденно ли – чтобы выучиться жить с самовлюбленным хамом… теперь «смирялась»: терпела и всячески выгораживала мужа.
   Алей стиснул зубы. Чем больше он старался успокоиться, тем сильнее нервничал. Нужно было сохранять присутствие духа. Иначе он просто рисковал все испортить своим вмешательством. Если Шишов взбесится… С него потом станется сорвать злость на безответных матери и Инее. Значит, нужно придумать, как решить дело миром… От нервного напряжения Алея всегда начинала бить дрожь, а Шишов и без того был втрое его тяжелее и вдвое шире в плечах.
   Никогда Алею не было так мерзко от сознания, что он не может дать в морду.
   Он медленно положил на стол листы распечатки и вдруг понял, что толком не прочитал последние три: автоматически скользил глазами по коротким строчкам, но мысль витала где-то далеко. Если в списках и были семантические ловушки, он их пропустил.
   Алей вздохнул и принялся перечитывать страницы.
   Среди бесчисленного поискового спама эти страницы выделила текущая версия семантического фильтра. Написали версию недавно, толком еще не настроили, и оставалась довольно высокая вероятность того, что распечатка в руках Алея совершенно безобидна. Тем важнее было в этом удостовериться.
   Интереснее, конечно, было бы проверять осмысленные документы. Но этим занимался другой аналитик из проекта Осени – Светел Тишин, лингвист и историк, удивительный дедушка с бородкой клинышком и в пенсне. Интеллигент старой школы, он точно сам вынырнул из иного мира и времени. Только лайфхакером он не был и, вылавливая тончайшие культурные несоответствия, не способен был увидеть простейшую семантическую ловушку…
   Осень по секрету рассказала Алею, что материальный тоннель появлялся дважды, просто Ворон Вежин не знал про второй раз. Стародубцев лично спасал дедушку, угодившего в место, совершенно неописуемое, но, по его словам, очень уютное. «Его там чаем угостили», – сказала Осень, и в глазах ее замерцали веселые искорки. Алей поинтересовался, почему происшествие утаили от Броненосца, и с него тоже взяли на всякий случай клятву молчания: Светел Тишин приходился Ворону тестем и очень боялся, что дочь начнет волноваться и стыдить его за рассеянность.
   Гипотетически чужой спам, гипотетически полный ловушек, оставался Алею.
   Он еще раз просмотрел три последние страницы и с чистой совестью положил их в стопку «свои».
   Стопки «чужие» на столе так и не появилось.
   Опасные файлы теоретически могли создать и местные спамеры. Неделю назад Алей обнаружил семантическую ловушку в стопроцентно здешнем документе. Природа ловушек, насколько он понял из объяснений Осени, заключалась в рассечении семантической сети. Кодовая цепочка, уводившая на берега Старицы, инициировала два нарушения структуры: подготовительное полурассечение на строчке из стихотворения Ахматовой и полное рассечение на словах «солнце гудит». Полюбопытствовав, Алей залез в энциклопедию и нашел, что Осень употребляет понятие «семантическая сеть» не в прямом значении.
   – Да, – сказала та. – На то есть причины. Можешь пользоваться понятием «ассоциативная атмосфера», если больше нравится. Когда у тебя будет полный допуск, я расскажу про якоря.
   – Якоря, – повторил Алей с улыбкой. – У вселенских админов есть якоря? Они плавают по Реке имен? Мне становится страшно при мысли, на что похожи их сервера… и на каких осях они подняты. А вселенские коты бывают?
   Осень улыбнулась и отпила кофе.
   В тот вечер они сидели у окна в маленькой кофейне. Высокие окна в узорных переплетах выходили в сад; тени сгущались, на столе тепло светилась желтая лампа.
   – Ты настолько далек от истины и настолько к ней близок, что голова кругом, – сказала она. – Давай пока оставим эту тему.
   – Ну хорошо, – упорствовал Алей. – А про параллели можешь рассказать? Какие они? Что там?
   – Ты бука, – сказала Осень. – Ладно, любопытный. Один из запросов по другой параллели был «купить таджика».
   Алей поперхнулся.
   – То есть как – купить?
   – В прямом смысле.
   – То есть, – все не мог осознать Алей, – в одной из параллелей… в одной из реальностей, где существует Интернет, есть… крепостное право?
   Осень пожала плечами.
   – Вот тебе другой запрос: «сословный состав студентов вузов 2008—2009 год». Сословия тоже есть.
   – Но вуз – это же советский неологизм… кажется.
   – Я в той параллели лично не была, – сказала Осень. – Думаю, это не наше дело – как они там устроились. Кстати, в одной из параллелей, в той же самой или другой, я не знаю… там вместо матичек у людей – отчества.
   – Отчества?
   – По отцу именуются. Вот твоих родителей как зовут?
   – Ясень и Весела.
   – Значит, был бы ты там не Алей Веселин, а Алей Ясеневич.
   – Ясеневич? – переспросил Алей, улыбаясь. – Забавно.
   – Таким образом, запросы типа «Семен Петрович Кошкин» отсекать легче всего – в нашем мире не может быть такого человека… Чаще всего лихорадит домен .su, сам понимаешь, почему. Но та параллель достаточно хорошо изучена, тамошние документы у нас уже почти не попадаются.
   – Там не распался Союз?
   – Да. Можешь представить, что было с людьми, чье сознание затягивало туда.
   – Галлюцинации?
   – Или просто ощущение острейшего разлада с действительностью, – и она нахмурила золотую бровь. – Я чувствую разлад с действительностью. Кажется, мы все еще на работе. Алик, скажи что-нибудь романтичное.
   …«И что она во мне нашла?» – подумал Алей, возвращаясь к распечатке. Осенью нельзя было не восхищаться, но сам он никогда не решился бы завести с ней роман. Она казалась слишком отстраненной и спокойной, слишком разумной и идеальной; разве у управляющей программы могут быть простые человеческие чувства?
   Получилось так, что это она его выбрала. Взяла дело в свои руки. Как-то после работы Алей с Осенью вместе шли к метро, обсуждая настройки фильтра, разновидности ловушек и прочие столь же неромантичные вещи, а когда настало время прощаться, она вдруг улыбнулась – так, как улыбалась на берегу Старицы – и пригласила его в кино в воскресенье. Алей растерялся и согласился, Осень кивнула и исчезла в дверях метропоезда…
   И роман у них выходил странный, не такой, какие бывали у Алея прежде. Ему нравились девушки, похожие на Поляну, – милые простые болтушки, уютные и понятные. С ними было легко. С Осенью было по-иному. Она не жеманилась, не имела вкуса к капризам, недомолвкам и беспричинным обидам, но зато с нею не получалось и расслабиться, поболтав о пустяках. Она заставляла держать разум в тонусе: не теплая кошечка, а фиал с таинственной мудростью.
   Алей не мог понять, что он чувствует к ней. Порой он предполагал, что очарование Старицы и восторг, который он испытал во время первого рейда, неразрывно связались в его сознании с образом Осени, и влюблен он на самом деле не в девушку, а в загадочные интерфейсы вселенских админов. Но не с интерфейсами и не с семантическими же пространствами он разговаривал часами по телефону, ICQ и просто с глазу на глаз, не идеальными прообразами вещей любовался. Не стоило сбрасывать со счетов и то, что Осень была упоительной любовницей.
   Она обещала прийти этим вечером.
   Алей улыбнулся, и мысли его потекли в ином направлении.
   Осень говорила, что, находясь возле Старицы, можно найти ответ на любой вопрос. Ворон Вежин сказал, что никому еще не удалось разобраться в устройстве самой Старицы, найти все функции ее интерфейса. Почему? Известно, что из Старицы нельзя выйти в Реку – доступ заблокирован. Но закрыта ли возможность найти пароль? «Что сказал Броненосец? – припоминал Алей. – Что это может у кого-то получиться… значит, это не запрещено».
   Потом его осенило.
   Он вспомнил, что – теоретически – к Старице может попасть любой человек. «Стало быть, – подумал Алей, чувствуя, как проносится от уха к уху жгучая искра, знак верной догадки, – стало быть, админы Старицы не блокировали доступ: они доступ открывали. Это демо-версия, она дает крайне ограниченные возможности. Если попасть к Старице естественным путем… но как попасть к Старице естественным путем?!»
   Этот вопрос уж точно задавал себе не только он. Алей предполагал, что немало умов и немало лет было посвящено решению проблемы, и наверняка перебраны уже все очевидные варианты. Еще никто не ступал на берег Старицы без использования дареной уловки… Осень сравнивала кодовую цепочку с цепочкой взлома Предела. Откровенно говоря, Алей не считал, что сравнение справедливо. Пусть до Пределов способен добраться далеко не каждый, пусть лайфхакеров считаные единицы, но рядом с тайнами Старицы эти задачи кажутся мелкими, слишком простыми…
   Самым поразительным во всем этом оказывалась структура параллелей, которая на деле не имела ничего общего с теорией Эверетта-Дойча. Алей пришел к выводу, что Ворон Вежин поминал физиков исключительно солидности ради и еще затем, чтобы подготовить почву. Слушая Ворона, Алей предположил, что раз Ялику десять лет, то и точки расхождения контактных вселенных не могут быть старше.
   Но отчества вместо матичек! Невозможно было представить, насколько давно разошлись параллели, – и в то же время там, в этом неимоверно далеком мире, некоторые районы Листвы носили привычные имена. Теплый Стан, Воробьевы горы, Охотный Ряд… сама Листва называлась иначе, но все это в любом случае представлялось крайне нелогичным.
   …Алей положил на стол последний лист из оставленной Вороном распечатки. Ни одной ловушки при простом чтении он не нашел. Фильтр дал ложную тревогу? Это вполне вероятно. Все просто…
   Что-то не позволяло счесть задачу решенной.
   Алей в задумчивости сложил ладони у губ.
   Перечитывать списки еще раз было нерационально: на сегодня имелись и другие задачи, а времени оставалось все меньше.
   Значит, предельный поиск.
   Ловушка. Опасность.
   Опасный контент в Интернете. Зловредные файлы.
   Вирус.
   Вирусный маркетинг. Вирус как микроорганизм. Риск заражения.
   Товарно-денежные отношения. Вирусная инфекция.

* * *

   Поток расщепился. Алей крепко зажмурился: удерживать одновременно два русла ассоциативного потока было тяжело.

* * *

   Игра на бирже. Женщина – опасная игрушка.
   Курс валют. Кожвендиспансер.
   Доллар. Шлюхи.

* * *

   На этом цепочка внезапно закончилась. Алей изумился: несмотря на абсурдность итога, интуиция уверяла, что это и есть ответ. Валютные проститутки? Чушь какая-то… Первым же запросом в списках честно значилось: «курс доллара» – и ничего криминального в нем не было.
   Алей устало перевернул страницу и наткнулся на шлюх: порнозапросы шли сплошным потоком.

   Лучшие сиськи
   Негры пялят
   Проститутки Листвы фото отзывы
   Мальчик нежно целует азиатку
   Суку выпороли ремнем
   Доллар умер
   Девочку заставили
   Порноролики

   И Алей взялся за голову: задумавшись о высоком, он умудрился пропустить классическое рассечение сети.
   Вздохнув, он обвел непотребную ловушку маркером, с долей раздражения отложил лист и мгновенно забыл о нем, углубившись в базу задач.

* * *

   «Надо отпуск попросить на время экзаменов, – думал Алей, шагая к метро, – а то никаких нервов не хватит. Так, две курсовые сделаны, еще две осталось… в воскресенье одну добью».
   Потом он подумал, что фильтр надо перенастроить – он работает почти вхолостую. В распечатке на сорок листов отыскалась одна-единственная несчастная ловушка, а кроме того, Алей готов был поклясться, что файл создан здесь, а не в какой-то другой параллели.
   Сама по себе ловушка не представляла опасности, тем более – затерянная в глубинах спамерских файлов, участь которых в любом случае была незавидна: их выкидывали из индекса. Даже оказавшись в осмысленном документе, ловушка не могла натворить особых бед.
   Она всего лишь увеличивала риск.
   «Язык, – цитировала Осень кого-то из маститых гуманитариев, – инсталлирует в мозг образ мироздания… Мы мыслим стереотипами, устойчивыми образами, заученными фразами. Это нормально. Наш мозг не способен постоянно обсчитывать всю информацию, поступающую с рецепторов. Невозможно каждую секунду воспринимать реальность как совершенно новую. Стереотипы – это конспект мира, разметка, которая помогает в нем ориентироваться. Частотные запросы к поисковым системам – квинтэссенция такого конспективного мышления. Они создают образ абсолютно понятной материальной вселенной. А семантическая ловушка разрушает гладкое, простое течение слов. Помимо сознания она вкрадывается в память как вирус и открывает доступы, которые по умолчанию закрыты».
   Чем больше ловушек застревало в памяти юзера, тем выше были его шансы заметить отличие чужого документа от здешнего и вдуматься в эту чуждость – или даже увидеть в знакомом переулке материальный тоннель. Разрушительные последствия для психики в том и другом случае были почти равны друг другу.
   Светел Тишин предполагал, что так можно не только калечить, но и лечить – хотя бы исправлять последствия. Только проверять эту гипотезу было слишком опасно, да и некому.
   Алей надел наушники и спустился в метро, оставив все мысли на поверхности.

* * *

   Против обыкновения, баба Медя не сидела на любимой скамейке; Алей даже удивился, а потом услышал ее громкий голос и приметил, как она вдали за гаражами гуляет с внучкой.
   Вечер выдался светлый, безмятежный и будто бы сладкий, как карамель. Меж тихих деревьев плыли солнечные лучи. У дверей подъезда лежала белая кошка и внимательно смотрела прозрачными ледяными глазами. Кошка была незнакомая и очень строгая с виду, Алей не рискнул с нею заигрывать.
   За дверями распахнулась темнота, почти непроглядная для привыкших к солнцу глаз. На одном дыхании взбежав на этаж, Алей едва не налетел на брата.
   Иней сидел на полу у дверей квартиры, руками и ногами обняв школьный рюкзак. Он не повернул головы – так и смотрел в стену, безразлично и внимательно, как белая кошка.
   «Вот те раз», – озадаченно подумал Алей. Он обрадовался, что Иней не остался сидеть взаперти в квартире Шишова: то, что мальчишка сам пришел поговорить – хороший знак. Но сегодня он ждал Осень… Иней про нее еще ничего не знал. Неудачные получались обстоятельства для знакомства, совсем неудачные. Хуже не придумать, чем просить девушку уйти. «Осень-то поймет, – подумал Алей. – Но Иня… он же ко мне с горем своим пришел, расстроенный весь, а тут чужой человек, да еще и девушка. Он застесняется…»
   Стесняться было чего – даже на взрослый Алеев взгляд. Неведомо, что взбрело в голову Шишову, где он нашел такого косорукого цирюльника, но мальчишку не просто побрили как новобранца, а оставили, точно в издевательство, гнусную жидкую челочку. «Не замечу», – решил Алей.
   Он покусал губу – и улыбнулся.
   – Толстый! – весело сказал он. – Ты чего тут делаешь?
   Иней перевел на него взгляд.
   Не был он толстым, даже пухленьким не был, но по сравнению со старшим братом казался приземистым и коренастым. Алей в шутку обзывался Толстым, когда хотел немножко его растормошить. Иней мог так замечтаться, что ничего вокруг не видел и не слышал…
   – Я со дня здоровья ушел, – медленно ответил брат.
   В раскосых глазах Инея точно тьма стояла. У Алея морозец подрал по коже.
   – Ты хоть обедал? – спросил он как можно беспечней.
   – Не-а.
   – Ну, чего сидишь? – Алей отпирал дверь. – Пойдем лопать.
   Иней помедлил, потом все же встал и шагнул за Алеем. Он тащил рюкзак за лямку, и рюкзак бил по ногам. Иней будто не замечал этого.
   – Разувайся, руки мой, – бодро велел Алей и шмыгнул в комнату.
   С трудом попадая пальцами по кнопкам мобильника, он вызвал номер Осени. Та наверняка уже вышла из метро. Алей сознавал, что это непростительное хамство – вот так сейчас просить ее «не приезжай», но приходилось выбирать меньшее из зол. Иней был не в порядке. Совсем не в порядке.
   В ванной шумела вода.
   «Осень поймет», – мысленно повторил Алей, беспокойно барабаня пальцами по подоконнику.
   «Аппарат абонента выключен или временно недоступен».
   Алей тихо выругался.
   Сердце неприятно колотилось. Чаще и чаще.
   Шаркая, прошел по коридору Иней – из ванной на кухню. Сел на стул.
   «Стартовать цепочку, – подумал Алей, цепляясь за эту идею как утопающий за соломинку. – И… найти нужные слова. Только я же не знаю, сколько времени это займет. Рехнуться можно… никто, наверное, не использовал предельный поиск для такого».
   Не было времени.
   Стараясь не смотреть на Инея, Алей направился мимо него к холодильнику. Открыл дверцу и застыл, уставившись внутрь. «Сейчас, – думал он, – сейчас сообразим…»
   – Аля? – тихонько сказали рядом.
   Алей выпрямился. Попытался улыбнуться: нервно дрогнули углы губ, но получилось. Совладав с собой, он с облегчением заметил, что выражение лица Инея переменилось.
   – Что, Иня?
   – Ты пельмени варить будешь?
   – Что?.. А! Нет, – Алей улыбнулся уже легче, – ко мне Поляна приходила, хавчика наготовила. Вот, борщ настоящий!
   Иней внезапно рассмеялся – напряженным, звенящим сквозь слезы смехом.
   – Знаешь, чего баба Медя говорит? – сказал он. – Наш, говорит, Алечка в людях не пропадет, он такой тощий (Иней, передразнивая бабку, произнес «тошшай»), худенький мальчик, что его каждому покормить хочется.
   – Баба Медя скажет, – фыркнул Алей.
   Он разлил борщ по тарелкам, поставил их в микроволновку и сел, облокотившись о стол. Руки все еще дрожали, пусть почти незаметно. Идея стартовать ассоциативный поиск так и не ушла: Алей по-прежнему не знал, что говорить.
   – А нам оценки четвертные объявили, – сказал Иней.
   – И как у тебя дела?
   – У меня по математике тройка. А так все пятерки и четверки.
   Алей задумчиво потеребил нижнюю губу, потом враз надулся и пригорюнился.
   – Горе ты луковое! – с наигранным унынием сказал он и закатил глаза. – У тебя такой брат! Всю школу на доске почета висел! А у тебя тройка по математике. Тьфу!
   Иней опустил голову.
   – В году четверка выходит, – виновато ответил он и вдруг вскинулся: – Аля, позанимайся со мной, а?
   – Когда, летом?
   – Ну да.
   – Толстый, ты чего? – изумился Алей. – Летом надо отдыхать.
   – Да ну… – неопределенно сказал Иней.
   – Летом надо отдыхать и набираться сил, – наставительно сказал Алей. – А вот со следующего года чтоб никаких троек!
   – Ага. Аля… – Иней моргнул, помялся; Алей наклонился к нему, – а меня перевести хотят в другой класс.
   Алей на миг задержал дыхание. «Хорошо, что мне об этом Ленька рассказал, – подумал он. – Всегда лучше знать заранее».
   – Никто тебя не переведет, – твердо заверил он. – Я сказал.
   Иней вздохнул и умолк.
   Алей покусал губу. Не стоило тянуть время. Иней был по натуре парень замкнутый и не то что жаловаться – разговаривать с людьми не любил. Если заболтать его всякой чушью, пытаясь развлечь, есть риск, что он вообще передумает и так и не расскажет о своей беде…
   – Ну что ты, Инька? – тихо спросил Алей. – Мама с дядей Левой ругаются?
   Лицо брата потемнело.
   – Нет. Не ругаются, – сказал он таким голосом, что ясно стало: лучше бы ругались.
   – А что?
   – Алька, возьми меня к себе жить.
   Алей оторопел. Этого он не ждал.
   Иней слез со стула и стоял посреди крохотной кухоньки, умоляюще глядя на брата.
   – Но… – начал Алей и смолк. Он не знал, что ответить. – Ты чего, Толстый? – грустно сказал он. – Я же учусь, работаю, дома почти не бываю. Кто тебя кормить будет?
   – Я сам! – выпалил тот.
   – Пельменями питаться? Тебе расти надо, нормально есть.
   – Аля, пожалуйста! – Иней подошел вплотную, дотронулся до его рукава.
   – Инька, – Алей заглянул ему в глаза. – Я же не мама. Ты пойми. Ты тут будешь один сидеть, не смогу я с тобой возиться. А если случится что – а меня нет?
   – Я тихо буду, Аля.
   – В Интернете станешь сидеть целыми сутками, в игрушки играть?
   – Не стану, – ровно сказал Иней. Губы его сошлись в ниточку. – Аля, вот хочешь, поклянусь? Я все буду делать, как ты скажешь. Я мешать не буду. Если вдруг что… если я хоть четверку получу – ты меня сразу выгонишь.
   – Толстый, ты с ума сошел.
   – Не сошел, – сбивчивым шепотом заговорил Иней, схватив его за руку, – не сошел, Аля, я же… Аля, он меня постриг, а я не хотел, я хотел, чтоб как у тебя было… Аля, он хочет, чтоб я его папой называл! Чтоб я фамилию поменял, Алечка! Иней Шишов, блик, как это клево!..
   Он задохнулся и умолк. Черные глаза беспокойно блестели, слезы плыли по ресницам.
   Алей закрыл лицо ладонью.
   – Тьфу ты… – пробормотал он.
   – Алечка, – беспомощно, отчаянно повторил Иней.
   – А о маме ты подумал?
   Наступило молчание. Даже холодильник перестал гудеть. Звякнул таймер микроволновки. Алей поднялся, достал горячие тарелки. Иней стоял возле стола, опустив голову, бледный восковой бледностью. Невыносимо было на него смотреть. «Нельзя так, – думал Алей, – нельзя же так», – и сам не понимал, чего именно нельзя.
   – Давай поедим, – сказал он наконец. – А потом я маме позвоню и скажу, что ты у меня переночуешь.
   Иней вскинулся, быстро смахнул слезы, улыбнулся несмело.
   – А там посмотрим, – строго и печально добавил Алей. – Утро вечера мудренее.

* * *

   Над чаем Иней совсем успокоился и даже как будто перестал замечать присутствие брата, погрузившись в свои таинственные размышления. С ним такое случалось. Неприметный, неслышный, он замирал над тетрадью, над книгой, над монитором с надписью «game over», и даже дышал, кажется, медленнее, чем положено.
   Спрашивать, о чем он думает, нельзя было ни в коем случае – Иней односложно отвечал, что ни о чем, и начинал шарахаться от любопытных. Только Клен знал тайну. Алей в ту пору, когда работал репетитором, пробовал шутки ради выпытать ее у Комарова. Но болтун Комаров, должно быть, поклялся молчать. Не по возрасту ловко он переводил разговор на другие темы. Славный парень Ленька…