— Попробуй грибочки, ваще объедение!
   — Типа, настоящие?
   — Натурпродукт, самый, что ни на есть! Папка сам собирал где-то, кстати, недалеко.
   — У-у, в натуре натур…
   Вот уже три дня Дан жил в доме у Лерки и даже не испытывал потребности ни что-то вспомнить, ни что-либо осмыслить из произошедшего с ним, ни куда-то тронуться с этого теплого места. Когда-то потные, жирные и липкие телеса Лерки теперь казались ему теплыми, мягкими и ароматными. «Может быть, я все-таки умер и попал в рай. Мне все нравится, мне все доставляет удовольствие, я всех люблю и, самое главное, никто не превращается в монстров, никто меня не догоняет и не пытается убить».
   Лерка чувствовала, что Дану не хочется затрагивать тему этой потасовки на реке, и она не лезла к нему с вопросами, боясь спугнуть неожиданное счастье: внезапно у нее в доме появился мужик. Нормальный, здоровый мужик. Ей, деревенской девке, о таком мужике можно было только мечтать.
   — Че сметану в борщ не ложишь? Сметанка, смотри, как масло — ложка стоит.
   — Ты на че намекаешь, я че плохо работаю?
   Лерка прыснула в кулачок. Ее груди, аккуратненько разложенные на столе, мелко заколыхались.
   — Слушай, Лер, а ты не знаешь, где такая «Восточная» больница у вас тут в вашем районе находится?
   — Восточная? Знаю, конечно, у меня там подружка работает. А тебе зачем?
   — Да так, надо бы кое-кого найти.
   Лерка опять прыснула в кулачок и ляпнула:
   — Смотри, не нарвись на демона…
   Дан даже подавился от такого предупреждения. Лерка услужливо похлопала его по спине.
   — Какого… демона, ты о чем? — выпучил Дан на нее глаза.
   — Да ходят слухи, что там, в подвале, поселилась какая-то нечистая сила.
   — Ну-ка, ну-ка, ну-ка, можно поподробнее.
   — С каких это пор тебя нечистая сила стала интересовать? Ты раньше вообще в это не верил.
   — Я и сейчас не верю… но интересуюсь.
   — Ну-у, я сама не особо-то верю, так, подружка трепалась, что Карина…
   — Карина?
   — Да, а ты чё, знал, что ли, ее?
   — Так… немного, — на самом деле именно к ней Дан и хотел в первую очередь обратиться с вопросами о том, где искать профессора и ассистента.
   — Ну, так вот, — продолжила Лерка, — она дежурила ночью в больнице дня три назад. Когда заступала на дежурство, была вроде нормальной как всегда. Но когда утром пришла смена, обнаружилось, что ее нет на месте, только в коридоре, рядом с дежурным столом, валяется халат, а сама Карина как будто исчезла, испарилась. Потом, немного погодя, решили глянуть в подвале и нашли ее там, в старом морге. Лежала совершенно голая в собственном дерьме, без всяких признаком насилия. Прикинь, ни синяка, ни царапинки. Получается, что она сама разделась наверху возле стола, спустилась голая в подвал, зашла в морг, насрала кучу говна, легла в эту кучу и сдохла. Прикинь, просто так, ни с того ни с сего! Разве такое возможно без вмешательства нечистой силы или демонов… ты чё загрузился-то, Да-а-ан? Я думала тебе будет смешно.
   — В натуре, очень смешно, последняя цепочка оборвалась, — ответил Дан, нахмурив брови и нервно растирая свой лоб кончиками пальцев. — Когда, говоришь, это случилось?
   — Не знаю точно. Говорю же дня три назад. Ты чё, вправду ее что ли знал?
   — Да не знал я ее вообще. Просто видел один раз, когда лежал в этой больнице с перемотанной башкой.
   — О-о-о, вижу, здорово тебя жизнь потрепала за время, что я тебя не видела. А ты в больнице чё лежал-то с перемотанной головой?
   — А-а… — отмахнулся Дан и снова ушел в себя.
   «Нет, однако, прячься, не прячься от реальности, а она все равно существует. Хорошо, конечно, у Лерки живется! Прямо как у Христа за пазухой! Но распутать этот узел с демонами все равно надо до конца»
   — Лер, мне надо в эту больницу все-таки наведаться. Оставил я там кое-что, когда выписывался.
   — А может не надо, — пискнула Лерка, выражая слабый протест.
   — Да ты не бойся. Никуда я не денусь, вернусь обязательно. Только заберу, что надо и назад.
   — Ага, и опять тебя придется из речки вылавливать.
   — Не придется. — Дан резко встал из-за стола и начал собираться.
   — Ты чё, прямо сейчас и пошел?
   — Да, раньше сядешь — раньше выйдешь.
   — Ой, в данном случае мне кажется наоборот, что раньше выйдешь — раньше вляпаешься в дерьмо, как эта дурочка из больницы. Зачем ты туда поперся? Что ты там мог такого забыть, без чего нельзя обойтись.
   — Надо и все. — Дан уже шел по улице, а Лерка семенила за ним следом, как сердобольная мамаша.
   — Ты можешь мне объяснить, что случилось, или нет?
   — Нет.
   Они немного прошли в молчании.
   — Куда ты идешь?
   — Одного человека надо найти.
   — Какого?
   — Не твое дело.
   — Я буду искать с тобой.
   — Иди домой.
   — Не пойду. Почему ты меня гонишь? Ты че меня совсем не любишь?
   — Не люблю.
   — Но ты же говорил!
   — Ну и что?
   — Ты жестокий человек.
   — Знаю.
   — Но я тебя все равно люблю.
   — Знаю.
   — Невыносимый!
   — Пошла ты…
   Лерка остановилась и заплакала, а он пошел дальше, даже не обернувшись больше ни разу.
   «А счастье было так возможно…» — крутилось в голове у Дана, но он ничего с собой не мог поделать. Затихший ненадолго эфир, тот самый, что обладает разумом, снова ожил и снова тянул Дана куда-то в неведомое…
 
   …Дверь открылась. На пороге стоял профессор.
   — Здравствуете, молодой человек, у вас какие-то проблемы или вы ошиблись адресом?
   — Да, у меня проблема, «доктор», очень серьезная проблема: я хочу снова стать нормальным человеком.
   — У вас проблемы с психикой?
   — Да, что-то в этом роде…
   — Вы обратились не по адресу. Вам, молодой человек, нужен психиатр. Могу порекомендовать вам моего друга… — с этими словами профессор потянулся рукой к внутреннему карману своего пиджака.
   — А, так этот Володя у вас на должности психиатра.
   — Да, очень хороший специалист…
   — Не сомневаюсь, профессор, в том, что ваш друг хороший психиатр, не сомневаюсь в том, что вы оба хорошие, просто гениальные теоретики. Однако глубоко сомневаюсь в том, что вы, господин профессор, хороший практик. Сомневаюсь, что вы отдаете себе отчет в том, что вы натворили, когда копались у меня в голове.
   Профессор вел себя как-то странно. У Дана возникло такое ощущение, как будто профессор его не слышит, а если слышит, то не воспринимает всерьез. Взгляд у него был совершенно отсутствующий. Руки врача с тех пор, как Дан ушел из больничной палаты, так и висели плетьми. Профессор был похож на лунатика, который ходил, ходил по комнате, потом, подошел случайно к двери, открыл ее и вдруг проснулся, но еще не осознал, что с ним происходит. «Может быть, он до сих пор, как выразилась Влада, находится в трансе, а может быть, он только недавно узнал о ее смерти и окончательно расклеился. Да, трудно будет с ним общаться в таком состоянии»
   — Может быть, вы все-таки разрешите мне войти? Обещаю, что не буду громко ругаться и топать ногами. Мне нужно просто выяснить кое-какие детали и все, потом я сразу уйду. Алле-е-е, вы меня слышите?
   Профессор был в такой растерянности, что, казалось, вот-вот заплачет. Немного поколебавшись, он слегка развел руки в стороны и снова опустил.
   — Проходите, — вздохнул он обречено и отступил в сторону, — я, правда… не понимаю чем и в чем могу быть вам полезен… но, тем не менее…
   У Дана сложилось такое впечатление, что профессор, прежде чем сказать слово, обращается внутрь себя к какому-то суфлеру, спрашивая у него, что говорить дальше. Все это жутко не нравилось Дану, но уходить уже было глупо. «Столько времени и сил пришлось потратить на то, чтобы разыскать этого ученого лунатика, а теперь развернуться и уйти? Нет уж, дудки. Я выжму из него все»
   — А где вы оперируете своих жертв, профессор, я не вижу инструментов, тампонов, где хирургический стол?
   На что профессор ответил следующее:
   — Может быть, молодой человек, вы желаете попить чаю или кофе?
   «Ничего не пойму, кто из нас дурак в данной ситуации? Или он гениально прикидывается, но тогда непонятно, зачем это ему нужно? Или он действительно серьезно не в себе, тогда на счет подробностей я действительно обломлюсь»
   — Давайте уж чаю, кофе, что угодно. — Дан махнул рукой и сел в кресло напротив шторок.
   Профессор ушел на кухню, а Дан ушел в себя. На экране шторок творился какой-то невероятный хаос. Понятно было, что это фильм-катастрофа, но непонятно, в чем суть происходящего. Люди бегут кто куда, но ничего не рушится, ничего не падает.
   — Странные вещи происходят у нас в городе, — сказал профессор, заходя в кабинет с двумя чашками кофе, — люди сходят с ума, буквально звереют, ломают все на своем пути, убивают друг друга. Я пока еще не понял в чем закавыка. Думаю, надо позвонить Володе…
   — Так это не кино! — Дан в ужасе уставился на то, что происходило на экране. Прямо на оператора, снимающего в режиме прямого эфира, бежала обезумевшая незнакомая девушка. У нее были все признаки бешенства, так хорошо уже знакомые Дану.
   — Но при чем здесь эта девочка! Я ее ни разу не видел. Профессор, вы делали операцию кому-нибудь еще?
   — Нет, конечно, ведь…
   Но тут с профессором стало что-то происходить. Он пристально смотрел на экран. С экрана на него кровавыми глазами смотрела девочка. И… глаза у профессора тоже стали наливаться кровью, вены вздулись, руки затряслись. Дан, не дожидаясь продолжения, схватил стрелку и со всей силы вогнал ее прямо в глаз профессору. Профессор начал крутиться вокруг своей оси как волчок, издавая неистовый звериный вой. Тогда Дан схватил кресло, поднял его вверх и, разбежавшись, со всего маху опустил его на голову зарождающегося монстра.
   Профессор бился под креслом в судорогах еще минут десять, потом жизнь наконец-то покинула его. Только после этого Дан вновь приобрел способность соображать. «Совершенно очевидно — это не вирус. Точнее это гипновирус. Он передается людям как внушение, как гипнотический приказ. Те люди, которым я внушил вирус бешенства, тоже приобретают способность внушать его другим!»
   Поняв масштабы катастрофы, Дан сел на пол и обхватил голову руками. «Чертов гипнотизер Распутин, пришло время нам снова встретиться в эфире…

Кто убил Олесю?

   — Привет, избранный богом человек, посмотри мне в глаза и угадай в очередной раз, зачем я вышел с тобой на связь?
   — Ой-ой-ой, да у тебя вся голова белая! Я вижу, жизнь твоя бьет ключом… да все по голове. А что это там за кучка дерьма валяется рядом с тобой под креслом, неужели это наш многоуважаемый профессор откинул копытца. Ой-ой-ой, да ты, я вижу, ему помог…
   — Откуда ты знаешь профессора?
   — Я знаю все! Я знаю каждый твой шаг. Я даже знаю, о чем ты думал вчера вечером, когда трахал свою крупногабаритную подружку…
   — Кто ты?
   — Я? — Распутин не спеша, закинул ногу на ногу, погладил пальцами свою козлиную бородку и, скорчив ехидную гримасу, сказал, — я композитор, я сценарист, я режиссер, я тот, кто дергает за ниточки.
   — Ты хочешь сказать, что весь этот кошмар… — Дан начал беспорядочно махать руками, — у меня не поворачивается язык, как назвать то, что произошло со мной за последнее время, это все дело твоих рук… это твоя игра?
   — Да, это моя игра. Я все это придумал и я все это организовал. Мне кажется, что у меня неплохо получилось…
   — Просто гениально! Только непонятно, почему игра была твоя, а волчица-смерть все это время щелкала зубами вокруг меня и кусала меня? Только непонятно в чем смысл этой игры — в самой игре?
   — Нет, в данном случае, смысл не в игре, а в результате, но результат еще не достигнут, поэтому тебе кажется, что во всем происходящем нет смысла.
   — Значит я пешка в твоей игре?
   — Нет, ты ферзь.
   — Да-а?! Спасибо за доверие. И каков же должен быть результат? Кто в нашей партии играет черными — доверчивые девочки, как Олеся?
   Распутин скрестил руки на груди, хитро улыбнулся и, прищурив глаза, сказал:
   — А давай сыграем в игру — ты будешь угадывать, а я буду подсказывать «холодно-горячо».
   — Меня уже тошнит от твоих игр. А нельзя просто оставить меня в покое и все. Найди себе другую марионетку для приколов и развлечений. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, слышишь ты меня или нет?
   — Нет, нет, нет, брат! Не обманывай самого себя. Я оставил тебя на некоторое время в покое и что же? В какой-то миг я даже засомневался и впрямь начал думать, что ошибся в тебе. Но, нет! Ты бросил свою размеренную сладкую жизнь, выскользнул из под мягкой и теплой сиськи и вновь пустился на поиски ответа, на поиски истины. Что это значит? Это значит, что я не ошибся. Ты настоящий мужчина, Дан, но почему-то прикидываешься слизью. Ты справился с монстрами, появления которых в таком количестве я даже и не предполагал. Ты — ферзь. Ты выиграл первую партию. Значит, я сделал правильный выбор и ты сделаешь то, что должен сделать.
   Дан скривился и зло проскрежетал:
   — Дать людям истину и осчастливить их этим?
   — Начало жутко холодное, а конец слегка теплее.
   — Иди ты на хрен, со своими теплыми концами. Нельзя, что ли, просто сказать, что тебе от меня нужно. Ты представляешь, через что я прошел, какие кошмары мне пришлось пережить, кукловод чертов?
   — Представляю лучше всех на свете. Могу сказать в утешение только одно: «Тяжело в учении, легко в бою». Если мы так будем нервничать по пустякам…
   — Пустяки?! Когда у тебя перед глазами лежит бесформенное кровавое месиво, которое еще недавно было самой прекрасной девушкой на земле — это пустяки. А Олеся… — на глазах Дана выступили слезы, — сволочь! Зверь! Ты получаешь удовольствие, убивая людей и издеваясь над ними?
   — Извини брат, но Олесю убил ты…
   — Что-о-о? — у Дана потемнело в глазах. Если Распутин был бы не за шторкой, а здесь, рядом, то Дан наверняка бы бросился на него с кулаками, — что-о-о, я убил Олесю? Да я даже пальцем… я даже волосок…
   — Перестань брызгать эмоциями. Поверь, на меня это не производит никакого впечатления. Когда вернешься к своей толстушке, тогда и будешь брызгать слюной и махать кулаками, а сейчас, если ты желаешь все-таки узнать правду и перестать топтаться на месте, то советую тебе взять себя в руки и успокоиться.
   Дан понял, что разговаривает с железякой и эмоции действительно сейчас ничем ему не помогут. «Хорошо, — подумал он, — играть, так играть. Посмотрим — кто кого!»
   — Вот это уже мужской разговор, присаживайся. — Распутин указал на кресло, под которым лежал мертвый профессор. — Ну и что ты межуешься? Что стоишь как истукан? Ты брезгуешь? Не ты ли только что проткнул светлейшие мозги профессора этой вульгарной стрелкой? Давай, поднимай кресло и садись. Хватит хлюпать слюнями. Или, быть может, стоит подкинуть еще парочку монстров для того, чтобы ты окончательно стал настоящим мужчиной?
   Дан схватил кресло, поставил его напротив монитора и, зло сощурив глаза, уселся в него.
   — Теплый конец, говоришь… значит немного, совсем чуть-чуть осчастливить людей я все-таки должен?
   — Напоминаю правила игры: ты говоришь, а я только направляю, ничего не объясняя и не уточняя.
   Тогда Дан решил озвучить те версии, которые уже приходили в его голову раньше:
   — Профессор, очистив мои мозги от всех известных вирусов, очистил пространство для всех неизвестных. Сразу после операции я подхватил какой-то неизвестный вирус бешенства. Почувствовав в моем организме рай с плодородной почвой при абсолютном отсутствии конкурентов, новый вирус моментально развился до катастрофических масштабов. Я являюсь носителем и разносчиком этого вируса, но на меня самого вирус не действует. Он передается от человека к человеку посредством внушения. Те люди, которых я заразил вирусом бешенства, тоже приобретают способность заражать других.
   — Вай, вай, бр-р-р, какой жуткий холод! Для чего у тебя в голове логический кристалл? Для того чтобы ты думал мозгами, а не яйцами. Ты только подумай, что за ахинею сейчас наговорил. Какой жуткий холод. Кажется, я напрасно сделал ставку на тебя — обделался с тобой, как та извращенка в больничном подвале…
   — Карина?! Это тоже дело твоих рук?
   — Горячо.
   — Так кто же тогда извращенец, черт возьми, не ты ли, козлиная бородка, придумавший эту игру.
   — Не тот извращенец, кто производит дерьмо, а тот, кто его употребляет.
   — Можно аплодировать?
   — Можно. Я рад, что к тебе вернулось чувство юмора и мужская дерзость. Ты перестал брызгать слюной и хлюпать соплями? Продолжим?
   — Продолжим. — Дан глубоко задумался. — Ей была сделана установка под гипнозом. Ее закодировали на определенные действия.
   — Тепло. Но существует одна проблемка. Человека трудно заставить убить себя. Потому что инстинкт сохранения жизни настолько велик, что даже очень сильные гипнотические установки не действуют. Под гипнозом можно заставить человека сделать все, что угодно: засунуть палец в кипяток, проколоть иглой щеку. Но сломать генетически заложенный страх перед смертью… понимаешь, некоторых людей невозможно даже под гипнозом заставить просто раздеться и при людях пописать. Настолько сильны запретные гипнотические установки, внушенные человеку обществом еще с рождения. Как же сломать суперстрах человека перед смертью? Может быть, ты знаешь, как это делается.
   — Я думаю, это сделать легко, если человеку внушить, что смерть не является концом жизни. Тем более, легко будет заставить человека уйти из жизни, если он будет думать, что после смерти исполнятся все его заветные желания.
   — Браво! Очень горячо — я даже обжегся!
   — Но за что ты убил Карину?
   — Это легкий вопрос.
   — Она что-то знала, и ты избавился от свидетеля?
   — Горячо.
   — Влада тоже все знала, и ты тоже от нее избавился?
   — Горячо.
   — Но почему Олеся? Олеську то за что, она ведь… — Дан закрыл рот руками.
   — Вот, вот, именно, это ты ее убил, потому что начал болтать лишнее.
   — Да она даже ничего не поняла!
   — Ты бы все равно ей все рассказал. Вспомни, что было в самый последний момент.
   — Мы загадали желания и я… — Дан опять закрыл рот руками. Некоторое время посидел в таком положении, потом опустил руки, — я загадал, что найду профессора и уговорю его сделать такой же кристалл и в голове у Олеси, чтобы мы были на равных и вместе…
   — Ничего глупее ты, конечно, придумать не мог! Я же говорил, что ты сам ее убил…
   — А нельзя было просто предупредить, что никому нельзя рассказывать про операцию, и все! Зачем было устраивать эти кошмарные сцены смертоубийства? У тебя какая-то извращенная фантазия…
   — У меня нормальная фантазия. Я просто очень хорошо знаю вас — людей. Запрещай, не запрещай, вы все равно обосретесь. А потом было бы еще хуже. Прожил бы ты с этой Олесей лет пять и подумал бы: «А какого черта? Пошли они все на фиг! Родной она мне человек или не родной? Дай-ка, я ей все-таки расскажу правду…» И вот тогда бы ты точно сошел с ума. Я сделал тебе что-то вроде профилактической прививки. Я выработал у тебя стойкий иммунитет. Теперь, каждый раз, когда тебе захочется развязать свой язык, перед тобой будут всплывать эти кроваво-красные глазки.
   — Черт возьми, женщина врачиха, понятно, я ей тоже успел ляпнуть про профессора и операцию, но остальные-то здесь при чем?
   — Остаточный резонанс, своеобразный побочный эффект, который, я думаю, дополнительно хорошенько закрепил твой иммунитет против болтливости. Превращение людей в монстров было придумано мною в воспитательных целях чисто для тебя, а вообще ненужных свидетелей я убираю обычно намного проще: они умирают от рака или вследствие несчастного случая…
   — Или от СПИДа.
   — Ха! Да, твоя красивая картинка со сменой эпох мне понравилась. Очень оригинально! Для толпы такое толкование действительности очень даже сгодится и возможно даже будет очень популярной гипотезой. Однако тебе на эту тему заморачиваться не стоит, это не твоя игра.
   — Значит, в моей игре никакого вируса нет. А как же эпидемия бешенства? Почему в городе началась цепная реакция без всякого моего участия? Тоже остаточный резонанс?
   — А, это! Ерунда! Выброси из головы. Это примитивная утка, это монтаж и хакерская взломка. Эту передачу кроме тебя и профессора никто не видел. Я вообще великий выдумщик. Я великий фокусник. Люблю прятать правду и создавать иллюзии. Люблю внушать людям то, чего никогда не было. Профессор до конца своих дней был уверен, что спасает человечество от инопланетян. Он никогда не знал и даже не догадывался, ради чего реально была нужна эта операция на мозг и была ли она вообще?
   — То есть как, была ли вообще?
   — «Странно, не видно никаких повреждений!» — подленько хихикая, сымитировал Распутин медсестру из больницы. Даже голос был практически идентичным.
   — Значит, никакой операции не было?
   — Да, хирургического вмешательства не было. Этот, якобы, профессор — обычный сомнамбула, постоянно находящийся под гипнозом. Что ему внушишь, то он и будет говорить…
   — Откуда же тогда взялся этот кристалл у меня в голове?
   — А у него и спроси.
   Дан с полминуты крутил зрачками по сторонам, потом, сдался:
   — Что-то у меня… он сразу вдруг… отключился…
   — Все правильно, он блокируется. Начиная искать ответ, как ты правильно уже догадался, кристалл начинает всасывать файлы-кирпичики из бесконечности памяти. Но в данном случае он заново всосал то, что блокировало его до «операции». Самое смешное заключается в том, что стать гением может любой человек!!! Без всякой операции и даже без гипнотического воздействия! Как ты уже слышал однажды из уст профессора, логический кристалл есть у всех людей, но он просто не работает, почему?
   — Ну-у, он заблокирован вирусами…
   — Да, но это не те вирусы, с которыми обычно борются врачи-вирусологи. Эти вирусы не проникают в мозг из окружающей действительности, они образуются внутри, они порождаются самим мозгом. Это своеобразные компьютерные вирусы, парализующие работу логической системы. Причина их возникновения — работа специальной программы, заложенной в систему памяти каждого человека с рождения. Я ее называю: «МОРАЛ». Чтобы избавиться от компьютерных вирусов в голове, не нужно никакой операции, никакой специальной антивирусной программы. Просто надо найти «красную кнопку» у себя в голове и «нажать» на нее. Программа «МОРАЛ» отключится, вирусы исчезнут, и кристалл начнет работать.
   — Каким образом это делается? Что из себя представляет эта кнопка? И почему бы, если все так просто, не сделать всех людей гениальными? Почему такая честь выпала только мне?
   — На первые два вопроса, брат, ты сам можешь найти ответ, а на вторые два, извини, ты не по адресу. Понимаешь, брат, я тебя обманул, я не режиссер. — Распутин вдруг достал из кармана маленький пистолет. — Я свою миссию в этой занимательной игре выполнил. Далее тебе нужно будет отгадать еще одну загадку: «А» и «Б» сидели на трубе. «А» упала, «Б» пропала. Кто остался на трубе? — с этими словами Распутин затолкал дуло пистолета себе в рот. Раздался хлопок, и на стене позади его образовалось красное пятно.

Кто остался на трубе?

   Дан сидел парализованный увиденным и услышанным. Он тупо пялился на мертвое тело Распутина и не мог сосредоточиться на решении вновь возникших вопросов. Кристалл был глух и нем. «Кристалл снова заблокирован, как и до операции, которой не было. Чушь какая-то — программа „МОРАЛ“, красная кнопка, компьютерные вирусы, как я могу на это все найти ответ, если кристалл мой сдох?…»
   Он просидел в кресле, неизвестно как долго, может быть, час, а может, всю ночь. Позади мертвый профессор, напротив мертвый Распутин. Дан сознательно не выключал шторок, боясь порвать последнюю связующую нить. Потом вдруг в его глазах потихонечку начали загораться живые огоньки. Наконец он быстро поднялся с кресла, подошел к профессору и, запустив руку во внутренний карман его пиджака, достал оттуда маленькую пластиковую визитку — «Я вычислил тебя, режиссер!»
 
   — Программа «МОРАЛ»! Очень оригинально, господин психиатр, — сказал Дан, заходя в квартиру Сергеева. Высокий блондин с голубыми глазами вежливо пропустил его в комнату. — Скажите, гроссмейстер, существование Распутина это тоже примитивная хакерская утка?
   — А это имеет какое-то значение?
   — Да в принципе… просто любопытно.
   — Распутин, Влада, Профессор, это лунатики, это ниточки, с помощью которых делается история.
   — А я?
   — Это целиком и полностью зависит от тебя.
   — Ну, не совсем, однако. Ведь продолжают существовать какие-то рамки. Я нашел красную кнопку, выключил программу «МОРАЛ» и освободил кристалл, но правила игры все равно остались. Свобода внутри не распространяется на свободу снаружи. Я не знаю, кто ты, посланец бога или сам бог, но я обыкновенный человек. Ты меня выдернул из толпы, зачем? Почему именно я?
   — Это просто случайность — ты родился под счастливой звездой. Это маленькое совпадение, случайный набор циферок и нулей, но для работы общечеловеческого мозга это имеет колоссальное значение. С моей же стороны, это определенная стратегия. Не торопись, ты сам все скоро поймешь: почему именно ты и что отличает тебя от других?