– Сильнее, чем эль-ин?
   – Не надо такой иронии, Л'Рис. Это их горы.
   Я задумчиво наматывала на палец посеребренную инеем прядь.
   – В общем, ссориться с аборигенами не рекомендуется.
   – Ссориться никогда не рекомендуется. Но я бы не стал рассчитывать, что местным можно будет с такой же легкостью пустить пыль в глаза, как это удалось в Лаэссе. Да не больно и хочется, если честно.
   Он отвернулся. Забавно. Эль-ин устраивают представления на публику просто потому, что ценят красоту хорошо продуманного действия. Аррек – только тогда, когда это помогает ему достичь поставленной цели.
   Мы тронули лошадей, начиная длинный и утомительный подъем. Снег, точно ожидавший этого момента, вновь повалил, будто кто-то опрокинул корзину с белым пухом. Я съежилась под плащом, стараясь стать как можно меньше. Ауте, ну почему нельзя было просто долететь до места?
   Л'Рис, убедившись, что вводный брифинг закончен, вновь открыл рот.
   – Значит, местные интересуются поэзией? Ур-ра! В кои-то веки найдутся настоящие знатоки, которые смогут оценить все грани моего непревзойденного таланта! Нет, вы только подумайте, некому, ну совершенно некому прочитать свои творения! Все в трудах да в трудах! Иди туда, принеси то… И ни одной свободной минуты! Но тут, кажется, будет благодарная публика…
   – Л'Рис.
   – Да?
   – Халиссийцы рыжих считают приносящими несчастья. И хотя обычай давить их еще в колыбели благополучно отмер пару столетий назад, ты рискуешь нечаянно воскресить его.
   – О! – Ступающий Мягко тряхнул огненно-рыжей шевелюрой. – Ну, с другой стороны, вряд ли существа, обитающие в столь жалких постройках, могут быть настоящими ценителями искусства. Вы только посмотрите на это издевательство над архитектурой! Да этот каменный гроб старше меня! И, похоже, каждое последующее поколение добавляло к нему пристройку на свой вкус… почему-то позабыв отремонтировать все предыдущие. Кошмар! Разве стоят люди, опустившиеся на такой уровень, чтобы перед ними выступал уникальный, единственный, великолепный, талантливый?..
   – Л'Рис…
   – Да?
   – Заткнись.
   – Вот так всегда! Никто меня не ценит по достоинству!
   Блохи. Я сконцентрируюсь на блохах. Если попробовать выследить их по одной и спалить миниатюрными файрболами, это будет неплохим упражнением на концентрацию. Если повезет, можно будет даже отвлечься от навязчивого желания запустить таким же заклинанием, только побольше, в собственного риани!
* * *
   Контраст между халиссийским трактиром и лаэсской гостиницей был не просто разительным. Он сшибал с ног.
   Замызганное, даже под снегом грязное каменное здание, построенное как раз в том стиле, что так метко отрекомендовал Л'Рис, не вызывало ничего, кроме уныния. Расположено сие чудо было на окраине города, благо строительством крепостных стен тут никто не озаботился: зачем? И так, пока враг долезет на такую верхотуру, его можно будет тысячу раз забросать камнями.
   Подъехали новые посетители к сему очагу культуры и тепла к вечеру, когда прозрачные сумерки резко и как-то без предупреждения сменились абсолютной чернотой. (Куда делся день, я так и не поняла. Похоже, из рассвета нас перетащили прямо в следующую ночь.) Аррек вел моего скакуна, посверкивающего свежеопаленными проплешинами на шкуре, на поводу: после третьего файрбола, взорвавшегося почему-то гораздо мощнее, чем полагалось, проклятая скотина взбесилась и слушаться меня отказалась наотрез. Что тут можно сказать? Только то, что чувства, испытываемые мной к собственному транспорту, оказались взаимными!
   Чудная процессия остановилась не перед входом, через который то и дело шатались туда-сюда местные, а перед конюшенными воротами Сергей чуть откинулся в седле и громогласно врезал по ним пару раз ногой.
   Гигантские створки содрогнулись.
   Через минуту, когда арр-лорд уже вытаскивал из седла ногу, дабы повторить процедуру, ворота вдруг распахнулись. Воинственно уперев руки в бока, перед нами стояла зеленомордая личность, относившаяся к какому угодно биологическому виду, только не к homo sapiens. Было это создание метров трех с половиной ростом, массивно, ушасто и явно очень недовольно.
   – Кого еще Дикий Волк принес на ночь глядя?
   Я ошарашенно мигнула. Это еще говорит? То есть я, конечно, знаю, что разум принимает иногда самые диковинные очертания, но по виду этого обряженного в кожу и мех громилы никак нельзя было сказать, что его артикуляционный аппарат приспособлен к человеческой речи.
   – Гостей. – Аррек, мой безукоризненно вежливый, лощеный Аррек смачно сплюнул прямо с седла. – А если ты, гоблинская рожа, всех гостей встречаешь таким манером, то в ближайшем будущем рискуешь оказаться настолько разоренным, что даже шкура твоя окажется прибитой к чьему-то полу в качестве ночного коврика.
   Л'Рис в восхищении распахнул голубые глазищи, впитывая каждое слово.
   Конюший смерил нахала в кольчуге прищуренным взглядом. Особенно подробно рассмотрел висящий за спиной меч. Покосился на всем своим видом демонстрирующего, как ему скучно, Дельвара.
   – А ты кто будешь, чтоб предсказывать? Никак пророк?
   Оно еще и с чувством юмора!
   – Я пророк, – мягко-мягко, увещевающе ответил Видящий Истину. – Я настолько великий прорицатель, что прямо сейчас тебе предрекаю: если не двинешь в сторону и не примешь лошадей, будешь долго собирать зубы по полу.
   – Ничо. Новые вырастут. Чай, не задохлик вроде вас, хумансиков, – хладнокровно парировал конюший.
   – Слышь, мужик, кончай рэкет, – вдруг посерьезнел Аррек. – Не видишь, что ли, с нами дамы? Пусти в тепло, а там уж обсудим вопросы платы.
   Так это что, было прояснение размеров оплаты?
   Гоблин, кажется, только сейчас заметил меня и Нефрит, спрятанных за широкими спинами мужчин. И мгновенно посторонился, пропуская всю компанию навстречу теплу и свету уютной и удивительно чистой конюшни. Почти эль-инский подход к отношениям полов. Я сбросила капюшон, легким, будоражащим изменением готовя тело к новым условиям, и с любопытством огляделась. Конюший уже помогал Нефрит спуститься, галантно подставив свою огромную лапищу вместо лесенки и удерживая повода ее зверя.
   – Вы, сударыни, уж простите великодушно, не приметил. Чо ж ты, гад, сразу не сказал, что дамы мерзнут? Нет, пророка тут из себя строит…
   Мне оставалось только удивленно поднять брови.
   Мягко спрыгнув на посыпанные хвоей доски рядом с Арреком, я не без облегчения передала странному груму свою исстрадавшуюся скотинку. Тот посмотрел на обгорелый мех, покачал головой и увел животных куда-то вглубь, тихо разговаривая с ними на незнакомом языке.
   – Это что?
   Аррек улыбнулся:
   – Гоблин. Из горных.
   – Еще и равнинные есть? – Но… в Ойкумене вроде не осталось разумных существ, кроме людей! По крайней мере таких, о которых людям было бы известно.
   – Все эти народы в большинстве своем берут начало от людей. Генетические эксперименты, магические трансмутации, просто естественный отбор: мало ли что могло случиться. Вообще, в Диких Мирах много есть такого, чего вроде как быть не должно. В той же Лаэссе, хоть она и человеческий город, можно найти и эльфийское посольство, и рабочие мастерские гномов, и несколько городских кварталов. Разве ты не почувствовала?
   – Нет… То есть почувствовала, конечно, но они не ощущались как чуждое. Просто люди со странной внешностью и странными снами.
   – Да, эль-ин было бы там прижиться куда как труднее…
   Л'Рис, мгновенно усвоивший, как тут нужно себя вести, остался громогласно и грубо, получая от этого процесса огромное удовольствие, торговаться с подоспевшим хозяином. А остальных тут же провели вниз в комнаты. Коридор был неподражаем: феноменально грязный, темный, обильно устланный валяющимися тут же пьяными в стельку постояльцами, через которых приходилось перебираться, точно через поваленные деревья. Ростом эти ребята, может, и уступали эль-ин, но вот в обхвате их точно хватило бы на нескольких наших.
   Лучшие покои здесь были расположены в недрах скалы, врубленные прямо в твердую породу, и ценились главным образом, кажется, за стратегическую защищенность. Но сами комнаты меня приятно удивили: скудно обставленные, с меховыми шкурами вместо покрывал, они были сравнительно чистыми и очень теплыми. Что и требовалось.
   Аррек удовлетворенно огляделся:
   – Приятно знать, что со времени моего последнего пребывания это место так и осталось лучшим в городе.
   Я фыркнула.
   – О, Антея, ты, право же, не видела по-настоящему грязных гостиниц.
   – Видела. Я пять лет прожила в Ойкумене, из них половину – в студенческом общежитии. Глупости все это: кровати, простыни, которые приходится стирать. Гораздо проще было бы уцепиться за какую-нибудь ветку и завернуться в крылья.
   – Люди – не летучие мыши. Не порть нашу маскировку, она и так уже трещит по швам.
   Я обреченно вздохнула:
   – Опять прикажешь залезать в юбку?
   Он сделал драматическую паузу, любуясь моим вытягивающимся лицом:
   – Нет. Халисса – одно из тех редких мест, где отличительным признаком благородной дамы можно считать потрепанную кольчугу и меч, болтающийся на бедрах. Аристократок тут с детства учат быть и воительницами, и магичками, простолюдинок – тому, к чему душа лежит. Так что можешь одеваться, как хочешь, и не особо скрывать свои способности. В разумных пределах, разумеется.
   Настроение резко подскочило вверх. Мелочь, конечно, но все-таки…
   Аррек выдал еще парочку советов, сводившихся в основном к простому «не высовывайся», и ушел, прихватив с собой Сергея с Дельваром. Л'Рис поднялся в общий зал с намерением поохотиться на слухи, а я осталась в обществе невидимых северд-ин. Некоторое время сидела, обхватив колени и завороженно смотря на переливы пламени в очаге, затем неохотно поднялась. Тихо и незаметно проскользнула по коридорам вверх, туда, откуда доносился смех и звонкий голос рыжего риани выводил строки песни.
   Я невольно прислушалась.
 
Пардон, сеньоры и сеньориты!
Визит простите внезапный наш
И очень строго не судите,
Не то сорвется весь абордаж!
 
 
Да, мы пираты, чему не рады:
Нам стыдно людям глядеть в глаза,
И мы не знаем, куда стреляем —
Мешает целиться слеза.
 
 
Мы три недели уже не ели
Ни манной каши, ни холодца.
Мы похудели без карамели…
Милорд, где ключик ваш от ларца?
 
 
Excuse me, дамы, что мы не бриты,
Но на бритье пиастров нет.
Кто сколько может, нам помогите!
Мадам, позвольте ваш снять браслет.
 
 
Мой милый боцман, рубите мачты!
Уже срубили? Спасибо, сэр!
А вас, миледи, молю – не плачьте,
Ведь это детям – дурной пример.
 
 
Да, кстати, дети, их лучше за борт:
Малюткам рано глядеть на бой!
А если плохо умеют плавать,
Пусть гувернантку возьмут с собой.
 
 
Теперь помолимся мы скромно.
За упокой души гостей.
Команде на ночь по ложке брома,
Почистить зубы и – марш в постель!
 
 
Нет, мы не рады, что мы пираты:
Всю жизнь краснеем за черный флаг!
Семья и школа, вы виноваты,
Что нас толкнули на этот шаг!
 
   Зал содрогнулся от громового хохота. Я тоже смеялась. Затем, чуть придя в себя, попробовала подобраться поближе.
   Л'Рис был центром внимания. Сияя невинной синевой глаз на ангельски прекрасном лице, он источал истинно дьявольское очарование, к вящему восторгу всех присутствующих дам. Пальцы пробежались по струнам покоящейся на коленях гитары. Но настроение было уже другое. Безысходное, яростно-тоскливое, вопрошающее.
   – …а потом бы остановились на пару дней в Лаэссе… О, Лаэссе! Вы ведь были там, не так ли? Если были, то забыть это место вам уже не удастся.
   Он с силой ударил по струнам, и они ответили ему тревожным, бьющим в самую душу, каким-то горько-насмешливым аккордом.
 
Город-сказка, город-мечта,
Попадая в его сети, пропадаешь навсегда…
 
   Я вздрогнула, невольно сделала шаг вперед. Вене, ее риани… Единое целое, разделенное на несколько тел. Как много он и Дельвар знают о случившемся в Лаэссе?
   Уж побольше меня…
   А песня, нет, не песня даже, а просто рождающийся прямо сейчас под его пальцами набор бредовых строчек и образов, совершенно, казалось бы, не связанных с настоящим городом, продолжал выплескиваться в установившуюся вдруг тишину.
 
…где женщины проносятся с горящими глазами,
с холодными сердцами, с золотыми волосами…
 
   Не знаю, почему я не закричала. Л'Рис вдруг резко, на полуслове оборвал аккорд и, вскинув голову, посмотрел на меня. На короткое мгновение, вспышкой сен-образа, увидела себя его глазами: высокая размытая фигура, наполовину купающаяся в оранжевых отблесках очага, наполовину укрытая тьмой. Гордая, надломленная осанка, застывшие черты, выглянувшее мимолетным безумием многоцветье глаз. Золотые волосы, рассыпанные по плечам.
   Остальные тоже стали оборачиваться, чтобы узнать, что же там такое привлекло внимание барда, но, прежде чем меня успел кто-нибудь заметить, проход был пуст. Я очнулась, лишь прижавшись спиной к стене своей комнаты, сотрясаясь неудержимой дрожью.
   «…с холодными сердцами…»
   Нет!
   Тай, мальчик…
   Ауте, что же Ты делаешь? Что Я делаю?
* * *
   Стоп. Хватит. В данный момент я не делаю ничего полезного, а это значит, что пора заканчивать. Возвращаемся к теме. А тема у нас сегодня Круг Тринадцати и его поиски. Поскольку, ходя по улицам и ища на свою голову неприятности, с очень большой долей вероятности можно на эти самые неприятности напороться, придется перейти к запасным вариантам. Оставим допрос свидетелей профессионалам, а сами займемся чем-нибудь более соответствующим нашим способностям.
   Встать на ноги, привести в порядок одежду. Еще минута в вонючем коридоре, и я мягко постучала в дверь Нефрит.
   – Заходите, Антея-эль.
   – Вы меня ждали?
   Миниатюрная женщина отвернулась от стола, у которого стояла, и не без раздражения отбросила за спину толстую косу. На узком лице из-под обычной невозмутимости проступала некая растерянность.
   – Я надеялась, что вы зайдете.
   – Вот как?
   – Сдаюсь. – Теперь уже отвращение. Да что случилось с мадам «У меня всегда все под контролем»? – Все представляющее хоть малейший интерес защищено. Это как туман: силой не пробьешь. А времени распутывать все хитросплетения нет. Чувствую себя слепой! Отвратительно!
   Я не могла не улыбнуться. Похоже, Нефрит Великолепная отнюдь не была в восторге от задания, которое на нее возложил Конклав Эйхаррона. Как там сказал Аррек: «Показная покорность и готовность выполнять черную работу». Ну-ну.
   Нефрит попробовала было сердито нахмуриться, но, не выдержав, расхохоталась и без сил упала на стул.
   – Ну хорошо. Признаю. Эти дикие меня обставили. Надо было более внимательно прислушиваться, когда Сергей говорил, что они не так уж просты. Я действительно привыкла быть «первой лягушкой в своем болоте».
   Последние слова походили на цитату.
   Странно, я никогда не видела Нефрит такой раскрепощенной, что ли. Кажется, хороший отдых, прогулка на свежем воздухе и, самое главное, значительная отдаленность от Эйхаррона и всего с ним связанного пошли Зеленоокой на пользу. Под обаянием ее живой, искрящейся силой и упорством личности я и сама оттаяла. Что-то сжавшееся в груди в тот момент, когда в спину юного Мага Земли вошла отравленная стрела, наконец отпустило.
   – А в чем именно проблема? Разве для Видящей Истину все эти защиты не должны быть чем-то совершенно несущественным? – Я уселась прямо на пол, скрестив ноги и склонив голову на плечо.
   – Теоретически. – Широкий, туманный жест рукой должен был означать все, что очень воспитанная женщина думает о теоретиках, но по причине излишней рафинированности не может произнести вслух. – На практике, однако, отнюдь не всегда приходится иметь дело с абсолютными идиотами. Я обычно совершенно точно знаю, что именно я вижу, как бы ни маскировали суть. Но что делать, если не видно ничего?
   Кажется, я начинала понимать, в чем дело.
   – Гм… Согласно моему опыту, основная проблема у вас, людей, в том, что вы мыслите шаблонно. Составив раз и навсегда представление о каком-то явлении, с огромным трудом выходите за его пределы. Это, наверно, не так уж и плохо. В смысле, я была бы не против, будь мой мир чуть более постоянным и устойчивым, но когда дело доходит до поиска решений… Если вы не можете увидеть что-то, почему не попробовать другие органы чувств?
   – Уже.
   – Тогда почему не попробовать добраться до изображения каким-то другим путем?
   Пауза.
   – Например?
   – Ну, попытка не пытка. Я без танца вряд ли смогу отыскать что-то важное, но восприятие эль-ин отличается от аналогичного процесса у людей. А чувствительность вене вообще практически безгранична. Если немного поэкспериментировать, наверняка наткнусь на частоту, о которой люди просто не знают. Переведу это в привычные образы. И спроецирую сюда. Это поможет?
   Арр-леди некоторое время рассматривала меня тем же самым странноватым взглядом Видящего Истину, который временами так бесил меня в Арреке.
   – Можно попробовать. – Она демонстративно сложила руки на коленях, показывая, что передает всю инициативу мне.
   Что же, напролом, пожалуй, идти не стоит. Если уж я ничем не могу помочь Таю, то остается хотя бы извлечь урок из его гибели. Значит, действуем так, чтобы не заметили. Лучше не напрямую, а используя какого-нибудь посредника, хотя бы для фокусировки. Воздух отметается сразу, хотя он был бы очень удобен: но это действительно их горы, их ветер. Земля у меня всегда вызывала в основном отвращение. Огонь? Заманчиво, но слишком незнакомая стихия. Чужие глаза? Не-е, нарвусь еще на кого-нибудь слишком… энергичного. Вода? Ну… Ладно. Учитывая здешнюю отвратительную влажность. Океан у них тут под боком, что ли? Муссоны всякие туда-сюда летают. А, какая разница! Теперь посмотрим. Вроде пытался меня папа научить подходящему заклинанию…
   Я встала, с удовольствием потянувшись, и легко прошла к столу. Взяла бокал, наполненный водой: доверять местным полуалкогольным напиткам Нефрит, даже будучи неуязвимой для ядов, не желала. Задумчиво поболтала жидкость.
   – Пентограммку бы сейчас…
   – Глупость какая! Вы же не можете действительно думать, что эти первобытные бредни могут быть более эффективны, чем техники концентрации!
   – Ритуалы и есть техники концентрации. В своем роде. Вы должны знать кое-что о подсознании, так что и сами это понимаете. А мне бы совсем не помешало чуть стандартизировать собственное мышление, даже таким экстравагантным способом.
   Она хотела было бросить что-то высокомерно-небрежное, но вдруг остановилась, задумалась и решила посмотреть, что будет дальше.
   Я подняла бокал, резко выдохнула, шепча что-то и очерчивая в воздухе резкий, предельно четкий сен-образ. А затем красивым ритуальным движением выплеснула воду.
   Жидкость и не думала проливаться на пол. Вращаясь все быстрее и быстрее с каждой секундой, она растеклась по воздуху тонким, чуть туманным зеркалом и повисла перед нами, точно переливающееся бликами окно в чужую реальность. Красивое и обманчивое, как сама смерть.
   – А нельзя было просто спроецировать изображение мне на сетчатку? Или использовать эти ваши сен-образы?
   Нельзя. Как же ей объяснить? Как сказать, что вот это дрожащее тончайшее водное зеркало и является сейчас мной, моим отражением, моей бледной тенью? Что лишь призрак воли удерживает мое тело от того, чтобы не разбиться, не рухнуть на пол фонтаном сверкающих брызг? Что каждая молекула, каждая капля воды в Халиссе – это я? И я знаю все, что знают они?
   Видящая Истину бросила на меня взгляд и замолчала. Как люблю с ними работать: объяснять таким никогда ничего не требуется.
   В водном зеркале замелькали смутные образы, повинуясь взмаху руки Нефрит, чуть замедлились, стали отчетливей.
   (Горы, снег. По почти отвесной скале карабкается человек, срывается, падает.)
   (Какой-то грязный подвал. Люди.)
   (Темная, наглухо запертая комната. На полках стоят прикованные цепью книги. В углу – посох. Тишина.)
   (Роскошные, варварски обставленные апартаменты, блеск золота и гладкие переливы дорогого меха. Полуобнаженная женщина спит на застеленной медвежьей шкурой кровати. Мужчина, босой, в небрежно накинутом халате и с арбалетом, привычно прислоненным к ноге, пишет за столом письмо. Наплыв – крупным планом ровные, каллиграфическим почерком выведенные буквы.)
   Нефрит положила руку мне на плечо, деликатно контролируя направление поиска. Я сейчас для нее была чем-то вроде камеры, послушно поворачивающейся туда, куда указывает оператор. Никакой собственной воли.
   (Просторный каменный зал, гобелены, оружие и доспехи, развешанные на стенах, массивная мебель. Человек, похожий на седого волка, с царским венцом на голове, о чем-то спорит с Арреком. Сергей старательно пытается держаться в тени. Наплыв. Рука царя раздраженно сжимает рукоять меча. С видимым усилием расслабляется.)
   (Строгий кабинет. Несколько людей переговариваются, сидя за столом.)
   (Карта.)
   (Мужское лицо.)
   (Огромная пещера. Трещины на полу складываются в полные тайного смысла узоры, каменный алтарь…)
   – Да! – Нефрит подалась вперед. – Отмотай на месяц назад!
   (В строго определенных точках узора стоят люди в ритуальных одеждах. Стратегически расположенные факелы, рисунок света и тени. Выводят одетого в белое одурманенного мужчину, укладывают на алтарь. Сложные движения, почти танец, нарастание силы. Кинжал падает, брызги крови. Вспышка. Все уходят, мужчина поднимается, но его уже нет. Теперь ему предстоит путешествие в родной город, чтобы там, когда кукловод оборвет невидимые веревочки, предстать перед родственниками в своем истинном, мертвом обличье. Труп и труп, скончавшийся от скоропостижной, настигшей его уже дома болезни. Был по обычаю предков сожжен, что вызвало подозрение лишь у двух отчаянно храбрых и отчаянно глупых подростков.)
   (Горы. Дорога.)
   Арр-леди еще некоторое время шастала по залежам информации, затем с протяжным вздохом откинулась назад.
   – Все. Отпускай.
   Я благоразумно сделала пару шагов назад и «отпустила». Ледяная вода обрушилась на пол, обдав Нефрит веером брызг. К чести тех, кто ее выдрессировал, арр-леди не позволила себе даже вскрика, не то что нецензурного выражения. Только коротко прикрыла глаза, то ли скрывая их выражение, то ли вознося короткую молитву о терпении. И легким пирокинезом осушила и пол, и собственное платье.
   Стыдно? Мне? Не в этой жизни.
   – Узнали что-нибудь полезное?
   – О да. Правда, требуется расследование, но этим уже пусть занимаются остальные. – Я согласно что-то промычала, и она вытянула руку, на которую тут же плавно опустился ее личный сен-образ.
   Несколько мгновений, и образ наполнился смыслом и знанием – краткими выжимками из того, что мы видели в водяном зеркале, плюс ценные комментарии Видящей Истину. Порыв ветра – маленький посланец ломанулся на поиски так хорошо знакомого ему сознания Сергея.
   Я плюхнулась прямо на пол, не то чтобы опустошенная, но заметно ослабевшая. Ауте, только хронической усталости мне еще не хватало. Для по-олного счастья.
   Нефрит, осторожно подвернув юбку, уселась на жутковатого вида кривой табурет. Причем проделала это с грациозностью и изяществом, заставлявшими предположить, что присутствия ее несравненного седалища удостоился как минимум трон какого-то крайне влиятельного королевства. Умеют арры быть этак неосознанно высокомерными. Что есть, того не отнять.
   – Вы использовали очень интересный способ ясновидения, Антея-эль. – Голос слишком небрежный, чтобы быть искренним.
   – Это не ясновидение. – Я стащила к себе на пол пушистую шкуру какого-то зверя и рассеянно завернулась в нее. – В человеческом языке нет термина, который бы отражал этот процесс. А потому нет и адекватной защиты от него.
   – Пресловутая ограниченность нашей мысли?
   – Конкретно вашей – меньше, чем у других, арр-леди. Но в целом – да.
   Она поправила и без того идеальными складками падающую юбку. Чуть склонила голову, пряча мягкую улыбку.
   – И вы еще называете нас неосознанно высокомерными.
   Я фыркнула. Было тепло, хорошо и все по фигу. А где-то на краю сознания маячили вина и страх. Как раз то настроение, в котором тянет подтрунивать над «вероятным противником», маскируя сие достойное занятие под дружескую перепалку.
   – Чтение чужих мыслей без спроса человеческим этикетом не одобряется.
   – А вы их маскируйте хоть немного, хотя бы для приличия, – нахально посоветовала эта гранд-дама. – Выставляете все напоказ, а потом еще обижаетесь.
   Я забавно сморщила нос, стараясь сдержать прорывающийся наружу смех.
   – Женщинам на Эль-онн закрываться не положено. А то кто-нибудь, упаси Ауте, еще подумает, что им пришли в голову мысли, достойные того, чтобы их скрывать. То-то среди мужчин паника начнется!
   Нефрит хищно блеснула глазами, явно настроившись на охоту за интересной информацией, и тут же демонстративно равнодушно повела плечами.
   – Разве у вас не матриархат?
   – Еще какой! Но для того чтобы повелевать, думать отнюдь не обязательно.