Онойко Ольга. Море имен

   – Аль, – внезапно сказал Иней. – А поставь папу?
   – Ага, – с готовностью ответил Алей, – сейчас.
   Он давно оцифровал все старые видеозаписи, на которых был Ясень, даже самые короткие и бестолковые, – там, где отец проверял, работает ли камера. Ясень на них корчил рожи и говорил смешные глупости.
   Качество видео было никудышным, никакими программами не поправить, но звук Алею удалось вычистить. Ясень неплохо пел. Алей страшно жалел, что отец не записывал свои песни; чаще он пел чужое, но сочинял и сам. Песен было гораздо больше, чем сохранилось на видеозаписях. Алей помнил из них какие-то обрывки строк. Целиком осталась только одна, эта – «Зеленым-зелено пламенел лес».

 
…в земляничной глуши заяц рыскал.
Был с небес глас,
И шептал бес:
«Не живи тихо, не летай низко!»

Если сила нужна, то бери вес.
Не бывает удачи без риска.
Забирай приз,
Обходись без,
Не живи тихо, не летай низко!

А приходит пора – надо знать честь,
И со всем рассчитаться по списку:
Выходил в плюс,
Не туда лез,
Не живал тихо, не летал низко!
 

* * *

   Ясень сидел на старом, выцветшем до серого цвета диване бабы Зури – диван этот давно выбросили, теперь вместо него была тахта, – а баба Зуря стояла у стены, скрестив на груди руки, донельзя довольная сыном. Темно-вишневая гитара гремела в Ясеневых руках, сам он улыбался во весь рот и пел-кричал слова с таким вкусом, что невозможно было не подпевать.
   – Не летай низко! – шепотом повторил Иней. Он пожирал отца глазами и даже разрумянился чуть-чуть.
   Алей отвел взгляд. Томило в груди. «Папа не летал низко, – в тоске подумал он, откидываясь на подголовник кресла: люстра на потолке была старая-старая, та же, что на записи. – Папа не жил тихо. Папа… если бы ты был жив».
   Гулко загремел дверной звонок.

* * *

   Осень переступила порог.
   На ней был светлый деловой костюм, в золотых волосах запутались искры, и в темной прихожей как будто стало светлее.
   – Привет, Алик, – сказала она. – Извини, что не позвонила, у меня телефон разбился. Прямо в сумке, кажется, в метро о поручень. Придется новый покупать.
   – Привет, – туповато ответил Алей.
   Он умудрился совершенно о ней забыть.
   Из комнаты вышел Иней.
   – Привет, – Осень улыбнулась ему, глянув мимо Алеева плеча. – Алик, это кто?
   – Это брат мой, Иней.
   – Иней? Вы очень похожи.
   Алей медленно обернулся. Иней стоял посреди коридора, глядя на Осень безо всякого выражения, как маленький робот. Алей пробормотал:
   – Инь, это Сеня, Осень. Мы работаем вместе. Вот, она в гости пришла… мы давно договорились.
   Иней молчал.
   Алей задержал дыхание, как перед прыжком в воду.
   – Осень, – тихо сказал он, – пойдем выйдем, мне тебе кое-что сказать надо, – и добавил громче: – Иня, я щас приду!
   …не получилось.
   – Ладно, – сказал Иней равнодушно и чуть грубовато, – я пошел, – влез в расшнурованные ботинки и рывком поднял с пола рюкзак.
   Ни на кого не глядя он вывалился в открытую дверь, задев Осень плечом, и скрылся на лестнице, не обернувшись.
   Алей беспомощно смотрел ему вслед. Потом закрыл глаза и прислонился спиной к стене.
   – Что-то случилось? – Осень коснулась его руки.
   – Беда, – Алей вздохнул, не открывая глаз. – Брат… С отчимом поссорился.
   – Это нормально, – Осень легонько сжала его пальцы. – Твоя мама не так давно вышла замуж?
   – Полгода.
   – Ему тяжело. Он уже совсем большой, привык жить втроем с вами.
   Осень мягко переступила с ноги на ногу, выскальзывая из туфель, и стала ниже Алея. Тот обнял ее.
   – Ты грустишь, – утвердительно сказала Осень.
   – Да.
   – Что мне лучше сделать сейчас? Уйти, отвлечь тебя, утешить? Но я плохо умею утешать.
   Сейчас, говоря о чувствах, она как никогда походила на компьютер… Алей понимал, что ее слова искренни. Он вздохнул, зарываясь лицом в ее мягкие благоуханные волосы.
   – Только уходить не надо, – сказал он. – Пойдем лучше поужинаем. Я думал романтический ужин устроить, даже свечи купил…
   – Подожди со свечами.
   Осень взяла Алея за плечи и медленно, легко поцеловала. Руки ее пробрались к его затылку, стянули резинку, скреплявшую хвост. Осень расчесала пальцами Алееву гриву и отступила на шаг, любуясь.
   – Так мне нравится больше, – сказала она.
   Алей усмехнулся.
   – Я похож на парня из мультика?
   – Да, – Осень, не глядя, заперла входную дверь. – Из моего любимого мультика. У него тоже был маленький брат с трудным характером.
   – У Иньки не трудный!.. тьфу ты, и правда, трудный…
   – Не переживай. Это нормально.
   – Переживать – это тоже нормально, Сень.
   – Ты прав.
   – Ничего у меня не получилось, – тоскливо сказал Алей, уставившись в потолок. – Он ко мне пришел за поддержкой. К старшему брату. А я хреновый брат. Все… провалил.
   – Прекрати. Он сам ушел. Вам обоим нужно успокоиться. Тогда вы еще раз подумаете и все решите правильно. Так?
   Алей тяжело вздохнул и сдался. С Осенью трудно было спорить.
   – Так.
   Она кивнула, улыбнулась краешками губ и притянула его к себе. Алей прикоснулся щекой к ее бархатистой щеке и застыл так. Близость Осени успокаивала. Мысли прояснились, по телу разлилось тепло. Алей смежил веки.
   – Пойдем в комнату, – сказала Осень ему на ухо, – не в коридоре же стоять.

* * *

   Монитор уже запустил заставку: на нем крутился, шевеля бахромой, точно щупальцами, логотип операционной системы. «Четыре цвета, – мелькнула смутная мысль, – четыре стихии…», – но Алей успел забыть, с чем они связаны, а вспоминать было не с руки.
   Осень откинулась на спинку дивана, улыбнулась мягко и загадочно, вытянула длинные ноги. Узкая кисть правой руки живописно легла на подлокотник, а левой Осень поманила Алея к себе. Тот уселся на ковер у ее ног, чуть сбоку, и положил ей голову на колени.
   – Хочешь апельсинчик? – пробормотал он.
   Осень наклонилась и поцеловала его в макушку.
   – Не надо меня кормить, я уже накормилась.
   – Я же знаю, что ты забываешь.
   – Заботливый, – она погладила его по голове. Алей поймал ее руку и поцеловал пальцы. Рукав блузки пах причудливыми благовониями. Алей прижал ладонь Осени к своей щеке и закрыл глаза.
   – Осень, – спросил он полушутливо, – скажи честно: что ты во мне нашла?
   – Ты очень красивый. Только очень тощий.
   Алей скис.
   – Ну вот, – проворчал он. – Приласкали.
   – Ты же знаешь, – сказала Осень, – я плохо умею это делать. Извини.
   – Ладно уж, – Алей поднялся, навис над нею, упершись коленом в сиденье, и поцеловал ее, придержав затылок ладонью. Губы у Осени были упругие, в меру влажные, в меру теплые – безупречные губы… Красивые, ловкие руки Осени огладили Алеевы плечи и грудь, расстегнули несколько пуговиц на черной рубашке, взялись за черный кожаный ремень с серебряной пряжкой.
   – Ужасно тощий, – повторила Осень со странным выражением; вероятно, это была насмешка, – но тебя это даже красит.
   – А ты, – неловко ответил Алей, – ты – идеальная.
   – Я знаю, – сказала Осень. – Меня отрисовал отличный дизайнер, – и улыбнулась ошалевшему Алею, – шучу. Иди ко мне.
   Алей сполз на пол, сел на подогнутые ноги. Осень, взглянув на него сверху вниз, медленно провела языком по губам и наклонилась. Алей осторожно снял с нее блузку, поцеловал ровные, точно из мрамора выточенные ключицы. Ее грудь мерно вздымалась… Алей погладил ее круглые колени и поцеловал левое сквозь гладкий нейлон, медленно сдвигая вверх подол юбки. На Осени были чулки с поясом и кружевное белье. Белые бедра, сжатые юбкой, манили.
   – Подожди, – сказала она внезапно.
   – Что?.. – Алей оторвался от нее, поднял голову, в тревоге гадая, не сделал ли чего неугодного или неправильного.
   Но Осень улыбалась – особенной, мягкой улыбкой. Таким ее лицо было возле Старицы. Алею вспомнился рейд: калейдоскоп ярких вспышек пронесся перед внутренним взором.
   – Я подумала, что можно совместить приятное с полезным, – сказала Осень.
   – Что?
   – Включи компьютер.
   Вот уж чему сейчас, кажется, было совсем не время.
   – Осень! – возмущенно начал Алей. – Сколько можно…
   Она подалась вперед. Улыбка ее превратилась в азартную, почти хищную; дымчатые глаза стали ясны и ярки, засверкали голубыми морскими искрами.
   – Ты помнишь кодовую цепочку? – приглушенным голосом спросила она. – Неважно, я помню. Мне всегда хотелось узнать, как это – заниматься любовью возле Старицы.
   Алей изумленно смотрел на нее, не веря своим ушам. Потом вскочил и кинулся к компьютерному столу.
   …Над ними вспыхнуло зеленое пламя.

Глава 3
Кэш

   Он проснулся внезапно, точно кто-то опрокинул ему на голову ведро ледяной воды: вздрогнул всем телом и оторопело захлопал ресницами. Какой-то миг он видел только изумрудный свет, переливчатое, колеблющееся сияние Старицы, и даже кожей ощущал не лен простыней, а упругую мягкость хвоща. Потом лучистая зелень истаяла, и свет стал золотистым – простым утренним светом.
   Ударил по ушам звон мобильника. Алей вслепую протянул руку и наткнулся на гладкую, горячую со сна спину Осени. Она уже села в постели и спустила ноги на пол.
   Осень улыбнулась и сунула телефон Алею в руку.
   – Да, – не своим голосом пробасил тот. – Я. Поляна? Утро добрым не бывает. Да, я помню. Когда? Через час?! А попозже… что, сколько? – Он рывком сел и с опаской выдохнул: – Осень, сколько времени?!
   Та кинула взгляд на часы.
   – Половина первого.
   – Блик!
   – Суббота же, Алик.
   «Половина первого, – повторил про себя Алей. – Сколько же мы… пробыли у Старицы?»
   Выйдя в рощу-интерфейс, они угодили из вечера в полдень. Солнце не показывалось над сказочной рекой, но пелена облаков была такой тонкой, что на береговой песок ложились едва приметные тени. Алей смутно припоминал: время шло, а тени не менялись – светило оставалось неподвижным. Осень предупреждала, что время в Старице отдельное… В первый раз Алей не успел спросить, насколько отдельное и какое именно, а во второй ему было не до того.
   И к тому же он совершенно не помнил, каким образом попал обратно.
   В прошлый рейд Осень велела ему закрыть глаза, потом легонько толкнула сзади в плечо, и Алей очнулся в белой переговорке над ноутбуком, а вчера… не уснули ли они прямо там, на травяном ковре?
   Осень встала.
   – Я приготовлю завтрак, – сказала она, – а потом поеду. Обещала маме сегодня навестить.
   Алей моргнул:
   – Завтрак приготовлю я!
   В тот единственный раз, когда он доверил ей кухню, прекрасная Осень умудрилась сжечь яичницу.
   – Хорошо, – легко сказала она. – Просыпайся, Алик.
   И ушла в ванную.

* * *

   За завтраком они молчали, но соприкасались коленями под маленьким столом; этого было достаточно, чтобы длилось, не таяло ощущение близости. Алей проводил Осень, запер дверь, собрал постель, но она как будто все еще оставалась с ним. Как будто она не совсем ушла: забыла здесь свое прохладное эхо, прядку мерцания… Пахло ее духами.
   Он сел на застланную тахту и несколько минут сидел неподвижно, совсем без мыслей, потом включил компьютер и под шум кулеров пристроился у окна под открытой форточкой.
   Оставалось минут пятнадцать до прихода Поляны и ее счастливого избранника… Как бишь его зовут? Летен Истин. Звучное имя, красивая матичка. Если Поляна не ошиблась и он действительно тот, с кем она до гробовой доски будет счастлива… должно быть, он хороший человек.
   «Поляна не могла ошибиться», – думал Алей.
   В его практике таких случаев не было, но он не раз слышал, как после взлома Предела, проделанного вполне аккуратно, люди все же промахивались мимо цели. Это были очень умные и очень расчетливые люди. Они увлекались планированием и не верили случаю, – а силы, действующие за Пределом, выглядят как случай. Должно быть, для человека, который пришел к Пределу сам и переступает его осознанно, это не так. Но подобные уникумы с лайфхакерами не знаются…
   Алей думал, что Поляна как раз из тех, кто верит в случай. Она даже телевизору верила: порой, после особенно мутных передач, всех знакомых изводила рассказами об инопланетянах, экстрасенсах и колдунах. Хорошо, ее практической сметки хватало, чтобы не давать денег мошенникам. Но кто еще мог так доверчиво сесть в машину к богатому незнакомцу?
   За два дня до этого лайфхакер Алей Обережь сломал Поляне судьбу – и вместо беды приключилось чудо. Мечта Поляны сбылась, она счастлива, и что самое замечательное – это уже навсегда…
   Алей закрыл глаза и привалился лбом к оконному стеклу.
   На душе было нехорошо.
   «Зря я согласился, – подумал он. – Поляна… это было бы отличное завершение карьеры. Светлое. Такие Пределы, как у нее, сам бог велел взламывать. А теперь… кто его знает, что будет».
   Последний раз.
   Теперь – точно последний.
   Больше ничьих уговоров не слушать.
   И даже на форум не заходить.
   Свербела мерзкая мысль, что если один раз не сдержал данное самому себе слово, не сдержишь и второй, и десятый… «Ладно, – решил Алей, пытаясь отогнать ее. – Хватит киснуть. Ломать Предел приятно, в конце концов. Словлю напоследок кайф, ткну в Господень потолок пальцем».
   Но стало еще паршивее: он ощутил себя чуть ли не наркоманом, клянущимся завязать.
   Крепло дурное предчувствие. Оно не приносило с собой ассоциаций – вообще никаких, Алей не мог даже вообразить, как выглядит Летен, – но нелепо не верить предчувствиям, если твои поисковые цепочки неизменно приводят к цели… «А в самом деле, – встрепенулся он, – чего я время теряю? Всегда лучше знать заранее». Запустить цепочку, стартовав ее с Летена Воронова, – и причина тревоги скоро сделается ясна. Еще не поздно. Возможно, Поляна все же ошиблась, или иное мрачное обстоятельство ждет часа, чтобы выйти из тени. Тогда потребуется еще один поиск – поиск выхода. Если найти его вовремя, несчастья может и не случиться.
   Облакова, Поляна Родина.
   Воронов, Летен Истин.
   Для того чтобы отыскать Предел, ничего не зная о человеке, требуется очень широкое информационное поле. Оно должно быть абсолютно свободным и никак не ограничивать ассоциативный поток. Интернет подходит для этого идеально. Задолго до того, как устроиться работать в Ялик, Алей искал ключевые понятия для цепочек взлома через поисковики.
   Интернет.
   Поисковик.
   Ялик.
   «Очень узкий канал», – осознал Алей. Это ему не понравилось. Обычно у кромки сознания брезжит целый мир ассоциаций, множество путей, прямых или окольных, но ведущих к одной цели: таково естественное состояние лайфхакера в поиске. Когда ассоциация всего одна, а вторую приходится вызывать чуть ли не усилием воли – это неправильно. Может завести в тупик. «То ли я не проснулся еще? – предположил Алей. – Давненько со мной такого не было… вот тебе и дурные предчувствия». Но цепочка еще не закончилась, и он продолжил ее плести.
   С некоторых пор самой прочной ассоциацией, которую вызывал у него Ялик, стала Старица.
   Старица. Зеленая лодка, так похожая на лодку секретариата.
   …и внезапно вспыхнуло что-то позади глаз – не привычная маленькая молния, а целый экран, переливчатый колдовской гобелен: туманное озеро, изобилующее островами, лес по берегам, черная вода, ряска и ил. Недвижно стоял камыш, к нему клонились седые ветлы. На дальнем берегу дикий лес сменялся лесополосой, прозрачной и ровной как частокол, а за нею, рассекая туман, шла электричка.
   Мурашки скатились по спине. Алей задохнулся. «Старица? – проносились обрывки мыслей. – Да разве это Старица? Какие у Старицы электрички?!» – а цепочка продолжалась, теперь – помимо его воли.
   Интернет. Алей вспотел от облегчения, когда вернулся один из старых образов, простой и понятный.
   Интернет. Видеохостинги. Обработка видео.
   Обережь, Ясень Лазурин.
   Мелькнул обрывок старой битой записи – изображение прыгало, гасло, искажалось, не было звука, но даже в смутной перекошенной фигуре Алей узнавал отца.
   Папа – альпинист…
   Папа умер.
   Десятилетней давности горе ударило заново, с той же силой, что в страшный, первый день. Ноги Алея подкосились. Он впился пальцами в подоконник, успев подумать, что в норме предельный поиск не должен вызывать столько эмоций. Зачем, почему, при чем тут отец?
   Смерть.
   «Чья смерть? – спросил Алей у пустоты собственного сознания. – Чья?»
   Смерть.
   Предел.
   «Неправда, – ответил Алей; волнение странным образом отхлынуло, стихла нервная дрожь, он стал холодным и отрешенным. – Достижение Предела означает полную самореализацию, осуществление жизненной программы человека, а по другим гипотезам – его высшего предназначения».
   Неправда.
   И на этом цепочка закончилась.

* * *

   Алей прерывисто вздохнул. Открыл глаза. Некоторое время он, точно младенец, не способен был осознать, что видит. Цветные яркие пятна мелькали и двоились, ускользали куда-то влево и вверх. Но когда зрение и пульс пришли в норму, он не без удивления понял, что спокойствие, которым одарил его финал цепочки, осталось. Страх пропал, голова стала светлой и легкой, и где-то позади глаз кусочком льда ощущался полученный ответ.
   «Неправда».
   «Хорошенький ответ, – уныло подумал Алей и сел на подоконник. – Главное, понятный. Кто-то врет. Ну и что? Может, это про Поляну, Поляна ошиблась? Не-ет, точно нет. Тогда бы получилась «ошибка», «промах», «непонимание» какое-нибудь. А тут, выходит, кто-то намеренно и нехорошо врет… Кто? Летен врать собирается? Тьфу ты…»
   Ветер донес шум мотора: где-то рядом проехала и остановилась машина. Алей покосился в окно. У подъезда чернел громадный джип, похожий на машину папы-Комарова. Дверца джипа отворилась, показалась Поляна в голубом платье.
   «Стоп, – подумал Алей. – А что я искал-то?»
   С другой стороны из джипа вышел светловолосый мужчина в сером костюме. Поляна кинулась к нему и схватила за руки.
   Алей этого не видел, потому что взялся за голову и зажмурился от досады.
   – Идиот! – вслух, сквозь зубы процедил он. – Вот идиот!
   Он неправильно задал цель поиска.
   Что он вообще собирался найти?
   Он чувствовал себя не в своей тарелке – это раз. Хотел найти причину тревоги – два. Но какого черта он решил, что цепочку нужно стартовать с Поляны и Летена?! Тревога принадлежала Алею; перед тем как искать причину во внешнем мире, нужно было правильно распознать ее в себе. Он решил, что переживает за Поляну, потом почему-то решил, что не доверяет ее жениху. С тем же успехом тревогу могло вызвать то, что он готовился к новому взлому Предела, хотя когда-то твердо решил, что Полянин станет последним.
   «Да, – мрачно сказал себе Алей. – А ответ-то я нашел. Молодец. Вранье. Я сказал – и соврал. Такой жути навидался, а мог бы просто подумать. Все, надо с предельным поиском тоже завязывать, а то, чего доброго, останется вместо мозгов голая интуиция», – и, не удержавшись, продекламировал вслух:
   – Душераздирающее зрелище. Кошмар!

* * *

   – Алик, – радостно сказала Поляна, – мы пришли!
   Алей улыбнулся – коротко, настороженно-вежливо – и отступил на шаг: в тесном коридоре вдвоем было не развернуться.
   Потом еще на шаг.
   И еще.
   Следом за Поляной через порог шагнул ее избранник.
   Коридор старой пятиэтажки был ему тесен.
   Алей так и вытаращился на Поляниного жениха. Плечи у Летена были шириною в дверной проем. «Пара, – весело подумал Алей, – да, они точно пара…» Крепко сбитая, пышная Поляна по нынешним временам считалась толстой, прежде она из-за этого очень переживала. Рядом с Летеном она выглядела статной, точно старорусская боярышня. При каждом взгляде на суженого лицо ее озарялось восторгом и затаенной гордостью, и она делалась еще краше…
   Поляна торопливо вышла вперед, встала рядом с Алеем.
   – Это Алей Веселин, – официальным голосом сказала она, – мой друг. Алик, это Летен Истин.
   – Я о вас много слышал, – в тон ей проговорил Алей.
   И посмотрел Летену в лицо.
   Алей инстинктивно подобрался. Почему-то он остро ощутил, что стоит перед чужаком босой и в домашних штанах. Лицо у Летена оказалось неприятное – сухое, невыразительное, непроницаемое.
   – Добрый день, – коротко сказал гость и протянул руку.
   – Здравствуйте.
   Рука была широкая, как лопата, и такая же сухая и невыразительная, как лицо.
   Рукопожатие прекратилось. На миг повисло молчание.
   Поляна приоткрыла губы, на лице ее выразилось, что она мучительно ищет подходящие слова, но она так ничего и не сказала. «Растерялась, – понял Алей. – Другого ждала… Эх, Ляна!»
   – Поляна… – начал он, пытаясь ее ободрить.
   И наткнулся, как на нож, на взгляд Воронова.
   – Поляна уговорила меня прийти, – сказал тот. – Я решил доставить ей удовольствие. Сыграть в эту игру. Вы, я так понимаю, кто-то вроде экстрасенса?
   – Лайфхакер, – Алей медленно обернулся к Поляне: та стояла недовольная, надутая. «Летя!» – возмущенно сказала она одними губами.
   Тот посмотрел на нее и вдруг улыбнулся.
   Хорошо улыбнулся, искренне, светло; лучистые морщинки собрались у глаз, лицо потеплело… У Алея отлегло от сердца. Он успел уже задуматься, как лучше сказать Поляне, что она ошиблась. Но в этом не было нужды.
   Летен любил ее.
   По-настоящему. Безгранично. Навеки.
   Но это не было его Пределом.
   «Отраженный свет, – рассеянно подумал Алей, прикидывая, с чего начнет поиск. – Как это красиво. Изумительно… Так и должно было быть. Счастье Поляны невозможно без его счастья. Но его самореализация окажется уж точно не в семейной жизни. А любопытно – где? Отражения должны получиться взаимными, потому что Поляна везде будет с ним». Ему стало решительно безразлично, что Летен подумает о нем. Главное – чувства Поляны. Пусть ей будет хорошо. Он собирался встретить ее будущего мужа как друг, а встретит как профессионал, вот и вся разница.

* * *

   – Откровенно говоря, я в вас не верю, – сказал Летен. Он больше не улыбался.
   – Это неважно, – равнодушно ответил Алей. – Поляна попросила меня вам помочь, я обещал ей.
   Поляна закивала, бросая на Летена грозные взгляды.
   – Ну, помогите, – с усмешкой сказал тот.
   Алей подавил вздох. Клиент обещал проблемы.
   – Давайте пройдем в комнату.
   Переступая порог, Воронов бесцеремонно окинул взглядом растрескавшуюся побелку на потолке, старый ковер на полу и потертую мебель. Алей посмотрел на него косо. Это было уже, в конце концов, неприлично. Воронов видел перед собой тощего хайрастого студента, который выдавал себя за экстрасенса и задурил голову глупенькой Поляне, – пусть так, но открыто демонстрировать свое отношение не стоило.
   Поляна пихнула «Летю» локтем, и он снова лучисто ей улыбнулся.
   – Садитесь, пожалуйста, – с этими словами Алей плюхнулся в свое кресло с подголовником и скрестил пальцы на коленях.
   Летен неторопливо сел. Поляна устроилась на тахте.
   – Вы имеете представление о том, что произойдет? – спросил Алей.
   – Поляна рассказала. Вы собираетесь наворожить мне что-то хорошее, – Летен смотрел с иронией.
   – Почти так. Но мне нужно будет кое-что о вас узнать.
   – Что именно?
   Алей помолчал.
   – Вы бизнесом занимаетесь? – спросил он.
   – Я им не занимаюсь, – сказал Летен. – Я им владею. Занимаюсь я политикой.
   Поляна посмотрела на него с гордостью. «Вот как», – подумал Алей.
   – А вы кто по образованию?
   – Фрезеровщик.
   И Воронов добавил с насмешкой, заметив хорошо скрытое удивление Алея:
   – Не похож?
   Алей отвел взгляд.
   – Это неважно. Летен Истин Воронов, правильно?
   – Так.
   Алей обернулся к монитору и впечатал имя в строку поиска. Ничего особенного он не получил: бизнесмен, владелец заводов… «газет, пароходов», – мысленно присовокупил Алей; пароходов не было, газет тоже, зато имелась сеть промтоварных магазинов в нескольких городах. Совладелец того-то и того-то, депутат городского законодательного собрания, отметился там-то и там-то. Квадратное невыразительное лицо на фотографиях. Родился в Красноярске в 1972 году, переехал в Листву в девяносто шестом…
   Предел – это достижение полной самореализации. Суть Предела сокрыта в мечтах человека. Что может ждать за Пределом сугубо делового, властолюбивого Летена Воронова?
   Владелец заводов, газет, пароходов, мистер Твистер, бывший министр… будущий министр, пожалуй, что так. Все довольно просто, цепочка выйдет короткой, поиск не займет много времени. «Вот и хорошо», – заключил Алей. Он не испытывал желания знакомиться с Летеном теснее.
   – Я собираюсь найти ваш Предел, – сказал он, – и взломать его. В просторечии – сломать вам судьбу.
   Летен сощурился.
   – Любопытно.
   – Вы согласны?
   Поляна нахмурилась.
   – Я же сказал, что не верю в это, – заметил Летен. – Делайте, что вы там делаете обычно.
   Алей поморщился. Сквозь спинку кресла, лопатками он чувствовал насмешливый полупрезрительный взгляд. Человек позади ощущался как нечто огромное и холодное… нет, не холодное, другое. Вершина спящего вулкана покрыта льдом, но в глубине его кипят камни. Гора? И не гора тоже. Нечто из металла. Безграничные скрытые силы. Атомный реактор за надежными экранами, многоступенчатыми защитными системами…
   Поляну Алей тоже чувствовал. Она была меньше, в тысячу раз меньше и излучала в тысячу раз больше тепла. Пышущая жаром, как русская печка, прозрачная, словно солнечный луч, и мягкая, как пух, она беспечно пристроилась подле страшного исполина. «Ночевала тучка золотая, – пропела память, – на груди утеса-великана…» Поляна светилась счастьем – и ее мрачный возлюбленный рядом с ней становился светлее. Во всем различные, они предназначались друг другу.