Страница:
– Это так, – нехотя сказал дракон и снова принялся ожесточенно ковырять когтем в ухе. – Она действительно принцесса, наследница и все такое прочее. Владыка Хошиди, ты знаешь, что драконы никогда не оскверняют своих уст ложью, поэтому можешь мне верить.
– Но... Как вы выжили, принцесса? – недоуменно уставился на девушку Хошиди.
– Я расскажу вам обо всем без утайки, владыка, – слабым голосом произнесла Мэй. – Но сначала окажите мне милость. Мне нужен шатер, бадья с водой и чистая одежда. А еще хотя бы кусок рисовой лепешки и глоток вина.
– Несомненно, – кивнул владыка Хошиди. – Вот только где вам раздобыть женскую одежду...
– Сойдет наряд простого воина, – ответила принцесса, и лишь тут владыка Хошиди заметил, что она едва держится на ногах.
– Нет, нет, как можно. Военачальница Тэнкай!
– Да, предводитель?
К Хошиди подошла высокая осанистая женщина с волевым лицом. И хотя облачена она была в изящное женское платье из многослойного шелка, за плечами у нее виднелись два скрещенных меча. Женщина поклонилась Мэй:
– Принцесса...
– Принцесса, это военачальница Тэнкай. Под ее командованием находятся отряды дев-лучниц. Думаю, среди них вам будет приличнее отдохнуть. И подходящая одежда найдется.
– Обязательно, – кивнула Тэнкай. – Идемте, принцесса.
Владыка Хошиди некоторое время смотрел им вслед, причем его медно-красное лицо оставалось невозмутимым.
– Кхм, – кашлянул дракон, выпустив из пасти облачко багрового дыма. – Владыка Хошиди, а у вас не найдется ли редечного сока?
Великий начальник и теперь не удивился.
– Как же, конечно, найдется, – сказал он дракону. – Я сам пью его каждое утро для укрепления сил. Немедленно прикажу приготовить вам свежего, почтенный дракон!
– Я вам буду за это безгранично признателен, – заявил дракон и извлек из уха очередную сколопендру.
Слух о том, что в расположение войск Хошиди прибыла на драконе сама наследница династии Тэн, разнесся по всему лагерю с быстротой пущенной стрелы. Владыка Хошиди распорядился устроить пир в честь гостьи, хотя армейские припасы были скорее скудны, чем роскошны. Когда за накрытыми столами уже сидели военачальники, Хошиди и Тэнкай приветствовали вышедшую к пиру принцессу. Хошиди при этом отметил, что старания дев-лучниц, какими бы они ни были, не пропали втуне. Теперь его гостья Действительно выглядела как настоящая принцесса. Вода и различные притирания вернули коже Мэй Нежный цвет и мягкость. Тэнкай не пожалела для Принцессы своего лучшего наряда. И потому сейчас на Мэй красовались две сорочки (нижняя из белого шелка, верхняя из лазоревой парчи), пятислойная юбка, цветом переходившая от золотистого к темнокирпичному и вся затканная узором из листьев бамбука; поверх всего этого великолепия был наброшен темно-зеленый шелковый халат на двойной подкладке, простроченной золотыми нитями. Обритая голова принцессы была покрыта сеткой из тончайших серебряных нитей, унизанных жемчужным и нефритовым бисером. Только с обувью произошла заминка – ни у одной женщины в лагере не было таких крохотных ступней, все туфли оказались принцессе безнадежно велики, а потому она просто обмотала свои ноги алыми суконными лентами и закрепила ленты булавками.
Владыка Хошиди посмотрел на принцессу и ощутил, что в его груди расцветает весеннее чувство, неподобающее воину, к тому же находящемуся в походе. Потому Хошиди напустил на себя суровость и с холодной учтивостью препроводил Мэй на почетное место.
– А где дракон? – огляделась принцесса.
– О, он принял редечного сока...
– Что?!
– ... и теперь, похоже, предается отдыху. Ваше высочество, прошу вас, отведайте вина и нашей скромной трапезы.
– Благодарю, владыка Хошиди.
Чарки заходили по кругу. Мэй выпила совсем немного вина и почувствовала легкое головокружение. Ничего удивительного – ведь она последний раз пробовала вино в доме своего мужа Вэй Цясэна! Когда это было... Будто сто лет прошло.
– Принцесса, – обратился к ней владыка Хошиди, – не расскажете ли вы нам о том, каким образом вам удалось спастись, как вы жили эти годы? Впрочем, если разговор этот покажется вам утомительным пли неприятным, считайте, я ничего у вас не спрашивал.
– Нет, отчего же, – проговорила принцесса. – Я помню немногое, но...
И она рассказала о том, как ее еще малюткой обнаружили собиратели листьев гинкго (хотя ей до сей поры непонятно, как она оказалась в том месте, а не во дворце). Как она жила в семье бедняков, а потом только и делали, что ее продавали... Принцесса рассказала и о жизни в Западном Хэ, о своем замужестве, о гибели Вэй Цясэна и бегстве из осажденного города.
– Я была почти мертва к тому времени, – сказала Мэй. – Но судьба снова послала мне спасение. Дракон, что переправил меня в расположение ваших войск, спас меня от гибели и оставил в Незримой Обители Учения Без Слов. Я обучалась там под покровительством Крылатой Цэнфэн, святой отшельницы...
– Я слышал о Незримой Обители, – удивленно заметил Хошиди. – Но никогда не верил в то, что она действительно существует на свете.
– Боги привели меня туда, – пояснила принцесса. – Крылатая Цэнфэн передала мне сокровенные и великие знания, после чего благословила выйти в мир и восстановить справедливость. Раньше я была ребенком и многого не понимала – откуда бедность, горе, болезни, нестроения по всей Империи. Но мое детство закончилось. Я жажду покарать убийцу моих родителей, осквернительницу Яшмового престола!
– Вы можете рассчитывать на меня и всех моих людей, принцесса, – сказал владыка Хошиди. – Но вы, верно, еще не все знаете.
– Чего именно я не знаю? – пытливо посмотрела на Хошиди Фэйянь.
Тот улыбнулся ей неожиданно мягкой и печальной улыбкой:
– Поверьте, принцесса, будет лучше, если об этом мы переговорим завтра. Сегодня пир в вашу честь, не хочется его омрачать. Отдыхайте, набирайтесь сил. А завтра...
– Как будет угодно владыке, – улыбнулась и принцесса. – Вы старше и мудрее меня. Похоже, здесь все мудрее меня, хоть я и провела годы в обители Крылатой Цэнфэн.
– О, это не мудрость, – заметила военачальница Тэнкай. – Это жизненный опыт, опыт синяков, затрещин и шишек, принцесса. Ваше здоровье! Жить вам десять тысяч раз по десять тысяч лет!
Принцесса осушила еще пару кубков вина и почувствовала, что засыпает на месте. Усталость прошедших дней, так долго копившаяся где-то внутри, наконец дала себе волю.
– Прошу меня простить, владыка, – обратилась Фэйянь к Хошиди. – Вы продолжайте пир, а я пойду в шатер, чтобы мне не осрамиться перед воинами и не уснуть в миске со сладкими бобами.
– Конечно, – улыбнулся Хошиди и сделал знак телохранителям. Те буквально на руках донесли принцессу до спешно возведенного для нее шатра.
Шатер был странный – чересчур большой и изнутри освещенный темно-багровым огнем.
– Мне точно сюда? – удивилась принцесса. – Ох, похоже, я все-таки переборщила с вином... Оно такое крепкое!
Фэйянь вошла в шатер и поморщилась:
– Воняет редькой! Вот гадость!
– Кому гадость, а кому лекарство! – немедленно услышала она.
– Баосюй?
– Я. Располагайся, принцесса. Вон твоя лежанка. И, кстати, будь мне благодарна за то, что я согласился жить с тобой в одном шатре. Здесь очень холодные ночи, а я буду тебе вместо печки.
– Не знаю, как вас и благодарить, блаженный Баосюй. Но редька...
– А что редька?
– Запах у нее...
– Ох, какое у нас благородное обоняние! А что, лучше было бы, если б по тебе всю ночь ползали сколопендры?
– Какие сколопендры? – утомленно спросила принцесса, без смущения раздеваясь и укладываясь на застеленную ватным одеялом лежанку.
– Злые, длиннющие, кусачие сколопендры с колючими лапками! – радостно сообщил дракон. – Они у меня в ушах заводятся, никакого спасения нет. Помогает только редечный сок – если залить в уши и как следует потрясти. Так что, принцесса... эй! Принцесса? Спишь уже?
Невозмутимое посапывание было ему ответом. Баосюй хмыкнул и, аккуратно вытянув одно крыло, прикрыл им спящую Фэйянь. Долго смотрел на принцессу своими глазами, напоминавшими золотые плошки. Потом плошки потускнели, словно на них накинули батистовые платки – дракон задремал.
Сны Фэйянь были тяжелы и смутны. То ей снилась Незримая Обитель, где Крылатая Цэнфэн снова наставляла ее в искусстве каллиграфии, то Гуан, лежащая на морском дне в обнимку со своим мертвым сыном. Глаза Гуан были открыты, и из них струился белесый жутковатый свет... Этот сон сменился другим – будто бы Фэйянь взлетела на небеса, словно фея или богиня, и там она пишет на розовых облаках Высшие Иероглифы... Но тут из-за облаков появляется смутно знакомый юноша. Ах да, это тот самый заносчивый каллиграф, вызвавший ее на поединок! Имя ему Ян, а его брата, кажется, зовут Лу... Когда она встретила их, немота спала с ее уст, но ей пришлось бежать. Почему она бежала? Чего испугалась?
– Я не знаю, – шепчет во сне Фэйянь. – Я думаю, у нас разные пути...
– Разве это нам решать, принцесса? – спрашивает Ян. Во сне он еще красивее, чем тогда, когда она его увидела.
– Где твой брат? – спрашивает Фэйянь. – Где Лу?
– Я убил его, вырезал его сердце и съел, – говорит Ян. – Он не будет нам мешать, принцесса. Нам никто больше не помешает в нашем поединке.
Фэйянь с трепетом видит, что Ян превращается в Шэси – в убийцу, ту самую, которая накрепко врезалась в ее память с самого детства.
– Умри! – кричит принцесса и просыпается.
В шатре стоит легкий туман и довольно прохладно. Фэйянь видит, что крыло дракона прикрывало ее всю ночь от холода, и преисполняется благодарностью к этому небожителю, насквозь пропахшему редькой.
– Благослови тебя боги, Баосюй, – шепчет принцесса дракону и выбирается из-под крыла.
Она одевается не во вчерашние наряды, а в простые суконные шаровары и суконную же куртку с шелковыми отворотами на рукавах и стоячем воротникетак одеваются лучницы. Вот только с обувью беда.
– Надеюсь, что я буду больше летать на драконе, чем ходить пешком, я же все-таки принцесса, – усмехается Фэйянь, бинтуя ноги уже выручившими ее лентами.
Фэйянь выбирается из шатра и видит, что весь лагерь уже пробудился. Едва она закончила умываться из бочки, что стояла рядом с шатром (ох и ледяная же вода поутру!), как к ней подбежал ординарец владыки Хошиди:
– Ваше высочество, господин предводитель просит вас пожаловать в его шатер для совещания.
В шатре принцессу ожидает не только владыка Хошиди. Здесь и военачальница Тэнкай, и командиры конницы, пехоты, разведки. Вчера на пиру они были улыбчивы и беспечны, но сегодня их лица строги, словно выточены из нефрита. Фэйянь церемонно отвечает на их уставные поклоны и садится возле владыки Хошиди.
– Продолжим вчерашний разговор, ваше высочество? – мягкоспрашивает предводитель.
– Да, владыка Хошиди. Итак, что мне неизвестно о страданиях Яшмовой Империи?
Предводитель посмотрел на принцессу с некоторой печалью:
– Вы любите сказки, ваше высочество?
– Хм... Да, когда-то в детстве я не могла заснуть без того, чтобы матушка не рассказала мне сказку или легенду о днях седой древности.
– Среди этих сказок не помните ли вы ту, что повествует о Первом Страхе Империи?
– Нет, – покачала головой Фэйянь. – Но к чему сейчас этот разговор о сказках?
– Потому что наступили времена, когда сказки стали явью. И это заставляет леденеть людские сердца, – вставила свое слово военачальница Тэнкай.
– Что же это за Первый Страх? – спросила принцесса у Хошиди.
– Эту историю я слышал от своего отца, а тот – от своего отца, и так до семижды седьмого колена нашего рода, – повел свой рассказ владыка Хошиди. – Когда-то давным-давно земли Жумань, Северный Инлин, Золотой Дайянь, Облачный Маошан и Яшмовая Печать (ставшая потом Яшмовой Империей) были единым, огромным царством, простиравшимся от красных пустынь до никогда не тающих ледников. Этому царству не было равных во всем мире – ни по величине, ни по мощи, ни по богатству. Этим царством одновременно управляли пять братьев-государей: Сун, Кан, Юнь, Чей и Дзя. Правление их было мудро, страна процветала, золото и серебро были дешевле речного песка... Но однажды братья-государи совершили великий грех. Они позавидовали одному святому отшельнику, жившему в горах Шицинь и обладавшему великим даром понимать язык любого зверя, любой птицы, любой малой букашки. Государям было мало власти над людьми, они пожелали, чтоб им служили еще и вольные звери! Братья стали пытать отшельника, чтобы тот открыл им заветные заклинания, с помощью которых станет понятен язык бессловесных тварей. Отшельник не выдержал пыток и сдался. С тех пор пятеро государей постигли язык зверей и поработили их – начиная с божественных тигров и кончая бабочками-однодневками. Отшельника же живьем замуровали в одной из глубоких горных пещер.
Прошел год, и пяти государям однажды приснился один и тот же сон: отшельник посылал им самое страшное проклятие за то, как они обошлись с ним. «Вы породили Страх, – сказал отшельник. – Страх и убьет вас. Страх разорвет на части ваше царство, как рвут старую тряпку. Помните это сами и другим передайте: когда попирается справедливость, приходит Страх». Сначала государи не придали значения вещему сновидению. Но вскоре в их жизнь действительно пришел Страх. Как-то звездной ночью государи решили покататься в золотой ладье по реке Цанхэ. Они любовались красотой ночи, и государь Сун сказал: «Как прекрасно звездное небо! Как прекрасны падающие звезды! » Остальные государи подняли лица к небу и увидели, что с неба действительно срывались звезды и падали, оставляя в небе страшные черные дыры, похожие на глазницы черепов. Сорок дней и сорок ночей звезды падали с неба на царство пяти государей, и небо стало похоже на решето, но не это было самым страшным. Оказалось, что разгневанные поведением государей боги посылали на землю из небесных дыр смертоносные ядовитые лучи, от которых болело и умирало все живое. А те, кто остался в живых, уж не выглядели так, как раньше: у кого выросла вторая голова, у кого – мерзкий горб или третья нога...
Однако государи не каялись и лишь смеялись над богами. И Страх продолжился. Из звезд, упавших на землю, вышли Небесные Дети, с ног до головы облаченные в серебряные кольчуги и с лицами, похожими на зеркала. Глаза Небесных Детей испускали пламя, потому они везде сеяли смерть и разрушение. Пятеро государей поначалу воевали против Небесных Детей, но силы были слишком неравны. Государи Дзя, Юнь и Чен погибли, а вместе с ними погибла часть царства: Северный Инлин полностью погрузился под воду, теперь на этом месте плещется Кровавое море, вода которого смертоносна, как яд болотной гадюки. Золотой Дайянь превратился в выжженную пустыню, а Облачный Маошан затерли ледники.
Прошли годы, в живых остались лишь государи Сун и Кан. Тела их были покрыты струпьями, гнили и разлагались, но государи не могли умереть, ибо таково было решение богов. В отчаянии Сун и Кан принялись умолять богов, чтобы те наказали их, но пощадили хотя бы остаток царства. Тогда Верховный Владыка Небосвода послал на землю четырех своих приближенных: Алого Феникса, Лазурного Дракона, Черную Черепаху и Белого Тигра. Их еще называют Сокровенными Воинами. Сокровенные Воины вступили в бой с Небесными Детьми и прогнали их обратно на небеса. Затем Феникс и Дракон с помощью шелковых нитей заштопали дыры в небе. На земле снова стала зарождаться жизнь. Но взамен Верховный Владыка потребовал, чтобы государи Сун и Кан принесли себя в жертву на горах Шицинь – лишь царской кровью можно было смыть позорное проклятие и помиловать землю. Государи с радостью принесли себя в жертву, а их потомки разделились на две страны: Яшмовую Империю и Жумань. А чтобы никто никогда не забыл о преступлении государей, повлекшем за собой погибель великого царства, и в Яшмовой Империи и в землях Жумань до сих пор чеканят монеты с дыркой посередине – в память о том, как падали с неба звезды, открывая дыры, через которые на землю изливалась смерть...
Все затаив дыхание слушали рассказ владыки Хошиди. Он замолчал, глядя в глаза принцессе Фэйянь. А затем продолжил:
– С тех пор минуло столько лет, что историю эту считают сказкой, вымыслом, которым впору пугать непослушных детей. Но монеты с дыркой чеканят до сих пор и в моей и в вашей стране, принцесса. Только это не поможет...
– Что вы хотите сказать, владыка Хошиди? – фэйянь старалась говорить так, чтобы ее голос не дрожал.
– Первый Страх вернулся, принцесса. Ибо в Яшмовой Империи совершено гнусное злодеяние, попрана справедливость и добродетель. И с неба начали падать звезды.
– С неба часто падают звезды! – воскликнула военачальница Тэнкай.
– Но они не оставляют в небе дыр, – сказал владыка Хошиди. – Под утро, после пира, я вышел взглянуть на небо. О, не думайте, что я был слишком уж пьян. Всякий хмель выветрился в тот миг из моей головы. Я увидел, как с неба сыплются сотни звезд, а само небо становится похожим на решето. Страх вернулся.
– Разве есть в том наша вина? – горестно воскликнула принцесса Фэйянь. – Не мы преступили закон! Отчего же боги насылают бедствие на всех без разбору! Владыка Хошиди, а может быть, древняя легенда лжет?! Может быть, те Небесные Дети посланы для того, чтобы покарать лишь злодеев и виновных?
– Об этом мне неведомо, принцесса, – склонил голову владыка Хошиди. – Скажу одно: шестнадцать лет я веду войну с проклятой Шэси и ее наемниками. И, как видишь, не добился успеха. Я даже не могу сказать тебе, дочери своего побратима, что отомстил за смерть твоего отца! Вчера ты появилась в нашем лагере, и все сочли это добрым знаком – династия Тэн не погибла! Отчего же небо роняет звезды, словно у него кончилось терпение и оно больше не может мириться с людскими грехами?
– Если бы я могла знать, – прошептала Фэйянь. Сейчас она ощущала себя как никогда беспомощной.
Стыд и горечь терзали ее сердце. О, если б можно было спасти страну от зла, просто принеся себя в жертву на горах Шицинь, как это сделали древние государи!..
– Владыка Хошиди! – снаружи раздался отчаянный крик. – Взгляните!
Предводитель, принцесса, военачальники бросились из шатра. Они увидели, воинов, растерянных, сгрудившихся у палаток, словно стадо овец, и указывающих на небо.
– Я был прав, – прошептал владыка Хошиди.
С утреннего неба срывались серебряно сверкающие звезды. Облака съеживались и открывали черные дыры в небосводе. При одном лишь взгляде на эти дыры становилось трудно дышать...
Слишком это грустно. Отложу-ка я кисть, а потом вернусь и напишу следующую главу. Может, она покажется вам повеселее, досточтимый читатель?..
Глава семнадцатая
– Мне все равно, как ты на это смотришь. – Голос Лу был безучастен, как, впрочем, и его изможденное лицо. – Я не отступлю.
– Мы уже вторую луну подряд скитаемся по Империи! – В голосе Яна слышалась искренняя досада. – Сколько городов и городишек, селений и крепостей мы повидали – впору писать книгу! И везде на нас смотрят как на безумцев, когда мы спрашиваем, не видал ли кто молодого монаха в оранжевых одеждах и с бритой головой. Монаха, ликом скорей подобного девушке. Наши деньги и припасы подходят к концу, я уж забыл, когда последний раз мылся в настоящей банной бочке, когда полировал ногти! Я стал похож на старую обезьяну!
Лу усмехнулся и слез с лошади.
– Ты скорее похож на подгулявшую сваху, которая заблудилась и никак не может спьяну найти дорогу домой. Так же стонешь, плачешься на судьбу и ругаешь прохожих, то есть в данном случае меня. Послушай, Ян, я тебя не просил ехать вместе со мной. Да, признаюсь, я одержим желанием найти эту девушку. Но меня можно понять: я молод, кровь во мне кипит, я имею право на безрассудство. Ты же, братец, должен быть помудрее и посолиднее. Так что оставь меня, отправляйся домой, в уезд Хандун. А я продолжу поиски.
– Еще чего! – немедленно возмутился Ян. – Чтобы я бросил младшего брата на произвол судьбы! Поверь, к девушке я совершенно равнодушен, но твои безумства ранят мне сердце. Что сказали бы наши покойные родители, увидев нас в таком плачевном состоянии!
– Почему плачевном? – Лу сбросил с плеч дорожный плащ, расстелил его на пожухлой траве, уселся, с наслаждением вытянув ноги. Сказал, не глядя на брата: – Я счастлив...
– Что? – не поверил своим ушам Ян.
– Я счастлив, – повторил Лу громче и настойчивей. – С тех пор как я бросился в погоню за этим таинственным существом, я почувствовал, как сладка, трепетна и благословенна жизнь. Каждый день мы подвергаемся опасности, рискуем попасть в лапы разбойникам, наемникам Ардиса или просто оголодавшему зверью. Каждый день небо меняется надо мной, каждый миг надежды или отчаяния – словно строчка прекрасного стихотворения!
– Да ты поэт, братец, – насмешливо присвистнул Ян.
– Нет, мастерство стихосложения мне не подвластно, – покачал головой Лу. – Но чувства переполняют меня, кажется, будто я небожитель...
– Братец, а что, если наша милейшая тетушка ошиблась? И тот монах – на самом деле монах? И никакая не девица!
– Этого быть не может, – бледнея, сказал Лу. – А если даже и так, то... Видишь ли, брат... Мы еще и не приехали к тетке Паньлань, а я уже не мог оторвать глаз от этого монаха. Я смотрел на него (или все-таки на нее?) и понимал, что сердце мое забилось иначе. Что я до смерти влюблен в эти затуманенные печалью глаза, в прелестный подбородок и щеки с нежным румянцем, в тонкую шею и пальцы, похожие на трепетные побеги травы! Я проклинал себя за страсть, которая возникла у меня к этому, как тогда я думал, юноше, но ничего не мог с собой поделать. Я уже тогда решил, что или он будет принадлежать мне, или я сотворю что-нибудь... этакое. Свергну небо на землю, выпью целый океан!
– Угу. И загрызешь всех морских драконов! – Ян принялся бессовестно хохотать. – Разорви меня Владыка ада! Да когда ж ты успел это все заметить?! Щечки-пальчики-глазки?! Ух, братец, а я-то думал, что ты все еще невинен, как новорожденный младенец! Я что-то не заметил в этом монашке никакой прелести.
– Потому что ты смотрел на его кисть для каллиграфии, а я смотрел на его пальцы. Точнее, на ее. Она попала мне в глаза, как горячий уголек из очага. И прожгла мою душу насквозь. Посуди сам, разве я могу не искать ее? Не жаждать встречи с нею любой ценой? Ах, почему она сбежала?..
– Видимо, потому, что сама встречи не жаждет, – проницательно заметил Ян. – Братец, она все-таки была облачена в монашеские одежды. Может, она и впрямь связана обетом отречения от мира... Каково было ей услышать наши тогдашние вопли за дверью?! Мы были похожи на двух котов по весне...
Ян постелил свой плащ и уселся рядом с братом. Их кони лениво пощипывали траву, наслаждаясь отдыхом. Кругом стояла ненарушимая тишина. Заброшенное рисовое поле давно стало лугом, поросшим густой сорной травой, источавшей пряный, сладко-томительный аромат. В траве пересвистывались пеэепела, вспархивали к небу жаворонки... А само небо было на диво безоблачным, словно солнечные феи только что как следует протерли его и отмыли от серых туч и облаков. Ян отчего-то вздохнул и принялся развязывать дорожный мешок с их немудреными припасами. В полуразрушенном городе Дунпу, который они покинули три дня назад, им удалось разжиться лишь рисовыми лепешками, копченой рыбой (каждая размером с мизинец, разве раньше стали бы они есть такую мелкоту!), соевым сыром, черствыми пампушками с фасолью и кувшином довольно-таки паршивого вина. Причем трактирщик, снабдивший наших путешественников этой незавидной пищей, заломил весьма солидную цену. Ничего не поделаешь, таковы времена разрухи – плесневелый кусок хлеба становится дороже золота.
– Подкрепись, влюбленный страдалец, – с ласковой насмешкой сказал Ян младшему брату. – А то оголодаешь так, что ко времени встречи с твоей таинственной возлюбленной станешь похож на живого мертвеца. И тогда она от тебя на луну убежит – к лунному зайцу, что толчет в серебряной ступке порошок бессмертия...
Братья выпили вина и принялись за свою скромную трапезу. Лу жевал копченых рыбешек без особого удовольствия. Мысли его витали в неизвестной дали – возможно, там, где была сейчас прекрасная загадочная беглянка.
– Ян, скажи, – заговорил он неожиданно равнодушным голосом. – А ты отправился вместе со мной лишь потому, что тобой движет чувство братского единения?
– То есть?.. – Ян откусил от пампушки и скривился – все равно что есть бумагу! – Что ты хочешь знать, братец?
Лу сощурил и без того узкие глаза и уставился на брата:
– Ты сам не испытываешь никаких чувств по отношению к этому... к этой девушке? Никаких желаний?
– Но... Как вы выжили, принцесса? – недоуменно уставился на девушку Хошиди.
– Я расскажу вам обо всем без утайки, владыка, – слабым голосом произнесла Мэй. – Но сначала окажите мне милость. Мне нужен шатер, бадья с водой и чистая одежда. А еще хотя бы кусок рисовой лепешки и глоток вина.
– Несомненно, – кивнул владыка Хошиди. – Вот только где вам раздобыть женскую одежду...
– Сойдет наряд простого воина, – ответила принцесса, и лишь тут владыка Хошиди заметил, что она едва держится на ногах.
– Нет, нет, как можно. Военачальница Тэнкай!
– Да, предводитель?
К Хошиди подошла высокая осанистая женщина с волевым лицом. И хотя облачена она была в изящное женское платье из многослойного шелка, за плечами у нее виднелись два скрещенных меча. Женщина поклонилась Мэй:
– Принцесса...
– Принцесса, это военачальница Тэнкай. Под ее командованием находятся отряды дев-лучниц. Думаю, среди них вам будет приличнее отдохнуть. И подходящая одежда найдется.
– Обязательно, – кивнула Тэнкай. – Идемте, принцесса.
Владыка Хошиди некоторое время смотрел им вслед, причем его медно-красное лицо оставалось невозмутимым.
– Кхм, – кашлянул дракон, выпустив из пасти облачко багрового дыма. – Владыка Хошиди, а у вас не найдется ли редечного сока?
Великий начальник и теперь не удивился.
– Как же, конечно, найдется, – сказал он дракону. – Я сам пью его каждое утро для укрепления сил. Немедленно прикажу приготовить вам свежего, почтенный дракон!
– Я вам буду за это безгранично признателен, – заявил дракон и извлек из уха очередную сколопендру.
Слух о том, что в расположение войск Хошиди прибыла на драконе сама наследница династии Тэн, разнесся по всему лагерю с быстротой пущенной стрелы. Владыка Хошиди распорядился устроить пир в честь гостьи, хотя армейские припасы были скорее скудны, чем роскошны. Когда за накрытыми столами уже сидели военачальники, Хошиди и Тэнкай приветствовали вышедшую к пиру принцессу. Хошиди при этом отметил, что старания дев-лучниц, какими бы они ни были, не пропали втуне. Теперь его гостья Действительно выглядела как настоящая принцесса. Вода и различные притирания вернули коже Мэй Нежный цвет и мягкость. Тэнкай не пожалела для Принцессы своего лучшего наряда. И потому сейчас на Мэй красовались две сорочки (нижняя из белого шелка, верхняя из лазоревой парчи), пятислойная юбка, цветом переходившая от золотистого к темнокирпичному и вся затканная узором из листьев бамбука; поверх всего этого великолепия был наброшен темно-зеленый шелковый халат на двойной подкладке, простроченной золотыми нитями. Обритая голова принцессы была покрыта сеткой из тончайших серебряных нитей, унизанных жемчужным и нефритовым бисером. Только с обувью произошла заминка – ни у одной женщины в лагере не было таких крохотных ступней, все туфли оказались принцессе безнадежно велики, а потому она просто обмотала свои ноги алыми суконными лентами и закрепила ленты булавками.
Владыка Хошиди посмотрел на принцессу и ощутил, что в его груди расцветает весеннее чувство, неподобающее воину, к тому же находящемуся в походе. Потому Хошиди напустил на себя суровость и с холодной учтивостью препроводил Мэй на почетное место.
– А где дракон? – огляделась принцесса.
– О, он принял редечного сока...
– Что?!
– ... и теперь, похоже, предается отдыху. Ваше высочество, прошу вас, отведайте вина и нашей скромной трапезы.
– Благодарю, владыка Хошиди.
Чарки заходили по кругу. Мэй выпила совсем немного вина и почувствовала легкое головокружение. Ничего удивительного – ведь она последний раз пробовала вино в доме своего мужа Вэй Цясэна! Когда это было... Будто сто лет прошло.
– Принцесса, – обратился к ней владыка Хошиди, – не расскажете ли вы нам о том, каким образом вам удалось спастись, как вы жили эти годы? Впрочем, если разговор этот покажется вам утомительным пли неприятным, считайте, я ничего у вас не спрашивал.
– Нет, отчего же, – проговорила принцесса. – Я помню немногое, но...
И она рассказала о том, как ее еще малюткой обнаружили собиратели листьев гинкго (хотя ей до сей поры непонятно, как она оказалась в том месте, а не во дворце). Как она жила в семье бедняков, а потом только и делали, что ее продавали... Принцесса рассказала и о жизни в Западном Хэ, о своем замужестве, о гибели Вэй Цясэна и бегстве из осажденного города.
– Я была почти мертва к тому времени, – сказала Мэй. – Но судьба снова послала мне спасение. Дракон, что переправил меня в расположение ваших войск, спас меня от гибели и оставил в Незримой Обители Учения Без Слов. Я обучалась там под покровительством Крылатой Цэнфэн, святой отшельницы...
– Я слышал о Незримой Обители, – удивленно заметил Хошиди. – Но никогда не верил в то, что она действительно существует на свете.
– Боги привели меня туда, – пояснила принцесса. – Крылатая Цэнфэн передала мне сокровенные и великие знания, после чего благословила выйти в мир и восстановить справедливость. Раньше я была ребенком и многого не понимала – откуда бедность, горе, болезни, нестроения по всей Империи. Но мое детство закончилось. Я жажду покарать убийцу моих родителей, осквернительницу Яшмового престола!
– Вы можете рассчитывать на меня и всех моих людей, принцесса, – сказал владыка Хошиди. – Но вы, верно, еще не все знаете.
– Чего именно я не знаю? – пытливо посмотрела на Хошиди Фэйянь.
Тот улыбнулся ей неожиданно мягкой и печальной улыбкой:
– Поверьте, принцесса, будет лучше, если об этом мы переговорим завтра. Сегодня пир в вашу честь, не хочется его омрачать. Отдыхайте, набирайтесь сил. А завтра...
– Как будет угодно владыке, – улыбнулась и принцесса. – Вы старше и мудрее меня. Похоже, здесь все мудрее меня, хоть я и провела годы в обители Крылатой Цэнфэн.
– О, это не мудрость, – заметила военачальница Тэнкай. – Это жизненный опыт, опыт синяков, затрещин и шишек, принцесса. Ваше здоровье! Жить вам десять тысяч раз по десять тысяч лет!
Принцесса осушила еще пару кубков вина и почувствовала, что засыпает на месте. Усталость прошедших дней, так долго копившаяся где-то внутри, наконец дала себе волю.
– Прошу меня простить, владыка, – обратилась Фэйянь к Хошиди. – Вы продолжайте пир, а я пойду в шатер, чтобы мне не осрамиться перед воинами и не уснуть в миске со сладкими бобами.
– Конечно, – улыбнулся Хошиди и сделал знак телохранителям. Те буквально на руках донесли принцессу до спешно возведенного для нее шатра.
Шатер был странный – чересчур большой и изнутри освещенный темно-багровым огнем.
– Мне точно сюда? – удивилась принцесса. – Ох, похоже, я все-таки переборщила с вином... Оно такое крепкое!
Фэйянь вошла в шатер и поморщилась:
– Воняет редькой! Вот гадость!
– Кому гадость, а кому лекарство! – немедленно услышала она.
– Баосюй?
– Я. Располагайся, принцесса. Вон твоя лежанка. И, кстати, будь мне благодарна за то, что я согласился жить с тобой в одном шатре. Здесь очень холодные ночи, а я буду тебе вместо печки.
– Не знаю, как вас и благодарить, блаженный Баосюй. Но редька...
– А что редька?
– Запах у нее...
– Ох, какое у нас благородное обоняние! А что, лучше было бы, если б по тебе всю ночь ползали сколопендры?
– Какие сколопендры? – утомленно спросила принцесса, без смущения раздеваясь и укладываясь на застеленную ватным одеялом лежанку.
– Злые, длиннющие, кусачие сколопендры с колючими лапками! – радостно сообщил дракон. – Они у меня в ушах заводятся, никакого спасения нет. Помогает только редечный сок – если залить в уши и как следует потрясти. Так что, принцесса... эй! Принцесса? Спишь уже?
Невозмутимое посапывание было ему ответом. Баосюй хмыкнул и, аккуратно вытянув одно крыло, прикрыл им спящую Фэйянь. Долго смотрел на принцессу своими глазами, напоминавшими золотые плошки. Потом плошки потускнели, словно на них накинули батистовые платки – дракон задремал.
Сны Фэйянь были тяжелы и смутны. То ей снилась Незримая Обитель, где Крылатая Цэнфэн снова наставляла ее в искусстве каллиграфии, то Гуан, лежащая на морском дне в обнимку со своим мертвым сыном. Глаза Гуан были открыты, и из них струился белесый жутковатый свет... Этот сон сменился другим – будто бы Фэйянь взлетела на небеса, словно фея или богиня, и там она пишет на розовых облаках Высшие Иероглифы... Но тут из-за облаков появляется смутно знакомый юноша. Ах да, это тот самый заносчивый каллиграф, вызвавший ее на поединок! Имя ему Ян, а его брата, кажется, зовут Лу... Когда она встретила их, немота спала с ее уст, но ей пришлось бежать. Почему она бежала? Чего испугалась?
– Я не знаю, – шепчет во сне Фэйянь. – Я думаю, у нас разные пути...
– Разве это нам решать, принцесса? – спрашивает Ян. Во сне он еще красивее, чем тогда, когда она его увидела.
– Где твой брат? – спрашивает Фэйянь. – Где Лу?
– Я убил его, вырезал его сердце и съел, – говорит Ян. – Он не будет нам мешать, принцесса. Нам никто больше не помешает в нашем поединке.
Фэйянь с трепетом видит, что Ян превращается в Шэси – в убийцу, ту самую, которая накрепко врезалась в ее память с самого детства.
– Умри! – кричит принцесса и просыпается.
В шатре стоит легкий туман и довольно прохладно. Фэйянь видит, что крыло дракона прикрывало ее всю ночь от холода, и преисполняется благодарностью к этому небожителю, насквозь пропахшему редькой.
– Благослови тебя боги, Баосюй, – шепчет принцесса дракону и выбирается из-под крыла.
Она одевается не во вчерашние наряды, а в простые суконные шаровары и суконную же куртку с шелковыми отворотами на рукавах и стоячем воротникетак одеваются лучницы. Вот только с обувью беда.
– Надеюсь, что я буду больше летать на драконе, чем ходить пешком, я же все-таки принцесса, – усмехается Фэйянь, бинтуя ноги уже выручившими ее лентами.
Фэйянь выбирается из шатра и видит, что весь лагерь уже пробудился. Едва она закончила умываться из бочки, что стояла рядом с шатром (ох и ледяная же вода поутру!), как к ней подбежал ординарец владыки Хошиди:
– Ваше высочество, господин предводитель просит вас пожаловать в его шатер для совещания.
В шатре принцессу ожидает не только владыка Хошиди. Здесь и военачальница Тэнкай, и командиры конницы, пехоты, разведки. Вчера на пиру они были улыбчивы и беспечны, но сегодня их лица строги, словно выточены из нефрита. Фэйянь церемонно отвечает на их уставные поклоны и садится возле владыки Хошиди.
– Продолжим вчерашний разговор, ваше высочество? – мягкоспрашивает предводитель.
– Да, владыка Хошиди. Итак, что мне неизвестно о страданиях Яшмовой Империи?
Предводитель посмотрел на принцессу с некоторой печалью:
– Вы любите сказки, ваше высочество?
– Хм... Да, когда-то в детстве я не могла заснуть без того, чтобы матушка не рассказала мне сказку или легенду о днях седой древности.
– Среди этих сказок не помните ли вы ту, что повествует о Первом Страхе Империи?
– Нет, – покачала головой Фэйянь. – Но к чему сейчас этот разговор о сказках?
– Потому что наступили времена, когда сказки стали явью. И это заставляет леденеть людские сердца, – вставила свое слово военачальница Тэнкай.
– Что же это за Первый Страх? – спросила принцесса у Хошиди.
– Эту историю я слышал от своего отца, а тот – от своего отца, и так до семижды седьмого колена нашего рода, – повел свой рассказ владыка Хошиди. – Когда-то давным-давно земли Жумань, Северный Инлин, Золотой Дайянь, Облачный Маошан и Яшмовая Печать (ставшая потом Яшмовой Империей) были единым, огромным царством, простиравшимся от красных пустынь до никогда не тающих ледников. Этому царству не было равных во всем мире – ни по величине, ни по мощи, ни по богатству. Этим царством одновременно управляли пять братьев-государей: Сун, Кан, Юнь, Чей и Дзя. Правление их было мудро, страна процветала, золото и серебро были дешевле речного песка... Но однажды братья-государи совершили великий грех. Они позавидовали одному святому отшельнику, жившему в горах Шицинь и обладавшему великим даром понимать язык любого зверя, любой птицы, любой малой букашки. Государям было мало власти над людьми, они пожелали, чтоб им служили еще и вольные звери! Братья стали пытать отшельника, чтобы тот открыл им заветные заклинания, с помощью которых станет понятен язык бессловесных тварей. Отшельник не выдержал пыток и сдался. С тех пор пятеро государей постигли язык зверей и поработили их – начиная с божественных тигров и кончая бабочками-однодневками. Отшельника же живьем замуровали в одной из глубоких горных пещер.
Прошел год, и пяти государям однажды приснился один и тот же сон: отшельник посылал им самое страшное проклятие за то, как они обошлись с ним. «Вы породили Страх, – сказал отшельник. – Страх и убьет вас. Страх разорвет на части ваше царство, как рвут старую тряпку. Помните это сами и другим передайте: когда попирается справедливость, приходит Страх». Сначала государи не придали значения вещему сновидению. Но вскоре в их жизнь действительно пришел Страх. Как-то звездной ночью государи решили покататься в золотой ладье по реке Цанхэ. Они любовались красотой ночи, и государь Сун сказал: «Как прекрасно звездное небо! Как прекрасны падающие звезды! » Остальные государи подняли лица к небу и увидели, что с неба действительно срывались звезды и падали, оставляя в небе страшные черные дыры, похожие на глазницы черепов. Сорок дней и сорок ночей звезды падали с неба на царство пяти государей, и небо стало похоже на решето, но не это было самым страшным. Оказалось, что разгневанные поведением государей боги посылали на землю из небесных дыр смертоносные ядовитые лучи, от которых болело и умирало все живое. А те, кто остался в живых, уж не выглядели так, как раньше: у кого выросла вторая голова, у кого – мерзкий горб или третья нога...
Однако государи не каялись и лишь смеялись над богами. И Страх продолжился. Из звезд, упавших на землю, вышли Небесные Дети, с ног до головы облаченные в серебряные кольчуги и с лицами, похожими на зеркала. Глаза Небесных Детей испускали пламя, потому они везде сеяли смерть и разрушение. Пятеро государей поначалу воевали против Небесных Детей, но силы были слишком неравны. Государи Дзя, Юнь и Чен погибли, а вместе с ними погибла часть царства: Северный Инлин полностью погрузился под воду, теперь на этом месте плещется Кровавое море, вода которого смертоносна, как яд болотной гадюки. Золотой Дайянь превратился в выжженную пустыню, а Облачный Маошан затерли ледники.
Прошли годы, в живых остались лишь государи Сун и Кан. Тела их были покрыты струпьями, гнили и разлагались, но государи не могли умереть, ибо таково было решение богов. В отчаянии Сун и Кан принялись умолять богов, чтобы те наказали их, но пощадили хотя бы остаток царства. Тогда Верховный Владыка Небосвода послал на землю четырех своих приближенных: Алого Феникса, Лазурного Дракона, Черную Черепаху и Белого Тигра. Их еще называют Сокровенными Воинами. Сокровенные Воины вступили в бой с Небесными Детьми и прогнали их обратно на небеса. Затем Феникс и Дракон с помощью шелковых нитей заштопали дыры в небе. На земле снова стала зарождаться жизнь. Но взамен Верховный Владыка потребовал, чтобы государи Сун и Кан принесли себя в жертву на горах Шицинь – лишь царской кровью можно было смыть позорное проклятие и помиловать землю. Государи с радостью принесли себя в жертву, а их потомки разделились на две страны: Яшмовую Империю и Жумань. А чтобы никто никогда не забыл о преступлении государей, повлекшем за собой погибель великого царства, и в Яшмовой Империи и в землях Жумань до сих пор чеканят монеты с дыркой посередине – в память о том, как падали с неба звезды, открывая дыры, через которые на землю изливалась смерть...
Все затаив дыхание слушали рассказ владыки Хошиди. Он замолчал, глядя в глаза принцессе Фэйянь. А затем продолжил:
– С тех пор минуло столько лет, что историю эту считают сказкой, вымыслом, которым впору пугать непослушных детей. Но монеты с дыркой чеканят до сих пор и в моей и в вашей стране, принцесса. Только это не поможет...
– Что вы хотите сказать, владыка Хошиди? – фэйянь старалась говорить так, чтобы ее голос не дрожал.
– Первый Страх вернулся, принцесса. Ибо в Яшмовой Империи совершено гнусное злодеяние, попрана справедливость и добродетель. И с неба начали падать звезды.
– С неба часто падают звезды! – воскликнула военачальница Тэнкай.
– Но они не оставляют в небе дыр, – сказал владыка Хошиди. – Под утро, после пира, я вышел взглянуть на небо. О, не думайте, что я был слишком уж пьян. Всякий хмель выветрился в тот миг из моей головы. Я увидел, как с неба сыплются сотни звезд, а само небо становится похожим на решето. Страх вернулся.
– Разве есть в том наша вина? – горестно воскликнула принцесса Фэйянь. – Не мы преступили закон! Отчего же боги насылают бедствие на всех без разбору! Владыка Хошиди, а может быть, древняя легенда лжет?! Может быть, те Небесные Дети посланы для того, чтобы покарать лишь злодеев и виновных?
– Об этом мне неведомо, принцесса, – склонил голову владыка Хошиди. – Скажу одно: шестнадцать лет я веду войну с проклятой Шэси и ее наемниками. И, как видишь, не добился успеха. Я даже не могу сказать тебе, дочери своего побратима, что отомстил за смерть твоего отца! Вчера ты появилась в нашем лагере, и все сочли это добрым знаком – династия Тэн не погибла! Отчего же небо роняет звезды, словно у него кончилось терпение и оно больше не может мириться с людскими грехами?
– Если бы я могла знать, – прошептала Фэйянь. Сейчас она ощущала себя как никогда беспомощной.
Стыд и горечь терзали ее сердце. О, если б можно было спасти страну от зла, просто принеся себя в жертву на горах Шицинь, как это сделали древние государи!..
– Владыка Хошиди! – снаружи раздался отчаянный крик. – Взгляните!
Предводитель, принцесса, военачальники бросились из шатра. Они увидели, воинов, растерянных, сгрудившихся у палаток, словно стадо овец, и указывающих на небо.
– Я был прав, – прошептал владыка Хошиди.
С утреннего неба срывались серебряно сверкающие звезды. Облака съеживались и открывали черные дыры в небосводе. При одном лишь взгляде на эти дыры становилось трудно дышать...
Слишком это грустно. Отложу-ка я кисть, а потом вернусь и напишу следующую главу. Может, она покажется вам повеселее, досточтимый читатель?..
Глава семнадцатая
ФЕЯ ИЗ ЧЕРНОЙ ДЫРЫ
– Так дальше не может продолжаться, – сказал Ян, устало спешиваясь. – Мы превратились в каких-то бродяг, дорогой брат!
«Погибнет всякая страна
От женщин, взяток и вина! » —
Сказал мудрец, на небо улетая.
Не станем спорить с мудрецом,
Запьем свою печаль винцом.
Пусть светит нам удача золотая!
От женщин – грех, но как без них,
Без стройных, пухленьких, смешных,
Суровых, страстных, яростных и кротких?
Коль мы не будем их корить,
Не перестанут нам дарить
Любовь свою пугливые красотки.
Я взятку дам, вина налью,
Любимой песенку спою —
И пусть страна погибнет, ей же хуже!
Чем скучным мудрецам внимать,
Уж лучше фей с небес снимать
И видеть океан в зловонной луже!
– Мне все равно, как ты на это смотришь. – Голос Лу был безучастен, как, впрочем, и его изможденное лицо. – Я не отступлю.
– Мы уже вторую луну подряд скитаемся по Империи! – В голосе Яна слышалась искренняя досада. – Сколько городов и городишек, селений и крепостей мы повидали – впору писать книгу! И везде на нас смотрят как на безумцев, когда мы спрашиваем, не видал ли кто молодого монаха в оранжевых одеждах и с бритой головой. Монаха, ликом скорей подобного девушке. Наши деньги и припасы подходят к концу, я уж забыл, когда последний раз мылся в настоящей банной бочке, когда полировал ногти! Я стал похож на старую обезьяну!
Лу усмехнулся и слез с лошади.
– Ты скорее похож на подгулявшую сваху, которая заблудилась и никак не может спьяну найти дорогу домой. Так же стонешь, плачешься на судьбу и ругаешь прохожих, то есть в данном случае меня. Послушай, Ян, я тебя не просил ехать вместе со мной. Да, признаюсь, я одержим желанием найти эту девушку. Но меня можно понять: я молод, кровь во мне кипит, я имею право на безрассудство. Ты же, братец, должен быть помудрее и посолиднее. Так что оставь меня, отправляйся домой, в уезд Хандун. А я продолжу поиски.
– Еще чего! – немедленно возмутился Ян. – Чтобы я бросил младшего брата на произвол судьбы! Поверь, к девушке я совершенно равнодушен, но твои безумства ранят мне сердце. Что сказали бы наши покойные родители, увидев нас в таком плачевном состоянии!
– Почему плачевном? – Лу сбросил с плеч дорожный плащ, расстелил его на пожухлой траве, уселся, с наслаждением вытянув ноги. Сказал, не глядя на брата: – Я счастлив...
– Что? – не поверил своим ушам Ян.
– Я счастлив, – повторил Лу громче и настойчивей. – С тех пор как я бросился в погоню за этим таинственным существом, я почувствовал, как сладка, трепетна и благословенна жизнь. Каждый день мы подвергаемся опасности, рискуем попасть в лапы разбойникам, наемникам Ардиса или просто оголодавшему зверью. Каждый день небо меняется надо мной, каждый миг надежды или отчаяния – словно строчка прекрасного стихотворения!
– Да ты поэт, братец, – насмешливо присвистнул Ян.
– Нет, мастерство стихосложения мне не подвластно, – покачал головой Лу. – Но чувства переполняют меня, кажется, будто я небожитель...
– Братец, а что, если наша милейшая тетушка ошиблась? И тот монах – на самом деле монах? И никакая не девица!
– Этого быть не может, – бледнея, сказал Лу. – А если даже и так, то... Видишь ли, брат... Мы еще и не приехали к тетке Паньлань, а я уже не мог оторвать глаз от этого монаха. Я смотрел на него (или все-таки на нее?) и понимал, что сердце мое забилось иначе. Что я до смерти влюблен в эти затуманенные печалью глаза, в прелестный подбородок и щеки с нежным румянцем, в тонкую шею и пальцы, похожие на трепетные побеги травы! Я проклинал себя за страсть, которая возникла у меня к этому, как тогда я думал, юноше, но ничего не мог с собой поделать. Я уже тогда решил, что или он будет принадлежать мне, или я сотворю что-нибудь... этакое. Свергну небо на землю, выпью целый океан!
– Угу. И загрызешь всех морских драконов! – Ян принялся бессовестно хохотать. – Разорви меня Владыка ада! Да когда ж ты успел это все заметить?! Щечки-пальчики-глазки?! Ух, братец, а я-то думал, что ты все еще невинен, как новорожденный младенец! Я что-то не заметил в этом монашке никакой прелести.
– Потому что ты смотрел на его кисть для каллиграфии, а я смотрел на его пальцы. Точнее, на ее. Она попала мне в глаза, как горячий уголек из очага. И прожгла мою душу насквозь. Посуди сам, разве я могу не искать ее? Не жаждать встречи с нею любой ценой? Ах, почему она сбежала?..
– Видимо, потому, что сама встречи не жаждет, – проницательно заметил Ян. – Братец, она все-таки была облачена в монашеские одежды. Может, она и впрямь связана обетом отречения от мира... Каково было ей услышать наши тогдашние вопли за дверью?! Мы были похожи на двух котов по весне...
Ян постелил свой плащ и уселся рядом с братом. Их кони лениво пощипывали траву, наслаждаясь отдыхом. Кругом стояла ненарушимая тишина. Заброшенное рисовое поле давно стало лугом, поросшим густой сорной травой, источавшей пряный, сладко-томительный аромат. В траве пересвистывались пеэепела, вспархивали к небу жаворонки... А само небо было на диво безоблачным, словно солнечные феи только что как следует протерли его и отмыли от серых туч и облаков. Ян отчего-то вздохнул и принялся развязывать дорожный мешок с их немудреными припасами. В полуразрушенном городе Дунпу, который они покинули три дня назад, им удалось разжиться лишь рисовыми лепешками, копченой рыбой (каждая размером с мизинец, разве раньше стали бы они есть такую мелкоту!), соевым сыром, черствыми пампушками с фасолью и кувшином довольно-таки паршивого вина. Причем трактирщик, снабдивший наших путешественников этой незавидной пищей, заломил весьма солидную цену. Ничего не поделаешь, таковы времена разрухи – плесневелый кусок хлеба становится дороже золота.
– Подкрепись, влюбленный страдалец, – с ласковой насмешкой сказал Ян младшему брату. – А то оголодаешь так, что ко времени встречи с твоей таинственной возлюбленной станешь похож на живого мертвеца. И тогда она от тебя на луну убежит – к лунному зайцу, что толчет в серебряной ступке порошок бессмертия...
Братья выпили вина и принялись за свою скромную трапезу. Лу жевал копченых рыбешек без особого удовольствия. Мысли его витали в неизвестной дали – возможно, там, где была сейчас прекрасная загадочная беглянка.
– Ян, скажи, – заговорил он неожиданно равнодушным голосом. – А ты отправился вместе со мной лишь потому, что тобой движет чувство братского единения?
– То есть?.. – Ян откусил от пампушки и скривился – все равно что есть бумагу! – Что ты хочешь знать, братец?
Лу сощурил и без того узкие глаза и уставился на брата:
– Ты сам не испытываешь никаких чувств по отношению к этому... к этой девушке? Никаких желаний?