В 1888 году здоровье Всеволода Михайловича резко ухудшилось. Как писал Г. Успенский, который был другом Гаршина, болезнь его «питали впечатления действительной жизни», которые были мучительными даже для здоровых людей, а для больной психики писателя оказались губительными. В своей статье «Смерть В. М. Гаршина» Г. Успенский так характеризует эти впечатления «реакционной эпохи»: «Один и тот же ежедневный „слух“ – и всегда мрачный и тревожный; один и тот же удар по одному и тому же больному месту, и непременно притом по больному, и непременно по такому месту, которому надобно „зажить“, поправиться, отдохнуть от страдания; удар по сердцу, которое просит доброго ощущения, удар по мысли, жаждущей права жить, удар по совести, которая хочет ощущать себя… – вот что дала Гаршину жизнь, после того как он уже жгуче перестрадал ее горе». Все эти удары Всеволод Михайлович перенести не смог. 19 марта 1888 года, во время очередного приступа душевной болезни, находясь в состоянии тяжелой тоски, Гаршин бросился в лестничный пролет одного из мрачных петербургских домов. 24 марта писателя не стало.

В. М. Гаршина называли «современным Гамлетом», «Гамлетом сердца». По свидетельству современников, с этим шекспировским героем писателя сближало болезненно обостренное неприятие любой несправедливости, несовершенства человеческих взаимоотношений, которое вызывало у него постоянные, почти физические муки совести и сострадания. Сам Гаршин незадолго до своей трагической кончины признавался: «Хорошо или нехорошо выходило написанное – это вопрос посторонний; но что писал я в самом деле одними своими нервами и что каждая буква стоила мне капли крови, то это, право, не будет преувеличением».

Однажды, беседуя с А. П. Чеховым, В. Г. Короленко высказал предположение, что если бы Всеволода Михайловича при жизни можно было оградить «от мучительных впечатлений нашей действительности, удалить на время от литературы и политики, а главное – снять с усталой души то сознание общественной ответственности, которое так угнетает русского человека с чуткой совестью…», то больная душа его могла бы обрести успокоение. Но Антон Павлович на это замечание ответил: «Нет, это дело непоправимое: раздвинулись какие-то молекулярные частицы в мозгу, и уж ничем их не сдвинешь…»

В том и заключается драматизм ситуации, что в собственном творчестве Гаршин стремился всеми силами доброго и ранимого сердца, «одними своими нервами» связать распавшиеся «молекулярные частицы» мира, в котором он жил. Можно утверждать с абсолютной уверенностью, что толчком к написанию каждого произведения было пережитое самим автором потрясение. Не волнение или огорчение, а именно потрясение, потому и каждая буква стоила писателю «капли крови». При этом Гаршин, по словам Ю. Айхенвальда, «ничего больного и беспокойного не вдохнул в свои произведения, никого не испугал, не проявил неврастении в себе, не заразил ею других…».

«Унеси меня, ветер,
на другую планету,
но подальше отсюда,
где я все потерял…»
Джек Лондон.

Летом 1875 года в сан-францисской газете «Кроникл» в разделе «Происшествия» была опубликована страшная история под названием «Покинутая жена», о том, как молодая женщина пыталась покончить с собой, выстрелив в висок. Эту женщину, Флору Уэллман, удалось спасти. Что же толкнуло женщину на такой отчаянный поступок? Она объяснила это следующим образом: супруг «выгнал ее из дому, так как она отказалась умертвить своего еще не родившегося младенца, – пример бессердечия и мучений семейной жизни».

На самом деле женщина откровенно блефовала: она не собиралась кончать жизнь самоубийством и не страдала от дурного обращения со стороны своего мужчины – ирландского профессора-астролога Чани. Просто он не видел смысла в официальном скреплении их союза. Флора таким образом отомстила ему, и тот, оскорбленный и опозоренный, покинул город. Помимо этого, Чани решительно отказался признать отцовство. Через 8 месяцев младенец Джон Гриффит Чани родился, и Флора сразу же вышла замуж за вдовца Джона Лондона. Мальчик же получил новое имя – Джек Лондон.

Джек Лондон

Отчим Джека Лондона был немолод: ему перевалило за сорок, и у него было 10 детей. Правда, большинство из них уже выросли и стали вполне самостоятельными людьми, а в семье остались только две младшие дочери. Джон Лондон постоянно болел, что в его возрасте вполне объяснимо, но был человеком весьма приятным в общении и к тому же обеспеченным. Видимо, последнее обстоятельство и заставило мать Джека остановить выбор на этом человеке.

Впрочем, Флора вообще была крайне далека от всего, что связано с материнскими заботами. Кажется, Джек ей вовсе не был нужен, и она с удовольствием переложила все обязанности на плечи 8?летней девочки Элизы, младшей дочери Джона Лондона. Элиза полюбила малыша, она опекала его и тогда, когда он стал совсем взрослым. Именно она впоследствии похоронила прах Джека Лондона на холме, высящемся над Лунной долиной.

В семье Джона Лондона у Джека был еще один друг – негритянка Дженнет Прентис, которая потеряла своего ребенка и все нерастраченные материнские чувства отдала Джеку.

Когда Джеку Лондону исполнилось 11 лет, его отчим потерял работу, и всерьез встал во? прос о том, кому дальше кормить семью. Было решено, что теперь опорой станет Джек. Он начал разносить газеты, устроился на работу ночным сторожем, однако дела в семье шли все равно из рук вон плохо. Казалось, бедность и неудачи поселились здесь навсегда. Мать стала вспыльчивой и нервной, из-за нее в доме постоянно царила тягостная, мрачная атмосфера. Хрупкое спокойствие могло взорваться в любую минуту.

Джек, спасаясь от невыносимой тяжести окружающей действительности, пытался найти спасение в книгах. Только читая истории об отважных и сильных людях, способных противостоять судьбе, он забывал о накаленной обстановке в доме; мысленно уносился на далекие побережья и в это время чувствовал себя совершенно счастливым.

Вскоре Джек выяснил, что может писать сам. Эту способность невольно помог развить ему школьный директор, придумав оригинальное наказание за какую-то шалость, совершенную Джеком. За провинность мальчик должен был писать сочинения в то время, когда у других его одноклассников по расписанию был урок пения. С тех пор Джек писал всегда. Для него стало правилом каждое утро, в любом настроении и состоянии сочинять по крайней мере тысячу слов.

По окончании начальной школы Джек работал на консервном заводе. Его трудоспособность была поистине невероятной. Наверное, ни один человек в мире не смог бы трудиться по 18–20 часов в сутки, а Джек мог. Он говорил о себе: «Я не знал ни одной лошади в Окленде, которая работала бы столько часов, сколько я».

Джек обожал море. Оно манило в загадочный мир невероятных и опасных приключений, открытий, загадок. Семья Лондон в то время жила в порту города Окленд, и мальчик имел возможность вдоволь слушать рассказы контрабанди? стов, китобоев и авантюристов всех мастей. Слушая их, он не только представлял своих будущих героев, но и сам перево? площался, становясь персонажем задуманной книги. Форд Мэрдокс, английский писатель, как-то очень точно сказал о Лондоне: «Как Питер Пэн, он так и не вырос. Он вживался в своих героев настолько, что в результате стал верить, что они – это он сам».

В 15 лет Джек занял 300 долларов у негритянки Дженнет и купил свой первый шлюп. Он решил стать «устричным пиратом», иными словами, заниматься незаконной ловлей устриц – деликатеса, который пользовался большим спросом и мог принести неплохой доход. Джек собрал приятелей, которых называл устричной флотилией, и они вместе не раз совершали дерзкие браконьерские налеты, дрались, весело проводили время в портовых кабаках. С 15 лет Джек начал пить неразбавленное виски, завел себе подружку и устроил на яхте своеобразное семейное гнездышко. Во всяком случае, здесь ему никто не мешал вести себя как хочется, пить и от избытка чувств горланить по ночам безумные песни. Даже бывалые моряки приходили в ужас от проделок Джека, ставшего признанным королем местных пиратов. Между собой они говорили, что при таком образе жизни парень не проживет больше одного года. Мальчишка мог запросто утонуть по пьянке, угодить в тюрьму, быть зарезанным в драке или получить пулю от конкурента по бизнесу.

Однако жизнь Джека неожиданно переменилась: он принял приглашение от рыбачьего патруля и стал бороться с браконьерами. Потом, когда ему исполнилось 17 лет, Джек нанялся простым матросом на шхуну, которая совершала рейды к берегам Японского моря, чтобы охотиться на котиков. Через 7 месяцев он вернулся на родину, где в то время царила массовая безработица.

Мать Джека Флора, постоянно раздумывавшая над тем, как бы вдруг разбогатеть, предложила сыну попробовать силы в беллетристике: написать для газеты «Сан-Франциско колл», которая объявила конкурс на лучший рассказ. Победителя ждал приз – 20 долларов. Джек согласился не раздумывая. Он и сам давно хотел превратить свои смутные мечтания в реальность, и требовался всего лишь толчок. Он немедленно уселся за кухонный стол, а на следующий день рассказ «Тайфун у японских берегов» был готов. Рассказ Джека имел колоссальный успех, однако настоящее литературное творчество еще не началось.

В 1894 году Джек отправился бродяжничать по Америке. Он присоединился к армии безработных, шедшей на Вашингтон, побывал во многих городах, научился воровать и просить милостыню. В результате Лондон попал в тюрьму за бродяжничество и провел в ней месяц. Ему было уже 19 лет.

Вероятно, тюрьма немного отрезвила буйного юношу, поскольку, выйдя из нее, он отправился домой. В Сан-Франциско будущий писатель жил случайными заработками, потом неожиданно увлекся марксистской теорией, да так рьяно, что вновь не раз подвергался аресту, потому что «вносил смуту в общество». Думается, здесь дело было не в политических пристрастиях юного Джека, просто он постоянно чувствовал: окружающий мир враждебен ему и он должен бороться с ним, пока хватит сил, а в то время сил у него было немерено.

Неожиданно к Джеку пришла любовь, настоящая, первая, самая значительная во всей его жизни. Сердце хулигана завоевала хрупкая и интеллигентная красавица Мэйбл Эпплгарт. Она обладала изысканными манерами, была начитанной и весьма образованной. Джек любил ее до безумия, до беспамятства. Он поклонялся ей как живой богине. Именно Мэйбл, нерешительная, скованная сословными предрассудками, невольно сделала из Джека писателя, именно благодаря ей был написан роман всех времен и народов «Мартин Иден», глубоко автобио? графичный, повествующий о самом Джеке и его неудачной любви.

Как и герой романа, Лондон решил стать достойным своей избранницы, завоевать славу и деньги. Он стал ходить в библиотеку, готовиться к поступлению в Калифорнийский университет. Джек успешно сдал экзамены, но посещал занятия всего лишь один семестр, поскольку у него не было денег на обучение. Однако Джек не сдавался. Он начал активно писать статьи, рассылать их в газеты и журналы, одновременно подрабатывая в прачечной. Что такое отдых, он не знал. К воскресенью Джек обычно уставал настолько, что мог только отсыпаться.

Летом 1897 года семья Лондон заложила дом, и Джек отправился на Аляску за золотом. В стране бушевала золотая лихорадка. На Аляске Джек пробыл год. Он пережил не одну смертельную опасность, болел цингой, написал множество заметок о жизни золотоискателей, на основе которых была создана книга «Сын волка», восторженно принятая критиками и читателями, но сам автор не разбогател. Из Клондайка Джек вернулся, не имея за душой ни гроша.

Дома его ждал удар: умер горячо любимый им отчим. Теперь главной обязанностью Джека стала забота о семье. Однако зарабатывать удавалось лишь от случая к случаю. Он продолжал писать, но это занятие не приносило дохода. У Джека не осталось даже хоть сколько-нибудь приличной одежды, в которой он мог бы прийти к своей обожаемой Мэйбл. У него участились приступы депрессии. Все чаще появлялись навязчивые мысли о самоубийстве. Не раз Джек составлял прощальные записки, но каждый раз откладывал роковое решение.

Тем временем журналы начали публикацию рассказов Лондона. Одновременно почтовое ведомство пригласило его на работу с обещанием постоянного оклада. Перед Джеком встала проблема выбора: устроиться на работу, таким образом иметь возможность содержать семью и, быть может, даже жениться на Мэйбл, или продолжать занятия литературой, но в этом случае он не застрахован от провалов и непонимания. Во всяком случае писатель никогда не мог рассчитывать на какие-то серьезные гарантии. И тут снова в дело вмешалась эксцентричная Флора. Она никогда по-настоящему не любила Джека, по сути, она отравила ему всю жизнь, но в этот момент поняла, что если ее сын станет писателем, то, быть может, таким образом ее безумная жизнь будет оправдана.

Но Джек и сам чувствовал, что литература – его судьба. С этого дня он принял твердое решение – писать в день по тысяче строк, т. е. приблизительно пять страниц. К 25 годам он приобрел достаточно широкую известность, и в семье даже появились деньги, но Джек никогда не умел правильно ими распоряжаться. Кто бы ни просил у него взаймы, он давал деньги, не задумываясь, а сам в результате вновь оставался без гроша.

Началось новое столетие. Джек находился на вершине писательского успеха. Он решил, что теперь вполне может жениться. Взяв сигнальный экземпляр своего произведения «Северная Одиссея», Лондон отправился просить руки Мэйбл. Но семья Эпплгарт оттягивала решение, а Джек не был склонен долго ждать. Он рассудил, что ему нужна женщина, способная обеспечить идеальные условия для писательской работы и дать здоровое потомство. Таковую он нашел в лице Бесси Маддерн, которая ранее была женой погибшего друга Джека.

За 1901–1903 годы материальное состояние Джека Лондона значительно улучшилось. Вышли в свет романы «Дочь снегов» и «Люди бездны». Издательство «Макмиллан» каждый месяц платило писателю 150 долларов, чтобы иметь право издавать произведения, которые он еще только собирается написать. Лондон купил шлюп «Спрэй», на котором много путешествовал вместе с семьей – женой и двумя дочерьми. Казалось, жизнь безоблачна. Но внезапно размеренному счастью, спокойной семейной жизни настал конец. Причин для разрыва не было никаких. Просто Джек понял, что такая рациональная, взвешенная любовь не для него. Это просто не любовь. Он не может так жить дальше. Когда он объявил Бесси, что оставляет ее, женщина решила, что муж хочет на время отправиться в очередную поездку, однако Джек четко повторил: «Я ухожу от тебя. Я развожусь». Бесси, ничего не понимая, могла только непрерывно повторять: «Что случилось?».

А главной причиной развода было то, что Джек увлекся Чармиан Киттеридж, которая была старше его на 6 лет и вовсе не отличалась ни особой красотой, ни блестящим умом. Однако Джек очень нежно относился к ней, называя «своим ребенком». Она же и вправду была вечным ребенком, замечательным товарищем по играм и безумствам.

Вместе с Чармиан Джек решил совершить кругосветное путешествие. Огромное количество средств он вложил в постройку яхты «Снарк». Лондон сам придумал проект своего корабля, но, будучи непрофессионалом, допустил множество серьезных промахов. К тому же Джека, очень неопытного и наивного в денежных делах, постоянно обманывали и поставщики, и рабочие. Однако, несмотря ни на что, в апреле 1907 года Лондон со своей подругой вышли в Тихий океан на крайне ненадежном судне. На борту «Снарка» началась работа над романом «Мартин Иден».

Джек и Чармиан посетили Гавайи, остров Прокаженных, Маркизские острова и наконец достигли Таити. Здесь обнаружилось, что средств на продолжение плавания явно не хватает, и влюбленные вернулись в Америку. Лондону удалось получить аванс за будущий роман, и это дало возможность вернуться на Таити, откуда «Снарк» отправился к Самоа, Фиджи и Соломоновым островам. Путешествие сопровождалось огромными трудностями, и Джеку с Чармиан не раз грозили опасности. То корабль терялся в океане, то открывалась течь. Лондону приходилось самому готовить еду, мыть, чистить и чинить «Снарк». Одновременно он дописывал «Мартина Идена», начал цикл «южных» рассказов. Нечеловеческое напряжение сказалось на здоровье писателя, и он тяжело заболел. Чармиан пришлось перевезти его в Сидней и положить в больницу. Здесь же был продан «Снарк», чтобы расплатиться за операцию.

Лондон вернулся на свое ранчо в Глен Эллен, но возвращение это было нерадостным. Пока он отсутствовал, его буквально обобрали до нитки многочисленные друзья и приживалы.

Тогда Джек затеял очередной безумный проект. Он решил заняться фермерством и выстроить на ранчо в Глен Эллен громадный «Дом Волка». В это время Лондон написал роман «Время не ждет», сборники рассказов «Потерявший лицо», «Когда боги смеются», «Сказки южных морей», «Сын Солнца», «Храм Гордыни», «Смок Беллью». А на его ранчо стекались сотни социалистов, желавших принять участие в небывалом сельскохозяйственном эксперименте. Здесь же находили приют бродяги, которых наивный Джек считал философами, много времени проводя в беседах с ними. Он начал много пить и устраивал бешеные скачки на лошадях в окрестностях ранчо. Он не жалел денег и раздавал их, не считая. Его гонорары были фантастичны, однако Лондон не вылезал из долгов.

Социалистическая печать клеймила писателя за то, что он возводит для себя дворцы, предавая таким образом дело революции, но Джек был уверен, что делает великое дело и его проект непременно спасет от упадка американскую экономику, а заодно будет способствовать возрождению общества.

Наконец «Дом Волка» был построен. Но едва его окончательно подготовили к заселению, как он сгорел в одну ночь. В эту же ночь что-то окончательно надломилось в душе Джека Лондона. Казалось, сгорело само его сердце. За несколько дней он превратился в старика. Лондон еще продолжал работать над новыми произведениями, но они были лишены той неповторимой силы и обаяния; в них больше не было жизни. Бывший сверхчеловек пил, страдал от постоянных депрессий, мучался от уремии и с каждым днем все больше превращался в живой труп. Он пытался сблизиться со своими дочерьми, но не встречал ответного желания с их стороны.

Джек боролся с надвигавшимся сумасшествием долго. Он даже задумал отправиться в путешествие по странам Востока, но потом внезапно вернул билеты. Наконец, он вышел из рядов Социалистической партии Америки. Все было кончено.

В начале ноября 1916 года Джек Лондон попросил сестру Элизу похоронить его прах на Лунном холме. 22 ноября, когда близкие зашли в спальню писателя, то обнаружили его без сознания. Прибывший врач констатировал отравление морфием. Его догадку подтверждали пустые флаконы из-под морфия и атропина, находившиеся в комнате, а также листок из блокнота, на котором Джек вычислял требуемое количество яда. Писателя пробовали спасти. Ему вводили противоядие, но безуспешно. Вечером 22 ноября 1916 года Джека Лондона не стало. Не стало страстного и невероятно энергичного человека, сумевшего за 16 лет создать полсотни книг. Все мечты его рухнули. Он не смог устроить семейную жизнь на разумной основе, и дети отвернулись от него; он разочаровался в социализме, который сжег его мечту; он уяснил, что не является сверхчеловеком. Джек Лондон понял, что пуст и если жизнь сама не хочет покидать его, он заставит ее сделать это.

«„Острых чувств“ и „нужных мыслей“
Мне от Бога не дано». Марина Цветаева

Марина Ивановна Цветаева по праву считается одной из наиболее ярких представительниц русского Серебряного века. Ее поэзия наполнена напряженной эмоциональностью, романтическим максимализмом, парадоксальной метафоричностью. Для нее характерны мотивы трагической обреченности любви и творчества в бездуховном и прагматичном мире.

Поэтесса родилась 26 сентября (по новому стилю 8 октября) в Москве. К сожалению, дом № 8 в Трехпрудном переулке не сохранился. Родители Марины Цветаевой были высокообразованными людьми. Отец, Иван Владимирович, – известный филолог и искусствовед, профессор Московского университета – в дальнейшем возглавлял Румянцевский музей, а также стал основателем Музея изящных искусств (сейчас Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Мать, Мария Александровна, происходила из обрусевшей польско-немецкой семьи, была одаренной пианисткой. Она приобщала детей к искусству с ранних лет. Сестра Марины Цветаевой, Анастасия, впоследствии вспоминала: «Детство наше полно музыкой. У себя на антресолях мы засыпали под мамину игру, доносившуюся снизу, из залы, игру блестящую и полную музыкальной страсти. Всю классику мы, выросши, узнавали, как „мамино“ – „это мама играла…“. Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ… Под их звуки мы уходили в сон».

Марина Цветаева

Детские и юношеские годы Марины Цветаевой прошли в Москве. Летние месяцы девочка проводила на даче в Тарусе. Необычные способности у нее проявились уже в раннем детстве. В дневнике Марии Александровны есть такая запись: «Четырехлетняя моя Маруся ходит вокруг меня и все складывает слова в рифмы, может быть, будет поэт?». В возрасте 6 лет Марина начала писать стихи, причем не только на русском языке, но также и на французском и немецком. Во многих из них – таких, как «В зале», «Столовая», «Домики старой Москвы», «Прости волшебному дому», – звучит мотив отчего «волшебного» дома на Трехпрудном.

Анастасия Цветаева вспоминала, что постоянным ощущением с первых лет жизни у них с сестрой была «страсть к слову, в буквальном смысле, к буквам, что ли, его составляющим? Звук слов, до краев наполненный их смыслом, доставлял совершенно вещественную радость. Только начав говорить – и почти сразу на трех языках, мы оказались – хочешь не хочешь – в таком сообществе, как попавший по сказке в горную пещеру к драгоценным камням, которые стерегли гномы. Драгоценное существование слова, как источника сверкания, будило в нас такой отзвук, который уже в шесть-семь лет был мукой и счастьем владычества. К каким-то годам написание первой стихотворной строки или своей первой фразы прозы было желанным освобождением от перенасыщенности чувством слова. Заткнув на бегу словесного вихря эти камни в это ожерелье, те – в другое, мы могли отдохнуть в ощущении чего-то сделанного».

Осенью 1901 года Марина в возрасте 9 лет поступила в первый класс 4-й женской гимназии в Москве, где проучилась всего лишь год. Осенью 1902 года Мария Александровна заболела чахоткой, поэтому семья вынуждена была покинуть Москву и переехать в Италию. Марина училась в пансионах Лозанны и Флейбурга, затем, с 1905 года, когда закончилась заграничная поездка Цветаевых, – в московских женских гимназиях, а также в музыкальном училище В. Ю. Зограф-Плаксиной. Мария Александровна умерла в 1906 году, а в 21 год Марина лишилась и отца.

В 1908 году, в возрасте 16 лет, будущая поэтесса совершила самостоятельную поездку в Париж, где прослушала краткий курс истории старофранцузской литературы в Сорбонне. Тогда же Марина Ивановна начала печататься, а через два года втайне от семьи выпустила свой первый стихотворный сборник под названием «Вечерний альбом», который получил одобрительную оценку таких известных поэтов, как Н. Гумилёв и М. Волошин.

Н. Гумилёв в своих «Письмах о русской поэзии» отмечал: «Марина Цветаева (книга „Вечерний альбом„) внутренне талантлива, внутренне своеобразна… здесь инстинктивно угаданы все главнейшие законы поэзии… Первая книга Марины Цветаевой „Вечерний альбом“ заставила поверить в нее, и может быть, больше всего – своей неподдельной детскостью, так мило-наивно не осознающей своего отличия от зрелости“.

Несмотря на значительную разницу в возрасте, с первой встречи Марины Цветаевой с Максимилианом Волошиным началась их долгая дружба. Марина Ивановна не раз бывала у него в гостях в Коктебеле. В мае 1911 года она познакомилась там со своим будущим мужем Сергеем Яковлевичем Эфроном и с тех пор с ним не расставалась.

Несколько по-иному оценил творчество Марины Цветаевой поэт В. Я. Брюсов. По словам Анастасии Цветаевой, у ее сестры были все основания не любить его. «В прессе Брюсов отозвался о Марине вяло. На поучающий отзыв Брюсова о „Вечернем альбоме“ Марина ответила ему:


Улыбнись в мое окно,
Иль к шутам меня причисли,
Не изменишь все равно!
„Острых чувств“ и „нужных мыслей“
Мне от Бога не дано.
Нужно петь, что все темно,
Что над миром сны нависли…
– Так теперь заведено, —
Этих чувств и этих мыслей
Мне от Бога не дано!

В этих строках поэтесса метко и лаконично сформулировала жизненную позицию и основные черты своей творческой индивидуальности, которым она оставалась верна на протяжении всей своей жизни. Именно из-за отсутствия «острых чувств» и «нужных мыслей» многие не понимали и не принимали ее творчество.

Тем не менее стихи Цветаевой привлекали читателей оригинальностью и творческой самобытностью. Уже в те годы начали проявляться присущие Марине Ивановне черты характера: своеволие, неуступчивость, строптивость, дерзость и постоянное стремление быть против всех. Поэтесса так и не примкнула ни к одному из литературных течений. Забегая вперед, приведем строки из письма Марины Цветаевой к Р. Н. Ломоносовой от 11 марта 1931 года, подтверждающие эти слова: «…Меня всю жизнь укоряют в безыдейности, а советская критика даже в беспочвенности. Первый укор принимаю: ибо у меня взамен мировоззрения – ощущение. Беспочвенность? Если иметь в виду землю, почву, родину – на это отвечают мои книги. Если же класс, и, если хотите, даже пол – да, не принадлежу ни к какому классу, ни к какой партии, ни к какой литературной группе никогда. Помню даже афишу такую на заборах Москвы 1920 года. Вечер всех поэтов. Акмеисты – такие-то, нео-акмеисты – такие-то, имажинисты – такие-то, исты – исты – исты – и в самом конце, под пустотой: -и– Марина Цветаева (вроде как – голая!). Так было, так будет…»