Паскаль Фрэнсин. Сентиментальная история

   — Но ведь команде надо тренироваться!
   — Только не на этом поле, Элизабет. Желаю удачи.
   Судебные протесты могут, конечно, преградить доступ на футбольное поле школьной администрации и даже таким шишкам, как Пэтмены и Фаулеры, но перед учениками школы Ласковой Долины они оказались бессильны. К обеденному перерыву о происходящем стало известно абсолютно всем. Толпы ребят бурлили на ступеньках школы и выплескивались на лужайку.
   В центре стоял Кен Мэтьюз, светловолосый гигант, капитан команды «Гладиаторов». Рядом с ним находился Тодд Уилкинз и другие известные школьные спортсмены. Все смотрели на них. Необходимо было что-то предпринять.
   — Что нам делать, Кенни? — крикнул кто-то. — Нельзя отдавать им наше поле!
   — Тихо, успокойтесь, — сказал Кен, обводя глазами толпу. — Не надо волноваться. Во-первых, «Гладиаторы» никогда не сдаются без борьбы!
   Буря одобрения встретила эти слова.
   — А во-вторых, — добавил Тодд, — нам это поле нужнее, чем кому бы то ни было. Фабрика или парк могут быть где угодно!
   — Правильно! — крикнул кто-то.
   — Поле наше! — провозгласил Кен.
   Еще один вопль одобрения.
   Миссис Уоллер, старший повар, наблюдала за толпой из окна столовой; было ясно, что назревает бунт. Она положила на стол разделочную доску и поспешила по коридору к спортивному залу.
   — Тренер! — позвала миссис Уоллер. Тренер Шульц поднял голову от схем расположения игроков, над которыми работал, готовясь к матчу с «Пумами» из Пэлисэдз-хай.
   — Что случилось, миссис Уоллер?
   — Боюсь, плохо дело. Футбольная команда собралась перед школой, и они очень возбуждены.
   — Моя команда? — спросил Шульц, тут же поднимаясь с места.
   — За главного у них Кенни Мэтьюз.
   — Так чего мы ждем?
   Тренер Шульц и миссис Уоллер вместе бросились вверх по лестнице в кабинет директора.
   — Его хватит удар, — сказала миссис Уоллер.
   — Мои мальчики не сделают ничего плохого, — заявил мистер Шульц. — Они просто все принимают слишком близко к сердцу.
   Они влетели в кабинет мистера Купера как раз в тот момент, когда из репродукторов по всей школе разнеслось: «Тренер Шульц, вас просят немедленно явиться в кабинет директора!»
   — Что нам делать? — закричала Джессика, пробравшись вперед, чтобы занять свое место во главе команды болельщиков.
   — Я знаю, что делать! — крикнул Тодд. — Мы устроим сидячую забастовку прямо на поле! Всеобщий вопль восторга.
   — Если они решили начать на поле стройку, пусть строят прямо на наших головах! — поддержал его Кен.
   Раздался еще один победный клич, и ученики, перегоняя друг друга, помчались по лужайке к футбольному полю.
   — Пошли! — скомандовала Джессика своим болельщикам.
   — «Гладиаторы», за мной! — крикнул Кен. Словно полчища римских воинов, армия школьников, побросав на ходу свои сумки и учебники, двинулась на захват футбольного поля.
   У себя в кабинете мистер Купер растерянно смотрел в окно.
   — Их надо немедленно остановить! — воскликнул он.
   Но теперь остановить их не мог никто. Элизабет бежала позади, лихорадочно делая в блокноте стенографические пометки о самом захватывающем событии в истории школы. В центре этих событий был Тодд! Добежав до поля, она увидела Лилу Фаулер и Брюса Пэтмена, младших представителей ненавистных семей, в окружении мальчишек и девчонок.»
   — Эй, Фаулер, что это с вами? — потребовал! ответа у Лилы Уинстон Эгберт. — Твоему отцу; что, все денег мало?
   — Оставь моего отца в покое! — завизжала Лила.
   — Фабрика! Фи, как грубо! — искривил губы Брюс Пэтмен. — Фаулеры только о наживе и думают — наглые выскочки!
   — Нет, вы послушайте этого двуликого Януса! — возмутился Уинстон.
   — Твой папаша собирается разбить здесь парк и таблички повесить: «Руками не трогать!» — крикнула Эмили Мэйер.
   — Думай, что говоришь, Эмили, — сказал Брюс. — Парк — все лучше, чем эта грязь. И что вы шум подняли! Бездарным «Гладиаторам» никакие тренировки не помогут!
   — Ты предатель, Пэтмен! — выкрикнул кто-то.
   — Как же можно так говорить о своей родной школе? Где твой патриотизм? — набросилась на него Джессика.
   — Да помолчи ты, Уэйкфилд!
   — Ни тебе, ни твоей семье нет никакого дела до школы Ласковой Долины. Это, просто неприлично, — продолжала Джессика.
   — Что касается неприличий, Джессика Уэйкфилд, вспомни лучше о своей милой сестрице, которая шляется по барам со всяким отребьем. Да, ты не ослышалась: шляется!
   Элизабет делала пометки в блокноте; услыхав эти слова, она вся вспыхнула. Конечно, глаза всех тотчас устремились на нее.
   — Не тронь мою сестру! — завопила Джессика.
   — Это еще почему? — спросила Лила Фаулер. — Вы обращаетесь со мной и с Брюсом как с прокаженными! Я думала, мы с тобой подруги, Джессика Уэйкфилд.
   — Лила, мы… но…
   — Ишь, заюлила, — бросил Брюс. — И если уж вернуться к разговору о приличиях, Уэйкфилд, как насчет твоего отца и Марианны Уэст, потаскушки, за которой он ухлестывает?
   — Попридержи язык, Брюс, — выступила вперед Элизабет. — Марианна Уэст — юрист, она работает в конторе моего отца.
   — В самом деле? А я думал, у них лучше получается в постели, — ухмыльнулся Брюс.
   — Ты лжешь! Брюс засмеялся:
   — Твой папочка всюду ездит с этой соблазнительной дамочкой, и это называется «работа в конторе»!
   — Да, и они работают вместе, чтобы помешать вам! — выпалила Элизабет.
   — Ну конечно. Поспеши написать об этом в своей газете.
   — Нашел о чем говорить! — сказал Тодд, протискиваясь вперед. — Мы хотим спасти наше поле. Шел бы ты отсюда, — повернулся он к Брюсу.
   — Ну что? — крикнул Кен, вскочив на скамью для зрителей и обращаясь ко всем сразу. — Отдадим поле?
   — Нет! — прогремел единодушный ответ.
   — Позволим строить здесь фабрику?
   — Нет!
   — А парк?
   — Нет!
   — Давайте все вместе споем, — предложила Джессика. — Песня в честь «Гладиаторов»!
   Она выбежала на беговую дорожку и начала дирижировать. Все как один подхватили боевую песню школы Ласковой Долины.
   Элизабет строчила в блокноте, краем глаза наблюдая за Тоддом. Она была поглощена редакционным заданием — такого важного у нее еще никогда не было, — и все-таки в ушах у нее так и звенели мерзкие слова Брюса Пэтмена об отце и Марианне Уэст. Вдруг ей пришла на память одна домашняя сценка, и все сразу встало на свои места, как будто нашелся недостающий кусочек головоломки. Лиз вспомнила, как на прошлой неделе зашла в комнату к родителям, а они ссорились. Хотя нет, не то чтобы ссорились. Они не кричали, не ругались. Скорее что-то горячо обсуждали. Мама очень нервничала, а папа хмурился, что с ним редко бывает.
   Она услышала только конец разговора, но он все равно оставил в ее душе неприятный осадок.
   — Я вовсе не утверждал, что моя работа важнее твоей, — говорил Нед Уэйкфилд, еле сдерживаясь, и голос его дрожал. — Я всего лишь сказал, что было бы неплохо, если бы мы почаще видели тебя дома…
   Может, это была пустячная размолвка. Последнее время мама долго задерживалась на работе, выполняя какой-то важный заказ. Но этот случай не давал Элизабет покоя, ведь она никогда раньше не слышала, чтобы родители спорили. Мысль о том, что между ними может кто-то стоять, застала ее врасплох. А что, если этот спор был только вершиной айсберга, имя которому — Марианна Уэст? «Нет, — сказала себе Элизабет, — мне все это только кажется. Это невозможно. Этого просто не может быть».

Глава 10

   Элизабет почти закончила свои заметки и уже собиралась идти в «Оракул», как вдруг словно из-под земли перед ней вырос Тодд, и уже поздно было делать вид, что она его не заметила.
   — Привет, Тодд.
   — Лиз, — сказал Тодд, и лицо его словно осветилось изнутри. — Здорово, правда?
   — Да. Я напишу об этом в «Оракуле».
   — Это замечательно! Я всегда был уверен, что из тебя получится отличный репортер.
   — Честно?
   — Честно.
   Вдруг Тодд отвел глаза, как будто вспомнив о чем-то, и умолк.
   — Я иду в школу, — с надеждой в голосе проговорила Элизабет.
   — Да? Я тоже в школу.
   Вот тут-то бы им и помириться, но в этот миг к ним подбежала Джессика:
   — Тодд!
   — А, это ты, Джес, — сказал он.
   — Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно, — выпалила она.
   — Ну раз важно, давай поговорим, — согласился Тодд.
   Элизабет повернулась и пошла к школе, все убыстряя шаги. Тодд окликнул ее, но она не остановилась. Никогда еще дорога до школы не казалась ей такой долгой.
   Добравшись наконец до редакции, Лиз села за машинку и сразу начала печатать статью. Работа — лучшее лекарство, только ею можно заглушить боль. «Пиши, — повторяла она себе, — пиши без остановки. Все остальное забудь».
   Тодд в растерянности смотрел, как уходит Элизабет. Только что ему представился прекрасный случай все исправить. И он его упустил.
   Рядом кто-то что-то говорил. Ах да, это Джессика Уэйкфилд.
   — Земля вызывает Тодда Уилкинза, — повторяла она слегка раздраженно. Такой славный и чуть ли не самый красивый парень в Ласковой Долине, но иногда просто терпения с ним не хватает!
   — Что ты сказала, Джессика?
   Они пошли к школе, и Джессика специально еле передвигала ноги. Ей хотелось подольше побыть с ним наедине.
   — Лиз, похоже, опять куда-то спешит, — сказал он.
   — Да, — медленно проговорила Джессика. — Она последнее время не в духе.
   — Еще бы, — сказал Тодд. — Такие приключения даром не проходят.
   — Я как раз об этом и хотела поговорить, — начала Джессика. — Происходит что-то ужасное. Ты слышал, что говорят?
   — Но ведь это правда, Джессика! Я бы все отдал, чтобы это было не так.
   — Ох, Тодд, — всхлипнула Джессика, подбежала к скамейке и рухнула на нее.
   — В чем дело, Джессика? Закрыв лицо руками, Джессика расплакалась. Она громко всхлипывала, плечи ее дрожали.
   — Что с тобой, Джес?
   Тодд сел рядом, обнял ее и, утешая, прижал к себе.
   — Ну-ну, перестань. Все не так уж и плохо.
   — Ох, Тодд! Не могу слышать, что вокруг говорят об Элизабет. Я люблю ее больше всех на свете. Я не позволю, чтобы с ней так обращались.
   Джессика посмотрела на расстроенное лицо Тодда, в его чудесные карие глаза, и сердце ее затрепетало.
   — Тодд, ведь это могло произойти с кем угодно! Это несправедливо! Ведь это могло произойти и со мной!
   — Брось, Джессика. Это же не само собой произошло. Она знала, что делает.
   Джессика набрала полную грудь воздуха:
   — Тодд, я больше не могу. Лиз — моя сестра. Я люблю ее! Тодд, в баре «Келли» была не Элизабет.
   — Не Элизабет?
   — Нет. Тодд, там была я!
   — Что?!
   — Да. Я. Зря они все на мою сестру наговаривают. Это несправедливо.
   Джессика была совершенно ошарашена тем, что произошло дальше. Тодд Уилкинз некоторое время смотрел ей прямо в глаза, потом, словно сам себе не веря, покачал головой.
   — Никогда не слышал ничего подобного. Какое благородство! — выговорил наконец он.
   — Что?
   — Ты берешь вину сестры на себя? Джессика, а я ведь и не знал, какая ты на самом деле. Ты совершенно особенная.
   — Но, Тодд…
   Своими сильными руками Тодд прижал ее к себе и держал так целую вечность. Потом он тихонько поцеловал ее. Он даже не слышал, как кричали и свистели ребята, которые были свидетелями этой сцены — среди бела дня, у всех на виду.
   Джессика, потрясенная, сидела не шевелясь. Даже в самых буйных фантазиях она не могла себе представить, что честность может быть так вознаграждена.
   — Джессика, ты просто прелесть, — сказал Тодд.
   — А ты, Тодд, самый отличный парень из всех моих знакомых.
   — Вот что, я приглашаю тебя на бал «Фи Эпсилон»!
   — Что?
   — Если, конечно, хочешь пойти со мной.
   — Хочу? Ох, Тодд! — И она снова бросилась ему на шею. — Я только об этом и мечтаю.
   Первое, что услышала Элизабет, выйдя из редакции «Оракула», был рассказ о любовной сцене между Тоддом и Джессикой на скамейке прямо посреди школьной лужайки.
   — Ого-го! — Остановил ее Уинстон Эгберт на крыльце школы. — У нас тут недавно температура подскочила градусов на пятьдесят.
   — А что случилось, Уинстон?
   — Красивая болельщица и привлекательный капитан баскетбольной команды миловались-целовались у всех на глазах. Ну, ртуть не выдержала и закипела!
   — Подумать только! — сказала Элизабет, и сердце у нее заныло.
   — Я думал, Тодду ты нравишься, а оказывается, Джессика. Надо же!
   — А что тут удивительного? Уж кто-кто, Уинстон, а ты… Ты ведь с пятого класса в Джессику влюблен. И тебе-то прекрасно известно, какая она потрясающая девушка.
   — Конечно, известно. Но и ты не хуже.
   — Да ну тебя.
   — Ас кем ты идешь на бал?
   — Вопрос серьезный, Уинстон. Они спустились с крыльца. И к ним на своем черном «порше» подкатил Брюс Пэтмен.
   — Так, так, так, — взглянул он на Элизабет. — Да это никак покорительница «Келли». Лиз застыла на месте.
   — Слушай; а я никогда не думал, что ты такая шустрая. И знаешь что, я решил — ты мне подходишь. Приглашаю тебя на бал.
   — На бал?
   — Вот именно. Терпеть не могу тихонь. Мы с тобой покажемся на балу, а потом закатимся куда-нибудь и повеселимся на всю катушку.
   Элизабет долго сдерживалась, и наконец ее терпение лопнуло. Вся боль, обида, страдание от пересудов, шепотков и намеков в один миг выплеснулись наружу.
   — Брюс Пэтмен, — сказала она, — уж лучше я всю свою жизнь просижу безвылазно дома, чем пойду куда-нибудь с тобой. А на бал, между прочим, меня уже пригласили.
   — Да? И кто же?
   — Я!
   Элизабет резко обернулась. Позади стоял Уинстон Эгберт. Кажется, он и сам испугался того, что сказал.
   — Ты? — Брюс Пэтмен засмеялся. — Ты? Да над тобой вся школа потешается!
   — Хм, надо мной, может, и потешается, а от тебя плачет!
   Брюс Пэтмен стал открывать дверцу. Лицо его потемнело и не предвещало ничего хорошего.
   — Ты, придурок, я тебя сейчас сложу пополам и суну в урну.
   Элизабет встала между ними:
   — Не утруждай себя, Брюс. Это правда. Я иду на бал с Уинстоном.
   Она взяла Уинстона под руку, и они пошли, оставив Брюса Пэтмена сидеть в машине с открытым от изумления ртом.
   — Послушай, мне очень неловко, — сказал Уинстон, когда они немного отошли и Брюс уже не мог их слышать. — Но я так разозлился! Если ты не хочешь, я не буду настаивать…
   — Минуточку! Как тебя прикажешь понимать, Уин? Ты что, уже бросаешь меня?
   — Что-что?
   — Ты меня пригласил или нет?
   — Ну, я… это… Лиз, а что мне еще оставалось делать?!
   — Заедешь за мной в половине восьмого, идет? Уинстон Эгберт уставился на красивую, умную, веселую Элизабет Уэйкфилд, и у него голова пошла кругом.
   — Заеду! — ответил он ошарашенно, потом повернулся и бросился бежать как сумасшедший, размахивая руками и вопя как полоумный.
   Впервые за много дней Элизабет засмеялась от всего сердца. На балу с Уинстоном будет весело, это уж точно. Когда он рядом, невозможно удержаться от смеха. И Элизабет пошла домой.
   Настроение у нее поднялось, она бодро вышагивала, даже принялась что-то насвистывать. И только когда свернула на свою тихую улицу, шаги ее стали неуверенными, ей подумалось, может, и насвистывает она не от счастья, а по какой-то другой причине. Может, так она не слышит собственных грустных мыслей?

Глава 11

   Едва волоча ноги, Элизабет вошла в кухню. Достала из холодильника пакет молока, налила стакан, выпила. В голове, как заклинание, крутилось: «Я рада за Джес… Я рада за Джес… Но сама я так несчастна, что хочу умереть».
   Хлопнула входная дверь, и Элизабет услышала голос Джессики:
   — Лиззи! Лиззи! О, Лиззи, ты не поверишь!
   Джессика влетела в кухню — всем, кому бы посчастливилось увидеть в это мгновение красивую восторженную блондинку шестнадцати лет, сразу вспомнилось бы и Четвертое июля, и рождественское утро, и весенний карнавал.
   — Я рассказала ему, Лиз, я все ему рассказала. Рассказала, что это я ходила с Риком Эндовером в бар «Келли», а он все равно пригласил меня на бал!
   — Рассказала ему, Джес? Значит, он теперь знает, что это не я?
   — Я рассказала ему, и он меня простил. Он, наверно, самый великолепный парень во всех штатах!
   Элизабет показалось, что в этот миг в ней что-то умерло. Если Тодд знает, что Джессика была у «Келли», и, несмотря на это, пригласил ее на бал, то никаких сомнений ни в чем больше нет. Никаких. Она пойдет на бал с Уинстоном, повеселится вволю, потом займется своей газетой и забудет Тодда. «Но разве можно так взять и забыть?» — спросила она сама себя.
   — Просто замечательно, Джес. Я так за тебя рада. Говорят, Тодд прекрасно танцует.
   — У него все прекрасно получается, я уверена! — Счастье так и переполняло Джессику. — Где мама? Мне не терпится ей все рассказать.
   — Она придет поздно. Кажется, какая-то важная встреча.
   — Опять? — возмутилась Джессика. — Третий день подряд! А я-то всегда думала, что мамы должны бывать иногда дома и готовить детям еду.
   Для Элизабет всегда оставалось загадкой, как это Джессика умудряется в мгновение ока упасть с, седьмого неба в пучину отчаяния. На сей раз только потому, что самой придется приготовить себе поесть.
   — Джес, мама же предупредила сегодня утром, что задержится, — мягко произнесла Элизабет, стараясь не показать, как ей тяжело, и не раздражаться по пустякам.
   — Но это же нечестно! — Джессика металась по кухне. — Она мне все настроение испортила, раз и навсегда.
   Элизабет смотрела на сестру и диву давалась: рехнулась она, что ли? Как может испортиться настроение, если знаешь, что пойдешь на бал с Тоддом Уилкинзом?! Будь она на месте Джессики, она бы сейчас на седьмое небо взмыла — срочно понадобились бы права на вождение самолета. Вот Тодд кладет ей руки на плечи, вот они вдвоем танцуют под чудесную медленную музыку… Колени у нее задрожали, и, чтобы не упасть, она ухватилась обеими руками за край стола. И вот вечер закончился — они одни, совсем одни… он ее обнимает… и его губы…
   — Лиз! Ты совсем не слушаешь! — набросилась на сестру Джессика.
   — Что? — спросила Элизабет, опомнившись.
   — Ужас! Родная сестра у меня на глазах превращается в круглую идиотку. Я хочу все-таки знать, когда придет мама. Если она вообще придет. Она теперь фактически совсем не бывает дома. Конечно, если тебе некогда со мной разговаривать, Лиз, так и скажи! — Джессика распалялась все сильнее.
   Элизабет повернулась к сестре. Одного взгляда на ее несчастное личико было достаточно.
   — Извини, Джессика, — сказала она, потрепав ее по плечу. — У меня сегодня был не слишком-то удачный день. Тебе есть отчего радоваться, и я порадуюсь вместе с тобой. — «В конце концов, — подумала она с горечью, — должен же хоть кто-то в этой семье быть счастлив».
   — Лиз, постой! Ты опять как будто куда-то уходишь!
   — Я слушаю. Честное слово, слушаю. А зачем тебе знать, когда придет мама?
   — Я хочу рассказать ей, какой был сегодня волшебный день. И еще я хочу ее уговорить купить мне потрясающее — ох, Лиззи, ты бы посмотрела! — ну просто потрясающее платье, которое я видела в универмаге. — Лицо Джессики снова стало ясным, как летнее утро.
   — Ну расскажи, какое оно, — предложила Элизабет и вздохнула. — Рассказывай и накрывай на стол. А я пока поищу в холодильнике, что бы сунуть в микроволновую печь.
   — Ну, оно голубое. Такое, знаешь, с отливом…
   — Не забывай про стол, Джес.
   Джессика с минуту сверлила взглядом спину сестры, но поняла, что придется накрывать на стол, если она хочет заполучить слушателя.
   — Я уже сказала, что оно голубое и с отливом? Элизабет кивнула.
   — Низ отделан руликом, а сверху — ты только послушай, Лиз, — тонюсенькие лямочки и вырез такой глубокий, что Тодд обалдеет.
   — По-моему, сногсшибательно, Джес. И, как мужчина, смею заверить, мне уже сейчас жаль этого беднягу.
   Обе девушки удивленно оглянулись. В дверях стоял Стивен.
   — Стив! — воскликнули обе сестры в один голос.
   — Умираю с голоду. На третьего хватит? — спросил он, указав на пакет, который Элизабет достала из морозилки и собиралась открыть.
   — Ну конечно, — ответила она. — Нас и будет всего трое. Но я думала… хотела спросить: ты разве никуда сегодня не идешь?
   — Нет, — отрезал он.
   Сестры обменялись обеспокоенными взглядами.
   — Наверное, даже хорошо, что мамы с папой нет дома, — мрачно проговорил он. — Я вовсе не горю желанием опять подвергнуться допросу с пристрастием, как в прошлый раз.
   — Они вовсе не хотят допекать тебя, Стив, просто они волнуются…
   — О господи, и ты, Лиз, туда же. Ну почему в том доме все вечно лезут в чужие дела?
   — Нет, такую семейку только поискать! — взорвалась Джессика. — Зудят, зудят, зудят! — И она затопала ногами. Брат и сестра вытаращили на нее глаза. Она вихрем пронеслась по кухне и внезапно остановилась перед Элизабет, ткнув в нее пальцем.
   — Ты ведешь себя, — крикнула она, — как кандидат в психушку! Только и делаешь, что куксишься. А ты, — она вдруг обернулась к Стивену, — ну просто мрачнее тучи. А тут еще пришлось сносить унижения перед всей школой, потому что у моего отца, видите ли, роман с этой… с этой женщиной!
   Стивен вскинул голову и уставился на Джессику.
   — О чем это ты?
   — О, Стив, вся школа говорит, весь город! Папа почти все вечера проводит с Марианной Уэст, а мама ведет себя так, словно ее это не касается. Не успеют и оглянуться, как начнется бракоразводный процесс! И что тогда будет с нами?
   — Перестань, Джес, — вмешалась Элизабет. — Если Брюс Пэтмен порет чушь, это вовсе не значит, что все так и есть.
   — Что все так и есть? — спросил Стивен. — Не могла бы одна из вас просветить меня насчет того, что у вас тут творится?
   — Ну, папа действительно часто проводит вечера с мисс Уэст, — сказала Элизабет, стараясь подбирать слова. — Он говорит, что помогает ей вести одно дело.
   — Да, он это говорит, — вставила Джессика.
   — А вы что, ему не верите?
   — Не верим. Нет! — выпалила Джессика. Элизабет задумалась:
   — Я бы хотела верить ему, Стив, но у нас тут все как-то странно последнее время. И я… я просто не знаю.
   — А мама что, беспокоится? Расстраивается? — спросил он.
   — Нет! И в этом-то все дело! — продолжала возмущаться Джессика. — Как можно быть настолько слепой? Папа — привлекательный мужчина, по крайней мере для своего возраста. И Марианна — ничего себе, смотря, конечно, на чей вкус. Естественно, у них роман. А что еще нам остается думать?
   — Ну, для начала можно было бы папе поверить, — сердито заявил Стивен. Он ходил по кухне из угла в угол. — Папа нас никогда не обманывал. Если он говорит, что помогает ей вести дело, значит, так оно и есть.
   — Ах, как это похоже на мужчин! — вспылила Джессика. — Вы всегда защищаете друг друга. Ты точно такой же, как папа. Вот уж правду говорят, яблочко от яблоньки… И у обоих плохой вкус, когда дело касается женщин.
   Напряжение в комнате возросло до такой степени, что казалось, сейчас произойдет взрыв. Джессика и Стивен сидели, сердито уставившись друг на друга.
   — У тебя есть ровно пять секунд, чтобы объяснить свои слова, Джессика, — сказал Стивен тихим ровным голосом. Было ясно, что он еле сдерживается.
   Джессика ляпнула эти слова, не подумав, как часто с ней случалось, и теперь она сама испугалась последствий. Никогда еще Стивен не был так разозлен. Надо что-то придумать, и побыстрее.
   — Стив, я хотела сказать… Я хотела сказать, что я вовсе не хотела сказать… Ну, как ты можешь смотреть на меня, будто ты меня ненавидишь? У меня сегодня такой счастливый день, а ты все портишь! — Джессика уткнулась носом в стол и начала беспомощно всхлипывать.
   — Ах ты, маленькая эгоистка! Ты вечно думаешь только о себе! — Стивен по-прежнему не отводил от Джессики глаз.
   Элизабет вскочила, встала между ними.
   — Стив, пожалуйста, не надо. Ты не понимаешь, — принялась она умолять.
   — А тебе не надоело без конца ее защищать? — набросился на нее Стивен.
   — Ты не понимаешь, какой у нас был трудный день. Ты бы слышал, что они говорили про папу. — Элизабет была в отчаянии. Надо как-то объяснить ему. — Стив, мы все знаем. Все знаем про тебя и… и про нее.
   Стивен опешил, долго смотрел на Лиз, потом спросил:
   — Знаете про меня и про нее? Что, черт возьми, это значит?
   Элизабет перевела дух и принялась объяснять:
   — Стив, мы все знаем. Мы не вынюхивали, так само получилось, честное слово!
   — Прости меня, Стив, — вмешалась Джессика. — Я не хотела тебя обидеть. Но ты и Бетси Мартин — это немыслимо! Она… Она из такой семьи!
   — Бетси Мартин? С чего вы взяли? Я люблю Патрицию Мартин!
   — Патрицию? Сестру Бетси? — удивленно переспросила Элизабет.
   — Ну да, Патрицию.
   Стивен произнес ее имя, и у него в воображении возник ее образ. Милая Патриция, ее прелестные медно-золотистые волосы, мягкий характер — она одна во всем мире нужна ему.
   — Но это же прекрасно, Стив! — воскликнула Элизабет. — Патриция — прекрасная девушка, прекрасная! Я так рада за тебя!
   — Но она тоже из этой семейки! — напомнила Джессика.
   — Не волнуйся, Джес. Ничего особенного между уважаемым семейством Уэйкфилдов и Мартинами не произойдет. И все потому, что я сам все испортил. Сам взял и испортил.
   И Стивен поведал им свою грустную историю. Пока они встречались с Патрицией у нее дома, все было чудесно. Но время шло, и постепенно Патриция пришла к мысли, что Стивен не хочет, чтобы их видели вместе, стесняется ее родственников. И потому никуда с ней не ходит.